"- Доброе утро, милые дамы и уважаемые господа. Ну вот, начинаем наше утреннее шоу. Сегодня у нас, как всегда, масса интересностей и приятностей... Ха-ха. Сегодня, 40 лет назад, Элвису Пресли присвоили воинское звание сержанта. Ха-ха. Далеко еще ему служить до генерала. Ха-ха, особенно сейчас... Слушаем музыку.

\Включили Лед Зеппелен./

- Лед Зеппелен. Шумная группа. Ха-ха. Просто номер один по шуму. Ха-ха-ха... Напоминаю: в эфире снова я - Александра Клоч. Как всегда, в нашем утреннем шоу, в прямом эфире на "Радио Рок-н-ролл" начинаем нашу игру - супермегавикторину. Напрягли свои извилины и ответили на мои каверзные вопросы:

Что случилось с барабанщиком группы "Девоул" перед концертом в Спригфилде в одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году? И как его звали? Итак, ваши звонки. Прямой эфир.

- Сломал ногу? Нет, не путайте его с Оззи Осборном.

- Что? Передозировка. Нет, не угадали. Но близко.

- Нажрался. Ха-ха, это вы из-за моей подсказки, но неверно.

- Нет, сегодня никто не угадал.

- Внимание - правильный ответ. С барабанщиком случился П А Н О С!!!! А звали его Боб Льюис. Беспрецедентная акция. Он отыграл с поносом весь концерт, а потом еще и пресс-конференцию. Вот что значит профессионал. Вот так и мы - диджеи, работники невидимого фронта. Ха-ха. Ведь вы то меня не видите. Может, я сижу на унитазе?"

Человек выключил приемник. Слушать это было уже невозможно. Эта Александра Клоч. Как он ненавидел ее. Как она его раздражала. Молодая, судя по голосу, баба. Что она может понимать в рок музыке? Она и вообще-то, видимо, дура дурой. Как такие пролезают на радио. Ну ладно, на других станциях, там передачи для молодежи. Если у них в голове ветер и неуемное желание хохотать и танцевать, так там и диджеи им подстать. А ведь "Радио Рок-н-ролл" это для тех, кому сейчас под сорок. Для тех, кто любил и слушал эту музыку тогда, когда этой Клоч и на свете-то не было. Тогда все было не так, конечно. По радио только "Аббу" можно было услышать, песню "Ватерлоо", а самой крутой пластинкой были "Тич-ин". А вот когда "Радио Рок-н-ролл" появилось, сколько было радости. Одна всего и была радиостанция во всем диапазоне. Круглые сутки. Музыка, музыка, музыка. Сначала вообще без болтовни и без реклам, а потом полезло. Словно дерьмо из всех щелей. Новые станции. Тупые радиоигры. Диджеи, словно с искусственными мозгами. Реклама по двадцать минут кряду. Выдуманные новости. Вот вам новая жизнь. И олицетворение этой новой жизни, такие как эта Александра Клоч.

Лед Зеппелен. Да она, наверное, сама затыкает уши, когда звучит непонятный ей Зеппелен, одевает наушники, переключается на другую радиостанцию и слушает какие-нибудь современные электронные частушки.

Как ей понять, что рок √ это святое. Это икона. Такой диджей √ это как клоун на клиросе.

Как же я теперь ненавижу все это. Глупость - сопровождение нашей сегодняшней жизни. Да и сама жизнь теперь снова обман и рабство. Только вместо старого доброго рабства, нынешнее - злое. И все это под вой таких, как эта Александра Клоч - продукт нынешнего времени. Да, не лучший, прямо скажем, продукт.

Ах, как я когда-то поверил в перестройку! Да и не только я. Ведь многим показалось, что теперь мы сможем, наконец-то жить как люди. Свободно. Свободно говорить. Свободно ездить. Свободно дышать. Но вместо этого пришла безработица и бандитизм, вместо политических выросли экономические барьеры. Когда-то я думал: ну вот, теперь я объезжу весь мир. А что теперь? Неделю назад я разменял последнюю сотню долларов. Разменял и потратил. Сегодня допил последний кофе. Заваленная ненужным хламом комната в коммуналке √ это все что у меня есть. Я сорокалетний инженер не могу найти работу, а совсем рядом, здесь же, недалеко, безмозглая Александра Клоч, отболтав ежедневную чушь в прямой эфир, садится в свою иномарку, подбирая полы дорогущей шубы.

Я, наверное, просто завидую ей. Ей и таким как она. Они живут и приспосабливаются, как могут. И честь им и хвала за это. Это у меня комплекс неудачника. Ведь я-то сам - полная бездарность.

Причем потомственная. Никто из моих родных никогда не сделал карьеры. При этом мне с детства зачем-то долбили, что я очень способный и добьюсь всего чего хочу. Наверное поэтому в сорок лет, когда жизнь открывает дверь в свой последний коридор, особенно больно, что ты далеко не так хорош, как внушали тебе твои предки. Говорили бы правду и тогда сейчас, наверное, было бы все намного проще.

К сорока годам нужна стабильность. Осознание того, что у тебя есть какие-то деньги на черный день, есть постоянная работа. Пусть неспокойная, пусть нервная и вредная, но постоянная. И благодаря ей ты можешь строить жизненные планы.

А я живу на случайные заработки. А в основном полное безделье и безденежье. У меня нет перспективы. Пока я мучился и искал себя, все места в этой жизни уже оказались заняты. Я - непонятно для чего вечно учившийся студент. Как выяснилось - никудышный. Недоделавший карьеру карьерист. Недопонявший основ бизнеса бизнесмен. Живущий в маленькой душной комнатке в центре огромного загаженного города.

Я исчерпал свой лимит везения. Ведь каждому дается такой лимит. Даются шансы.

В свои шансы я делал глупости. В бизнесе, когда ушел с закрывшегося завода и начал работать самостоятельно. В жизни, когда начал пить. В любви, когда развалилась семья. У меня была своя маленькая фирма - строительный кооператив. Я прогорел. Это было естественно для меня, но тогда я не понимал, что я - неудачник. А когда понял, тогда и начал пить. Жена ушла. Я стал пить еще сильнее. Все вокруг делали деньги, ездили за границу, скупали дешевую недвижимость. А я пил. Пил оттого, что не мог найти себя, из-за того, что думал, что я умнее всех, а живу хуже всех. Пил, потому что пил. Сейчас бросил. Хороший доктор, с хорошими лекарствами, помог. Я теперь готов к нормальной трезвой жизни, только она не готова принять меня. Я не нужен нигде.

Нервы ни к черту. Я не могу читать больше трех страниц. Не лезет. Не могу слушать это проклятое радио. Меня раздражают артисты в новых фильмах. Старые артисты тоже заметно поглупели. Мне не нужно ничего нового и в то же время я хочу влиться в эту жизнь и пойти по ней, как нормальный человек. Но я только сижу и пишу весь этот бред в тетрадку. Все свои мысли. После того как напишешь, голову перестает распирать. Но ненадолго.

Жена, наверное, по-прежнему любит меня. Ей, наверное, нужен я, а не деньги и успех. Но я сам не могу вновь вернуться к ней с пустыми карманами и пустыми идеями. Мне стыдно. То расскажу, как открою кофейню, то, как бильярдную. А когда начинаю просчитывать, нет, не выходит. Бешеная аренда и налоги сожрут все, и я окажусь в еще более дрянном положении. Прибавятся невыплаченные кредиты, долги. Я ведь обещал ей тогда, десять лет назад, что увезу ее из этой грязной страны, которую я теперь еще больше ненавижу. Я ненавижу здесь все, и в первую очередь законы, власть, которая все время хочет сделать из меня раба, которая унижала меня с детства и все время тыкала мордой в навоз. Такую же судьбу я уготовил и своей дочке. Может, конечно, ей повезет, дай ей бог.

Ей, наверное, тоже стыдно за такого бесполезного папочку. Хотя ей сейчас не до меня. После тринадцати - четырнадцати лет они перестают любить кого бы то ни было из своей родни. И все эти беседы и советы по воспитанию √ чушь. Можно научить правильно держать вилку и нож. А воспитать регулировку чувств невозможно. Сексуальные фантазии, которые называются первой любовью, так захватывают их, что милые детки в этом возрасте готовы вам глотку перегрызть за каждое слово не совпадающее с их миропредставлением. Такова и моя принцесса. Хотя бывает и хуже. Вон у половины моих знакомых детки сидят уже на игле.

Результат моей жизни: безработица, о которой раньше только читали в газетах. Безработица. Вот что окончательно лишает человека его человеческой сущности. В принципе работа √ это единственное, что отличает нас от животных. Даже овчарка без дела начинает сходить с ума, а уж человек и подавно.

Если бы я каждый день начинал трудом и работал до позднего вечера, как большинство удавшихся в наше время людей, то не было бы времени на этот глупый самоанализ. Но где? Куда идти. Рабочим я быть не могу. Я ничего не умею делать руками.

Я пытался ходил на собеседования. Звонил по объявлениям. Но у меня только обычное высшее образование, нет языка, нет знания компьютера, нет машины. И возраст. Они все время тычут мне в нос мой возраст, как будто я хочу стать моделью. Не берут даже мастером в цех. Даже кладовщиком. Может я для них непонятная личность. На вид не дурак, а безработный. Подозрительно. А может просто дурак?

Самому начать, какое-то дело - это провал. Я запрограммирован на провал.

Все это потому, что за время моей бывшей деятельности, я так и не стал профессионалом, ни в одной отрасли. Так на что же я претендую?

Сейчас ценятся только те, кто умеет что-либо продавать. Все равно что.

А я не умею, поэтому нигде и не нужен.

Последний раз меня уволили из торговой фирмы. Босс откровенно дал мне пинка под зад. Взял вместо меня молодого, перспективного парня, племянника своего друга. Я злюсь на себя из-за глупости. Мне нравилось там работать и я думал: это будет вечно. Ну, как можно было кому-то верить. Несколько лет, с утра до ночи пахать на хозяина, порой бесплатно, на того, кто тебя просто взял и выгнал из фирмы, когда ему показалось, что другой принесет больше пользы. Он прав. Босс всегда прав. Я никогда и не ждал никаких благодарностей от боссов. Они не отблагодарят за то, что ты когда-то был хорош. Боссам дорого яичко, которое ты снесешь сейчас. О съеденном они забывают, а если вдруг решат, что ты и в перспективе ничего не снесешь, тогда тебе уж точно конец.

Теперь надо опять начинать все сначала. Только, как и где? За что схватиться?

День за днем пролетают мимо. Жизнь пролетает мимо меня. С огромными заработками, с возможностями, с успехом. А я сижу и смотрю на это все и ничего не могу поделать.

Сто баксов кончились. Последние сто баксов.

Что там по телевизору? О чем говорят? Новости. Пенсионная реформа.

У таких как я, пенсии не будет вообще.

Зашел в "Максидом". Банально, но я явно чужой на этом празднике жизни. В "Максидом" не войти, народ валит валом. Машинам негде припарковаться.

Коммунисты все твердят, что при новой власти только единицы живут богато, а основная масса народа прозябает в нищете. Так как я. Вранье. Народ давно оправился от всяких там дефолтов и зарабатывает деньги. Вокруг самый настоящий средний класс на иномарках. Их тут сотни. А я┘ Я снова отстал от жизни. Снова она пронеслась вперед, а я в бедном меньшИнстве. Я экономическое меньшИнство страны. Я могу только посмотреть на весенние распродажи и все. Но ведь есть и другие, более бедные, чем я. И их тоже немало. Они бродят по свалкам и пьют технический спирт, ночуют на чердаках и в подвалах. А у меня еще есть комната. Вот эта ненавистная комната с окном на ненавистный город и этот ненавистный приемник с ненавистной Александрой Клоч. Она ведь не знает, что у меня всего-то и оставалось теперь √ это "Радио Рок-н-ролл". Закрываешь глаза и представляешь себя там, в семидесятых, когда тебе было тринадцать, четырнадцать┘

Вспоминаешь, как переписывал музыку с толстой, тяжелой виниловой пластинки на большую бобину. У меня еще остались такие где-то в коробках, под кроватью.

И что-то ностальгически родное зашевелится в душе от знакомых аккордов и вдруг бац √ голос Александры Клоч в прямом эфире.

Человек бросил писать. Оделся, взял в руки тяжелую сумку и вышел вон, не запирая за собой дверь.

***

Алексея Владимировича, врача психиатра, заведующего отделением городской психиатрической больницы, вызывал к себе главврач.

Алексей Владимирович шел по садику к главному корпусу. В садик вползала весна. Надувались почки. Те, кому была полезна трудотерапия, вместе с санитарами собирали в огромные кучи листья и прошлогодний мусор. Отделения больницы располагались в старинных домиках, отделанных камнем в немецком стиле времен Екатерины Второй. Здесь до сих пор работали даже свинцовые водопроводы тех времен. За каменной оградой и вековыми липами гул города был приглушен. Алексей Владимирович не очень любил свою работу. Платили мало, ответственность велика. Вот недавно привезли человека. Психа. Убил на улице пятерых, ни в чем не повинных людей. Кирпичом.

Проработав здесь, Алексей Владимирович, идя по улице, теперь профессионально всматривался в глаза прохожим. Что таится там, в этих черепных коробках? В мозгах одурманенных алкоголем, никотином, наркотиками. Взвинченных неурядицами и обидами. Подчас, находясь в давке метро, ему становилось страшно. Ему казалось, что он один, посреди своих развязанных и выпущенных на свободу буйных пациентов. И только здесь, за высокими екатерининскими стенами, в отделениях с решетками, со съемными ручками на дверях, в окружении дюжих санитаров ему было спокойно.

- Ну вот, Алексей Владимирович, - улыбнулся главврач. √ Ваш любимый случай. Направляем к вам в отделение. Судмедэкспертизой признан душевнобольным.

Главный протянул Алексею Владимировичу личное дело пациента и продолжал:

- Месяц назад он топором убил ведущую какой-то радиостанции. Помните? Нашумевшая история. Она выходила из студии, хотела сесть в машину, и тут он набросился на нее. На глазах у всех. После этого ни скрыться, ни сопротивляться не пытался. Александра Клоч, ее звали, диджейку эту. Слышали?

Алексей Владимирович вспомнил это дело. Да он и сам иногда раньше слушал "Радио Рок-н-ролл", пока туда не пришла эта девочка и не начала пороть чушь.

Да, да, ему и самому в душе хотелось задушить ее за дурацкий эфир. Он тогда перестал слушать это радио. А потом по "ТСН" показали ее, лежащую возле "Ауди", в которую она хотела сесть, всю в крови. Лица практически не было видно. Кусочки мозга и черепа, кровавые брызги валялись всюду. Сказали, что он бил и бил ее с остервенением, пока ему не прострелили плечо и груда охранников не навалилась на него. Да, да, он сам тогда усмехнулся у телевизора: "Довели кого-то ее дурацкие шуточки". Она всегда отличалась от других диджеев, тем, что сама всегда смеялась своим шуткам. И, похоже, только она одна. Это очень глупо звучало в эфире. Раздражало. Но тогда, увидев на экране ее обезображенный труп, ему стало ее жалко. "Бедная девочка, она, наверное, и не думала, что ее работа может быть так опасна. Она не думала, что ее слушают тысячи людей и среди них может быть маньяк. Она не думала, какие эмоции может вытащить из самых темных закоулков подсознания ее голос".

Сейчас Алексей Владимирович почти забыл об этой истории. На "Радио Рок-н-ролл" шел обычный эфир. В городе шла обычная жизнь. И вот теперь, надо же, именно к нему попал этот маньяк.

- Вот, Алексей Владимирович, еще тетрадочку милиция передала, - улыбнулся главврач. - Он тут мысли свои записывал. Ну, ничего особенного: потерял работу, запил и вот, такой вот Раскольников наших дней, получился. Ты возьми, почитай. Может пригодится. Какие-нибудь струны найдешь. К тебе его приведут через часик. Встречай.

Алексей Владимирович читал тетрадку у себя в кабинете. Обычный человек. Обычные проблемы. Как у многих. У него самого не меньше.

Сейчас он сядет напротив больного и будет смотреть ему в глаза, пытаться понять: обидой какой силы надо обладать, чтобы совершить такое преступление.

Как убрать из его головы то, чем обижен этот человек? Ведь он обижен всем. Всем что происходит там, за этими стенами. А там уже никогда ничего не изменится. И значит место этого человека только тут. Навсегда.

И сколько точно таких же людей ходит там - с той стороны высоких стен психбольницы и с серьезными лицами слушают глумящихся диджеев, кривляющихся комиков, врущих политиков. Отскакивают от обливающих их грязью лимузинов. Стоят в очередях за товарами подешевле. Давятся в чудовищном транспорте. Раболепно кивают головой оскорбляющему их боссу, чтобы не быть уволенными. Униженно платят за отключенную воду. Униженно соглашаются с любым монопольным повышением цен и урезанием зарплат в задыхающихся коммерческих фирмах. Униженно стоят в пробках, пропуская чиновничьи кортежи. Да мало ли всего. Люди живут в состоянии вечного унижения. Живут и терпят - и это нормально. А судя по тетрадке этого человека, он такой же нормальный, такой же как все, что там за стеной. Его от них отделил только один шаг, всего один маленький шажок. И каждый там тоже на волосок от того, чтобы совершить такой же шажок.

В дверь постучали. Вошла врач. Белокурая кокетливая женщина лет тридцати.

- Алексей Владимирович, привезли этого, что с топором.

- Хорошо, - устало вздохнул Алексей Владимирович.

- Куда его?

Алексей Владимирович рассеяно смотрел в окно.

- Куда его?

Алексей Владимирович оторвался от окна и продолжал рассеяно смотреть на помощницу, словно в пустоту.

- Не знаю┘ Не знаю, милочка, не знаю┘

Copyright (c) "Русский переплет"