Проголосуйте за это произведение |
Романы
21 августа 2014
КАТИНА ВОЛЬНИЦА
1
Такой
снежной зимы не отмечал метеопрогноз за всю историю Москвы. Сугробы не
только
под ногами, но и над головой - деревья будто в белых коконах. Теперь Катя
часами смотрела в окно - туда, где ребята катались с горки. Это было как
чудо,
как сказочная подглядка в другой мир, который был здесь, казалось бы, совсем
рядом, и одновременно совершенно недосягаемым. Особенно ей нравилось, когда
за
окном шел снег, нет, не шел, а сыпал, валил пушистыми, крупными хлопьями
размером с ладошку, .- в свете вечерних фонарей он сугробил,
сугробил, сугробил... и при этом отсвечивал
настоящим
серебром. А днем... Днем - там, в пятистах метрах от ее дома развеселая
детвора
копошилась вокруг высокой ледяной горки, которую соорудили по призыву
местных
властей как-то вдруг, сразу, будто внезапно очнулись от дурманящено сна;
будто
раньше она и не нужна была никому, эта горка; и вот только теперь, сейчас
она
неожиданно возникла перед взором Кати как безмолвное напоминание ей о
невозможности быть такой же, как они все: съезжающие на санках, ледянках,
плюшках и бодро взбирающиеся обратно, наверх за очередной порцией
удовольствия,
за пьянящим адреналинчиком - азартно, весело и совершенно бездумно. Вольница, настоящая деткская
вольница!
"Что
может снег? Скрипеть, блестеть, лететь, порхать, слепить, заметать,
засыпать,
усыплять, завораживать... А еще он может творить чудеса! Вот сейчас он
сотворил
за окном настоящее белое чудо - покрыл собою землю, деревья, подоконник... И
все стало белым-бело! И даже людей он сделал совсем другими - зимними:
заставил
надеть шубы, шапки, сапоги... А ведь еще совсем недавно все было совсем
иначе...
Повелитель! Господин!" - так
рассуждала про себя взбудораженная новыми ощущениями Катя, любуясь зимним
пейзажем через рамку своего заветного окна.
2
Под
Новый год мать вертелась как белка в колесе: встреча с мэром, которая не
состоялась, но из-за которой она проторчала на морозе два с половиной часа
без
шапки и в тонких колготках. Шапку потеряла в домашнем хаосе: накануне
приезжали
сослуживцы мужа (что-то отмечали - что именно, она так и не поняла) и дома
все
было перевернуто с ног на голову. А в тонких колготах потому, что ездила на
машине (Жигули - ее гордость!) и считала, что ей, такой молодой, современной
деловой женщине утепляться не к лицу. Она же из машины в управу, из управы в
машину; из машины домой - все перебежками, все скоренько, все впопыхах... Ей
всегда жарко - она вся в движении, в делах. И потом - она же настоящая
бизнес-леди: люди, встречи, переговоры... - какие там шерстяные колготки! А
тут
вот на тебе: завязла на стадионе на все три часа! А он так и не приехал! Ну
да
ладно! Она закаленная, привычная! Ничего не будет... И дальше опять галопом:
за
младшим в садик надо успеть; Катю помыть - она же даже в туалет без матери
сходить не может; отца стесняется - будет терпеть часами, но не попросится.
Средней, Дашеньке (неделю назад
десять
исполнилось - ой, как выросла! И когда только успела?!) надо костюм к
утреннику
подготовить. Купить - денег нет. Итак вся в долгах, как в шелках. Придется
самой что-то соображать. Что дарить детям на Новый год - ума не приложит. На
ней итак три кредита. Ну не брать же четвертый... И все-таки не выдержало
материнское сердце: и четвертый взяла - совсем баба рехнулась! - зато всем
накупила новогодних подарков: Кате - магнитный конструктор; Сашеньке - бабугана (или бакугана?) -
весь
сад с ума сходит от этого чудища, а у него до сих пор не было; Дашеньке -
костюм снежинки (ну где ей самой возиться - никакого времени нет!). Да какой
костюм! Все девочки от зависти помрут! Даже мужу любимому мобильник купила,
о
котором уж год как он мечтал.
Одним
словом, всех порадовала, всем преподнесла долгожданные игрушки. О себе, как
всегда, забыла. Да и шут с этим - себе необязательно, лишь бы они были
довольны. Правда, обидно, что муж о ней не вспомнил - как всегда, ничего не
подарил. Да и дети - ни рисунка, ни стишка... Ну да ладно, она и так
счастлива -
у нее такая семья! Такой муж, такие детки! Им хорошо - и ей больше ничего не
надо.
Катя
так
была рада магнитному конструктору, что сутки ничем больше не занималась. Но
теперь картинка за окном манила куда больше. В это воскресное утро она не
отрывала своего взгляда от ледяной горки. А что там творилось! Сначала двое,
трое, пятеро ребят было. А ближе к полудню столько понабежало, что их крики,
визги и веселое верещанье были слышны в комнате, словно все это происходило
прямо под открытым окном. Даже от завтрака отказалась - не до того.
Вообще-то
она была добрая, но с характером: если что не так, ни за что не примет: ни
ложки с кашей, ни Даши с Сашей. Характером - вся в
мать.
Ее
возили в школу-интернат и оставляли там с понедельника по пятницу. Мать еще
до
работы успевала собрать, покормить и на машине отвезти на место. Потом
мчалась
на работу - оправдывать свое опоздание тем, что отвозила дочь в интернат,
было
бесполезно - начальство с этим не считалось: или премии лишали или грозили
увольнением. Ни то, ни другое ее не устраивало, так что приходилось везде
бегом
бегать.
В
двенадцать лет Катя стала взрослой: у нее начались месячные. И этот факт
сделал
ее еще более замкнутой, ранимой, настороженной. Отец стал сторониться
дочери,
сосредотачивая, если можно так сказать, свое отцовское внимание на младших
детях. Хотя, впрочем, сосредотачивать там было особенно нечего: особой
заботой его
отношение к детям никогда не отличалось. И все-же Катя видела разницу в
отношении к ним и к себе, все чувствовала, как чуткий метроном, - это
читалось
в ее глазах: голубовато-серых, с поволокой и неизменной грустинкой. Теперь
они
стали еще более грустными, более холодными. А мать ничего не замечала. Она
лишь
неизменно повторяла одно: "Да я счастливая... Я такая счастливая! У меня
трое
детей, любящий муж, любимая работа, мать, сестра, отец. Я молодая
востребованная женщина, у меня интересная, ответственная работа... Куча
друзей,
верный и любимый муж! Уверена? В муже-то? - смешливо повторяла Маринка не
только себе самой, но и окружающим. - В ком-в ком,
а
в нем-то, как в самой себе!". Оставаясь всегда жизнерадостной, она всем
своим
видом как бы подтверждала эти слова. На свое тридцатипятилетие накрыла в
управе
для сотрудников такой стол, что все ахнули! Потом еще неделю вспоминали, как
было вкусно. Никому не верилось, что все это можно было приготовить дома. В
свой день рождения встала ни свет ни заря и - за работу. Правда, с вечера
уже
все наметила, что-то и приготовила заранее. Паштеты, салаты, плов, пироги...
Все это привезла в мисках-плошках - сумки едва поместились в машине. Радушно
угощала всех подряд, неизменно излучая довольство жизнью и непоколебимую
веру в
свое неизменное благополучие. Да, она действительно любила месяц март - он
давал ей всякий раз какие-то незнакомые ощущения и новые краски. Будоражил
ее
сознание, возбуждал ее романтические фантазии, пробуждал всякий раз какое-то
свежее восприятие жизни. Одним словом, март был ее любимым
месяцем.
3
Давно
расстаял снег, и горка расстаяла - от нее остался лишь черный холм, голый в
своей неприглядности. Но в памяти Кати она сохранилась маяком, который
продолжал ей светить и днем, и ночью. Он и сейчас, стоило ей лишь на минуту
закрыть глаза, представлялся упруго-скрипучей, блестящей на солнце, манящей
пронзительно-веселыми голосами счастливых ребят. В мечтах своих и
сновидениях
она покоряла эту вершину раз за разом - бодро взбиралась наверх, а затем
неудержимо умстремлялась вниз: стремительно и бесстрашно. Вниз, вниз! Чтобы
сердце сначала захолонуло, кровь в жилах закипела, чтобы голова закружилась
от
небывалого восторга - и совсем неважно, что будет там, внизу - главное,
испытать эту радость полета, упоение скоростью, восторг осознания себя
здоровой
и полноценной.! И даже тогда, когда возвращалась в реальность, она, как
отъявленный лудоман, который, проигравшись в пух и прах, выходит из казино в
одних трусах, чувствуя однако себя победителем, ощущала радость от
счастливых
сновидений.
И
только
спустя какое-то время ей становилось мучительно-невыносимо от осознания
своей
беспомощности, невозможности реализовать свою мечту. И тогда она лезла в
ноутбук и часами глушила, как завзятый алкоголик, свою неистребимую боль
информационным потоком. Она топила свои боли и обиды в бездонном океане
вселенской паутины и... вновь выплывала из него отважным победителем. И
пусть
победа эта была сомнительной, неполной, иллюзорной, но она тем не менее
облегчала душу и давала шанс на продолжение жизни, пускай пустой, никчемной,
бессмысленной, но все же такой заманчивой. Катя уже давно понимала, что
жизнь -
это зависимость, и более ничего. От своих чувственных ощущений, зрительных
эмоций, родственных отношений, творческих посылок, иллюзорных мечт,
физиологических потребностей, вкусовых пристрастий... Одним словом, как и
всякий наркотик... Она часами размышляла о значении бытия и месте человека в
этом самом бытие, и все никак не находила более менее разумного истолкования
всему сущему. Иногда неожиданно в душе вспыхивала неизъяснимая радость
решительного действия - и тогда, казалось, освобождение совсем близко - не
за
горами. Освобождение - легкое, всеобъемлющее, завораживающее... Как гора с
плеч! Как езда под гору! Не горесть, не печаль, не скорбь! Нет! А именно
освобождение! Гораздое!!! Искусное,
многоопытное, способное облегчить душу, смягчить удар судьбы, вернуть
изначальную сущность или ее полное отсутствие, если в принципе нет таковой.
Ей
так хотелось иногда поделиться своими открытиями с кем-то, но этого кого-то
не
было ни рядом, ни далеко. И ее раздумья-открытия оставались в своем исконно
первобытном виде в ее же собственном сознании, преображаясь, видоизменяясь,
совершенствуясь и, наконец, требуя какой-то
реализации.
Конечно, если бы рядом был
кто-то,
способный выслушать, а потом и вместе с ней поразмышлять над ее
психологическими вывертами, то, возможно, эти самые выверты приняли бы более
жизнеспособные формы. И такого рода их реализация была бы вполне оправдана
ее
психотипом. Но такого человека рядом не было. Да, конечно, можно было бы
завязать отношения через интернет, но такое заочное общение ее никогда не
привлекало. Она вообще не понимала, как можно заводить знакомства с тем,
кого
не видишь и не слышишь. Это как некая обманка, как самоприговор
- нет другого, так хоть это. Одним словом, она блуждала в сетях,
руководствуясь
своей природной интуицией. И, надо сказать, иногда она выходила на очень
любопытные вещи. Любила поэзию. Однако никогда никому не признавалась в этом
-
было стыдно, неловко, неуместно, ведь она сама, ее личность, ее особа -
недоразвитая, ущербная, оскорбляющая своим жалким видом окружающих - так не сочеталась с этим понятием -
поэзия!
Вот совсем недавно натолкнулась на стихи Евтушенко:
Две
девочки стоят у края крыши,
дышать
стараясь тише, тише, тише,
и
знают - их никто не ждет повыше,
а
может быть, надеются, что ждет...
Катя не просто читала. Она
переживала историю этих девочек, представляла себя на их месте,
размышляла...
Одна
из них вписала так, на случай:
"Быть
может, без меня мир будет лучше"
в
свой Твиттер, где душа ревмя ревет.
Такие стихи трогали сердце,
волновали душу, заставляли думать и сопереживать. Это и было ее жизнью. Все
остальное было всего лишь придумкой взрослых, неким искуссвенным наполнением
ее
одинокого существования.
И был еще седьмой этаж. Было окно
на
горку. Была лестница, по которой она никогда не спускалась, потому что ее
всегда спускали в кресле на лифте. А между лестничными проемами было окно -
огромное, незарешетченное, которое открывали
всякий
раз соседи, потому что в подъезде было душно и отвратно пахло от
мусоропровода,
который никогда не дезинфицировался. Был интернат - со своими грустными,
голубыми стенами, монотонными голосами преподавателей и беспросветными
взглядами ее уродов-однокашников. Был ноутбук - подарок матери, которая
искренне хотела скрасить одинокие вечера своей дочери, и потому отдала
последние деньги, чтобы купить модную игрушку. Был дед, который не столько
любил, сколько страдал, всякий раз общаяясь с ней. Он был добрый и хороший,
но
ему было больно - и она это видела по его глазам. И потому не любила, когда
он
приезжал к ним в гости. Была бабушка, которая ничего не понимала в этой
жизни,
потому что много суетилась и много говорила не по делу. Была тетка Тамара -
без
царя в голове и в личной жизни. Злая и неудовлетворенная. Была мать -
добрая,
наивная и вечно занятая своими общественно-полезными делами: социальные
проблемы, ветераны, пенсионеры, инвалиды... Нет, Катя даже радовалась, что
ее
как бы не причисляли к последней категории - и это было единственным плюсом
в
ее жизни. Был отец - сторонившийся ее, будто это не он был ее родным отцом,
а
неизвестно какой дядя. Мать надеялась на мужа, как на каменную гору и стояла
за
него горой. И это было трогательно до... злости, потому что горушка ее была
не
слишком крепкой - Кате иногда казалось, что при первом же легком толчке она,
эта самая горушка, легко может обвалиться, завалив камнями тех, кто окажется
рядом.
4
Как-то
при встрече отец высказал Марине свое недовольство тем, что она мало уделяет
времени своим детям, особенно Кате.
-
Какая
работа?! У тебя дочь-инвалид, она требует особенного
внимания.
Марина
не выдержала и наговорила отцу всякого: и то, что на ней держится семья; и
то,
чтобы он не лез к ней, - она уже взрослая; и то, что, что они с матерью ей
мало
помогают... В общем, всего было предостаточно. В конце концов, она хлопнула
дверью и уехала. Такие стычки с отцом стали повторяться все чаще и чаще.
Постепенно и вовсе стали делом привычным - без них уже не обходилась ни одна
встреча. И в очередной раз отец высказал свое недовольство отношением к
семье
самому Сергею - тот, будучи навеселе, схватился за нож и стал набрасываться
на
отца. Наконец, потребовал, чтобы тот убирался с его участка. Отец сел в
машину
и уехал.
Через
час
им сообщили, что он погиб: врезался на большой скорости в дерево - дуб на
обочине дороги стал виновником смерти отца. Старый, мудрый, крепкий молчун
стал
не только свидетелем происшедшего, но непосредственным виновником гибели ее
любимого отца! Маринка, как зомбированная, повторяла одну и ту же фразу:
"Учись
у дуба, у березы... Учись у дуба, у березы...". Она не знала, чьи это
строчки, но повторяла их так отчаянно, так настойчиво, словно в них только и
видела спасение от горя. Он, этот роскошный старый дуб с развесистыми
ветвями-объятьями, один только и мог рассказать ей, как все произошло. Но он
оставался безмолвым. Когда вышла из ступора, стала мучиться вопросом:
самоубийство или случайность? Врачей пытала, себя допрашивала; ночи не
спала. И
все сходилось на том, что неспроста произошло это.
И
вдруг
ее озарило: нет, не дуб виноват в случившемся; отец сам, преднамеренно, с
расчетом, по велению собственного сердца совершил это самоубийство. Не
выдержал
семейных разногласий? Неуважения дочери? Непочтительного отношения зятя? И
тут
она впервые почувствовала себя виноватой. Но не просто виноватой, а
непоправимо
виноватой; когда поздно раскаиваться, просить прощение, молить бога... Когда
остается только осознать, признать себя косвенной убийцей своего родного
отца. Ей
невдомек было, что отец видел дальше и отчетливее. Он был сильным,
самодостаточным, неглупым человеком, и потому понимал больше, чем кто-либо
еще
в их семье. Он видел то, чего не видели ни отец, ни мать
Кати.
5
Отец
оставил ей недостороеннаую дачу: ни жить; ни продать. На достройку - денег
нет.
Он оставил ей плачущую мать и недовольную всем на свете сестру, от которых
теперь нельзя было ждать ни помощи, ни сочувствия. Их пришлось забрать к
себе -
оставаться там, где жили они с отцом тридцать восемь лет, не смогли: память
давлела, обстановка удручала, да и денег не хватало. Тридцатилетняя сестра
стала в семье четвертым ребенком - одуревшая от нереализованной мечты выйти
замуж, она досаждала Маринке больше, чем ее малые дети. Ее учеба сразу в
двух
университетах: в физкультурном (это было ее собственное желание) и в
юридическом (по настоянию родителей) сводило Маринку с ума. За оба надо было
платить деньги. Категоричная, непримиримая и... глупая Тамара не только не
помогала, она придиралась к каждой мелоче: то сумку ее Сашка куда-то
засунул,
то Даша ей сказала какую-то колкость, то Марина на нее не так посмотрела...
Ей
бы замуж давно, да никто не брал с таким характером. А от этого еще сквернее
этот самый характер становился. Мать плакала, сестра капризничала: вот такой
детский сад получался.
6
Прихватило
под Рождество так, что упала без сознания. Очнулась, встала и дальше за
дела.
Ну а ночью совсем плохо стало: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Скорую вызвали.
Две
недели Марина пролежала под капельницей. Муж в больницу не ездил - объяснял
тем, что далеко, пробки, дети... Хотя там мать с сестрой были. Но самое
неприятное, что он и не звонил: то некогда ему было, то телефон разрядился,
то
плохо чувствовал... Одним словом, только раз за две недели и удалось
поговорить
с ним. Да как-то без чувства, без эмоций, без соболезнования - одни дела,
дела,
дела... Будто ему и жена вовсе была не нужна. И вот тут-то Маринка
задумалась:
так ли уж она счастлива на самом деле? Так ли, как она думала, любит ее муж?
Да
и все ли делает она так, как нужно? Многое передумала Маринка за эти две
недели, но так ничего и не поняла.
7
Материнское
пребывание в больнице Катя и не заметила - она мать всегда видела редко,
поэтому и теперь ее отсутствия не замечала. Ей это было даже на руку - ее не
отправили в интернат; отвозить было некому. Дома было уютнее и спокойнее -
никто не приставал, никто не бубнил под ухом. Привычнее ей было одной. Катя
много думала, размышляла. У нее даже появилась своя теория жизни. Но
делиться с
кем-либо своими философскими изысканиями она не могла. И не только по той
причине, что боялась, что ее не так поймут. И не потому, что это было мало
интересно тем, кто был рядом. Но прежде всего потому, что многое понимая и
чувствуя, она не могла изложить на нормальном человеческом языке. Каждое ее
слово требовало неимоверных физических усилий, сопровождалось обильным
слюноотделением и страшным, мучительным мычанием, от которого лица
окружающих
заметно удлинялись, скорбели и повергали Катю в полное уныние. Да и потом,
она
не смела даже пытаться так деформировать, так коверкать свои, как ей
казалось,
исключительно интересные, отточенные мысли. Например, она была совершенно
непоколебимо убеждена в том, что жизнь - это... ворона, которая каркает и
клюет, каркает и клюет... Это убеждение появилось у нее в ту самую минуту,
когда как-то на подоконнике она увидела, как огромная
черная
ворона клевала больного голубя. Он не мог улететь, не мог увернуться от
беспощадной воительницы, не мог защититься. Возмущенная Катя замычала, что
есть
мочи, потом схватила ученическую линейку, подъехала к окну и стала стучать
ею
по стеклу. Ворона улетела, но через минуту вернулась обратно. Катя
продолжила
оборону, ворона вновь отступила, но спустя миг вновь стала злобно щипать
ослабевшего голубя. Теперь уже стук линейки по окну не пугал хитрую
озлобленную
хищницу и она снова и снова долбила своим страшным, огромным клювом
несчастную
голубку. Наконец, бедняжка не удержалась на карнизе и свалилась вниз. Катю
потрясла эта сцена - она потом долго не могла освободиться от тяжелого,
гнетущего
ощущения от увиденного. Она вдруг поняла, что вот этот нестерпимый,
безжалостный вороний долбеж
напоминает
ей что-то вполне конкретное... Жизнь, сама жизнь ей неожиданно представилась
вот этой страшной черной вороной, которая пронзительно каркает и миг за
мигом,
час за часом, капелька за капелькой отнимает у нее жизненные силы. Но есть и
на
нее управа - вдруг подумала Катя - однажды обрушится и на нее стихия, равной
которой не знала земля и сотрет с ее лица все признаки сущего и не останется
от
людей и следа. И это будет лучший исход, потому что жизнь, по ее убеждению,
есть порождение дьявола, иначе как же понять все то, чем наполнена
человеческое
существование: тщеславие (с пеленок!), неумение учитывать ошибки предков,
неспособность ладить друг с другом, жадность, эгоизм, мелочность, злоба,
похоть, чрезмерность во всем и полная безответственность перед этим миром? И
никакая вера (иллюзия!), никакое
покаяние (обман!), никакое искусство (миф!) не способны изменить человека к
лучшему. И потому человечество не только продолжает прозябать в
бессчисленных
пороках, но и считает себя обязанным перед природой все время увеличивать
свое
поголовье. Дьявол - он в каждом из людей, и сегодня мало кто сопротивляется
его
настойчивому руководству. А бог... Он только созерцает, только осуждает. Он
далек и недостижим, как звезда на ночном небосклоне - она прекрасна, но
недостижима; да и не греет даже... Только манит, только
манит...
8
ПИСЬМО
Добрый
день! Моя история грустная и обращение мое личное. С мужем, подполковником
ФСБ
Мамаевым Сергеем Александровичем, прожили 14 лет нормально, без ссор. Я его
очень любила и была уверена, что он самый лучший, самый надежный человек.
Когда
поженились, он был курсантом РВСН в Серпухове, я - студенткой. По окончании
военного института его распределили в Балашиху. У нас трое детей - всех
родила
через кесарево сечение. Старшая девочка, Мамаева Екатерина Сергеевна, 2000
года
рождения, инвалид - колясочница, учится в школе -
интернате; средняя дочь - Мамаева Дарья, 2004 года рождения, и младший сын
Мамаев Александр, 2006 года рождения - в школе. Так как у нас ребенок ДЦП,
колясочник, в 2004 году нам дали в Жулебино трехкомнатную квартиру. Жили с
мужем дружно, он не пил, не курил - я строгая противница этого. В последние
годы Сергей стал рваться к более обеспеченной жизни. Вернее, желание было,
возможностей не было. В итоге - влезали постоянно в кредиты. Ребенок-инвалид
подрос, проблем стало больше. У нее начался переходный возраст: крики,
обильное
слюноотделение... Сергей стал ее сторониться, будто брезговал ею. В отпуск
брал
только двух младших детей, а старшую - оставлял дома. На мои возражения
отвечал
- ему необходимо отдохнуть. От чего?
В
школу возила и забирала я, на выходных - сидели мои родители (они жили в
Реутове). В последние годы свекровь, несмотря на то, что она педагог по
образованию, стала все чаще говорить о том, чтобы сдать девочку на
гособеспечение. Муж молчал, но все чаще стал на дочь не по делу повышать
голос.
Я боялась потерять его и тоже молчала. С мая по октябрь стала нанимать няню,
чтобы мужа сильно не беспокоить. Даяна сидела с девочкой, убирала и
готовила.
Себя не оправдываю, надо было вовремя брать все в свои руки, а я поплыла по
течению. Полтора года назад у моего мужа вышла крупная ссора с моим отцом.
Папа, который всегда молчал, в тот день отметил у соседей день рождение сына
и
в итоге, когда Катя стала плакать, стал выговаривать Сергею, что он не
занимается детьми, и только тратит на себя пенсию ребенка-инвалида вместо ее
лечения. Муж набросился на моего отца с палкой. Потом потребовал, чтобы отец
убрал свою машину с участка. Папа сел за руль и уехал. Я пыталась уговорить
мужа остановить отца, на что тот сказал - попадет в аварию, может ума
прибавится. Через час мы узнали, что папа разбился насмерть, не справился с
управлением автомобиля. Родители очень любили друг друга и мама была вне
себя
от горя. Я упросила мужа разрешить маме и сестре пожить с нами, пока они не
отойдут. Тогда же мама попала под сокращение. Кое-как прожили несколько
месяцев, протянули. На годовщину смерти отца Сергей взял отпуск и билеты в
Евпаторию. На мои слова, что я должна остаться с мамой и помянуть отца -
сказал, что поминки можно устроить и в отпуске. Мы уехали в Евпаторию, к его
друзьям - кумовьям вместе с его родителями. В день смерти моего отца я пошла
в
церковь, а он с друзьями - пить и
гулять. Мне было очень больно, но я оправдывала его. Думала, что таким
образом
он пытается забыть, что произошло. Это был июль 2013 года. А в сентябре он
уехал на неделю в командировку на машине в Пензу. В итоге, отключил телефон
и
оказался в Саратове в гостях, вместо того, чтобы вернуться домой на день
рождения своего сына 20 сентября и пойти вечером со мной в театр. 22
сентября,
приехав, он сказал, что я не нужна его родственникам и что мужа у меня нет.
И уехал
в неизвестном направлении. Я сильно переживала, не могла работать, есть,
спать.
Через неделю после этого известия меня увезли по Скорой в больницу, где я
пролежала неделю под капельницами. Ушла из больницы под расписку - надо было
заниматься детьми. Всего не расскажешь. За это время муж успел втихую
продать
свою машину Хонда, взять в новый кредит Мазду, уехать отдыхать с октября до
ноября в неизвестном направлении - как потом оказалось - в Саратов. Я
осталась
одна с тремя детьми и ежемесячными выплатами по кредитам 62 тысячи. На
Сереже
не было почти кредитов, так как мы все закрыли - планировали купить в
Евпатории
квартиру для ребенка-инвалида, но в последнюю минуту Сергей передумал.
Кредит
на его машину я погасила досрочно из санаторно-курортных, которые получила к
отпуску в июне, остальные два кредита - взяла в Европе-Банке и Юни-кредит .
банке, чтобы закрыть его. А в конце июля он оформил на меня кредит на 350
тысяч
на скважину на даче, так как ему надоело жить без комфорта. Почему на меня?
Он
сказал, что сначала пробывал на себя, но банк отказал. Странно, с его
зарплатой
отказал, а мне с моей - нет. В итоге, оформили на меня. Дальше он занялся
канализацией и заказал в начале сентября септик за 100 тысяч. Пятьдесят
отдали
сразу, пятьдесят - когда Сергей ушел - в начале октября. Правда, надо отдать
должное, фирма стребовала с него эти деньги и он отдал. Хотя потом в суде
сказал, что эти деньги мне отдал. Не совсем так, да ладно. Выплаты по
инвалидности ребенка тоже получал Сергей. Когда ушел, в октябре на мои смс
он
не отвечал, а у меня начались просрочки в банках. Я поселилась у мамы в
Балашихе с детьми, квартиру сдала на 2 месяца, чтобы выжить, так моя
зарплата
сотрудника управы - 28 тысяч рублей. Пошла к священнику за советом, а он
посоветовал подать на алименты, чтобы выживать, не нарушая закона. Я подала.
В
итоге, в ноябре, вернувшись из отпуска, мой муж, ни разу не сделав попытки
поговорить, не помогая и не встречаясь с детьми, написал за сдачу квартиры
на
меня заявление в милицию, в опеку, одновременно подал на развод. Начались
разбирательства. Я все перенесла. Каждый день вставала в пять часов утра,
чтобы
собрать детей и приехать из Балашихи вовремя в Люблино, где они ходили в
школу,
а я - на работу. Обратно - так же по пробкам. Уставала сильно, но думать об
этом не было сил. Мама живет на четвертом этаже без лифта и таскать ребенка,
который весит больше, чем ты - было тяжело. В конце ноября началась выплата
алиментов и я въехала в свою квартиру.
Дальше - больше. У моего мужа сестра - полковник юстиции, работает в
Департаменте Верховного суда РФ, она помогла ему аннулировать через суд
решение
о выплатах алиментов. Решение вступило в силу 2 декабря 2013 года. Узнала я
это
только 28 января 2014 года, когда у меня начались просрочки по кредитам, а
платить
было нечем, деньги не приходили. Я вынуждена была просить денежной помощи на
работе. Сергей перешел к моей травли. Начал ходить в квартиру туда-сюда
(квартира муниципальная, а он - ответственный квартиросъемщик), то повесит
замок на детской, то снимет. В середине января до конца февраля заселил в
детскую комнату своих двух друзей - кумовьев из Украины, в выходные
встречается
с ними, чтобы попить пива и поговорить о житье-бытье. Сейчас угрожает, что
приведет новую жену и пропишет к нам в квартиру новых своих детей. Требует
деньги за неприватизированный садовый участок, который когда-то я покупала
за
60 тысяч, заняв деньги у вдовы Героя России Натальи Туркиной, а оформила на
мужа. У меня больше нет ни сил, ни нервов. Я каждый день борюсь с
трудностями,
который придумывает Сергей. Гибель отца, ребенок-инвалид, трое детей,
кредиты с
ежемесячными платежами 62 тысячи - разве этого мало? Долг за квартиру с мая
по
октябрь составляет 23 тысячи рублей... За остальные месяцы я заплатила.
Скажите, нормальный человек, который последние годы лежал на диване с
компьютером, играл в игрушки и смотрел Дом-2, может так поступать? А офицер
ФСБ, который оставил из-за минутной прихоти своих детей, да еще травит
семью?
Если мужчина, так не обижай. Ушел - бог с тобой, не помогаешь - но и не
мешай,
не трави, не толкай в пропасть. Окружающие восхищаются тем, как я
мужественно
держусь и со всем справляюсь, но, видит бог, мне очень тяжело и я на грани
отчаяния. Мало кто знает, чего это мне стоит. Я не понимаю, как мог любимый
человек оставить в такой тяжелой ситуации семью и еще потом издеваться? Я
ездила к старцу Власию в Калужскую область, а он сказал, что мне надо выйти
замуж за другого человека, который будет мне помогать и любить, а от Сергея
отойти, что он мне уже не муж, хотя мы и венчанные. Очень больно это слышать
от
человека, к которому едут за советом не только со всей России, но и со всего
мира. Но жить дальше надо, детей поднимать предстоит мне. Скажите, разве
может
офицер так поступать? Я ни разу ему не изменила, любила, все делала, чтобы
ему
комфортно жилось. Разве можно убивать любящих тебя людей? Я выживу, продам
машину, выплачу один кредит, остальные по-тихоньку тоже выплатятся. Если
надо
для будущего детей - выйду замуж, чтобы была полная семья. Мне еще только 35
лет, все впереди, только бы сейчас эту боль и предательство пережить, а
также
все его настоящие и будущие издевательства. Пожалуйста, остановите его. Сергей работает в отделе кадров в ЦСН в
Балашихе. Уверена, что ему в любом случае нужна помощь квалифицированная
психолога
- в противном случае он сам себя погубит. В церковь он не верит. Остановите
его, пока не поздно.
С
уважением Марина Викторовна Мамаева.
9
Это
письмо Катя прочитала случайно, наткнувшись в ноутбуке на незакрытый
материнский файл. Сначала не поняла, о чем оно - мать ведь ничего такого ей
не
рассказывала. И о дедушке она не знала. Потом перечитала и стала вспоминать все те странные моменты,
которые
наблюдала в последнее время: отца подолгу не было дома, дед перестал
появляться
у них, мать сама не своя... Да еще и бабушка с теткой объявились всерьез и
надолго... И вдруг она почему-то решила, что отец бросил семью из-за нее. Он
просто физически не мог переносить ее уродства и потому совершил такое
предательство. Она уже давно чувствовала его неприятие к себе, отторжение,
брезгливость... И ей почему-то даже жалко его стало - будто это он вынужден
был
страдать по ее вине, а не она по его. Катя резко повернула кресло в сторону
входной двери, потом, будто что-то вспомнив, подъехала к письменному столу,
быстро что-то написала и снова направилась к выходу. Она спешила, потому что
опасалась возвращения кого-либо. Подъехав к двери, прислушалась, нет ли кого
по
ту сторону, потом щелкнула замком, повернула ручку и, осторожно выкатывая
себя
на коляске через порог, огляделась по сторонам. Все было тихо. Только за
соседней дверью, как всегда, подвывал щенок - жалобно и тоскливо. Она
посочувствовала ему походя, едва слышно произнеся "бедняжка", затем
решительно отъехала к задней стенке лестничной площадки, внимательно
посмотрела
в сторону межлестничного пространства, обрамленного большим незарешетчатым
оконным проемом и изо всех, что у нее было силенок, устремилась вниз по
лестнице прямо в него. Стекло смачно
хрустнуло, потом зазвенело и просыпалось вниз бессчисленными осколками -
вслед
за ними последовала и Катя на своей допотопной четырехколесной машине.
В записке, которую она написала
перед уходом, были слова: "Быть может, без меня мир станет лучше" - и
всё,
словно ее никогда и не было.
Май,
2014
Проголосуйте за это произведение |