Только во имя собачьей преданности она рожала плотненьких и красивых щенков под домом старика-крестьянина. И во имя той же преданности не помышля.ла о побеге вместе с ними от того, кто был ее хозяи.ном с давних пор.

Утренний ветерок, подувший со стороны рисового поля, задирал у ней шерстку. Двое ее щенков сладко спали, окутанные прохладой раннего утра. Дождь, не прекращавшийся со вчерашнего дня, навевал тоску и уныние.

-  Рыжуха! - так звали ее.

-  Щенки у тебя плотненькие и красивые. У них гладкая и плотная шерстка. Ты . хорошая сучка и всег.да рожаешь толстеньких и здоровых щенков.

Вероятно, таким образом нахваливал ее старик-крестьянин, когда неделю назад обнаружил, что она снова разродилась хорошенькими щенками. Собственно говоря, ей не привыкать к его похвалам. Каждый раз, когда она приносила щенков, старик говорил ей такие слова - хвалебные, ласковые, которые, однако, уже давно не внушали ей ничего, кроме ужаса.

Очевидно, ее преданность была чрезмерной. Ведь на самом деле старик-крестьянин никогда не жалел и не любил ее, он вовсе не был ее другом. Все эти лас.ковые слова были ей ни к чему, раз он забирал и ку.да-то отвозил рожденных ею щенков, постоянно застав.ляя ее страдать от безысходного одиночества.

И все-таки во имя преданности она никогда не протестовала, никогда не выказывала признаков недо.вольства, хотя сердце разрывалось на части и обли.валось кровью, когда ее разлучали с еще крохотными и беспомощными малышами.

Она уже не молода. Пять раз беременела и рожа.ла. Но все ее двенадцать щенков были где-то далеко. Как заботятся о них там? И где обитают они? В бога.том каменном доме или ветхой убогой хижине? За железной решеткой или у входа в дом, раболепно охраняя жилище человека? Любят ли их или безжалостно изби.вают ногами?

Однако другие собаки считали, что ей грех оби.жаться на жизнь. Она рожает красивых и толстеньких щенков, а это нравится людям.

-   Тебе повезло, - говорили ей соседские собаки. - Твои дети выросли большими и злыми. Они охраняют большие каменные дома. Что еще тебе нужно?

Но именно это больше всего ее и расстраивало. Подобная похвала вызывала у нее лишь чувство горечи и печали. Как может быть счастливой мать, если ее разлучают с детьми? Как тоскливо у нее на сердце от.того, что она не может с ними больше встретиться!

-   Нет! Нет! Я этому вовсе не рада.

-   Как можно этому не радоваться? Разве каждая мать не мечтает о счастье своих детей? Разве она не испытывает гордости, что ее дети живут у знатных лю.дей?

-   Все не так! Мои дети страдают от того, что они красивые и ладные. Мои дети сидят на цепи, потому что их научили быть злыми. Мои дети плачут от разлуки с матерью.

Вот так каждый раз приходилось ей возражать со.седским собакам. Каждый раз, когда те пытались убе.дить ее в обратном. А когда они уходили, безысходное одиночество и печаль обрушивались на нее с новой си.лой.

-   Дети мои! Если бы вы видели, как я постарела! Как бы мне хотелось, чтобы мы жили вместе! Пусть в горести и лишениях, но вместе.

Приподнявшись, она села на задние лапы, чтобы посмотреть на своих малышей. Да, они действительно милые и постоянно нуждаются в ее любви и заботе. Стоит ей только отойти ненадолго, как они начинают скулить и звать ее к себе. И только когда она воз.вращается, замолкают и нежно тычутся ей в живот.

Тем временем становилось все холоднее. Усилив.шиеся порывы ветра пронизывали их тела насквозь. Не.прекращающийся с вечера дождь отбивал у старой суки всякое желание двигаться с места. В это сырое утро она чувствовала слабость и голод, но старик-крестьянин не показывался из дома и не звал ее по.есть .

Порой у нее возникала мысль бежать от хозяина вместе со щенками далеко за рисовое поле. Она не хоте.ла, чтобы все повторилось снова. Ей казалось, на этот раз она не перенесет расставания с малышами. Ведь она не молода и нуждается в любви и заботе. Может быть, это последние щенки, которых она смогла произвести на свет и, если их заберут, некому будет скрасить ее старость.

Но во имя преданности она не могла так просто разорвать узы, так долго связывавшие ее со стариком-крестьянином.

И все-таки в это холодное утро ее почему-то не покидало чувство страха. Сердце тревожно сжималось, когда она бросала взгляд на прижавшихся к ней беспо.мощных щенков. Из головы не шли раздирающие душу воспоминания о том, как разлучали ее с детьми, ко.торых  ей  никогда  не   суждено  было  больше  увидеть.

-   Ах, старик-крестьянин, - вздыхала собака. - Зачем ты всегда забираешь моих детей?

Она продолжала лежать на земле, пытаясь укрыть щенков от пронзительного декабрьского ветра и холод.ных потоков дождя. Пусть ветер не треплет их густой шерстки,   а  дождь   не мочит  ее.

Устав от долгого лежания, она приподняла голову и осмотрелась вокруг. Трава возле дома была прибита дождем. Старик-крестьянин так и не появился сегодня на поле. В дождливый сезон всегда так. Рисовое поле залито водой. Овощи, посаженные по его краям, гибнут от избыт.ка влаги.

Собака чуть привстала и нехотя тявкнула. Но беспокойство, охватившее ее, не проходило, словно она наперед знала, что случится с ней и ее выводком в  этот дождливый  сезон.

-   Ах, дети мои,  - вздохнула она. - Как бы мне хотелось никогда с вами не расставаться.

А перед глазами вставали картины прошлого. Шесть месяцев назад она вот так же разродилась тремя хоро.шенькими и толстенькими щенками с густой и мягкой шерстью. У них были широкие обвислые уши. Она знала, что когда они научатся ходить, и пойдут друг за другом сразу   будет   видна   их   порода.    Старик-крестьянин    тоже знал это и похваливал их,   находя добрые и нежные слова.

-   Рыжуха, - обращался он к ней. - Каких чудес.ных толстеньких щенков ты принесла! У них густая и блестящая шерстка. В городе любят таких породистых щенков.

Но похвала его не приносила ей больше радости и покоя. Наоборот, порождала чувство тревоги и страха. То, как безжалостно он с ней всегда обходился, не выходило у нее из головы. Она запомнила эти уроки жестокости  навсегда.

Да и как не запомнить, если ее маленьких щенков, которые так любили играть с ветром, ласкавшим их шерст.ку, хватали и бросали в корзину, а затем увозили на ма.шине неизвестно куда. И от их жалобного плача заходи.лось  ее  сердце.

-   Дети,   дети мои!

Еле сдерживая рыдания, она посмотрела далеко, за кромку рисового поля и в росистой утренней дымке как бы увидела своих уже взрослых щенков, услышала их голоса - заливистый лай у дверей каменного дома в городе. Она увидела их, привязанных цепью, и вновь ощутила прилив нежности.

Все еще во власти видений, она медленно подня.лась на ноги. Два ее малыша продолжали лежать, оку.танные холодным утром, и вызывали у нее чувство ще.мящей жалости.

-   О, старик-крестьянин! Если бы ты только пони.мал, о чем я думаю, если бы ты услышал стенания моего сердца! Если бы ты внимательно присмотрелся ко мне, ты бы увидел, как жестоко я страдала все это время. Почему ты никогда не проявляешь ко мне сострадания? Ко мне, матери. Неужели ты снова разлучишь меня со щенками?

Вокруг все постепенно просыпалось. Лучи солнца прорвались сквозь листву деревьев, окружавших рисо.вое поле. Дождь постепенно стих, но воздух был все еще насыщен влагой.

Вместе с солнцем проснулся и старый крестьянин. Отойдя ото сна, он поднялся, чтобы встретить наступ.ление ясного утра. Сначала он долго прокашливался, затем, тяжело ступая, вышел из дома посмотреть, что творится вокруг.

-   Рыжуха!

Собака вздрогнула, услышав, как зовет ее хозя.ин. Ей показалось, что голос у него не такой, как всегда. Твердость, прозвучавшая в голосе, как бы вы.давала его намерения. Она почувствовала, как страх вновь охватил ее.

Но по зову собачьей преданности она выбежала к нему и ткнулась в его босые ноги как обычно, словно в их отношениях ничего не изменилось и словно она по-прежнему его любит.

Старик-крестьянин присел перед лежащими на зем.ле щенками. Ребра на его тощем теле обозначились еще ярче, когда он стал поднимать и разглядывать малышей одного за другим. Его круглое с темными пятнами лицо засветилось радостью, как только он увидел, какими хорошенькими уродились щенки.

-   О, ты такой толстенький и гладкий. Ты из хоро.шей породы, и я тебя выгодно продам в городе.

Каким странным был старик-крестьянин этим ут.ром! Он совсем не обращал внимания на мать щенков, старую и грустную собаку, у которой от голода подво.дило живот. Конечно, приятно, что он рад ее щенкам, но разве можно не замечать их сидящую рядом мать. Неужели он забыл былую дружбу? Нежели он уже подсчи.тывает, сколько денег получит за ее детей?

Поиграв со щенками, старик-крестьянин потужился, повертев задом, и освободился от распиравших его живот газов. Затем ушел в дом, взял там корзину, вернулся и стал сажать в нее щенков.

Собака заволновалась опять. Все повторялось, как раньше. Что будет с ее малышами на этот раз?

Волнение перешло в тревогу, затем в ярость. Она сердито зарычала на хозяина, умоляя его не делать того, что он задумал. Но тот не обращал внимания на ее мольбу. Более того, старик тоже начал выходить из себя. Он не любил, когда на него рычали собаки.

-   Зверюга! - сказал крестьянин, пнув ее ногой.
Собака взвыла от боли. Отскочив, она умоляюще посмотрела на хозяина. В ней еще теплилась надежда, что до него дойдут стенания ее души.

-   Старик-крестьянин! Если бы ты знал, что у меня сейчас на сердце! Если бы ты знал, как я страдаю! Пожалей меня! Я не молода и силы у меня не те, что раньше. Мне нужны любовь и участие моих детей.

Но старик-крестьянин по-прежнему игнорировал собаку-мать. Он посадил щенков в корзину и закрыл ее. Днем, когда солнце взойдет высоко над головой, из города придет машина с людьми, которые купят этих миленьких щенков и увезут их далеко от матери.

Собака зашлась от злости и вцепилась хозяину в ногу. Укус был глубокий, до крови.

Старый крестьянин рассердился на этот раз не на шутку. Прихрамывая, он устремился в дом и затем появился снова, держа в руках ружье. Собака услышала грохот выстрела и почувствовала, как что-то обжигающее впилось в ее тело.

Это что-то свалило ее с ног. Она завизжала от боли и несколько раз перевернулась по земле. Из раны била пенящая кровь.

-   О, хозяин! Так-то ты платишь мне за мою пре.данность, за нашу с тобой дружбу? - Ползком она при.близилась к скулящим в корзине щенкам, которые когда-нибудь вырастут и станут прислуживать чужим людям.

-   О, дети мои... Моя смерть - знак того, что мы не всегда остаемся покорными во имя преданности. Моя смерть - знак того, что и мы можем взбунтоваться против людей, превративших нас в свое послушное орудие.

Порывы сильного ветра вновь обрушили на мокрую землю дождь. И капли дождя смешались с красной кровью бедной собаки.

Она умерла в объятиях холодного утра на глазах у своих малышей после того, как оказалось, что ее преданность больше уже никому не нужна.

Перевод с малайского Виктора ПОГАДАЕВА