Цветы далёких берегов

Из современной малайской поэзии

Вступительное слово Виктора Погадаева

Перевод с малайского Виктора Погадаева и Анны Погадаевой

 

Современную малайскую поэзию у нас знают мало. И это несправедливо, ибо в стране десятки талантливых поэтов, которые опираясь на наследие традиционных жанров (пантуны, шаиры, гуриндамы и т.д.), создают великолепные стихи, не уступающие по своему эмоциональному, эстетическому и содержательному впечатлению лучшим образцам мировой литературы. Причем, традиционные жанры, анонимные в прошлом, остаются популярными и сейчас.

Возьмем, к примеру, пантун, напоминающих наши частушки. Это миниатюрная поэтическая форма, четверостишие с перекрестной рифмовкой, распадающееся на два двустишия, которые обычно не имеют прямой логической связи и соединены по принципу звукового и (или) образно-символического параллелизма.

На ранней заре душистый жасмин

Я собирала в сосуд золотой;

Вставай поскорее, о господин, -

Солнце сияет над головой.

В прошлом пантунами обменивались влюблённые. С пантунов начинается ныне любое официальное предприятие и ими же заканчивается. Пантун отличаются тематическим разнообразием: любовный, сатирический, назидательный, заговорный. Сцепления нескольких четверостиший образуют т.н. прошитый пантун (пантун берикат), в котором вторая и четвертая строки первого пантуна становятся первой и третьей строкой второго и т.д. Благодаря усилиям А. фон Шамиссо П. под названием "пантум" был известен европейским поэтам В. Гюго, П. Варлену, Ш. Бодлеру и др.

Поэзию здесь любят - поэтическим праздникам не счесть конца. А два года назад даже провели поэтический марафон, который непрерывно длился двадцать четыре часа и в котором приняли участие более 300 поэтов. Да что тут говорить, если и премьер-министр и его заместитель находят время для занятия поэзией. Московская поэтесса Елена Танева, побывавшая в Малайзии на Мировом празднике поэзии "Куала-Лумпур-200"2 в своем интервью малайзийской газете "Брита Хариан" писала, что поэзия разлита здесь в воздухе и произрастает из щедрой малайзийской земли. И это недалеко от истины, особенно если мы вспомним, какое впечатление традиционная малайская поэзия (в частности, пантуны, напоминающие наши частушки) в своё время произвела на представителей "серебряного века" в России: Валерий Брюсов, Аделина Адалис, Николай Гумилев пытались передать пантуны по-своему, заимствуя их формы и поэтические образы.

В предлагаемой читателю подборке представлено творчество трёх ныне здравствующих поэтов, которая, конечно же, не отражает всего спектра современной малайской поэзии, но тем не менее дает представление о ней, ибо именно эти поэты сейчас более всего на слуху.

 

Ахмад Камал Абдуллах (род. 1941), чаще выступающий под псевдонимом Кемала, продолжает традиции поэтико-философского осмысления мира, заложенные поэтом-мистиком Хамзахом Фансури (конец XVI -начало XVII вв.), развивая их и внося собственные ритмы и краски. Он прекрасно использует возможности малайского языка, извлекая из него то нежные и задушевные, то исступленные и взрывные звуки. Соединение чувств и устремлений со страстной любовью к Богу - неиссякаемый источник творческого вдохновения поэта. Кемала не представляет себя без веры. При этом он говорит об исламе не только как о религии, но и как об образе жизни, его влиянии на все сферы общественного и духовного бытия. Последняя его книга "Мим" (1999) вобрала в себя различные мотивы творчества, включая размышления о месте поэта и поэзии и впечатления о поездке в Советский Союз. Мим - это буква арабского алфавита, с нее начинаются слова .manusia. (человек), .makna. (смысл), .mafa.al. (деяния) и в различных контекстах она приобретает разные символичные смыслы.

 

Коралл

 

Я знаю коралл -

Коралл, вытянувшийся в бесконечный риф.

Я знаю коралл -

Колючий и острый,

Как сверкающий нож,

Как острие меча,

Пронзающий нежную грудь морской царевны,

Вонзающийся в сердце русалки.

Тогда, когда шторм

Порождает шторм,

Когда буйствует смерч, как амок.

Он покрывает

Тяжелый сон моряка

Цветами огня.

Он заглушает восторг ловца жемчуга.

Хотя манят его на берег,

Он не хочет возвращаться туда.

Нет ни следа,

Ни шрама от бескровной любовной раны -

Только глаза и грудь,

Только губы т язык.

Это крик, это амок бури

Обрушивается на коралл.

Это симфония ищет

Лицо старика-музыканта,

Влюбленного в поэзию неба.

И никому не понять шепота земли.

Это плач волн

И шторма амок.

 

Я знаю коралл -

Коралл, затаенный во мне.

Я знаю коралл - Коралл в строках поэзии.

И никому не жаль

Живущую во мне белую чайку,

Из шеи которой капает свежая кровь.

(1980)

 

Вижу

 

Вижу, пальцы превратились в деревца,

Руки - в ветви, указующие путь,

Ноги - в мостик над лящею рекой,

Уши - в заросли, где тянется бамбук.

 

Волосы - у кактуса в корнях.

 

Излучают нежный свет глаза,

О любви язык мой говорит.

В ранах жизни след моих зубов.

Шея тянется туда, где цапли крик.

 

Воду из источника кадык

Предлагает сладостно вкусить.

Сердце бьется бешено в груди,

Стоит Твое имя повторить.

 

Мрамор чаши Твоей - душа моя.

Мое "Я" скрывается в Твоем "Я".

(1980)

 

Слова

 

Есть слова, что не являются вовсе словами

Есть чувства, которых не видит глаз.

Отточенные яркие фразы

И затаенные в сердце, у вас и у нас.

Это, как тайна, в комнате ночью.

Тайна, что манит,

Печаль, что зовет.

Вернись с семи гор, о скиталец!

Поведай, как слово любовью поет.

 

Есть слова, что становятся словами.

Есть слова, что излучают любовь.

(1981)

 

Книга

 

Читаю книгу, но нет в ней букв.

Читаю книгу, но нет в ней страниц.

Слова начертаны без чернил

И ни одной картинки: ни фигур, ни лиц.

Той книги буквы - на небесах,

Плывут страницы на облаках.

Чернила - всполохи во тьме ночной,

Картинки - образ Твой неземной.

 

Читаю тайную книгу душ.

(1981)

 

Мим 4

 

Мим света, мим волшебного потока...

Ход атомов, нейтронов не остановить.

Свет наполняет воздуха пустоты.

А облакам куда-то надо плыть.

Одна судьба с другой судьбою

Сливаются, становятся одной

Ты слышишь старый стих, давно ли

Остановилось время над землей?

Лишь легкое прикосновенье

И поступь оставляют след.

Прощайте грустные мгновенья!

Их поглощает мима свет.

 

Все в поиске... Заметно лишь слегка

Частичек в небе синем колыханье.

Сияет светом времени река.

Здесь только я и тихое дыханье.

 

Мим 27

 

Грустно мне, о, русская земля!

Я на вкус попробовал тебя.

Революции, поэты. Твой народ

Все идеологией живет.

А кругом музеи и соборы,

Живопись, мозаики узоры.

Только лица так печальны и грустны,

И глаза страдания полны.

В них и хлеб, и водка, сыр

Коммунизм почти уж сгнил.

Будто эхом стон душевный

Отдается неизменно.

К старому возврата нет.

Новое приносит свет,

Наполняя смыслом жизнь...

Ветер перемен и голод

Между ними целый город.

Вера в Бога, Книги святость

Слабому режиму в тягость.

Силу слов, что между строк,

Не запрятать под замок.

 

...Я лечу в ночном экспрессе

Меж Москвой и Ленинградом.

Золотые листья клена

Пролетают быстро рядом

 

Мим 40

 

Благодарю Тебя, что выбрал Ты меня

Быть рупором людей, поэтом,

Которому знаком язык воды

И солнца, неба и луны,

И гор, и снега и волны...

Благодарю, что помогаешь мне

Плыть в этом океане, сне,

Носить одежды эти

Любви Твоей, прекраснейшей на свете.

И плакать и страдать, вкусив запретный плод.

А в горле рана - кровь струится и течет.

И боль моя кричит и просит об одном,

Чтобы колючий шип так не горел огнем.

Волнующая грусть, священная любовь,

Поэзия молчит - нет на бумаге слов.

 

Благодарю Тебя, что выбрал Ты меня,

Благословил и дал мне в дар свободу.

Чтоб не отстал и не замкнулся я,

Раскрыл Ты мне пещеры старой своды.

И вот, мой мим, не связанный цепями,

Вбирает опыт, сотканный веками.

И, слава Богу, я способен ощутить

То силу, то заманчивые ласки

Волны. Услышать, отразить,

Как птица текукур слагает сказки.

 

Благодарю Тебя, что выбрал Ты меня.

 

Азиз Дераман (род. 1948) долгое время работал руководителем одной из важнейших в Малайзии организаций - Совета по языку и литературе. Это давало ему возможность много путешествовать, и, каждый раз возвращаясь домой, он привозил с собой новые стихи. В них и восторг перед познанием мира, и духовные искания, и даже предательство друзей. Он любит родину и восхищается красотами своей страны, переживает за то, как безжалостно обращаются с природой те, кто стремится только о своем благополучии. Большинство стихов поэта пронизано исламскими мотивами. Он мечтает, чтобы его последними словами были слова, которые произносит каждый мусульманин при вступлении в ислам. Любовь к Богу - это и любовь к людям, которые его окружают. Например, семья для него - целый мир любви и радости. Еще одно достоинство творчества поэта - умение взглянуть на некоторые явления жизни с юмором и иронией.

 

Твоё лицо

 

Ночь. Мне снится сон прекрасный -

Незнакомка предо мной.

На закате ало-красном

Хочет говорить со мной.

 

Я тону в ее глазах,

Ей сокровища дарю.

Ее нежность испытав,

Полон чувств. Я весь горю.

 

Песнь свою закат поет

На различных языках.

Вижу я мираж плывет

Там, где горизонт в цветах.

 

И она нежнее стала.

О надеждах песнь свою

Вдруг запела. Будто знала

Грусть мою, печаль мою.

 

Все закат. И все нежнее

Незнакомка предо мной.

И поет, поет смелее

О любви, о первой той.

 

О надеждах песнь свою

Все поет. Как будто знает

Грусть мою, печаль мою.

 

Утро... И ее не станет.

 

Буду вспоминать порой

Я лицо твое с тоской.

 

Четки старого человека

 

Еще утром я слышал,

Как, перебирая четки,

Он хриповатым, проникающим в сердце голосом

Восхвалял Аллаха:

Субхаллахи - Валхамдулилахи - Валайлахайллаллахи - Валлаху- Акбар

 

А вечером, когда догорела заря, он тоже угас.

И лишь четки напоминают о нем

И о том, как он

Прославлял Аллаха:

Субхаллахи - Валхамдулилахи - Валайлахайллаллахи - Валлаху- Акбар

 

Кто мы?

 

Спрашивал ли кто-нибудь себя,

Кто мы,

Откуда

И куда идем?

 

Спрашивал ли кто-нибудь себя,

Кто мы?

И мир, в котором мы живем,

Для кого он?

И для кого мы?

 

Господи

 

Господи,

Я жду,

Умоляю тебя в умилении:

Одари меня каплей своей любви!

 

Колючие слова

 

Я не хочу жить

Чувствами других людей.

Отнюдь.

Я молча слушаю всех

И в молчании храню слова,

Надеясь, что родится слово-алмаз

Ослепительной красоты.

Я молчу даже

Когда мне больно

От резких и колючих слов друзей.

Хотя они порой, как отраженный свет,

Возвращаются к ним обратно,

Меняя их жизнь.

 

Свидетельствую

 

Свидетельствую:

Нет Бога, кроме Аллаха,

И Мухамед - его Пророк.

Два предложения

Так легко слетают с губ,

Но навеки меняют жизнь,

Законы и судьбу,

Делают людей щедрыми

На добрые постпки

И великими душой.

 

О, как хотел бы я,

Чтобы они стали моими последними словами.

 

Ворчание жены

 

Слова "с ума сошел" сорвались с губ

Моей любимой жены.

Сорвались невзначай,

Без злого умысла,

Но запали мне в душу.

Да, есть люди, что с ума сходят от власти,

Есть люди, что с ума сходят от богатства,

Есть люди, что с ума сходят от женщин,

Сходят с ума от одежды.

От многого сходят с ума,

Хотя и не сумашедшие.

Слова эти можно понимать по-разному.

И я тоже в известном смысле схожу с ума.

Схожу с ума от переполняющей сердце любви.

Находясь вдали, схожу с ума от тоски.

Схожу с ума от работы.

И до сумашествия целую детей и внуков.

Но не настолько я сошел с ума,

Чтобы ласкать кого-то другого, кроме тебя.

 

Мой сын

 

Мой сын

Научился считать:

Один,

Два,

Три,

Четыре,

Пять...

Я хочу, чтобы потом

Он научился понимать

Слова,

Смысл которых

Числами не передать,

Даже очень большими.

Слова: вера,

Родина, нация,

Слава, уважение и честь.

 

Бахаруддин Зайнал (род. 1939), больше известный под именем Баха Заин, - поэт, который затрагивает интимный и понятный каждому мир любви. Его поэзия покоряет сразу и часто навсегда. Удивительнная тайна, пронизывающая ее, захватывает и уводит в глубины смысла и ритма. Завораживает метафора, странная, оригинальная, но в сущности своей очень малайская. Любовь в его стихах земная, чувственная (не случайно, его считают одним из первых, кто смело ввел эротику в современную поэзию), но и в то же время неземная, как бы парящая в небе. Отдавая предпочтение любовной лирике, он отнюдь не аполитичен. Ведь и уход от активного участия в политических разборках - это тоже позиция, тоже политика. Стиль его поэзии порой провокационен и остр, но в то же время достаточно мягок, оставаясь в русле характерного для него мягкого стиля в целом.

Маски

 

Все возможно в жизни нашей,

Хоть порой неясно как.

Словно тени маски пляшут,

Напевая танцу в такт.

 

Что не стоит волноваться,

Ведь рассвет всегда придет.

Все проблемы разрешатся,

Жизнь как будто расцветет.

 

Да, наш мир- мир грима, масок.

Вот Богиня Доброты,

Бог спасенья, как из сказок.

Интересно, кто же ты?

 

Тем, кто ищет, кто боится,

Кто не молится сейчас

Надо маски лишь на лица

Натянуть - и с нами впляс.

 

Да, наш мир - мир грез волшебных.

Слышишь, барабаны бьют,

Возвещая о враждебных

Временах, что настают.

 

Я - царь демонов Равана*,

Но пред вами предстаю

В доброй маске Ханумана* -

Так я всех перехитрю.

 

В ожидании рассвета

Славный Рама* гибнет вдруг.

Имя Ситы* - символ света

Умирая шепчет вслух.

 

Верещит толпа слепая.

Как ей правду рассказать?

Карнавал вокруг. Летают

Маски... Их не сосчитать.

 

...Маскарада краски

Влекут за собой.

Я один.

Без маски.

Стою пред толпой.

 

Джакарта, 1971

* *Равана, Хануман, Рама, Сита - персонажи "Рамаяны", бытующей в малайском мире в разнообразных тетральных формах, в т.ч. в виде театра масок

 

Когда ты сладко спишь

 

Я вижу как роса

Струится по стеклу

И губы у тебя

Дрожат в ночном плену

 

Я слышу песнь сверчка,

Унылый вой собачий,

Что также как и я

О ком-то тихо плачет

 

Застыла вдруг роса

Безмолвно на стекле

Прекрасна и чиста

Почти в кромешной тьме.

Сверчок все песнь поет

Смеясь, дразня того,

Кто этой ночью ждет

И слушает его.

 

Хочу понять сейчас,

Кто оскорблен из нас.

 

Петалинг-Джая, 28 ноября 1979

 

Картины прошлого

 

Твое лицо я вспоминаю

В стекле оконном.

Десять лет как дым.

Но в памяти моей, я знаю,

Оно навеки будет молодым.

 

Пусть десять лет прошло, а я и не заметил.

В моем саду такие же дожди,

И тем же ароматом меня встретил

Жасмин. Но где же нынче ты?

 

Да, я старею. Время безучастно.

Лишь ты одна все так же молода.

И образ твой останется прекрасным

В моих воспоминаньях навсегда.

 

Холодный ветер

 

Здесь встретились все мы вместе

Из разных стран и морей.

Стихи привезли и песни

О вечных страданьях людей.

 

И здесь в одиночестве сладком,

На лотоса белом листке

Пишу я о чувстве прекрасном,

Пишу о любви на земле.

 

И лотоса корень колышется

Свободно в прозрачной воде.

От ветра холодного движется

Цветок на зеленой волне.

 

Отель "Лотте", Сеул, июль 1979

 

Люби меня

 

Закрой плотно дверь,

Войдя в мою комнату,

И люби меня.

Слова не нужны.

Хочу лишь слышать эхо души,

Хранящей тайну

И бесконечную тоску.

 

Молитва в конце пути

 

Дай мне язык,

Чтобы всегда повторять Твое имя!

Дай мне голос,

Чтобы передать это послание!

В тоске сжимается мое сердце.

 

Март 1993

 

Предзнаменование

 

Благовония в моей руке

Стали мягкими,

Как воск.

 

Благовония в моей руке

Стали жидкими,

Как вода.

 

Благовония в моей руке

Стали воздушными,

Как пар.

 

Благовония в моей руке

Вдруг стали стеклом,

На пальцах моих появилась рана,

И выступила кровь.

 

О, что сулит мне

Этот страннный сон?

 

История

 

Если он проживет десять веков,

Наблюдая войну за войной,

Победу за победой, и

Если захочет написать историю,

Он только и сможет поведать,

Что люди продолжают убивать друг друга.

 

Лилия

 

Лилия, ты пришла с тонкими губами,

Нежным и влажным голосом.

Волосы твои, причесанные морским ветром,

Обвили мое тело.

О, Лилия!

На песчаном берегу

Я познал природу

Движения волны и пены,

Игру света и голос ветра,

Шорох воды, проникающей сквозь песок,

И тебя, Лилия,

Не меняющую своего цвета,

С тонкими и влажными губами,

Волосами, обвивавшими мое тело.

 

Куала-Дунгун, 1974

 

После долгой разлуки

 

Губ твоих дыханье нежно

Вдруг коснулось моей шеи.

Твои слезы безмятежно

На подушку, будто тени,

Плавно по щекам стекая,

Наши чувства укрепляя,

Падают...

 

***

Удастся ль таким, как и прежде остаться,

Все также любить, понимать, тосковать...

И темные тени, что в сердце гнездятся,

Смогу ли когда-нибудь я разгадать?