Проголосуйте за это произведение |
Рассказы
05.VIII.2008
Произошло это историческое
событие во времена, когда над Советским Союзом нависали кустистые брови
Генерального Секретаря, а жизнь была стабильна, хоть и непродолжительна. Также протекала она и под блеском роговых очков
Следующего,
тоже недолгого... Подобно гигантским мониторам настороженные окуляры Нового
пытались пронзить толщу напластований российского бытия, но из этой затеи,
как
и из всех прочих, тоже ничего не вышло.
Словом, жизнь появлялась и
исчезала как оно всегда и было, а руководители жизни приходили и уходили у
кого
как получалось. Кто, выйдя из народа в рабочей кепке, отходил в каракулевой
папахе, кто с маршальским жезлом в последнем "ранце", а кто, "став
всем"
и при этом оставаясь никем, - тихо доходил на пенсионном полустанке. И если
жизнь
простого люда тяжко волочилась по буграм и колдобинам, то Первые тучно
проплывали
над российскими пространствами, которые мягко смыкались за ними и всё
оставалось, как прежде... Народ трудился где только мог и как только мог
старался не перетруждать себя. Вооружённые силы вооружали страну новейшей и
прочей техникой, в то время и не подозревая даже, что близятся времена,
когда
её - технику - будет указано распиливать на металлолом. И преданный народ
распиливал. Ругал правительство на кухне, в длинных очередях и где придётся
за бутылкой,
но пилил. Давняя мечта мирового пролетариата "перековать мечи на орала"
сбылась в отдельно взятой стране, а именно - в СССР и только в нём. Именно в
этой "кузнице" опалилась, а потом и вовсе сгорела империя. Символом
перековки стали мирные кастрюли, миски и сковородки, штампуемые в известных
(а
может и неизвестных) количествах. Благо, чугуна и стали наварили столько,
что
одними только сковородками можно было в три слоя покрыть и земную твердь и
дно
океанов.
Ну да бог с ними, с
Секретарями и сковородками. Вернёмся к событию,
тем
более, что в те незабвенные времена меня обуревали мысли и заботы иного
рода.
Стервозной
осенью
призванный в армию, я оказался в Балтийском флоте и скоро осел на
"ковчеге",
коим была Школа Младшего Авиационного Специалиста (ШМАС). Расположенная
неподалеку
от Финского залива в древнем городе Выборг, Школа сырела в балтийских
туманах, лишь
чуть просыхая к моменту окончания курса в начале мая. Моё пребывание в ней -
как мне думалось безукоризненное - местному начальству таковым не
представлялось.
Дабы
приблизить меня
к общевойсковому стандарту "отцы" наши из самых лучших, конечно же,
побуждений то и дело лепили мне наряды вне очереди. Скромная будка КПП с
воротами
и красной звездой стала для меня символом ограждения от остального мира. И чего
только
не пришлось мне предпринимать, чтобы вырваться за железные прутья - даже
чемпионат части по боксу выиграл в "полутяже", после чего настроился на
участие в следующем этапе турнира. Победа давала мне право в составе команды
выехать на первенство округа в Кронштадт.
Надеялся и
ждал,
надеялся и верил... И, как оказалось, совершенно напрасно.
Когда наступил
вожделённый день отъезда, я понял, что и на этот раз не выгорит, ибо пробудился по
протяжно-бодрому
крику сержанта в положенное по уставу время, а не ранним утром по дружескому
шлепку кого-нибудь из будущих чемпионов. Причины, наверное, были те же... -
предательская
несовместимость с циркулярами и, конечно же, "неуставное мышление". Во
всяком случае по известным и не известным мне причинам меня решили никуда не выпускать. Моё огорчение однако прошло, как
только я увидел вернувшихся "счастливчиков" из других, причём более
лёгких весовых
категорий. Боксёры даже издали выглядели весьма живописно. Перебитые носы и
разбитые брови живо свидетельствовали о несчастливом соперничестве, а свежие
синяки
высвечивали детали этих несчастий. Понуро пожав мне руку, один из участников
боёв "за Кронштадт" сообщил, что мой "победитель" из команды
соперников
после первого боя следующего круга с мастером явил собой ещё более плачевное
зрелище...
Вспомнив, применительно к этому случаю особенно верное изречение: всё, что
ни
делается, делается к лучшему - я подумал, что жизнь и в самом деле
преподносит не
одни только скверные сюрпризы.
Итак, всё
вернулось на круги своя и продолжилось в них же. В увольнения меня не
пускали, а
командировки, как я понял, мне тем более не светили.
Между тем
серый
воздух становился всё прозрачнее, а небо синее.
Солнце, поначалу блистая на сухом снегу, заструилось на плачущем. Рядышная
гранитная
гора потемнела. Весенняя влага выявила в ней, а прозрачные дожди омыли
сокрытые
прежде узоры. Повсеместные ручейки особенно живо и весело бормотали в
дневное
время, скрашивая гнетущую тишину ночных дежурств. Чёрная шинель не особенно
предохраняла меня от сырого ветра, но делать нечего - от устава, как и от
КПП,
далеко не отойдёшь. Но вот что радовало: звёзды, мерцая драгоценным пологом,
манили своей далью и загадочностью. Их свечение не зависело ни от ветра, ни
от
сырости и я часами вслух читал им стихотворения любимых мною поэтов
Лермонтова,
Пушкина и Есенина. Когда же уставал от крылатых образов, то вспоминал
наиболее
интересные фрагменты сыгранных мною партий в шахматы, а однажды попытался даже
сыграть
с таким же как и я "штрафником" вслепую (в этой единственной и в самом деле
"слепой"
партии я выиграл было коня и пешку, но вскоре начал сбиваться, путаться и,
перестав ориентироваться в позиции, сдал игру).
Итак, времени
для
поэзии, "игры в шахматы" и размышлений о свободе у меня было
предостаточно.
Недоставало только самой свободы. Всё, что мне оставалось - это, подобно
лермонтовскому Мцыри, - изыскивать пути к ней. В попытках осознать
необходимость, я вздымал глаза к небу и видел только ту его часть, которая
просматривалась
с территории "учебки". Между тем близилось время окончания курса и мне
становилось
ясно: без нарушения Устава нашего "монастыря" мне из него не вырваться!
Как-то,
в очередной раз меряя шагами ширину ворот, я окончательно созрел для того,
чтобы выйти за пределы "этого" мира, дабы посетить "тот". Словно
желая
вдохновить меня на подвиги, солнце окончательно растопило остатки снега,
тёмными ручейками подсказывая мне ходы из заточения.
Решение пришло
внезапно. Не меняя морскую робу (ХБ) на парадную (.3), в которой приличный
люд
ходил в увольнения, а я одевал лишь в нарядах, в один из дразнящих солнцем
дней
я раздобыл небольшую доску и перемахнул через забор осточертевшего мне
"монастыря".
Как я уже упомянул, он находился в старинном городке и его средневековые
достоинства находились где-то рядом. Особенно хотелось узреть замок,
заложенный
шведским королём Торкелем Кнутсоном в 1293 году. Разыскав крепость с
подвесным
- на цепях - деревянным мостом, я был поражён её живописными башнями.
Испещрённые
шрамами веков, вмятинами от ядер и баталий поздних времён, крепость истинно
являла
собой героическое и величественное зрелище!
Насладившись
видом древних стен, я, неспешно прохаживаясь по старым улочкам и любуясь
окрестностями, - неожиданно вышел к величавому зданию, построенному отнюдь
не во
времена шведского короля. Явно не принадлежа к романскому стилю и вряд ли претендуя на "выборгский
Луксор",* оно всё же
было не лишено достоинств.
Опознав
строгий
"сталинский стиль" сооружения с мощными колоннами и широким порталом, я
какое-то время находился под впечатлением его внушительной соразмерности.
Между
тем правильность и державная беспощадность сооружения лишь подчёркивали
надуманность
моего пребывания рядом с ним.... Это открытие внесло некоторую разнообразие
в
моё радужное настроение... Пока я предавался размышлениям на эту тему,
оглядываясь
по сторонам и стараясь упредить возможную опасность, отворились тяжёлые,
покрытые резьбой "министерские" двери. Не успел их тяжёлый хлоп растаять
в ступенном
пространстве, как на узкую площадку вышла группа офицеров высшего командного
состава с какими-то папками в руках. Одетые в чёрные морские кители,
украшенные
серебряными знаками отличия, тускло-золотыми нитями кокард на фуражках и
шитыми
звёздами на погонах, они "колонным" рядом и едва ли не в ногу спускались
по
отлогой лестнице. Бежать было поздно... Проскочить незаметно тоже нельзя
было. Находясь
пока ещё наверху, строгая шеренга адмиралов и контр-адмиралов шла прямо на
меня...
Мир сжался для меня до узкого пространства между мною и ими. В висках
лихорадочно
застучало, в ушах зазвенело... Откуда-то возникли звуки бравурных маршей,
которые перебили трагические мотивы "героических" симфоний Бетховена...
Охваченный
минорной "темой" я не мог точно определить звания офицеров, но успел
заметить,
что "трёхзвёздных" капитанов первого ранга там точно не было! Шли они
молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Лица воителей
впечатляли надсуетной
надменностью, суровостью и непроницаемой сосредоточенностью, а фигуры статью
и
выправкой.
Нужно было
немедленно что-то предпринять... Сделав несколько шагов в сторону, я
переправил
доску в левую руку и, вытянувшись в струну, - лихо отдал честь адмиралам.
Шеренга в верхней своей части дрогнула и почти одновременно вскинула руки к
виску, для чего некоторым из них, как и мне, пришлось переложить поклажу в
левую руку. Это лишь чуть нарушило ритм взметнувшихся рук и в своей заданной
симметрии выглядело поистине великолепно! При всём этом успел я заметить,
что
мой рост за сто восемьдесят ничуть не высился над бравыми офицерами.
Прошагав
мимо, "чёрная стать" наверное не без юмора отреагировала на
произошедшее,
ибо кто-то из адмиралов с улыбкой оглянулся на меня. Заворожённый
произошедшим,
я - тогда ещё безусый юнец - провожал их глазами и не сходил с места.
Какое-то
время проторчав истуканом, я решил дислоцироваться с опасного для
самовольщиков
пятачка и, с каждым шагом ускоряя движение, не оглядываясь пошёл прочь. И не
напрасно. Если бы из двери вышли чины помельче - и чем мельче, тем для
рядового
хуже - не миновать мне беды. Впоследствии это подтверждалось неоднократно.
Чем
меньше звёзд и мельче они были на потёртых погонах хмурых офицеров, тем
дотошнее и свирепее они казались. Быть может, за исключением юных
лейтенантов. В
первые годы службы они, наверное, носят ещё в своём ранце "маршальский
жезл",
а потому большая их часть относится к рядовым "по-генеральски". Однако
по
прошествии лет "жезл", как правило, куда-то теряется, ибо им лоб в лоб
приходится
сталкиваться с реалиями, которые в глазах "потерпевших" олицетворял
собой в
том числе и рядовой состав. Увы.
В другой уже
войсковой
части и в другом городе, куда я был сослан за жёсткий отпор "дедам",
меня с
приятелем-осетином как-то остановил начальник местной гауптвахты - капитан,
по запоминающейся
кличке "Бздынь". Придравшись к звёздам на бескозырке - величина их,
видите
ли, была больше уставной! - он снял нас с увольнения, объявив пять суток
ареста.
Как нам скоро пришлось убедиться - это имело свой, по-армейски здравый
смысл.
Осетин был здоровым парнем - борцом, я тоже не был слабаком. Арестованные
"за
неуважение к уставу", мы тут же были приобщены к делу. "Дел" было много,
ибо глазам
открылся квартал, с одной стороны которого словно выкорчеванные руками
Гигантов
валялись корни спиленных деревьев. По приказу "сверху" их нужно было...
всего-то
расщепить на дрова. В этих целях нам была выдана кувалда и... зубило с
мизинец
толщиной и мы, уподобившись герою греческих мифов, - едва ли голыми
руками принялись
разрывать полусырые, ехидно поскрипывавшие корни. Впрочем, это уже другая
история, которая, надо сказать, закончилась для меня, как в сказке.
Дня через
три к
капитану подошёл полковник и принялся его за что-то сурово отчитывать.
"Бздынь"
вытянулся в струну (хоть и защемлённые корнями, но это мы разглядели), а после "отчёта" дёрнувшись честью,
тотчас
выпустил меня на свободу - в казарму, то есть. Визит полковника объяснялся
просто. В то время я - единственный из матросов - играл в квалификационном
"офицерском"
турнире по шахматам и без моей "робы" нельзя было обойтись, не нарушив
квалификацию турнира. Отряхнувшись от опилок, я грустно распрощался с
приятелем,
но весело отдал честь капитану. Не отреагировав на приветствие, он смотрел
на
меня прищурив глаза.
Припомнив первую историю,
кто-то
спросит, а доска-то зачем понадобилась мне?
А затем, отвечаю, что
увидя в
городе матроса облачённого в ХБ а не в парадную форму, да ещё с
"рабочей"
доской в руке - кому могло прийти в голову, что он в самоволке?! Правильно,
никому. Это потом только я прикинул, что, попадись патруль, - не сносить мне
головы.
Ибо начальники патрулей, находясь как раз в "опасном" звании, на своём
веку
всяких хитрецов видывали. Так что слава богу, я их тогда не
видел!
___
* Египетский
храм в
Луксоре, посвящённый богу Амону. Выстроен в 15 в. до н. э. зодчим
Аменхотепом
Младшим.
Проголосуйте за это произведение |
|