31 августа Малайзия отмечает 50-летие своей независимости. Поздравляю всех моих малайзийских друзей с большим праздником и посвещаю им новые переводы.

On the 31st of August Malaysia celebrates its 50^th Merdeka Anniversary. I congratulate all my Malaysian friends and devote some new translations to them.

РАХИМИДИН ЗАХАРИ

(Rahimidin Zahari)

ЗАМОК ИЗ ПЕСКА

Избранные стихи

Перевод c малайского

Виктора Погадаева

"В ночи, когда уснёт тревога."

Удивительные вещи иногда случаются в жизни. В 1998 судьба забросила меня в очередной раз в Малайзию на поэтические чтения, посвященные Дню независимости. Чтения были организованы именитой писательской организацией "Гапена" и проходили на о. Пинанг. По случаю чтений "Гапена" устроила и встречу своих представителей из различных штатов страны. Среди них я совершенно неожиданно встретил своего давнего знакомого Якуба Ису: мы когда-то вместе учились в Университете "Малайя". Мой приятель к этому времени стал довольно известным человеком: директор исламского колледжа в Куантане, автор "Словаря классического малайского языка", других книг. Последовало приглашение в гости. И я не преминул воспользоваться им.

И вот Куантан, столица штата Паханг. Дом Якуба в поселке учительского кооператива, где он живет вдвоем с женой - дети стали взрослыми и разбежались по разным городам страны. А вечером - встреча с местными литераторами. Говорили, конечно, в основном о литературе под вкусный дуриан. Среди маститых литераторов глубинки затесался и молодой паренёк. Я бы, может, и не запомнил его имя, если бы он не подарил мне свою книгу - сборник стихов "Горсть земли".

Я вернулся в Москву. Сразу заглянуть в книгу было как-то недосуг. И тут пришло печальное известие - умер мой давний друг, талантливый российский журналист Анатолий Ленский, волею судьбы оказавшийся в туркменском городе Красноводске (позднее Туркменбаши). Я не находил себе места целый день, и как-то так случилось, что в руки мне попала книга "Горсть земли". Я машинально открыл ее и стал читать. Первые же прочитанные строки поразили меня - они оказались настолько созвучны моему настроению, что я не мог оторваться и сходу перевел их, опубликовав позднее в газете "Сакмарские вести", в которой начинал свою журналистскую карьеру Анатолий. Профессору Александру Оглоблину из Петербурга стихи тоже понравились, и он напечатал их в одном из сборников по культуре Нусантары.

А написал эти стихи Рахимидин Захари, один из самых талантливых из современных поэтов Малайзии. Он родился в штате Келантан в 1968 г. Рос, как и другие мальчишки, на воле, впитав с материнским молоком уважение к древней земле, прославившейся своей самобытной культурой. Играл в волчок-гасинг и малайский волейбол сепактакрау, запускал яркие воздушные змеи, вместе со взрослыми, не отрываясь, смотрел за перипетиями сюжета теневого театра ваянг кулит и наслаждался неземной музыкой оркестра гонгов гамелана. И как-то незаметно для себя и окружающих маленький Рахимидин стал сочинять стихи.

Ему повезло - талант был замечен, и он получил возможность учиться в Университете наук Малайзии по программе литературного творчества. Посыпались награды: первая премия на конкурсе стихов Совета по языку и литературе Малайзии (1986), премия лучшему молодому писателю Эссо-Гапена (1991), национальная премия конкурса Шападу-Гапена (1992), национальная премия Эссо-Гапена (1995), премия "Ислам Даруль-Имам III" (1997). Он - участник Второй конференции писателей АСЕАН на Филиппинах k и фестиваля "Истикляль II" в Индонезии, представитель Малайзии на Международном празднике поэзии "Куала-Лумпур 200"2.

Мы встретились вновь в 2001 г., когда я стал преподавать в Университете "Малайя". С тех пор мы видимся довольно часто, много беседуем, и его поэзия становится мне все более понятной и близкой.

Несомненно, в ней отражено то, что определяет содержание его духовной жизни, "меру личности". Его лирика требует сосредоточенных раздумий, эмоционального отклика на поэтические чувства. Многие стихотворения Рахимидина пронизывает ощущение неотвратимости нашего ухода из земной жизни. Это не пессимизм. За гранью видимой жизни - вечность. Готовы ли мы к главной встрече?

Бабушка была права,

сказав перед смертью,

что мы всегда рядом,

только в разных мирах.

("Горсть земли")

Его стихи полны образов, тайн и тонких ощущений, настойчив мотив любви. Совсем как у А.С. Пушкина: "Моя печаль полна тобою". Но у Рахимидина, как и у многих малайзийских поэтов, земная любовь часто неотделима от любви более возвышенной, любви к Богу.

Звучание стихов Рахимидина мелодично, но, вероятно, каждый читатель может понимать их по-разному. И переводы могут отличаться друг от друга в зависимости от того, что захочет передать переводчик: мелодику, настроение или точный смысл. К ним в полной мере подходят бессмертные строки Александра Блока:

В ночи, когда уснет тревога,
И город скроется во мгле -
О, сколько музыки у бога,
Какие звуки на земле!

Виктор Погадаев

Из сборника " В саду на экваторе" (2005)

В саду на экваторе

В саду на экваторе

я хочу играть с лунным светом,

любоваться мотыльками,

светящимися в свете фонарика.

Я хочу посадить чемпаку[1],

аромат которой мне никогда не забыть

Я хочу посадить мангустины[2],

вкус которых всегда со мной.

Я стою возле солнца

и охлаждаю его жар.

У могилы

Тишина.

Лишь ветерок

Шелестит,

Играя с лалангом,

И изредка лепестки кембоджи[3]

Шурша падают вниз.

Приходи почаще: я хочу

Чувствовоть твои шаги

По холодной земле,

Слышать строки аятов[4],

Которые ты произносишь.

Потом когда-нибудь

Мы встретимся здесь навсегда.

Трава земли

Я не цветок розы

и не змея, поднимающая голову вверх.

Я - трава земли, которая растет

среди аромата роз

и шипения змей.

И не важно, аромат ли розы

заглушает шипение змей

или шипение змей

заглушает аромат роз всего сада.

Я знаю лишь,

Что я трава земли.

На мне капельки росы,

в которых переливается свет.

Вверху - небо.

Внизу - холодная земля,

взрыхленная червями.

И я расту среди корней тенистой кембоджи.

Вор поэзии

Я вор,

проникнувший в сосновый бор

с ножом из букв,

чтобы вскрыть тело стиха.

И кровь капает на моем пути

И от потери крови туманится сознание.

Весь алфавит

стоит передо мной.

Да, я вор,

который ненасытно

крадет и ворует

красоту, созданную Им.

Господи, я вор,

который склоняясь безмолвно,

слушает голос волны,

бьюшейся в берегах

Твоих чудес.

Я вор.

Да, я вор.

Ты как раненая птица

Ты как раненая птица,

Какие джунгли можешь перелететь?

Ты, как отравленная рыба,

Какие моря хочешь переплыть?

А говоришь, что хочешь

достать солнце,

небо и звезды

с высокого неба.

Говоришь, что хочешь

осушить океан,

реки

и каждую каплю дождя.

Что еще?

Что еще ты ишещь,

расхаживая по саду?

Обман нежных кральев бабочки?

Аромат в лепестках поблекших цветов?

Уходи! Этот сад слишком красив,

чтобы его оскорблять.

Ты делаешь ветер ядовитым,

ты высушиваешь воду

и разрушаешь землю.

Не осталось ни травинки

на этом зеленом газоне,

которая бы ждала моих шагов.

Уходи, неслышно изчезни из сада

пока стрела не слетела

с моего лука.

Камни на дороге

Камни на дороге

вопиют

неслышно для нас,

хотят соединиться с горой,

хотят вернуться под сень тенистых деревьев

и вновь ощутить объятия их корней,

хотят снова услышать пение птиц на ветках,

вновь почувствовать прохладу ручьев,

несущихся по склону горы

и обрывающихся в долину.

Только жаль,

горы больше нет,

и деревья все вырублены,

и птицы исчезли,

и ручьи засыпаны землей.

Из цикла "Эпигон"

Я вор, жаждущий поэтических строк.

Я надеваю украденную маску из них на лицо

И стыдливо прячусь за нагромождением

устаревших метафор и покосившихся букв.

Я трус, полный сомнений из тумана мыслей,

И я, наконец, разрываю эту украденную маску.

Кровь солнца

Ты забыла вытереть кровь солнца

со своих пальцев.

Красные капли стекают на мою рубашку.

В старом доме, покинутом тобой,

Лишь соломенный тюфяк

и я, тихо напевающий мелодию тоски

о далеком прошлом.

Аквариум - море

Ты осмелилась уменьшить море

И перенести его в комнату.

Небольшая рябь и пена с пузырьками воздуха

втиснуты в стекло.

Среди прохладных

разноцветных камней

ты, как рыба, которая ищет тину,

в которой можно было бы спрятаться

и выбросить тысячи икринок.

Не в силах откинуть страдания

на поверхность воды,

Под нежными корнями лотоса

ты тоскуешь о далеких мирах.

Стихотворение о камне

О, как тяжело, когда тебя разлучают с любимой:

Словно разрезают слившееся в единое тело.

Поле - кожа моя - выжжено до тла,

дерево - волосы мои - вырублены,

река - кровь моя - засыпана пеплом,

горлица - голос мой - подстрелена в сердце.

Я - камень,

разлученный с матерью-горой

и валяющийся далеко на дороге.

Стихи о Кота-Бару[5]

Я хочу слышать,

как щебечут птицы на ветках деревьев.

Дайте мне краску воды,

чтобы начертать

длинные полосы дождя

и декабрьский ветер,

несущий облака в сезон дождей.

Дайте мне краски огня,

и я нарисую большое солнце

на апрельском небе,

испекшемся в сухой сезон.

Корабль и волны

Я дождусь большой волны

и отпущу корабль

в открытое море.

Когда шторм порвет паруса,

Твой корабль собъется с курса

И отчаянно будет искать берег.

Ты наткнешься на рифы и крикнешь:

Обними меня, солнце!

А мой корабль постепенно

будет приручать волны.

В Малакке[6]

Стою на площади героев,

слышу шум волн,

сильный ветер бьет в лицо.

Я чувствую себя ничтожеством

под сенью тенистых хвойных деревьев.

Правда ли, что здесь

два героя

сошлись в смертельной хватке?[7]

Один,

охваченный слепой верностью,

а другой, отравленный предательством.

Древний город испытал в своей истории

удары судьбы и

оставил печальные воспоминания.

Развалины старого форта Формозы

и собора Святого Павла, как морщины

на его суровом лице, потерявшем величие.

Тяжелый хриплый вздох срывается

с моих губ,

и лишь внутренний голос вопрошает,

здесь ли начальная точка разрушений,

которые была не в силах остановить дружба.

Автобиография

Я никогда не спрашивал,

в какой книге или каком словаре

мои родители

отыскали мне имя.

Я - маленькое солнце

Одинокое солнце

На краю деревни,

Повисшее между

верхушкой дерева и загривком буйвола.

Я рос

в маленькой деревне

среди зелени.

От жидких луж

Пальцы мои были желтыми.

От тины саваха[8]

ноги были красными.

С полосок рисовых полей

порывы ветра

трепали мои волосы.

Я - худенький мальчишка

с грязью на теле вместо рубашки,

глубоко запавшими глазами

и тонкими губами,

читал очарование природы,

а маленькими черными ручками

рисовал тайны будущего.

Привет вам,

повзрослевшие пальцы.

Я пересек реки и океаны света.

Я шептал ветру.

Я был терпелив

и вознагражден

открытием тайны:

под небосводом Творца

я живу, восхищаясь силой слова.

Молитва больного

И правда, смерть

всегда стоит

около тебя.

Возможно и ангел

ожидает,

когда придет время,

чтобы забрать

твою душу.

Легкие реагируют на

изменения погоды.

Во рту давно горько

от лекарств.

Сейчас эта горечь

сменилась сладостью

на языке.

Болеть иногда полезно,

ибо боль

напоминает тебе

о смерти.

И ты опять

будешь взывать

к его Величию

Господи, в эту полночь,

когда Луна окутана туманом

и меня убаюкивают сны,

я вдруг ощущаю одиночество

и пустоту.

Тело мое станет

частью земли.

Господи, я хочу

забыться любовью к тебе.

Сделай так, чтобы язык мой

знал только Твое имя.

Пейзаж

На ветке манго пара голубей,

прилетевших неизвестно откуда,

Начала вдруг чистить свои мокрые перья.

На южном небе

радуга разбросала цвета,

но, увы, внезапно пропала,

а моросящий дождь вдруг

сошелся с теплом полудня.

На прекрасном пляже

ее худощавое тело

обращено к морю.

А ее длинные распущенные волосы

расчесывает ветер.

Замок на песке

Чистый берег так и манит

построить замок

с морским шелестом,

с запахом моря.

Крыша его из песка,

из песка его стены.

Ласковый ветер

поднимает большую волну,

которая разбивается с пеной о берег.

Пальцы твои такие маленькие, что

не могут удержать

кусочки пены, разбросанные на берегу.

Солнце прибывает.

И ты учишься понимать то,

что чувствует море

Твой разрушенный песчаный замок

будет построен заново

в мгновения твоего одиночества

Второе письмо

Надя, прости отца,

что не сумел

создать сад,

о котором мечтают

в мире любви.

Надя, отец твой

лишь лист,

несомый ветром,

лишь безбрежное море

без единой гавани,

лишь щепотка соли,

растворенная дождем,

лишь небольшая жемчужина,

взращенная раковиной.

Надя, помни,

что красота женщины,

как и красота мужчины,

в красоте их веры.

Ты слышишь стон надломленной чемары?

Сквозь моросящий дождь

Ты слышишь стон

надломленной чемары[9]?

Как тебе живется

тонкоствольная чемара,

открытая соленым ветрам с моря.

И кому ты отдаешь печаль

своих снов? Бабочкам?

Море приходит и уходит,

а в воспоминаниях

последние цветы

и имя, которое пропадает,

но возвращает тебя в мир любви.

Цветок солнца

угас. Уже ночь.

И только бесконечный берег,

расплывчатый, как туман.

И ты вступаешь на старую дорогу,

которая пробуждает воспоминания о юности,

о птицах с полей и

об открытом небе

Сквозь моросящий дождь

ты слышишь стон

надломленной чемары?

Когда ветер поднимает песок,

уходит тишина.

Твоя душа,

как море,

которое всегда в движении

и всегда искушает.

Мама, Луна, которую я боготворил, треснула

Сидя на веранде ночью,

я всегда вспоминаю слова матери:

Рахимидин, ты, как Ли По[10],

мечтаешь достать Луну.

Мама, луна, которую я боготворил,

уже треснула.

Кольцо Вана[11]

Проклиная все на свете,

ты ищешь его

во всех уголках дома, в саду,

у корней роз,

высматривая среди

опавших листьев

и среди камней -

н не можешь найти кольца

Видимо, кольцо твое потерялось,

потерялось в тени

зеленой блестящей травы, на берегу ручья.

Но я знаю, оно с тобой:

его сиянье просачивается из всех уголков сада,

и твой безымянный палец хранит его красоту.

Я плыву в тумане

Ветер шумит,

мое холодное тело дрожжит.

Я дотрагиваюсь до губ,

из которых неожиданно

брызгает кровь.

Утренний туман,

как ватные облака,

закрывают взор.

Я не могу

Объединиться с тишиной.

Как в старой сказке,

я оказываюсь на чужбине

другим человеком.

Сны не подчиняются мне.

Лишь сладкое искушение,

подобно старой сказке,

пронизывает тело,

оставляя рану.

Я одинок, как Адам

Письмо, что я пишу,

остается без ответа.

Вопросы, долго таившиеся в душе,

я кричу в пространство.

Но они эхом возвращаются обратно

Я одинок, как Адам,

и в одиночестве смотрю

на густой туман,

на поющих птиц

и на распустившиеся цветы.

Мои ноги

так и не узнают,

по какой земле,

по каким дорогам

они шагают.

Я Адам

Я пытаюсь нащупать

левое сломанное ребро,

из которого создана Ева.

Среди шепота любви

и плывущего тумана тоски

я пересекаю поток твоей души.

Лиза, я твой Адам!

Лодка моего таланта

Мама спустила лодку в поток

моего таланта. Моя лодка преодолела

каменные пороги от истока

до далекого устья.

Я восстаю

от боли слов.

Я вздыхаю

от разочарования в любви.

Я предпочитаю молчание -

оно значит больше, чем слова.

Я хочу выйти из круга истории,

полного масок и кинжалов:

на лодке своего таланта я плыву

против течения

во внешний блистающий мир.

Я читаю звезды в небе.

Мне это нравится, это мои мечты

Лодка

Отец,

Лодку моей судьбы бросает

Из стороны в сторону.

Я ищу остров,

но сбился с пути.

Я ищу устье,

но ветер гонит меня прочь.

Я ищу берег,

но волны бросают меня назад.

Лодку моей судьбы бросает

Из стороны в сторону.

Отец, я плыву курсом,

проложенным моими стихами.

Отец, мне суждено плыть

по их следам всегда.

Песок из слов

Мое прошлое, как песок из слов,

уносится в море.

А я сижу и смотрю на солнце,

что катится над туманом.

Господи,

Сократи расстояние, одари меня своей любовью

Туман сомнений

Я надеваю на тело рубашку из слов.

Я вскапываю книжное поле.

Миллионы букв

вонзаются в язык и губы

Туман сомнений плывет на рассвете, как лодка.

А тело заката остается лежать больным.

Из сборника "Горсть земли" (1995)

Горсть земли

Я сжимаю в руке горсть земли,

которая когда-нибудь станет со мной

елиным целым.

Бабашка была права,

сказав перед смертью,

что мы всегда рядом,

только в разных мирах.

Птица, полетав,

возвращается в гнездо.

Глоток воздуха

возвращается вновь на свободу.

Ты уходишь.

Уходишь туда, в вечность.

Я с тобой рядом,

сжимаю в руке горсть земли,

которая когда-нибудь станет со мной

елиным целым.

И сказал Адам

1

Дай мне Еву.

Я одинок.

В саду Эдема

мне страшно, что история повторится

2

Ноящие раны

на теле моем, исполосованном плетьми.

В смятении души

я преклоняю пред Тобой колени.

Я ничтожен.

А ты велик.

Я ищу смысла в темноте ночи

Дай мне покоя.

Я хочу уединиться

в самом себе.

Я, которого нет

в реальности.

Я касаюсь тела

и обнаруживаю только грубую физическую оболочку.

Я плачу

от странности тела и духа.

Я плачу от Твоего величия,

которого не могу постигнуть

ничтожностью своих чувств.