перевод с малайского Виктора Погадаева

 

 

Предисловие Сергея Смирнова

 

Каждое общество, перед которым история поставила сложную задачу, бросила ему вызов, оставить который без ответа значит поставить под угрозу своё существование, решает эти задачи, исходя из собственного «менталитета», сложившегося веками. Но всегда – с оглядкой на опыт других стран, решавших такие же, или сходные проблемы, отвечавших на аналогичные вызовы.

Перед Россией сегодня стоит такой «букет» проблем, что любой опыт их решения, хоть позитивный, хоть наоборот, был бы для нашего общества бесценным. Энергосырьевая зависимость, цивилизационные конфликты с могущественными международными актерами, неразвитость собственной высокотехнологичной промышленности, стагнация научно-промышленного комплекса, проблемы межнациональных отношений проживающих в России народов, нарастающий кризис в отечественной культуре – трудно перечислить всё, с чем столкнулась наша страна. И всё требует непременного разрешения с учётом сложнейшего «клубка» различных интересов, зачастую разнонаправленных. То есть одновременно мудрой, решительной, осторожной и филигранно точной работы всех участников процесса, заинтересованных в развитии России.

При решении этих проблем, как отмечалось, исключительно важен любой опыт. А уж опыт страны, успешно справившейся со многими острейшими вызовами современности и продолжающей справляться с теми, что постоянно возникают вновь, и вовсе неоценим. Именно таким опытом, в котором сегодня остро нуждается Россия и который пока, к сожалению, не оценен по достоинству (вернее, вообще никак не оценен), обладает Малайзия.

Отнюдь не каждый образованный человек в России знает – где вообще находит «эта самая Малайзия». В разговоре собеседник, неглупый яппи-интеллектуал, услышав про «поездку в Малайзию», сообразил, что речь идёт о чём-то в Малой Азии – где-то между Пакистаном и Туркменией. И, соответственно, презрительно кривился. Правда, услышав, что речь идёт, например, о Борнео, реакция менялась на восторженно-уважительную: «Да-а-а-а? О-о-о-о!... Кру-уто!». А ведь Борнео – это часть Малайзии.

Что ещё знает среднестатистический офисный человек, о Малайзии? Что там живут малайцы – раз (совсем как у Андерсена в сказке «Соловей» - «в Китае живут китайцы».) Что на многих электронных бытовых приборах стоит надпись «Made in Malaysia» - два. Что там проводятся международные авиасалоны – три, но это для самых «продвинутых». Интеллектуалы, возможно, припомнят «А, может быть, с малайцем вы ушли!» - то есть с жителями Малайзии может «уйти» даже самая восхитительная европейская женщина.

Вот, пожалуй, и всё, что «среднестатистический россиянин» знает о Малайзии.

Вместе с тем, если начинаешь разбираться в новейшей истории этой страны, в том, что происходило в ней с момента восстановления независимости и образования Малайзийской федерации, эта удивительная страна предстаёт в виде прекрасной принцессы, появившейся из уродливой лягушки. Знакомство пишущего эти строки с Малайзией началось с изучения опыта этой страны противодействовать «наведённому» извне кризису 1997 года, который, менее чем через год, докатился до нас и «накрыл» российское общество, подобно цунами, так, что и до сего момента многие говорят «это было ещё до кризиса, а это – уже после». Изучение политики премьера Малайзии Мохатхира Мохаммада, сумевшего самостоятельно, без помощи всяких заграничных фондов, справиться с кризисом, организованном, аналогично с нашим, отечественным «августом 98-го» совместными усилиями международных спекулянтов, западных спецслужб и местных антигосударственных сил, вызывало искреннее изумление: вот как, оказывается, можно бороться с такого рода напастями! Значит, существуют механизмы, позволяющие эффективно блокировать подобные действия против своей страны, если у правящей элиты имеется твёрдая воля не допускать катастрофы!

Следующее знакомство с Малайзией, состоявшееся в аэропорту Куала-Лумпура, было сходным по своей реакции с тем, как реагируют на него другие наши туристы, впервые прилетевшие в KLIA (Kuala-Lumpur International Airport): м-даа, нам до этих малайцев, как до Луны! Сверхсовременный комплекс, мощный транспортный узел, между терминалами которого ходит поезд, а в центре главного зала за стеклом – бережно сохранённый девственный уголок густых джунглей! Хорошо ещё, что почти никто не знает: строительство аэропорта началось и было закончено в самый разгар азиатского кризиса 1997 года. Мы-то хорошо помним, что творилось в первые год-два после августа 1998-го…

Всё это подсказало пишущему эти строки необходимость пристального изучения Малайзии как культуры и как примера решения проблем и реализации проектов, делающих государство великим, а населяющий его народ – обеспеченным и уважаемым в мире. И чем больше знакомишься с этой удивительной страной и её людьми самых разных слоёв общества, тем больше понимаешь: как много интересного и жизненно полезного для себя мы, русские, весь многонациональный российский народ, можем почерпнуть из новейшей истории Малайзии.

Читатель наверняка вспомнит, что многие приборы бытовой электроники произведены именно там. Но как оказалось возможным, чтобы страна, созданная из различных территорий (и наций!), получившая независимость всего 60 с небольшим лет назад с практически безграмотным в массе своей населением, смогла привлечь высокотехнологичные производства и соответствующие инвестиции ведущих брендов мира? Что такого есть «у них», чего нет у нас? Почему к ним инвестиции и технологии идут, а к нам – не очень?...

Это один из ключевых вопросов, ответ на который кроется в характере малайзийской элиты, ориентированной на развитие своей страны. Премьер Мохатхир Мохаммад проводил последовательную политику ради создания процветающего высокотехнологичного общества, успех которого основан не на продаже минерального сырья (Малайзия – крупный экспортер олова, каучука, пальмового масла, а также нефти и газа – вот почему знаменитые на весь мир башни-близнецы в Куала-Лумпуре носят имя государственной нефтяной компании «Петронас»), но на развитии собственной научно-производственной базы.

Эта же последовательная политика развития своей страны привела к тому, что в стране, жители которой, образно выражаясь, только недавно «спустились с пальмы», появляются массово в рамках национальной программы развития образования высшие учебные заведения. И если изначально их уровень был невысоким, сегодня качество малайзийского образования неуклонно повышается. Безграмотность населения успешно ликвидируется. Кто помнит отечественную историю, без труда поймёт, какое колоссальное преимущество отсталой стране может дать образованное население. Зарубежный, в том числе и наш опыт, в Малайзии тщательно изучается и внедряется, благодаря чему общество и государство являются органичным дополнением друг друга и поддерживают друг друга в трудные периоды.

Таким периодом был кризис 1997 года – «буревестник» мирового кризиса. До него Малайзия, наряду с соседним Сингапуром, являлась одной из наиболее динамично развивающихся стран Юго-Восточной Азии. Да и всего мира, что буквально с ненавистью, сквозь зубы, вынуждены были признавать даже в МВФ – в организации, публичного суда над которой требовали представители малайзийской элиты. Организаторами азиатского кризиса планировалась (вряд ли серьёзный человек станет продолжать принимать на веру рассказы, что, дескать, «это всё само собой так случилось, никто ничего не организовывал») девальвация малайзийского рингитта, катастрофическое сокращение экономики, смена правящей элиты и переход самостоятельно и успешно развивающейся страны в состояние просящего милостыню нищего (по образцу РФ в первой половине 1990-х годов).

Непосредственно перед кризисом руководство Малайзии предприняло ряд жёстких и абсолютно нерыночных мер. Деятельность МВФ и других лукавых международных организаций была свёрнута, их «рекомендации» выполнялись с точностью до наоборот. Была прекращена деятельность многих банков, введён «валютный контроль» и приостановлено свободное обращение валют внутри страны. Спецслужбы начали противодействие подготовке неизбежного кризиса «своими» методами. По распоряжению премьера Мохатхира Мохаммада был арестован министр финансов, в прошлом его личный друг и заместитель Анвар Ибрагим – эдакий малайзийский Касьянов, проводивший в своей стране интересы международных структур-организаторов кризиса. Предъявленные ему обвинения – от злоупотребления служебным положением до сексуальных извращений – вряд ли имели что-то общее с реальностью. Но необходимый эффект был достигнут. Лишённые поддержки в верхних эшелонах власти и потеряв инструменты организации финансового коллапса, организаторы кризиса не смогли эффективно проводить свою политику. Их удар пришёлся «в пустоту», экономическая и финансовая системы страны устояли. Ринггит упал – но в три раза, а не в 20. Соседнюю Индонезию, продолжившую действовать по указке МВФ, попросту «смыло» кризисной волной и отбросило в развитии далеко назад.

Вообще, личность и деятельность Махатхира Мохамада могла бы многому научить российскую элиту. Человек, не боящийся публично сказать, что «всё, чего мы достигли, достигнуто не благодаря, а вопреки «помощи» и «рекомендациям» МВФ и им подобных», вытащивший страну из тяжелейшей кризисной ситуации абсолютно рыночными, но эффективными методами, заслуживает того, чтобы опыт его работы тщательно изучался. Показательна статья «Малайзия смогла это сделать», помещённая в датской газете «Jyllands-Posten» 1 сентября 1999 года: «В то время как многие страны, подчинив свой экономический суверенитет интересам МВФ, стали жертвами безрассудной денежной спекуляции в финансовом мире, Малайзия вызывающе выбрала иной путь». Комментарии, как говорится, излишни…

Экономика – не единственная область, где Малайзия и её руководящая элита продемонстрировали умение выходить из казалось бы безвыходных ситуаций. В некоторых странах вопрос межнационального общения стоит исключительно остро. В Малайзии, однако, отношения между основными этническими группами (малайцами, китайцами и выходцами из Индии) таковы, что на их фоне отношения между разными национальностями в России – всего лишь мелкие недоразумения между любящими братьями. Комплиментарность между разными этно-религиозными группами столь высока, что, например, в студенческой столовой Университета Куала-Лумпура, малайцы и китайцы сидят по разным углам длинного стола, стараясь не общаться друг с другом. Между ними, кстати, усядутся индийцы и станут «налаживать коммуникацию» между одними и другими. Малайзии ещё в период её образования предрекали неизбежный развал именно из-за этих конфликтов, которые в прошлом частенько выливались в открытые вооружённые противостояния. Всё это усугублялось религиозными противоречиями основных общин: малайцы – мусульмане, индийцы в массе своей индуисты (хотя немало и мусульман, держащихся особняком и от «нормальных» индусов, и от мусульман-малайцев), а китайцы – буддисты и христиане.

В итоге, ради решения этих проблем, малайзийское руководство выбрало свой, уникальный и смелый путь. Тесная, сплочённая, активная в бизнесе китайская община была практически «выведена» из всех органов государственного управления. Китайцев мало в армии, полиции, спецслужбах, в госучреждениях. Но бизнес и экономика в массе своей – китайские. Возникает эффективный баланс: китайцы «держат» экономическую и финансовую жизнь страны, но влияние их уравновешивается мощным «административным» фактором доминирования малайцев в управлении страной. Интересный факт: Малайзия – единственное, пожалуй, государство, в котором в Конституции прописано законодательное превосходство одной населяющей страну нации (малайцев как коренного населения) над всеми остальными. Малайцы имеют серьёзные преимущества в открытии коммерческих структур и преференции в налогообложении бизнеса. Но это компенсируется их низкой предпринимательской активностью, где традиционно и цивилизационно доминируют индийцы и, в первую очередь, китайцы. Как шутят в Малайзии, «бизнес – единственная форма сотрудничества китайца и малайца». Китаец, которых на местном жаргоне называют «баба» (с ударением на последний слог), предоставляет деньги для открытия фирмы, а регистрируется она на малайца, которых называют «Али». В итоге де-юре фирма принадлежит малайцу, но фактически владелец китаец. Баланс взаимных интересов не позволяет одной из сторон доминировать над другой. Кстати, называются такие юрлица на местном жаргоне «Али-баба»…

Как уже отмечалось, между двумя крупнейшими общинами «крутятся» индийцы, умело организующие «гармонию в обществе», что, кстати, так же добавляет сложности в национальный вопрос. Однако, сколь бы ни были остры национальные взаимоотношения населяющих Малайзию общин, это не единственная проблема, решая которую страна продемонстрировала умение достигать поставленных задач.

Культура – один из важнейших краеугольных камней любого общества. Трудно представить, что ещё несколько десятилетий назад термина «малайзийская культура» не существовало вообще. Фактически, культура создавалась – и жёстко защищалась! – усилиями власти «сверху», понимавшей, что не будет культуры – не будет и национального самосознания. А какое без него государство? К тому же, малайскому языку приходилось отстаивать свои позиции под напором с одной стороны – древних, подкреплённых многотысячелетними культурами китайского и индийских языков, а с другой – английского, доставшегося Малайзии в наследство от бытности её британской колонией (сегодня Малайзия – член Содружества наций).

Олицетворение культурной политики Малайзии – колоссальный небоскрёб Совета по языкe и литературе Малайзии (Dewan Bahasa Dan Pustaka). Огромное учреждение с мощным бюджетом не просто защищает малайский язык от вредных инородных влияний, но и на научной основе «вписывает» в литературную малайскую речь новые слова, понятия и термины, во множестве появляющиеся в эпоху НТР. Благодаря этому малайскому языку удаётся гармонично балансировать между скатыванием к «мокроступам» и «небозёму» и засильем заимствованных иностранных слов там, где можно подобрать собственные аналоги. Где это не удаётся – новые слова «вводятся» в обиход так, чтобы не допустить разрушения уникальной и неповторимой языковой ткани. Понятно, что при таком подходе к национальной культуре, ни о каких «преведах-медведах-аффтарах» и речи не может быть. Показательна общественная полемика, отметившая последний период первого пребывания у власти премьера Махатхира Мохаммада. По его указанию в начальных классах было введено обучение математики и естествознания не на малайском, а на английском языке, так как премьер считал, что в обществе начинают забывать «второй родной» английский. С этим не согласились очень многие, и пришедший на смену Махатхиру премьер-министр Абдулла Бадави несколько смягчил политику, предложив учащимся на экзаменах отвечать либо по-английски, либо по-малайски.

Удивительно также и то, что сегодня начинают появляться образцы светской малайской литературы, которая издаётся, в том числе, и в России. Безусловно, сейчас рано сравнивать эти произведения с классиками, на которых так богата мировая и русская культура. Однако, если учесть, что в Малайзии литература вообще появилась сравнительно недавно – успех малайских авторов не может не впечатлять.

К сожалению, российский читатель сегодня практически не имеет возможности познакомиться с широким спектром произведений малайских авторов. Несколько лет назад в Санкт-Петербурге была издана повесть Анвара Ридвана «Были и небыли островов Огонсото». Сейчас на благословенных страницах «Русского переплета» читатель может прочесть переводы рассказов малайских авторов – вот, пожалуй и всё, что поможет составить впечатление о современной малайской литературе. А жаль – ведь в странах Юго-Восточной Азии малайзийские авторы, зачастую, по популярности не уступают известному у нас Мураками!

Собственно, то, что печатается в последнее время в нашей стране, читатель может прочесть лишь благодаря усилиям удивительного человека, В. А. Погадаева, филолога-переводчика с малайского, а так же индонезийского, английского и ещё нескольких языков. Он долгое время преподавал в университете «Малайя» в Куала-Лумпуре, и лишь благодаря ему мы, пусть в минимальной степени, можем узнать много нового и интересного об этой удивительной, древней и молодой, стремящейся в будущее стране – Малайзии.

Сергей Смирнов (Санкт-Перербург)

 

От переводчика

Малайская проза сравнительно молода. Первый роман появился в 1925 г. Это была “Повесть о Фариде Ханум” Саида Шейха Ахмада ал-Хади (1867 - 1934). Но не жанром романа и повести сильна литература Малайзии, а новеллой, которая на местном языке получила название «черпен» (короткий рассказ). Черпены пишут почти все литераторы: и поэты и писатели. Жанр настолько популярен, что в конкурсах принимают участие даже школьники, а правительство в своем стремлении поощрять творческие искания молодежи не жалеет средств на многочисленные премии.

Один из признанных современных мастеров черпена Анвар Ридван еще в студенческую пору стал победителем различных конкурсов, а потом, превратившись в маститого писателя, завоевал ряд престижных премий, в том числе литературную премию ЮВА и премию АСЕАН «Мастра». Часть его рассказов, в том числе представленный ниже, написаны в стиле «Потока сознания», когда временные границы повествования размыты, и действие плавно перетекает из одной эпохи в другую.

Если Анвар Ридван – представитель столичной писательской братии, то его коллега по перу Рохайни Матдарин живет далеко от Куала-Лумпура – в Восточной Малайзии в штате Сабах. Но она не отстает от модных веяний в литературе. Её произведения написаны в стиле постмодернизма, с едкой сатирой на происходящие в стране события.

* * *

Анвар Ридван (Anwar Ridhwan)

ПОСЛЕ ВОЙНЫ (Sesudah Perang)

Масита только что закончила купание у колодца. Она быстро сдернула полотенце, висевшее на бельевом шесте, и стала энергично растираться. Вытирая ноги, она заметила, что заря уже близко. Но в деревне было спокойно и тихо, и она была уверена, что ее обитатели все еще погружены в свои сны. Ветки деревьев, выстроившихся в ряд возле колодца, чуть дрожали под порывом прохладного утреннего ветра.

Крики петухов и щебетание птиц становились все громче. Масита посмотрела на восток - сквозь ветки нангки и листву саво - и увидела красную полоску неба. Зачерпнув в кувшин воды, чтобы обмыть ноги, она пошла домой. Но остановилась через несколько шагов. В утренней дымке Масита увидела силуэт мужчины, идущего к колодцу.

Сотня шагов от колодца до ее дома - не такое уж большое расстояние. Но за последние двадцать лет оно неизменно внушало ей тревогу, как будто здесь ее поджидало что-то страшное.

С бьющимся сердцем она ждала приближения мужчины. Масита знала только одно средство защиты в случае, если он попытается обидеть ее: крик. Достаточно громкий, чтобы разбудить всю деревню. Крик, за которым помощь должна последовать немедленно.

- Ты кончила, мама?

Масита с облегчением перевела дыхание. Она хорошо расслышала вопрос. Это спрашивал Джали, ее единственный сын. Его вопрос рассеял все ее страхи в это прохладное утро.

- Да, - ответила Масита. (Она сама не понимала, почему так отрывисто отвечала своему единственному сыну в такой хороший утренний час.)

Масита тихо постояла еще немного, пока не услышала плеск воды у колодца. Джали начал обливаться. Тяжело ступая, Масита медленно направилась к дому. Она низко опустила голову, вспоминая некое событие...

- Боже, спаси наши дома и деревню, - так Масита начала свою молитву, когда услышала над головой гул самолетов, летевших на юг.

Масита посмотрела вверх и увидела сквозь утреннюю дымку вереницу самолетов, очень похожих на журавлей. Самолеты направлялись в Сингапур (так говорили ей соседи).

- Если войне суждено длиться и дальше, пусть не коснется она моего мужа, - продолжала свою молитву Масита. - Я замужем всего месяц. Дай мне послужить своему супругу и вместе с ним создать семью, счастливую и не тронутую военной бедой.

Плеск воды у колодца прекратился. Однако Масита знала, что он повторится - муж ведь еще не встал. Тем временем “журавли” в небе постепенно удалялись, и гул становился все тише. Масита чувствовала, что обсохла почти вся, кроме волос. Когда она вновь направилась к дому, перед ней стоял незнакомый человек.

Масита хотела закричать, но мужчина зажал ей рот. Она не знала, как долго пробыл с ней мужчина, не помнила, когда он внезапно исчез. Она увидела только , что кувшин выпал из ее рук, а вода пролилась и смешалась с росой на траве.

Возле лестницы Масита вымыла ноги. Она тщательно терла их, поливая водой из кувшина.

Убедившись, что отмыла обе ноги от земли и грязи, Масита поставила кувшин возле лестницы. Она повернулась в сторону восходящего солнца. Там, на восточной половине неба, было видно, как предрассветная дымка медленно тает перед набирающим силу солнцем. На востоке деревня уже купалась в солнечном свете.

Масита поднялась по лестнице и сразу направилась в спальню. Будин, ее муж, уже встал и одевался.

- Кто у колодца?

- Джали.

- Полагается мне там быть после тебя, Масита.

- Ладно и так, - тихо сказала Масита. - Сегодня у него особый день.

Будин промолчал. Он долго смотрел на нее. (Странное чувство охватило его, как будто в этот день ему предстояло что-то потерять). Затем очень медленно стал затягивать саронг. Он взял полотенце, которым уже вытерлась Масита, и перебросил его через плечо. Медленно подошел к окну и осторожно распахнул его. Солнечный свет разлился по комнате, прогнав темноту.

Масита слышала, как Суми и Салми готовят завтрак на кухне. Они так оживленно болтали, что Масита едва могла разобрать, о чем их разговор. “Сейчас они уже большие девочки, - подумала она. - Скоро к ним начнут свататься, и они выйдут замуж. Мужья заберут их неизвестно куда. Смогут ли они тогда часто навещать родителей? А если Будин и я заболеем, когда они будут далеко со своими мужьями? Кто присмотрит за нами и позаботится о нас? “ подумала Масита.

Попудрившись тальком и надев трусы и лифчик, Масита вынула из шкафа батиковый саронг с большими красными цветами на черном фоне. Она обернулась в него, тщательно разгладив складки. Затем достала красную кофту - кебаю и надела ее. Масита подошла к туалетному столику, села перед ним и начала расчесывать волосы.

- Мас, я хочу сына, - так начал Будин. Эти слова она как будто слышала сейчас. Слова, которые Будин прошептал ей в первую ночь, когда они лежали вместе на супружеском ложе. При этом в голосе Будина Масите послышалась дрожь. Голос такой застенчивый, такой нежный.

-Сына? Почему не дочь, - поддразнила Масита.

Будин в конце концов ответил, хотя и потребовалось ему на это много времени.

- Идет война. Но Богу было угодно, чтобы мы встретились с тобой в это время. И мы не знаем, когда кончится война. Если что-то случится с нами сейчас (пусть ангел-хранитель убережет нас от несчастий), сын может позаботиться о семье лучше, чем дочь. А если эта война затянется

(не допусти этого, Господи!), скажем, на десять, двадцать или даже на сто лет, он сумеет защитить нашу страну или по крайней мере нашу деревню.

Будин не мог понять, почему он объясняет это так длинно. Он чувствовал потребность ничего не скрывать от Маситы, сказал ей все, что было на душе.

- Не надо, не говори мне о войне. Я боюсь, - голос Маситы был полон нежности. Она спрятала все свои страхи в объятиях Будина. Он крепко прижал ее к себе и испытывал странное, лихорадочное чувство. Масита была спокойна. В объятиях мужа она чувствовала себя в полной безопасности от войны.

Момент, которого Будин ждал, наконец-то наступил. Это было через три месяца после свадьбы. После того, как Масита увидела “журавлей”, летящих вереницей к южному острову. И после того, как... Но Масита боялась рассказать об этом Будину. Однако она должна была объяснить ему, почему по утрам ее стало тошнить.

- Я жду ребенка, любимый.

-Что? - воскликнул Будин. Он сбросил полотенце с плеча и подошел к Масите, которая все еще сидела перед своим зеркалом. Солнечный свет яростно бил в окно, согревая комнату. Масита испугалась, что Будин так близко подошел. Она боялась, что выдала свои воспоминания о прошлом. Она была уверена, что и в самом деле так получилось.

- Ты опять ждешь ребенка, Мас?

Масита некоторое время помолчала. Наконец ответила:

- Ах, пустое. Если бы я чем-нибудь не удивила тебя, ты бы так толком и не проснулся. Иди к колодцу. Уже поздно. Джали, кажется, уже кончил купаться.

Будин громко вздохнул.

- Я люблю, когда ты шутишь, Мас. Это у тебя здорово получается. Вот почему мне никогда не бывает с тобой скучно,- сказал Будин. Он наклонился, потрепал ее по спине и вышел из комнаты.

Масита встала, стряхнула простыню и аккуратно сложила ее. Она положила три подушки к окну, чтобы проветрить их на солнце. Из шкафа достала покрывало, которым застилала постель днем.

Суми и Салми все еще были на кухне. Суми, которая резала огурцы, крикнула Салми, что чайник скипел. Масита слышала крик и громкий ответ Салми. Но скоро голоса затихли. Масита подумала, что это из-за того, что появился Джали. Тишина была резкой, но все равно приятной. Через несколько минут гам возобновился, и на этот раз в нем слышался голос Джали. “Как дружны сестры с братом”, подумала Масита. Любовь, которая порождает веселье. Нежность, которая прорывается в смехе. Масита слышала все из своей комнаты. Слышала не только то, как галдели на кухне, но и стук собственного сердца.

-Ты любишь его больше, чем нас, - заявила Суми за себя и за сестру.

- Потому что он светлее нас, да? - вступила в разговор Салми.

-Ах, опять вы об этом, - возразил им Будин. – Ну почему вы считаете, что я отношусь к вам хуже? И вы, и Джали - мои дети, которых и я, и мама любим одинаково. Слышите? Одинаково. Как мы можем относиться к вам по - разному?

Масита только покачала головой. Ни Суми, ни Салми не могли ничего возразить против доводов отца. Но Суми всегда заговаривала на эту тему, которая больно задевала Маситу.

-Прости, папа. Мы просто сомневались. Но кожа у Джали действительно не такая, как у нас. Это не цвет спелого саво.

- Хватит, хватит! - укорял их Будин. - Тебе, Суми, надо обязательно всех переспорить. Он - мальчик, и неудивительно, что его кожа может отличаться от вашей. Ты слышишь, ничего удивительного! После этих слов Будина Суми и Салми замолчали.

И в доме воцарилась тишина.

Масита больше не слышала на кухне никаких звуков. Возможно, троица ломала голову над решением какой-нибудь проблемы.

Волнение снова охватило ее, когда Будин вернулся в комнату после купания. Масита сидела в кресле, погруженная в думы.

Будин откашлялся.

- Помылся?

- Да.

Масита встала и подошла к шкафу. Она открыла дверцу, вынула оттуда трусы, майку, черные брюки и белую рубашку Будина, положила все это на кровать. Закрыв шкаф, она сказала:

- Я достала твою одежду. Приходи завтракать, когда будешь готов. Мы будем ждать тебя за столом.

Будин лишь кивнул. Масита вышла из комнаты, тихо притворив за собой дверь. Аппетитный запах еды приятно щекотал ноздри.

Масита направлялась на кухню, но в руке у нее почему-то оказался веник. Она стала подметать комнату. До ее слуха доносился разговор между тремя детьми. Но только голос Джали пронзал ее сердце.

Глубокий и звучный голос, который уводил ее мысли к одному необычному происшествию. Это был голос, который однажды произнес нежно, печально и умоляюще:

- Мама, прости меня, но я должен сказать тебе правду.

Масите вновь слышались слова, сказанные тогда юным Джали.

- Говори. Почему ты дрожишь, сынок? Сам Господь Бог устроил так, что матери отвечают за своих детей и должны указывать им правильный путь. Я никогда не отказывалась выслушать тебя, верно же?

- А ты выдержишь правду, которую я скажу? И поможешь мне поправить дело?

- Что такое? Скажи мне, пока не поздно.

- Мама, я... чуть было не снасильничал Хатиджу...

- Ты такой же, как... - осыпала упреками сына Масита. Или она так подумала. На самом деле только слезы выступили на глазах, а сама она оставалась безмолвной. Теплые слезы, которые принесли новое чувство боли. Масита вспомнила, как после признания сына она бросилась искать мать Хатиджи. Она отдалась ей на милость, рассказала все, что случилось, и без конца просила о прощении. Это все, что она могла сделать.

К счастью, мать Хатиджи быстро разобралась в ситуации. Правда, вначале она сгоряча набросилась на Маситу с руганью (так случилось, что в доме они были одни), но постепенно успокоилась, ибо осознала необходимость запрятать поглубже в сердце тягостное известие, которое может запятнать честь семьи. Всю историю следовало замять и замолить общими молитвами в надежде, что вскоре все забудется. Только после того, как Масита вдоволь наплакалась, мать Хатиджи согласилась, что неприятный инцидент должен остаться семейной тайной.

Через несколько месяцев после этого случая, когда Джали успокоился, убедившись, что его черная тайна осталась в семье, Масита попыталась прощупать его чувства к Хатидже. Если он едва не надругался над ней, ему следует нести ответ за содеянное. Деревенские девушки должны сохранять свою невинность. Мужчина, который тронет ее, должен уважать ее, оберегать ее честь. Сельские обычаи изменились мало. Но каждый раз, когда Масита пыталась заговорить об этом, Джали либо уклонялся от ответа, либо, если его принуждали к признанию, прятал свои чувства, рассказывая ей разные истории.

- Что за история?- однажды спросила его Масита.

- Это из романа, мама. Но почему мне нравятся только романы про любовь, мама?

- Ну, книгами по электронике ты тоже интересуешься, разве не так ? Но неважно. Давай, выкладывай свою историю.

- Это про моряка, мама. Вернее про парня, который хотел стать моряком с детства и который думал только о море. Порт, в котором он жил, процветал и с каждым годом становился все больше. Много кораблей приходило и уходило из него. Однажды он спросил себя: почему я сижу здесь? Что лежит за этой полоской голубого моря? И там, дальше, и еще дальше? Он стал моряком и объездил весь свет.

- Он не женился? - спросила Масита.

- Ну, эта проблема тоже занимала его мысли. Он встречал много красивых девушек в каждом порту. Если бы ты была мужчиной, мама, могла бы ты это себе представить? Сотни красивых девушек в сотнях иностранных портов. Если бы ты была мужчиной, мама, могла бы ты выбрать?

- В конце концов он женился на иностранке? - предположила Масита.

- Ты не угадала, мама!

- Да? Я рада, если так.

- В своем маленьком родном порту он встретил девушку. Она была молода, жизнерадостна и с чистыми, как у кролика, глазами. Наверное, он питал к ней настоящую любовь. Ты знаешь, что случилось потом, мама? Моряк оставил свои путешествия в заморские страны и вернулся в свой родной порт. Кажется, его чувства разделяли.

- Кто?

- Конечно, та девушка. Она затосковала сразу же, как только он уехал. Она часто приходила в порт, надеясь, что моряк вернется домой. День, которого она так ждала, наконец-то наступил. Моряк возвратился домой, чтобы встретить свою любовь. А девушка встретила своего моряка. Они плакали в порту, не скрывая слез, не стесняясь окружавших их людей. В конце концов они поженились...

- Мама, завтрак готов, - позвала Сами из кухни. Масита вновь вернулась к действительности, и веник выпал из ее рук. Через несколько минут Будин вышел из комнаты и посмотрел на Маситу.

- Говорят, завтрак готов, Мас, - сказал он.

- Ты иди, - ответила Масита. - Я забыла кое-что у колодца.

Масита прислонила веник к стене, подошла к двери и, не глядя на Будина, направилась прямо к колодцу. (Ты на самом деле забыла что-то у колодца, Мас? - услыхала она вопрос в своем сердце).

Когда Масита шла к колодцу, она слышала, как Суми подшучивала над Джали. Затем она услышала, как Джали хвастался своими достижениями. Семья, сказал он, тоже должна гордиться его успехами.

Масита и Будин давно знали, что Джали очень одаренный. Восторженные отзывы учителей (о которых Будин сообщал Масите) и их настоятельные рекомендации отправить Джали за границу обучаться электронике лишь укрепляли их уверенность в его способностях. “Он совсем не такой, как Суми и Салми”, подумала Масита.

Она вспомнила, как упорно добивался ее муж, чтобы Джали послали за границу. Но стипендия представляла проблему, которую, казалось, было трудно решить. Это, как заметила Масита, часто приводило мужа в уныние. И Джали тоже. Тогда Будин утешал Джали:

- Божьей милостью когда-нибудь наша мечта осуществится.

Дойдя до колодца, Масита осмотрелась вокруг, точно спрашивая себя, действительно ли она забыла здесь что-то. После тщательных поисков она убедилась, что у колодца ничего не забыла.

Масита всматривалась в чистую зеленую поверхность воды. Ее лицо отражалось на спокойной глади. Но, ощущая душевное волнение и напряженность своего лица, Масита знала, что так же волнуется и вода под спокойной поверхностью.

Лист с близстоящего дерева нангки упал вниз и коснулся воды. Изображение искривилось. Масита посмотрела вверх на дерево нангка, которое стало теперь большим и высоким. Неужели это то самое дерево, которое она и Будин посадили вскоре после рождения Джали? Масите вспомнилось прошлое. А дерево саво, посаженное после рождения Суми? Оно сейчас тоже высокое и густое. И когда она носила в себе Салми, она жадно поглощала его молодые, еще незрелые плоды.

- Мне нравится их горьковатый привкус. Да и в любом случае, если их оставить доспевать, их съедят летучие лисицы, - говорила она Будину.

Слух Маситы уловил гул самолета. Когда она посмотрела вверх, то увидела сотни самолетов, летящих в сторону южного острова. Самолеты были похожи на серебристо-белых журавлей. Резкий звук заставил Маситу закрыть уши. И в этот момент мужчина подкрался к ней и обхватил ее тело. Масита не знала, как долго она здесь находилась.

- Пусти меня, - вскрикнула Масита.

- Что с тобой, Мас?

Масита крепко прижалась к Будину. Суми и Салми наблюдали за ними. Затем Масита отстранилась от мужа. Она тяжело вздохнула и бросила взгляд на взлетную полосу. Она увидела не сотни “журавлей”, а один единственный самолет, разгонявшийся на взлет.

- Все в порядке, мама, - утешала ее Салми. Пять лет не такой уж большой срок. Джали покинул нас с твоего благословения. Все будет хорошо. Токио не очень далеко от нас.

Масита медленно вытерла слезы. - Пять лет. Токио. Джали. Реальность, с которой я должна примириться, - подумала Масита.

Суми держала руку матери, а Салми гладила ее волосы. Левой рукой Будин обнял ее за талию. Они не отрывали взгляд от самолета, который повис в воздухе, оторвавшись от взлетной полосы. Самолет летел на север. Вот он стал уменьшаться. Становился все меньше, меньше и совсем исчез из глаз Будина. Салми. Суми. Маситы.

Масита все смотрела в небо, на север. Взгляды остальных тоже были прикованы к небу. Масита медленно сложила руки благоговейным жестом и стала молиться. Она тихо шептала молитву. Тихо. Только для себя.

- О, Боже, самолет уносит моего сына, и я освобождаюсь от бремени, которое носила со времен войны. Я благодарна тебе за то, что ты давал мне силы все эти годы сохранить мою тайну и противостоять бушующей войне в моем сердце. При твоем благословении я создала счастливый дом. Но через пять лет он вернется. И если с твоего божественного благословения я доживу до этого дня, я молю тебя только об одном, дай мне силы, которые ты давал мне до этого. Аминь.

 

 

 

Рухайни Матдарин

(Ruhaini Matdarin)

СКАНДАЛ ВОКРУГ РЕКИ И ЧУДО-МЫЛА

(Skandal Sungai vs Sabun Beras Ajaib)

 

 

1

Жизнь населения деревни Многокомарье была спокойной, как всегда. Рыбацкий причал по-прежнему посещали покупатели, которым лень было перебираться через реку и ехать на рыбный рынок в городе Джумбо. Овощная лавка Мины Одутловатое Лицо как обычно процветала, хотя цены в ней не отличались от цен овощей в Кундасанге, который посещали клиенты с тугими кошельками и для которых любая цена – не вопрос. Жители деревни давно перестали жаловаться на жизнь после того, как прочитали в газете слова министра о том, «что ничего нельзя поделать».

При восприятии любых сообщений печатных и электронных средств массовой информации они уже давно руководствовались пословицей «Терпение и труд всё перетрут». Когда жители соседних деревень спрашивали, в чём секрет их терпеливости, они слышали в ответ: «Но что можно поделать? Это неизбежно!». И соседи озадаченно замолкали. Если же соседям удавалось встретиться с кем-либо из деревни Многокомарье, когда у тех было время поболтать, то они слышали от них совет: «Займитесь-ка снова обработкой земли, товарищи!».

2

Мина Одутловатое Лицо понимала, что овощи её останутся лежать в кучах непроданными, если жители деревни Многокомарье последуют совету жителей соседних деревень и снова вернутся к земледелию. И тогда она решила заняться поиском других товаров, которые можно было бы продавать населению как деревни Многокомарье, так и других соседних деревень. И как будто Бог услышал её, прислав ей Сити Напудренное Лицо, старую деву, только что вернувшуюся их Чиангмая[1]. Вернувшуюся не с пустыми руками, а с коробкой чудесной косметики из таиландского риса.

-Ты выглядишь отлично, Сити. В чём секрет? - Мину Одутловатое Лицо распирало любопытство – насколько она помнила, лицо Сити раньше было усыпано невыводимыми прыщами, чёрными точками и даже белыми лишайными пятнами от частого мытья вспотевшего лица.

Широко улыбаясь, Сити Напудренное Лицо запустила острые и тонкие пальцы в коробку из-под хлеба Swiss Roll London. Она нарочно медленно вытаскивала содержимое коробки, что заставляло сердце Мины трепетать от нетерпения. При этом с её гранатовых губ слетали звуки довольного причмокивания.

Мина Одутловатое Лицо застыла с вытаращенными глазами и тыквой в руках, которую она держала в тот момент.

-Чудесное мыло из таиландского риса! Это чудо-мыло, сестрица Мина, - рот Сити стал похож на вешалку для одежды. - Уже после перво-о-ого употребления заметен результат. Твоя кожа станет нежно-о-ой, как у только что родившегося ребёнка! Не волнуйся, всё будет тип-топ!

-Ах!

3

Дома в деревне Многокомарье стояли плотно друг к другу. Они зажаты с одной стороны рекой, которая уносит утонувших детей прямо в Южно-Китайское море. Осбенно часто это случалось во время школьных каникул. Дома, сооружённые еще в колониальные времена, действительно построены очень плотно, так что в случае пожара от короткого замыкания или невыключенного газа на кухне сгорали не один-два дома, а сразу несколько – однажды сгорел даже целый десяток, что стало главной новостью в газетах.

Деревню основал малаец по имени Комар. Да и в лесу, который был раньше на месте деревни, было много комаров. Так и родилось её название Многокомарье. В 21 веке оно как нельзя лучше отражало её состояние. Много иностранных рабочих поселилось в этом красивом месте. Жители были открыты для всего нового, умели ладить и с пакистанцами-торговцами ковров, и с теми, кто приезжал с островов Сулу[2]. Даже, когда Тун М. предложил предоставить гражданство беженцам с Сулу, никто не возражал.

Хотя места свободного в деревне Многокомарье было мало, совет «Займитесь-ка снова обработкой земли, товарищи!» не остался втуне и был воспринят, используя фертигацию, технологию выращивания овощей в горшках, которая не требовала больших площадей. Более того, уже в конце недели рыболовный причал ожил из-за появления рыболовов-любителей и рыбаков, которые в прошлом не преуспели в морской рыбной ловле, а теперь решили попробовать забросить сети в реке. Река, коричневая от мусора и экскрементов, тем не менеее давала им богатый улов.

Теперь, когда в деревне появилась рыба, добытая рыболовами-любителями и рыбаками, решившими вновь попытать счастья в этом деле, её жителям уже не надо было ездить за покупками на рыбный базар в Джумбо. И такая жизнь продолжалась несколько месяцев, пока однажды сын покойного господина Джалала не заболел и не был доставлен в больницу. По словам его матери Бриллиантовый Зонтик, её сыну стало плохо сразу же после того, как он съел отварную рыбу, купленную на причале рыбаков. Вдруг изо рта сына пошла пена, закатились глаза, он упал со стула и зашёлся в судорогах на полу, как забитая курица. К счастью, старшая сестра его матери Сити Напудренное Лицо вовремя оказалась на месте.

-К счастью! - сказала Бриллиантовый Зонтик журналистке, женщине тридцати с небольшим лет неожиданно и непонятно откуда появившейся в больнице перед отделением скорой помощи. С маленьким фотоаппаратом, рюкзачком, как студентка на практике, в очках с толстыми стёклами, как у Халимы Джонганг[3], и маленькой записной книжкой в руках. Находившаяся там же Сити Напудренное Лицо приблизилась к своей жертве, перспективной клиентке, которая, волнуясь, смотрела на дверь отделения скорой помощи.

-Как вас зовут?

Журналистка протянула руку: «Леди Заика, репортёр газеты «Новости с мест».

-Чмок.., чмок.., чмок… - Сити Напудренное Лицо вытащила чудо-мыло из таиландского риса из кармана своего распашистого платья. Журналистка упала со стула.

В отделении скорой помощи Бриллиантовый Зонтик плакала, видя, как её сын страдает от боли, распростёршись на кровати. Врач-индиец, осматривавший мальчика, наконец, сказал: «Я подозреваю у него отравление».

4

Через шесть часов после того, как было объявлено об отравлении сына Бриллиантового Зонтика, староста деревни наложил запрет на лювлю рыбы. Объявление об этом можно было прочесь не только на рыбном причале, но и в деревенском клубе, мечети, амбулатории, пакистанских и тамильских магазинчиках, портняжной мастерской тётушки Мелор, овощной лавке Мины Одутловатое Лицо, начальной школе, религиозной школе, телефонной будке, на стволах деревьев, заборах домов и знаках дорожного движения. Объявление звучало: «Рекомендуем держаться подальше от реки, так как она загрязнена опасными веществами! Если хотите избежать отравления, покупайте рыбу в старом месте!»

Через два дня после появления запрета по громкоговорителю мечети накануне утреннего азана[4] было сообщено, что Хамидун Газали, сын Бриллиантового зонтика, скончался в пятницу в половине четвёртого утра в отделении интенсивной терапии государственной больницы.

Весть о смерти мальчина чрезвычайно напугала жителей деревни Многокомарье и соседних деревень. Они готовы были теперь покупать морскую рыбу, хотя она была дороже, и им надо было перебираться через реку и ехать на рыбный рынок в город Джумбо.

Жители деревни теперь стали более осторожными в вопросах экономии семейного бюджета. Какой смысл покупать дешёвые продукты, думали они, если это угрожает их жизни. Несмотря на это, их терпению в конце-концов пришёл конец из-за резкого роста цен как на готовую, так и сырьевую продукцию, который произошёл в преддверии объявления о повышении зарплаты в государственном и частном секторе.

5

-Хочешь измениться? - Сити Напудренное Лицо спросила журналистку Леди Заику, которая вошла в спупор, когда Сити протянула ей чудо-мыло из таиландского риса. – Ты будешь работать всю жизнь, и ничто не изменит твою судьбу, если только тебе не случится раскрыть крупный коррупционный скандал, в котором будет замешан министр или бизнесмен.

Провокационное заявление Сити Напудренное Лицо побудило Леди Заику помчаться в поисках туалета, а потом исчезнуть.

Тактика Сити оказалась успешной. Теперь жизнь жителей деревни не будет находиться под зорким журналистским оком. Они не нуждаются в соглядатаях, которых направляют политики в поисках «ошибок», чтобы выделиться и стать «героями», пытающимися исправить эти ошибки. Без этого новости об их предвыборных кампаниях будут не интереснее сообщений о свадьбах и разводах знаменитостей или тех, кто подавился косточкой плода хлебного дерева. Сити Напудренное Лицо не доверяла газетчикам.

-Пора жителям деревни Многокомарье измениться, - сказала Сити Бриллиантовому Зонтику. Но мать, которая была всё ещё в трауре и оплакивала уход любимого сына, не обращала внимания на доводы Сити. Её не удивляло поведение этой старой девы. Два года назад Сити Напудренное Лицо с помпой открыла мелочную лавку, собираясь встать вровень с лавками немалайцев, которые хорошо чувствовали себя в этой деревне. Но не прошло и месяца с открытия её лавки под названием «Комарик», как Сити Напудренное Лицо решила стать деятелем искусства и заняться написанием пьес для театра. Но и из этой затеи у неё ничего не получилось.

Может быть, на неё напустили порчу или она унаследовала болезнь своего покойного отца, который брался за разную работу, но никогда ничего не доводил до конца. Какой уж тут успех. Совсем, как по пословице: «То, за чем гнался, не поймал, только поклажу в узле рассыпал». Такой вот и была жизнь Сити Напудренное Лицо. Возможно, порча и привела к тому, что эта старая дева десять раз была помолвлена, но ни разу не вышла замуж. И сейчас в возрасте 37 лет не было видно, чтобы кто-нибудь позарился на неё.

«Чем думать о проблемах страны, не лучше ли тебе заняться поисками спутника жизни? Мать не сегодня-завтра навеки закроет глаза. И тогда кто будет заботиться о тебе?»

6

Хорошенько взвесив все «за» и «против» перспективы стать дистрибьютором чудо-мыла из таиландского риса, Мина Одутловатое Лицо вложила 1500 ринггитов в партию из 4000 брусков мыла, что, по словам Сити Напудренное Лицо, даст ей четырёхкратную прибыль с учётом 15% скидки и вычета расходов на доставку чудо-мыла до деревни Многокомарье.

На некоторое время разговоры о Хамидуне Газали, умершего от отравления, о грязной реке и повышении цен на товары сменились разговорами о чудо-мыле из таиландского риса. Что бы там ни было, но Сери Малина, дочь муэдзина Сома, попробовав чудо-мыло, мгновенно избавилась от прыщей, белых лишайных пятен и чесоточных высыпаний, которые уродовали её лицо. Кожа её стала чистой, светлой и нежной, как хлопок. Многих это привлекло и убедило. Привлекательно звучал и придуманный Миной Одутловатое Лицо слоган: «Купи и попробуй. Не попробовав, не узнаешь».

Жителей соседних деревень потрясла также новость о том, что вода в устье реки, которая была коричневой от мусора и нечистот, стала чистой после того как Бани Иман, сын папаши Джусоха помылся в реке чудо-мылом из таиландского риса. Вот как рассказала об этом матушка Мелор, мать Бани Имана: «Я положила это мыло на холодильник нетронутым. Вы же знаете, у меня нет проблем с кожей. Ведь знаете? Уж не понимаю, с какой стати Бани взял это чудо-мыло из таиландского риса с собой к реке. Знаю только, что вода в устье, которая всегда была коричневой, как какао, стала чистой. Чудо и только, не правда ли?»

Раскрыв рты от удивления, жители соседних деревень слушали поразительный рассказ матушки Мелор. И потянулись к овощной лавке Мины Одутловатое Лицо женщины всех возрастов, включая и трансвеститов. Толпы не исчезали и тогда, когда запас мыла кончился. Люди сердились, ибо уже не могли обходиться без чудо-мыла из таиландского риса. Такое положение сохранялось до тех пор, пока не появился профессор одного университета – неизвестно какого – который изложил в интервью журналистке Леди Заике в газете «Вести с мест» своё открытие.

Это открытие состояло в том, что чудо-мыло изготавливалось из экскрементов летучих мышей с помощью камбоджийской чёрной магии. Очень скоро проблема мыла из таиладского риса стала обсуждаться по всей стране, оттеснив вопрос о повышении бензина и о неком политике Х, который использовал деньги партии на покупку плюшевого мишки для своей любовницы в Уганде. Жители деревни Многокомарье вынуждены были серьёзно задуматься, насколько верным является открытие профессора непонятно какого университета.

А тем временем появилось объявление о немедленном прекращении продаж и использования чудо-мыла из таиландского риса. Когда кто-нибудь спрашивал причину запрета, представитель отдела религии коротко отвечал: «Харам!»

7

Итак, снова объявление. Не просто запрет, а «харам», религиозный запрет. Когда употребляется слово «харам», то спорить бесполезно. А тому, кто осмелится оспорить запрет, уготован ад. Поэтому желающих спорить, можно было сосчитать на пальцах. Но говорили об этом многие, поскольку были недовольны внезапным появлением запретного объявления без каких либо заслуживающих внимания объяснений и мотиваций. Это недовольство в полной мере использовала Сити Напудренное лицо, чтобы побыстрее продать остатки запасов чудо-мыла из таиландского риса до того, как они будут конфискованы.

-Это очень удивительно, - сказал староста деревни, мужчина невысокого роста, чернявый, толстый и спокойный, каким и должен быть староста. Он разговаривал с Леди Заикой, которая на этот раз предстала в качестве набожной женщины, в джубе и чадре, чтобы успешнее выполнить миссию по сбору информации о том, как восприняли жители Многокомарья и соседних деревень известие о запрете чудо-мыла из таиландского риса. Эта журналистка газеты «Вести с мест» прибыла утром на четвёртый день после того, как заявление о запрете было развешано по всей деревне. Она прибыла, когда солнце начало припекать на небосводе.

Когда она направлялась к овощной лавке Мины Одутловатое Лицо, её окликнула сама владелица лавки, которая махнула ей рукой. Но она отступила назад, не зная, что сулит ей встреча с этой женщиной, толстой как панда. Мина, однако, бросилась к ней прежде, чем она успела опомниться. Закутанная во всё черное, Леди Заика шла молча, изнывая от жары и слушая похвалу тысячам удивительных свойств чудо-мыла из таиландского риса, запрет которого, по мнению Мины Одутловатое Лицо, был ошибкой.

Собственно говоря, Мина Одутловатое Лицо, не очень разбирающаяся в тонкостях религии, была сбита с толку всеми этими запретами, так рьяно налагаемыми в послелнее время. «Это всего лишь мыло, - говорила она. – «И разве женщину и красоту можно отделить друг от друга?» Леди Заика в паранже, закрывавшей всё её лицо, еле сдерживала себя, чтобы удержаться от ответа. Хотя она сама тоже не слишком разбиралась в религии, но она знала, что «харам» - не просто запрет, а запрет, обязательный для мусульман.

-А устье реки, ставшее чистым благодаря чудо-мылу из таиландского риса, тоже будет подвергнуто запрету «харам»? - Мина Одутловатое Лицо говорила эмоционально. Она не знала, что слова её записывались на ленту диктофона, спрятанного в кармане джубы Леди Заики.

8

Распространение новости о запрещении чудо-мыла из таиландского риса было сродни увеличению числа иностранных рабочих, которые селились в деревне Многокомарье, снимая здесь жильё. В основном они работали на электронном заводе, принадлежавшем японскому бизнесмену, в городе Тысячегнус, который находился в 25 километрах от деревни Многокомарье и соседних с ней сёл. Несмотря на близость завода, очень немногие из местных жителей работали там. И не потому, что над ними довлело прошлое, когда японцы рубили головы их предкам, а потому что малайцы предпочитали уезжать на работу в Сингапур, где им платили больше, хотя и нередко обманывали.

Избавиться от иностранцев было так же как трудно, как избавиться от гнусов и комаров. Приходилось прощаться со спокойной жизнью. Рыболовный причал, к которому было теперь запрещено приближаться, овощная лавка Мины Одутловатое лицо, которая превратилась в магазин косметики, тоже в немалой степени способствовали изменению спокойного характера жителей деревни Многокомарье. И если раньше они терпеливо воспринимали экономические спады и политические перепетии в стране, то теперь они больше не хотели молчать.

Они начали осознавать смысл свободы слова и функции демократии в стране. Они стали ставить под вопрос разумность присутствия иностранных рабочих, которые множились как комары. Они хотели знать причины запрета продажи чудо-мыла из таиландского риса. Они требовали подробного разъяснения причин смерти Хамидуна Газали в медицинском заключении, а не только как упоминание в свидетельстве о смерти. Отравление мышьяком? Они хотели услышать это от руководителей, которые появлялись лишь накануне выборов, а не от этого толстяка-старосты деревни, который кроме расклеивания объявлений, не знал никакой другой работы.

Они только и слышали стандартный ответ: «Ничего нельзя поделать», но теперь он их вовсе не удовлетворял. Они стали задавать вопросы об этом и о том, так что даже у некоторых моралистов появились сомнения в том, что жители деревни Многокомарье мыслят здраво. Утверждали, что их мысли отравлены и что последствия этого страшнее, чем отравленная рыба в их реке.

Неделя проходила за неделей, месяц за месяцем, и вопрос о мальчике, отравленном мышьяком, постепенно исчез из разговоров. Чудо-мыло из таиландского риса пропало из продажи и было заменено мылом местного производства, имевшим сертификат «халяль»[5]. Жизнь почти вернулась в прежнее русло. Иностранные рабочие, проживавшие в деревне Многокомарье и в соседних деревнях, вообще-то не мешали хозяйственному развитию и поэтому местные жители успокоились. К тому же они устали от бесплодных споров и постоянного ощущения себя в положении собаки, лающей на гору.

Обсуждение вопроса об иностранных рабочих, хотя и постоянно велось, главным образом учёными, имеющими звание доктора или профессора, но не решало возникших проблем. Не говоря уж о проблеме мыла из местного риса, которое значительно уступало чудо-мылу из таиландского риса, как по цене, так и по эффективности действия. По словам женщин, попробовших мыло местного производства, кожа у них покраснела и стала шелушиться и чесаться. В отличие от чуда-мыла из таиландского риса, которое не давало никаких побочных эффектов.

-Вот все они такие, эти наши люди! - жаловался некто, по всей вероятности, производитель местной косметики, недовольный тем, что местное население не ценит и не поддерживает отечественную продукцию, хотя она и имет сертификат «халяль», в интервью с Леди Заикой, которая на этот раз предстала в виде журналистки, находящейся на пороге пенсии. Это интервью было опубликовано в газете «Новости с мест», вызвав оживлённую реакцию многих слоёв населения, даже жителей соседних с Многокомарьем деревень.

-Народ может высказывать своё мнение. Это хороший признак демократии в стране, - сказал военный в отставке, который часто потягивал чашку кофе на веранде дома старосты деревни.

9

Мина Одутловатое лицо посмотрела на полки на стене. Находившиеся там овощи завяли и испортились. Запас чуда-мыла из таиландского риса, которое продавалось из под полы и было спрятано в ящике, составлял ещё сотни брусков. Она стала задумываться над тем, как бы увеличить доходы, которые упали в результате всех этих чрезвычайно политизированных и, по её мнению, чрезмерно гипертрофированных событий.

Ей от всего этого было отвратительно! И это отвращение нельзя было передать словами. Её гнев был направлен не только в сторону имама, который ни с того ни с сего запретил чудо-мыло из таиландского риса. И не только против торговцев овощами у подножья горы, которые дорого продавали ей свой товар. Она сердилась, потому что оказалась в тупике в своих усилиях «выжить» в условиях экономической и политической системы, которая всё больше сжимала её в своих тисках.

-Тут уж ничего не поделаешь, - Сити Напудренное Лицо утешала Мину. - Надо терпеть, мировой экономический кризис скоро закончится, да и Джордж Сорос[6] не вечен.

Сити Напудренное Лицо продолжала рассуждать об экономических циклах и о том, что во всём есть своя правда. А Мине хотелось заткнуть рот этой старой деве и сказать ей: «Как легко ты даёшь обвести себя вокруг пальца!»

Для неё проблема состояла не в том, будет ли финансовый мошенник вечно жить или скоро умрёт. А в том, что произойдёт, если её тайна будет раскрыта и что тогда сделают с ней. Что будет, если люди узнают, что это она отравила рыбу в реке? Что, если люди узнают, что она изменила состав чудо-мыла из таиландского риса, чтобы усилить его эффект? Если узнают, то тогда она может закончить жизнь на висилице!

10

Труп Мины Одутловатое лицо нашли в устье реки, которое снова стало коричневым, полным мусора и нечистот. Последний раз жители деревни видели её в среду на третьей неделе августа, за неделю до Дня Независимости. В последнюю неделю месяца рамадан. Никто не знал причины того, что с ней случилось, и это впоследствии породило множество спекуляций.

Но все эти спекуляции имели место лишь в кофейнях, на остановках автобуса и на обочинах дороги. Семья Мины Одутловатое лицо приняла её смерть покорно: она с детства была странной. Когда женщина-полицейский прибыла расследовать причины смерти и установить возможность злого умысла, члены семьи Мины были удивлены: кто мог вынашивать злой умысел в отношении толстой женщины, которая не имела ничего, кроме овощной лавки?

Пока люди спекулировали по поводу возможных причин смерти Мины Одутловатое лицо в кофейнях, молебном доме, общественном клубе, рыбном и овощном рынках и лавках, Сити Напудренное Лицо открыла в городе Тысячегнусе небольшой салон красоты. Её жизнь после запрета на чудо-мыло из таиландского риса наладилась, так как она нашла новый продукт – средство для похудения. На этот раз она позаботилась о свидетельстве и штампе «халяль».

Салон красоты процветал, его посещали все, кто хотел быть красивым. Однажды сюда пришла стройная, но немая женщина. На языке жестов она сказала, что хочет сбросить лишний жир с бёдер. Сити Напудренное Лицо с радостью обслужила клиентку.

-Много странного рассказывают о том, что произошло здесь несколько лет назад. Ведь так? - спросила немая женщина. – Особенно о таинственной смерти Мины Одутловатое лицо.

-О, да. Вы тоже знаете? Действительно, таинственная смерть...

-Вы знаете, что произошло?

Сити Напудренное Лицо посмотрела по сторонам: «Мина Одутловатое Лицо отравила рыбу в реке и изменила состав чудо-мыла, вот так».

-Изменила состав?

-Да, добавила в него высокощелочной отбеливатель... Забыла его название.

-Правда?

-Но она умерла, будучи отравленной.

-Отравленной?

-Да, это я её отравила. - Сити Напудренное лицо поджала губы, поняв, что проговорилась. – «Но ведь она немая, - подумала она. –И потом она хочет побыстрее похудеть. Хорошо. Я побольше добавлю ей химического порошка в моё средство для похудения».

«Немая» женщина довольно улыбнулась – она была полицейской, которая расследовала смерть Мины Одутловатое лицо.