|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Рассказы
29 ноября
2020 года
День приезда, день отъезда...
Начальник крупного отдела внешторга Иван Всеволодович
Лаптев
был почти уверен, что к родам жены не успеет вернуться домой из Южной
Америки:
"разбор полётов" после мероприятий такого масштаба всегда занимал
несколько дней. Хотя всё же надеялся, что сегодня-завтра первый борт полетит
на
родину с несколькими руководителями страны и ему оставят одно место. С женой
никого не было кроме семилетнего сына Севы, правда, с Волги ехала поездом её
двоюродная сестра, обещавшая, кровь из носа, поспеть к родам да ежедневно
заходила соседка, сердобольная пенсионерка из медиков. Иван, так его звали
сотрудники отдела из-за тридцатилетнего возраста, всё-таки успел домой, но
всю
дорогу не мог успокоиться, увидев, что самолёт возвращается полупустым,
видимо,
потому, что на передних креслах салона разместились очень большие начальники
из
партийных органов. Своё место на борту ему уступил самый молодой академик
страны из Новосибирска, и так спокойно это сделал, сказав, что с
удовольствием
ещё покупается несколько дней в океане.
Утром следующего после прилёта дня жена разбудила его с
восходом солнца, сказав, что можно вызывать скорую. Он позвонил соседке, та,
прибежав через пару минут, тут же огорошила:
- В наш роддом по скорой мы можем не попасть, он лучший в
городе, там бывала королева Дании. Отвезут нас в дежурный, к чёрту на
кулички...
- Что же делать? - спросил Иван.
- Вызывать такси и нагло ехать прямо к воротам роддома.
Отказать роженице они не смогут, да и мы проживаем в зоне их обслуживания, -
соседка стала названивать по телефону.
Повезло: машина пришла быстро, проехали три квартала и
упёрлись в раскопанную дорогу, а ремонтники обещали положить настил только
через час, не раньше. До роддома тащились пешком, от дежурного врача
приёмного
отделения получили нагоняй за глупые риски, но жену они тут же забрали к
себе.
А Ивану посоветовали вернуться домой и звонить, хоть каждый час. Позвонил он
ровно в одиннадцать утра, в трубке после долгого молчания ответили:
- У вас - сын, четыре двести, все чувствуют себя
хорошо...
Он собрал большой пакет с продуктами и после обеда вместе
теперь уже со старшим сыном Севой пешком отправились на свидание к
новорождённому.
Соседка, перехватив их во дворе, сказала, что, в лучшем случае, мамочка
сможет
только подойти к окну. Так что после передачи пакета ждите от неё записку,
она
укажет, где расположено окно. По дороге сын вдруг сказал отцу:
- Пап, давай назовём братика Леонидом...
- Почему ты так решил?
- Потому что воспитатель в садике сказала: у нас в группе
нет ни одного Леонида. А это отличное имя, обозначает льва...
- Да, сын, ты прав. Брат твой родился в августе, и по
гороскопу он лев... Я согласен, но давай маму спросим в письме?
В ответной записке мама указала окно на третьем этаже, но
оно не открывалось, все боялись простуды. Потом сын произнёс по слогам:
"Ле-о-нид", она закивала, стала вытирать платочком глаза. У окон,
на
асфальте между кустами, стояло с десяток посетителей роддома, все
кричали-галдели, пили "Шампанское", ничего не было слышно. Мама
замахала рукой, прощаясь, видимо, соседки по палате тоже хотели подойти к
окну.
Вечером к Ивану пришли коллеги по работе, Севу накормила блинчиками с
вареньем
только что приехавшая тётя и посадила его к телевизору. На раздвижном столе
стояли открытые банки с консервами и соленьями, бутылки с водкой и
"Шампанским", лежали нарезанные сервелат и буженина, буханка
чёрного
хлеба, посредине возвышался гигантских размеров торт "Киевский".
Его только
что привезли и передали сотруднику отдела через проводницу поезда из
Украины.
Комната - ещё необжитая, поскольку семья въехала в квартиру около года
назад, у
противоположной от стола стены разместилось пианино с крутящимся стульчиком
да
у лоджии стояла кровать старшего сына, а рядом сегодня поставили кроватку
Леонида.
Ровно в девять вечера отец помыл Севу под душем и уложил
к
себе в постель, сказав:
- Пока будем спать с тобой вдвоём. Но ты меня не жди, я
ещё
не скоро выпровожу гостей.
Через неделю отец привёз маму и Лёню из роддома. Севка
долго-долго смотрел на брата, он ему понравился: большой, с вьющимися
тёмными
волосами. Он попробовал дать ему подержать в крохотной ладошке свой палец,
малыш хорошо сообразил, крепко уцепился за руку брата. Правда, мама сказала,
что руки надо мыть при каждой игре с братом. Сева не возражал, понимая, что
Лёню пока надо оберегать от всего. У отца закончился короткий отпуск, но он
уже
не стал водить сына в садик: скоро в школу, да и мама была дома. Тётя уехала
на
юг, у неё горела путёвка в сочинский санаторий.
С довольно спокойными ночами, кормлением - прикормами,
хорошим аппетитом у Леонида, с многочасовыми прогулками по парку на мягкой
рессорной коляске пролетело несколько месяцев. Наконец, в отпуск сумела
вырваться тёща Ивана, медик из далёкой глубинки. Она два дня осматривала
малыша, ощупала его с головы до пят, расспрашивая дочь о родах, наконец,
сказала, что ей не нравится правая почка, похоже, при родах её повредили.
Срочно
вызвали педиатра, молодую женщину, та, перепугавшись, в тот же день повезла
Лёню в детскую больницу. Подтвердилось худшее: гидронефроз почки. С
операцией
решили немного подождать, чтобы малыш укрепился в этой жизни, так сказал
профессор Серёгин, лучший специалист в детской хирургии.
По весне, когда уже зацвела сирень, Иван сидел на только
что
открытой веранде кавказского ресторана и пил коньяк с профессором Серёгиным.
Тот больше помалкивал, сказав лишь: удалось сделать главное - спасти почку.
Добавил, садясь в такси:
- На память останется только рубец... На всю жизнь. И
будет
он расти вместе с пацаном-юношей-мужчиной. Не говорю "До
свидания",
лучше "Прощайте" и больше не попадайтесь мне, ха-ха-хах...
- Простите, профессор, дело могло плохо кончиться? -
спросил
Иван, - это я для сына уточняю, чтобы он знал, на кого ему надо молиться.
- Слишком серьёзное испытание для малыша до года.
Операция
шла несколько часов. Но не будем о плохом... Теперь - режим во всём,
ежегодное
обследование, дальше - Железноводск и далее везде, где есть такие источники.
Наталья ждала мужа после его встречи в ресторане, но,
увидев, что он заметно пьяненький, ни о чём не хотела расспрашивать: всё
потерпит до утра. А Иван вдруг попросил крепкого чая, переодевшись в трико и
майку, сел за стол на кухне, стал пересказывать разговор с профессором.
Сердце
матери замирало только от одной мысли, что они могли потерять сына. Она
тихонько плакала, и, забыв платок в спальне, промокала глаза столовыми
салфетками.
- Ничего, ма, теперь прорвёмся. Теперь будет только рубец
на
всю оставшуюся жизнь. И он будет расти вместе с ним...
Жена невольно улыбнулась, подумала: "Вот и муж стал
называть её "Мама" или "ма", как Сева. А как будет
называть
её Лёня? Будь здоров, мой дорогой, любимый сыночек..."
***
Леонид привёз фотографии с Севера, где располагалась их
университетская лаборатория. Иван Всеволодович знал эти места, несколько лет
работал там, любил поездки в сопки и глухие деревни поморов. Но его
буквально
царапнули карточки, где парни и девушки стояли голыми на мелководье морского
залива. Сын увидел реакцию отца, тут же отложил фотки, сказал:
- Так принято купаться у поморов после совместной бани...
Пап, ты чё такой старомодный-то?
- Это не мои проблемы, но хорошо, что ты понял мою
реакцию.
Прошу, чтобы мама не видела такой свободы в отношениях...
- Да, ладно, понял, - он стал рвать одну за другой
фотографии.
Отец молчал, смотрел на сына. А тот, как ни в чём не
бывало,
начал говорить, почему он срочно прилетел домой:
- Понимаешь, был ураган, поломал сотню деревьев, завалил
нашу просеку, по которой идёт дорога на базу... Но главное, оборвал в
нескольких местах электролинию. Она простая, не высоковольтка, но мы
остались
без света. Декан приезжал, просил всех, у кого есть родственники в верхах,
помочь
нам. Они знают, что у тебя есть связи... Короче, сможешь помочь?
- Я никого не могу обязать заниматься этим... В стране
сотни
официальных вузов, разве всем поможешь с такими проблемами? Ладно, пусть мне
позвонит декан, работу надо как-то оформлять.
- Понятно. Облом при первой встрече... Декан звонить не
будет, он академик, светило, наукой занимается, а не восстановлением
электричества.
- Ничего, когда припрёт, всем будешь заниматься, -
сказал,
как отрезал, отец, но почувствовал, что сын недоволен его реакцией и
нежеланием
помочь при таком элементарном раскладе: ты нам ремонтников и провода, мы
тебе -
режим благоприятствования на все годы учёбы твоего чада.
Позвонил замдекана, видимо, действительно, они попали в
патовую ситуацию: Ивана поразил мягкий вкрадчивый голос, намёки, что в долгу
они не останутся. Сказав ему, что надо составить, по их прикидкам, перечень
работ, смету расходов, ну и всё остальное, что нужно в таких ситуациях,
попросил перезвонить через день. Вечером подъехал на дачу к старому товарищу
-
замминистра, посидели-поужинали-выпили за недавнее назначение Ивана членом
коллегии, вспомнили совместные командировки. На просьбу тот среагировал
спокойно, сказав, что в этом районе есть большое предприятие и что он даст
команду помочь студентам. "Но платить они будут, - заключил он, - мы
живём
в рынке. Пусть забронируют бюджетные места для выпускников школ в наших
рабочих
посёлках в Сибири и на Дальнем Востоке. Ибо знаю, денег у образования
нет..." - и рассмеялся.
Энерголинию восстановили, отремонтировали дорогу,
благодарные студенты прямо в центральном парке города дали для жителей
концерт,
приглашали молодёжь учиться в их вузе. Прошёл год, и неожиданно для отца
Леонида
отчислили за прогулы и "хвосты" по успеваемости. Письмо на его имя
прислал
тот же замдекана, советуя студенту взять академический отпуск и, отдохнув и
восстановив силы, повзрослев и отслужив в рядах доблестной армии, вернуться
в
вуз. Отец не ругался, не стал даже слушать Леонида, он понял: значит,
"не
по Сеньке шапка". Мучился одним: упустил, не доглядел, сам виноват в
этой
ситуации. "Но ведь взрослый мужик, - рассуждал он, - я в его
годы..."
С другой стороны, он понимал, что сын, скрывая от
посторонних свои проблемы со здоровьем, проходил по бумажкам, как человек,
пригодный служить в армии. Иван Всеволодович зашёл в райвоенкомат, узнал,
что
никаких отклонений по службе у сына не было. Так информировала военная
кафедра
университета, отрапортовав об отчислении Леонида из вуза. О надвигающейся
беде
отец не стал говорить матери, Наташа точно бы довела себя до каких-то
психических срывов. Он созвонился с ректором другого вуза, пониже рангом,
встретился с ним и рассказал о сложившейся ситуации. Тот согласился помочь
студенту, через день они снова встретились и отец узнал, что, по
представленным
документам, сыну, чтобы восстановиться в вузе, надо досдать больше десятка
экзаменов и зачётов.
Потом речь зашла о ремонте парадного подъезда, об
отсутствии
буфета и медпункта... Иван спросил, справятся ли они своими силами? Вузовец
ответил, что непременно: есть люди, стройматериалы, надо только внести
финансы
и всё пойдёт, как по маслу. Сбережения семьи отец передал хозяйственнику
института, а к середине лета сын получил диплом. Всё хорошо, что хорошо
кончается, это истина, но Иван почувствовал, что сын перестал уважать его,
как
принципиального и до конца твёрдого в своих суждениях и действиях человека.
Они
разучились разговаривать друг с другом, их встречи стали носить спонтанный
характер, как правило, кончались просьбами дать денег, которые то и дело
были
нужны сыну.
Старший из братьев - Всеволод к тому времени работал
преподавателем вуза, женился, у него родилась дочь. Ему-то отец и отдал
однокомнатную квартиру, выделенную министерством для улучшения его жилищных
условий. А родители жены сына с прибавлением в молодой семье подарили им
старый, но крепкий ещё дом за городом, со всеми удобствами, где они и
проживала
постоянно. В их "однушке" - ютились, как они любили говорить,
состоящие в гражданском браке Леонид и его девушка - соцработник по
образованию, интересная особа, ни дня не поработавшая после института.
Как-то на дне рождения мамы Всеволод сказал отцу,
бросившему
курить из-за перенесённого инфаркта:
- У нас в семье остался один курящий и неимеющий своего
жилья человек, мой младший брат...
- Не лезь, Сева, не в своё дело, - отец сказал резко, как
будто ударил сына по лицу, тот даже вскинул руку, будто защищаясь от него, -
он
и мой внук - прописаны в нашей квартире. Его жена не захотела выписываться
от
родителей, это их проблемы. И на приватизацию жилья на его имя я не пошёл
только потому, что он потеряет, к чёртовой бабушке, последнее жильё или
продаст
его, чтобы переехать куда-нибудь в Европу. А где мы с мамой будем доживать?
К
вам придём проситься на ночлег?
***
Внешне семья старалась держаться в рамках приличия,
правда,
братья почти перестали общаться, а развёл их окончательно пресловутый
квартирный вопрос. Старший - ушёл с мизерной ставки из института, денег его
и
супруги от репетиторства едва хватало на питание, а у отца он категорически
отказывался одалживаться, ждал обещанного места в крупной компании. Он
попросил
младшего брата как-то решить проблему жилья, сказав, в открытую, что тому
надо
вернуться к отцу, по месту своей прописки. У Леонида была истерика, дошли до
ругани, на что Всеволод сказал:
- Я знал, что ты неблагодарный, брат: прожив в моей
квартире
почти шесть лет, ты ни разу не заплатил за коммуналку. Но ты ещё и
бессердечный: знаешь, что я сейчас безработный и не хочешь, чтобы я сдавал
своё
жильё внаём. Но мне надо кормить семью...
Вот тогда-то и всплыла история с приватизацией
родительской
квартиры. Отец был непреклонен: отбил любые варианты, предлагаемые младшим
сыном, на что тот бросил ему в лицо:
- Мои дети, когда вырастут, не подадут тебе руки при
встрече...
У Леонида в съёмном доме за городом, оплачиваемом
по-тихому
дедом, родился второй ребёнок, девочка - красавица, очень похожая на маму.
Вскоре
"нерукопожатному дедушке" удалось отправить сына с семьёй на
работу в
одну из стран ближнего зарубежья. Отец видел, как младший сын набирается
опыта
и, получая очень приличные деньги, обретает солидность в поведении, манерах
и
одежде. Устав за год от азиатского климата, он улетал с семьёй в Европу или
на
побережье Тихого океана, детей привозил к стареющим родителям на несколько
часов, не сделав исключения даже для юбилея бабушки. Та встретила внучку у
открытой двери, всплеснула руками и первое, что сказала:
- Я так давно не видела тебя, что не узнала бы, если
встретила на улице...
- Так приезжала бы в гости, - сказала внучка,
собирающаяся
идти в первый класс, - я часто вспоминаю тебя, а мама говорит, что вы с
дедушкой могли бы приехать в любое время, но не хотите...
- Да-да, мама права. Вот только оформим загранпаспорта да
здоровье поправим... Но видишь ли, мы с дедушкой думали, что вам приехать
намного проще, вы ведь уже в отпуске...
- Ма, не будем трогать эту тему, - в коридорчике стоял
Леонид, внимательно прислушиваясь к их разговору, - мы детей не лишаем
общения
с вами, но наш отпуск и их каникулы - это всего два месяца лета и слишком
много
дел и встреч наваливается в этот период.
О жене, которая не приехала с ними, сын не сказал ни
слова,
но этот демарш повторялся из года в год, поэтому вопросов уже не возникало.
Дети выросли, старший - пятиклассник, подросток с утончёнными чертами лица и
немного стеснительный, видимо, понимающий нелепость ситуации, когда он два
года
не виделся с самыми близкими людьми, постарался закрыться в комнате деда,
где
для него специально были разложены коробочки с монетами и значками. Девочка
уселась в кресле на руки к бабушке и тихонько рассказывала ей про кокосовый
суп, который она ненавидела, но ей приходилось его есть, чтобы не умереть с
голоду. Отец с сыном прошли на кухню, сели за небольшой стол, очутились, что
называется, "глаза в глаза". Горячий завтрак с пюре и домашними
котлетами, салатами, компотом из свежих яблок и ягоды калины, остывающий в
большой кастрюле на окне, ждал своего часа. Мужчины не спешили начинать
разговор, отец спросил первым:
- Какие перспективы на работе? Знаю, что полпред уходит
на
пенсию, как и всё наше поколение, собирается на заслуженный отдых. У тебя
есть
запасные аэродромы?
- Нет. Давай поговорим об этом позже, помоемся, накормим
детей...
- Не волнуйся, всё тихо - мирно сделает мама. Ты надолго
к
нам?
- Завтра мы улетаем. Анджела у матери, где мы живём
неделю, та
неважно себя чувствует. Но, думаю, это - не трагедия, вы так любите мою
жену,
что...
- Вопрос не в том: любят ли родители своих детей? Они их
всегда любят. Вопрос в другом: как дети относятся к стареющим родителям?
- Тему мы давно с тобой обсудили. Думаю... - лицо сына
стало
жёстким, на правом глазу задёргалось веко, - думаю, ты помнишь наш разговор
и
по квартире, и по даче, и по школе с учёбой детей. По твоей милости мои
дети,
твои внуки, остались бомжами. Мы не можем ютиться вместе с вами в этой
"высотной хрущобе" с кухней в семь метров...
- Хорошо, - прервал его отец, тяжело дыша, с хрипами в
горле, - мне всё понятно, можешь не продолжать. Другого жилья у меня нет и
не
будет, как и денег на другую квартиру. Мы с мамой потратили их сначала на
тебя,
а потом на твою семью...
В кухню заглянула мать, увидела лицо мужа, сказала:
- Прими лекарство, нитроспрей на тумбочке, я тебя
провожу, -
она посмотрела на сына, взяла за руку вставшего со стула мужа и пошла с ним
в
спальню. Вернулась через несколько минут, стала наливать в стакан холодной
воды, продолжая говорить, - ты - бессердечный, Леонид. Как ты можешь, зная о
его сердце?
- У нас чуть что, сразу сердце... Если мы в тягость,
можем
сейчас же уехать. Права Анджела: вашей упёртости - нет предела...
- Замолчи! Мне сейчас не до тебя. Если приступ не пройдёт
через пять минут, придётся вызывать скорую...
Она вышла из кухни, заглянула в соседнюю комнату, в
кресле
девочки не было; оно тихо раскачивалось на гнутых полозьях. В спальне
увидела
картину: на широкой подушке лежал дед, откинув левую руку, прямо ему
подмышку
засунула голову внучка и что-то говорила тихим голосом. Дед правой рукой
гладил
её красивые тёмно-каштановые волосы, улыбался чему-то своему, не видя
стоящую в
дверях жену. Они уснули одновременно, их не стали будить к позднему
завтраку. И
только перед обедом, вчетвером, без отца детей, вышли гулять к озеру, чтобы
покормить диких уток, подурачиться на тренажёрах, посидеть под плакучими
ивами,
рассказывая друг другу смешные истории.
Потом был праздничный обед, дед держался молодцом, внук
даже
не заметил, что у того случился сердечный приступ. С Леонидом отец не
разговаривал, мать что-то хотела сказать сыну, но муж остановил её, заметив,
что тот стал посматривать на часы в телефоне. Пришло время собираться в
дорогу.
Дети прощались тепло, со слезами, а внук всё же успел спросить:
- Я могу сказать друзьям, что все советские значки ты
отдаёшь мне?
- Ты можешь забрать их сейчас, - ответил дед, - но я бы
хотел, чтобы ты приехал, минимум, на неделю, и тогда мы с тобой разберём все
мои залежи.
Дедушка извинился, сказав, что на улицу он не сможет
выйти.
Но когда внук и внучка расселись в машине, мальчик тут же открыл окно,
увидев,
что на пригорке стоит дед.
- Ну что, что? Нельзя остаться? До утра? - мальчишка
высунулся по пояс из окна машины и буквально орал на всю автостоянку. Во
втором
окне заднего сиденья, предусмотрительно закрытом, виднелось лицо девочки,
кричащей в поддержку брата.
Водитель, удобнее устраиваясь на сиденье джипа, сказал:
- Пока-пока, мам... Они словно в деменции. Через пять
минут
забудут, что творили.
- Напишите нам... - бабушка прямо в окне машины пыталась
обнять внука, обхватив его голову руками.
- Брошу смс на взлёте и посадке... - ответил сын и,
наконец,
захлопнул дверцу машины.
- Дедушка! - крикнул мальчишка, - почему ты молчишь?
Последнее, что увидел дед, было лицо внучки, которая
выкарабкалась из детского сидения справа от брата и крикнула в открытое
окно:
"Я люблю тебя, бабушка!" Машина, резко развернувшись на месте,
выехала на городскую улицу...
Мужчина, не рискуя спускаться по влажной после дождя
траве,
обошёл пригорок, обнял плачущую жену, сказал:
- Это наш сын... Пойдём, подышим, успокоимся. И будем
ждать
сообщения. День приезда, день отъезда - считается за один день...
|
Проголосуйте за это произведение |
|
