Проголосуйте за это произведение |
Рассказы
15 июня 2007
года
Последнее время дела у Павла Балабанова
шли
все хуже и хуже. Недавно еще крепкое хозяйство разваливалось на глазах. Воры
обнаглели настолько, что уводили людей перед самым рассветом, когда он
готовился ко сну. После очередного налета от двенадцати человек у Павла
остался
всего один, да и та - худосочная девушка, которую он знал с детства и
девчонкой
катал на автомобиле. Тогда еще это было возможно.
Маша боялась своего хозяина, хотя и
надеялась, что в память об отце Балабанов не даст ее в обиду. И все же
девушка
чувствовала, что когда-нибудь обязательно придет и ее черед. Павел частенько
ловил на себе ее затравленный выжидающий взгляд, словно она вопрошала:
"Сколько
мне еще отпущено? Не сегодня?". Балабанов же берег Машу, использовал
только в
домашней работе, и все потому, что когда-то ее отец помог ему, молодому
специалисту, устроиться менеджером сельскохозяйственного
кооператива.
Павел уже тысячу раз пожалел, что два
года
назад не поехал в экспедицию на запад Африки, где, как рассказывали, еще
сохранились
целые племена здоровых полнокровных людей. И теперь ему грозили нищета и
голод.
Продолжать вести хозйство в деревне было бессмысленно. Она опустела, некогда
богатые дворы поросли бурьяном, постройки медленно разрушались. Следовало
уезжать в город и искать удачи там, но денег у Павла было совсем немного.
Продать дом со всеми его хозяйственными пристройками было просто некому.
Кое-что из вещей можно было предложить соседям, но за это Балабанов выручил
бы
сущие гроши, которых хватило бы на неделю нищенского проживания в городе.
Спросом пользовались лишь предметы роскоши, которыми Павел никогда не
интересовался, а потому и не нажил, да люди, но их совсем не
осталось.
После ограбления Балабанов окончательно
решил уехать на Дальний Восток. Там шла затяжная кровопролитная война, а
значит
можно было как-то прожить. Китай остался единственным государством, которое
еще
умудрялось держать оборону и делало это достаточно успешно. Китайцы жестоко
расправлялись с каждым, в ком подозревали вампира, даже если подозрения
основывались на какой-нибудь ерунде, вроде неядения чеснока или ночных
прогулок. Наверное, поэтому они и выжили.
Первым делом Павел отправился по
соседям,
которых в деревне осталось всего два. Это были такие же бедолаги из бывших
людей, ставшие вампирами во время четвертой волны стихийной вампиризации
Европы, что называется, вампиры второго сорта. Но в отличии от Балабанова
они
были более предусмотрительны: держали свой капитал в доме, внимательно
присматривали за людьми во время работы, а когда ненадолго отлучались,
запирали
окна и двери на надежные замки.
Ближайший сосед встретил Павла
настороженно, с откровенным ожиданием подвоха во взгляде, и Балабанов
подумал,
уж не он ли навел грабителей на его хозяйство? Тем не менее, Павел вежливо
поздоровался
и объяснил причину своего прихода.
Они сидели в доме при свечах, пили
колодезную воду и жаловались друг другу на плохие
времена.
- Как же они медленно размножаются, -
сказал сосед, хотя еще пару лет назад сам был человеком, занимал дожность
заместителя председателя районной управы и не очень задавался вопросом
рождаемости людей.
- Это точно, - согласился Балабанов. - С
пятью парами, как было у меня, нет шансов выжить.
- Вампиров развелось слишком много. Эдак
скоро мы начнем пить кровь этих грязных животных, которыми питаются люди.
Как
правительство не понимает, что людей надо разводить.
- А что они там могут понимать, - с
досадой
проговорил Павел. - Кого интересует, что я вынужден доить своих доноров раз
в
месяц? Естественно, они не успевают восстанавливаться. И кому до этого есть
дело? Они там обеспечены на сотни лет вперед. Мы им по
барабану.
- Да, я слышал, у князя больше двадцати
ферм и на каждой по тысяче голов. Конечно, так можно жить. Один годовой
приплод
больше десяти тысяч. Жируют, сволочи, а здесь хоть с голоду
подыхай.
- В России никогда не было
справедливости,
- пропустив мимо ушей слова о голоде, сказал Балабанов, и сосед согласно
закивал. У него было около тридцати пар здоровых крестьян и полтора десятка
детишек.
- Да, да, да. Не было, - согласно
закивал
сосед. - И куда ты теперь?
- Апостолы набирают солдат для крестовых
походов, - неохотно ответил Павел. - Наш, тринадцатый, пойдет к Китаю. Я
решил
записаться. Вот только Машу надо пристроить...
- А чего ее пристраивать? Она же
человек, -
сказал сосед и почесал подбородок. - Много я тебе за нее не дам.
Малокровная.
Что с нее толку? Один раз попить. Мне доноры нужны,
Паша...
- Да я, собственно, ее и не продаю, -
ответил Балабанов, хотя перед приходом надеялся избавиться от девушки здесь
в
деревне вместе со скарбом и домашними животными. Отдавать ее почти даром не
хотелось, тем более, что в городе люди стоили дороже. У него мелькнула было
мысль освободить ее, но Павлу вдруг стало жалко Машу. Оказавшись без
хозяина,
она рисковала очень скоро попасть в лапы какому-нибудь бродячему подонку,
который перед тем, как выпить у нее кровь, будет издеваться над бедной
девушкой
пока не натешится.
- Ну, не продаешь, так не продаешь, -
всем
своим видом показывая, что разговор закончен, сказал сосед и достал
бумажник.
Балабанов оставлял ему все хозяйство,
кроме
старой кобылы и телеги, на которой собирался отвезти Машу в город. Сосед
расплачивался долго, прижимисто кряхтел и по несколько раз пересчитывал
деньги.
Он давно сообразил, что Павел покидает эти места навсегда, и хозяйство со
всеми
вещами досталось бы ему бесплатно, если бы он в самом начале отказался
покупать
их.
Забрав деньги, Балабанов распрощался и,
не
дослушав пожелание счастливого похода, вернулся в свой
дом.
Собирался Павел не долго. Он не
предупредил
Машу об отъезде, но она и сама догадалась, что ее время пришло. Пока
Балабанов
складывал в чемоданы белье, минимум посуды и туалетные принадлежности, она
молча сидела в углу комнаты и с обреченным видом наблюдала за хозяином.
Павел
кожей чувствовал горячий взгляд девушки, потому ни разу не посмотрел в ее
сторону. За два года он так и не сумел избавиться от чисто человеческих
проявлений, вроде жалости и стыда.
Напоследок Балабанов задумался, а затем
бросил в чемодан пачку фотографий, на которых он был изображен вместе с
семьей.
Он и сам не знал, зачем это сделал. Память о прошлой, человеческой жизни
почти
не волновала его и потеря близких больше не казалась такой трагической. Лишь
изредка он ощущал в душе какое-то тихое свербение, но тут же подавлял его.
Сентиментальность по отношению к людям не приветствовалась вампирами, и
"второсортным"
частенько приходилось скрывать остатки былых привязанностей и
чувств.
Едва Павел захлопнул чемодан, как у Маши
прорезался голос. В последнее время Балабанов редко слышал его, но тем не
менее, был поражен, насколько он изменился. Девушка говорила тихо и с такой
страстью, что Павел повернулся к ней с раскрытым ртом.
- Ты меня продашь? - спросила она и, не
дожидаясь ответа, истошно закричала: - Они же меня сразу
сожрут!
- Не ори! - взяв себя в руки, приказал
Балабанов. - У тебя жрать нечего, одни кости. Тебя откормят, будешь сдавать
кровь. А я... я не могу взять тебя с собой. И отпустить не могу. Мне нужны
деньги. Скажи спасибо, что я тебя все это время берег.
- А-ах! - выдохнула Маша и закрыла лицо
руками. - Сделай меня вампиром! - сквозь слезы взмолилась она. - Ну,
пожалуйста! Сделай меня вампиром! Я не хочу умирать.
- Я же тебе русским языком говорю, мне
нужны деньги. И заткнись. Те времена прошли. Делать из людей вампиров строго
запрещено законом. Я из-за тебя под осиновый кол не
полезу.
Чтобы девушка не сбежала, Павел связал
ее
по рукам и ногам, оставил в доме, а сам пошел запрягать лошадь. Работая, он
вспоминал времена, когда до города можно было доехать на машине за
каких-нибудь
полчаса. С тех пор прошло около десяти лет, и за эти годы исчезло почти все,
что человечество наработало за долгие тысячелетия. Бессмертным все это
оказалось ненужным, мир возвращался в свое первоначальное состояние
господства
стихии без участия человека, которое новые хозяева Земли считали
варварским.
Балабанов погрузил Машу, затем вещи и,
даже
не взглянув на дом, в котором прожил полтора десятка лет, сел на телегу и несильно стегнул кобылу
кнутом. Дряхлое животное вздрогнуло, повернуло голову к Павлу и так с
повернутой головой тяжело тронулось с места. Телега медленно покатилась по
раскисшей
дороге. Осенний ветер выл по-волчьи зловеще и печально, отчего казалось, что
сама природа поменяла свою идеально сбалансированную сущность на жестокий
равнодушный хаос.
В пути с девушкой снова случилась
истерика.
Она лежала на спине, сквозь слезы смотрела на серое осеннее небо и не
переставала причитать:
- Умоляю, сделай меня вампиром! Я никому
не
скажу! Я убегу в лес и буду жить одна! Ну, что тебе
стоит?!
Пришлось Балабанову остановиться и
завязать
ей рот шарфом.
Дорога предстояла не близкой. Павел не
был
уверен, что на телеге одолеет пятьдесят километров за темное время суток. Он
надеялся на пасмурную погоду, и пока удача сопутствовала ему. Балабанов был
давно и сильно голоден, легко одет, но холода почти не чувствовал. Зато Маша
дрожала как в лихорадке. Ни старенькое пальтишко, ни толстый плед не спасали
ее, и Павел слышал, как она выстукивала зубами неровную
дробь.
Подпрыгивая на трещинах и колдобинах,
Балабанов вспомнил, как два года назад сам упрашивал главного бухгалтера
городской управы сделать его бессмертным. Татьяна стала вампиром всего за
месяц
до этого, и помог ей в этом начальник районного отделения милиции, который
долгое время был ее любовником. От него по наследству она перешла к Павлу.
Роман длился недолго. Получив бессмертие, Татьяна потеряла к мужчинам
интерес,
и только по старой память согласилась помочь
Балабанову.
За воспоминаниями Павел и не заметил,
как
добрался до небольшого городка в двадцати километрах от областного центра.
Стало светать. Балабанов с тревогой поглядывал на восток, откуда по всей
земле
распространялся смертельно опасный солнечный свет. Но небо было так плотно
затянуто свинцовыми тучами, что он решил не останавливаться, хотя вдоль
трассы
находилось сколько угодно давно покинутых зданий. Без присмотра эти
вещественные доказательства существования человеческого мира быстро
приходили в
запустение. Дома стояли с пустыми темными окнами, часто с провалившимися
крышами и в предрассветных сумерках больше походили на
призраки.
Балабанов остановил лошадь рядом с
бывшей
музыкальной школой. Кто-то не поленился вытащить на улицу пианино и оставил
его
на крыльце. Павел соскочил с телеги и подошел к инструменту. Воровато
оглядевшись, он открыл крышку и одной рукой взял несколько аккордов. Вместо
мелодии пианино выдало глухое: "бум-бум-бум".
Сзади послышалось приглушенное мычание.
Балабанов обернулся и увидел, как зажав Маше и без того перевязанный рот,
какой-то оборвыш припал к ее шее. Взгляд у него был дикий, он вращал глазами
и
даже урчал от жадности.
- Халявщики! Ворюги! - заорал Павел. Он
перетянул наглеца кнутом и бросился за ним вдогонку, но скоро вернулся,
опасаясь, что рядом могут оказаться такие же любители поживиться за чужой
счет.
На шее у девушки остались два красных
пятнышка, но бродяга не успел выпить много. И без того бледная Маша от
страха
сделалась совсем белой. Она с ужасом смотрела на Балабанова, и он невольно
отвел взгляд.
- Ладно, - развязывая шарф, сказал он. -
Только смотри, больше не проси меня. Это бесполезно. Я уважал твоего отца,
но
того мира больше не существует. Тех законов - тоже. Лежи смирно. Если что,
кричи.
К полудню небо развиднелось, и Павлу
пришлось провести несколько часов в деревенском погребе брошенного дома.
Девушку он затащил с собой. За все это время Маша не вымолвила ни слова. Она
лишь дрожала от сырости и холода, да куталась в старенький
плед.
В областной центр Балабанов попал с
наступлением сумерек. Некоторое время он ехал по пустынной окраине, и чем
ближе
подъезжал к центру, тем оживленнее становились улицы. Жизнь в большом городе
не
приостанавливалась ни на минуту. Здесь почти не было пустующих домов, по
улицам
бродили толпы оборванных голодных вампиров. Они сбивались в кучки, о чем-то
возбужденно говорили, и Павел на всякий случай прикрыл Машу своим старым
пальто.
- Хочешь еще пожить, лежи тихо, -
предупредил он. - А то эти голодранцы быстро тебя
оприходуют.
Балабанов проехал мимо роскошного
ресторана
и вспомнил, что не худо бы подкрепиться, а заодно купить сигарет. Правда,
здесь
наверняка все стоило очень дорого. Надо было искать заведение
подешевле.
Окна ресторана были плотно зашторены,
оттуда доносилась громкая музыка и смех. Думать о том, что кто-то может
позволить себе каждый день пить сколько угодно свежей человеческой крови, да
еще в таком дорогом ресторане, было обидно
и унизительно. "Разве это справедливо?" - мысленно возмущался
Павел.
Все его нутро протестовало против установленного порядка. Ладно чистокровные
бессмертные вроде князя, апостолов и княжеского двора. Но ведь вампиры
первой и
второй волны каким-то образом успели прибрать к рукам почти всех оставшихся
людей, а простые граждане как всегда остались ни с чем. И все только потому,
что они не занимали высоких должностей, а честно выполняли долг на своих
рабочих местах. Даже последнему идиоту было понятно, что коль так случилось,
и
мир стал принадлежать вампирам, следовало поделить всех людей поровну,
предоставить каждому бессмертному равные возможности. Жизнь сама
распорядилась
бы, кому быть богатым, а кому бедным. "Чем я хуже какого-нибудь чиновника
из
мэрии? - распалялся Балабанов. - Тем, что меня сделали вампиром на несколько
лет позже? В этом нет заслуги чиновника. Как было когда-то очень верно
сказано:
От каждого по способностям, каждому по труду. Более разумной формулы
придумать
нельзя".
Ресторан остался далеко позади. Павел
остановился у скромного трактира и с раздражением подумал, что Машу в телеге
оставлять нельзя. Здесь народу было еще больше, и выглядел этот сброд куда
более вороватым и агрессивным.
- Что это они здесь собрались? -
обратился
Балабанов к ближайшему мужичку с худым бледным лицом и воспаленными
глазами.
- А тебе-то что? - разглядывая прилично
одетого приезжего, с ненавистью ответил тот. - Не
нравится?
- Мне все равно, - сообразив, что зря
заговорил, ответил Павел. - Делайте, что хотите. А я хочу
есть.
- Все хотят есть. Могу предложить только
осиновый кол, - проговорил мужик. Расхохотавшись, он быстро пошел
прочь.
Балабанов соскочил с телеги и подошел к
Маше. О том, чтобы продать ее в этом бардаке не могло быть и речи. Похоже, в
городе назревали серьезные события. В некоторых местах над толпой появились
грубо намалеванные плакаты, которые призывали экономно расходовать людей.
Затем
недалеко от трактира завязалась жестокая драка. Между кем и кем, понять было
невозможно, да Павел и не пытался. Он торопливо развязал девушку, поднял ее
на
ноги и предупредил, чтобы она не отходила от него ни на шаг. Но Маша и без
того
понимала, где находится и чем рискует, если попробует уйти или хотя бы
зазевается. От страха она совсем побелела и, казалось, вот-вот лишится
чувств.
Балабанов забрал с телеги чемоданы,
подтолкнул девушку вперед и поспешил войти в трактир. В темном, заплеванном
зале было сильно накурено и пахло скотобойней. Неряшливо одетый официант в
грязном фартуке без дела стоял у деревянной стойки и лениво перебрасывался
словами с таким же неопрятным барменом. В дальнем углу происходило что-то
вроде
митинга. Оратор влез на лавку и поверх голов посетителей истерично
размахивал
руками, в одной из которых держал смятую рабочую
бейсболку.
- У нашего князя тринадцать апостолов! -
неистово орал он, как будто выступал как минимум в большом концертном зале.
- У
каждого апостола по тринадцать вассалов! И у каждого вассала еще по
тринадцать
вассалов! Но их количество на этом не заканчивается! И все они в три горла
пьют
нашу народную кровушку! На Земле уже почти не осталось людей. Вместо того,
чтобы создавать человечники, выращивать их, они превратили большую часть
населения планеты в вампиров и продолжают увеличивать число вечных едоков.
Это
при том, что кормовая база стремительно и неуклонно
сокращается!..
Павел устроился поближе к двери. Он
поставил чемоданы под стол, а Машу задвинул в самый угол. Митинг пришелся
очень
кстати. На вошедших никто не обращал внимания, и Балабанов слегка
расслабился.
Слова оратора понравились ему, он готов был подписаться под каждым его
словом,
но опасался, что здесь не правильно поймут его появление с
человеком.
Едва Павел освоился, как к нему подошел
молодой официант из тех, кого сделали вампирами совсем недавно. Неофит явно
еще
даже не успел свыкнуться с новым качеством, и в его бегающем взгляде можно
было
прочитать что-то человеческое.
Официант потянул носом, с тревогой
посмотрел на девушку и обратился к Балабанову:
- Видишь объявление? - показал он на
стену.
- Со своей закуской приходить запрещено.
- Это не закуска, - расстроился Павел и
пояснил: - Я привез ее продавать, а у вас здесь черти что творится. Что же
мне,
в камеру хранения ее сдавать?
- Ну, смотри, если что, не жалуйся. Я за
посетителей не отвечаю, - предупредил официант и бросил на стол засаленое
меню.
Балабанов не успел его открыть, как официант продолжил: - Можешь не
смотреть.
Кровь есть только коровья и свиная. Будешь брать?
- Да, коровью пожалуйста, - ответил
Павел.
Официант отошел от стала, и он добавил ему в спину: - И сигарет. Никак не
могу
отвязаться от этой дурацкой человеческой привычки.
Оратор продолжал витийствовать на своей
импровизированной трибуне. Ясно было, что посетители его полностью
поддерживали. Они одобрительно кричали, предлагали тут же пойти разобраться
с
чистокровными. Но все это выглядело как-то несерьезно. И тем не менее,
Балабанову
вдруг пришло в голову, что поход в Китай под знаменами тринадцатого апостола
под угрозой.
Официант принес большую кружку коровьей
крови и поставил перед Павлом. Маша с вытаращенными от ужаса глазами
смотрела
прямо перед собой и, казалось, ничего не видела. Ее оцепенение вызвало у
Балабанова прилив жалости, и он попытался приободрить
ее:
- Ничего, ничего, - тихо произнес Павел.
Он
показал пальцем на митингующих. - Не бойся. Им я тебя в обиду не
дам.
То ли от скуки, а может из-за того, что
Балабанов каким-то образом расположил к себе официанта, тот подсел к нему за
столик. Наблюдая, как Павел жадно припал к кружке с кровью, он вполне
доброжелательно поинтересовался:
- Ты, я вижу, наш, четвертой
волны?
- Да и ты, вроде бы, из последних? -
сделав
передышку, ответил Балабанов. Он посмотрел на ополовиненную кружку и
поморщился. - Какая гадость эта коровья кровь!
- Что делать? - посочувствовал официант.
-
Когда я был человеком, люди казались мне такими подлыми и мерзкими. Теперь
понимаю,
ошибался.
- Да, людей надо беречь, - согласился
Павел. - Они - наше будущее.
Официанту явно хотелось с кем-нибудь
поговорить. На губах у молодого вампира блуждала загадочная улыбка, словно
он
изнал какую-то тайну и желал поделиться ею, пусть даже и с
незнакомцем.
Наконец официант решился. Он придвинул
стул
поближе к Павлу, бросил взгляд на митингующих и тихо
предупредил:
- Не ночуй сегодня на
улице.
- Я на улице и не собирался, - ответил
Балабанов, сообразив, что напряженность, которая витала в воздухе, вполне
реальна, и он не зря чувствовал опасность.
- В гостинице тоже нельзя, - продолжая
озираться, сказал официант. - Только смотри, строго между нами. Я слышал,
сегодня, когда взойдет луна, эти отморозки, чистокровные и первой волны,
собираются устроить ночь длинных колов. Хотят уменьшить количество
едоков.
- А эти знают? - кивнул Павел в сторону
орущих посетителей.
- Нет, - покачал головой официант. - Я
сказал тебе, потому что ты мне чем-то понравился. Сразу видно, приличный
человек. А эта рвань - видеть их не могу. Они собираются здесь каждый день,
ничего не заказывают, орут как ненормальные и ломают лавки. Ненавижу! -
Официант даже стукнул кулаком по столу. - Из-за них в городе нечего жрать.
Вместо того, чтобы работать, они устраивают свои митинги, и с каждым днем
становится все хуже и хуже.
В отличии от пламенной и по сути
справедливой речи оратора, публика, о которой говорил официант, не нравилась
и
Балабанову. Он считал, что город действительно нуждается в основательной
чистке. От этого стало бы легче и фермерам, которым городские бродяги не
давали
спокойно жить и работать. Всего сутки назад Павел сам стал жертвой таких вот
крикунов, поэтому он не очень удивился словам
официанта.
- Спасибо, друг, что предупредил, -
поблагодарил Балабанов и накрыл своей ладонью руку молодого
вампира.
- Не за что. Кстати, меня зовут
Николай.
- Павел, - представился ответил
Балабанов.
После знакомства официант вдруг совсем
разоткровенничался: - Ты знаешь, я не хотел становиться вампиром. Знакомая
сделала. Она работала в мэрии секретарем первого заместителя мэра города.
Была
его любовницей. А потом у нас с ней случилась большая любовь. Она меня и
обессмертила. Вот я сейчас думаю, неужели целую вечность буду работать в
этом
поганом трактире, обслуживать всякую сволочь? Ты только представь -
вечность!
- Понимаю, - сказал Павел и попытался
перевести разговор на нужную ему тему. - Ты говорил, что в гостинице
останавливаться нельзя. Может, приютишь на одну ночь? Я тебе заплачу. У меня
в
городе совсем никого не осталось.
- Хорошо, - не раздумывая, ответил
Николай.
- Ночью трактир разгромят, это факт. У меня в подвале есть потайная
комнатка.
Там нас никто не найдет. А денег мне твоих не надо. Я всегда считал, что не
все
покупается за деньги, и не все продается.
Балабанов никак не ожидал от официанта
такого благородства. Он растрогался и чтобы скрыть волнение, долго
прикуривал
сигарету. Николай тем временем ушел выполнять чей-то заказ, и Павел остался
один. Этим тут же воспользовалась Маша. Она робко тронула хозяина за рукав и
снова запричитала:
- Ты не сможешь меня уберечь.
Пожалуйста,
сделай меня вампиром! Ты же сам недавно был человеком.
- Ну да, вспомни еще, что человек
когда-то
был обезьяной, и попроси принести тебе банан, - грубовато ответил Балабанов.
Его разозлило то, что девушка не дала ему додумать приятную мысль о
порядочности Николая. "Какие же все-таки люди неблагодарные существа, - с
возмущением подумал он. - Официант, можно сказать, рискует жизнью, предложил
первому встречному убежище, а эта дрянь только о себе и думает. Надо было
продать ее в деревне, соседу. По крайней мере, избавился бы от
ответственности
за нее и от этих дурацких просьб".
Митинг перешел в следующую фазу. На
лавку
по очереди стали взбираться все, кто желал высказаться. Они воинственно
обнажали длинные клыки и повторяли то, что уже было сказано оратором, но у
них
получалось не так складно.
Через
полчаса посетители стали расходиться. Павел благодарил провидение, что все
они
были под впечатлением собственных речей и уходили, оживленно болтая о
грядущих
переменах. На одинокого посетителя с чемоданами под столом никто не обратил
внимания.
Когда
двери распахивались, в трактир с улицы врывались истошные крики. Похоже, там
происходило то же, что и в трактире, но в другом масштабе. И никто из
площадных
крикунов даже не подозревал о предстоящей ночи длинных колов, до которой
оставались считанные минуты.
После ухода последнего посетителя,
Николай
отпустил бармена домой, запер за ним двери и позвал
Балабанова.
- Все, пора, - сказал он и взял один из
чемоданов Павла. - Через пять минут начнется. Иди за
мной.
Он провел их за стойку бара, потянул на
себя зеркало, которое оказалось дверью. За ней обнаружился вход в подвал.
Когда
Балабанов с Машей стали спускаться вниз, официант закрыл за собой дверь на
тяжелый железный засов.
В подвале за толстой дверью не было
слышно,
что творится на улице. Лишь один раз до них донесся грохот и звон разбитого
стекла.
- Стойку ломают, гады! - с тоской в
голосе
пояснил Николай. - Нет, надо бросать это дело. Запишусь с тобой в поход. Все
равно здесь не будет житья ни от тех, ни от других.
Под его тихие жалобы Павел и не заметил,
как уснул. Снилась ему покинутая родная деревня. Тучные стада людей в
сарафанах
и косоворотках мирно водили хороводы между молодых березок и осинок. У всех
были счастливые лица и упитанные тела. И даже многочисленный приплод
выглядел
так, словно они только что вернулись с курорта, где занимались только тем,
что
нагуливали вес.
Когда Балабанов проснулся, официант еще
спал. Павел взглянул на девушку. Прислонившись к чемодану, она сидела в
аккуратной позе, глаза ее были закрыты. Балабанов поднялся, размял затекшие
ноги, затем подошел к Маше и тронул ее за плечо. От его прикосновения
девушка
завалилась на бок. Лицо у нее было бледнее прежнего, губы плотно сжаты, а на
шее виднелись два свежих розовых следа от зубов.
- Николай! - громко позвал Павел, и тот
испуганно вздрогнул. - Николай, ты выпил Машу?
- Ох, напугал ты меня, - ответил
официант и
сладко потянулся. - Да, я. Извини, друг, не удержался. Очень хотелось
есть.
Положение гостя, да еще спасенного от
неминуемой смерти, не позволили Балабанову устроить скандал. Павел
догадался,
что Николай предоставил ему убежище только для того, чтобы попользоваться
девушкой. Тем не менее, он молчал. А официант, словно не чувствуя за собой
вины, нес какую-то околесицу о дороговизне строительных материалов для
ремонта
трактира, об опасности, которой они так удачно избежали. О Маше он упомянул
лишь вскользь, да и то с оскорбительным для Балабанова пренебрежением. Он
сказал, что кровь у девушки жидкая и совершенно
безвкусная.
Чтобы погасить в себе гнев, Павел
поднялся
по ступенькам к двери, отодвинул засов и выглянул наружу. На улице давно
рассвело. Доски и щепки от стойки бара были раскиданы по всему залу, двери
трактира начисто сорваны, и в дверном проеме виднелась часть городской
площади.
Вся она оказалось усыпана мертвыми телами вампиров, и у каждого из груди
торчал
длинный осиновый кол.
Неожиданно из-за тучи выглянуло солнце.
Балабанов машинально прикрыл дверцу, оставив лишь маленькую щель. Через нее
он
наблюдал, как дневное светило расправляется с вампирами. Тела их задымились,
и
над мостовой медленно поплыл сизый туман. Под солнечными лучами вампиры
таяли
на глазах. По мере того, как тела их истончались, а дым растворялся в
воздухе,
торчащие из них колья медленно клонились к земле. И вскоре на площади
остались
только дотлевающие лохмотья, да осиновые колы.
Балабанов впервые видел, как быстро
вампиры
испаряются на солнце, и с тоской подумал: "Разве же это бессмертие? Если
бы
не Николай, лежал бы я сейчас на площади вместе с этими бедолагами. Ладно,
черт
с ней с Машей. Главное, я живой".
Через час небо снова заволокло толстым
слоем облаков и пошел мелкий осенний дождь. Павел не стал прощаться со своим
спасителем. Он забрал чемоданы, в последний взглянул на мертвую девушку и
выбрался наверх.
После побоища площадь более походила на
выжженное поле. Дождь потушил дымящееся тряпье, от лохмотьев поднимались
клубы
пара. Балабанов представил, как выглядела ночная расправа и ужаснулся.
Чистокровные были физически сильнее обращенных, опытнее, и каждый владел
многими видами рукопашного боя. "Они их закалывали как скот", - подумал
Павел и с чемоданами потащился к лошади.
На полумертвую кобылу с разбитой телегой
никто не позарился. Она стояла чуть поодаль и объедала с куста последние
пожухшие листья. Балабанов погрузил чемоданы на телегу, но сам не стал
садиться. Он взял вожжи, стегнул лошадь и пошел рядом. Зола от сгоревшей
одежды
после дождя превратилась в черную грязь, которая хлюпала под ногами.
Пуговицы
потрескивали под обитыми железом колесами словно орехи. Телега все время
подпрыгивала на осиновых кольях, и все вместе это навязчиво лезло в глаза и
уши, напоминая о ночной трагедии.
Не успел Павел пройти и двух десятков
шагов, как со всех прилегающих улиц на площадь повалил народ. Это были те,
кто
благополучно избежал ужасной смерти. Выглядели они очень воинственно, но
главное, их было так много, что Балабанов невольно поежился и подумал, что
ничем хорошим это не кончится и надо незамедлительно записываться в
поход.
Следы
чудовищной бойни так возмутили вампиров, что все они тут же стали
вооружаться
осиновыми колами, которых здесь валялось не менее двух тысяч. В руках у
многих
откуда-то появились большие кухонные ножи, стилеты или мачете. Отовсюду
раздавались призывы к народному восстанию, а народ все прибывал и прибывал.
Скоро Павел понял, что с лошадью и телегой он ни за что не выберется из этой
каши. Его уже закрутило в водоворот кровожадно настроенных вампиров, он
перестал ориентироваться, куда следует ехать. Напуганная криками кобыла
остановилась, и Балабанов забрался на телегу, потому что его все время грубо
толкали и орали в самые уши: "Куда прешь с этой
дохлятиной?!"
Павел хотел было бросить свою
единственную
движимость и попытаться выбраться из толпы хотя бы с одним чемоданом. Но
пока
он соображал, в какую сторону уходить, кто-то тронул его за плечо и ласково
произнес:
- Товарищ, это хорошо, что вы со своим
транспортом. Телега нам может очень пригодиться. - Сказав это, незнакомец
легко
вспрыгнул на телегу, забрался на чемодан, и только после этого Балабанов
смог
разглядеть его. Это оказался вчерашний оратор с рабочей бейсболкой в руке.
Он
тут же принялся энергично размахивать ею и закричал на всю
площадь:
- Товарищи! Сегодня ночью коварный князь
и
его подлые апостолы показали свое настоящее лицо! Они безжалостно уничтожили
сотни и сотни наших родных и близких, братьев и
сестре!..
Проникновенная речь оратора слышна было
во
всех уголках площади. Везде, куда долетали его слова, установилась
кладбищенская тишина. Все развернулись к телеге, и Павел, который сидел
рядом с
оратором, увидел сотни горящих глаз, в которых светилась ненависть к
чистокровным. Балабанов даже ощутил, как внутри у него медлено разгорается
классовое самосознание и необъяснимая любовь к собравшимся оборванцам. Это
сильное чувство горячей волной прокатилось по всему телу и остановилось в
желудке. Потрясенный Павел попытался соскочить с телеги, но сдавленный со
всех
сторон митингующими, остался сидеть в ногах у оратора, который продолжал
свою
речь.
- Всем известно, что многие чистокровные
имеют возраст от пятисот лет и выше, - проникновенным голосом продолжал он.
-
Поэтому они более восприимчивы к дневному свету и никогда не выходят днем из
своих темных подвалов. И здесь мы имеем перед ними огромное преимущество,
которым просто обязаны воспользоваться сегодня, потому что завтра может быть
поздно!
Горящие взгляды собравшихся были
устремлены
на оратора, но Балабанову казалось, что все вампиры, по сути его братья по
крови, смотрят на него. Павел невольно распрямил плечи и сел немного повыше,
чтобы его было видно тем, кто стоял далеко.
- Вперед, товарищи! - заканчивая речь,
прокричал оратор и выкинул вперед руку с бейсболкой. - На штурм мэрии, где
окопался наш общий враг!
Призыв подействовал на толпу как
пушечный
выстрел. С оглушительным ревом вампиры бросились к зданию мэрии.
Вдохновленный
речью и общим подъемом, Балабанов ждал, когда можно будет соскочить с телеги
и
присоединиться к толпе. Но тут оратор добродушно ткнул в него зажатой в
кулаке
бейсболкой и сказал:
- А что, товарищ, трудно сейчас живется
в
деревне?
- Трудно, поэтому я и уехал, - честно
ответил Павел, не уточняя, что стало причиной его
отъезда.
- Это хорошо, - покачал головой оратор и
поинтересовался: - А ты какой волны, товарищ?
- Четвертой, - глядя ему прямо в глаза,
робко ответил Балабанов.
- И ты можешь доказать свою
принадлежность
к четвертой волне?
- Конечно, - сказал Павел и торопливо
достал паспорт. - Вот документ. Всего два года как
обессмертили.
- Хорошо, товарищ, - изучив паспорт,
приветливо улыбнулся оратор. - У тебя умное лицо. Высшее
образование?
- Нет, средне-техническое, - убирая
документы в карман, как можно дружелюбнее ответил
Балабанов.
- Все равно умное. Нам нужны
образованные
вампиры. Эй, Кружилин! - закричал он убегающему оборванцу с осиновым колом в
каждой руке. - У тебя в звене сколько бойцов?
- Двенадцать, - остановившись, ответил
Кружилин.
- Вот, товарищ, будешь тринадцатым, -
снова
обратился он к Павлу. - Назначаю тебя старшим. Возьми этих бойцов и иди
займи
интернет-центр. Справишься?
- Конечно, - радостно ответил Балабанов,
и
впервые за всю свою вампирскую биографию почувствовал гордость.
Происхождение
не подвело его. Павел наконец понял, что здесь он среди своих, и в этот
момент
готов был отдать жизнь за те великие идеи, которые двигали оратором и всеми,
кто бросился на штурм.
- Возьми кол, товарищ, - с
доброжелательной
улыбкой Кружилин протянул Балабанову осиновую дубину с остро заточенным
концом,
и Павел от души поблагодарил его.
Балабанов шел во главе небольшого отряда
к
интернет-центру и вспоминал о Маше. "Эх, жаль девчонку. Нашел бы ей
мужика,
она нарожала бы мне доноров...". Несмотря на горечь потери, теперь Павел
точно знал, что не следует ждать милости от природы и справедливость на
земле
надо устанавливать своими руками.
"Не мы выбираем врата, врата - нас",
-
как когда-то было сказано в священном писании. В этот день произошло все,
что
должно было произойти. Во время штурма мэрии пленили князя и его апостолов.
После того, как чистокровных казнили осиновыми колами, их свалили посреди
площади и стали дожидаться, когда выглянет солнце. Обращенные плевали на
своих
бывших хозяев, глумились над ними и пели веселые революционные песни о
победе
жизни над смертью. Был среди торжествующих и Павел
Балабанов.
Много еще замечательного и трагического
произошло с Балабановым в те незабываемые дни. Через неделю специальным
распоряжением реввампирсовета Павел был назначен первым заместителем
начальника
отдела продовольствия. Вместе с должностью ему выдали недельный паек из
консервированной человеческой крови, и впервые за много месяцев Балабанов
наелся досыта.
Через год из рук самого оратора Павел
получил именной серебряный кол, на котором было красивой вязью
выгравировано: "Пламенному
борцу революции товарищу Барабанову Павлу
Афанасьевичу".
Впереди Балабанова ждала долгая интересная жизнь полная революционной романтики и упорной работы по восстановлению на Земле кормовой базы. И Павел чувствовал себя счастливым.
Проголосуйте за это произведение |
Во Вселенной все мы - доноры безжалостных вампиров? Вампир или донор другого не дано? Жизнь жестокая справедливость или жестокая реальность? И человечество ╚кормовая база╩ человечества?
|
|
|
|
|
|
|
Уважаемая Антонина, извините, но Вы напоминаете мне молоденькую училку, пытающуюся, не имея за душой аргументов, дезавуировать "претензии нахального ученика", обнаружившего действительно допущенную ею ошибку [на доске]. Я Вам предложил наилегчайший путь к "истине", предварительно основательно убедившись, что "шлейф" кровно заработан. Заслуженный. Законный.
|
|
Вы меня несколько удивили, была уверена, что вы заметите рассказ и оцените юмор автора. Это даже не рассказ, а нечто большее...Многое скорее больше понимается,как сказал бы Соломон Воложин, не в лоб. Надо, конечно, жить в России, чтобы уловить тонкий юмор автора, пусть и темненький. Для остальных читателей рассказ может показаться страшным. Над анекдотами мы же смеемся, я думаю и рассказ расчитан на здоровый юмор у читателя. Это же не пересказ и не срисовка в конце концов...
|
|
|
Милый Аргоша, может, Вы и правы: профессия накладывает отпечаток. Думала даже, что своей настойчивостью могу навлечь подозрение на себя, но поделать ничего не могу так другого и подозреваю. Глубоко тронута, уважаемый Аргоша, что оказали одолжение. Спасибо. А на мою учительскую, и, видимо, поэтому слабую психику всеобщее ПОЕДАНИЕ было невыносимым и такое безысходное для человечества горе открылось, что стало страшно. И вспомнился Достоевский. Помните? Трихины вселились в людей и начался всеобщий мор. Мне ближе Толстой со своим ╚надо жить, любить и верить╩. Уважаемая Ия, думается, что фразой ╚для остальных читателей рассказ может показаться страшным╩, Вы разделили читателей на элитных и неэлитных. Просто люди все разные и, разумеется, по-разному воспринимают.
|
В данном случае мы имеем дело со специфическим юмором, который россиянам понятен на подсознательном уровне. Мне показалось, что некоторые читатели приняли рассказ за страшилку? Это как анекдот про раков по 3 и по 5 рублей, говорят не все смеются!
|
|
Лора, вы как-то все понимаете буквально. Разве речь идет о смехе? И судить тут не о чем. И я вроде бы ни с кем не сужусь...Что-то вы агрессивно настроены.
|
|
А ежли серьёзно, я вот содрогнулась от всеобщего поедания в ╚Тринадцати╩, Аргоша меня не поддержал, а вот Вы, интересно, содрогнётесь или улыбнётесь?
|
|
А у нас тут, и вправду, смог начался. Оказывается, всё, как в природе.
|
|
|
╚Корни страхов у современных людей всегда находятся в области того, чего они не могут понять, а непонятное - следствие дурного образования, скудной начитанности, небогатого жизненного опыта╩. Выходит, Вы знаете больше всех, начитаннее всех и у Вас самый богатый жизненный опыт. Уважаемый Юлий Борисович, я бы с Вами посоревновалась, у кого чего больше. Поймите, нельзя так! ╚Писатель - это гораздо больше, чем может представить себе большинство простых читателей. Этого не понимают и почти все корреспонденты "Переплета"╩. Вы, думаю, опять ошибаетесь. Есть, как Вы, писатели-эссеисты, есть публицисты, романисты и т. д. Но все они ПИ-СА-ТЕ-ЛИ. Искренне желаю Вам сближаться с творчеством авторов и приносить ╚РП╩ не вред, но пользу. И Вас полюбят и по-настоящему оценят. Я успела. И ещё раз извините.
|
|
Прочитал "Тринадцать" и сразу вспомнил анекдот о том, как отец Онуфрий ответил слишком любопытному ученику: " Омерзительно, отвратильно, однако отлично!" "Волосья на мне все наежинились и ажник кожа начала от тела отставать",- это дед Щукарь про свою встречу с козлом на сеновале. А если серьёзно - ведь правду написал. И мы все это знаем и видим и в этом и с этим живём. Но притерпелись и не замечаем. Замечательная, выпуклая вещь. Надо бы её на конкурс фантастики. Наверняка бы первое место заняла. Мои поздравления, Эйснер.
|
|
Смотрим по тВ киношки - и дух захватывает: сплошные кругом вампиры! Куда ни плюнь - вампир! Того и гляди, из стока в ванне выскочит... Ну как тут сделать, чтоб не страшно, а смешно? как смыть потоки экранного томатного кетчупа? Додумать ситуацию до конца! И Андрей Саломатов сделал это! НУ ЧТО ВАМПИРЫ БУДУТ ЕСТЬ, КОГДА ВАМПИРАМИ СТАНУТ ВСЕ КРУГОМ? Не друг друга же они будут поедать... При всей внешней жути рассказа ("выпитая Маша" - просто ночной кошмар какой-то) перед нами - пародия! Умная, злая, местами жуткая - но все-таки пародия. А почему бы ей не быть такой? Молодец, Андрюша! Хорошая вещь, прекрасная - поздравляю!
|
А я ж, помнится, не без вашего ферментного участия и именно касаемо Саломатова родил слово ╚третьесказание╩ (как художественность) в пику ╚не в лоб╩, иносказанию (как недостаточному для художественности). Признаюсь, я пробовал читать ╚Тринадцать╩. Не смог. Не чуялось третьесказания. Скучно было читать. А рассказ-то большой. И я скис. Но вот вы. Так вдруг опять смогу быть полезен кому-то? Поднатужимся. Попробуем преодолеть скуку. В тот раз я дочитал до отъезда героя. Треть текста. Ну да. В каждой строчке авторское фэ: ╚был ее любовником. От него по наследству она перешла к Павлу╩. Не нравится автору переход любовниц. Горький наш. ╚"Разве это справедливо?" - мысленно возмущался Павел╩. Поскольку речь о безмерном питии крови, автору идеологемы тоже не нравятся. Помнится, я и прежде подозревал, что он пофигист. Ну прёт из него этот зло-равнодушный пофигизм. Или это банальные аллегории: князь - партноменклатурщик, - Ия, вам кажутся говорением не ╚в лоб╩? Так. Опять митинг шушеры. Повторение мотива ╚Серого ангела╩? Почему бы нет, если пипл хавает? Потерпим. Уже половина. Молодец всё же Саломатов. Не очень рассусоливает. И чувствуешь, что к чему-то идёт. Впрочем, бульварной увлекательности не чурались и гении российской литературы. Ну, правда, - философских вдохновений ради. Не верится, чтоб у пофигиста Саломатова были философские вдохновения Потерпим. Уже половина. Люди жили и в Освенциме. Ко всему можно привыкнуть. Я привык к скуке рассказа. Во. Даже интересно: ╚Запишусь с тобой в поход╩. Это говорит официант герою. И автор забыл, что официант же не знает о намерениях героя. Ия, это как же автор относится к своему творению? Шаляй-валяй?.. Ладно, потерпим. Ещё четверть и всё. Мне эти страсти-мордасти Варфоломеевской ночи напомнили Борхеса (см. http://topos.ru/article/5431), тоже иллюстратора заранее известной идеи. Но, Ия, вам не показалось вообще натяжкой, что что-то имущего героя всё ещё не убила шушера. Или, когда автор что-то ╚не в лоб╩ говорит, то так радуетесь, на этом безрыбье ╚в лоб╩ говорящих, - что не до вкуса? Ия, а бейсболка же это вроде футболки? Я что-то в растерянности Автор не биту ль бесбольную имел в виду? Только в той два слова Так одно сделал? Или я не врубаюсь? Ия, я на вас, кажется, обижусь: спровоцировали читать такое фуфло. Разве что в последние строчки А ну? Этот рассказ, наверно, пародия на какую-нибудь мини-как-закалялась-сталь Или на рассказ Кортасара ╚Граффити╩. Или на что-то антиглобалистское. С пародиями тяжеленько. Надо ж дотошно сравнивать Опять этот Саломатов улизнул от моего окончательного определения, Ия.
|
|
Прежде чем обзывать чужое произведение фуфлом, надо набрать побольше воздуха и просчитать до десяти, а после подобрать какой-нибудь иной эпитет, не такой хамский. Воспитанные люди так и делают - ну, видимо, лично Вы к таковым не относитесь... Не понравилось - так и скажите. Хотите - обоснуйте свое мнение. Первый вариант ответа Гоголя на знаменитое развязное письмо Белинского (возможно, Вы, г-н Воложин, знаете, кто это такие) начинался словами: "Как смеешь ты, не написавший ни строчки..." Г-н Воложин! Представьте на суд публики свой рассказ - возможно, найдется тот, кто не назовет его "фуфлом", а может, еще и фамилию автора не переврет...
|
Сел за комп и был чрезвычайно удивлен вашим замечанием о том, что я не понял сути и соли рассказа ╚13╩. По-моему идея оного настолько лежит наверху, что обсуждать ее нет смысла. Хотя я ее все-таки пересказал в своей статье. Более того, я твердо уверен, что вы ошибаетесь, оценивая этот рассказ А. Саломсатова, как всего лишь зарисовку. Жанр зарисовки подразумевает незавершённость и не полную структуру повествование, недосказанность. Здесь же налицо все эти составляющие, сотворенные пером профессионала, хорошо знакомого с понятиями экспозиции, завязки, развязки, кульминации и так далее. Нет ни одного лишнего персонажа, не ощущается нехватки пермонажей. Это рассказ. В двух-трех местах небрежно выписанный, но именно рассказ, новелла как вам угодно. Другое дело рассказ антихристианской культурвы, следующий в фарватере все активнее образующихся в русскоязычной прозе течений псевдореализма, лишенного гуманистической составляющей. Недавно меня тут чехвостили в хвост и в гриву за то, что я атеист, но именно мне приходится обращать внимание участников ДК на все более крепнущий демонизм и вампиризацию литературных произведений нынешних писателей России и русскоязычного пространства других стран. Несколько лет тому назад мне довелось прочитать два десятка рассказов молодых авторов-студентов Литературного института, и я не обнаружил ни одного сколь-нибудь достойного предложить в журнал ╚Крещатик╩ вовсе не по художественной ценности оных, а ввиду полного отстранения авторами от действительности. Когда же я, встретившись с авторами, спросил, почему они не пишут о том, что вокруг них происходит, почему их не волнует судьба своей страны и ломка душ человеческих, каковой свидетелямии они являются ежедневно, то услышал очень своеобразный ответ: ╚Мне это неинтересно╩. Саломатову тоже неинтересно анализировать своего героя, искать овтет на вопрос: ╚Почему он стал вампиром и как спасти его душу?╩ Он знает ответ. Он настолько точно знает все ответы на поставленные им самим же вопросы, что Воложину, мне, Крылову и многим другим становится неинтересным. Традиционная христианская литература со времен Средневековья, да и античная нам известная, стояли на позициях защиты Добра ото Зла, стремились к тому, чтобы хэпи-энд если и не случался с телом, то смерть героя звучала победой Добра и Света. Рассказ ╚13╩ - это новое явление в руссскоязычной литературе, хотя и не совсем новое. К примеру, фильм ╚Мусульманин╩, также, как и этот рассказ, в сути своей декларирует, что для христианского (здесь русского) общества догматы Христовы устарели и умерли, что принципы ╚Не убий╩, не укради╩, не возлюби жены ближнего своего╩ и так далее это принципы уже не российского общества, а только мусульманского. Того самого из Беслана, или из взорванных в Печатниках домов и так далее. Поэтому, пока жив хоть один русский и россиянин, принимающий христовы догматы, всякая попытка описать русскую нацию вампирами, представляется мне преступлением перед культурой России. Да, народы России унижены, озлоблены, в кабале и нищете, но утверждать, что все они сломаны и превратились в вампиров это кощунство. Я два года назад был в Москве и проехал со встречами с читателями по восьми областям РФ. Такое корличество светлых, открытых лиц я не видел ин в одной стране Западной Европы, я встречался с большим числом самых что ни на есть замечательных людей. Одно то, что они отказываются размножаться (извините за биологический термин, но он здесь более уместен, нежели те,какими пользуются политики) под управлением аппарата насилия, именуемого себя государством демократическим, - это уже является показателем гуманизма российсчких народов и их стремления не обеспечивать детей и внуков нынешних олигархов россискими рабами. Пусть лучше китайцы придут на русскую землю, чем эти... Обратите внимание: в период так называемого тоталитаризма с сохранением общинного уклада жизни была высокая рождаемость и прирост населения несмотря на репрессии и так далее, в период демократии и вампиризма только вымирание. И это уже на протяжении полутора десятков лет. Не хотят люди быть вампирами, хоть тут ты тресни! А коли прав был бы Саломатов, плодоносила бы людьми русская земля! Ибо всякая земля богата только народонаселением. А залитая по шею нефтью РФ и бензином-то пользуется, купленным за бугром. Потому подспудный призыв Саломатова звучит как: ╚Станем все вамирами!╩. Но хочется надуяться, что призыва этого в России не услышат. Валерий
|
С выздоровлением, Валерий Васильевич! Спешу, извините, поэтому кратко скажу. Вапиризация - это ваучеризация. Вапир четвертой волны, или что-то в этом роде. Блеск! У автора ЗДОРОВОЕ чувство юмора. Убегаю...
|
|
|
|
|
|
Не то, чтоб жаль терять вас как своего читателя (хотя и жаль тоже), но и истины ради отвечаю вам. Вы уверены, что я матерился? Не перескочило ли на меня ваше впечатление от огрызнувшегося Саломатова, применившего-таки ╚от моего имени╩ непечатное слово? Поверьте, Марина, я матерюсь только устно и на эмоциональном пике. И не в присутствии женщин. До 20 лет (не знаю, мыслимо ли этому поверить) НЕ УМЕЛ материться вообще. Еле себя преодолел. Но, считаю, что выматериться письменно могу только по недоразумению. Поэтому я после вашей пощечины решил проверить в Интернете, не мат ли ╚фуфло╩. По ╚Википедии╩ - нет: ╚Фуфло лживая информация, фальшивка, подделка. Фуфломет, Фуфлыжник лжец, бестолковый человек, болтун╩. Поисковик на сайте мата выдал: ╚Фуфлогон - человек говорящий ерунду или неправду.╩ А второй смысл слова ╚фуфло╩ там ╚никчемный человек╩. Но первый смысл, - увы, я этого не знал, - непечатное слово. Близкое к тому, что применил ╚от моего имени╩ Саломатов. (Оба, правда, к собственно мату, по-моему, не относятся: потому Саломатов и позволили себе его напечатать, а модератор и мой с ╚фуфло╩ и его текст не стер.) Я слово применил в смысле ╚некачественность╩. Теперь касательно мании величия. Чтоб не было недоразумений По мысли Плеханова просветители в минуты отчаяния впадают в высокомерие. Понимаете: я просвещаю, а результат пшик. А я ж не учитель, а просветитель. И срываюсь. В определение места: кто тут кто. Да, непедагогично. Недипломатично. Но дипломатия язык врагов. А я-то верю в ВОЗМОЖНОСТИ тёмных. Понимаете? От этой, лестной для просвещаемых, веры и происходит то, что вы исказили, назвав манией величия. Будь у меня на самом деле мания величия или что-то на неё похожее, я б не заканчивал своё высказывание неуверенностью в своём мнении о Саломатове. По-моему, всё это имеет некоторую публичную ценность. Потому и отвечаю.
|
Уважаемый Андрей! Ваши рассказы, по-моему, удивительно честные и умные. Пишите, я ваш читатель. История всех рассудит.
|
|
|
Устрашаться следует действительности, а не "зазеркальному" отбражению ее в рассказе. Однако по законам манипулирования сознанием возможна и обратная связь, читатели задумаются и возможно задумаются глубоко, тогда возможно что-то измениться. Я так думаю... Но и мне интересно знать мнение автора, как ему не страшно так видеть?
|
Удивительные вещи случаются. Чем Егор Холмогоров, почетный фофудьеносец, по совместительству рупор православно-патриотического крыла ЕР, возглавляемого "обозником" (передача такая была "муз-обоз",кто помнит) Иваном Демидовым - не герой рассказа, Иван Балабанов = правильный вампир? А чем не муз-обоз Демидова та самая телега на которой вампиры въезжают во власть? http://rus-proekt.ru/people/655.html Пророческий рассказ у Саломатова получился. Вот Холмогоров все рассуждал о смыслократии, об особой функции элиты, которая де должна быть и автономной, и экономически индифферентной, и православной, и такой, и сякой, а все свелось к банальному поголовью населения, к иезуитской логике: плодите и размножайтесь не думая, что будет с вашими детьми, лишь бы господам мальтузианцам (смыслократии, идеократии) было, кого обирать и жить за чей счет. А где национальные проекты, без которых нация не нация (или войну специально затеять что ли взамен развития?), где социальное равенство, где же все, ради чего мы охраняем это единство на такой громадной территории? И уж не понадобилось ли ему (как и нынешней власти) православие для того, чтобы сначала обособиться и прикрыться непререкаемым авторитетом самого всевышнего, а потом запустить на всю катушку в своих личных целях производство рабов божьих для всей своей смыслократической компании? Вот они (так мне почудилось) - осознавшие себя элитой вампиры и их идеологи, собирающиеся под распил стабфонда, нанотехнологию отмывания зеленых, сочинскую ярмарку тщеславия и прочее, прочее, прочее (реформа ЖКХ например, или армии, или еще какой вампирический проект - созданные исключительно для удобства обслуживания служителей бюрократического культа).
|