Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум Первая десятка "Русского переплета" Темы дня:

Мир собирается объявить бесполётную зону в нашей Vselennoy! | Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад? | Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?

Роман с продолжением
10 августа 2009 года

Часть I романа "СОЛНЦЕ ВДОЛЬ ПРОСПЕКТА"

"Мой лейтенант..."

I

...Никогда я не верила Шекспиру, будто Дездемона Отелло "за муки полюбила, а он её - за состраданье к ним..." Как-то мало у них того - за чтó любят... Что это за любовь такая, как это срослось у них? При чем тут муки и сострадание? Ведь Отелло, если не вру, генералом был, значит - за геройство полюбила, за характер. И ей нравилась, конечно, его ревность... А то - "за муки"!.. За муки жалеют - и не больше того.

В деревне у тети Катерины, правда, бабы говорили "жалею", когда надо было сказать "люблю". Но это - местное, там надо их всех пожалеть.

Митя - он другой...

А в первую встречу я так и не поняла ничего, даже палки его не заметила. Да и во вторую - тоже не сразу... Оно понятно: брат Игорька - ну и пусть!.. Мне то что! Мне ещё с Игорьком было не разобраться. Чем больше узнавала в Игоре затормозившего на своём петербуржестве мента, тем больше считала их, обоих братцев, одинаковыми.

А он не такой. Или мне кажется?.. Или я снова поспешила? Это было бы ужасно. Бедная моя мама. Как она переживает...

А я скажу ей: мам, ты разве жалела когда-нибудь, что папа - простой шофер?.. - и что ты не пошла за кого-то другого? Вспомни: один - высоко взлетел, а теперь сидит; другой разбогател, а теперь - гниёт... Ты другого мужа не хотела - и мне другого папку не надо... Вот и я теперь...

Боже, что я такое говорю!.. И почему я все уже решила?

Нет, надо успокоиться и не торопиться... Ну куда я тороплюсь? Это же смех один, если б знали люди!..

Мама то же самое скажет: не торопись, подумай, свет клином, поди, не сошелся... А свет сошелся хуже чем клином, если на то пошло, он, этот свет, с ума сошел. Брат Костик уже "нахлебался семейного счастья", думает о конце света, читает странные книги в Интернете и знает все новости - больше, чем их есть на самом деле. А новости - почти все плохие. Других не делают.

У мамы теперь одно на уме: "еще один развод в семье - я не переживу!.." А Костя говорит: да сколько той жизни осталось? - война на носу!... С ним общаться-то страшно - вот и правильно, что остался один. С братьями об этом не говорит, а меня за что выбрал, за что такая честь и доверие, не знаю... Кого люблю - того до смерти запугаю... Хотя, попробуй-ка он об этом у себя с учителями - быстро в психушку сдадут!..

У Мити тоже все странно: при живой матери круглый сирота. Она где-то в Москве за богатым кинорежиссером. Вышла за него, когда еще Митя был в полном порядке. А обратно уже хода нет. Там девочка у режиссера от предыдущего брака. Вот и получается, что Митя с Игорем - тут в Питере, а у матери, в кишащей Москве - чужая девочка удочеренная и муж, весь из себя...

Митя очень мало рассказывает. Но когда он говорит о чем-то для него интересном, то проговаривается: если ищет подходящий пример для подтверждения своей мысли, тут он что-то из собственной жизни и выдаст, кого-то вспомнит, что-то расскажет.

Наверно, я на Митю обратила внимание сначала еще не сознательно... А сознательно задумалась, уже когда к себе ехала - после знакомства с той грымзой, что приперлась, когда мы с Митей чай пили.

"Покажи, где твой ожог!", - сказал Митя. Откуда ему было знать, что это не ожог, а просто грымза меня ущипнула. Когда она меня так удивила, я сначала дернулась, но потом сделала вид, будто ничего не случилось... чтобы Мите скандал не разбирать. Но, если вспомнить её лицо, то ничего неожиданного в этом щипке и не было...

Митя живет в своих мыслях... Может, например, неожиданный вопрос задать: "Как правильно: беспокоиться о нем - или за него?" Я говорю: и так, и так. А он мне: "Ты тоже телевизора наслушалась!" Хотя я телевизор не очень-то и смотрю. Объяснил, что волноваться за - это по-польски, по-украински, это нам в Россию занесли из Польши и Одессы... Кто?.. А он смеется: "поляки", говорит, и "украинцы"...

Нет, я все-таки не знаю сама, почему я с Митей подружилась. Сначала из-за Игоря, потом от скуки - или, может быть, хотела когда-нибудь потом брать у него уроки английского... но постепенно нашла в общении какой-то интерес. Только какой интерес, не могу хорошо объяснить... Ведь не влюбилась же сразу!

Красавчик Игорь - тот сначала обратил на меня внимание, а потом как будто испугался, что я охотница за пропиской и жилплощадью... До меня это не сразу дошло. Если бы я сразу догадалась, я бы и Мите не попадалась на глаза во время прогулок, я бы от стыда сгорела. А когда мне Игорь стал понятен, я уже не могла просто так перестать общаться с Митей, я уже стала для него... вроде вредной привычки, что ли. Ха-ха... В Питере у меня никого не было, кроме шапочных знакомых в универе да семьи казаков, у которых остановилась.

Игоря я вообще не расспрашивала о его семье, а когда поняла про его подозрения на мой счет - мне стало вовсе неприятно с ним видеться. А с Митей было просто и легко, как будто мы давно друг друга знали... правда, друг о друге ничего не зная. Я поняла, что Игорь ничего обо мне ему не рассказывал, - это меня обрадовало даже. Лучше знать из первоисточника, так брат Костя говорит.

Ничего не знала и про их родителей, это мне уже Митя рассказал. (А странно: Митя вообще-то молчаливый, а Игорь сыплет прибаутками, но все интересное я узнаю от Мити.)

Про кинорежиссера в Москве мы ничего не знаем, - только то, что первая жена его разбилась на машине и оставила маленькую дочку, теперь Митина мама - той девочке как мать.

"На то он и режиссер", - говорит Митя, хотя толком и не понять, что он имеет в виду.

Я Мите сказала, что в нашей семье тоже было ЧП: Костя развелся и обратно к родителям пришел.

Митя кивнул, но расспрашивать не стал. Я сама ему рассказала, что Костя был влюблен как чокнутый, потом был счастлив как чокнутый, а потом сказал маме, что у него чокнутая жена. Хотела быть у него императрицей, стирать и готовить не хотела, а ведь сама окончила кулинарный техникум; если когда и становилась у плиты, то обязательно приговаривала: "Хорошо устроился, да? Домработницу нашел, да?" А когда Костя стал директором школы, что тут началось! Во-первых, она ему нехорошо завидовала: "Ага, на моих костях в начальство вылез!.." От безделья пыталась учителями командовать, а дома бесилась, что те ее не слушают. Костя стал болеть, чего раньше никогда не бывало. А развелись они, когда Костя узнал, что его жена тайно сделала уже второй аборт.

И опять Митя ничего не сказал, только побледнел. А я себя спрашиваю: зачем ему рассказала? Конечно, на первых порах я ему рассказывала просто за отсутствием Игоря. Но узнать, что он думает о том или этом, тоже было интересно. Он становился мне все интереснее, Игорю не чета.

Но разве сейчас он для меня не просто брат Игоря? Хотя сам Игорь постепенно становится почти человеком с улицы, просто милиционером.

Наверно, я про Костю Мите рассказала, чтобы он не сильно горевал, если останется неженатым... Хотя, положим, ученые мымры к нему пристают! Может - даже замужние!.. Вот та тетка, что меня ущипнула... Черт с ней!

Митя... Короче, я сама не знаю... Боюсь, что стану занимать в его жизни слишком большое место, - и не слишком ли это для меня?

Митя ушел с той работы - корректором в сумасшедшем издательстве - и рассылает резюме по вакансиям преподавателя английского языка. Но чем больше он знакомится со всякими работодателями, тем меньше ему хочется на такую работу.

-Почему? - спросила я.

А он привел два примера... В "международной школе" Герценовского университета дал четвероклашкам открытый урок литературы. Ему сказали, что позвонят, но не позвонили.

- Начнем с того, что я был неприятно поражен их завучем, - говорит Митя. - Она сразу стала сыпать своим ужасным беглым английским - и я понял, зачем: чтоб ошеломить и не дать прислушаться к ее произношению... "Бёрсдэй" вместо birthday - и тому подобное. Притом женщина не скрывала, что она по образованию химик, а не филолог.

Я удивилась.

- Я тоже было удивился. Но в этом ничего странного. Она дала понять, что ей нечего скрывать и нечего опасаться: за свое место она спокойна. Она там не случайный человек: если учителю обещают девятьсот долларов в месяц, то сколько может получать завуч - мадам Таргопольская? Теперь представь, чтó за ученики...

И он рассказал, что это дети "новых русских", прожившие с родителями заграницей сколько-то лет, с английской речью все у них в порядке, только с грамотностью не очень.

Я спросила, чем же он не подошел... А там у них было чтение и обсуждение "Бременских музыкантов". И Мите сделали замечание, что было мало игры и слишком много учительского "дискурса". Детей надо было завести, чтобы задействовать их творческий потенциал, и т.д.

Честно говоря, мне трудно было представить Митю как затейника среди малышей. Хотя я сужу со своей колокольни. Может, проблема не в нем, а в тех тетках, что сидели на уроке. Даже не в детях.

В другой частной школе, но уже для взрослых, с модным названием "Мастер-класс", Митю заставили разыграть урок перед условными слушателями, роль которых исполняли девица-менеджер и девица-методист. Менеджер сидела за компьютером с мышкой в руке, уставясь в экран. Потом ему сказали, что он строил урок как лекцию в университете, а не как интерактивный процесс. Не говоря уже о том, что учащиеся должны говорить не менее восьмидесяти процентов всего урока.

- Ага! - подхватила я. - Кряхтеть, мычать и сопеть... Мы это знаем!

Если Митя и оценил мою поддержку, то вида не подал.

- Если честно, - говорит Митя, - результат моего теста таким и должен был быть. Ведь я, по правде говоря, давно разлюбил английский - это во-первых. А во-вторых, я по натуре импровизатор. Мне настоящая аудитория нужна, тогда я могу чему-то научить - и людям будет интересно.

Мне осталось только верить ему на слово.

- Понимаешь, Юля, - говорит он, - когда самозванные методисты и менеджеры начинают меня тестировать, я уже знаю, что ничего хорошего не выйдет. У меня только тогда все получалось, когда брали меня без проверки, - то ли заболевшего преподавателя заменить, то ли по рекомендации моих вузовских преподавателей... И тогда я попадал в обойму - меня уже отпускать не хотели.

- А зачем было уходить?

- До сих пор, Юленька, заработок не был моей главной жизненной задачей...

Он умолкает, и я думаю, считать ли эту паузу многозначительной. И что в его словах содержит главную весть: "до сих пор" - или "не было главным"...

Он согласен давать мне уроки, если бы я попросила. Но куда мне торопиться? У меня и так английский будет в универе, а к Мите я, так и так, буду за консультациями обращаться.

Он страшный буквоед, слишком тонко чувствует язык и мучается из-за этого. С ним рядом полагалось бы дрожать над каждым словом и заикаться от страха, а я все равно не боюсь (мне с ним детей не крестить), мне просто жалко человека. Он и телевизор потому не включает, что там ужасный язык, - хотя компьютер с Интернетом еще больше достают: там все ошибки на виду.

Но Митя уж очень требователен к языку, даже придирчив, просто патологически. По телику говорят: "Оппозиция опасается за слабую явку электората" - и тут на Митю лучше не смотреть. Но тут, положим, корявый стиль сразу и мне понятен. А он даже зубную пасту взять в руки без критики не может. Вот, например, спрашивается, что тут неправильно: "Здоровые зубы для всей семьи"? Я молчу как рыба... и смотрю как рыба. А он требует: "Ты подумай!" Я сказала, что вроде все правильно. "А что бы ты заменила?" Я думала-думала, честно, и говорю: вот слово "для" мне почему-то не нравится... Он схватил мою руку и к своим губам прижал!.. Отпустил - "Умница!" кричит. Снова губами мне в ладонь - и опять "умница"! Да, говорит, ты права, совсем другое дело - если сказать "у всей семьи", а тот, прежний, вариант - это глупо.

И я тогда сообразила: у них получается - в тюбике "зубы для семьи", а не паста, от которой у семьи - здоровые зубы. Тогда-то я и сделала вывод, что при нем надо следить за своим языком. Ну парень! Точно не подарок!

Но это и неплохо, в конце концов. Можно у него чему-то научиться и помимо английского - притом незаметно для себя. Я ведь не куда-нибудь - в университет культуры пошла.

Если бы он был физически в полном порядке, я бы решила, что он полный зануда, а так - я просто права не имею так его называть, ведь он... ведь ему приходится больше думать, чем обыкновенным людям. Я ничего особенного не имею в виду, кроме того, что ему делать больше нечего. Не в футбол же ему играть, в конце концов.

Он так и не нашел подходящей работы, чтоб преподавать, и тут ему какой-то старичок-писатель подсказал, что есть место в Доме детского творчества...

Митя сходил туда - приходит и смеется: им был нужен человек по работе с юными прозаиками, чтобы методические бумажки писать. Какие бумажки? - говорю. "Да о том, как лучше работать!" Это анекдот? "Нет,- говорит, - не анекдот. Я с этим, пока ехал домой, уже разобрался..."

В общем, дело было в том, что дому детского творчества требовался человек, который бы занимался с юными дарованиями - в прозе... У них там это направление было не обеспечено, хотя дети постоянно приходили со своими произведениями. Целая "Планета поэтов" там действует, а прозаиков воспитывать некому. Поэтому и взяли Дмитрия, да еще и методистом обозвали.

А он такой человек, что на этом не успокоился - целую диссертацию передо мной развил о методизме как явлении глобальном.

Вот что он говорит. Когда большевики создавали Красную Армию, то приставили к военным командирам своих надзирателей-методистов. Только назвали их комиссарами. К советам депутатов тоже приставили методистов, в звании инструкторов райкома. А в образовании - методистов оставили методистами. Митя считает, что это очень важный принцип всех глобалистов, от большевиков до сегодняшних валютных трейдеров- спекулянтов: при каждом деле должны быть методисты, чтобы следить за процессом. А выше методистов уже другие морочат окружающим голову - фининспекция, санинспекция, ГИБДД, миграционная служба, регистрационная, лицензионная, кадастровая, тестовая... И смеется, глядя на меня. Тогда я поняла, что он шутит. А может, и нет. Они, методисты, говорит, совсем не обязаны заниматься делом. Их обязанность - чужие дела комментировать по телевизору.

Что же тогда выходит, говорю, они только видимость создают? "А это мы посмотрим", отвечает Митя. "Меня уже записали в Аничков дворец на курсы повышения, называются - "Введение в профессию методиста". Если что интересное увижу, скрывать не стану."

Да ладно, говорю. Работа есть - и ладно.

А все-таки интересно... Он хоть и умный парень, но как он будет методички составлять для педагогов, которые на своей работе зубы съели? Или это просто видимость работы, отписки для "галочки"? А реально заниматься он будет подростковой прозой?

Как-то непонятно.

Мне кажется, что Митя меня любит... А я до сих пор не пойму, как я к нему отношусь.

С одной стороны, я восхищаюсь им, а с другой - возмущаюсь. Конечно, он настоящий мужчина, видел жизнь в разных видах, а я девчонка со школьной скамьи. Он относится ко мне почти как старший брат... Может, это братская любовь? Мы ни разу не поцеловались, то есть, я хочу сказать, он даже не пытался меня поцеловать - только в знак восхищения однажды целовал мне руку, и еще - мою "травму" возле локтя... Еще, бывает, он проявляет свою нежность - тем, что коротко возьмет и стиснет мои плечи... Будто обжегся - и руки отнял.

Митя уже познакомился со своими воспитанниками в Доме творчества - сокращенно ДДТ, как группа Шевчука. Я увидела его в приподнятом настроении. Конечно, ДДТ совсем не похож на тот сумасшедший дом. Митя будет в Аничков дворец ходить пару дней в неделю, "с отрывом от производства".

Он шутит: "Методисты - это секта такая в Америке." Я как бы понимаю его тревогу, но в жизни много чего приходится терпеть. Моя мама это часто говорит. Даст Бог, эта секта его не зацепит.

Тихой сапой, незаметно, постепенно, а ведь уже нагрузил меня Митя своими проблемами. А я его - еще нет. Или их нет у меня? Наверно, Митя и есть моя проблема.

Ну, Юлька, ты попала...

Митя уже постоянно ходит в ДДТ, и я только рада этому... а то в последнее время стало меня у Мити слишком много. А если что лишнее - то уже перебор. Все лишнее всегда чревато. Хотя не знаю, правильно ли называть это лишним - то есть ненужным. Нет, это нужно, но меру надо знать.

Теперь я больше уделю внимания учебе, а Митя пускай вживается в образ методиста. И только раз в неделю будем ходить в музей или... нет, не в театр - там нечего смотреть, а в парки, пока еще листва не облетела. Мите зеленое дерево приятнее любого актера, а уж звездяного - тем более, так он сам говорит. А ведь я-то сама на режиссерском учусь, только заниматься буду я не постмодерном, а народным творчеством. Поэтому он меня прощает и даже на меня надеется, что я культуру буду защищать...

У нас на курсе каждый десятый - парень, и это нормально, а вот в Морскую академию, я слыхала, девчонок набрали немеряно - я в этом ничего хорошего не вижу. Как будто они плавать пойдут на кораблях - как бы не так! Вон даже какая-то телеведущая похваляется дипломом Морской академии - и что? Просто фикция.

Но среди наших парней на курсе я тоже никого не вижу, кто всерьез бы думал о будущей профессии. Наверно, все они заранее знают, кто и куда их устроит, на какую должность, ведь почти все они местные. Я думала, что все они шибко умные, эрудированные, а они просто умники, выпендрежники или просто богатенькие Буратино. По большому счету, они Мите в подметки не годятся. Самый способный, кого я встретила, - и тот оказался бардиком, бормочущим под гитару.

Он же еще и теннисист, и даже в гольф заграницей играл.

- Слушай, Артем, - говорю ему, - ты можешь объяснить, что такое "большой шлем"?

Он смотрит на меня как умник на новые ворота.

- Большой шлем, детка, это большой такой шлем, понимаешь?

- Понимаю. Такой безразмерный!.. Чтоб любому подошел, кто чемпион.

- Ну да!

- Похоже на анекдот про Горбачева, что земляки его рассказывают. "Михал Сергеич, расскажите про саммит!" - тот рассказывает: этого видел, с этим поговорил. От этого схлопотал... "Понятно, а вот что такое .саммит. означает?" - "Ну... это слово такое!.." (и руками - круги по воздуху).

- А ты откуда знаешь?

- Так я ведь тоже его землячка!

И Артем уже не знает, что и говорить. Шлёма ты, Артёма!

Зато перестал вокруг меня круги выписывать... А то ходит и облизывается, просто неприятно. Все на морде кошачьей написано.

Я учусь, конечно, в потрясающем городе, но по родным уже соскучилась. Костя пишет, что сможет меня проведать - а может, вовсе даже и не он, а кому сподручнее будет - не раньше чем через год... Билеты страшно дорогие, а деньги всей семьи уходят на мамино лечение.

А я здесь, хоть и тоскую, но потихоньку отвыкаю от дома - и занимаюсь непонятно чем. Некоторых лекторов я бы в жисть не слушала, такие заумные. Самое интересное - практические семинары, там и препы больше говорят по-человечески, и людей в группе лучше узнаёшь. Еще ладно, что я быстро пишу и память у меня хорошая.

Но тетя Нина и дядя Андрей стали беспокоиться, почему я так мало времени бываю у них дома, где и что я в это время делаю. В большом городе, так надо понимать, большие опасности... Пришлось их успокаивать: это вы, дядя с тетей, сериалов много смотрите, а во-вторых, у меня же, кроме занятий по расписанию, еще библиотека, репетиции хора (о чем даже Митя еще не знает) и посещение выставок, музеев (с Митей, про которого им знать необязательно). Дядя Андрей обиделся: никаких я сериалов не смотрю, и вообще не приветствую!.. А смотрю криминальную хронику. "Мы ведь за тебя отвечаем!" - дядя Андрей трясет руками. "Да, дядь Андрей, перед всем казачеством! Так и я ли не казачка?" Тогда он улыбается: "Ну, может, чуток и понимаешь!.." У них уже дети взрослые: дочка замужем в Ростове, а сын в Воронеже строит самолеты.

Но теперь и Митя просиживает у себя в ДДТ, так что я из универа, если непогода, уж точно еду на Варшавскую 96 и обедаю с ними как дома. А потом либо я звоню Мите, либо Митя мне... но я предупредила, чтобы он часто не звонил, чтобы хозяев квартиры напрасно не волновать.

- А может, не напрасно? - и Митя посмотрел мне прямо в глаза.

- Что вы хотите сказать, лейтенант?..

И у нас начался поединок: кто кого заставит взгляд отвести... Он крепче оказался, потому что мне это стало надоедать. В конце концов, эта игра не для нас, мы же не влюбленные.

- Лучше расскажи, как твой методизм...

Не то чтоб меня это сильно интересовало, но уже бывало не раз, что он рассказывал о скучном интересно.

Его долго просить не приходится.

Сначала о том, что его удивило...

Дом творчества занимает дворец какого-то дореволюционного "тряпичного короля", нажившегося на переработке вторсырья. Дворец давно ремонта просит, но странность не в этом, а в том, каких людей он там нашел. Он познакомился с хозяйкой "Планеты поэтов", которая в нем прямо заинтересована, чтобы у детей-прозаиков появился собственный наставник; она и представила Митю "кабинетным дамам" - директрисе, ее заму и начальнице методистов.

Как это было, Митя в лицах изобразил.

В одном из углов просторного кабинета был рабочий стол директрисы, а в дальнем от него - низенький столик у дивана, для чаепитий. "Мы их там и застали - за чаепитием. Надежда Петровна меня представила, директриса оторвалась от чаепития и пригласила меня к рабочему столу. Остальные двое женщин остались на прежнем месте, навострив уши. Директриса стала смотреть мои документы, дипломы, грамоты - и задавать вопросы... Заместитель директрисы, худая, длинная и черная, встала и присела на пуфик рядом с директрисой. Когда я стал вкратце рассказывать свою биографию, третья женщина оставила чаепитие и села в кресло рядом с нами - пышная кустодиевская женщина..."

В общем, говорю, ты прямо в цветник угодил!

"Да, если взять твою аналогию, то директриса - перламутровый бессмертник, ее зам - это черный георгин, а третья дама - необъятная хризантема..."

Но это были еще цветочки. Когда он приступил к работе и к нему уже попривыкли, то на третий день он услыхал рассуждения женщин, в какой бы вуз лучше поступать начальнице методистов, потому что у той только среднее образование. Вот это было первое, что Митю удивило.

Но с понедельника он начинал ходить на курсы в Аничков дворец - то есть все настоящие сюрпризы были еще впереди.

II

"Из бывшего дворца тряпичного короля Аксельрода мне предстояло переступить порог резиденции императорской семьи - и это впервые ... Полагалось бы волноваться, и

что-то похожее на волнение, надо признаться, я ощущал. Мимо Аничкова дворца я несколько лет ходил и проезжал, зная, что там творится некая деятельность на ниве советского просвещения, или творческого воспитания, и что прежде там на балах у Николая Первого танцовала Наталья Николаевна, урожденная Гончарова, супруга камер-юнкера и первого по значению поэта России... Наверно, подсознательно я понимал, что с тех пор это место подвергается профанации, особенно в первые годы после октября, ставшего ноябрем, что там и не пахнет императорской Русью, а если и осталась прежняя аура - то глубоко внутри каменной кладки стен. Но мне никогда не приходило в голову прийти туда - и посмотреть, подобно тому как я всегда избегал смотреть экранизации классической литературы: мне дороже было тó, что чувствовал и представлял я сам, читая книгу, чем то, что мне захотел показать какой-то режиссер, бесцеремонно препарирующий авторский замысел и вынуждающий смотреть на неприятных мне, как правило, актеров...

А сейчас я поймал себя на том, что очень осторожно ступаю по асфальтированным дорожкам и гравию этой территории, которая должна быть скорее предметом поклонения, чем рабочим местом обыкновенных людей.

Пять дней подряд я буду проводить здесь утренние часы, слушая и конспектируя, знакомясь и здороваясь... Вторая сессия наступит аж в апреле, но будут еще три межсессионных встречи с куратором... Что это значит - еще увидим, если доживем... Первая сессия прошла вполне предсказуемо: два десятка женщин разного возраста и двое нас, мужчин, знакомились с преподавательницами старшего бальзаковского возраста, слушали их вводные лекции и эмоции по поводу той профессии, которую мы якобы избрали. Другой мужчина был старше меня лет на десять, он ведет шахматную школу в Петродворце и на этих курсах не новичок - ведь повторение подобных тренировок обязательно каждые пять лет. В прошлый раз он проходил по делу как педагог, а в этот раз - как методист.

Но начну я с того, что меня поразило... в третий день...

Еще от ворот я увидел два золоченых изваяния у входа в средний корпус дворца: сидящие на асфальте львы, достававшие мне головой до плеча. Это выглядело явным самоуправством, не согласованным ни с одним из императоров, - я бы даже сказал, что это выглядело как откровенное небрежение не только монаршей волей, но и элементарным вкусом.

В вестибюле я увидел целую процессию львиных сородичей - только не золоченых, а раскрашенных в попугайские цвета и расписанных разными письменами. Один подозрительного вида лева нес на себе девизы и лозунги школярско-туалетного ассортимента и назывался, согласно табличке-постаменту, "Тотемом* над Невой". Львы в матросских бескозырках и тельняшках добрались до верхней лестничной площадки - их разрисовали "культовые" маляры питерской тусовки, назвавшиеся "митькáми", хотя я, крещеный Дмитрием, иначе как сволочью, эту шайку назвать не могу. А подписались под этим всем масонские организации - "Всемирный клуб петербуржцев" и еще более конспиративный "Эрмит-парк". Все это сборище пышно именуется "Шествием львов". Обошлось это шествие, как всякое нашествие, в кругленькую сумму отнятых у народа рублей - чтобы этот народ и его культуру оскорбить. И не просто культуру - но и его историю..."

Ну а начиналось все с того, что дородные "методички", плотоядно улыбаясь (Митино выражение), рассказали согнанным со всего города педагогам ДОД ("дополнительного образования детей"), что те - педагоги - знают, чтó преподавать, а они, методисты, зато знают, кáк...

Кстати, место работы Мити официально называется УДОД ДДТ - немного мороз по коже, правда?.. Я знала, что удод - это птица, а теперь знаю, что еще и "учреждение ДОД". А ДДТ, как Митя мне сообщил, имеет свою химическую формулу: дифтордифенил-трихлорметилметан (это дуст, я помню его запах еще с малых лет). И хоть я ничего не имею против Шевчука Юрия, но думаю, что он этот запах должен не только помнить, но и любить.

Митя показал мне свои конспекты с курсов - и программы... Не знаю, что и думать... Мне показалось, что это - не для разумных людей. По крайней мере, вот что понял Митя из всего того, что говорили там и диктовали (бережно, любовно и самовлюбленно):

Целью методической деятельности является выпуск методической продукции (вот вам!).

Но это лишь одна из форм выражения результата методической деятельности и способ выражения и распространения методических знаний (а вы что думали?).

Зачет - это один из видов методической продукции. Но есть еще масса и куча других: образовательная программа ДОД, например. Или памятная записка. Или функционал методиста... Что это такое? Да просто перечень должностных обязанностей... Почему бы нормально не сказать? У методистов собственные нормы!.. И вообще: это общеминистерский жаргон в ведомстве господина Фурсенки, так вынуждены говорить даже учительницы русского языка!

Как грамотно составить функционал методиста? О, это целый ноу-хау нашей профессии!

Как правильно оформить образовательную программу... Львиная доля ошибок - это неправильное оформление титульной страницы! Вот это - только справа, а это - непременно слева!

Функционал обязательно должен отражать профиль деятельности методиста.

А что такое планирование деятельности методиста?! А?!.

Это совокупность действий, направленных на получение, систематизацию и распространение педагогических знаний.

Эта совокупность, однако, распадается на три функции: а) изучение теории и практики обучения и воспитания; б) разработка методик (общих, частных, конкретных); в) распространение методик... Уфф!

А еще есть восемь видов самой методической деятельности... Если бы мне в школе дали задание их угадать, я бы, наверно, их все угадала, потому что это чисто логически вытекает... Но у них это изложено навороченным языком. Пожалуй, я бы не додумалась только до того, что методическая помощь может быть опережающей и корректирующей, а по срокам - оперативной и перспективной.

Методисты различаются по направлениям (работа с педагогами ДОД, с классными руководителями, создание базы данных...) и по ролевым позициям (аналитик, консультант, исследователь, экспериментатор, методист-автор, редактор, кадровик), а регламентируется деятельность методической службы приказами горкомитета образования .146 и .325...

А если кто не знал, то знайте: должностные обязанности (функционал) должны иметь личную подпись методиста и содержать ключевые слова:

Выполняет...

Изучает...

Осуществляет...

Прогозирует...

Создает... (банк данных, методическую подборку и т.д.)

Контролирует...

Координирует...

Объединяет...

Ведет... (документацию, семинар и т.п. - уточнить)

Отвечает за...

Организует...

Собирает...

Систематизирует...

Подбирает...

Обобщает...

Участвует...

"Можете вклеить образец вашего функционала на 17-ю страницу дневника курсов, которые вам розданы..."

Если так вот Митя будет меня развлекать при каждой встрече, то я не знаю... Только, пожалуй, ты, Юлька, не задавайся!.. Он что - развлекать тебя должен?.. Одно я поняла: во дворце тряпичного Аксельрода ему вольнее дышится, чем даже во дворце Романовых. Хозяева там не те...

- Митя, - спросила я по телефону, - как твое затворничество методическое?..

Ты знаешь, говорит, ты в самую точку... это сидение в четырех стенах за смешными занятиями - просто нет слов... Давай куда-нибудь на природу, а?

- Мне хочется на Елагин остров... Но ведь это далеко для тебя!

Обижаешь, говорит. (Он якобы и сам туда хотел...)

И мы встречаемся у фонтанов, почти под кепкой у танцующего вождя*. У Мити круги под глазами. Что с тобой? - говорю. "Статью писал, правил, потом отсылал."

Ну вот... Ты, значит, не выспался?

Да все нормально, говорит. С открытым окном, кислорода - во-о! Даже комаров не слышал.

Мы спускаемся в метро и мчимся по Пулковскому меридиану на север (это я путеводителей начиталась!). Народу немного; десять часов утра; выходной.

Митя берет меня за руку и закрывает глаза. Он и в самом деле сонный. Значит, будем гулять почти в молчании, что тоже неплохо. А может - даже и лучше.

В парке мы бродим по аллеям под громадными лиственницами плакучего вида и я любуюсь новыми дворцами на том берегу, а Митя то и дело задирает голову и смотрит на деревья.

- Это какая Невка, а Мить?

Он с минуту думает, потом говорит: Средняя. А я спохватываюсь: так ли это важно? Зачем ему спать не даю? Вот они, писатели: днем спят, а ночью пишут... Как интересно! А что их женщинам остается? Посмертные записки?

- А ты о чем статью писал?

- Угадай.

- Неужели о методизме?

Он с минуту собирается с силами, чтобы ответить... Да, вроде того, о том, что этот методизм - орудие темных сил.

- Неужели на сто процентов это правда?

- На девяносто с лишним.

- Но это будет сложно доказать!

И что он мне ответил? Что это уже доказано. В евангелиях. Что методисты - те же законники и фарисеи. Что русская литература началась со "Слова о законе и благодати"... он автора назвал - митрополита, кажется, Иллариона. И говорит, что методисты все делают мертвым, к чему ни прикоснутся... как и комиссары, заставлявшие мертветь военных командиров и посылавшие простых солдат на верную и ненужную смерть. Да вот вчера, говорит, на курсах - одна пожилая еврейка из какого-то центра внешкольной работы ходила с нами на учебной экскурсии и только за голову хваталась: "по-моему, это все - научный коммунизм, сплошной научный коммунизм!"

- А ты читаешь Евангелие? - спрашивает Митя.

- Да, читала... с мамой.

И тут он окончательно просыпается: нельзя говорить, что я, мол, читала или прочитала евангелие - это не роман и не газета.

- Это, Юленька, можно всю жизнь читать - а сказать, что все понял и постиг, так и не придется.

- Так что же, только этим чтением и заниматься?!

- Именно так и делают избранные - за себя и за нас. Монахи, схимники, отшельники... За нас ведь и молятся!

Ну, думаю... Ну ты, Митя, говорю... Мы разве для этого, думаю, из комнат вылезли на белый свет...

Молча ходим, Митя подводит меня к разным липам или вязам, трогает листочки, а в глазах его чуть ли не слезы... Молится он, что ли?

Я дождалась, когда, как мне казалось, он успокоился, и говорю: а вот глядя на раскормленных попов, как-то не думаешь, что они сильно убиваются...

Священник священнику рознь, отвечает Митя. Даже из рук неверующего попа (предположим даже такое!), когда причащаешься из чаши, ты получаешь благодать Свыше - по вере собственной, а не поповской. Многие из первых христиан становились мучениками и прославлялись как святые, так и не побывав ни разу на богослужении: они исповедали себя как уверовавшие во Христа - сию минуту - и тут же им отсекали голову.

- Наверно, это самый легкий путь...

Кáк он на меня посмотрел! "Легче всего судить кого-то, а не себя... Ведь не только отсекали - и ко львам бросали, и в печь. Мученик знать не мог, на что его обрекут."

Что-то мне не нравится, говорю себе, тема нашего семинара... И помалкиваю, ничего не возражаю.

- Мить, а Мить...

Он впервые, с той поры как мы в парке, смотрит на меня с улыбкой: что?..

- Вернемся на грешную землю... Я забывала тебя спросить: что такое "большой шлем"? Это из тенниса...

А! - говорит, понимаю. И начинает, по своему обычаю, развернутое предисловие: у наших правящих обезьян - только то, что оттуда, то и хорошо. У своего народа не учатся, а он-то постарше их!.. Притом он на своей земле - не двести лет, а уже вторую тысячу - как минимум - разменял... Да что там, гораздо старше!..

- Так ты мне ответишь, Митя?

Он запнулся - и посмотрел с виноватым видом, ткнувшись носом в мои волосы.

- Это перенос в наш огород английского слова slam. Оно означает в спорте серию, или полный набор, состязаний определенного уровня. А grand slam - полный список высших состязаний, сколько их в теннисе, я точно не знаю - четыре или больше. Но это изначально было выражение картежников, от них и пошло, только в картах я не разбираюсь...

- Наконец-то в чем-то ты не разбираешься! - говорю я, не скрывая восхищения. - Значит, это никакой не шлем...

- Ну да, это пираты-переводчики виноваты. И обезьяны-журналисты.

- А обзываться нехорошо! - нараспев говорю я.

Наконец-то Митя приходит в себя!..

Ты знаешь, Юля, что я понял, говорит он мне... и с чем придется мне всю жизнь мириться?.. Ведь я - человек земли, житель сада, огорода, нивы и леса, а прикован буду исключительно к городу, к его всевозможным курсам, редакциям, студиям - иначе не прожить... Притом что город, сам по себе, есть гибель рода человеческого... - и он с улыбкой, но серьезными глазами, смотрит на меня. - Есть такое авторитетное мнение.

Я его не переспрашиваю... Я понимаю. Брат Костя то же самое говорит.

- А так бы я просто жил в саду, на грядке, в лесной избушке... Так бы и жил - и чтобы ты была рядом...

Так далеко в своих речах он еще не заходил!..

И почему-то слезы навернулись мне на глаза. Не поворачиваясь к нему, я только взяла его за руку - и так мы пошли.

III

У жизни есть закон полосатости. Я радостно собиралась устроить Мите сюрприз - пригласить его на концерт казачьего ансамбля песни, куда недавно меня приняли... Но произошло несчастье.

Под Москвой случилась автокатастрофа. Погибли мама Мити и девочка Ира, дочь режиссера. Митя мне позвонил, когда они с Игорем собирались ехать в Москву ночным экспрессом. С ними выезжал и старый адмирал Александр Васильевич, друг Митиной семьи. Конечно, разговор был наспех - без подробностей. Не знаю, слышал ли нас Игорь или нет, но какое это может иметь значение?.. Отрезанный ломоть. Только не стал бы он Мите в уши петь... Хотя Митя тоже не мальчик.

Ужас того, что произошло, стал доходить постепенно... Они уехали, а я все думала об этом. Митя как-то при мне сказал, что все происходит по воле Бога, - буквально: "все, что ни происходит". Не помню, по какому поводу он это сказал (повод он всегда найдет). Все - в том числе и плохое? - спросила я. "Плохое происходит по Божьему попущению." То есть Бог попускает случиться беде, чтобы вразумить грешников.

Кто же в данном случае грешник? Они уехали, а я не перестаю об этом думать.

Может, мы с Митей об этом когда-нибудь подумаем - не сразу, конечно, не сейчас... А ведь с этих пор, с этого несчастья - будущее меняется! Игорь-то - он живет в квартире отчима, а отчим, потерявший жену и дочку, теряет с Игорем и Митей родственные отношения! Он может Игоря выставить на улицу - или переехать в Питер, сдать квартиру - да что угодно!..

И что за человек этот режиссер?.. Это загадка. Ведь первая его жена, если не ошибаюсь, тоже разбилась... Роковой мужик, упаси Бог! Скорей бы Митя возвращался... А если Игорь вернется к Мите в отцовскую квартиру, то она превратится практически в коммуналку, - вот так-то! Хотя что мне за дело до их общежития - у меня свое... Как мы встречались в парках и музеях, так и будем видеться... в библиотеках и в кафе. Зима не за горами.

Все вышло не совсем так, как я думала.

Кинорежиссер почему-то не стал хоронить жену и дочку в Москве, там было только отпевание - и "отец семейства" поручил Мите с Игорем сопровождать автофургон с двумя гробами до питерского Южного кладбища. Сам даже не поехал - ему не привыкать людей отправлять на тот свет, хоть и понарошку. График съемок у него... напряженный. И вообще он суперчеловек.

Так получилось, что я тоже была на похоронах и на панихиде. Игорь слегка удивился, но ни слова не сказал. И я ему - ни слова. Надо было хоть пару слов соболезнования сказать, но мы молча друг другу кивнули. И я встала слева от Мити, а Игорь - справа.

Священник на кладбище был худой, но ленивый. Я чувствовала, что он панихиду сокращает, но не была уверена. Девушка-певчая тоненько вторила его речитативу псалмами. Игорь тоже, видно, что-то почувствовал: он строго что-то шепнул попу на ухо - и тот подтянулся, весь чин панихиды был восстановлен.

Митя как будто обожжен и высушен московским солнцем. Глаза куда-то провалились и сверкают как из пещер. Мать ему всегда звонила в месяц по два-три раза, этого, конечно, было мало, особенно для самой матери - и вдруг: расставание навеки.

Мне кажется, она у режиссера была больше домработницей и нянькой, чем женой... Да конечно - у московского-то режиссера! Наслышаны мы о них.

Адмирал тоже горем убит. И даже Игорек...

Через два дня после похорон был девятый день по преставлении "раб Божиих Надежды и отроковицы Ирины". Братья поехали на кладбище: Игорь - договариваться с могильной бригадой о постройке... как его назвать? - саркофага или просто надгробия, а Митя помолился на могиле по молитвослову.

В четыре часа дня съехались у Мити, то есть у братьев - адмирал, одна дальняя родственница Киндиновых и я. Было тихо и пасмурно, потом пошли вспоминать - у каждого нашлось что сказать: перебивали друг друга, подтверждали и уточняли. Кинорежиссера никто не вспомнил. Я так поняла, что мама у Мити была человек, жертвовавший собой для других, самоотверженная женщина. Я думаю, что сердце ее рвалось там на части, вдали от сыновей.

Адмирал читал стихи и в конце концов разрыдался.

У меня тоже на сердце был траур.

На автобусной остановке, провожая, - остальные все раньше разошлись - Митя обнял меня и долго не отпускал, прижавшись щекой к моему виску.

Он хотел, чтобы я не видела его слез. Но я не могла их не слышать: мужские беззвучные слезы...

Митя признается, что по возвращении в Питер на него накатило чувство сиротства, которое потрясло его не меньше, чем само известие о катастрофе.

Ему кажется, что он - как дерево, вырванное из земли: корни усыхают на ветру, он не чувствует земли - источника жизни... Раньше он знал, что в мире он не один. Теперь этого чувства не стало.

Сначала я удивлялась: он вроде не из тех, кто бьет на жалость. А потом его слова мне стали понятны... Он ощутил, что жизнь - вдруг и очень резко - изменилась, она теперь - действительно другая, совсем. Может, к этому никогда и не привыкнешь. Как нельзя привыкнуть к потере ног: они болят и наяву до самых пяток, а во сне он их вытягивает и - "пальцами" шевелит.

Потом он говорит: дело даже не в одиночестве, а в том, что не стало самого родного человека - матери. Когда мне в детстве переливали кровь и спросили, от кого я хочу получить ее - от отца или матери, я выбрал мать... "Чем я болел? Не помню. А свой выбор помню. Я всеми детскими болезнями переболел, кроме скарлатины и коклюша."

Надо привыкать, говорит. Надо привыкать...

А потом говорит: а ведь уныние - грех. У Бога все живы. И даже дерево жизнь получает не от земли, источник жизни - дух... И рассказал, как мать ему однажды, еще школьнику, сказала, чтобы он не плакал, когда она умрет... "Потому что мне тогда будет тяжело! Лучше за меня помолись! Молитвы бабушкины помнишь? А вот тебе молитва, которую будешь читать за упокой..."

Митя радуется, что может со мной об этом говорить свободно, что я из православной семьи... А Игорь, кажется, не верит?.. - спрашиваю я. И Митя опускает голову. А я жалею, что это сказала. Он еще подумает, что я с ним дружу из-за Игоря.

IV

Теперь я не знаю, могу ли пригласить Митю на концерт нашего ансамбля - уместно ли это во время траура... Священники теперь все разрешают, о чем ни попроси, - правда, не все... А мне совестно и спрашивать, ведь понятно и так, что надо быть сдержанными и не предаваться развлечениям. Мое участие в концертах - другое дело: это долг.

Но Митя сейчас нуждается в простом участии... просто надо вытащить его куда-нибудь на свет...

Я позвала его пройтись по очень красивому маршруту: от Стрелки и Ростральных колонн, мимо Артиллерийского музея - в Петропавловку... У меня было намерение не просто утешать Митю какими-то словами, а сделать так, чтобы храбрый и умный Дмитрий проявил эти свои качества, увлекся работой ума, а не сердечною тоской. Только к чему я говорю о храбрости? - не надо, чтоб на обыкновенной прогулке ему еще и храбростью пришлось блеснуть. Свою храбрость ему доказывать не надо.

Кажется, у меня уже выработалась привычка и вкус к его умствованиям, и чтобы вызвать его на это, я решила задавать ему вопросы отчасти детские - не боясь показаться дурочкой. В худшем случае он решит, что я кокетничаю, ведь на дуру я не похожа.

Глядя, как Митя берет зонтик-трость, я спросила:

- Почему теперь офицеры ходят без оружия? Только форму носят...

- Ты наполовину уже сама ответила. Генсек Андропов решил, что им достаточно форму носить, а то как бы чего не вышло.

- Как бы чего?..

- Вроде сочинского случая: шестеро флотских офицеров не смогли помешать бандитам порезать их жен.

- Какой ужас! Тебя о чем ни спроси - наперед известно, где окажешься... А откуда бандиты?

- Я не могу назвать их этническую принадлежность. Национальность у преступников отменена законом.

- Так жены что - погибли?

- Нет, их только порезали. Цель была в том, чтобы унизить офицеров.

- И они ничего не смогли сделать? Бедные жены!

- Юля, я могу только повторить вопрос одного радикального священника, с которым переписываюсь: "Но где офицеры?!" Вопрос был задан, правда, не по этому конкретному поводу, но ты представляешь, каково мне это читать? Притом что он даже не знает, что я офицер.

- А почему он этот вопрос задает?

- Когда описывает все, что в стране творится...

- Так он, что ли, кровопролития хочет?

- Почему так сразу кровопролития... Любая власть в двадцатом веке и дальше - не только жестока, но и труслива. Поэтому-то столько сил и средств она тратит на то, чтобы разделять и властвовать... Или, как со времен Березовского говорят, разводить - и властвовать.

Выходит, мой вопрос по крайней мере дал ему пищу для размышлений - пусть и невеселых тоже, но о чем-то другом.

Мы уже вышли из троллейбуса за Дворцовым мостом, а мой лейтенант все еще насуплен.

- Понимаешь, Юля, офицер - не звание, это состояние... Состояние души. Ну и точно так же - казак.

Я улыбнулась...

- И казачка! - по-особенному глядя на меня, добавил он.

Радуюсь молча. Уж я-то знаю, сколько казаков просто скользят по видимой стороне, не особенно думая о состоянии души... Или это уже не казаки? - просто фамилии в реестре.

Идем мимо пушек вдоль музея - и мимо места казни пятерых декабристов. Cо школы у меня к ним стойкая аллергия - возможно, это предрассудок, но ведь и Пушкин говорил о себе, что он человек с предрассудками. А уж декабристы, эти пятеро - во всяком случае, для меня определенно не офицеры.

А Митя в их сторону и не смотрит.

Он берет меня за руку - и я понимаю: ему уже легче.

- Мить, как ты думаешь, у тебя есть предрассудки?

Он с улыбкой смотрит на меня - и останавливается, постукивая тростью об асфальт.

- Пред-рассудок - слышишь? - говорит он, вслушиваясь и сам в звучание слова. - Я думаю, что предрассудок - это работа интуиции. Подсознательное знание. Значит, у каждого своя мера предрассудков.

Нет, мой лейтенант - это что-то! Вы о нем еще услышите! У Игоря перед ним только одно преимущество: руки-ноги целы; все прочие преимущества - у Мити.

Мы уже в Петропавловке, вокруг нас стайки японцев фотографируют друг друга, предельно серьезно глядя в объективы.

- Ты знаешь какого-нибудь японского писателя-юмориста? - спрашивает Митя. - Я что-то не припомню.

Я тоже такого не знаю.

- Я за это готов их полюбить, - в раздумье произносит Митя. - Оч-чень серьезные люди. А с другой стороны, меня пугает техническое совершенство средств увековечения всего того, что мимолетно - и вечным быть не может.

Я повернулась к нему, по-видимому, чересчур порывисто - и он торопливо добавил:

- Нет... я неточно выразился. Меня потрясает, что эти феноменальные орудия вроде карт памяти появились, как бы в насмешку перед человечеством, в самое последнее время перед кончиной мира.

Услышать такое от человека, слов на ветер не бросающего, было для меня... как сказали бы девчонки в универе, достаточно "стрёмно".

- Ах, мой лейтенант, к чему эти мрачные мысли!

- Да, ты права, извини... зачем эти мысли такому юному созданию!

- А теперь вы меня обижаете! Я, что ли, неспособна их понять?

Я знаю: эта мысль - не его собственная, а церковная. Но ведь это не мешает нам строить свои личные планы и думать, что все-таки потрясная штука жизнь! - разве не так?

Как будто подтверждая мою мысль, в мире на секунду наступает тишина - и от собора долетает музыкальный звон карильона.

И мы туда идем, ему навстречу.

Еще год назад - могла ли я представить, что буду слушать такую чудесную музыку, стоя перед собором, где похоронены императоры? Как все в жизни переплетается: меня из дома выгнали местные особенности, но не будь этого - я бы не стояла сейчас в таком историческом и даже священном месте.

Мама часто говорит, что не бывает худа без добра, во всем отыщется какой-то плюс - невидимый до поры. А добро без худа - бывает?

Если Митя - добро, то какое в нем худо? Ты знаешь сама, что твой Митя - "зануда".

Вот, уже и стихи!..

Зануда - это для тех, кому человек неинтересен. А для меня, глядящей ему в рот - разинув собственный - он вовсе не зануда, а предмет гордости. Конечно, придет такое время, когда ничего нового мы друг другу уже не скажем - как мои папа с мамой, например... Ну и что в этом плохого? Только то, что это будет старость...

- Как твой ДДТ?

Мы уже едем к Невскому, чтобы выпить кофе с круассаном. Митя собирается еще поработать, а мне ведь тоже не спать...

Он рассказывает, что в ДДТ приходят дети из малообеспеченных семей, ведь богатые отдают своих детишек в платные клубы и школы.

"А эти, что достаются нам, подкупают своей простотой и сердечностью. Встречаются просто талантливые. Есть одна девочка, Катя Акимова, - та уже сформировавшийся поэт, со своим мировоззрением и творческим лицом..."

- А как твои прозаики?

- Пока очень скромно. Кстати, та же Катя пишет и прозу - но пока все больше публицистику о школьной злобе дня.

- Значит, в общем, ты доволен. Я рада.

- Спасибо. Не хочется думать о том, что будет, когда система ДОД станет платной.

- Как можно?!

- Это уже происходит. Бюджетный статус они себе оставляют ради базовой зарплаты и будущей пенсии, но придумывают как можно больше "платных услуг населению". Ради чего наш ДДТ передают какому-то ЦДТ под новым директором, а тот уже - чистый торгаш.

- Ты боишься этого?.. Лично для себя?..

- Я еще не знаю. Но мне кажется, что система образования в целом, а не только ДОД, находится в состоянии шизофрении. Сегодня, допустим, спускаются требования "усилить патриотическое воспитание", завтра - "толерантность во главу угла", а послезавтра - "нацеленность на успех", а тут наша дама "черный георгин" вдруг целый день всех донимает вопросом: как, в конце-то концов, теперь принято-велено писать-говорить - "художественно-эстетическая" направленность - или, "я как будто слышала", что "эстетическое" уже содержит в себе "художественное"?.. Или, скажем, я узнаю, что в ДДТ действует программа "Китежград" - но ее деятельность сводится к усвоению "мировых культур" через индийские танцы, йогу, восточные единоборства и воспитание толерантности. Но и это еще не все. Военно-историческая секция оказалась военно-языческой сектой - там не пахло ни историей, ни патриотизмом, детей просто одевали в картонные доспехи, давали им языческие имена и водили в парк "на тренировки". Но их вождь Аттила оказался Автандилом, проживавшим в Питере по чужому паспорту, поэтому язычество в ДДТ было изобличено и приказало долго жить. Моя роль в ДДТ тоже двусмысленная. В самом хорошем смысле меня пригласили ради юных прозаиков, не предупредив, что у моей деятельности будет еще и теневой смысл - выдавать "методическую продукцию"... сочинять "образовательные программы", "рекомендации", "анализы выполнения", "самоанализы", при этом - не путая "цели" и "задачи", соблюдая требования к содержанию и оформлению, особенно - к оформлению... Я назвал это теневым смыслом? Нет, не так - все наоборот. Выдавать бумажные продукты - это официальная, подотчетная деятельность, а вот с прозаиками - это как раз теневая, потому что официально такого направления работы даже и нет. Дама "черный георгин" без конца твердит, что дому творчества все равно, будут у нас юные прозаики или нет, - с нее не за это спрашивают.

Я вздохнула. Обычно Дмитрий не жалобщик, а тут он полностью в миноре.

- Где-то здесь я видела кафешку "Republic of coffee"...

Он делает ладонью подобие подзорной трубы и наводит ее на меня:

- От кого я это слышу! Республика - это так неромантично!

- Ну, вот можно заглянуть в "Монплезир"...

- Слава Богу, почти уже русское слово!.. - смеется Дмитрий. - Уже хоть русскими буквами... Согласен! - ворчит мой лейтенант, и я второй раз за вечер ловлю себя на мысли, что он бывает невыносим.

Мы зашли в эту кафешку и заказали по кофе с мороженым: он - "эспрессо", а я "американо".

- Да я и сама ощущаю что-то такое по отношению к республике. Не то чтобы неуважение, а...

Я замялась, подыскивая слово.

- Иронию? - спросил Митя. - Снисходительность? Жалость?

- Пожалуй, снисходительность... Спасибо за подсказку!

- Вот влупит республика какой-нибудь новый налог, и от нашей снисходительности не останется и следа.

- Тогда и от республики мало что останется! - задорно отвечаю ему.

- "Мало не покажется", да? Как в Думе любят говорить...

- Вот именно!

- А от республики и так давно ничего не осталось, всюду в мире республиками заправляет мафия. Даже в Беларуси за фигуру Лукашенко борются две мафии гроссмейстеров - католическая и сионистская.

- А русская?

- Не русская надо говорить, а российская.

- Слушаюсь, мой лейтенант!

- Будь там даже и российская, нам от этого не светит.

- Уж это точно!

- Юля, душа моя... - он запнулся и посмотрел на меня, будто извиняясь за то, что он "зануда", а может - хотел увидеть, какое произвел на меня впечатление, - вот как ты это слово переведешь: республика?

Я пытаюсь выкрутиться:

- В Интернете я читала, что в Эстонии есть партия "Res Publica"...

- Это ты в "Регнуме", наверное... Да, а польское государство называется Жеч (или Речь) Посполита - это дословный перевод с латыни res publica. Первое слово - буквально "вещь", "достояние", а "publica" означает "всеобщая, общедоступная" - стало быть, эта самая "вещь". Много ли порядка будет в такой вещи как республика?

- Я поняла!

Митина горячая ладонь ласково скользнула по моей руке и пожала мне локоть.

- Ты что, температуришь? - я тронула в ответ его локоть, но он тоже был прохладнее моей ладони.

- Таким образом, дорогая курсант Стешенко... - он остановился и посмотрел на меня поверх воображаемого пенсне, - республика есть утопия, а последнее слово означает что? - "нечто, не существующее нигде".

- И что же делать?

- У них уже есть заготовки... На тот случай, когда мафиозность республики станет предельно ясной и для большинства - невыносимой... Либерасты носятся с планами посадить на трон Майкла Кентского, а либеросы охотно принимают ордена из рук "государыни" - то ли внучки, то ли племянницы бывшего великого князя, масона и предателя. А та, изображая из себя главу несуществующего "Дома Романовых", просит свердловых и урицких из генпрокуратуры реабилитировать Царя и его Семью...

Я уже привыкла к Митиной манере выражаться, даже не всегда как следует прислушиваюсь, но последняя новость меня шокирует.

- Вот этого я не понимаю!

- Юля, милая...

Что-то в его голосе заставило меня вглядеться повнимательнее - и я, несмотря на все мое преклонение перед его умом и прочими дарованиями, впервые увидела, что Митя у меня еще и красив... Не той стандартной красотой из оперетты или Голливуда, а умными глазами, мужественным ртом, чистотою лба и шрамом на подбородке.

- Юля, милая... Вот как ты можешь это... не объяснить, нет, а... описать, просто описать?.. Что, собственно говоря, происходит, когда особа, именующая себя "главой императорского дома", обращается в прокуратуру - подумай, чью?! - с просьбой "реабилитировать" убитого Царя?..

- Ну... как я понимаю, большевики устроили реабилитацию после разоблачения культа личности Сталина...

- Это и так, и не так... Разоблачением культа - этим эвфемизмом - назвали разоблачение системы, которую хотели, тем не менее, сохранить. Но я не о том хотел сказать. Почувствуй разницу!.. Когда дочь профессора, расстрелянного большевиками, сама живущая под большевиками, обращается к большевикам с просьбой о признании отца реабилитированным - то это одно... Ведь что такое "реабилитация" - это восстановление в правах. Посмертная "реабилитация" - это возстановление в гражданских правах кого? - потомков осужденного, живущих все под той же репрессивной властью. Но ведь лицо, именующее себя "главой императорского дома", если оно обратилось в прокуратуру с подобной просьбой, ставит себя на одну доску и с дочкой репрессированного профессора, и с многодетной семьей "раскулаченного"... Это то самое отречение, в котором несправедливо обвиняют Николая Второго, а здесь оно - явное, откровенное...

- Это какой-то "Дом-"2...

Митя расхохотался так, что не сразу остановился.

- Ну, Юля, ты не в бровь, а в глаз!.. - проговорил он, вытирая слезы. - Дом-два, решивший назваться императорским!..

- Значит, ее семья хочет получить назад свою собственность в России?

- Именно так! Даже больше того - не только свою, а всей династии! А в любой подходящий момент она и от почестей не откажется.

- Но почему мы это все обсуждаем? Ты ведь говорил, что прокуратура ей дважды отказывала...

- Да, открещиваясь и отмахиваясь, твердя: "это не мы, не мы..." Ведь только та инстанция может снять обвинения или приговор, которая их выдвинула... Но если теперь прокуратура берет на себя такую ответственность - значит, признает, что государство, которое она представляет, - все то же самое, которое отправило бандитов убить Самодержца и его Семью. И вот это государство вдруг "восстановило в правах" злодейски убитых августейших особ - то есть взяло ответственность на себя.

- За взятку...

- ...в любой форме - вплоть до награждения "царским орденом" и "возведения во дворянство". Только все это - побрякушки из рук самозванки.

- А она самозванка?..

- Ну ты меня удивляешь! Это же дом-два, ты сама сказала. А "императорского дома" нет как такового. Очень немногие Романовы признают эту даму и ее сыночка... Зато российская администрация рассматривает и ее тоже как вариант сохранения своей системы под новой вывеской.

...Я была рада, что сумела Митю "завести" и отвлечь. Мы проговорили больше часа - ничего больше не заказывая. В современных малолюдных кафе это очень просто: клиент - он всегда прав.

V

Страшно не то, что мегапиксельные камеры и "продвинутые" микрофоны подоспели как раз "под занавес" цивилизации. Самый страшный парадокс Митя видит в том, что техническое совершенство идет рука об руку с духовным падением. Если спутниковое телевидение служит распространению порнографии, то это конец. Откуда ты это знаешь, говорю ему, - ты сам смотрел? Да, говорит, застал за этим "делом" одного пис-сателя, с которым больше не вожусь.

А может, это и не парадокс, говорю ему.

"Да, ты права." И он пускается в рассуждения о том, что законы физики и природы извечно были те же самые, только открывались человеку постепенно... Человеку - изгнанному из Рая. Обуреваемому страстями (мне нравится, как это пишут в церковных книгах: страстьми!). Человеку, очарованному прогрессом, но все еще - Богом призываемому. Они открывались постепенно - в интересах той самой истории, которая человека не оправдает... (хотя она вполне могла оправдать, например, Фиделя Кастро).

Всякое страшное научное открытие считалось непреодолимой преградой для человеческой злобы и алчности, но нечеловеческая злоба через всякое препятствие легко перешагивала. Так было с динамитом, так получилось и с атомной бомбой.

Но, Митя, это же всем известно!..

"Всем известно, да мало кто задумывается", отвечает мой гуру.

Житейская суета все силы забирает, говорю ему.

"Это бы все ничего, так нам еще в уши столько всего вдувают!.. Не то что думать, а просто жить не дают!"

- Вот кто твой любимый поэт? - спросил неожиданно Митя.

Я растерялась...

- Лермонтов, наверно. А после него уже никого и не было... Я поэтов-песенников люблю.

- Если песни любишь, то знаешь и Есенина, Некрасова...

- Есть романсы, которые люблю, но кто слова написал - не знаю.

- А вот есть поэт, которого считаю Достоевским в поэзии - и который, как пророк, может, и глубже и дальше Достоевского глядел...

Мне кажется, что я раскрыла рот...

- Не догадалась? - спрашивает Митя.

Я гляжу еще убедительней ему в глаза.

- Это Тютчев! - сердито и торжественно кричит лейтенант Киндинов. - Федор Иванович Тютчев!

- У Кости моего книги Тютчева есть, - говорю я.

- Но ты их и в руки не брала... - полуутвердительно кивает Митя.

- Его же нету в школьной программе, нам не задавали...

- А жизнь и так все силы отнимает! - смеется Митя, но это плохо у него получается.

- Так ты мне дай почитать! - прошу его.

- Обязательно дам. Вот придем сейчас ко мне - и дам.

Оказывается, Тютчев-поэт был еще дипломатом, знал все, что происходило в Европе, в России и между Европой и Россией. Ну и, конечно, что происходило в Петербурге - при Дворе.

И в самом деле - он был Пророком.

- Но нет пророка в своем Отечестве! - говорит Митя.

Он кого-то цитирует, но мы оба не знаем, кого. "Это должно быть из Ветхого Завета", думает он вслух.

- Может, духовный распад человечества - это закон эволюции, - говорю я с самым умным и невинным видом.

Лучше бы я этого не говорила... Он так и вскинулся:

- Ты!.. веришь в Дарвина!.. с его эволюцией?!

Я решила, что пора мне проявить характер.

- А почему бы нет?

Он пожал плечами:

- В самом деле, почему бы нет? Если тебе кажется, что она была - или есть... Мне так не кажется. Интуитивно я ее отрицаю.

- Ты, наверно, как та девочка Маша Шрайбер, подавшая в суд на свою школу за насаждение дарвинизма.

- Возможно. Правда, она ссылалась на богословские причины... Хотя одно другому не мешает: ведь она интуитивно могла тоже чувствовать, что идея эволюции фальшива.

Я упрямлюсь:

- Ага! А ведь интуиция - мать предрассудка! Ты сам говорил!

- Предрассудок - не обязательно ошибка. А теория - сплошь и рядом...

- А можешь доказать?..

- Что эволюция - выдумка? Нет, не могу. Но могу сказать, почему так думаю.

Теория Дарвина фальшива - да, для меня, конечно, для меня! - потому что насквозь механистична и материалистична. Она утилитарна, если ты это можешь понять... (я не поняла!). Она бессмысленна и бесцельна, если Дарвин отбрасывает Божий Промысел как предрассудок, - а он так и делает! Она у него - самоцель. Но ты только представь себе неживой материальный мир - как исходную точку эволюции - и взгляни на современное многообразие живой природы: ты сама почувствуешь, что эта идея чудовищна!.. Ну не может линейная идея эволюции привести к такому буйному, избыточному разнообразию видов, экологических цепочек или как их там называют.

- Да, я сколько ни смотрела фильмы о живой природе - хотя там часто вспоминают эволюцию, но одно уже то богатство, что я вижу на экране, эту эволюцию превращает в убожество. Потому что простая эволюция не могла бы обеспечить столько самых разных чудес.

Митя посмотрел на меня почти влюблено:

- Это замысел Божий!

Я сглотнула ком в горле - и только кивнула в ответ. Потом говорю:

- Моя интуиция согласна с твоей. Но, Митя, как мы это докажем другим?

- Какое дело нам до других?

Он взял мою руку и стал перебирать мои пальцы, задумчиво глядя на них, словно решая, Божий ли это замысел или просто продукт эволюции...

- Вот, например, бабочки - сколько разных расцветок и узоров! Неужели это диктуется какой-то эволюцией и задачей сохранения вида? Опять же: кто-то должен был эту задачу внушить! Некоторые яркие расцветки отпугивают хищных птиц, но их красивые узоры - как будто созданы для человеческого восхищения... (И у птиц - то же самое! -воскликнула я.) А рисунки человеческих пальцев - что, это эволюция предвидела их востребованность криминалистами?!

Я сделала удивленные глаза и протестующий жест, но он продолжил6

- Да и задача сохранения вида - этот инстинкт - разве это плод эволюции? Ведь это проявление живой души, а что уж говорить о человеке! Может ли эволюция произвести живую душу? Бессмертную душу?

Я отрицательно помотала головой.

- Нет, но я хотела сказать: а вдруг отпечатки пальцев - это потому, что эволюция не смогла их сделать одинаковыми.

- Пусть даже так. А что это меняет? Даже безбожный Дарвин обладал душой, которую мог вполне отрицать. Апостол говорит, что даже волос не упадет с головы человека без соизволения Божия...

Тут он осекся, покраснел и опустил голову.

Мне было ясно, о чем сейчас он думает...

Как я успела понять, московский кинорежиссер был полный самодур. Сначала он дочку Ирочку отдал в летнюю "академию гражданского взросления", живущую на иностранные гранты, а потом отправил жену ее забрать, чтобы срочно попробовать ребенка на роль. Когда обе ехали на съемки, им навстречу "выскочило" дерево...

- Царство им небесное! - вздыхаю я, сжимая Митины пальцы. - Ты ведь сам говорил...

- Да, говорил. Но подумать только: какое множество причин и следствий пересекаются в одной точке!.. Сколько тут судеб сошлись! Не только мать с Ирочкой - там ведь и я, Игорь, сам режиссер, даже ты...

Это "даже ты" неприятно меня резануло.

"Даже я!.." - нараспев, иронично повторила я про себя.

А он не услышал.

- ...для Игоря и для меня - это всей жизни перелом, я рядом с этим даже свою чеченскую историю поставить не могу.

- А режиссер?

- Перед ним теперь, я думаю, встала перспектива одинокой старости. Если только какая-нибудь авантюристка из Кандалакши не побоится за него зацепиться. В общем, это несчастье стало... для каждого из нас... результатом взвешивания... (Глаза у Мити подозрительно заблестели, и я не стала переспрашивать, о чем это он.) ...сколько мы весили на тот момент - и в какую сторону весы склонялись...

Тут я очень хотела спросить: а девочка чем виновата? - но все же промолчала. А он продолжал говорить - с паузами, какими-то толчками мысли.

- ...для всех нас это стало знаком, или карой, или препятствием, толчком в каком-то новом направлении... или, как знать, я даже думаю, что для мамы с Ирочкой это было - ты слышишь? не ужасайся! - актом божественного милосердия...

- Ну?!. - выдохнула я в изумлении.

- Ведь мы еще не знаем, чтó впереди в судьбе каждого из нас... Каждый человек черпает из этой судьбы свою меру подлости или благородства. Если начать с режиссера, то еще неизвестно, до какой низости он в своем кино опустится. Тот единственный фильм его, что я посмотрел, если подлым еще не назовешь, то и пóдлинку в нем тоже нельзя не заметить... А если он еще способен и любовниц заводить - то для мамы, после чистого первого брака, это стало бы страшным ударом.

- А девочка?!. - выкрикнула я наконец.

- Да, девочка... Мы можем предполагать, не более того, но Бог ведь знает все, на что способна каждая душа... Могу представить, что Господь не стал отдавать невинную душу на растерзание соблазнам сатанинского "современного искусства". Это могло стать для нее непосильным - ну и по любому гибельным ремеслом...

Я молчала, ничего не отвечая. Тоже видела фильмы о страшных судьбах актрис и актеров.

А что это значит, Митя, для тебя?.. - думала я.

- Для нас с братом - это, конечно, наказание... И, надо думать, есть за что... Сначала я смотрел назад, пытаясь понять, чтó такого сделал и в чем согрешил... Но, каюсь, ничего не нашел, сопоставимого по тяжести с потерей матери. Неужели я наказан за какой-то будущий грех? Вот страшная мысль, которая меня пугает!..

- "И мысли, и дела Он знает наперед", - процитировала я.

Он взглянул на меня как подстреленный... А мне как будто было легче?!

- Или это испытание - вроде тех, что выпали многострадальному Иову?

Я не знала, кто такой Иов, поэтому промолчала. Но решила поискать в Интернете: имя необычное, должно легко найтись.

- В любом случае, Юля, я должен быть внимательнее к собственным поступкам, понимаешь?..

Я согласно кивнула, но решительно ничего не понимала. Его настроение было чуть-чуть понятнее, чем его намерения.

- А ты свое значение для Бога не преувеличиваешь? На себя не слишком много берешь?

- Об этом я тоже думал. Но ведь - "и волос с головы не упадет..." А если ты каждые сутки дважды обращаешься к Нему, как же Он не помнит о тебе? Я же говорю: у Бога все судьбы связаны, они миллионы раз пересекаются даже без нашего ведома, и даже после этих пересечений мы не всегда это понимаем, а если узнаём - то какую-то малую часть... И то же самое с историей целых стран... Англия и США стравливали Гитлера со Сталиным ради своей выгоды, а в руках Божьих - Гитлер был только бичом для России за богоотступничество и клятвопреступление.

- Какое клятво...преступление?

- Клятва 1613 года, да ты не отвлекайся... Я хочу, чтобы ты поняла: то, что творится людьми якобы в земных интересах, имеет еще и особый небесный смысл. "Еще"... Но почему "еще"? Прежде всего другого - небесный смысл!

Он хочет, чтобы я поняла...

И я подумала: но почему он этого хочет? Не в монастырь ли он меня готовит? И не слишком ли он умен для меня?

Он ничего не сказал о нашем пересечении...

Сколько помню себя, я сторонилась загадочных людей. Но и слишком простых не любила. Когда Игорь оказался для меня простым, как таблица умножения, я продолжала донимать его уже из упрямства и самолюбия - а может, чтобы отыграться потом... Благодаря этому упрямству я и познакомилась с братом Игоря - достаточно необычным, но нисколько не загадочным.

Загадочен московский режиссер. Смерть его жены и дочки тоже была загадочной. И он разрешил вскрытие тела жены, но закатил истерику по поводу дочки, так и не позволив делать вскрытие.

Митина мать была за рулем, а девочка сидела позади нее. С деревом столкнулась правая часть бампера (не водительская), скорость была обычной, тела умерших не имели повреждений - по крайней мере, видимых... Особенно девочка - выглядела просто уснувшей. Из-за этого, наверно, и хотели делать вскрытие, не знаю... но к девочке отец не дал хирургу подойти.

"Остановка сердца матери", - сказали патологоанатомы после вскрытия. Честное слово, могли то же самое сказать и без ножа. Имеют в виду, что авария произошла после остановки сердца? А девочка? Лицо девочки было спокойным, да и обе, Митя говорил, выглядели умиротворенными.

Переднее пассажирское место было смято, но водитель и маленькая пассажирка остались целы... Самое странное, что обе выглядели довольными.

На отпевании мужчины судачили: так, мол, не бывает. Но все видели, что это свершившийся факт. А был ли виноват какой-то другой водитель, заставивший Митину маму изменить направление, осталось неизвестным. И Митя решил, что это все неспроста - только не в смысле криминала, а в смысле совершенно другом. Как наши отцы говорили, "воля Божья".

Или даже не отцы, а деды.

А Митя теперь бьется над разгадкой воли Божьей, хотя это напрасный труд. Ведь божественная воля не прочитывается в конкретике - только в обобщениях. Или, скажем так, в заповедях Божьих.

У нас нет и не будет кода доступа к божественному "компьютеру", зато есть сердечные ключи - Христовы притчи и евангелия.

Я начинаю мыслить почти совсем как Митя, но меня все-таки удивляет, что христианство - на земле в меньшинстве. Спросила бы, что Митя думает об этом, но я на него сержусь...

По-моему, он слишком строг: начинает судить всех и вся.

Пусть поумничает недельку-другую без меня. В конце концов, у него же траур. Или надо, вообще-то, говорить: "у нас"?

VI

Боже, как я соскучилась по дому!.. В этом Питере, с этим Дмитрием - все так вылетает из головы! И всегда-то он размышляет, о чем-то думает, думает... И свою жизнь он, может, не отделяет от своего бумажного романа, а я ему просто нужна как женский персонаж?.. К актерам он испытывает антипатию - при нынешних сериалах это легче легкого - но чем писатели их лучше? - я читала, что писатели по разводам идут на втором месте за актерами... Правда, это в Америке. Но Митя сам признавал, что литература - тоже в чем-то греховное занятие, или, проще говоря, легко может им стать. Он говорил, что русская литература, настоящая, имеет три источника: "Слово о полку...", "Житие Аввакума", но главный - это сочинение митрополита - "Слово о законе и благодати"...

Короче, он у меня однозначно - белая ворона. И всегда для всех таким будет. И мне пора уже знать, хочу ли я быть белой-пребелой вороной...

Ну, еще сорокой - куда ни шло (и тут надо бы поставить компьютерный смайлик! - тоже мне, слово дурацкое...)

Но меня обижает, когда при мне он думает о посторонних вещах. Или притворяется? Нет, не притворяется. Но, странное дело, он понял мои чувства! Как-то раз приподнимает мой подбородок и смотрит мне в глаза:

- Ведь это мы вместе думаем!.. Понимаешь?

А я, такая глупая, всегда с ним соглашаюсь.

О чем он только не думает... Если бы кто-то чужой услыхал его мысли, то признал бы его чокнутым. Вот он говорит:

- Если бы Федор Михайлович сейчас писал свою повесть, он бы ее назвал "Бедные, бедные люди!.."

- Почему?

- Это позже и Блок начинал понимать, он это чувствовал...

И я тоже, смешно сказать, "девица из станицы" - начинаю это чувствовать...

Раз уж это произошло - смерть его матери и сводной сестры - да и нам еще понять себя надо - то я начала необъявленный "мораторий". Хотя теперь все живут не по правилам, играют не по правилам, все телевидение этим дышит, - но все-таки, называй это трауром или никак не называй, а определенный срок должен пройти. Дон Жуан у Пушкина стал играть не по правилам - к нему пришла статуя командора.

Я такого не хочу.

В жизни всегда есть место мистике. Это не мои слова, а Костика.

Боже, как мне хочется домой - увидеть их, поговорить, и просто - посмотреть!

Митя не знает, что я пою в казачьем ансамбле... Мое участие в концерте еще не скоро, и приглашение на концерт будет для Киндинова хорошим сюрпризом. Наши казаки и казачки - отовсюду: с Урала, с Терека (правда, они там не живут), из Запорожья, с Кубани, из Сибири... Все парни и мужчины имеют казачий чин, только нашему запорожцу атаманы чина не дали. Что-то там у них с незалежностью не состыковалось. Митя говорит, что "незалежность" - это польское слово, а "рада" - немецкое. А "майдан"? - спросила я. "Турецкое!" - расхохотался он. И сразу погрустнел.

В ансамбле я как на побывке дома - это как переход в другую реальность, которой в Питере нет и быть не может. А иногда мне кажется, что Питер - даже вовсе не реальность.

Может быть - сказка. Или притча. Скорее - мираж. И то, чем люди в Питере занимаются, ничего общего с реальностью не имеет. Если взять послушать "новости" и полистать рекламную газету, то Питер состоит из спекулянтов, риэлторов, проституток, ментов, стрелков и пенсионеров. Фу ты! - как же я про актеров-то забыла! Без актеров - низзя...

Вчера на репетиции Александр Михайлович проецировал на экран, подвешенный у нас над головами, портреты генерала Шкуро (это прадед Александра Михайловича) и генералов Корнилова и Краснова. Я знаю, что Корнилова мой лейтенант не празднует, а Врангеля и Колчака уважает... Александр Михайлович, - говорю, - а почему нет у Вас Врангеля с Колчаком? "А они не казаки", - ответил он.

Жаль, если только из-за этого. Но что я стану ему говорить? Я же не Митя.

В универе все хорошо, но скучновато. Этот Митя, похоже, меня совсем "испортил": я смотрю на ребят-однокурсников и думаю - "мне бы ваши заботы!.."

Артёма-Шлёма пригласил на свой день рождения. Я отговорилась репетицией, хотя она была на следующий день, но мне не понравилось, что день рождения отмечали не у Шлемы дома, а на загородной даче, притом на чужой. Я не хотела рисковать репетицией, да и вся затея мне была не по душе.

Он, кажется, легко воспринял мой отказ. Девчонка у него есть, и не знаю, зачем еще я понадобилась. Он же посмеивался над казачьими и вообще народными песнями, но даже если это не его идея - меня пригласить, а, допустим, кого-то третьего, то, во-первых, "скажи мне, кто твой друг..." - и все вопросы отпадут.

А вообще я благодарна Дмитрию. Он на многое раскрыл мне глаза. Только его отношение ко мне какое-то непонятное. А теперь, пока не пройдет определенный срок, будет непросто это выяснить. Ведь ни по телефону об этом не спросишь, ни за один присест не узнаешь. А мне самой он кажется таким дорогим и чуть ли не родным. Неужто, в самом деле, назад дороги нет? Или это день у меня сегодня такой?

Он мне объяснил, например, что значит "подставь другую щеку". Ведь это Христос не просто "ученикам" говорил, а всему человечеству - в лице будущих апостолов. А что значит "апостол"? - посланник, несущий проповедь. Ну вот - получается, что Он этого потребовал от целого мира - "имеющий уши да слышит" - и если бы мир услышал, все бы получилось. Но мир оказался, в большинстве, глухим - "много званых, да мало избранных" - поэтому все так и происходит по сей день...

Но в этом нет для Бога ничего удивительного: Сам Иисус сказал ученикам, что верных у Него останется лишь "малое стадо" - к концу времен. Он ведь для того и пришел: "отделить зерна от плевел".

Оксанка из нашей группы заявила на семинаре по религиоведению: "а я не хочу быть стадом!" - и вышла из аудитории, цокая копытцами. Это было так смешно! Да будь ты хоть генералиссимус, а перед Богом ты - Его создание, овца - заблудшая или не заблудшая, это как себя поведешь.

И с той поры меня Оксанка ненавидит. Хотя мы с ней не говорили ни о чем серьезном, да и вообще ни о чем. Наверно, это Митя меня чем-то "зарядил" - а у нее зашкаливает.

У Митиного "общества" есть в Интернете страничка "Петроград", а еще его личный блог - и я, пока идет мораторий, активно его читаю. А то бы я постоянно доставала его по телефону, отвлекая от дела... Не хочу его отвлекать, тем более что можно задавать вопросы в виде анонимных читательских комментариев, а он может отвечать в удобное для него время.

Но признайся, девица из станицы, что ты по нем уже соскучилась?.. Да, а что делать? Мамина статистика подтверждает, что девчонки, жившие с парнями в современном "гражданском браке" и даже потом сыгравшие свадьбу, хорошей семьи не сотворили. Костя вообще говорит, что "гражданский брак" - это блуд. Сам-то он раскаялся, да было уже поздно. Гражданский брак, на самом деле, это регистрация в ЗАГСе. Недаром же ЗАГС - это запись актов гражданского состояния. А то, что называют "гражданским", на самом деле, мама говорит, состояние скотское.

Поэтому спокойнее скучать на расстоянии, чем попасть с парнем в состояние брака.

В Интернете гуляет баннер (в переводе с дурацкого - это флажок, или знамя; можно еще - значок) - с заголовком о советских солдатах 1945 года, изнасиловавших половину женского населения Германии. А недавно иностранцы опубликовали посмертный черновик убитой журналистки Эммы Экстерницкой, правозащитницы, в котором она пишет, что "русские солдаты в Чечне похищают, убивают и насилуют на каждом шагу".

Но Митя пишет, что наши солдаты сидят в Чечне под замком, а с террористами воюют чеченская милиция и ФСБ... Не хочу говорить плохо об этой покойнице Экстерницкой, а хорошо о ней уже сказал президент и главнокомандующий, пославший родственникам соболезнование.

Пока я не села на мораторий, как на диету, я столько в Интернете и за месяц не бывала...

А что такое "совок"? Я как-то слыхала, как в универе это сказали о ком-то, но не поняла... Посылаю вопрос Киндинову. Мне нравится в мыслях называть его по фамилии... Смешно, но это мне кажется более по-свойски, чем даже по имени назвать.

Спросить его о ДДТ или о настроении - не могу, это уже будет не анонимный вопрос. На самом деле хочется просто его спросить: а у вас (тебя) девчонка есть? Что бы он ответил анониму?

О... вот интересная статья о старом и новом календарях, о старом и новом "стилях". Давно хотела Митю спросить об этом... Получается, что "новый стиль" - это самовольное решение "непогрешимого папы римского", захотевшего подогнать календарь под астрономическое время. В астрономическом году не укладывается ровное число суток, поэтому ошибка накапливается... Только - почему ошибка? - это ничья не ошибка, вовсе не ошибка, это, может быть, и задумано Свыше как ловушка для римских пап. Потому что "исправлять" календарь вовсе не нужно, это римская гордыня их заставила... Ну и что, если сейчас разница в "стилях" составляет 13 суток? Если бы мы дожили до разницы в полгода, то июль стал бы серединой зимы, - ну и что с того? Он в Австралии и так - середина зимы, и в Бразилии тоже, притом - уже сейчас.

Короче, лучше бы римские папы календарь не трогали, а они уже это сделали дважды - без желаемого результата. Только потешили преисподнюю - потому что теперь христиане расколоты, живя по разным календарям.

Не буду этим беспокоить Киндинова. Все это ерунда, по сравнению... с чем? С нашим мораторием.

Как хочется увидеть моего лейтенанта... А по телику что? "Город соблазнов". "Чисто английское убийство". Им убить - что стакан воды выпить. "Пусть говорят". "Пока все дома" и "Брачное чтиво". Мерзость какая...

Даже "Пока все дома" - якобы хвалят счастливые браки, но что ни семейка - то звездоватая, а брак - не пятый, так седьмой...

Мой лейтенант, вы должны быть мною довольны... Говорю вроде бы я - а в голове у меня раздаются Митины интонации.

Да, от Мити ответ! Насчет "совка".

"Так либерасты - грантоеды и вечные диссиденты - называют бывших советских граждан, которые их - диссидентов - не поддерживают. Для грантоедов "совок" - синоним польского слова "быдло" (скот), которое было ими же к нам и притащено пару веков назад... Для русского человека "совок" - это известное приспособление для уборки мусора, а также - метафорически - живой любитель пива и футбола, безропотно глотающий словесный мусор типа "халява", "малява", "лафа" и "пацан" - а потом его изрыгающий на каждом шагу... А для русского радикала "совок" - это сокращение: "совершенно оккупированный"..."

Мой лейтенант тоже находится в раздражении, тоже места себе не находит.

...Поехала в библиотеку на Фонтанке и взяла рассказы Джека Лондона на двух языках. Книгу на английском, само собой, отложила на потом, стала листать русскую, наткнулась на один рассказ - "Когда боги смеются" - стала читать...

Боги посмеялись над влюбленной парой: когда парень с девушкой не хотели, чтобы их любовь превратилась в банальную привычку, - то дали друг другу слово отказаться от... секса, притом что они были женаты и жили под одной крышей. Поначалу они приводили всех в изумление и восторг - именно тем, что сохраняли пылкость своих чувств достаточно долгое время, когда нормальная пара уже обычно приземляется в рутину. Но обмануть "богов" не удалось - чувства, так долго сохранявшиеся в режиме чрезмерного каления, перегорели - и бывшие влюбленные расстались.

Мить, а Мить, что бы ты на это сказал?

А как бы я решилась об этом спросить? Разве он давал мне для этого повод?..

VII

Я не знаю, что мне делать... хожу по улицам, смотрю на людей. Мне начинает казаться, что люди все больше рождаются по образу и подобию телевизора - то есть, конечно, не ящика, а тех, кого он показывает... Лица из сериалов и шоу заполонили улицу. Бандитский брутальный типаж из кино и рекламы ТЕЛЕ-2 перетекает, что ли, в нашу жизнь? Притом столько парней - с животами, с бутылкой пива в руке и даже с пирсингом на бровях. Мне кажется... да что там "кажется" - я точно знаю, что мне уже обратно хода нет, я после Киндинова неспособна смотреть на менеджера с пивным животом и разговаривать мне с таким неинтересно.

Ну ты попала, девица!.. А он тебя загипнотизировал - и даже не вспоминает. Ты не звонишь - и он молчит. Вот он, момент истины. Бог мой-й!.. Или он стесняется своих увечий?.. Так это же совсем не заметно - посторонним, я имею в виду. Сейчас никто ни на кого не смотрит, это вам не Светлоград, а мегаполис - это люди россыпью. А что мы видим друг в друге наедине - никого не касается.

Киндинов, конечно, обречен на жизнь в большом городе, конкретно - в городе на Неве, пусть он даже самый красивый на свете город. А кто с Киндиновым - тот тоже обречен... Ведь каждый месяц в Эрмитаж не пойдешь, в Русский музей тоже не находишься, и в филармонию - не каждую неделю, а улицы скоро замечать перестаешь... Жить приятнее на траве, чем на асфальте. Я видела слезы на глазах у Киндинова, когда он разглядывал иголки лиственниц с бордово-розовыми шишечками. И дышит он иначе, чем любитель пива и футбола, и... мы оба не хотим, чтоб "все было кока-кола" с особенностями "национальной охоты".

Но что-то мешает ему позвонить... Что?

Конечно, должен пройти определенный срок. И, конечно, он человек занятой, я видела его календарь... Не говоря уже о том, что он пишет свое, так еще и с кучей народу переписывается, посещает собрания, конкурсы, дает уроки... и считает долгом хоронить вымирающих старших писателей. Что для него важнее - обязанности перед миром или перед Юлей из Светлограда? Вопрос риторический. Поэтому писателей женщины бросают еще легче, чем актеров. Легче?.. Любят писателей все-таки больше. За что любить актеров? За свет юпитеров, за глянец обложек и брызги шампанского... Они к реальной жизни не имеют отношения вообще.

Забыла! - к деньгам они имеют громадное отношение. Вот за что их любят женщины. А правительство им эти деньги отваливает...

Писателю труднее: он без реальной профессии вообще не выживет. Если не устроится писать свою фамилию как Сидорoff или сидеть в редколлегии "Time Out". Но тогда он точно - не Гоголь.

Только мне что за дело? Я-то при чем?

Нажила себе проблему: ни лохматых долговязых, ни бритых и пузатых не хочу.

Не выдержала, позвонила. И сразу раскаялась.

У него сидел адмирал Александр Васильевич. Они спорили "до хрипоты"... О чем? Я не спросила, это неудобно было - мог ли Митя отвечать, когда тот рядом?

- Александр Васильич тебе шлет свой... горячий... (слышу: в сторону вопрос - "какой?") ...свой горячий стариковский привет!

- Я вижу, мой лейтенант, что стариковский дела вас очень занимают!

Конечно, так было несправедливо говорить.

- Юленька, я перезвоню попозже!.. Пока!

Я вспомнила, что Митя раньше рассказывал... Адмирал живет в своем бабьем царстве: жена и дочь. Жена - брюзга: ожидала от мужа золотых палат и столбового дворянства. А дочь - определенно будет старой девой. И во всем у них адмирал виноват.

"Слава Богу, вопрос "Кровавого воскресенья" девятьсот пятого года мы перетерли, - рассказывал Митя. - Клевету большевиков разоблачили..."

Но сегодня снова спорят. О чем? История наша богата.

Не надо было мне снова звонить: теперь вот сижу и жду, как Пенелопа.

- Так о чем вы спорили?..

- Теперь вот - о "ленском расстреле".

- А...

- Мне кажется, он сам все понимает, но споры со мной доставляют ему удовольствие...

- Это как?

- Понимаешь, он постоянно существует в режиме спора - дома, с женой и дочкой. Только там тематика другая. И выйти из режима он уже не может - поэтому одна уже смена темы радует его необыкновенно.

- И смена собеседника тоже! - подсказываю я.

- Да, и это тоже.

- Я бы тоже с тобой сейчас поспорила...

- Как - сейчас?.. И о чем?

"О нас с тобой"... Но - не стану же я это говорить.

Митя прерывает паузу:

- А что ты... не заходишь?

- Много дел навалилось.

- В универе?

- Ну да.

- Разгребешься - заходи. А то... пусто без тебя.

- И, наверно, пыльно?

- Обижаешь! Пылесосом я доволен.

- Тогда ладно.

- Я скоро тоже разгребусь... Короче, жду выхода книги.

- Здорово! А что там?

- Повести и рассказы... Новые и старые.

- Буду ждать! Ты это будешь как-то отмечать?

- В книжной лавке - шампанским и бутербродами...

- Могу помочь.

- Спасибо! Честно говоря, я на тебя рассчитывал.

- Да, мой лейтенант! - но говорю я это со смешанными чувствами.

- Ты чем-то расстроена?

- Нет, просто чуточку устала.

- Отдохни, сердце мое!

Теплый жар обнимает мне шею и щеки... Хотя произнес он это с улыбкой, как бы маскируясь.

- Хорошо, мой лейтенант!..

Мой сюрприз был готов слететь с языка, но я вовремя сдержалась.

- Это хорошо, что у тебя работы много, - продолжаю я.

- Да, Юлаша, так оно легче.

Это "Юлаша" мне нравится не очень. Когда-нибудь скажу ему.

...Все же мы настроились на одну волну, и я его расколола: он признается, что вчера, в субботу, был в церкви - заказал панихиду по матери с Ирочкой.

И я думаю, что церковь была бы сейчас единственным безопасным местом для нашей встречи.

Именно поэтому я "не захожу"... И поэтому он так неуверенно об этом спрашивал. И конкретно не предложил зайти, не пригласил...

Все правильно. Он озабочен книгой, а я репетициями...

- Слушай, давно хотела спросить: ты свои курсы закончил?

- О, еще в апреле!.. И свидетельство получил.

- Так ты теперь - методист?

- Вроде того.

- А говоришь как нормальный!

- Не торопись... Вот я тебе почитаю!

- Нет, прошу тебя!..

- Но это даже смешно!.. Хоть и не весело.

- Ну...

- ...Планы бывают перспективные, календарные, ежедневные... плюс план самообразования. Перспективный должен составляться на основе источников планирования - нормативных документов: федеральных, региональных, районных, локальных и должен содержать...

- Ну хватит!..

- Или вот еще: цель - это образ результата, к которому хотим прийти... Из цели вытекают задачи (обычно три-четыре)... Как двигаться, сочетая задачи...

Он умолкает, значит - совесть есть...

- Ну ты, Митя, и безжалостный.

- Извини. Хотел, чтобы ты оценила.

- Нас чем-то подобным тоже балуют, но пока в более разбавленном виде.

- Давай встретимся - разбавим эту скукотищу!

Наконец-то! Что-то дельное сумел сказать1..

- Я бы с удовольствием, но...

- Что?..

- Только чтоб недолго. Давай у фонтанов погуляем, чтоб никуда не ехать.

Это значит: ехать надо ему, а не мне. Надо иногда вспоминать о том, что полезно бывать и жестокой.

- Тогда через сорок минут в скверике у твоих фонтанов... В шестнадцать ноль-ноль!

- Да, мой лейтенант!

Полетел мой мораторий к лешему. Запишем: первый мораторий - закончился.

Он приехал, как денди лондонский, с зонтиком-тростью вместо опорной палки - и довольно элегантно этой тростью пользовался. Подойдя ко мне, поцеловал меня в щеку.

- Митя, милый, а жизнь-то ведь... налаживается!

И оба смеемся. Совершаем круг по аллеям скверика - и приземляемся на скамейку. Тут плакучие липы не выше человека и в окружении высоких вязов и кудрявых ив.

Митя правой рукой опирается на трость, а левую вытягивает вдоль скамеечной спинки - так, что рука его у меня на спине. Я себе приказываю: только не дрогнуть!.. Но внутри я вся дрожу.

И тут происходит невероятное: трость его падает, его руки смыкаются вокруг меня, что-то наклоняет к нему мое лицо - и его губы впиваются в мои... Не знаю, сколько это длилось. Не помню, чтобы я сопротивлялась. К моему стыду - и против прежних моих намерений.

Я раньше влюблялась, но ни с кем не целовалась - так, как сейчас. Конечно, меня пытались целовать и кое-кому это даже удавалось - только без моего участия в этом, без взаимности.

Его голова оставалась прижатой к моей щеке - и мы молчали, глядя в одном направлении. Вспоминать поцелуй было приятно, и я, не стыдясь себя, только думала о том, будет ли повторение... А ведь час назад я честно думала, что мы не поцелуемся раньше, чем кончится определенный срок...

Только никто из нас этих сроков не определял.

Но почему он молчит?

- Что это было, мой лейтенант?

Его рука на спинке скамьи прижимает мое плечо - и я склоняюсь к нему.

- Твой лейтенант понял, что только ты можешь сделать его счастливым. Юлия Стешенко, ты пойдешь за меня замуж?

Господи, он это сказал!

- А ты меня любишь?

Вместо ответа... мы снова целуемся. Но слова уже сказаны, все слова, в которых уже все ответы.

- Любимая... - шепчет он, гладя своим шепотом мою щеку.

Чувствуя прикосновения его губ, я говорю, глядя вперед и ничего не видя:

- Да... то есть... Ты знал, что это скажешь, когда выходил из дому?

- Да я об этом думал с нашей первой встречи!

- То есть любовь с первого взгляда?

- Конечно!

И спрашивает:

- А ты?

- А у меня - с третьего... Зато я сильнее влюбилась, чем ты в меня!

- В кого?

- Глупый... Да в тебя же!

- Нет, сильнее, чем я - нельзя!

- Ну ладно, пусть будет одинаково.

Мы переплетаем наши пальцы...

- Сегодня воскресенье, двадцать четвертое мая... - мечтательно произносит Митя. - Знаменательная дата, мы ее запомним.

- За три дня до праздника вашего города.

- Нашего, нашего города!

- Мой город - Светлоград. Ну, еще Ставрополь... А Петербург - столица методистов! - я сглаживаю смехом эти слова.

- Зато наш с тобой город - Петроград! - и снова мечтательность в его голосе. - Но ты почему-то не ответила на мое предложение...

- Я... согласна.

Слова эти были во мне давно, но я совершенно не ждала, что потребуется произнести их так скоро.

Мы постановили, ради памяти его матери, что поженимся в сентябре. До того времени мы будем видеться, но нечасто, и наши поцелуи будут, как он выразился, заповедной чертой...

Мы станем мужем и женой - только когда будем мужем и женой. И слава Богу: не дадим, значит, друг другу повода для будущих попреков.

- А ничего, что мы не полностью выдерживаем срок? - спросила я.

- Я твердо знаю, что имею мамино благословение! Ты должна мне верить.

- Я верю, верю.

Вот так все решилось. Он проводил меня до дома, где я жила у Михайловых, мы горячо обнялись, и он уехал к себе.

А я поднялась в свою комнату и просидела неподвижно за столом целый час. "Надо письмо домой писать", - думала я - и не шевелилась.

Кольнула одна мысль, как ожог: теперь ему будут про меня говорить доброжелатели, что иногородняя девица позарилась на столичную жилплощадь... Какой стыд и позор - быть на подозрении у мелких людей, не видящих в Мите того, что в нем есть. Не верящих, что любовь существует.

А я его люблю - и обречена быть там, где будет он. Где бы то ни было.

VIII

Грянул День города - 27 мая.

Губернаторша вышла из себя, клянясь в любви к горожанам, городу и царю Петру. Разные городские личности по телевизору вспоминали царя Петра и закатывали глаза, клянясь в любви к губернаторше. Может, все и правда.

Занятий в универе не было - и я пошла на Дворцовую, в самый эпицентр. Толпы горожан, иностранцев, детей и взрослых с малышами на плечах, с шариками и флажками в руках - и много шума, барабанов, бубнов и фанфар. Там и тут - представления, балаганчики, театры масок, мимов и шутов со всего света. Даже из Австралии выписали мим-группу "Странные фрукты". Эти фрукты, с разрисованными лицами, гримасничали на высоких фиброкарбоновых шестах, раскачиваясь над толпой и флиртуя с нею и друг с другом.

На них недолго обращали внимание - разве только дети. Но свой сеанс они отработали до конца - по-моему, не меньше часа.

Было много громовых речей и рок-музыки.

Денег, надо думать, на это дело отобрано немало.

Митя сюда не пошел, он должен был статью закончить и отправить, а я пошла смотреть 306-ю годовщину великого города.

Пройдя сквозь толпу на Дворцовой, я вышла через арку Главного штаба на Невский. Здесь были шествия и процессии байкеров, оркестров, неизвестных ряженых, а зеваки стояли по обе стороны. Глазели и махали флажками.

Подумалось, что очень похоже на американский предвыборный съезд.

И тут Митя мне позвонил.

- Что делаешь?

- Собираюсь домой... Я на Невском.

- У меня идея получше. Давай встретимся на Владимирской. Не в метро, а на площади.

- Давай. А почему на Владимирской?

- Потому что я сейчас на Гражданке.

- Тогда через тридцать минут?

- Договорились! Целую, пока!

На площади я стала осматриваться: чтó Митя тут увидит, о чем спросит или расскажет... Ведь что-то он задумал, выбрав эту площадь. Напротив Владимирского собора стояла серая громада с дурацким золоченым названием "Regent Hall" и с каменной баранкой вверху - на столбах - чтобы стать выше куполов собора.

А слева жалась на граните согбенная фигура в бронзе - и постамент утверждал, что это Достоевский.

Все это я видела раньше, только сейчас я смотрела на это Митиными глазами.

Он ладонью закрыл мне глаза, подойдя со спины.

- Кто ты?

- Ни за что не угадаешь! - сказал его голос, я обернулась - и мы поцеловались (коротко).

Я взяла его под руку и мы пошли через "зебру" к серой каменной громаде.

Надо отдать ему должное, он ничего не стал рассказывать ни о площади, ни о золоченых буквах.

- Отвозил статью на диске одному редактору, старенькому доктору наук. Любопытный дед, вполне современный - а электронной почтой не пользуется и только недавно с пишущей машинки слез. Компьютер использует только автономно, вот и пришлось везти ему диск... Чаю выпьем или кофе?

- Я бы мороженого...

- А как насчет кофе с мороженым?

- Отлично!

Себе он взял зеленый чай и слойку, а я от выпечки отказалась.

- Так вот, - возбужденно поблескивая глазами, стал рассказывать Митя, - у дедушки-редактора постоянно работает телевизор, сам он глуховат, так что я, хочешь не хочешь, следил за городским сабантуем - и там тебя увидел!..

Откинув голову, он смотрит на меня, оценивая произведенный эффект. Но я не легковерная провинциалка...

- Не мог ты меня видеть, хоть я и была там...

- Любой другой не мог, а я вот смог!

И я начинаю верить: да, он видел!

- Ну тогда - что я делала?

- С озабоченным видом протискивалась сквозь толпу.

- Тогда ты видел толпу, а не меня.

- Дело в том, что я вижу тебя везде!

- А... Поняла!

- Нет, не поняла, - он делает огорченное лицо и вздыхает.

- Поняла, поняла! - доказываю я. - А сейчас я видела тебя спиной, вот! И знаю, чтó ты видел на этой площади, выйдя из метро!

- Тебя, тебя!

- Рассказывай! Ты вертел головой в поисках английских надписей!

- Ну, чтобы их увидеть, и вертеть головой не надо.

Наши колени соприкасаются под столиком. Мы друг другу улыбаемся и светимся. Мы - родные люди. И я в этом городе не одна.

Мой лейтенант!..

Он проголодался, откусывает от булочки... Я ему протягиваю на ложечке мороженого, он его слизывает и целует мне руку. При этом говорит вполне деловитым тоном.

- Представь, что за журналисты у нас. Двое комментировали это праздничное сборище и битый час рассуждали, из чего же сделаны гибкие шесты этих австралийских шутов гороховых!..

У меня поднимаются брови:

- Из углеродных волокон! Наш учитель физкультуры сам был шестовик, да и так мы все знали, из чего шесты.

- Но тележурналисты... - Митя машет рукой.

Он знает, что я знаю, что он мог бы сказать.

- Мить, а этот памятник на площади... Когда его открыли?

- О... Я помню это хорошо. Как раз в это время я был здесь проездом на Кавказ, в 1997 году. А как тебе памятник?

- По-моему, его лепили в детском саду на уроке младшей группы.

Он хохочет.

- Ты сильно ошиблась, дорогая. Его лепили целой семейкой под руководством старой бабушки, которая после установки памятника и года не прожила.

- Бог ей судья!

- Вот именно! Но тебе я все-таки скажу, что в городских газетах было много нареканий по этому поводу: почему решение принимали в закрытом режиме, почему не вынесли конкурс (я "конкурс" говорю в кавычках) на суд общественности или хотя бы специалистов... И твой Дмитрий тоже тиснул в одной газете критический отзыв.

- Это можно увидеть?

- Наверно, как-нибудь попадется под руку... Это не столь важно. Самым сильным впечатлением тогда стали для меня выступления тусовки, собравшейся к открытию... Отличился москвич Битархов, не сказавший вообще ничего достойного, только ляпнул: "Сидите спокойно, Федор Михайлович!"

- А кто-нибудь хорошо сказал?

- Пожалуй, лучше всех, как ни странно, сказал музыкант Шевчук: "Читайте Достоевского!" А так называемые писатели... - он снова махнул рукой.

- А ты?

- Там ведь заправлял комитет по культуре. Я тебе больше скажу: они не известили никого из членов Союза писателей России. Пригласили только своих "горожан". Как я сам оказался там - уже не помню... Заказать еще чего-нибудь?

- Нет, спасибо. Все было очень вкусно!

Мы молча смотрим друг на друга. Он наклоняется вперед, я подаюсь к нему, и он шепчет:

- Ненаглядная... Никогда не думал, что буду когда-нибудь произносить это слово!

Я не знаю, что ответить. Простое спасибо звучало бы глупо. Говорить ему нежности я еще не умею. А чувство, которое я испытываю, трудно даже назвать.

- Как твоя книга? - спрашиваю я, немного успокоившись.

- Надеюсь, все будет хорошо, - осторожно отвечает он, и я чувствую его беспокойство.

Я не настаиваю. Он сам расскажет, в один прекрасный день.

Мы еще не привыкли делиться друг с другом своими беспокойствами.

И разъезжаемся мы - по разным пока адресам.

И письмо в Светлоград я еще не отправила.

Любимая Митина идея - о том, что "все включено", что судьба не просто включает в себя все личные встречи и события - крупные, мелкие и даже незамеченные - но и события мировые, а также все твои мысли, грехи и подвиги, так сказать... Только твои грехи и подвиги включаются не в одну твою судьбу - они каким-то краем или боком, какими-то точками попадают и в чужие судьбы. Но это еще не все - потому что о каждом из нас существует Промысел. И он точно так же существует о стране и народе в целом. И в этой судьбе не просто все "включено", а взаимозависимо. У каждого, кого мы слышим, кого знаем, тоже своя роль в нашей судьбе. "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..." Но отзовется обязательно. Свою роль в нашей жизни играет и указ президента, и каждый твой собственный шаг - как та историческая пощечина, которую отвесил Митя-курсант, а потом его спасали друзья отца и адмирал... Но пощечина даром не прошла и тому типу - неважно, остался ли он в том институте или перевелся куда-нибудь... Все, что может "случайно" изменить судьбу, на самом деле в судьбу уже вписано.

Но это не фатализм, а дело веры и нравственности. Митя убежден, что поступки человека решает его внутренний нравственный закон. То есть все решается судьбой и Промыслом, но судьба - это функция совести. Совесть - это аргумент. Я недаром хорошо учила математику, у нас был хороший учитель математики, он тоже - в судьбе аргумент. И плохая училка по литературе - тоже аргумент, только со знаком минус.

Мы никогда не понимаем полностью того, что с нами происходит, потому что оно имеет больший смысл, чем мы себе представляем. Вот у него сейчас какие-то заморочки в ДДТ - конкурс юных прозаиков, школы и гимназии района присылают сочинения своих "звезд", в дело вмешивается тетка-методист из райотдела образования - каких-то девочек "лоббирует"... Особенно Митю впечатлило, что идет поток - под видом конкурсных эссе - просто школьных сочинений, написанных по трафарету от учительницы: "Самое дорогое у человека - это жизнь." Точка. А семья, Родина, честь?.. Это Митя спрашивает.

А ему говорят: "Заголовок - это цитата. Из академика Лихоманкина." Это важный авторитет в культурологии, религиовед и защитник интеллигенции. Митя его ненавидит. За что? - спросила я.

"Этот пузырь с турбонаддувом всегда цитирует Писание в усеченном виде, как это ему удобно. .Нет ни эллина, ни иудея.. Точка! А многие ли знают продолжение? - что "...во Христе" их нет, эллина с иудеем, - если они христиане, и тот и другой... В своих интервью и брошюрках он называет интеллигенцию совестью общества и требует ее защитить - непонятно от кого. Это нам впору от нее защищаться, от таких академиков, что у телевизора ходят в "моральных авторитетах". Сообщают, что он живет в скромном блочном доме на скромную зарплату, что всю жизнь он молится за того парня, которого расстреляли взамен ушедшего в "побег" будущего академика. А был ли побег?.. Если после лагеря он благополучно поступил в университет! На самом деле он живет в элитном, охраняемом милицией, дворце, а на формальную службу в Пушкинский дом приходит, когда ему заблагорассудится. Он же доктор Кембриджа!.. В начале 90-х один славист-исследователь доказал, что Лихоманкин "Слово о полку Игореве" извратил, - эту статью по радио читали. Но мафия победила, слависта затоптали, теперь его даже в Интернете не найдешь... Я слушал эту статью - но тогда я был глуп, а сейчас ее отыскать не могу..."

- Насмерть затоптали? - ужаснулась я.

- В газете было про его избиение, больше ничего не знаю. Затравили, за границу выжили - все могло быть...

- Ну совсем уголовщина!..

- Бывает и хуже. Репрессированные старички твердят, что этот светоч интеллигентщины в лагере был стукачом.

- А ты о нем не думай. Отодвинь эти школьные писульки - и забудь.

- Представляешь - две странички из тетрадки, крупным почерком, абсолютно одинаковое построение, одни и те же цитаты, только обложки по-разному разкрашены...

"Конкурс прозаиков"!.. Брр!.. Что можно сказать об этих училках?

- Да они - подневольные дуры... Над ними методист, извини за выражение, и директриса. Им галочка важна.

- А эта тетка из РОНО все время справляется, какое место будет у ее любимицы. Беззастенчиво. За обложку ей место присуждать?

- Ничего не присуждай. Ты офицер. А с ее стороны - психическая атака...

- Я знаю. Но меня возмущает...

- Меня тоже это возмущает. Успокойся, прошу тебя - ты же прав! Вспомни девиз офицера.

Лицо его благодарно просияло и он схватил меня в охапку:

- "Делай как должно - и будь что будет!"

- Да, милый... Не забывай, что огорчений будет еще море, не стоит силы распылять...

Он отстраняется и смотрит как в прицел:

- Ну и обещаньице! Надеюсь, не ты мне эти огорчения доставишь?

- Оба постараемся не доставлять, верно? Главное, чтоб мы сами себе их не устраивали.

- Дело говоришь, подруга.

Слов "подруга" меня задело, а он это заметил.

Подойдя, он взял в ладони мою голову и стал ее бережно покачивать, как драгоценный бриллиант под лучом света.

- Нареченная моя!..

- Мой лейтенант!

Сказать что-то большее я решаюсь только в мыслях. Но мой голос, мне кажется, это большее передает.

А, собственно, где это мы? Мы на детской площадке у Митиного дома, потому что я предупредила: к тебе не зайду - у меня репетиция...

Пришлось ему сказать, ведь я - невеста, игры в сюрпризы уже не годятся.

Мы строили планы на будущее, но они оформились определенно только в одном: что в августе мы едем в Светлоград - знакомиться.

Где мы будем жить после свадьбы? Митя выяснит у Игоря, оставит ли отчим его и дальше жить в своей квартире...

- Я предвижу, что режиссер захочет квартиру сдавать, так почему бы не сдать ее Игорю? Так даже безопаснее для этого киношника.

- А если Игорь скажет, из вредности, что вернется сюда в родительскую?

- Он младший брат, не забывай. В худшем случае он потребует, чтобы я оплачивал наем его квартиры. Но это я говорю абстрактно. На самом деле он братишка как надо. Почему бы не в складчину?.. Это будет справедливо, как считаешь?

Меня эта проза жизни тяготит, давит на совесть: вот, приехала ниоткуда, уже чуть братьев не поссорила!.. Но Митя уверяет, что все будет нормально.

Я ехала к нему на полчаса, а просидели целых полтора. Теперь времени в обрез, могу на репетицию опоздать...

Мы прощаемся до завтра.

- Да! - я искала твой блог - и не нашла. "Петроград" не находится - все что-то чужое.

- Ты, наверно, забыла - или, может, я не сказал: вместо буквы "о" надо ставить ноль. Как башенку в городе.

- Ладно. Поняла.

Я убегаю, потом оглядываюсь: он машет рукой, опираясь на трость, - высокий, прямой, сильный, храбрый, уязвимый...

IX

Теперь у меня в жизни - Митя, будущие родственники - его брат и адмирал. Хотя адмирал - только названный отец, но все равно человек родной.

Потом казачий ансамбль, универ, парки Петрограда, дворцы и набережные; мои думы о Дмитрии и его собственные мысли. Митя никак не дождется выхода книги из печати, адмирал возмущается неудачами ракеты "Булава", в мiре все больше мироточащих икон - и Митя говорит, что это явление последних времен, которого раньше не знали, и стоит ли после этого книги писать...

Мы живем в маленьком замкнутом мiре, как сосланные из рая на поселение, а мироточение икон - это еще одна грань перехода невидимого мiра в наш видимый.

- Ты сказал - "еще одна"? А другие?..

- Главнейшее - и ты это тоже знаешь: схождение Благодатного Огня.

- Да! Исключительно - в нашу православную Пасху!

- Вот именно! То есть: нам не страшен этот мiр, у нас еще - Небесное Отечество!

Ко мне приходит мелкая мыслишка, что моя университетская группа нас обоих записала бы сейчас в сумасшедшие. С одной стороны, так думать, как мы думаем, радостно, а с другой - как тех других не пожалеть. Хотя и Небесное Отечество еще надо заслужить.

Зато я чувствую, что двое наших ангелов уже подружились.

Гаральд Иммонин - старший коллега Мити по союзу писателей, профессор педуниверситета, учит будущих учительниц, как преподавать русскую литературу. Он числится у писателей критиком, а они считают его актером.

Митя дал мне почитать несколько выпусков глянцевой газеты "Поколение", издаваемой в Аничковом дворце... Ну и ну, скажу я вам. Крутая газетка!

Митя научил меня, как надо с газетами знакомиться. Сначала надо смотреть, кто издатель, кто учредитель, и состав редакции. Но что сразу бросается в глаза - качество бумаги и печати. Дорогая газета. Комитет по образованию денег не жалеет... Гаральд Иммонин - слов не пожалел... И себя тоже - продался подороже (вот уже и стихи!).

Митя показал мне интервью этого Гаральда... Гаральд говорит "Поколению", в лице его "самых раскрепощенных в творчестве редакторов" - Алены, Илоны и Майи, что от русской триады "Православие, Самодержавие, Народность", как "от позора", отказывались "лучшие люди XIX века", а что будет с русской литературой - он не знает, но обилие фантастического в литературе и даже в исторических романах - процесс правомерный... Раскрепощенные девчонки-редакторы замечательно смотрятся с лицами в боевой раскраске, "все материалы каждого номера пишутся учащимися Школы журналистики городского Дворца творчества юных", но у газеты есть руководитель - Светлана Лазаревна. Не оторваться мне от газеты с ее ликующими фотографиями и заголовками: ВЫЖИВАЕТ ШОКИРУЮЩИЙ ("Эпатаж становится философией нового столетия") - на первой полосе, "В искусстве "слишком" не бывает" - на последней.

Полосы газет испещрены красной ручкой Дмитрия - это грамматические огрехи девчонок Светланы Лазаревны. А следующий номер "Поколения" весь посвящен "толерантности" и пестрит наклейками цитат - от Платона и Эдмунда Берка до Вольтера и Генриха Гейне. Последний вообще отличился ("а газетка сама себя высекла", усмехнулся Митя): "Мы боремся не за человеческие права народа, но за божественные права человека."

Чего они так боятся, что так исступленно твердят о толерантности? И слово-то какое, зомбивалентное!.. (Это не я, а Митя так его назвал. Он же у меня филолог!). А ведь боятся, боятся... Чего?

Я у Мити - как в библиотеке. Он помчался в город насчет своей книги выяснять, точнее - получать сигнальные экземпляры. Но какой-то он был нерадостный после разговора с типографией. Оставил мне газетки, взял рюкзачок, велел мне ждать. Я послушная - жду.

И надо же было такому случиться: в ожидании Мити с его книгами я заснула - прямо на диване в его гостиной.

Спала я недолго, но крепко, и как он вернулся - я не слышала. А проснулась от Митиного взгляда...

Конечно, я испугалась, то есть - мне стыдно стало. Но Митя отнесся к этому спокойно: устала - поспи. Только речи об этом и быть не могло. Я ночую только у Михайловых, они мне строго запретили ночевать у подруг - после того как это было один раз из-за удаленности работы. А когда я перестала подрабатывать - и вопрос отпал.

- Нет, я не хочу... Покажи мне книги!

- Вот они! - Митя показал мне на маленькую стопку книг в твердом переплете.

- Всего-то?

- Да. Сигнальные экземпляры. Бывает и больше сигнальных экземпляров, но дело не в этом. Эти все - бракованные.

У меня даже лицо вытянулось.

- Но ты не пугайся... История эта долгая - слушать будешь?

И он рассказал, что один его друг по писательству свел Митю с хозяином типографии, где у друга уже выходили несколько книг - недорого и хорошо, притом одна даже здоровенная, целый "кирпич". Этот писатель, Николай, сам дожидался из печати своей следующей книги, а типограф еще и торопил его: ну где же там твой товарищ (то есть Митя), где его текст?

Митя с Николаем как-то беспечно отнеслись к тому, что типограф уже затягивал сроки с книгой Николая и все кормил его завтраками. Даже банковский кризис, свалившийся на всех, никак не повлиял на отношения Николая, а за ним и Дмитрия, к этому полиграфисту.

Такой недальновидности я от Мити не ожидала. Ведь полиграфист взял с Николая и с Дмитрия задаток - с того семьдесят, а с Мити все восемьдесят процентов, объясняя тем, что он работает на маленькую прибыль, а материал нынче дорог. Мало того: Николая он мурыжил с прошлой осени, хотя сам Николай был тоже хорош - без конца переправлял свои тексты.

Короче, сроки были сорваны, полиграфист перестал отвечать на звонки, а держал он свое предприятие в промышленной зоне - на охраняемой территории. Без договоренности его там не достать.

- Выходит, ты дал себя как мальчика обвести?

- Именно, что дал. У меня и предчувствия были. А Николай говорил: "да сделает он, сделает!" Правда, было там одно обстоятельство, даже два, которые Николая и меня позволяют считать не полными идиотами...

Он выждал, не спрошу ли я, что за обстоятельства, но я подавленно молчала - и он сам рассказал: из-за кризиса полиграфисту пришлось съезжать с Васильевского острова куда-то в Выборгский район, за гаражи и станции авторемонта, потом вообще полиграфист оказался в больнице с гипертоническим кризом... По крайней мере переселение типографии - это факт реальный.

- А сам он что говорит?

- Да он скрывается! Вот это, - он показал на стопку книг, - я получил от его сотрудницы. И то она мне позвонила после того, как я этому Пантелеичу эсэмэску отправил - нелицеприятную.

- И что дальше будет?

- Ничего не будет. Не пойдем же мы с Николаем этому разбойнику покрышки резать.

Я была в негодовании - не столько на Пантелеича, как на Киндинова. Но... что было делать? Вот он такой!

- А ты знаешь его машину?

- И в ней сидел.

- Понятно.

"Хотя не все тут понятно. Теперь он будет размышлять, за какие грехи он так наказан. И нужна ли его книга Богу, раз такое происходит... А я ему скажу: Бог тебя испытывает!"

- Но ты знаешь, Юля, что худа без добра не бывает...

- Ну и в чем оно?

- Пока шла эта тягомотина, у меня появились две новые вещи, которые удачно эту книгу дополнят.

- Вы неисправимы, лейтенант Киндинов!

- Да, моя хорошая... А за эту книгу, с нарушенной версткой и дефектами печати, я больше воевать не буду.

"Конечно, если денег не жалко!.."

- А худо почему случилось? Как ты думаешь?

Он с деланным равнодушием усмехается.

- Это надо обдумать.

Он меня пугает... Какой-то избыточный фатализм. И это - лучший человек в моей жизни!

- Митя, но так нельзя! Обещай, что будешь со мной советоваться!

- Конечно буду! А с кем же мне теперь советоваться, как не с тобой? Да и Пушкин предупреждал: "не гонялся бы ты, поп, за дешевизной!" Теперь я к аферистам ни ногой! Все, все, Маруся, не волнуйся!

- Ладно, - говорю. - Хоть я и не Маруся.

- Маруся - это значит: моя Руся. Ты же моя русенькая!..

- Не дурачься... Мне за тебя обидно. Вообще - за нас!

- А может, это проверка твоего отношения ко мне!

- Как?! - ты это все придумал?!

- Нет, это не я проверяю. Это нас проверяют.

- Ну, хватит! Давай лучше книгу покажи!

И он протянул мне книгу, которая внешне выглядела очень прилично, даже красиво.

Мне совершенно все равно, пишет ли Митя книги или нет. Ведь я узнала о его писательстве достаточно поздно, когда уже звала его "мой лейтенант". То, что он пишет, и что у него напечатаны две книги, уже ничего в принципе изменить или добавить не могло. И то, что с третьей книгой получилась ерунда, тоже мало что меняет.

Его вещи я читала потихоньку, по одной, он показывал мне альманахи, где это печаталось. И хоть я не назову себя поклонницей его таланта, мне его рассказы интересны, потому что в них чувствуется Митя. Я читаю его прозу, когда одна, при нем я читать не могу, а тем более - целую книгу, где все составлено в особом порядке самим автором...

- Какое сегодня число? - вдруг Митя спросил, как будто его ужалили.

Лицо его было бледно.

- Троица уже была?

- Седьмого июня!

- Вот! - он хлопнул себя кулаком по лбу. - Вот они, грехи!..

И - рассказывает, как зимой он ехал в метро, а женщина вошла в вагон и стала предлагать православные календари... "А на меня какой-то ступор нашел, какое-то нечистое упрямство: стою и не двигаюсь... Не купил! И так, мол, знаю, что когда зачем... И вот - наказание: Троицу прозевал, а с ней - родительскую субботу! Поделом, Киндинов, раб Божий Димитрий, поделом!"

- Ой, Митя... все мы грешны, в конце концов! Замолишь!

- Вот и выяснилось, что к чему!

"Что-то выяснилось, что-то будет выясняться", - говорю я про себя.

А он вздохнул, как будто гора с плеч...

- Слава Богу за вразумление!

Да, ясность - это благо. Я Митю вполне понимаю.

- Хочешь, завтра поедем в Лавру? - предложила я.

- Да. Спасибо тебе.

- Я позвоню, как только освобожусь в универе.

- Хорошо!

- Да, а ты слышал про японский юмор?

- Новый "закон об островах"? Слышал.

- Ну и как?

- А никак! Я рад за их чувство юмора, но теперь могу их вовсе разлюбить...

У нас решено, что будем венчаться сразу после регистрации. И что свадьба будет "городской" - немногочисленной. Большой город Питер, а Светлоград в нем не поместится. Но мы еще не выбрали ни церковь (или собор), ни священника. И все это надо решать.

- А если б мы нашли друг друга на необитаемом острове - мы бы не смогли повенчаться?

- Смогли бы. У нас крестики на шее, мы молитвы знаем, хоть и не все... И мы бы друг другу задали те вопросы, которые священник задает... Ведь, когда обстоятельства чрезвычайные, все зависит от веры, которую имеешь. Даже крестить можно без попа, если человек, например, уверовал и хочет умереть христианином. С молитвой и погружением, простой мирянин может крестить... Только обстоятельства должны быть такими, чтобы это ими оправдывалось.

- А если это безводная пустыня?

- Так ведь многие мученики за Христа не знали ни купели, ни литургии, а были крещены кто мечом басурманским, а кто на костре - за одно исповедание Христа. Тем и получили святое причастие, которое выше, неизмеримо выше наших посещений храма по праздникам.

И мы оба замолчали, потому что у меня слезы навернулись на глаза. И, наверное, ком в горле стоял у обоих.

Митя захотел разрядить обстановку: он встал, улыбнулся, произнес "что вы, братцы, приуныли? Эй ты, Филька..." - но продолжать не стал и неожиданно для меня включил телевизор.

По экрану ползли кадры начинавшегося фильма, мы какое-то время безучастно смотрели на экран, а потом Дмитрий воскликнул: "Да это же Далида, ее голос!" Шел биографический игровой фильм о французской певице-итальянке...

Мы оба попались, но не сразу это поняли. Потом уже Митя рассказал, что у его родителей было несколько пластинок Далиды, - как и у моих. Голос ее нам был с детства знаком - и я вижу, что Митя весь напрягся... А я смотрела с обыкновенным любопытством, ведь я о ее жизни ничего не знала. Как выяснилось, Митя - тоже.

Мы смотрели ее жизнь, сыгранную итальянской актрисой "под фанеру", - жизнь, увенчанную славой и памятниками, а я почти физически ощущала мамин голос, как бы говорящий: ну и беспутная жизнь!

Она хотела славы... Она ее получила, став ее рабой.

Она влюблялась с первого взгляда - как с моста в воду... Но не буду ее судить... Своего первого мужа увела от жены - или не так? - во всяком случае, они шесть лет прожили просто так, а потом поженились в костеле - но муж не ужился с ее славой, даже года в мужьях не вытерпел. Развелись. Потом увлеклась молодым поляком-художником: каждый считал свое искусство более важным, особенно мальчишка - устраивал ей сцены и бросил в конце концов. Потом, не желая прерывать карьеру, сделала подпольный аборт после какого-то поклонника-мальчишки - и всю жизнь уже не могла забеременеть. А слава ее росла, награды сыпались на ее голову. И тут случается великая любовь - с таким же одержимым жаждой славы итальянцем. А тот, не получив на конкурсе первого места, стреляется. Певица принимает смертельную дозу таблеток, сняв тот самый номер, где застрелился ее любимый. Врачи ее выходили, но почти неделю была без сознания.

Потом ее очаровал самозванец с французского телевидения, отец большого семейства, доказывавший с экрана, что он граф Сен-Жермен... то есть знаменитый алхимик прошлых веков. Бросил семью и женился на певице. Ну... это французы.

Мы с Митей смотрим на экран, а "граф" целует в постели Далиду и поцелуями покрывает все ее тело. Но этого мало французам, они делают так, чтоб у зрителей никакого сомнения не осталось...

У меня в глазах потемнело, я покачнулась и с трудом отошла к окну. Звук у меня за спиной пропал - это Митя выключил ящик и, подойдя к окну, встал рядом, не решаясь меня обнять.

Потом наши плечи соприкоснулись - и его рука легла мне на талию.

- Как хорошо, что мы не актеры, правда? - сказал он странно ломающимся голосом.

Я ничего не сказала. Прошло несколько минут.

- Что, будем досматривать? - спросил Митя и, не дожидаясь ответа, нажал кнопку на пульте.

- Ха!.. Телевизор - и тот не выдержал!

На экране мелькали белые точки "снежной крупы"...

Мы впервые посмотрели друг на друга и облегченно рассмеялись.

- А знаешь что? - сказал Митя. - Можно в Интернете почитать, что было с ней дальше.

Мне очень хотелось, но я только пожала плечами...

Судить других - последнее дело, но вот ее памятник на кладбище: это не христианское надгробие, а языческий монумент. А все ее мужчины кончали с собой... И точно так же ушла она сама.

А я думаю: зачем она взяла себе имя коварной библейской Далилы?.. Выбрала себе и путь, и судьбу. Вероятно, ее тоже, как ее мужчин, одолевали бесы. И этот фильм - просто западная версия "Бесов" Достоевского?

Х

Я засыпала в тревоге... Не знала, как дальше вести себя с Митей. Я верю ему, но что будет завтра у него в голове - после этой киношной сцены? Жаль, что мама так далеко... Одна надежда - на ангела-хранителя. Я постоянно к нему обращаюсь.

Снится сон... Мы тихо с Митей летим над землей... Где - не знаю, земли не видать. Сейчас я вот думаю: мы летели или витали на одном месте? - но там вопросов этих не было. Там все как во сне: висишь в пространстве - а ходишь ли ты, сидишь ли или стоишь, неизвестно. Внятны только слова - окружающей обстановки просто нету...

И я Митю прошу мне объяснить, что хорошо и что плохо в том, что было с певицей в той самой сцене. Что прощается, а что - нет? Митя обнимает меня мягкими крыльями и говорит, что прощается все - даже нескромное - если оно венчается рождением новой жизни. Но не прощается даже скромность, если кончается она абортом.

И с удивительной легкостью на сердце я проснулась и увидела солнечный день.

В каком-то озарении мне стала понятной и необычайная просьба Мити, высказанная на днях.

Зайдя к нему, я вернула его к тому разговору - про венчание на необитаемом острове:

- А не получится, что мы - секта?

- Почему?

- Ну церковь же росла и развивалась, прибывали откровения, обряды и правила... А у нас на острове всего будет очень мало!

Он в испуге посмотрел на меня, как будто я уже на остров собралась.

- Радость моя, мы же будем со всеми в общении - молитвенном - понимаешь?.. На литургии ведь молятся о всех нас - и о странниках, и об узниках... (Тут он перекрестился, и я вслед за ним: "от тюрьмы да от сумы не зарекайся".) Да, и есть же "Символ веры"! - он точно говорит, что ты не еретик, не католик, не агрессор... Что мы - единая соборная апостольская... Вот!

Он с облегчением и торжеством посмотрел на меня:

- "Ты пошто меня пугаешь, я ведь пуганый ужо!"

Я молча разглядывала его книжные полки, картину на стене, а он как-то необычно и долго смотрел на меня. Мне стало непривычно, и я стала листать какой-то журнал...

Митя стоял у другого конца стола, потом начал его обходить - подошел, взял мою руку и поцеловал:

- Прости меня!

- За что? - испугалась я.

- Не скажу, за что. Прости - и все. Прощаешь?

Я смотрела на его странное выражение лица: оно было и торжественным, и жалким, глаза подозрительно блестели.

- Я тебя прощаю! - сказала я ему, как он того хотел - совсем серьезно.

И он вздохнул, будто скинул гору с плеч. Мы обнялись, я прижалась к его шее щекой, увидела в зеркале нас обоих - и сказала себе, что мне в общем-то и не надо знать, в чем он провинился... Или считает, что провинился.

В жизни никогда и не спрошу, потому что знаю все сама.

Иначе говоря, он извинялся за тот мой "ожог" на руке от горячего чая...

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

289344  2009-08-11 11:02:33 Антонина Ш-С - Это про любовь, про человеческое в человеке (чистоту досвадебных отношений, работу с отдачей не для галочки, обыкновенную порядочность и многое другое) плюс безупречный и грамотный язык. Жаль, что такая духовная литература не востребована нынешней молодёжью. Мужчина, Вы справились, на мой взгляд, с женской подачей материала.

289440  2009-08-18 22:16:20 Юрий Серб - Из уст писательницы - такой отзыв очень дорог. Спасибо.

290589  2009-11-14 01:22:31 Ия - А что было потом? Неужели это все? Не верится в то, что боевому лейтенанту удастся прожить простым "методистом" в ДДТ. В чем его предназначение от Бога?

291307  2010-01-07 21:23:55 Ю.Серб http://ru-metaproza.livejournal.com - Ия ПОТОМ ОНИ ПОЖЕНИЛИСЬ И СТАЛИ ЖИТЬ ВМЕСТЕ В СВОЕЙ РОДНОЙ СТРАНЕ. Герой не просто методист, я думаю, что он продолжит бороться с методистами, адвентистами, сайентологами и прочими наползниками. Наверно, он и сам об этом расскажет. Ведь он, если Вы обратили внимание, все-таки книги пишет. Желаю Вам всех благ и радостей в Новом году!

---

BACK

 

Copyright (c) "Русский переплет"