Однажды под Курском

 

Однажды под Курском.. 1

1.Знакомство с Виктором.. 1

2.Первый бой с "Тигром". 5

3. Т-34 и "сорокапятки" против "Фердинандов", "Тигров" и "Пантер". 9

4. Фальсификация и принижение трудности Великой Победы.. 12

5.В Чебоксарской больнице. 14

6. Случай на Курской дуге. 16

7. Бомбёжка позиций батареи и её гибель. 19

8.В особом отделе дивизии. 21

9. Эпилог. 23

10. Историческая справка. 24

 

1.Знакомство с Виктором

 

После окончания университета я поехал по распределению в Горьковское отделение крупного проектного института -- "Теплоэлектропроект" (буквально через год он был переименован в "Атомтеплоэклектропроект"). Институт был специализированным и занимался проектированием исключительно атомных, тепловых и электрических станций (АТЭЦ и АЭС). В Горьком примерно месяц входил в курс дела. Затем поехал на площадку строящейся Ростовской АЭС, расположенной под Волгодонском.

Вместе с дипломом увёз из университета в качестве бесплатного обязательного приложения язвенную болезнь желудка. Конечно, не из-за плохого питания и сухомятки, как было принято считать в те годы. Уж лучшего питания, чем в столовых МГУ, нигде в общепите в продолжение всей своей последующей жизни, не видел! Вот плохие условия питания в полевых условиях, и та самая сухомятка уже действительно помогли развитию ранее вялотекущей болезни, и всё более частому её обострению. В такие периоды приходилось минимум на месяц ложиться в больницу на стационарное лечение. Впрочем, больше месяца в советские времена держать бы всё равно не стали, независимо от достигнутых результатов лечения и степени выздоровления больного.

В общем, месячный курс лечения в Волгодонской городской больнице ничего для моего излечения не дал. Да было бы и странно вылечить, или, по меньшей мере, подлечить подобное хроническое заболевание тем скудным набором лекарств, который представляла своим заболевшим гражданам бесплатная советская медицина. Основную ударную силу такого лечения почти от всех заболеваний составлял набор витаминов 4-5 наименований. Витамины, безусловно, занимают важное место в регулировании и нормализации обменных процессов в организме, но вылечить хронические заболевания в 90% случаев - не могли. Больные всеми правдами и неправдами, через знакомых, с переплатой "доставали" для своего реального лечения необходимые лекарства. Впрочем, в условиях тотального дефицита в бывшем СССР, продукты питания, товары и те же лекарства нельзя было купить в предприятиях торговли, магазинах и аптеках, их можно было только "достать".

Да, во всех квартирах было всё, что необходимо для жизни, и зачастую хорошего качества, люди были неплохо одеты, холодильники ломились от продуктов, но всё это нужно было "достать"! Многие десятилетия это была национальная забава, вторая профессия каждого советского человека -- "доставание" товаров.

Многочасовые, многодневные, и даже многонедельные стояния в очередях, с регулярными перекличками, написанными на руках синей пастой номерами и озлобленными возгласами: "Вас здесь не стояло", - решали лишь мизерную часть этой проблемы.

Я-то как раз "достал" к моменту лечения в стационаре через своего участкового терапевта одно из лекарств для лечения своего заболевания, но оно мне не помогало. А чтобы попробовать подлечиться другим препаратом, нужна была новая продолжительная эпопея по его "доставанию". Времени на это у меня не было. После месячного лечения отработал всего неделю, а сил у меня не оставалось совсем. Судорожно стал искать пути выхода из этого тупика, в который меня загнала наша "самая равноправная, самая справедливая в мире политическая система".

Случайно узнал о новом лечении методом гипербарической оксигенации. Иными словами, тебя помещают на пару часов в день в герметичную барокамеру, в которой создаётся давление до 4 атмосфер и через которую пропускается чистый кислород. Организм, в целом, и каждая из его клеток, в частности, под давлением насыщаются кислородом, что и способствует быстрому излечению человека от самых разнообразных заболеваний. Метод был красивым, логически обоснованным, и я решил опробовать его на себе. Благо муж моей бывшей одноклассницы Тамары, Анатолий заведовал таким центром в одной из больниц города Чебоксар, и сам пригласил меня на лечение.

В палате Чебоксарской больницы соседнюю койку занимал невысокий, среднего сложения мужчина. Он недавно вышел на пенсию. Выглядел Виктор (так он представился) моложе своих лет. Невыразительное круглое лицо, тихий голос и скромное поведение, делали его незаметным. А если учесть его ненавязчивость, то он был идеальным соседом для больных людей. Мы с ним быстро подружились и вели долгие неторопливые задушевные беседы о жизни теперешней и прошлой, о наших болезнях, о советской медицине, о возможном будущем страны. А, в общем, времени у нас было предостаточно, большим количеством забот мы не были обременены, так что могли себе позволить беседовать о чем угодно, и сколько угодно.

Мой скромный сосед неяркого, неброского внешнего вида, оказался участником войны. Он воевал почти всю войну с 1942 года в артиллерии, дослужился до командира артиллеристского дивизиона и демобилизовался в звании майора.

Сразу после окончания артиллеристского училища ему присвоили звание лейтенанта и назначили командиром взвода. У него было противотанковое орудие -- знаменитая "сорокапятка". Немецкие танковые клинья рвали нашу оборону то на одном, то на другом направлении. Командование Советской Армии не знало, где ждать следующего удара, и роль именно противотанковой "сорокапятки" в этот начальный, самый трагический для нашей страны период, невозможно переоценить. Я попросил Виктора рассказать о настоящей, а не книжной войне, поподробнее, и слушал его очень внимательно, не перебивая. Не дёргал его во время длительных пауз, давал собраться с мыслями. Хотя говорил он медленно, тихо, часто и надолго замолкал.

Тогда у меня в мыслях не было, что когда-нибудь буду писать, поэтому никаких записей - не делал. Но его история, рассказанная бесцветным шелестящим голосом с "окающим" волжским произношением, настолько потрясла меня, так сильно затронула душу, что врезалась в память в мельчайших подробностях.

Виктор рассказывал, что самым трудным было, как можно быстрее доставить батарею на конной тяге (обычно состоявшую до боя из четырёх орудий), в том числе и его орудие на танкоопасное направление. Чаще всего танковая атака уже шла во всю, и Виктору приходилось разворачивать орудие на прямую наводку под артиллеристским обстрелом, или бомбёжкой, или градом пуль из автоматов -- "шмайсеров", а иногда и под всеми видами обстрела сразу. Больше половина расчёта и лошади зачастую погибали ещё до дуэли с танками. Выкатывали орудие, чаще всего на прямую наводку на руках, силами оставшегося расчёта. Ни о каких: брустверах, маскировках, окопах не могло быть и речи. Более того, часто на боевую позицию удавалось поставить лишь одно исправное орудие. Разбитые или повреждённые пушки устанавливали лишь для устрашения противника, в качестве макетов. Они также выполняли важную роль -- дезинформировали вражеских наблюдателей, и отвлекали на себя неприятельский огонь наступавших танков и поддерживавшей их артиллерии от действующего орудия. Стоявшие на голых высотках, неприкрытые ничем и никем, орудия были хорошо видимой мишенью для немецких танков, и, теоретически, должны были быть сметены с лица земли первым же залпом. Но практически этого не происходило: скорострельная малокалиберная "сорокапятка" с довольно лёгкими и небольшими по объёму снарядами на прямой наводке творила чудеса. Из неё стреляли даже при разбитом прицеле. В этом случае наводили орудие на цель прямо через ствол! "Мы, артиллеристы, в плен не сдавались, нас ведь всё равно не брали. У нас было два пути: или грудь в крестах, или голова в кустах!", - с тихой усмешкой говорил Виктор.

 

2.Первый бой с "Тигром"

"Памятный был бой с только-только появившимся "Тигром". Вот это был танк! Мы расстреливали его из всех трёх орудий батареи. Стреляли хорошо, метко, часто попадали в него. А что толку?! Он даже не притормозил, шел вперёд, как будто нас и вовсе не было его пути. Видны были только синие искры, высекаемые из его брони нашими снарядами, попавшими в него под углом и рикошетом уходившими в сторону. Стра-а-а-шно! На войне перед боем всегда страшно. Не верь тем, кто рассказывает, что не боялся. Ну а в бою, бояться уже было некогда, надо было воевать, только иногда внутри становилось холодно. А тут в первый раз за войну мне стало страшно непосредственно во время боя. Как быть с этим "зверем", где у него уязвимые места, мы тогда не знали и судорожно искали их прямо во время боя. Только намного позже узнали, что уязвимых для противотанковой "сорокапятки" мест в корпусе "Тигра" не было. Мы могли только разуть его -- перебить гусеницы или повредить катки.

На каждый наш залп эта "зверюга" отвечала прицельным выстрелом из своего 78- миллиметрового зенитного орудия по одной из наших позиций. Стрелял немец тоже метко, и скоро против него воевала только одно "сорокапятка". Два других орудия, искорёженные до неузнаваемости, валялись на своих боевых позициях, усеяв своими обломками занимаемую высоту. Там же лежали раскиданные в разные стороны взрывами снарядов "Тигра", мёртвые тела уничтоженных расчётов.

После одного из неточных выстрелов нашего орудия, случайный снаряд попал бронированному чудовищу в гусеницу и перебил её. Двигаясь по инерции дальше вперёд "Тигр" полностью "разулся" на одну сторону, оставив лежащую на земле гусеницу в нескольких метрах позади себя.

Он несколько раз провернулся вокруг своей оси на оставшейся гусенице, потом он сначала взревел, выпустив из решеток моторного отделения клубы сизого дыма, затем с минуту выжидательно поработал на холостых оборотах, и, наконец, его низкое, могучее, грязное рычание полностью затихло.

Железный "монстр" остановился боком к нам, метрах в 200 от моего орудия. В воздухе стояла звенящая тишина. Мы ликовали: всё-таки удалось остановить этого непонятного, непробиваемого танка, как будто с другой планеты прибывшего неведомого существа. Однако наша радость была преждевременной. Башня чудовища, не спеша, стала поворачиваться. Вместе с ней в нашу сторону двинулся и орудийный ствол, пока не уставился своим чёрным пустым, несущим смерть, зрачком прямо на нас. В пронзительной тишине гулко ухнул взрыв его снаряда на нашей позиции. Затем -- второй и третий. "Монстр" методично "обработал" всю боевую позицию нашего орудия, даже после того, как оно навечно замолчало. Потом "Тигр", видимо для надёжности, ещё раз обстрелял позиции ещё раньше замолчавших "сорокапяток" и над полем боя, наконец, повисла тишина. Для большинства солдат и офицеров нашей батареи, поистине мёртвая тишина. На мне не было ни царапины. Я был потрясен до глубины души мощью нового немецкого сверхтанка, исходом боя целой батареи противотанковых орудий с одним единственным "Тигром". Я обессилено сидел в неглубокой, полузасыпанной взрывами "Монстра" траншее и растерянно соображал, как же нам дальше воевать с этими бронированными чудищами? Только на первый взгляд неповоротливые и медлительные тяжёлые танки, на деле оказались достаточно быстрыми и совершенно неуязвимыми для нашей противотанковой артиллерии.

С этими невесёлыми мыслями мы и провели в своей обвалившейся траншее следующую ночь. Когда стемнело со стороны подбитого "Тигра" стали доноситься приглушенные расстоянием, но всё равно звонкие в ночной тишине удары металла о металл. Оставшиеся в живых артиллеристы стёртой с лица земли батареи, лишившиеся большей части личного состава, всех орудий и лошадей, гадали о результатах боя с "Тигром". Обсуждали два вопроса, во-первых: повредили они огнём своих орудий только гусеницу, или всё-таки и моторную часть этой суперсовременной горы металла? И, во-вторых: что сделают ночью немцы, утащат подбитого "монстра" с передовой к себе в тыл, или попытаются отремонтировать его прямо на поле боя? Если будут ремонтировать на месте, то смогут ли хотя бы "обуть" своё чудовище к рассвету? Вопросов было много, но ответы на них мы могли узнать только утром.

Всю ночь над передовой и наши, и немцы пускали осветительные ракеты. Некоторые из них повисали над оставленным "чудищем". Но никакого движения там замечено не было. Скорее всего, фашисты, ремонтировавшие танк, просто замирали, прижимались к земле на это время. А то, что у "Тигра" пытались хоть что-то отремонтировать, судя по доносившемуся лязгу металла, ни у кого из артиллеристов не вызывало сомнения. Рассвета ожидали со страхом, в каком состоянии будет поверженный "Колосс"? А может быть, ему на подмогу пригнали ещё одного или даже двух таких же гигантов-собратьев?

Разрешить сомнения, снять все вопросы мог только рассвет. И вот он забрезжил, но "Тигр" молча стоял на том самом месте, на котором его оставила вчера наша артиллерия. Виктор со своими товарищами стали успокаиваться. И только с первыми лучами летнего солнца, когда стало совсем светло и наступил день, подраненная вчера, бронированная "зверюга" издала низкий тигриный рык. Один, второй, затем отдельные рыки слились в угрожающий рёв, и железная машина снова неторопливо поползла к позициям поверженной батареи. Артиллеристы застыли на месте: оправдались их самые пессимистические предположения. Угловатый огромный танк с белыми мальтийскими крестами, закрашенными внутри чёрным цветом на бортах, медленно приближался к позиции Виктора, откуда вчера стреляло последнее, оставшееся целым орудие батареи. "Тигр" шёл против солнца, поэтому был хорошо освещён. При дальнейшем приближении стали видны царапины и небольшие вмятины на бронированных плитах лобовой и боковой защиты танка.

Это всё, что смогла сделать с ним наша противотанковая батарея. Искорёженные, повреждённые траки разорванной гусеницы ночью заменили, гусеницу одели на катки и заклепали, и вот "Тигр", как ни в чём не бывало, едет "утюжить" наши позиции. На батарее стояла мёртвая тишина. Никто из оставшихся солдат и офицеров даже и не попытался что-нибудь сделать для остановки "монстра". Всё, что в человеческих силах было сделать, было уже применено вчера. Может быть, командир "Тигра" решил, что наши позиции безлюдны, а может быть, у него были свои причины, и перед ним стояли другие задачи, но "утюжить" траншеи батареи он не стал. Лениво переполз через них, и двинулся дальше, вглубь нашей обороны.

Показались серые мундиры пехотинцев. Вот тут-то молчаливая батарея ожила. Командир батареи принял единственное правильное в сложившейся ситуации решение. Он приказал пропустить "Тигр" (или, если бы к фашистам прибыло подкрепление -- "Тигры") и отсечь от него пехоту, чтобы не допустить немецкого прорыва на своём участке обороны. Все, кто мог держать в руках оружие, открыли огонь и отбили атаку фашистской пехоты.

3. Т-34 и "сорокапятки" против "Фердинандов", "Тигров" и "Пантер"

Фронтовики, имевшие дело с новинками третьего рейха, поняли, что если срочно не улучшить нашу технику, то ни о какой победе не может быть и речи. Ведь под эти танки даже со связками гранат бросаться было бессмысленно. Это могло лишь остановить их передвижение на какие-нибудь час-два, не более того.

Несмотря на все трудности, наша противотанковая артиллерия, - преимущественно безотказная "сорокапятка", зарекомендовала себя надёжным средством защиты от немецких танков, выпускалась нашей оборонной промышленностью в большом количестве и успешно применялась на всех танкоопасных направлениях.

В 1943 году танковые клинья вермахта, раз за разом увязали в глубокоэшелонированной обороне советских войск, и решающую роль в срыве наступательных операций Германии на восточном фронте и утере ею стратегической инициативы, сыграла именно легендарная "сорокапятка". Танковые клинья Гудериана и Гота, легко прорывавшие советскую оборону в 1941 году и создававшие "котёл" окружения за "котлом", в - 1943 уже не могли этого сделать.

Немецкая противотанковая пушка 37-ого калибра уступала нашей по всем показателям, в том числе: по дальности прицельной стрельбы, скорострельности и надёжности.

Наш самый массовый танк Т-34, также превосходил немецкие Т-III и Т-IV, и по броне, и по скорости, и по орудийной оснастке и по маневренности. Наши конструкторы на время успокоились - "почили на лаврах" и жестоко за это поплатились. То есть, поплатились-то за эти недоработки, конечно, наши солдаты, самым древним, простым и примитивным способом -- дополнительными сотнями тысяч и миллионами своих жизней.

В 1943 году на вооружении вермахта появились новые танки: средний -- "Пантера", тяжелый супертанк - "Тигр" и самоходка -- САУ (самоходная артиллеристская установка) -- "Фердинанд". Эти танки настолько же превосходили наши, в том числе и легендарный серийный Т-34, насколько в начале войны Т-III и Т-IV превосходили наш БТ-7, больше похожий на броневик (немецкий крупнокалиберный пулемёт, стреляя в лобовую броню, пробивал его насквозь!).

"Сорокапятка" не могла пробить на этих танках и САУ не только лобовую, но и боковую броню. Единственное, что она могла сделать им, это повредить или перебить гусеницу. За ночь гусеницу ремонтировали, и, достигнутый ценой множества уничтоженных советских орудий и погибших артиллеристов, результат сводился к нулю! Эти новые немецкие танки и САУ, оснащённые мощными зенитными орудиями 78 и 88 калибра, пробивали лобовую броню танка Т-34 с расстояния более одного километра, а "Фердинанд" - и с - полутора-двух. В то же время наш Т-34 мог пробить их - лобовую -- только с расстояния в 100 м. Появились инструкции командования и политработников о том, как нужно подкрадываться к новым "монстрам" и в упор расстреливать их. Рекомендации танкисты тщательно изучали, пускались на все мыслимые и немыслимые хитрости, но это лишь в малой степени меняло общую картину противостояния. Только тяжелые танки КВ и ИС-2 могли на равных сражаться с новинками третьего рейха, но их было очень мало, и каждый из них распределял по фронтам лично Сталин.

Основные танки СССР Т-34 и противотанковые 45 - миллиметровые орудия безнадежно проиграли дуэль вновь созданному немецкому "зверинцу". Горели наши танки и уничтожались орудия сотнями и тысячами! Наши танкисты и артиллеристы сражались, как всегда героически, но мало что могли сделать. Они тысячами горели в танках, гибли в артиллеристских дуэлях и уже начали отчаиваться.

"Бесноватый фюрер" объявил о коренном изменении, переломе в ходе войны. И под его словами была серьёзная основа. Это не было безответственной болтовнёй и пропагандистским трюком, как расписывала (да иногда и сейчас расписывает) наша пропаганда.

Гремели победные сводки со всех фронтов, железный голос Левитана ежедневно сообщал об освобождённых городах и районах нашей страны, а в это самое время советская армия стояла на грани военной катастрофы.

4. Фальсификация и принижение трудности Великой Победы

Слушая обо всём этом от живых участников тех, самых кровавых в истории нашей страны и всего человечества лет, меня глубоко возмущает до сих пор проскальзывающие рассказы о лёгких победах наших удалых бойцов над глупыми фашистами. Чего стоит один сериал советских времён "Четыре танкиста и собака", иронически называемый в народе "Три поляка, грузин и собака". В нем на протяжении бесчисленного количества серий рассказывается о том, как интернациональный экипаж танка Т-34, с надписью "Рыжий" методически уничтожал танки, самоходки, другую технику и живую силу вермахта. Становилось непонятной роль всей остальной советской армии в прошедшей войне. Сейчас всё чаще стали появляться этакие боевички о лёгких прогулках наших бравых парней по дорогам войны: и на передовой и во вражеских тылах. Даже в бывших противоборствующих странах недоумевают по поводу их появления. Я же считаю подобные произведения прямым оскорблением памяти десятков миллионов погибших людей.

Самая трудоспособная и активная часть мужского населения СССР легла на кровавых полях войны от Москвы до Берлина. Вспоминаются тупые самодовольные лица "истинных арийцев" из нашумевшего фильма "Обыкновенный фашизм". Гротескно показаны образы "глуповатого великого дуче" - Муссолини, "бесноватого фюрера" - Гитлера, "недалёкого вруна" -- министра пропаганды фашистской Германии -- Йозефа Геббельса. Галерея придурков и умалишенных вождей, управлявших самодовольными, тупоголовыми фашистами. Вот это сборище демагогов и недоумков и поставило на колени всю Европу! Это чудовищная ложь, оскорбляющая не только немцев (в ме¢ньшей степени), и русских (в бо¢льшей степени) но и все народы, населяющие страны, захваченные в той войне фашистами! Нет, нет, и ещё раз нет!

Армии фашистов (преимущественно, конечно, Германии) были прекрасно подготовлены и физически, и морально, и идеологически. Конечно, идеология их была, мягко говоря, ошибочна, а по-простому -- античеловечна. Но мысль о том, что они являлись "богоизбранным народом", превосходившим все остальные, и потому имевшим право на всё, в том числе и на убийства -- сильно действовала на их сознание, укрепляла дух и боеспособность. На пряжках ремней солдат вермахта была выгравирована надпись: "Got mit uns", - "С нами бог". Их основной лозунг был разновидностью самого циничного лозунга всех времен и народов нашей планеты: "Цель оправдывает средства!".

Кстати, многочисленные высказывания о "богоизбранном народе" постоянно находятся на слуху и в наши дни. Они все время откуда-то доносятся. Если мне не изменяет память -- из Израиля.

Не могу не сказать пару фраз и об этих истеричных воплях. Самое модное слово современности -- "Холокост" - отвратительная игра на жизнях погибших людей еврейской национальности. Так давайте назовём каким-нибудь громким словом и гибель более чем двадцати миллионов советских людей, или разобьём их по национальностям: русские, белорусы, украинцы, татары и так далее и приведём цифры и процентное содержание погибших по каждой из них. Уверяю вас, что цифры получатся ничуть не меньше, чем для "Холокоста".

Германская армия была экипирована и вооружена по последнему слову техники. На небывалой высоте находилась и немецкая наука. Позволю себе напомнить, что именно немецкие ученые, вывезенные после войны в США, завершили создание атомной бомбы, создали первый реактивный самолёт и даже новый летательный аппарат, резко отличавшийся от всех существовавших тогда -- "летающую тарелку".

Рассказываю обо всё этом для того, чтобы ясней были видны масштаб и величие подвига и сила духа советских людей, победивших такую сверхдержаву и заплативших за эту победу немыслимую, небывалую в истории человечества цену. Эта война принесла смерть и горе практически в каждую советскую семью. Создается впечатление, что новоявленные создатели бестселлеров, боевичков о войне, забыли об этом. А может быть они не из СССР родом, тогда всё становится на свои места. Но мы-то родом отсюда, из России, и не позволим им принижать значение и трудность этой победы, ценность жизней наших отцов и дедов, погибших в той войне.

5.В Чебоксарской больнице

Рассказ Виктора задел меня за живое. Его повествование еле слышным голосом, скромным, какая-то даже виноватая улыбка щербатым ртом, совершенно не вязалась с образом былинного богатыря, которым он начал вырастать передо мной. Мы с ним лежали на соседних койках в палате на восемь человек, остальные шестеро были молодыми ребятами. Двое из ни "косили" от армии, остальные лежали, кто с чем, в основном с гастритом. У Виктора были проблемы с почками, и он часто бегал в туалет. Наша молодежь недовольно морщила нос: "Ну и запах у нас в палате". Виктор сразу весь съёживался и говорил мне своим "окающим" говором: "Мне так перед всеми неудобно-о-о! Я и лёг в больницу, чтобы вылечиться от этого!". Я успокаивал его: "Да брось ты, на то и больница, чтобы лечить больных людей!".

Очередное такое высказывание услышал от "косившего" высокого белолицего ухоженного парня. Кровь тут же ударила в голову: "Ни хрена страшного! Понюхаешь, не сдохнешь! А если не нравится, то мотай отсюда! А ещё лучше, пойди-ка ты в армию. Виктор вот всю войну прошел. Частенько бывал на волосок от гибели, чтобы ты вообще на свет появился, да ещё в свободной, никем не захваченной стране. А ты, не только не хочешь послужить Родине в мирное время, но ещё и нос от него воротишь! Запах в палате ему, видите ли, не по душе!".

Павел (так звали парня) злобно сверкнул в мою сторону глазами, но промолчал. Видимо всё-таки была у него совесть, а крыть ему было нечем. И, правда, о запахе в палате больше никто не говорил. Во время рассказов Виктора, все бросали свои дела и придвигались поближе. Ещё бы герой-артиллерист, "бог войны" сообщал о таких поворотах в войне, о которых никто из нас и не догадывался.

У меня неожиданно открылась особенность психики с хитрым научным названием -- "клаустрофобия" - боязнь закрытого пространства. Непонятно только, была она с рождения или открылась позже. Как только закрылся поясной замок на барокамере, в которой находился, и оказался в герметично закрытом пространстве, стал задыхаться прямо в чистом кислороде. Пульс подскочил до 120 ударов в минуту, и меня стала охватывать паника. Постучал в стекло барокамеры и попросил открыть её. Сам не понял, что произошло, но обозлился на себя, свой страх, сделал несколько глубоких вдохов и снова молча нырнул в барокамеру. Полтора часа лежал в герметично закрытом сооружении, больше похожем на гроб, в чистом кислороде, который постоянно пропускался через барокамеру под давлением более двух атмосфер. Сейчас уже точно уже не помню, сколько именно. И всё это время задыхался, пульс оставался неизменным - 120, ко мне всё так же периодически подкатывал необъяснимый страх, который с трудом удавалось держать в узде. Надеялся, что со временем привыкну, и буду переносить лучше, но научился только обуздывать свой страх. Все остальные реакции остались.

Мой знакомый заведующий этим отделением, Анатолий, работая с барокамерой, неоднократно имел дело с подобным явлением, и подробно рассказал мне о нём. Он предложил до завтрашнего дня подумать, надо ли мне преодолевать эти муки десять раз подряд, или лучше совсем отказаться от такого способа лечения.

Сразу после школы я поступал в Ставропольское лётное училище на штурмовики СУ ("сушки") и не прошел туда по здоровью (это была отдельная долгая история с "самоволкой" и здесь приводить её не буду). Мне стало любопытно: была ли у меня уже тогда эта "фобия", и что бы делал, если бы узнал про неё в процессе учёбы?

Вернувшись в палату в растерянных чувствах, поведал эту историю и сложившуюся ситуацию Виктору. Спросил его совета, как лучше поступить? Мой майор сказал: "Поступай, конечно, как знаешь. Но я с фронта привык перебарывать свои страхи, да на войне иначе было и нельзя. А потом, в обычной жизни, мне это сильно помогало. Так что на твоем месте, пересилил бы страх, и прошел все десять процедур. Хуже всё равно не будет: не вылечишься, так хоть характер закалишь!". Его совет стал решающим для меня, и я "отлежал" все десять процедур по полтора часа. Чувствовать себя стал значительно лучше, по крайней мере, проработал без обращения в больницу больше года. Вдобавок почувствовал гордость за переборотый страх, стал увереннее в жизни.

Как-то спросил Виктора: "Ну а когда тебе было страшнее всего на войне?". Он ответил не задумываясь: "В битве на Курской дуге!". Я загорелся: "Расскажи!". Приготовился слушать героическое повествование-боевик о массовых дуэлях артиллерии с танками с обеих сторон, но Виктор поведал мне совершенно неожиданную историю.

6. Случай на Курской дуге

После гибели батареи противотанковых 45- миллиметровых орудий, часть, в которой служил Виктор, отвели в тыл на переформирование. Ему присвоили звание старшего лейтенанта, наградили орденом Красной Звезды и назначили заместителем командира батареи, вместо прежнего, убитого в последнем бою с "Тигром".

Батарее выдали вместо четырёх "сорокапяток" на гужевой тяге, два новых современных 85-миллимитровый орудия на автомобильной тяге. По поражающей мощи, дальности и выходной скорости снаряда, они могли на равных воевать с 78-миллимитровой "Тигриной" зенитной пушкой. Ни Виктор, ни Николай, так звали капитана-командира батареи, в бою эти орудия не видели, и им, молодым парням, понюхавшим пороха, нетерпелось на равных сразиться с могучими новыми чудами техники вермахта, отомстить за бессмысленную гибель многих и многих своих товарищей.

Первое боевое крещение вновь сформированная батарея должна была принять как раз в широко известной сейчас битве на Курской дуге. Тогда наши солдаты считали эти бои обычными, такими же как десятки и сотни других, происходивших на различных участках более чем тысячекилометрового фронта.

Батарею Виктора и Николая расположили на небольшой высотке на предполагаемом танкоопасном направлении, в первом эшелоне обороны нашей армии. Вообще, под Курском, рассказывал Виктор, наша оборона была глубоко эшелонированной. Уж не знаю, сколько там было эшелонов, и как один отделялся от другого, но на протяжении 20-30 км, при движении к месту своей дислокации, мы везде видели отрытые и рывшиеся траншеи, уже оборудованные и оборудуемые позиции для орудий, закопанные в землю танки. Это было очень интересное зрелище: из земли торчала лишь часть башни с орудием, остальная часть танка находилась в земле. Подбить такой танк было почти невозможно, но он был прочно привязан к одному месту, и его можно было просто обойти. Бесконечной лентой шла пехота, кое-где: в перелесках, кустах, виднелись маскируемые танки. Стало понятно, что намечается нешуточное сражение.

Нашу батарею придали одной из пехотных дивизий. Мы получили распоряжение командира дивизии, хорошенько замаскировать батарею, и без приказа ни в коем случае не открывать огонь, чтобы не демаскировать её. Артиллеристы оборудовали позицию по всем правилам фортификации. Отрыли траншеи в полный рост, тщательно замаскировали орудия и грузовики под неровности рельефа и дополнили маскировку большим количеством веток. Получилось вполне сносно. Во всяком случае, даже постоянно круживший над передовой немецкий двухфюзеляжный самолёт-разведчик "Хейнкель-111", - называемый среди солдат "рамой", в течение нескольких дней перед битвой не смог "засечь" их.

И вот наступило долгожданное утро перед битвой. Наша артиллерия начала беспримерную в истории войн превентивную артподготовку. Это был тот самый, тщательно спланированный высшим командованием, упреждающий удар Советской Армии за час до вражеского наступления. Батарея Виктора не принимала в ней участия. Он рассказывал: "По всему горизонту перед нашими оборонительными позициями всё обозримое пространство было затянуто чёрным дымом. Почти везде горела сама земля. Это поработали наши установки с реактивными снарядами на скромных незаметных грузовиках -- легендарные "Катюши". Их обстрел был самым эффективным и эффектным.

Мы ждали обещанного немецкого наступления, а его всё не было. И вдруг заметили, что слева, примерно в ста метрах от нас неуклюже ползут два "Тигра". Они двигались скрытно, медленно, переваливаясь на неровностях земли и слегка покачивая стволами своих грозных орудий. Бросались в глаза огромные белые мальтийские кресты на бортах этих тяжелых танков. У нас уже был печальный опыт встреч с этими "зверями", и мы оба затаили на них великую злобу. А тут они подставили нам борта на очень близком расстоянии. Нам страшно хотелось сжечь их, расстрелять в упор, отомстить за наших товарищей, погибших в последнем бою с "Тигром". Это был также отличный случай опробовать в бою доверенные нам новые пушки.

Мы коротко посовещались и решили, что на таком расстоянии подобьём их с одного залпа. Кроме этих двух танков вокруг никого из немцев не было, так что этого никто не увидит, и батарея останется замаскированной в засаде, ожидать приказа к отражению танковой атаки. Нам легко было договориться друг с другом. В течение пары минут мы повернули наши мощные 85-миллиметровые пушки влево, и дали залп по пытавшимся хитро проползти вглубь нашей обороны новинкам Германии.

Одному "Тигру" снаряд попал под башню. Удар был такой страшной силы, что башню просто оторвало от танка и откинуло на несколько метров в сторону. Второй "непобедимый монстр" получил снаряд, пробивший его борт. Сначала он задымил, затем по броне поползли синеватые язычки пламени, и, наконец, он вспыхнул, как факел, выпуская к небу череду чёрных клубов дыма. Горели подбитые немецкие танки хорошо, лучше, чем наши, потому что работали на бензине, а наши -- на солярке.

Мы знали, что держим в руках мощное оружие, но что до такой степени -- и предположить не могли! Оба молча, неподвижно, затаив дыхание, как удивлённые чем-то необычным дети, как зачарованные смотрели на ошеломившие нас результаты одного единственного залпа наших новых пушек. Никак не могли оторвать взгляд от этого радостного зрелища, наконец-то поверженных "непобедимых бронированных драконов" из детских сказок. Ну а мы были, конечно, былинными богатырями - Добрынями Никитичами! Мы просто упивались этим зрелищем, злорадствовали, ликовали, любовались им. Нас охватило опьяняющее чувство лёгкой победы над суперсовременными сверхтяжелыми, объявленными немцами непобедимыми и неподбиваемыми, хвалёными "Тиграми"!

 

7. Бомбёжка позиций батареи и её гибель

Находясь в состоянии эйфории, мы даже не подумали, что клубы дыма от горящего "Тигра" обязательно заметят немцы и начнут искать источник их поражения. Буквально через пять минут после залпа в небе над подбитыми "Тиграми" и нами закружилась "рама". Через нескольких минут она улетела за линию фронта на свой аэродром. Ещё через десять минут показалась стайка "Юнкерсов-87", называемых нашими военными "лаптёжниками" из-за неубиравшихся, даже на время полёта шасси.

Стая хищных "лаптёжников" летела прямо на нас. Приблизившись к нам, бомбардировщики перестроились в одну цепочку: каждый последующий летел в хвосте предыдущего. Они совершили "круг почёта" над нами, перестраиваясь уже в круг и образовав карусель над нами. Только теперь мы поняли, что совершили ошибку и недоучли клубов чёрного дыма от подбитого "Тигра" (танк с оторванной башней даже не загорелся), поднявшихся на такую большую высоту, что не заметить их было невозможно. "Раме" оставалось только поискать поблизости источник гибели своих элитных любимцев, и она быстро нашла его. Что будет дальше, мы знали. Нам не раз доводилось видеть эту смертельную карусель "лаптёжников". Мы молча смотрели со своего командного пункта на последний акт трагедии, на зловещий ритуал приготовления воздушных палачей к казни нашей батареи.

Дюжина стервятников закончила присматриваться к нашим позициям. И вот первый "Юнкерс" с душераздирающим воем спикировал на наши позиции. За ним вошел в пике второй, третий.двенадцатый и снова -- первый! Вой "лаптёжников потонул в слившихся воедино звуках разрывов бомб. На месте позиций батареи поднялась сплошная стена из дыма, земли, веток и обломков и кусков всего неживого и живого, что находилось на это месте. Наш КП находился немного в стороне от позиций батареи. Видимо поэтому ни одна из сброшенных "лаптёжниками" бомб на него не упала. Бомбометание "Юнкерсов" из пикирования было прицельным и довольно точным. Находившийся чуть в стороне командный пункт, они, вероятно, просто не заметили.

Сколько продолжалась эта смертоносная вакханалия: пять минут, - десять, - пятнадцать, - не знаю. Я окаменел от внезапно обрушившихся на меня чувств: отчаяния, горечи, вины, безысходности и потерял счёт времени. Меня превратила в соляной столб невозможность вернуть содеянное, что-то исправить, по крайней мере, предпринимать хоть какие-то действия. Нам оставалась роль пассивных наблюдателей, бессильно наблюдавших бесславную гибель доверенной нам и демаскированной по нашей вине батареи. Мы прекрасно понимали степень необходимости наших пушек в предстоящем отражении танковых ударов фашистов, которые будут пытаться любой ценой прорвать нашу оборону. Догадывались, что нашей противотанковой артиллерии и танкам вот-вот придётся туго, и наши орудия были бы совершенно не лишними. Но они уничтожаются на наших глазах, и мы бессильны предотвратить это, а значит, никакой помощи от нас оборона не получит.

"Юнкерсы" деловито закончили свою работу, и даже не взглянув на её результаты, равно гудя, той же зловещей вереницей потянулись на свой аэродром. Мы с Николаем внимательно смотрели на них, так, будто это было совершенно необходимо, и от этого многое зависело. Вот они вытянулись в ровную ниточку, затем сбились в стайку, и, наконец, совсем исчезли из нашего поля зрения.

Все также молча, мы вышли из землянки КП, и подошли к батарее. Искорёженные пушки с оторванными колёсами, искорёженными щитами, лафетами и стволами валялись в десятках метров от мест их установления. В траншеях и рядом с ними были разбросаны дымившиеся, измазанные землёй и кровью бесформенные куски человеческих тел. Только иногда в них можно было узнать фрагменты руки, ноги или головы. На батарее не осталось ни одного живого или раненного артиллериста. Это было дымившееся, перепаханное глубокими воронками кладбище. С трудом можно было различить места прошлых траншей, после бомбёжки засыпанных землёй. Определить места установки орудий вообще было невозможно, мы просто знали, где они должны были стоять. Как умалишённые, с каменными лицами и отсутствующими взглядами, неизвестно, сколько времени бродили по перепаханным позициям нашей бывшей, в мгновенье ока полностью уничтоженной, батареи.

8.В особом отделе дивизии

Потом, не прячась от пуль, не пригибаясь, побрели в расположение своей дивизии. Вокруг нас бегали солдаты, проезжали танки. Иногда рядом посвистывали пули, невдалеке рвались снаряды. Над нами на бреющем полёте пролетали наши и вражеские самолёты -- начиналась великая битва на Курской дуге. На нас всё это уже не касалось, наша битва была закончена. Мы оба были убиты ещё там, на обезображенной воронками позиции нашей погибшей батареи.

Мы доложили командиру дивизии о гибели батареи. Он закричал: "А тогда вы-то, почему живы!". Он был в ярости и тут же отправил нас в особый отдел. В ожидании решения своей участи мы стали свидетелями одной сцены, которую я не смог забыть до наших дней.

В прифронтовое расположение дивизии, которой была придана танковая часть, вернулись из боя с "Фердинандами" три танка Т-34. Из одного из них выпрыгнул низенький майор, командир танкового батальона, и начал в бессильной ярости двумя сжатыми кулаками бить по боковой броне своего танка. При этом он кричал: "Двенадцать танков в одном бою! Они расстреливали нас прямо через лобовую броню, как слепых котят! А мои асы не смогли сжечь ни одного даже с двухсот метров, даже расстреливая их в боковую броню! Наши пушки просто не берут их броню! И на этих консервных банках с такими пушечками нам с ними воевать?!!!"

Вокруг майора быстро собрались люди. Выяснилось, что его танковый батальон, в количестве 15 танков Т-34, пошел в атаку и встретился с четырьмя или пятью "Фердинандами". Те хладнокровно с дальней дистанции расстреляли двенадцать наших танков. Наши снаряды на таком расстоянии не смогли взять их броню, снаряды просто отскакивали от них.

Тут же подошел в новеньком, "с иголочки" обмундировании особист, майор НКВД и начал металлическим голосом чеканить: "Прекрати истерику майор! Ты просто трус! Сбежал из боя, бросив доверенный тебе батальон на произвол судьбы! Немедленно возвращайся на поле боя и спасай батальон, пока я не расстрелял тебя прямо здесь! А после боя поговорим обо всём!".

Майор мутными, непонимающими глазами посмотрел на особиста, пытаясь осмыслить услышанное. Наконец, понял, чего от него хотят, как кошка бесшумно утонул в люке танка и все три Т-34, развернувшись, уехали в сторону передовой. Все три танка также были сожжены "Фердинандами", а майор, к счастью для него самого, погиб в этом бою.

Наконец дошла очередь и до нас. Тот же самый майор НКВД с непроницаемым лицом выслушал нашу историю. Как сквозь стекло посмотрел через нас. Особист был немногословен. Он произнёс только два слова: "Трусы! Расстрелять!".

Затем стал смотреть наши анкеты. Когда мы были уже у порога, он неожиданно окликнул меня: "Старший лейтенант, так ты из Чебоксар?"

- Да, товарищ майор.

- Значит земляк.

Немного помолчал.

- Так как же ты оказался трусом, бросил батарею прямо перед началом битвы, когда каждый человек, не то, что орудие на счету?!

- Никак нет, товарищ майор, я не бросал батарею. Мы сожгли два "Тигра", потом нас обнаружила "рама" и разбомбили "Юнкерсы".

- А не врёшь?

- Поедемте, посмотрим.

- Некогда мне тут с тобой возиться. Ну да ладно, земляк всё-таки, поехали.

Мы прибыли на позицию батареи и я показал ему подбитых "Тигров" и начал рассказывать, как и что произошло. Он только махнул рукой: "Помолчи!". Ужасающее зрелище, открывшееся ему, рассказало всё без моих комментариев.

- Почему нарушил приказ о маскировке?

- Виноват, товарищ майор, "Тигров" хотел сжечь, совсем рядом шли, открытые борта подставили. Насолили они мне очень, много наших солдат убили. Думал, что немцы всё равно не заметят. Вокруг-то никого не было.

Майор немного помолчал, затем коротко произнёс: "В штрафбат! Кровью искупишь свою вину!".

Тогда я испытал некоторое облегчение от слов особиста, но не очень сильное. Мне было, в общем-то, всё равно. Меня лишили офицерского звания, всех наград и оставили воевать на этом же участке фронта.

В штрафбате повезло: в первом же бою получил лёгкое ранение, даже в госпиталь не отправили. Подлечился в местном медсанбате и вернулся в свою прежнюю часть. Опытных боевых офицеров - артиллеристов, как всегда, не хватало, и меня восстановили в звании, назначили командиром батареи из четырёх 85-миллиметровых пушек. Вот только прошлые награды не вернули. Ну да до конца войны наполучал полную грудь - новых.

Закончил войну в Праге, в должности командира дивизиона 85 - миллиметровых пушек, в звании майора. Сразу после войны демобилизовался, вернулся к себе в Чебоксары, и вот жив до сих пор".

 

9. Эпилог

Он смотрел на меня своими голубыми глазами с извиняющейся, виноватой полуулыбкой. Вдруг губы его задрожали, глаза налились слезами. Он взял себя в руки, дрожь губ прекратилась, но слёзы в глазах остались. Он, вдруг, глядя мне в глаза, нарочито спокойным голосом, немного отрывисто произнес: "А Николая в тот день расстреляли! Он-то не встретил своего земляка!".

Я не мог больше слушать этого настоящего, не книжного героя, не мог смотреть на него. Мне было стыдно перед ним за свою Родину, по крайней мере, за бесчеловечное, наплевательское отношение отцов-командиров, даже к лучшим из своих подчинённых. Я уж не говорю про наши карательные органы, которые всегда были "на высоте", чего стоят одни только заградительные отряды времён начала войны. Я резко повернулся и один пошёл в курилку. Хорошо ещё, что мой майор не курил, у меня хоть было время прийти в себя.

Через нескольких дней Виктора выписали из больницы, и больше никогда с ним не встречался. Но его рассказ, его образ, как заноза засел в моей душе и сердце. Решил поделиться ею со своими согражданами.

Может быть, прочитав эту исповедь фронтовика, у некоторых людей с короткой памятью уменьшится желание изображать Великую Победу народов СССР лёгкой прогулкой наших ловких, сильных, бравых парней, среди тупоголовых трусов и недоумков.

 

 

10. Историческая справка

В ходе битвы на Курской дуге в июле и августе 1943 года СССР безвозвратно потерял - более 2000 , Германия -- 1500 танков и самоходных артиллерийских установок. Из них -- 39 "Фердинандов", подавляющая часть которых была повреждена на минных полях (они, в свою очередь, уничтожили минимум 250 советских танков), и 73 "Тигра", по-большей части уничтоженных в бою под Прохоровкой. Командование вермахта ошибочно бросило туда, в ближний бой 144 "Тигра". В тех условиях вдесятеро большая дальность поражения орудий "Тигров" оказалась бессмысленной и невостребованной, чем и определились лишь чуть бо¢льшие потери СССР в танках.

В ходе первых десяти дней боёв с 5 по 14 июля фашисты безвозвратно потеряли 88 танков на северном направлении дуги, из них: 4 "Тигра" и 19 "Фердинандов". На южном направлении -- 190 танков, из них: 6 "Тигров" и 44 "Пантеры". Итого за эти дни было безвозвратно уничтожено на всех направлениях всего десять "Тигров", из них два уничтожили Николай с Виктором! Их просто необходимо было расстрелять! Ну, сами посудите, разве можно так выделяться из общих рядов советских офицеров!

Общее за войну соотношение безвозвратных потерь наших танков и САУ к - немецким составило как 2,96 к 1. Вот вам и подвиги "Рыжего" Т-34!

"Фердинанды" прорвали все линии нашей, глубоко эшелонированной обороны с первой же атаки. Воспользоваться этим прорывом фашисты не смогли, так как от них была отсечёна пехота, а затем передние САУ попали на минное поле.