Драматургия
6 марта 2009

ФАРС САЛЬЕРИ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ВАТАРОВ, известный писатель.

КРИТИК.

ПРИЯТЕЛЬ Ватарова, известный правозащитник.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ нейрохирургии.

БАНДЕРОВЕЦ.

ЛЕЙТЕНАТ.

ПАЛАТА

в отделение нейрохирургии. Ватаров в домашней пижаме ходит по палате.

ВАТАРОВ

Кто сказал, что гений и злодейство - две вещи несовместные? Высосал из пальца с маникюром... Но слово его стало, словно одиннадцатая заповедь Моисея. Однако недолго ей осталось еще мутить головы . до публикации моих новых записей. Да-да, оспорена поэтическая презумпция гения. (Останавливается.) Сколько лет я ждал этого дня. И вот он настал!..

В палату врывается старый приятель Ватарова в накинутом на плечи белом халате. За ним следует завотделением.

ПРИЯТЕЛЬ

(сходу Ватарову)

О чем и у кого твои новые записи? Почему ты не показал их мне? (Ватаров демонстративно поворачивается к ним спиной. К завотелением.) Но как он мог что-то написать и передать? После автокатастрофы у него дрожат руки. А медпесоналу я запретил пускать к нему посетителей.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ

(отводит его к книжному стеллажу)

У Ватарова после травмы префронтальной зоны мозга отказали моральные тормоза. Но не смекалка. У него неосмотрительны поступки, речи. Но он всегда предусмотрителен со своими надсмотрщиками. Ловко обводит их вокруг пальца. (Открывает шкатулку, стоящую на полке стеллажа, достает из нее портативный магнитофон.) Ватаров надиктовал свои тексты. А кассеты передал, я, думаю, учителю литературы. Тот сегодня выписался из больницы. (Поясняет.) Он бывший критик. Но после перестройки удалился преподавать в школу. Ватаров часто с ним беседовал. Да, еще этот учитель мне проговорился, что его отец и Ватаров сидели в одном лагере. Но отца застрелила охрана лагеря в какой-то заварушке.

ПРИЯТЕЛЬ

Нутром чую, это не простое совпадение. Критик зубами вцепится в ватаровские кассеты. Даже бывший... Принесите мне его адрес. (Ватарову.) Эх! какую утиную охоту ты мне сорвал, Ватаров. Вечером я был бы уже на Московском море.

ВАТАРОВ

Правозащитник, который бьет в лет птиц, - гуманист, сомнительный...

ПРИЯТЕЛЬ

А писатель, который ловит и умерщвляет бабочек?

ВАТАРОВ

Под сочком я вижу не бабочек, а пустоты в моих крылатых композициях.

ПРИЯТЕЛЬ

В прицеле я тоже вижу не птиц, а летающих ящериц с вкусным мясом. (Зло сверкает стеклами очков. К завотделением.) Я же просил принести мне адрес критика. (Тот выходит.)

ВАТАРОВ

(приятелю)

Ты б закрыл за ним дверь . с той стороны. И передал бы своим смотрящим, что ваша опека мне порядком надоела.

ПРИЯТЕЛЬ

Ватаров, ты зарвался. Забыл, кто поднял тебя на писательский Олимп.

ВАТАРОВ

Что ты сказал, моломон? (Задыхается от ярости.) Вы меня подняли на писательский Олимп?! (Ему начинает казаться, что палату заполняют мужские и женские лики, которых он надеялся уже больше никогда не видеть.) Как же я раньше не замечал, какие вы все носатые... и не сразу поймешь, какого пола? (Те злобно шипят в его сторону: "Это мы сделали из тебя гения!") Вот как вы, диссидентские выскочки занеслись за моей спиной. Да вас до меня даже на Лубянке не каждая собака знала. (Наступает на собеседника.) Сейчас же соберу пресс-конференцию и раздавлю вас всех, как гадину!

ПРИЯТЕЛЬ

(не отступает)

Ты не тряси бородой перед моими глазами, как Иван Грозный. Не страшно. Мы тоже соберем пресс-конференцию. Мы тоже умеем давить... (Стоят, набычившись, друг против друга. Через некоторое время правозащитник примирительно.) Ладно, остынем. Нам сейчас только прессы не хватало. Без того мои поиски твоих кассет породят по Москве нездоровые слухи. (Подходит к окну.) Где-то критик сейчас уже в предвкушении сенсации крутит твои записи.

В ПРЕФРОНТАЛЬНОЙ ЗОНЕ

Сцена затемняется. Звучит магнитофонная запись.

ГОЛОС ВАТАРОВА

Все, как заведенные, повторяют: гений и злодейство . две вещи несовместные. Да еще в купе с вовсе ахиней, что рукописи не горят. А подчас от огня их только и спасало право гения на злодейство.

На сцене высвечивается блиндаж. Ватаров в полевой форме офицера сидит за грубо сколоченным столом.

ВАТАРОВ

Господи! Господи! спаси меня от снарядов и мин. (Направление обстрела меняется. Поднимает голову.) А после Берлина начнется новая война. Выжить в двух войнах . это счастье редкостное для пушечного мяса. (Встает.) А я... я мог бы стать Львом Толстым ХХ века. Да-да! (вытаскивает черный ящик из под снарядов) здесь с десятого класса накопляется мой великий роман. (Берет из ящика тетрадь.) Эта не исписана даже на треть. И сгорит в тротиловом пламени? Нет! надо срочно убраться в тыл. (Вырывает из тетради чистый лист. Снова садится за стол. Пишет на листке.) Так, с дружескими приветствиями товарищу покончил. (Отрывается от листка.) Теперь сразу пройдусь по бездарности нашего командования вместе с самим Усатым... Который также часто грубо ошибается и в области теории. (Пишет. Снова поднимает голову.) Далее намекну, что мы с другом создаем организацию заговорщиков. Для СМЕРШа всякое лыко в строку статьи... А посадят меня ненадолго: или попаду под амнистию после Победы, или освободят союзники. (Затемнение.)

Продолжается магнитофонная запись.

ГОЛОС ВАТАРОВА

Конечно, заключать чудесное пари с абсурдом на войне можно. Но когда та за окнами парижского кафе... А Канта посадить бы в лагерь. Каким двум вещам он удивился б там? (Смешок, кашель, треск магнитозаписи) ...где атомная война кажется желанным досрочным освобождением. Да, лишь когда я очутился за колючей проволокой, я осознал, что попал из огня да в полымя. Но до какой крайности предведать тогда, я, конечно, не мог.

Прожекторы освещают зону. Крещенские морозы загнали все живое по баракам. Только двое зэков в перетянутых веревкой ватниках шепчутся возле пошивочной мастерской.

ВАТАРОВ

До меня долетел лагерный свист, что у тебя уже есть план заварухи. На что ты рассчитываешь? На скорый конец советской власти?

БАНДЕРОВЕЦ

(отшатывается от него)

Ти ни дури, Ватаров! Я немае ниякого плана. Ми тильки пидем пислязавтра до начальника лагеря. И попросимо, щобы вин видпустив наших друзи з карцера. Да разрешив получати посилки. Оце усе. З нами многи пидут. (Склоняется к Ватарову.) А тоби я кажу, що ми бачив, що ти вчора опять заходив до лейтенанта. Ти ж знаешь, як це бувае... (Хлопает Ватарова по плечу и уходит, напевая.) Хотья он и ни плотник, а стукати охотник...

ВАТАРОВ

(один)

Бандеровец проболтался, что зэки приговорили меня, как подкумка... (Забывает о морозе, снимает шапку-ушанку.) А я лишь делаю вид, что пою в мелодию. Дурю лейтенанта. Я им все объясню! (Дергается в сторону ушедшего бандеровца.) Нет, они не поверят мне, все равно отрубят голову, словно теленку. (Мечется вдоль стены мастерской.) И когда! когда в лагере мне осталось просидеть на параше... Господи! господи! отведи от меня топор урок. (Надевает шапку.) А ведь я писатель по чувству слова, какого еще не было. У меня в строку не вполз бы "знакомый труп". А коль сгибну, об окаянных днях в России останется одна казацкая правда плагиатора. (Скрывается в темноту.)

Спустя какое-то время появляется с лейтенантом.

ВАТАРОВ

Зэки поднимутся послезавтра. Детали плана восстания в донесении. (Протягивает лист бумаги.) Пока писал руки закоковели. Я только прошу обезопасить меня во время заварухи от расправы уголовников. За мной уже топор гуляет...

ЛЕЙТЕНАНТ

(раздраженно)

Не бзди, Ватаров! Я не сдаю своих сотрудников рубиловке. В тот же день переведу тебя в лазарет. Он в отдельной зоне: отлежишься там пока суд да дело. (Магнитозапись резко выключают. Напряженная тишина.)

ПАЛАТА

Вечером. На столе стоят бутылка Richard Hennessy и два бокала. Ватаров возле книжного стеллажа. В ожидании. Берет с полки книгу.

ВАТАРОВ

Издание этой поверки алгеброй совести станет добротным преддверьем для публикации моих записей. Все можно исчислить. Да, наука со мной! Возможно, это и к лучшему, что критик не хочет возвращать мне магнитофонные кассеты. Пусть печатает мои записи. Да-да, пусть издает. (Возвращает книгу на полку.) Хотя многое будет зависеть от слова критика. А если он не на моей стороне? Представит в черном цвете мои записи и меня. Тогда надо забрать, кассеты у него, забрать любыми путями!..

Входит критик. Ватаров встречает его.

ВАТАРОВ

Увы, я не имею физической возможности пригласить Вас в ресторан. (Подходит к столу. Поднимает бутылку, разливает ее содержимое в бокалы. Жестом руки приглашает критика подойти к столу.) Полагаю, что перед беседой выпить по бокалу хорошего вина нам не помешает.

КРИТИК

Я не буду с тобой пить.

ВАТАРОВ

Вот как... Это из-за отца? Понимаю. Да, не повезло ему в той лагерной заварушке. Но мой роман стоил такой жертвы... (Ставит бутылку на стол.) Догадываюсь, каково было Вам ломать свое представление о гении. Конечно, злодейство злодейству рознь. Например, английское убийство, чтобы скрасть плагиат, оправдывать не следует. А вот Хлебникова, что бросил в поле раненного товарища одного, понять надо. Спасал для России великую поэму!.. Хотя возможно, что это лишь одна из легенд об эксцентричном поэте. А случаи, что выпали мне - настоящие. Я описал и представил их, как подлинное оспорение поэтической презумпции Пушкина о гении. Теперь слово за литературным критиком. Что скажете о моих записях?

КРИТИК

Что ж, злодейство там было, а был ли там великий роман?

ВАТАРОВ

Как был ли?! (Затравленно.) Разве я спас не новое (хватает со стеллажа стопку томов, но не удерживает те. Книги летят на пол.) ...зеркало русской революции! Которое никому другому невподым.

КРИТИК

(перед книгами на полу)

Да, в этом отражении хоть пуговки на шинелях считай. А отошел... Октябрь 17-го снова видишь в кадрах из совкового (как теперь говорят) кино... Но был, был у русской литературы пуговичный бзик. Даже кто... изводился: "Полромана отдам за отчетистую пуговицу на платье моих персонажей!" А у кого таких пуговок в романе короб?.. Стало быть, соплеменнички (отдал ты команду), встречайте нового Толстого! Те тоже под магией отчетистой пуговки этот блеф молча проглотили... Портила тебе кровь лишь поэтическая презумпция чистого гения. Она, словно Эриния, преследовала, провоцировала, наконец, наслала затмение на разум. Ты полез на одну доску с Моцартом . и рядом персонаж сразу стал узнаваем... Но предтеча брал шире: спасал все искусство с печатью геморроя. Настраивал на свой лад правду на земле и выше. (Снова останавливается возле книг на полу.) Да только правда выше оказалась наладчикам не по зубам. Они так и не написали великих симфоний, романов... Выходит, это великое произведение и злодейство автора - две вещи несовместные.

ВАТАРОВ

(скорее себе, чем критику)

Но моему роману присуждена мировая литературная премия. Иль Бомбоьери тоже был бы нобелиатом... (Отходит к книжному стеллажу, нервно перебирает рукой корешки книг на полке. Про себя) Таким словом к моим записям критик навсегда погубит мое писательское имя. (Рука его задерживается на шкатулке, которая стоит среди книг на полке. Открывает крышку у шкатулки, извлекает из нее аптечный пузырек.) Тайный, восточный дар сердобольной медсестрички для рокового случая... Похоже, он настал. (Открывает пузырек.) Словно чувствовал, что пригодящий. (Возвращается к столу, выливает содержимое в бокал. Критику.) Да-да, это яд. (Поднимает бокал.)

КРИТИК

Это плохая шутка... (Невольно делает несколько шагов навстречу, но затем останавливается.)

ВАТАРОВ

...ты наступил на мою книгу.

КРИТИК

(скомкано)

Извиняюсь... (Наклоняется за той. Ватаров быстро меняет свой бокал на стоящий на столе. Критик кладет том на стол.)

ВАТАРОВ

У меня не остается выбора, как выпить этот бокал... Если ты не вернешь мои магнитофонные кассеты. (Подносит бокал ко рту.)

КРИТИК

...ну что ж, посылай свою злобную ищейку еще раз ко мне за кассетами - я верну их. Хотя не надо никого посылать. Кассеты со мной. (Вытаскивает их из кармана.) Вот они. (Кладет магнитофонные кассеты на стол.) Знать, судьба мне быть критиком на час... (В волнении невольно хватает стоявший перед ним на столе бокал с вином, залпом выпивает его. Выходит.)

ВАТАРОВ

Видит бог, я не хотел, чтобы он выпил бокал с отравленным вином. (Не знает, что делать с другим в руке.)

Полухин Борис Иванович

Москва,

polukhin@prime-tass.ru

Copyright (c) "Русский переплет"