Из динамика: Краснодар┘ Украина┘Азербайджан┘ Татария┘ Москва.

┘В зал ожидания, вместе с клубами морозного пара, отряхиваясь, вплывает огромная рыжая псина. За ней неверной походкой появляется невысокий мужичишка, критически оглядывает зал и со словами "Майкл, ко мне!.." вонзается в свободное кресло.

- Хохлы позорные, - вздыхая, говорит пьяный мужичок, ни к кому не обращаясь, - проиграли┘

- Не знаю, кто там у вас что проиграл, но собаку вы, пожалуйста, уберите.

Последние слова принадлежат крупной, вызывающе интеллигентной даме в лебяжьей шапке и норковой шубе, которая оказалась сидящей по руку от мужичка и которая сейчас, насколько возможно, старательно от него отстранялась.

Мужичок, сделав "глаза в кучу", повернулся на голос, видимо обдал соседку острыми запахами, так что она, надув щеки, показывая, что ей трудно дышать, отвернулась.

- А вы что, животных не любите? Вы здесь, на Севере, наверное, очень недавно. Интеллигенция┘ А раньше, между прочим, здесь собак было - как людей. В столовых, на почте, в аэропорту - одни собаки. Ик!.. И хохлы.

- У меня аллергия, - морщась и зажимая нос, гнусаво объяснила женщина.

Для мужичка, по всей видимости, справедливость - важный аргумент; он командует:

- Майкл! Ты слышал? Пшол вон отсюда! Подожди на улице, бессовестный. Разлегся, иж ты! На улицу! Ждать!

Майкл нехотя повиновался: поднялся и действительно вышел вон. На лице мужичка читалась гордость дрессировщика. Обращаясь ко всем, он сказал торжественно:

- Вот это школа! А не то, что у этих, салоедов! Ну, хохлы позорные, надо ж так проиграть! А? И кому?.. - последовало несколько крепких выражений.

Народ в смятении: женщины отвернули головы, мужчины уставились в пол.

Я решил прервать глумление над приличной публикой и, поймав плавающий взгляд мужика, сказал:

- Вы зачем так ругаетесь?

- Не понял? - опять "глаза в кучу".

- Здесь ведь женщины, в конце концов.

Мужичок прикрыл ладонью одно око и оглядел зал, видимо, по-новому. Несколько смутился:

- Действительно, извиняюсь, - он даже уважительно кивнул в сторону "аллергической" соседки. - И все-таки! - он обращался ко мне. - Как ни крути: хохлы - позорные! Правильно? - Здесь он покрутил головой, призывая народ в судьи: - Ведь проиграли? А сколько людей за них болели!.. Я вот, как дурак, два кровных часа на них потратил┘ - Он уставился на меня уже победным взглядом: - Ну? Крыть нечем!..

Дипломатический момент! Я вспомнил выражение лиц и голоса знакомых (по телевизору) министров иностранных дел. Наверное, и у меня глаза собрались у переносицы:

- Но ведь и про наших кричат нечто подобное, на стадионе, когда продувают!

- Ну, да, - вынужденно согласился мужичишка, морщась, - но┘ Но хохлы - вдвойне виноваты перед бывшими соотечественниками!

- Почему? - я невольно расхохотался. Вскоре уже облегченно смеялся весь переговорный пункт: русские, украинцы, татары, азербайджанцы и все другие мирные, добрососедствующие северяне.

Как раз в эту минуту в помещение обратно вплыл Майкл и, не дожидаясь команды, равнодушно развалился посреди зала.

Мужик зыркнул глазами по сторонам, покраснел, кашлянул.

- Майкл! Все-таки ты┘ - он боролся с желанием покрепче обозвать бестолкового воспитанника. - Позорник ты, Майкл, и, главное, меня позоришь перед┘ - его лицо вдруг просветлело, как от удачной находки, голос возвысился, фразы зазвучали отчетливее, весомее: - Надо было тебя хохлом назвать. Ага! Совести у тебя не-е-т. Кормишь тебя, кормишь!.. А от тебя┘ одна аллергия, говорят. Все мы вот здесь, - он описал перед собой окружность, - газ наш природный качаем туда за здорово живешь. Уренгой, понимаешь, Помары-Ужгород. Но, Майкл, запомни, сколько хохла не корми, - он все в НАТО смотрит!!!..

Торжественным шагом, выбрасывая ноги впереди туловища, он покинул зал ожидания. Пёс понуро пошел следом.

"Зрители" переглядываясь, смущенно улыбались. Подал голос бородатый человек в авиационной куртке и унтах, глуша неуютное эхо, нехарактерное для данного помещения:

- А представьте, если бы выиграли. Что бы он тогда тут толковал? Да радовался бы и говорил: ай да хохлы, надо же - выиграли! Знай наших, англичане позорные!.. - или как их там.

В дверном проеме показалось уже знакомое всем лицо, - хорошего человека вспомнить нельзя. Сейчас глаза были широко раскрыты, губы в табачных крошках. В голосе неподдельная тревога:

- Хохлы! На улице легковушка чья-то горит! Чья машина?

Несколько человек (иные, побросав трубки), ломятся к выходу. Остальные льнут к окну: интересно. Потом все быстро возвращаются, качая головами, но даже не ругаясь. Все нормально, такая шутка.