Рассказы
12 января 2019 года

Что делали прошлым летом...

Валерка, Женька (Жека - для друзей) и Пашка, без сомнения, были украшением пионерлагеря. Поехать на лето с пионерами их сагитировала дочка начальника Татьяна Долинская, учившаяся в 9-а классе вместе с Валеркой и положившая на него глаз, но она дружила и с его друзьями из параллельного, 9-б. Конечно, речь не шла о жизни в отрядах, хотя путёвки они выкупили, как пионеры, только на всё лето. Татьяна продумала всё умнее и тоньше: Валерка закончил музшколу по классу баяна, играл отлично, с фантазией и импровизацией, мог претендовать на роль второго баяниста пионерлагеря. У Пашки - первый взрослый разряд по плаванию, ну, чем не помощник физрука, хозяин летнего бассейна прямо на реке. С задатками подкачал только Жека: в школе он учился почти на одни пятёрки, но других достоинств не имел. Правда, играл в футбол, хорошо владел мячом, носился правым нападающим, словно ветер, которого никто не мог догнать. И когда к началу смены физрук узнал, что будет образовано двадцать футбольных команд (по количеству отрядов), то пришёл в ужас: ему срочно понадобился и тренер, и судья.

Друзья закончили девятый класс, решили не поступать в техникум, хотя у Евгения - тяжёлая ситуация дома: мама одна тянула семью, отец рано умер, так и не оклемавшись после войны. Но она сказала сыну: надо закончить школу, пока есть силы - будем держаться. Валера Синицын - баловень судьбы, остался у довольно молодых ещё родителей один, его отец - конструктор, мама - зубной техник, а старший брат закончил морское училище, служил на Северном флоте. О Павле - вообще лучше промолчать: его отца, Семёна Михайловича Рыгина, знал весь посёлок, он медсанчастью комбината командовал. Правда, беспрерывно курил, мог крепко выпить, побалагурить, потискать младший медперсонал, но, говорят, хирурги - фронтовики, почти все такие.

В пионерлагерь троица приехала на пригородном поезде самостоятельно, благо, заплечные рюкзаки не оттягивали руки, а новенький баян дожидался Валерку в кладовке клуба. Почти два километра протопали легко, постояли на крепком деревянном мосту, наблюдая за стремительной рекой, разрезающей густые заросли ельника и посадки корабельных сосен. На взгорье, в густоте берёзовой рощи, расположились сине-белые деревянные корпуса, вмещающие по три пионерских отряда в каждом. Комнату им дали почему-то с четвёртой запасной койкой.

***

Вечер знакомств разбили на две части: пионеры с одиннадцатого по двадцатый отряды до ужина смотрели мультики в клубе, пили чай на огромной веранде, танцевали под аккордеон Михаила Вячеславовича, музрука, работавшего учителем пения в школе. Играл он хорошо, любил детей, умел дружить с ними, особенно малыши готовы были ходить за ним табуном. После ужина старшие отряды пошли на концерт - экспромт, который подготовили сотрудники пионерлагеря. Татьяна Долинская заранее попросила друзей выучить две-три песни, специально подобрала ноты. Триумф у троицы случился в конце концерта, когда они, растягивая меха на полную мощь, выдали невероятно модную тогда песню: /Трещит земля как пустой орех /Как щепка трещит броня /А Боба вновь разбирает смех /Какое мне дело до вас до всех? /А вам до меня...

Правда, начальница пионерлагеря, Наталья Константиновна, заметила:

- Спели-то хорошо, зал подпевал... Но содержание?!

Заступилась Татьяна:

- Мамочка, это же лауреат премии за укрепление мира Джеймс Олдридж! И кино не зря сняли по его рассказу...

- Нет уж, от греха подальше, пореже пойте эту песню...

На деле, ни один вечер танцев, концерт, просто сбор на площадке или лесной поляне не обходился без песни "Тяжёлым басом гудит фугас..." А солирующая троица была буквально нарасхват: их приглашали на все мероприятия, включая чаепитие в столовой в честь именинников.

***

Заканчивалась вторая неделя пионерской жизни. Всё вроде бы отладилось, правда, Валерке приходилось, ломая свои привычки, вставать ни свет ни заря на музсопровождение зарядки. Хотя рядом с ним спокойно поднимался Жека, спешил на стадион, располагался на футбольном поле с тыльной стороны от физрука Владислава Ивановича, директора детской школы по гимнастике, своим примером он старался разбудить полусонных пионеров. Пашка до начала завтрака демонстративно спал: первые купальщики приходили к нему в бассейн только часам к десяти утра и то, если не было дождя и светило солнце.

Валера до обеда ходил по заявкам отрядов, разучивал с пионерами песни, приходил усталый: баян оказался тяжеловатым, но другого не было, парень ругался, но терпел. Пашка, поскольку стояла жаркая солнечная погода, успел даже подгореть, вместе с рабочими настелили щиты и дорожки в бассейне, укрепили перила на ограждении, выброшенные паводком на глинистый берег, подремонтировали сарай, где хранились спасательные средства: круги, верёвки с надувными грушами на конце, для малышей накачали резиновых птиц и зверюшек. Женька успел познакомиться со всеми футболистами: двадцать команд всё-таки не набралось, малышей (оказалось около ста человек) объединили в одну команду, назвав её, по просьбе детей, "Космос". Почему? Никто не смог объяснить, наверное, потому, что все жили подвигом первого космонавта Юрия Гагарина. Удалось скомплектовать и сборную команду: в воскресенье уже ждали соседей, вверх по течению реки располагался спортлагерь из райцентра Сосновый Бор. Жека знал, что игроки там тренированные, не чета его футболистам, с которыми он не провёл ни одного зачётного матча.

Вечерами старшие отряды дожидались Женьку, о нём пошла молва, как об отличном рассказчике. Память у него, действительно, что надо, только прочитал роман "Два капитана" и знал его почти наизусть. У Пашки собирались любители ночного купания, он включал лампочки на углах бассейна, иногда врубал даже небольшой прожектор, установленный на коньке сарая и направленный лучом на середину реки. Валерку второй раз пригласили на вечер танцев отдыхающие по соседству в профсоюзном санатории рабочие того же комбината. Их баянист сломал ногу, лежал в больнице, а нового в разгар лета не так-то просто найти. Каждый раз с ним в санаторий ходила Долинская - младшая.

Женька, вырвавшись из спальни первого и второго отрядов, захватил в своей комнате полотенце и плавки, помчался к реке. В тусклом свете редких лампочек на столбах, освещавших дорогу, спустился с горки, обошёл гигантское костровище на поляне, где устраивались прощальные вечера в конце пионерской смены, обогнул еловый мысочек и увидел контуры бассейна. Людей у воды не было видно. "Наверное, все ушли, - подумал он, - припозднился я с рассказом... Ну, ничего: сейчас пару раз нырну и спать".

На мостках, едва различимых от поднимающегося на реке тумана, быстро снял тапочки, трико, майку, постоял, размышляя, как быть с плавками, но всё-таки надел их, сделал глубокий вдох и нырнул, ближе к правому краю, где вода уходила в крутизну метра на три, не меньше. Не проплыл под водой нескольких секунд, как почувствовал, что руками упёрся в глинистое дно. "Странно, - подумал Жека про себя, - откуда здесь глина с песком? Мы же недавно вычерпали вёдер сто, не меньше, углубляя русло... - он вертикально пошёл вверх, чтобы получше запомнить место, куда норовистая река умудрилась переместить тоны грунта, - так, всего-то два-три метра от - тумб для ныряния. Это - опасно, надо Пашку предупредить..."

Вода манила, тепло от земли передалось ей, и она стала лёгкой, обволакивающей, манящей к себе. Жека лёг на спину и отдался течению, небольшому, крутящему воронки вдали от глубокого бочага. Его, как одинокое деревце, медленно развернуло вокруг своей оси и понесло к противоположной стенке тридцатиметрового бассейна. Возвращаться к одежде он решил по мосткам, пошёл стороной, расположенной ближе к сараю, в щели которого пробивался свет. Ему показалось, что слышит какие-то голоса, всё сильнее стали раздаваться крики женщины...

Через пару секунд он оказался у двери сарая, поднял руку и с силой толкнул её вовнутрь. Массивный крючок на разболтанной петле не выдержал удара, дверь раскрылась. В свете лампочки без абажура, свисающей с потолка, он увидел голого Пашку, стоящего у койки, из-за него выглядывала вывернутая набок голова женщины с яркими рыжими волосами. Жеку буквально ошарашила её поза: она опиралась на согнутые локти и колени, спина выгнута, зад торчал кверху... Пашка не ожидал такого наглого вторжения, тут же плюхнулся на матрас, прикрыл байковым одеялом низ живота, молчал, смотрел на друга. Потом они оба перевели взгляд на женщину: она уже лежала на боку, даже не стараясь прикрыть белое, в жирных складках, тело. Жека узнал повариху Светку, которая с неделю приносила им в столовой кофе с молоком, компот, а то и дополнительную тарелочку с маслом. Она, улыбаясь, смотрела на парней, сказала:

- Отдохни, Паш, вода тёплая, ополоснись, а я с другом твоим познакомлюсь...

***

- Жека! Помоги... - крик, сдавленный, какой-то утробный, вывел парня, стоящего рядом с голой женщиной, из оцепенения. Он понял, что у бассейна что-то случилось с Пашкой. "Неужели на гвоздь напоролся? - подумал он, - зря крепили доски с двух сторон гвоздями..." Выскочил из сарая, сбежал с горки, но друга не увидел ни на щитах, ни у тумб для ныряния.

- Па-шк! Ты где? - буквально заорал Жека.

- У дальней стенки... У перил, - с паузами сказал парень.

Он увидел сильные руки, вцепившиеся в бортик, грудью спортсмен пытался выползти на настил, но не мог подтянуть безжизненно висящие в воде ноги. Жека присел на корточки возле него, потом рывком лёг, приблизился вплотную к лицу, спросил:

- Что? Что случилось?

Павел застонал, но не от боли, это был стон отчаяния:

- Жека... Я, кажется, повредил... позвоночник, - он тяжело дышал, старался не смотреть в глаза друга.

- Что ты! Сдурел? Ты сду-рел... Ты - почти мастер спорта и несёшь такую ахинею!

- Потому и говорю... знаю, как это бывает. Помоги мне вытащить ноги на доски, - Павел подтягивал грудь и живот, но ноги его не слушались, плавали в воде неуправляемыми.

Жека перекатом свалился в воду, поднырнул под мощное тренированное тело, головой подталкивал зад и ноги к доскам, но с первого раза ничего не получилось. Тогда он применил маленькую хитрость: обхватил руками ступни, вытащил их на настил, крикнул:

- Помогай! - и стал волоком вытаскивать ноги из воды. Пашке удалось подтянуться на руках и затащить на доски зад, а дальше дело медленно, но верно, пошло. Через минуту голый спортсмен за метр восемьдесят ростом лежал на деревянном настиле.

- Видишь, что творится, - сказал Пашка, лёжа на спине, - у нас ничего не выйдет с эвакуацией... Надо искать помощь, вызывать "скорую" и везти меня в райцентр к травматологу...

- Так, давай, для начала я тебя одену: моё трико короче, но зад твой прикроет, - Жека пытался подбодрить друга, - тапочки и майка тебе явно не подойдут, но это неважно, на улице теплынь...

- Вот его одежда, - сказала подошедшая к ним повариха и бросила на настил кеды, трико с майкой и трусы, добавила, - меня вы не видели, связалась, дура, с детсадом... С работы вылечу из-за сопляков, - она повернулась и зашлёпала босыми ногами по мокрым доскам.

- Стой, дура! - крикнул Жека, - не видишь, человеку плохо? Разбуди физрука, скажи, чтобы он "скорую" вызвал и бежал сюда...

- Во-во, а он спросит, что я тут с вами делала? - но женщина всё же остановилась.

- Скажи, что в санаторий ходила, по дороге увидела нас, мы просили о помощи... Скажи, что Пашка позвоночник повредил, не может идти... - Жека понял, что версия понравилась поварихе, значит, не придётся бросать товарища одного, чтобы бежать в пионерлагерь.

Пока он с шутками да прибаутками одевал Павла, тот сумел разорвать майку с капюшоном и длинными рукавами, крепко-накрепко перевязал низ поясницы, самодельной верёвкой обвязал ноги у щиколоток. Жека смотрел на него во все глаза, не удержался:

- Пашк, лежал бы, помощь придёт, потерпи...

- Мне важно, Жека, мне... - сказал тихо, почти шёпотом, спортсмен, - а если она не позовёт людей, а? Нам надо будет одним добираться... Сходи в сарай, найди дюралевые вёсла, они послужат костылями.

Женька побежал к сараю, нашёл в углу запасные вёсла, врубил прожектор над бассейном. Когда возвращался к воде, услышал сдавленный крик: на настиле, уже у передней стенки, лежал на животе Пашка. "Вот, дурень, полз на руках, - ругал он мысленно друга, - надо уложить его на спину и никуда не пускать".

- Откуда в самом глубоком месте взялась глина? - вдруг в недоумении спросил пловец, - мы же в субботу углубили дно до трёх метров: ныряй не хочу... Вот я и вошёл головой в прыжке с берега, - парень начал всхлипывать, отвернулся от товарища.

Женька промолчал, не стал говорить, что напоролся на глину ещё час назад, но тогда не успел сказать ему об этом: и всё эта тётка, эта дрянь свалилась на их головы. Он лишь сказал:

- Река капризная, намывает и уносит песок и глину за сутки...

На спуске с горы засветились огоньки фонариков, кто-то стремительно нёсся буквально напролом, через костровище, к бассейну. Первым прибежал Владислав Иванович, физрук, скомандовал:

- Так, не вставать, лежать на спине, чтобы не случилось смещения позвонков! Мужики, - обратился он к трём вожатым из отрядов, - ищем щит или широкие доски, уложим их на вёсла, и тихо-тихо с Пашей пойдём на ровное место, куда сможет подъехать "скорая".

Крепкие парни, не долго думая, раскачали кусок настила, вырвали его с корнем и ровно положили на вёсла. Спортсмена аккуратно перетащили на доски, понесли к поляне. Санитарная машина из райцентра приехала примерно через час: водитель ворчал, что дорога земляная, ни черта не видно, как сами не угробились, одному богу известно. Фельдшер в свете фар осмотрел Павла, сделал укол, сказал, что тот проспит всю дорогу и что повезут его прямо в облбольницу: дело не шуточное - позвоночник. И уже впятером они перенесли парня на носилках в машину.

***

В комнате их осталось двое: Пашкину кровать они аккуратно заправили, будто надеялись, что он вот-вот вернётся. Татьяна через мать узнала, что у него сломаны два позвонка, двигаться он уже не сможет и что через две недели после трагедии - стали отниматься руки. Женька не находил себе места: всё время думал, что, предупреди он Пашку вовремя о намытых в бассейне песке и глине, тот не стал бы инвалидом. Валерка, напротив, спокойно отнёсся к случившемуся, его продолжали приглашать в санаторий, похоже, он стал там своим человеком. Вечерами за ним приезжал завхоз на мотоцикле "Урал", они с Татьяной размещались в люльке и на сиденье, а ночью возвращались домой пешком, благо, от санатория идти - меньше километра.

Как-то они зашли к Жеке, тот спал "без задних ног", но баян, видимо, брошенный на кровать, издал громкий звук, парень проснулся. Он услышал, как заскрипела свободная койка у задней стены комнаты. "Обнаглели, - ругался он про себя, - при живом человеке..." Специально приподнял голову, что-то промычал, будто во сне, и снова свалился на подушку. Соседи затихли, потом Татьяна довольно громко сказала:

- Нет, никогда... Да, мы - в десятом и мне шестнадцать... Но это ничего не меняет... И не шуми, ты разбудил Жеку.

- Схожу прогуляюсь, голова что-то разболелась... - сказал Женька, поднимаясь с койки.

- Нет-нет, извини, - перебила его Татьяна, - я уже ухожу. А ты можешь меня проводить? - вдруг обратилась она к нему, - мама любит тебя, не будет ругать за поздний час...

- Да, я могу тебя проводить, - сказал обескураженный парень.

Они спустились по лестнице с веранды, клочья тумана цеплялись за мохнатые лапы елей, по дорожкам важно ходили первые галки, покрикивая и толкая друг друга, синички примерялись к деревянным половицам летних умывальников, где во влажной земле любили собираться дождевые черви. Девушка шла первой, Жека едва поспевал за ней. Когда до отдельно стоящего двухэтажного дома начальницы пионерлагеря оставалось метров двадцать, Татьяна остановилась, заговорила:

- Ты прости, я не хотела тебя обидеть... Но я люблю его, хотя он в грош меня не ставит. Ты не поймёшь, потому что никогда не любил, - она подошла вплотную к однокласснику, наклонилась и, поцеловав его в щёку, заплакала, - маме я скажу, что мы сидели с тобой на поляне... Прощай и забудь всё, что ты видел и слышал.

Женька обнял девушку, гладил худенькие плечи, ему так жалко было видеть её униженной и оскорблённой, что он невольно сказал:

- Если он не женится на тебя, скажи мне, я обязательно женюсь...

Татьяна побежала к дому и тут же скрылась в дверях, будто кто-то её ждал и впустил вовнутрь. На первом этаже загорелся свет, видимо, в кухне стали греть ужин, а, может, готовить ранний завтрак.

***

Павел умер в конце августа, накануне переклички в школе, куда обычно в один из дней до первого сентября приходят все ученики, чтобы пообщаться, вспомнить, что они одноклассники и что сильно скучали друг без друга. А за неделю до окончания в пионерлагере смены из города приехала машина, присланная отцом Пашки. Но Жека с Валеркой живым друга уже не застали, попали только на похороны. Семён Михайлович сказал, что сын ждал их, очень, несколько раз в день громко, во всю силу лёгких, пел "Тяжёлым басом гудит фугас...".

- Вот и не свиделись... - сказал Жека.

- На кой чёрт надо было нырять ночью с берега да ещё свечкой! - заметил с раздражением Валерка.

В 10-б объявился новый классный руководитель, длинный, тощий, в шикарном двубортном костюме в коричневый рубчик и кожаных ботинках баклажанового цвета. Он выглядел, как денди, звали его Анатолий Вадимович. Когда уже вдоволь наговорились у школы, пообщались с друзьями, он собрал весь класс полукругом, достал из внутреннего кармана пиджака сложенную вдвое тетрадку и начал знакомство, выкликивая фамилии. Назвал: "Евгений Петров". Жека ответил: "Здесь". И вдруг все услышали:

- Павел Рыгин...

Наступила гробовая тишина, у десятиклассников вытянулись лица. Минута, пошла вторая, молчание становилось невыносимым. Жека сказал:

- Павел погиб этим летом...

И ни с кем не прощаясь, пошёл по дороге, ведущей к школьным воротам и дальше - на проезжую улицу. За ним потянулись другие ребята...

Проголосуйте за это произведение

Copyright (c) "Русский переплет"