ТЕРЕМОК

 

Мы жили в маленьком, частном домике - "на курьих ножках", по улице Минина в городе Дмитрове. По левую руку от Дворца Культуры, если стоять к нему лицом.

Десятилетний ребенок мог спокойно, не вытягивая шею, заглянуть в наши крошечные окошечки: так низко они были устроены от земли. Взрослый человек наклонялся. Перед окнами росли две березы. Они и теперь в полном здравии.

Раньше, говорят, в нашем домике размещалась сапожная мастерская. Купила его мать в начале восьмидесятых за пятьсот рублей у своей знакомой, с которой родом из одной деревни. Та с семьей переехала жить в Загорск: получили хорошую, благоустроенную квартиру.

Планировка жилища состояла из восьмиметровой комнатушки и четырехметровой кухонки, двери которых выходили в неотапливаемый коридор без окон. Пол в доме холодный. Печь накочегаришь - голове жарко - представляются картинки незамысловатых африканских будней. На ноги валенки обували - северный полюс! Кот Тарас, огромный котище, чуть ли не камышовый, облюбовал себе лежбище на гардеробе. Теплее!

Как-то поздним зимним вечером к нам постучали. Мать, накинув шубейку, вышла на крыльцо.

- Кто?! - крикнула.

- Пустите, пожалуйста! Замерзаем! - послышались за воротами жалобные голоса.

Оказалось, две женщины: постарше и совсем молоденькая девушка. Недалеко от нас воинская часть располагалась, так вот они - мать и невеста, приехали издалека своего солдатика проведать. С квартирой, где о ночлеге условились, какая-то заминка случилась. Остались скиталицы на морозе.

- Заледенели совсем, - жалуются. - По всей улице прошли, никто в дом не пустил. Потом и свет везде потух, только у вас горит.

Мать чаем горячим путешественниц напоила. Те отогрелись, запросились ночевать.

- Вы же видите - негде! Вместе с дочкой на одном диване спим.

- Ради Бога, не гоните нас! Мы на табуреточках в кухонке посидим. На улице околеем!

Пожалела. Разве можно на мороз?

Ночь для меня очень беспокойно проходила. Комнату от кухни с одной стороны печка отделяла; под невысоким потолком, у самой печки, небольшое окошечко-отверстие прорублено. Оттуда доносилось шушуканье-шелест - гостьи потихоньку между собой переговаривались. Мать ворочалась. Я только начинала дремать и тут же просыпалась, вздрагивая.

- Дайте нам, пожалуйста, что-нибудь старенькое - на пол кинуть, - просят. - Закостенели сидя.

А там в полный рост и вытянуться невозможно!

- В тесноте, да не в обиде, - вздохнула мать. - Уместимся все на диване.

Так и досыпали вчетвером: я у стенки, мама, солдатская невеста и его родительница. Да, еще кот Тарас в ногах примостился!

Утром, уходя на работу, мать показала женщинам, где умыться, где чаю попить.

Они ей деньги за ночлег предлагали.

- Нет, что вы! - Отказалась.

- Тогда мы вас орехами угостим. Куда насыпать?

Мать, уже одетая, на пороге, обвела немудрено обставленную комнату быстрым взглядом, сняла с проигрывателя пластмассовую прозрачно-зеленоватую крышку - перевернутую на диване оставила.

Наши постоялицы в нее орехов грецких насыпали, конфет, кусочек копченого сала в вощеной бумаге положили и три рубля.

- Спасибо огромное маме твоей! Если б не она, то замерзли бы. Мы тут адрес вам свой написали...

Такая мать моя была. Анна... Анна! Иной раз последнее могла отдать. Я на нее сердилась. Последнее! Я жестче. Ее внучка, моя дочь, очень похожа на нее. Была. Хорошо, что я жестче...

А домик наш с тех пор переменил статус: вместо "на курьих ножках" стал именоваться - "теремок".

Хотя что плохого в старом названии? Волшебно и немножко страшно.

Так, что даже радостно!

17 марта, 2012 года

ШУТКА

 

- Бабушка! Мама приехала? - Запыхавшись, влетаю в избу.

Я ждала мать целый день, бегала на остановку встречать каждый рейсовый автобус. Последний пропустила. Заигралась.

- Нет, - отвечает бабушка.

Сердце упало.

Но вдруг вижу материну сумку! Она открыта, в ней лежит целый пакет черешни.

- Мама!!!

- Да, уехала она, - говорит спокойным, загадочным тоном баба Женя. - Не дождалась тебя и уехала... Сумку оставила.

Вихрем ношусь по дому, и в каморке нахожу притаившуюся мать.

Радость!

Всем весело.

Потом вспоминаю свое разочарование, когда бабушка сказала о материном отъезде. Укоряю обоих за обман.

- Разве я уеду, с тобой не повидавшись!? - смеется мать, тиская меня. - Ешь черешню!

- Куда ты ей столько даешь? Гляди, а то живот скрутит.

Я кушаю намытые ягоды. Мать всегда дает мне столько, сколько хочу.

- Ты ведь останешься на ночь? - Не сомневаясь в положительном ответе, интересуюсь у мамы.

Она переглядывается с бабушкой.

- Мне завтра рано на работу... - неуверенно.

- Ну, мам!

- Пораньше встанешь, - тихо говорит бабуля. - Побудь с дочкой. Она скучает.

Ура! Остается!

Расправившись с черешней, опять отправляюсь на улицу. В груди звенит колокольчиками радость. Чувствую уверенность, надежность. Знаю, что мама совсем рядом, близко. Что, нагулявшись, вернусь, а она -дома. Вот счастье!

Солнце опускается вниз. Будто его кто за веревочку дергает. Стремится к реке. Может, у него за рекой гнездо?

На ферме загудели доильные машины. Пора домой! Ребятишек окликают из открытых окон. Расходимся.

Две, относительно взрослые, девочки таинственно предлагают мне посмотреть кое-что удивительное. Только надо немножко отойти от дома.

Уходить нельзя. Колеблюсь минуту, но любопытство берет верх.

Удаляемся на приличное расстояние.

- Все? Пришли?

- Нет, еще немного.

Охватывает беспокойство. Чаще оглядываюсь назад.

- Еще чуть-чуть...

Разрушенный храм. До основания. Вокруг и внутри растут кусты и чертополох, из выступов в стене тянутся к небу побеги берез и кленов. В церкви, что на другом берегу реки Дубны, склад. За железными воротами и амбарным замком хранится колхозное зерно...

Недалеко от руин нашего заброшенного храма стоит памятник воинам-землякам, погибшим во время Великой Отечественной войны, увенчанный красной звездой.

Девочки отворяют дверцу ограды и ласково зазывают меня войти. Жутковато! Памятники ставят на могилах. После Пасхи, на Красную горку, с бабушкой навещали на кладбище деда.

- Иди-иди, здесь сейчас будет самое интересное.

Робко делаю шаг. Неуютно.

- Сюда вставай, на холмик... Ближе... - Подруги выходят за ограду, прикрывая дверку. - А теперь стой. Не шевелись! Сделаешь шаг с могилы - и умрешь.

С ужасом смотрю, как они уходят.

Скручивает живот.

- А-а-а-а-а!!!

Проказницы убегают.

- А-а-а-а-а!!! - ору во все горло.

Ко мне спешит незнакомая женщина.

- Что ты тут делаешь?

Захлебываясь от рыданий, пытаюсь объяснить, в чем дело. Она берет меня за руку и пытается вывести. Я упираюсь изо всех сил, вырываюсь. Боюсь сделать шаг с места. Вопль - дикий!

- Девочки пошутили! - успокаивает. - Обманули тебя!

Слезы и сопли. Являюсь домой. Рассказываю о пережитом потрясении. Жду поддержки и сочувствия. Бабушка говорит:

- Лучше бы с матерью побыла, чем глупостями заниматься. Понес тебя леший...

Мать подтрунивает над моими приключениями.

- Девчонки просто играли с тобой. Шутили!

Ни фига себе шуточки! Я натерпелась страха, а близкие даже не понимают, насколько для меня все серьезно! Я надеялась, что мать помчится к родителям обидчиц, пожалуется и их накажут. Вместо этого - непонимание, подшучивание и упреки.

Я возмущена, обижена и расстроена!

...Через несколько лет опыт, приобретенный в нежном возрасте, применила на практике с маленькой девчушкой, ровесницей мне тогдашней. Ее мать - отчитала, пристыдила меня и подбитую мной на злую шутку соседку-соучастницу.

Но!

Это не имело ровным счетом никакого значения. Уже не имело... Потому что как только ребенок заплакал у памятника со звездой, я осознала всю жестокость своей затеи.

Прости меня, девочка!

 

19 марта, 2012г.