Чего бы казалось проще: ни вернуть, ни оспорить, ни поправить, что было.

Когда ветер дует с залива, нагоняет волну, запирает воду в реке, она поднимается, сжимает пространство между землёй и небом и наполняет город тревогой, тоской и смертью...

Когда город полон смертью и окольцован врагами, ждут ветра с Ладоги. Он взломает лёд, дохнёт холодом и надеждой... на воде не остаётся следов, и льдины унесёт вместе с врезанными в них колеями дороги, воронками от бомб и снарядов, вмёрзшими железяками и кузовами, лафетами и колёсами, оставшимися от разбитых машин и пушек, вместе с останками, недоклеванными воронами, вместе с надеждами и слезами, которые нигде не оставили следа и больше ничего не значат и не стоят...

Теперь вспоминать не трудно... не то чтобы время лечит - оно не лечит: наслаивает, наслаивает и сквозь толщу всё труднее пробиваться старой боли - новой хватает, а слои всё ложатся и ложатся... от этого сгибается спина, и тяжело ногам, и голова клонится книзу, вроде силится человек разглядеть получше, что было, и порой снова удивиться...

Детей стали вывозить из города вместе со стариками сразу. Ещё и не было этого слова "блокада", да и не думал никто, что далеко уже на юго-востоке от города с завыванием на резком снижении из-за облаков вынырнут самолёты с крестами, первыми же бомбами раскурочат путь впереди паровоза, а потом звеньями методично и с насмешкой, покачивая крыльями, потянутся вдоль состава, затарахтят пулемётами... кто помоложе и поудачливее, соскочит на откосы и бросится со всех ног до ближних кустов и ёлочек, высаженных вдоль полотна для его защиты от снега в метели и бураны, а остальным вечная память, и упокой их души Бог, проглядевший, знать, как хляби небесные прорвало свинцовым градом...

-          Ты думаешь им сверху было видно в кого попали? - интересуется она, замедленно произнося слова. - Ты ж летал тоже! Видно?

-          Я же не тогда летал - позже... и не на таких машинах... ещё пострашнее... да... Зачем тебе знать это? Зачем? Ты молись, что жива осталась!

-          Осталась? - удивляется она. - Всех же убить не могут?

-          Могут. Могут. Послушай, зачем вспоминать это?

-          А само вспоминается. Понимаешь, раньше впечатлений в жизни больше было, а теперь один ящик поёт, другой показывает - да это ж всё чужое, а своих впечатлений мало, и старое снова наверх поднимается... ты видел, как белка в колесе бегает... и я теперь в колесе своего прожитого... и сил бежать нету, и остановиться не могу, а даже наоборот: чем старше - колесо всё скорее крутится... видишь: я за ним не поспеваю... медленнее говорю, а бегу всё быстрее, быстрее... чего достичь хочу?

С первого раза, как нас вывозили, в бомбёжке бабушку с дедушкой навсегда потеряла... потом отец со станками уехал в Сибирь - ни адреса, ни треугольничка.... в тайге на снег станки поставили, высоковольтка рядом - подключили, и... пошла работа... те же дети работали, других никого не было... а потом вокруг цех строили, ну это ты всё читал, знаешь...

Вторым эшелоном отправили... там уж одни дети: дома детские, сады, даже ясли, на авось: а вдруг прорвутся - в городе всё равно конец... а я уже большая была, помогала... мне тринадцать было... сначала помогала в вагон сажать.... потом, когда сожгли наш поезд, по кустам искать, по лесочкам... собирать... кого хоронить, кого хоть укрыть... уже осень настала... как обратно тащиться?.. И всё: кольцо и зима... блокада... - ну, ты же читал про это... а потом уже ходили по городу всех детей опять собирали, кто дышал ещё, это уже, когда вода высокая стала, полая пошла... чтобы их вывезти...

-          Гиблый город. - вставил он в паузу, - Утопленник, просто... в болото его император бросил, недомыслив, не зря ж никто не жил там прежде... И никогда уж теперь этот город из болота не выберется... судьба...

-          Конечно, судьба... а мы, знаешь, тоже через болото какое-то шли... это я помню, когда нас потом на катер грузили... я ещё шла сама... многих несли... всех в трюм спустили... оттуда уж бежать некуда было, если что. И душно... но никто не плакал... даже маленькие совсем... знаешь, почему? Все слушали... мотор у катера гудит ровно, а когда вдруг над ним ещё гул... мы знали, что самолёты... только не видно же какие, а по звуку угадать не умели... там одни дети были... взрослых - никого. Места экономили. И когда вдруг стало трясти и кидать, поняли: опять бомбят... Один раз сильно очень подкинуло. Я головой об пол ударилась... больше ничего не помню...

-          Ты подожди, не пропускай... ты медленно говори, но и медленно рассказывай - не пропускай... всё из маленьких клеточек в мире сделано, ты не теряй их...

-          Я не пропускаю. Темно стало. И ничего не помню... а когда очнулась: тихо и очень жарко... это я потом поняла, что от пожара... там наверху горело. Весь катер... а меня в угол забило, темно совершенно... и крикнуть не могу, и подняться... даже голову повернуть... только, когда глаза привыкли, . далеко, далеко пробился свет рыжий, и кричит кто-то... спрашивает вниз... "Есть там кто, отзовись?!" Я поняла, что это ко мне, а ответить не могу... и дым вниз пополз... совсем душно и последнее слышу наверху орёт голос: "Ты понял, что я их по счёту сдать должен!" .... И очень сильно выругался... что - я тебе повторить не могу... и всё - внутри жарко стало. Я на самом деле ничего не помню... только тот, которого ругали, полез вниз и ещё троих нас нашёл... и вынес... если б, я одна осталась, может, и не полез бы... они пересчитали - троих нет! Это уже он мне потом рассказал... а теперь: я вроде сама всё видела... так он рассказал... что это в меня перенеслось, и я уверена теперь, что сама видела, а на самом деле - нет... Но я не вру. Я ж первый раз в жизни рассказываю: тебе. А зачем тебе?

-          Сказать правду? Не знаю... только мне кажется, раз это было - я должен знать... а то прожить и не знать такого... я уже не молоденький тоже... умереть и не знать такого...

-          А ты знаешь, что я сама запомнила точно! Там пол железный был... гладкий-гладкий и плоский... и очень холодный... он, по-моему, прямо в воде был - дно этого катера... может, такое быть?...

-          Отчего не может? Всё может...

-          И я его руками трогала... ладошками... на спине лежала и с двух сторон ладошками гладила... нежно-нежно...

-          И говорила что-нибудь? Молилась?..

-          Не помню. А вот, что гладила, помню. Нежно-нежно...

Если надолго замолчать, может, и не будет дальше ни слова... память странная штука - у неё ни законов, ни правил, ни приличий: вдруг подкинет что-нибудь некстати и затопит, замучает, заморочит, а если замкнёт её - ничем не отворишь... но одиночество сильнее памяти...

-          Ты знаешь, он потом ко мне приехал...

-          Кто?

-          Кто приехал? Фёдор. После войны... разыскал... тот, который сквозь огонь вниз спустился... спас нас... Он меня старше на шесть лет был...

-          Разыскал тебя?

-          Да! Представляешь! Издалека откуда-то... я уж забыла... разыскал... разыскал...

-          Зачем?

-          Предложение делал...

-          Предложение?!!

-          Да. А я ему сказала: зачем ты так - один раз меня спас, а теперь убить хочешь?

-          Так сказала?...

-          Сказала... а он не понял. Я ему говорю: я ж тебе жизнью обязана, как же мне "нет" сказать, а ты же знаешь, что у меня кроме благодарности вечной нет никакого чувства... Видишь, как вышло... неудобно... я мучилась очень...

-          Разве за всё платить надо?

-          Не потому... знаешь, я подумала, а если бы мне пришлось на его месте...

-          И что?

-          Я тоже себя спросила... и от этой правды мне всю жизнь больно... я бы, как он, не сумела... я трусиха ужасная... мы потом встретились ещё раз случайно, уж много позже... и я ему сказала это...

-          А это зачем?

-          Чтобы освободиться...

-          Ну, тебе-то в чём виниться? Так легла карта!

-          Не в этом дело... я от себя освободиться хотела... а он мне, знаешь, что ответил? Я же не слышала тогда ничего, как они орали друг на друга наверху у люка... он сам сказал мне, Фёдор: "Я бы тоже не полез... Анисимов, лейтенант мой, достал пистолет и говорит: "Лезь, сука! Мне, что под трибунал идти что ли? Сказано: сдать по счёту! Лезь! Не то я тебя шлёпну... " Он такие слова сказал неприличные... я тебе повторить не могу... Я тогда плакала очень... представляешь... я ведь никому не рассказывала... даже детям... да им и не нужно.... Тебе вот первому... так вышло... ты меня всегда разговорить умеешь...

вторник, 2 Марта 2004 г.

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

291117  2009-12-30 17:44:37 -

291118  2009-12-30 22:56:59 В. Эйснер - Господи, страшный-то какой рассказ! И какой жизненно-правдашний. Михаил Садовский - сложившийся писатель со своим стилем и мировоззрением. Хочется ещё чего-нито из его пера вышедшее прочитать. Поздравляю и голосую. В. Э.

291120  2009-12-30 23:47:51 LOM /avtori/lyubimov.html - Эйснеру Дорогой Владимир, заходите на авторскую страницу Михаила в Русском переплете. И читайте, там много интересного.

291126  2009-12-31 11:20:30 НН - Мороз по коже, покрепче чем нагишом на улице. С Новым Годом!

291127  2009-12-31 12:41:52 Ия - Низкий поклон автору и самых-самых наилучших пожеланий. Ком в горле!

Copyright (c) "Русский переплет"