(Korban)

Пусть!

Пусть люди судачат. Пусть осуждают. Пусть ненавидят. Пусть проклинают. Пусть. Пусть. Пусть говорят, что это плохо. Пусть. Я не отступлюсь от своего. Христианская вера. Вот оно, единственно правильное решение. Только это излечит моё больное сердце. Только это.

На улице было прохладно. Дул лёгкий ветерок. С веранды отцовского дома открывался чудесный вид на песчаный берег моря. Свежий воздух.

Может быть, прогуляться? Ну уж нет. Уже вечер. Скоро зайдёт солнце и станет темно. Уже сейчас на берегу почти никого нет. Видно лишь несколько тёмных фигур - наверняка мужчины. Молодые влюбленные боятся выходить на берег ночью, так же, как мусульмане боятся собак.

Ты уж чрезмерно чувствителен. Чувствителен? Может быть и так. Но рана на сердце не проходит. Все это уже было. И красота морского берега ничего не значит для меня сейчас.

Но ты можешь любоваться луной и один. Один? Ну, конечно. Но что за радость любоваться одному.

Ты что, не любишь больше это место? Нет.

Топ-топ-топ. Это вероятно Яти, младшая сестра. Топает по лестнице, несёт мне воды.

- Брат, - позвала Яти и плюхнулась в ротановое кресло возле меня. Её глаза тоже смотрели на море.

Ах, приятно промочить горло холодной водой.

- Брат!

- Яти... Ну чего тебе?

- Мама плачет.

- Из-за чего?

- Из-за твоего решения.

- Верно. Но... Что ещё?

- Мама только что поссорилась с отцом.

- Поссорилась с отцом?

Яти потупила взор, рассматривая свои голые, чистые ноги.

- Из-за тебя.

В голове всплыл недавний разговор с отцом.

- Ты знаешь, Насир, твоё решение скажется на моей репутации. Я всё-таки здесь большой человек. Скажется на репутации всей семьи. Как я буду смотреть в лицо другим людям?

- Отец большой человек? Да ты не человек вовсе, а марионетка. Зарплату большую имеешь, да. Народные деньги. А что ты сделал для народа? Мог бы по крайней мере добиться отмены устаревших законов, которые уже неуместны в этой стране.

- Тебе легко говорить. На эти деньги ты живёшь, учишься. Вот поступил в университет. И всё на мою зарплату.

- Я не просил тебя.

Воспоминания о разговоре с отцом всплыли и пропали. Он очнулся.

- Брат, я хочу спросить тебя.

Сурьяти тормошила его за руку.

- Да, Яти, спрашивай.

- Что с тобой, брат?

- Да, ничего.

- Мама поссорилась с отцом. Она на твоей стороне. Говорит, что согласна с тобой.

Насир снова устремил взор на море, и снова всплыли слова отца:

- Ты - мой сын, и я обязан содержать тебя.

- Если так, то зачем лишний раз напоминать об этом?

- Ты не понимаешь, Насир. Другие пытались изменить, но не смогли. Это закон нашей веры.

- Если ты знаешь, что всё бесполезно, к чему держаться за такой большой пост. Не будет ли честнее просто уйти. Устроить пресс-конференцию. Пусть узнает вся страна, почему ты ушёл. И будут целы народные деньги.

- Тебе легко говорить. Да, легко.

- Я говорю, потому что знаю, что ты сам не согласен с этим законом. Ты часто бываешь в Бангкоке и спишь там с тайскими женщинами. Ты бываешь в Джакарте и там спишь с яванками. А дома ты сидишь на совещаниях и обсуждаешь вопросы морали. Это же сплошное лицемерие.

- Брат, брат, ты что, плачешь?

Это Сурьяти снова взяла его за руку. Он очнулся.

- Яти!

- Ты плачешь?

- Нет.

- А на лице слёзы.

Ах, проклятые слёзы!

- Мне грустно, Яти.

Насир медленно вытер слёзы. У Сурьяти защемило на сердце. Она тоже заплакала.

- Если ты позволишь мне сказать, то я скажу, что тоже на твоей стороне. Но хочу, чтобы ты отказался от своего решения. Если ты примешь христианскую веру, то наши отношения в семье изменятся, станут другими.

- Нет, - он покачал головой.

- Как же ожесточилось твоё сердце. Что тут поделаешь? Я лишь твоя младшая сестра и мне ничего не остаётся другого, как плакать. Ох, брат.

Суряти вскочила, закрыв лицо руками, и быстро направилась к своей комнате.

Хлоп!

- Яти!

Насир обернулся, но дверь была уже плотно закрыта.

- Яти, девочка моя!

Он покачал головой. Вернулся в прежнее положение, устремив взор на берег моря. Там он видел себя и Джулию, как они сидели на скамейке под лиственницей. Всё было сказочно в свете полной луны, и ночь казалась прекрасной. Они сидели, плотно прижавшись друг к другу, как единое целое. Вдруг блеснул свет фонарика.

- Не двигаться! Вы задержаны за аморальное поведение.

- Аморальное поведение? Это аморальное поведение? Посмотрите на меня, на мою подругу. Вся одежда на нас.

И он вспомнил, как было потом в шариатном суде. Слушалось дело вдовы, которую обвиняли за ее связь с китайским парнем. Но парня на суде не было. Не задержали. Странно.

- Ты признаёшь, что имела связь с китайским юношей ночью во вторник 23 января?

Женщина кивнула головой.

Без защиты, без свидетелей. Обвинял ее сотрудник отдела нравов, который видел её "преступление". Сотрудник, которому платят за то, чтобы он подглядывал и доносил.

- Это у тебя второй случай. Признаёшь вину?

- Признаю, господин.

Женщина вся дрожжала. И никакого сочувствия со стороны других. На лицах присутствовавших застыла улыбка. Он всё это видел и слышал. Его самого судили.

- Я не признаю за собой никакой вины.

- Ты вёл себя аморально.

-Я не признаю за собой никакой вины. Если вы считаете меня вминовным, можете меня наказать, ибо вы - власть. Но знайте, что вовсе не обязательно, что я, обвинённый вами, попаду в ад, а вы, задержавшие и осудившие меня, попадёте в рай.

Он видел, как судья застыл с открытым ртом от удивления и потом услышал приговор: ему и Джулии штраф по 70 ринггитов или неделя тюрьмы.

- Я готов сесть в тюрьму, если мне разрешат там читать.

Но тут появился отец и заплатил штраф. А его и Джулию потащили к машине. Он успел увидеть, как вдову, оштрафованную на 200 ринггитов, повели в тюрьму, так как у неё не было денег заплатить штраф.

- Ну, и где же справедливость? А если у этой женщины ребёнок? Младенец, ещё нуждающийся в материнском молоке? А?

Насир вздохнул.

В гостиной отцовского дома было сумрачно. Сурьяти вместе с матерью и Джулией плакали, сидя на мягком диване. Его отец, господин Кудус, поспешил скрыться на работе.

Подъехало такси. Насир посмотрел на часы. Ровно 7.30 утра. Достав дорожную сумку и книги, он спустился вниз. Он решил вернуться в общежитие, хотя до конца каникул оставалась ещё неделя. Под мышкой он держал Библию.

Отдав сумку водителю такси, он подошел к матери, сидящей безжизненно на диване вместе с Сурьяти и Джулией. Он встал на колени. Вложил обе руки матери в свои, наклонил голову и поцеловал их. Мамины, пахнущие чем-то приятным руки.

Залеха затрепетала, принимая поцелуи своего первенца. Руки стали влажными. Она застонала и обняла сына.

- Я поехал, мама. Ты вскормила меня своим молоком, и я по-прежнему твой сын.

- Насир!

- Яти, Я уезжаю. Береги маму.

- Брат, я буду молиться за тебя. Когда-нибудь ты вернёшься. Вернёшься снова мусульманином.

- Яти!

- Джулия, прости . Но верь, что я по-прежнему тебя люблю.

И Насир ушёл, оставив за собой стоны теряющей разум матери. Он сел в такси, которое тут же тронулось с места, набирая скорость.

Залеха выскочила на улицу и смотрела, как такси стремительно уносит её первенца.

Джулия смотрела на плачущую Сурьяти и её мать. В душе пустота, никаких чувств, в голове тяжесть.

- Насир оставил меня. Моя репутация замарана осуждением за аморальное поведение.

Джулия вспомнила разговор со своей матерью перед тем, как она пришла в дом Насира.

- Пусть он уходит, Джулия. Я - твоя мать, и не советую тебе идти за ним. Не плачь. Он встал на ложный путь.

- Я не пойду за ним, мама. Не беспокойся.

- Если так, то чего же плакать?

- Мне грустно.

- Ну, не грусти. Взбодри себя. Отец оставил машину, ты можешь покататься на ней, успокоиться.

- Яти, тётушка, я ухожу!

- Ты вернёшься? - спросла Сурьяди с лицом, мокрым от слёз.

- Не знаю.

Она направилась к своей машине.

Красная машина с номером DA 204 умчалась вдаль.

- Учись хорошенько, Джулия! Я жду, когда ты тоже поступишь в университет.

- Слава Богу! Благодаря твоим молитвам мы скоро вместе будем в университете.

- На Бога надейся...

- Да, я обещаю. Но смотри, не заведи там себе другую подружку.

- Брось ты эти глупости.

- Да, дорогой.

- Дорогой?

- Да, дорогой.

- О!

- Я серьёзно.

- Хорошо, дорогая!

- Хорошо, дорогой!

И что теперь? Всё рухнуло, всё пропало.

- Не спеши, Джулия. Тебе что, жить надоело?

- Ах, всего 65 километров.

- Да не гони ты! Ещё не научилась ездить как следует.

- К чёрту! Всё потеряло всякий смысл. В душе пустота.

- Но у тебя есть мать, отец, младший брат.

- Да, мать, отец, младший брат. Это всего лишь семья.

- Они переживают за тебя.

- Переживают? И только? Но где плечо, на которое можно опереться?

- Ты можешь найти и другого парня.

- Но как найти другую любовь?

Нет! Нет! Нет!

Ах, крутой поворот!

Кр-р-р

- Насир, братец! Джулия попала в аварию. Ей очень плохо. Скорее приезжай! - получил он сообщение от Сурьяти.

- Джулия!

Руки Насира затряслись, когда он читал телеграмму от младшей сестры. Срочно ловить такси и возвращаться.

Всё потому, что мысли Джулии были в беспорядке, когда она вела машину. Потому что жизнь без меня для неё пуста. Ехала на большой скорости. А её отец? Знал, в каком состоянии дочь. И оставил ей машину. Чёрт бы его побрал!

Такси мчалось вперёд.

- Джулия, не умирай! Подожди меня, дорогая! Я возвращаюсь. Еду к тебе. Я возвращаюсь.

- Что с вами?

-О! - Насир несколько раз провёл рукой по лицу.

- Вы больны?

- Нет! Хм. Какая скорость?

- 70 километров.

- Нельзя ли побыстрее?

- Нельзя. Скоро будем на месте.

Насир смотрел вокруг. По сторонам зеленели мангры. Он откинулся на спинку сиденья.

Машина мчалась вперёд.

- Джулия! Ты обещала хорошо заниматься. Ты хотела вместе со мной учиться в университете.

Такси мчалось вперёд.

Насир крепко зажмурил глаза.

- Ну вот, и приехали. Где ваш дом?

- А? Что? Уже приехали? Сверните в следующий переулок.

Таксист повернул в переулок.

Насир посмотрел на свои часы. Такси остановилось.

Расплатившись, он выскочил из такси и побежал к дому Джулии. Во дворе никого. Он бросился в дом и вбежал в гостиную. Услышав шум, туда вышла из другой комнаты служанка.

- Все в больнице, - сказала она.

Насир стремительно бросился из дома, поймал велорикшу и попросил его быстрее отвезти в больницу.

В больнице у отделения скорой помощи все стояли и плакали. Захара, мать Джулии, Сурьяти, Залеха, господин Кудус. Отец Джулии еще не приехал.

- Насир! - Залеха крепко обняла сына.

И рыдания стали еще громче - горе охватило всех.

- Где Джулия? Как она? - спросил Насир, прижавшись к щеке матери.

В ответ лишь слышались безутешные рыдания.

Вскоре вышла медсестра. Остановившись, она осмотрела присутствовавших. Затем подошла ближе.

- Кто Насир?

Насир поднял глаза.

- Я.

И подошёл к медсестре.

Медсестра провела его внутрь. Насир еле шёл. Казалось, ноги и не наступали на пол.

- Успокойтесь, господин, - сказала медсестра.

Джулия лежала неподвижно. Голова и руки были перевязаны. Глаза плотно закрыты. Насир сел на стул. Он взял руку Джулии, на которой ещё были видны следы крови. Рука была холодной.

Почувствовав его прикосновение, Джулия открыла глаза.

- Насир!

- Джулия! Я вернулся!

- Насир! Вернись в ислам! Я хочу, чтобы ты снова стал мусульманином, - с трудом выговаривая слова, сказала Джулия.

Насир кивнул головой.

- Да я мусульманин. А Библию читал просто, чтобы знать. Мусульманин я, - сказал Насир, продолжая держать руки Джулии в своих.

- О! Я так благодарю Бога! Аллах! - и Джулия закрыла глаза.

- Да, Джулия, я мусульманин. Ты выздоровеешь. Ты не можешь умереть.

Джулия не отвечала.

- Ты поступишь в университет. Мы будет учиться там вместе.

Джулия лежала без движения.

- Мы вместе будем ходить на лекции, в библиотеку...

Судорога пробежала по телу Джулии.

Пришла медсестра. Пощупала пульс Джулии, и её лицо изменилось. Она подбежала к столику с телефоном. Вызвала врача.

Насир обомлел, застыл. Его вывели из палаты.

- Нет! Нет! Она не может умереть! Она должна жить!

В коридоре его стали обнимать отец, Зарахара, Сурьяти, Залеха.

Немного спустя вышел врач, посмотрел на собравшихся и покачал головой.

И рыдания возобновились снова.

Насир бился головой об стену. Затем его обессиленное тело сползло вниз и застыло в изнеможении на полу.

(Перевод с малайского Виктора Погадаева)

Проголосуйте за это произведение

Copyright (c) "Русский переплет"