Вопрос ценою в жизнь

В. В. Варава. Этика неприятия смерти. Воронеж, 2005.

Название этой монографии говорит само за себя. В ней содержится интереснейший анализ отечественной философской мысли, касающейся самого сложного и непостижимого вопроса, с которым сталкивается всякий живущий на Земле человек, - вопроса о смерти.

Что она такое для нас? Почему её появление неизбежно? Ведь и сам этот вопрос до конца постичь невозможно, не говоря уже о том, что невозможен полноценный и объективный ответ из-за отсутствия свидетельств. Об эзотерическом "свете в конце туннеля" здесь речи не ведётся, равно как и о биологическом ответе на вопрошание тайны из тайн. Стало уже обыденным делом в этом вопросе всё сводить к биологии, к науке, которая вот-вот докопается до всех причин и основ. Но, похоже на то, что никакая наука смерти не отменит.

В природе не всё на самом деле разумно устроено. В ней всё устроено таким образом, чтобы не существовать. Возникшая каким-то непостижимым образом жизнь случайна, в ней всё подвержено опасности быть прекращённой в любую минуту без объяснения причин. А потому, жизнь - это чудо, это - дар, ниспосланный человеку свыше. Каждый человек есть неповторимая личность, и обрыв существования этой личности - несомненная трагедия.

В "Этике неприятия смерти" Владимиром Варавой проделана большая работа. Автор - доктор философских наук, многие годы занимающийся этой темой. Философский аспект книги, подкрепленный именами Бердяева, Шестова, Булгакова, Розанова, неразрывно связан с русской классической литературой. Даются примеры из Достоевского, Толстого, Леонида Андреева, Чехова, Платонова и других писателей-мыслителей, писателей-философов, которых никакое разумное объяснение неизбежности и даже необходимости смерти не может с нею примирить.

Вот как рассуждает герой рассказа А. П. Чехова "Палата ╧6": "Видеть своё бессмертие в обмене веществ так же странно, как прочить блестящую будущность футляру после того, как разбилась и стала негодною дорогая скрипка". Таким образом, как справедливо пишет Варава: "смерть в русской философии, прежде всего, духовно-нравственная, а не биологическая, психологическая или физиологическая проблема".

Смерть - загадка, которую нельзя разгадать. Человеческий разум с её присутствием никак не хочет согласиться. Её разящий удар всегда внезапен, застигает врасплох. Жизнь нельзя накопить в противодействие смерти, - как ни накапливай, с ней расставаться придётся немедленно, разом. Мы находимся в рабстве у смерти: осознание её прихода омрачает существование. Можно вспомнить слова одного из героев Бальзака: "Жизнь - это ожидание в прихожей у смерти".

Н. Ф. Федоров говорит о смерти, как "области повреждения бытия". Варава определяет смерть как "метафизический переводчик" живого в мёртвое". Всё указывает на трансцендентную природу смерти. "Смерть, согласно современному православному богословию, не только прекращение жизни, но и изменение самой жизни, которая теряет свою подлинность, полноценность, истинность".

Само бытие уже заражено смертью, в нём посеяны семена будущего зла. В связи с этим мне вспоминается рассказ А. С. Грина "Мат в три хода", героя которого мучает неразрешимый вопрос: "А потом думаю: да кто мы все такие, живые, ходящие и говорящие? Не только, что трупы созревающие, вроде как яблоки на сучке..." Если смерть зреет внутри человека, то она - его обязательное качество, не проявляемое до поры до времени. Гриновский обыватель, задавшийся проклятым вопросом, в итоге закончил плохо, а может быть, и хорошо. Это как посмотреть.

В одной из глав монографии Варавы смерть рассматривается и как благо. Это происходит в том случае, когда обрывается возможность развития неправедной жизни. "Нравственная сила смерти в том, что она есть "предел распада", ибо падшая тварная природа способна нравственно деградировать до бесконечности. И вот боль, страдания, болезни как-то намекают на необходимость остановки; смерть же - радикальный предел".

С точки зрения достижения какого-то успеха жизнь абсурдна, потому как и для преуспевших в ней, и для отверженных ею все закончится одинаково трагично. Славу, материальные ценности с собой не унесёшь, чтобы ими наслаждаться за роковой чертой. В строгом обозначении слова, у жизни нет смысла, он есть только у смерти. Смысл жизни возникает благодаря тому, что есть смерть. А в отсутствии смерти жизнь оборачивается бессмыслицей. Таким образом, "небытие "спасает" бытие, не давая ему разрастись в абсурдную бесконечность... - пишет Варава. - Принципиально бессмысленное не может быть вечным".

Жизнь - абсурд, смерть - ужас. В этих пределах и ютится слабое человеческое "я", изо всех сил пытаясь отогнать от себя тень подступающей проблемы. Но это болезнь атеистического восприятия мира. По словам Владимира Варавы, "там, где знание исчерпывает свой резерв, открывается дорога к вере". Христианская православная вера разрешает все противоречия.

Смерть - это зло, неправда, поэтому отношение к ней должно быть нравственным. Нравственное сознание всегда будет противиться краху. "Именно нравственное восприятие бытия, - говорит Владимир Варава, - открывает его подлинную суть. Нравственность коренится в самой сути бытия, ибо она есть исключительно человеческое свойство".

В самом деле, понятие "нравственности" к животному неприменимо. И далее, если разобраться, то вся наша жизнь, все наши действия, пусть даже неосознанно, направлены на преодоление смерти. "Чтобы жизнь приобрела какие-то реальные смысловые очертания, - замечает Варава, - человеку необходимо быть непримиримым по отношению к смерти. Поэтому нравственная философия в жизни каждого человека (не обязательно философа) предстает прежде всего как этика неприятия смерти".

Смерть обязательна, но это ещё не значит, что она естественна. Её приход всегда становится неожиданным, и даже в случае тяжёлой болезни умирающего - это несомненная драма. Умерший разом переходит в другое измерение. Он исчезает для нас, оставшихся жить. В нём уже, по словам прот. Георгия Флоровского: "не всё человечно".

Вопрос, задаваемый к смерти, - это вопрос отношения к вечности. Смерть выступает своего рода стеной между жизнью земной и жизнью вечной. Ребенок рождается и до определенного момента остается с убеждением, что жить он будет постоянно. Он, по точному замечанию Варавы, "воспринимает и понимает множество вещей, но вот смерть он не воспринимает. Его сознание застраховано от деструктивного воздействия смертного нигилизма". Узнавание чужой смерти есть первый негативный опыт - так он узнает о собственной смертности. "Потеря "детской невинности" - осознание смертности в "первом лице".

Однако знание о чужой смерти никоим образом не подготавливает человека к смерти собственной. В одном из романов японского писателя Юкио Мисимы, как известно, одержимого идеей смерти, я прочитал: ⌠Мы, живые, в полной мере владеем представлением о смерти. На похоронах, на кладбище, в возлагаемых там цветах, в памяти об умерших, в смерти близких нам людей мы представляем себе собственную смерть■.

И только, как нам кажется, представляем - представляем внешнюю сторону, не имея объективной возможности оказаться внутри. Смерть - это всегда то, что происходит с другими. Эгоистическое и вполне понятное желание жить во что бы то ни стало не допускает мысли о том, что смерть имеет отношение к собственному единичному "я". Смерть близкого человека у имеющего к ней отношение словно отрывает частичку этого самого "я". Она не позволяет ему оставаться безучастным, служит ему напоминанием о том, что участь его предрешена и, стало быть, существование бессмысленно.

Но, как замечает Владимир Варава, "в традициях русской философии, которая наиболее остро осознает тяжкую бессмыслицу существования, смысл жизни либо стяжается подвигом (смысл жизни как подвиг), либо даруется (открывается) благодатью (смысл жизни как благодать)."

Так можем ли мы постичь смерть логически? Разумеется, нет. Мы смотрим на неё живыми глазами и потому ничего не видим. Если всякий человек полагает свою жизнь особенной, то следует заметить, что и умирать он будет особенным образом. Личный неповторимый опыт встречи смерти, самый глубокий и сильный, окажется для "я" главным испытанием - самым последним и наиболее важным событием в земной жизни индивидуума.

Иной читатель может раздраженно спросить: а стоит ли вообще касаться столь неприятной темы, думать о смерти? Ответом такому читателю могут послужить слова Н. Н. Трубникова, приведённые в книге Владимира Варавы: "чем будет для нас смерть, тем будет для нас и жизнь. Если ничтожна, не имеет цены и смысла наша смерть, то столь же ничтожна и наша жизнь".

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

267609  2006-04-10 12:20:35 Игорь Крылов - Сколько путаницы в головах. Сколько пустого шума вокруг этой проблемы. Страх есть боль психическая или душевная. Страх смерти возникает разрушения сиюминутных психологических процессов внутри сознания, от невозможности реализации наших планов и сиюминутных желаний. Боль есть не некий объект, а комплексная реакция организма. Боль это то, чего хочется избежать. Отсюда и страх боли, и страх психологической боли, когда обрушается конструкция наших целей и планов. Поэтому мы стараемся избежать мыслей о смерти. Самый мощный страх, страх неизвестности. Неизвестно что ждет нас после смерти. Хотя внешние признаки всегда наблюдаемы. Но человека пугает не это. Он еще жив, и даже еще может жить очень долго, но ему уже страшно от мысли о том, что он чего-то в этой жизни недопонял. Именно из-за того, что он не понял как возможно существование объектов и его самого в форме мира, человек чувствует неуверенность в своем выборе, в правильности своих действий. Поэтому человеку и нужно бессмертие, которым он и так обладает уже самим фактом своего бытия, после смерти, чтобы отложить решение этого вопроса на бесконечно удаленный срок, а следовательно тем самым и снять, решить его. Современные ученые например очень любят фантазировать про коллективное бессмертие в форме Мирового Разума. Тоже очередная индульгенция, освобождение путем снятия, перенесения ответа на бесконечность. Конечно ответ потенциально существует. В христианской религии он присутствует в символах веры. Но рационально нет достаточно убедительно оформленного объяснения. Хотя загадочность этого вопроса сильно преувеличена. Если мир существует как мир ,если он наличествует, то в нем есть все основания для того чтобы быть миром. Конечно это ни какая не эволюция и не случайность. Это Слово, Закон. Но одно дело этот закон выразить образно, как в Евангелии, а другое дело дать ответ иссушенному неверием и эмпиризмом уму современного человека. Тут не отделаешься образами и Откровением. Это уже давно поняли атеисты и создали свою веру ,веру в Случайность, в свободное творчество материи или природы. Получилась еще одна повязка на глаза. Поэтому Ильенков сочиняет наверно одним из первых теорию творения вселенных и бессмертия коллективного человеческого духа. У Циолоковского нечто подобное с его разумным электроном. До сих пор демонстрируется полное неумение выделить из символа веры его рациональную составляющую. У образа нет ее по определению. Образ есть картинка, слепок иной реальности наброшенный на исследуемую, которые отчасти совпадают. В этом суть озарения, откровения. Сам факт провидения смысла. Но масса недосказанности. Но даже сами основания религии закладывают в сознание уверенность в основанности мира, в наличие основания, законов его бытия. Поэтому абсолютно логично предположить, что и это свойство есть закон и его можно выразить не только образно, но и понятийно. Религия дает две ╚таблетки╩ от страха неизвестности и смерти. Одну психологическую есть жизнь вечная (хотя нет ни одной сущности, которая бы могла не быть причастной миру, чем она однозначно бы выпадала за его пределы и не могла быть сущей). Но вечная ╚жизнь╩, или вечность и бесконечность есть уже свойство бытия, закон онтологии нет не сущего, за одним сущим есть иное сущее и т.д. А вторая, образный ответ на вечный вопрос. По Жванецкому: образный, но сегодня, хотя есть рациональный, но в бесконечности. Уже не страшно! Но вот вопрос, который я задаю себе: а кто-нибудь хочет знать рациональный ответ, и уже сегодня (большие и по три!)? Чего мы боимся больше: знать правду, или ее не узнать никогда? Мое мнение у человеков не осталось воли к познанию, скитания по пустыне атеизма иссушили душу и убили веру в разум. ╚Но забыли мы, что осияно Только слово средь земных тревог, И в Евангелии от Иоанна Сказано, что Слово это - Бог. Мы ему поставили пределом Скудные пределы естества. И, как пчелы в улье опустелом, Дурно пахнут мертвые слова╩. Поэтому дальше будет еще страшнее. Символически тупик рациональности черный квадрат. Строго, научно, но темно.

Copyright (c) "Русский переплет" 2004