|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Конец публицистики
Сегодня вдруг подумал о Солженицыне : и подумал о томах его публицистики, какой же это абсурд. Им написаны тома публицистики, которая ровным счетом не произвела в обществе никакого действия, за исключением того, что он писал в самом начале пути. .. Публицистика должна не столько разъяснять что-то обществу, поучая, сколько воодушевлять его, но при том в самом обществе, в его д у ш е, уже должно клубиться возвышенное, но это возвышенное сегодня - озлобление, жажда исторического реванша. Россия во время Толстого - это Россия , воодушевленная грядущим, желающая обновления, а теперь все иначе. Но дело даже не в этом, а в чаяньях народных. Больше нет в России мучительных общественных вопросов, требующих выработки моральных принципов и того, что я бы назвал "новой нравственностью". Теперь мало кто мучается, как решить тот или иной вопрос по совести или же хоть по справедливости, а это и значит, что у нас уже нет общественной постановки всех этих вопросов и что свелось все давно к животной морали " побеждает сильный " , кто бы он при этом не был. Что может тут сделать публицистика? какой нравственной ясности потребовать и в ком пробудить сочувствие, сознание, совесть? Солженицын пишет "Россию в обвале", а она уж обвалилась ; а им написанное - это уж рефлексия, которую принять душой в виде очередной нервной судороги и прочее уже мало кто в состоянии. Публицистика - как достояние только литературы; боль за утрату великой страны, облеченная в слово, отчего и получается возвышенное трагическое произведение литературы. Если бы Солженицын призвал своей публицистикой к возмездию и дал бы моральное разрешение мстить " начальникам " и " жидам " , то это было бы - как ни чудовищно сказать - публицистикой и здесь достаточно было бы воззвания к погрому, а не груды томов. Вопрос мести, осознанный как нравственный и как социальный, расколупанный " навроде " орешка для народа - вот где как железом каленым может обжигать публицистика; а не дать народу такого права - это значит в конце концов сделаться его врагом. Публицистика должна иметь своего адресата - так надо знать прежде всего , в гущу чьих душ ты обращаешься. Публицистика Толстого, если снова брать ее в пример, имела всегда своего конкретного адресата даже в названии его обращений - студенты, революционеры, правительство. Теперь возможно просто обращаться к русским - ко всем тем, кто себя таковыми осознает - однако на это оказываются способны только провокаторы. Прямо и открыто к русским не обращается своей публицистикой даже Солженицын, поскольку этот адресат требует уже ответа на главный вопрос, а Солженицын того и не знает, как бескровно возможно возвратить русским их великую страну, достоинство и гордость. В нынешней действительности в России должно свершиться некое возмездие, должна быть принесена жертва кровавая, но еще неизвестно, на чью голову ляжет топор этой ярости за все унижение и обиду, что скопились в народе. Это как потоки: прибывающие и прибывающие , все равно разрушат они плотину. Теперь плотина на пути разрушений и хаоса - это только человеческое терпение. Солженицын сделал, что только и мог он сделать как гуманист: утешить, возвышая бедствие всенародное до тех пределов, когда оно выглядит жертвенным и рождает не желание мстить, а сострадание. Мир устроен несправедливо и почти каждую минуту где-то на земле несправедливость эта требует отмщения. Редко какой человек не отомстит за свое унижение. Нация всегда мстит за свой позор. Но уже думаешь, да пусть и устроен несправедливо, но только б оставался миром. Кто озверели - это все же уже звери. Все же не всякий человек превращается в зверя в самых тягчайших условиях. Этот человек и должен быть твоим героем, образом твоим сердечным, потому что, прежде всего, он достигает в своем сердце того, на что уж ты не взглянешь вот так же снисходительно, поучительно : достиг мира в своей душе.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
