Проголосуйте за это произведение |
Рассказы
23 февраля
2007 года
Командир и
Ева
Война катилась с
горки, - и фронт для вчерашнего курсанта начался в Белоруссии: "Вперёд, на
Берлин!"
Скоро его "34"
давил гусеницами порченую Германию, выжимая из больной земли зловоние и
гной.
Май сорок пятого,
командир
танка, Победа: бравому красавцу- фронтовику (медаль-виктории сверкали у сердца)
казалось,
что впереди только счастливая жизнь, - заслуженные лавры Победителю, омытые
благодарными слезами русских мадонн.
Однако его женщины
послевоенных лет - их доступность и забота, - не торжество благодарения, но
чёрная
горечь вдовства и щемящая обреченность "невест"...
Перед пенсией -
Тюменский Север, пристанище неудачников и романтиков.
И вот уже несётся
по тундре
вездеход - танк без орудий, калеча стальными траками дикую целину. За
рычагами поблекший,
но еще могучий рулило с огромными ручищами, - Командир (уважительное
ветерану от
благодарной молодёжи).
Здесь состоялось
наше
знакомство.
Приполярное,
ненадежное лето. Тяжкий путь к новому месту жизни, чужбина, неизвестность...
-
всё усиленное дорожной усталостью и
неуютом
рабочего общежития, деревянного, скрипучего, вечернего, серого, - это моё.
- Вот, Командир, знакомься. Инженер, работать к
нам. У
тебя на раскладушке покантуется пока?
Фронтовик имел
существенную привилегию, - жил один "в целой
комнате".
Глянул
внимательно.
-
Ладно...
Когда ушли
посторонние, Командир достал бутылку спирта, загремел стаканами, руки
подрагивали.
Я присматривался к
его движениям, - он прислушивался к моему молчанию.
После "первой"
предложил:
- Дам тебе
"полкуска"
на подъём? Разбогатеешь - отдашь.
- Спасибо, не
надо.
-
Смотри...
Перед сном
Командир
рассказал, что после войны окончил институт, правда, поработать по
специальности почти не пришлось.
- Но всё равно, -
заключил философски: - ты инженер - я инженер, спи.
Я понял: мы с
тобой
одной крови, ночь в покой, а день в радость.
Его речь - пучки
из слов
и пауз, движений губ и бровей, выразительных взглядов: всё требовало
расшифровки и домысливания.
Его жилище -
место,
где в выходной день можно отдохнуть, поговорить, расслабиться в мужской
компании. Командир, добрая душа, всех привечал, причащал, всем прощал.
Он был настоящим
Командиром,
и оттого застолье непременно делилось на две неравные части: он - и
мы.
Мы, молодняк,
основное
население раннего Севера. Для Командира - "Кольки", "Сережки",
"мальчишки"...
Сильно выпив,
Командир, случалось, сердился. Его
"сердце"
выливалось бурными воспитательными речами к нам, своим несмышленым друзьям
(иных
не было рядом а, порой, уж не было и на свете), которые, не посоветовавшись
с Командиром,
наудачу женились, сгоряча разводились, необдуманно уезжали, скоропостижно
возвращались,
спьяну дрались, от ревности резали и стреляли, от безысходности вешались, -
словом,
допускали серьезные жизненные оплошности.
Слушали не
перебивая;
нравоучения "всему и всем" вызывали улыбки. Но никогда Командир не
виделся
смешным. Наверное, потому, что не бывал по-настоящему злым, - казалось,
просто
не умел этого делать.
- На войне
отозлился,
- говорил он, будто упражняясь в мимике: кривя губы улыбкой и при этом
хмурясь.
Но о самой войне
почти не рассказывал (не пел ни про "экипаж машины боевой", ни про
"четыре
трупа возле танка"). За редким исключением. Одно досталось
мне.
...Рядовой вечер.
Вдвоем,
без гостей. Телевизор с единственной программой, мирные облака папиросного
дыма.
Идёт военный фильм - то, что Командир всегда смотрит вполглаза (читает книгу
или зашивает комбинезон), без комментариев.
Вдруг, ни с того
ни с
сего, бухнул по столу бутылкой, зазвенели, громче обычного, стаканы в
руках-граблях.
Погас
телевизор.
Рассказал, как в
конце войны сгоряча застрелил пленного. В подробностях,
обыденно.
- Под трибунал
меня...
Но настроение у всех хорошее, победа близко, обошлось. Да что суд, и без
него...
Это сейчас делим - немцы, фашисты. А тогда... Достаточно ведь я пропахал,
прежде чем... Едешь по белорусской деревне, по тому, что от нее осталось,
мимо
того, что от людей... Смотришь, слушаешь. И - веришь, нет? - плачешь!... Да
так,
что за час всё выкипает, слез уж нет, а только лицо корёжит... на все четыре
части
света... Пистолет в кобуре, живой, на волю просится!.. Вымолил, друг
воронёный...
Плесни.
Командир не
пьянел, спирт
только добавлял бледности лицу.
- Германия уж наша
была. Однажды въехали в город вечером, после пехоты. На стенах "Гитлер
капут",
немецкими буквами, дескать, сдаемся. Вышли из танков, стал искать квартиру
пустую, экипажу переночевать. Толкаю дверь, захожу в спальню, а там...
Кровать,
кровь, баба голая, руки в стороны, глаза кверху. И кинжал из нее торчит...
Из того
места...
Только раз
Командир
показал мне свой альбом. Из фронтовых фотографий одна была особой - это я
понял
по тому, как он перелистывал страницы, где и на чём останавливался. Вот
споткнулся,
замер.
- Это в сорок
шестом,
Берлин... Ева.
Замолчал, долго
прикуривал, ломалась и тухла спичка. Двигались губы и брови. На мой
уточняющий вопрос
отмахнулся, мнимо-озабоченный двинулся к двери, но остановился:
- Никто из тех...
двоих
глупцов... не смог пожертвовать... Своей Родиной.
В сердцах, тоном,
каким воспитывал "несмышленых" друзей, - и вон.
Среди ночи
Командир
вдруг проговорил в темноту:
- Не переживай...
Мало
ли похожего... Давно хотел спросить, как у тебя... Всё молчишь...
Смотри.
Вздор, - "не
переживай"!
От злости на этот вздор я не ответил, притворился
спящим.
...Высокий,
широкоплечий мужчина и хрупкая белокурая женщина замерли перед объективом. В
ее
глазах больше грусти, в его - задора, но и в тех и других - нежность.
Гражданские
одежды. Касаются плечи. В руке лежит рука.
Такой запомнилась
фотография
молодых Командира и Евы.
С годами эта
запечатлённая памятью картинка приблизилась ко мне вплотную, ожила, -
задвигалась,
озвучилась закадровым голосом: "А за их спинами - война!.."
Но иногда
случается...
"Какая, однако,
пронзительная пошлость!", - странным думается мне сквозь озвученную
картинку,
мстительно, упрёком, в сердцах.
Командир, с разгар "Перестройки", вышел
на
пенсию, и уехал "на Землю", в родной город. Жил там, как и на северах,
один. Несколько лет поддерживал связь с теми, кого "привечал-причащал"
на Краю
Света. Связь по неизвестным причинам прервалась, давно. До сих пор хочется
верить:
Командир жив, и ему просто недосуг или уже неинтересно писать, - ведь
зажилось,
наконец, спокойно и хорошо.
...Представляю,
как
он, сильно постаревший, перебирает огромными, но уже неверными ручищами
старые
фотографии и письма, приговаривая тихим, с хрипотцой,
голосом:
"Сережка...
Колька... Мальчишки!.."
А давняя печаль
моя -
смесь обиды и укора, - кручинка, карликовая и комичная, всё не исходит, и
редко-редко,
но раздувается в груди жабой и давит на сердце.
Ее не предъявить
никому, ею не поделиться, о ней даже не рассказать, она надуманна и
смешна.
Остается только, в
часы
безнадзорных воспоминаний (стакан и я), творить потешную вендетту -
глумливо, проникновенным
речитативом, коверкая святую строку легендарного
поэта:
"Не жди
меня, и
я не
вернусь!
Только очень не
жди!.."
Проголосуйте за это произведение |
Сколько их -= таких вот фронтовиков - прошло и передо м ной по жизни. А вот почти не о ком так и не удосужился написать. Не рискнул. А вот Леонид и рискнул, и написал. С Днем Победы тебя, настоящий писатель Земли русской, Леонид Нетребо. Валерий
|
|
|
Пара вещей несколько резанула глаза. Вы пишите: ╚Скоро его "34" давил гусеницами порченую Германию, выжимая из больной земли зловоние и гной.╩ Почему земля Германии была порченная? Я понимаю, что это аллегория, однако получилось уж больно залихватски. Только вот чуть ниже: ╚И вот уже несётся по тундре вездеход - танк без орудий, калеча стальными траками дикую целину.╩ А что земля на Тюменском Севере была не порченная? Зла и тысяч загубленных жизней не видевшая? Про ╚калеча╩ вы хорошо написали. Только вот ведь не совсем это соотносится с образом Командира. Он-то к тому времени своё уже откалечил. И тоска военная, нерассказанная и невыплаканная, мутит его. Вряд ли он в то время не по фронтовой молодости, а в зрелости стал бы что-то калечить. ╚...медаль-виктории сверкали у сердца╩ Что за медаль такая? Вы имеете в виду медаль ╚За победу над Германией╩? Так может, не витийствуя, так её и назвать? Кроме того, досадная описка - "сверкала". Ещё раз спасибо за рассказ и успехов. Snow Wolf.
|
Здравствуй, Леонид. Что-то ты совсем исчез с ДК. По-видимому, после трепа о ДГ и активизации Лориды тебе стало десь неприятно быть. Или я не прав? Но вот, по старой памяти, желая продолжить тему ╚Германия страна сюрреалистическая╩, перескажу тебе недавнюю публикацию в немецкой прессе. Жил-был человек, вышел в 54 года на пенсию по состоянию доровья, прожил спокойно, без каких-либо конфликтов и проблем еще шесть лет, после собрался завещание писать, бросился за документами а паспорт у него просрочен за 5 лет. Он пошел выписывать новые документы. Новый паспорт ему выписали, но за то, что он 5 лет жил без совершенно ему не нужного паспорта, всучили 300 евро штрафа, не сообщив ему об этом. Но зато потом стали посылать каждый месяц уведомления с требованием уплатить названную сумму. Мужик, как когда-то поступал и я с документами из суда, выбрасывал эти письма, не вскрывая конверты. Ровно через год пришло ему предписание отправиться в тюрьму за неуважение к решению суда на 31 день. Теперь государство будет сождержать его в переполненной тюрьме (в Германии преступность растет столь стремительными темпами, что мест не хватает и настоящим преступникам), затраив 3206 евро за то, что не получило от него 300 евро, которые он будто бы должен государству за то, что оно контролирует его существование на земле и под Богом. Ибо ему, как он говорит, паспорт на фиг не нужен был все шесть лет, а теперь, когда завещание написано, не нужен будет уже никогда: в демократию он не верит, а потому не участвует в голосовании, за границу ездил только по специальному паспорту путешественника, денег в банках не берет, ибо все банкиры грабители, считает, что кому нужно, чтобы у него был паспорт, пусть и платят за него штраф. Хотел посетить его в тюрьме - окаалось, что очередь к нему такая, что хоть не сиди ему в камере, а только в комнате свиданий по 24 сутки торчи все 31 день срока. Вот тебе и отношение народа к законодательству сей страны... Люят немцы нарушитей порядка. И это мне в них любо. Интересная история? Валерий
|
Но, уважаемый snow wolf, если так подходить, то вся земля порченная от Тюменского севера до Американского континента. И все же некорректно сравнивать порченность освоением и порченность фашизмом. Действие там в конкретном историческом отрезке, когда ничего страшнее ф. не было.
|
|
Известный анекдот: жили соседи-друзья Абрам и Хаим. Абрам решил окреститься. Пошел в церковь, его окрестили. Выходит из храма, навстречу Хаим: "Ну как, брат Абрам?" Бывший Абрам отвечает: "Пошёл вон, жидовская морда! Я - Ваня!" Кто смешней и кого жальче? Вот еще почему-то Майкл Джексон вспомнился. К чему бы это? Очевидно, корни Ваших комплексов, проявляющихся характерной раздражительностью, в том, что вы на новом месте жительства обречены на третий сорт. Не потому что вы плохие и неспособные. Просто мало времени "оправовериться" и стать немцами. Это трагедия всех эмигрантов среднего уровня. Хотя, возможно, конкретно Вы - выдающаяся личность семи пядей во лбу, и Вам повезет, и Вам станет спокойно, и комплексы перестанут терзать Ваши сны.
|