Рассказы
6 января 2020 года

Однолюбы

1.

Такса лежала на переднем сиденье машины. За рулём - молодая ещё женщина с серыми в синеву глазами и несколько припухлыми веками. Она смотрела на остренькую мордочку собаки: порода сказывалась на шерсти, гладкой, сверкающей в солнечных лучах тёмными подпалинами. Удивительно, но глаза собаки выражали мудрость и печаль.

Хозяйка машины легко вышла из приличной на вид иномарки, хотя и устаревшей модели, первой поцеловала седеющего, грузного мужчину с усами и в очках в старинной роговой оправе, одетого в джинсы и просторный модный свитер, потом обняла женщину небольшого роста с тонкими пшеничными волосами, живыми голубыми глазами, улыбающуюся белыми дорогими зубами.

- Вот, папа, полюбуйся... - сказала дочь, показывая на сиденье в машине, - ни имени не знаю, ни меток на ней нет, ни чипа в ушах. Ошейник я купила сегодня, видимо, старый сбросила моя незнакомка, но след на шее у неё остался. Сходила к знакомому ветеринару, тот отшутился: "даме" около двух лет, порода - "такса", не стерилизованная... Поэтому не знаю, что и делать: она не может жить у нас, ибо никто не знает, когда у неё будет течка и что тогда может произойти с моим биглем. А пока тот смотрит на неё, как на нахлебницу, но он королевских кровей, щедрый и воспитанный. Да и она что-то совсем не ест...

Отец взял таксу на руки: по деревенской улице шли четыре беспородных помеси, похожие на европейских овчарок только с отвислыми ушами. Видимо, предводителю он сказал:

- Рыжий, это моя собака... Фу! Для тебя она под запретом. Навсегда!

Крупный, почти с жёлтой шерстью пёс, с мощной шеей и коричневыми подпалинами на ушах и таким же фартуком на груди, сел на землю, ударил по ней хвостом раз-другой, стал ждать, когда человек подойдёт к нему.

- Настя, погладь его... - не успел договорить мужчина, как донёсся испуганный шёпот жены:

- Боже, упаси, Серёжа! Никогда не проси меня об этом. Я умру от страха...

- Тогда держи таксу, пока дочь отгонит машину на стоянку, я поговорю с бандитами, - мужчина, улыбаясь, передал собаку жене, подошёл к Рыжему. Присев на - корточки, обнял его за шею, сказал:

- Ты - мой друг! Приходи к обеду, получишь свою кость...

- Точно не тронут? - спросила дочь.

- Со мной - да. Но если выскочат на неё случайно, косточек не соберёшь...

- Боже мой, зачем же держите таких псов! - сказала она.

- Придут другие, в балках, у реки, несколько стай обитает, до семи - восьми штук в каждой, два помёта за год, посчитай, сколько их будет через пару лет? А эти - слава богу, уже свои, у них сарай в сторожке есть, там и живут. Они уже могут и дают отпор чужакам. Но своих собачек и кошек мы держим за заборами...

- Не знаю, ехала вас проведать перед отпуском, а привезла проблему... Короче, пап: я везде, где можно, дала объявления, в интернете мне уже предложили платный стационар для такс, но это "клетка" и дорого. Выручите, подЕржите у себя? Сколько можно: порода у неё на морде писана, думаю, хозяин быстро найдётся... Если нет, буду искать выход, хотя все наши сейчас в отпусках - лето. Свою оставляем у соседей, на даче, мы давно с ними такой график практикуем: месяц на месяц, два кобеля живут нормально. А эту собачку - просто жаль... Кстати, может, возьмёшь к себе? У тебя же были охотничьи, последний из них - спаниель - больше половины жизни прожил со мной, когда у тебя сердечко прихватило...

- Нет, дочь, это исключено и давай не будем обсуждать тему, которая ранит меня в самое сердце, ха-ха-хе-хе, - отец грустно засмеялся, - спасибо, что иногда с биглем даёшь погулять по лесу...

- Да ладно, пап, я понимаю... - дочь закончила разговор решительно, - ты - выручаешь, мама помогает тебе, после отпуска - пёсик, по любому, переходит ко мне.

За чаем с земляничным вареньем нового урожая дочь рассказала, как у магазина к ней подошла собачка, маленькая такая, худенькая, но совсем не боящаяся её охотничьего бигля, положила передние лапы женщине на колени и тихо заскулила. Дочь стала громко звать хозяина таксы, сколько ни кричала, никто из покупателей торгового центра не отозвался.

- Вот, бросили, гады, больного пса! - заключила раскрасневшаяся тётка в белом костюме, сшитом по количеству кармашков и оборочек, на подростка, - даже ошейник сняли, чтобы не достался чужому... Усыпить её надо, точно заразу несёт.

- Она могла и, скорее всего, сама стащила ошейник, - сказала дочь, не собираясь спорить с женщиной, - да и шерсть - в отличном состоянии...

- А награда за поимку пса бывает? - спросила тётка.

Та ответила, что деньги за любимцев хозяева готовы платить большие, и стала учить женщину, как и где развешивать объявления, чем кормить и где содержать собаку. Домой она пошла с биглем через полчаса после этого разговора, на светофоре оглянулась, обомлела: за ней семенила на маленьких кривых лапках, не нарушая границ приличия, такса. "Вот и надейся на дураков..." - подумала, приближаясь к своему дому. Консьержке строго-настрого запретила пускать собаку в подъезд, сказала, что иначе хозяева никогда не отыщут её, пусть уж лучше будет она на улице, на глазах.

До лифта женщину сопровождал вой, переходящий в лай. И в обратном порядке это повторялось минут пять, не меньше. Она так и не стала вызывать лифт, консьержка открыла входную дверь и впустила таксу. Та спокойно зашла в кабину, встала боком к охотничьей собаке и доехала до нужного этажа. Дома они ели с биглем в одном углу, правда, её миска осталась практически нетронутой. Потом грызли искусственные кости, дремали, спать улеглись, согласно привычкам: охотничья - в домике, такса - на диване, забившись в угол.

- Итак, - подвела итоги дочь, - зовут собаку - никак, вряд ли она больная, врач увидел бы даже при беглом осмотре. В инете и на углах всех остановок в округе я повесила объявления: найдена собака. Есть надежда, что скоро отыщется хозяин.

- Езжай, дочь, отдыхайте, мы подержим пса в деревне, не волнуйся, но телефоны укажи свои, переписку тоже веди сама. Я послежу за её здоровьем, но меня насторожило, что за двое суток она съела горстку сухого корма и почему вдруг тебя выбрала в хозяйки. Представь, что она нам учинит, как только ты уедешь отсюда?! - отец был, как всегда прямолинеен и категоричен, но к этому все привыкли, не обижались: так было проще потом решать непростые жизненные проблемы.

- Ты хочешь сказать, пап, что она однолюбка? А как же старые хозяева, почему она меня выбрала им на замену?

- Уверен, её хозяйка - одинокая женщина, наверное, пьющая, хотя и обеспеченная, может быть, большой пенсией за умершего мужа... - отец не фантазировал, он раздумывал, его интуиция редко подводила, - она выйдет из запоя и бросится искать свою собаку. И, думаю, с ней это бывало не раз...

- И такса решила поменять хозяйку, хи-хи-хи... - засмеялась тоненько мать, - не забивай голову девочке. А ты, Даша, слушай отца в пол-уха...

- Не скажи, мама, я помню ещё школьницей, как отец мог на станции перед электричкой увести от пьяного хозяина классического красавца - дога. Помнишь, папа? Тот спал на лавке, в стельку пьяный, а почти полутораметровый дог сторожил его покой. Люди обходили их по перрону за два метра. Отец сходил в соседний магазин, вернулся с большим пакетом со свежей рыбой. Приблизился к догу, разорвал пакет на асфальте, сказал:

- Поешь... А я пока посторожу твоего хозяина - и уселся на лавку, подвинув ноги пьяницы. Боже мой, как же была голодна собака: она заглатывала первых рыбин, не жуя. Потом отец сказал, типа того:

- Ну, что, наелся? Пойдёшь к нам жить? Тебя будут любить в семье... - и он направился вдоль забора, к выходу со станции. Дог пошёл за ним, только раз остановился, в раздумье, посмотрев на хозяина, и они скрылись за высоким забором. Пришла электричка, мы все отправились домой, а отец приехал часа через два. Сказал, что дога он вернул хозяину, растолкав того и надавав пендалей, на глазах собаки. То есть, если бы он захотел, то дог был бы, наверное, у нас в семье. Вот и однолюбы, и предавшие своих хозяев...

Такса осталась дома с женой, отец с дочкой поехали до шлагбаума, на прощание тот сказал:

- Это она тебя выбрала, что-то в этом есть... Но мне кажется, у неё какая-то большая болячка внутри. И её не смогла усыпить хозяйка, отпустила с миром...

- Папа, это жестоко. Это хуже, чем усыпить животное... Ведь болезнь может прогрессировать?

- Да, ты права... И узнаем мы это, когда вернётесь с отдыха. Тогда-то и сделаем глубокое обследование.

Жена почти ревела в голос, а такса выла так, лёжа у ворот на пузе и стараясь пролезть в небольшую щель у земли, что соседи стали собираться возле заборов. Собака хотела догнать свою хозяйку и быть с ней. Отец семейства, Сергей Сергеевич, взял её на руки, прижал к телу и что-то тихонько говорил в самое ухо: она, по мере удаления от ворот, затихала, к открытой веранде они подошли молча. На шезлонге лежал забытый плед, мужчина завернул в него таксу, сел на соседнее кресло и всё время держал ладонь на её голове. Собака закрыла глаза, тело её вздрагивало, лапы сводила лёгкая судорога...

2.

Они сидели с женой на открытой веранде, тихо разговаривая:

- Какая-то глупость происходит, - сказала та, - чужая собака, мы ничего не знаем о ней... Может, она больна смертельной болезнью, может, у неё инфекции, а может, она сумасшедшая? И не смотри, что мала да хила, так тяпнет, что сорок уколов схлопочешь в брюхо, - посмотрела на объёмный живот мужа, её начал разбирать смех, но, боясь разбудить гостью, она стала зажимать рот ладонями, - Серёжа, давай... хоть как-нибудь, хотя бы для себя... назовём её. Ясно, что не будет откликаться, но, может, и ничего, привыкнет. Ведь ей, как ни крути, тоже с нами жить надо. Назовём её Дуся: я помню, как ты рассказывал о своей первой собаке с такой же кличкой.

- Надо приготовить уголок под лестницей... - сказал Сергей Сергеевич жене, - принеси туда старый коврик, блюдце для воды, за кормовую миску сойдёт белая эмалированная пиалушка, она под столом на кухне. Я из неё поил молоком соседских котов и кошек, вот, смотри-ка, пригодилась... - он снова посмотрел на маленькую голову собаки, трогательно выглядывавшую из тёмно-синего в полоску тёплого пледа, - и поставь варить куру: если Дуся опять не будет есть, я насильно напою её бульоном...

- Это - экзекуция, - перебила его жена, - а нам надо понять, что она ест, чего - нет, что любит или нет...

- Вот только тогда, когда её вырвет после бульона, а этого не должно случиться с нормальным псом, мы поймём, больна она или нет, - мужчина непроизвольно топнул ногой по свежевыкрашенным половицам веранды, звук получился громким, собака вздрогнула и проснулась, повернула голову к новым хозяевам. А те застыли в ожидании: что предпримет животное. Такса неумело спрыгнула с кресла, постояла, рассматривая людей, заковыляла прямо к хозяйке. Подошла и смело положила передние лапы и голову ей на бедро.

- Ну вот, всё понятно, кого выбрала Дуся за хозяйку, - отец улыбался, покручивая ус, - я иду готовить ей уголок и все принадлежности. А вы - подружки, варите бульон, до этого кормить её пока не надо, пусть проголодается по-настоящему.

***

Дуся выбежала на бетонированную площадку для кессона, громко, породисто залаяла, увидев, что к противоположному от их дома внутреннему забору из редких, невысоких досок приближается человек. Сосед не знал о собаке, молча стоял, наверное, не надеясь, что кто-то выйдет во двор. Хозяин появился нескоро, на ходу натягивая просторный свитер. Заговорил громко, стараясь перекричать собаку:

- Иван Палыч, извини, тут дочь нам гостью подбросила на время своего отпуска, не знаем, как с чужими собаками управляться... Я, наверное, сейчас закрою её на кухне. Что-то случилось?

- Не стоит, Сергей Сергеич, - сосед улыбался, - самая чистоплотная порода - такса, умная, интеллигентная, у меня сын третье поколение их растит... Парадокс, породистый голос совершенно не соответствует этому тщедушному телу, ха-ха-ха-хее, - засмеялся сосед, - это тоже о чём-то говорит: услышишь за дверью, подумаешь, сейчас дог выскочит...

Хозяин собаки сказал тихо и властно: "Фу, Дуся!", такса вдруг замолчала, отошла в сторону, стала наблюдать за людьми. Отпустив мужчину метров на пять вперёд, она заковыляла следом за ним к соседскому забору.

- Вот посмотри, только не останавливайся, на ходу... - сосед пальцем показывал на собаку, - видишь, зад у неё заносит то влево, то вправо... Явное нарушение двигательных функций. Я не ветеринар, но всё же врач, тем более, сельский, насмотрелся на деревенских животных. Обычно такие симптомы появляются у них при онкологии или при поражении собачьей чумкой... Давно она у вас? Как ест, много ли пьёт, сколько может бегать и спать?

- Мне самому не нравится какая-то обречённость в её поведении... Не ест третьи сутки, пьёт много, меня не признаёт, ходит только за женой, с её руки может взять шарик сухого корма... И всё. Вчера я спринцовкой влил ей куриного бульона, большую дозу, хотелось, чтобы она взбодрилась, почувствовала вкус к еде. Не поверишь: рвота длилась больше часа, жалко смотреть, как её выворачивало. В детстве я схоронил двух собак, тяжёлые воспоминания... - хозяин таксы был крайне озабочен своей подопечной.

- Ветлечебницы у нас в округе нет, - сказал сосед, - до райцентра - только два автобуса ходят, путь неблизкий. Да и там какой-то пройдоха на базе ветеринарного пункта открыл коммерческую клинику, но он, по-моему, такой же ветеринар, как я пианист филармонии... Пойдём ко мне, найду его телефон, позвоним, узнаем, что да как. Но чувствую, собака сама уже понимает, что она больна и, скорее всего, безнадёжно...

С соседом - тоже пенсионером, Сергей Сергеевич прожил рядом десять лет, делили заботы деревенской жизни, помогали друг другу по хозяйству. Живности не держали: собак и кошек не было в доме ни у того, ни у другого. Сергей Сергеевич долго выкарабкивался после инфаркта, а Иван Павлович после смерти жены - жил один, ни с кем не общался, частенько выпивал, дети, сын и дочь, появлялись у отца далеко не каждый год. Его регулярно навещала женщина - сторож соседнего пионерлагеря, иногда готовила обед, стирала, прибирала в комнатах большого кирпичного дома. Скорее всего, она и разделяла с ним постоянный, но вполне умеренный приём вина. "Кто сейчас не пьёт в деревне? - переспросила жену Сергея Сергеевича продавец частного сельмага, - не пьют - единицы и то те, кто приехал из города, сам строится или нанят фермерами. Те пашут по шестнадцать часов в сутки, чтобы подзаработать за лето..."

Мужчина и собака прошли через отодвинутые штакетины в заборе, мимо бани из добротного бруса, стройного ряда сосен, нескольких низеньких, но широких кадушек, в которых росли лук, чеснок, укроп и даже земляника, затем - через кусты рябины и смородины. Везде - чистота и порядок, трава скошена, дорожки из плиток вылизаны будто пылесосом. Сергей Сергеевич сел на ступеньки высокого крыльца, такса прилегла рядом, положив голову на кривые лапки. Сосед долго копался в доме, наконец, вышел с жостовским подносом, на котором стояли в пол-литровом графинчике домашняя настойка из черноплодной рябины, блюдо с солёными огурцами, на салфетке - чёрный хлеб и горка какого-то сыра, жёлтого, ноздреватого, порезанного наспех, крупными неровными кусками. В уголочке лежала местная газета, в ней, видимо, и был напечатан номер телефона ветпункта. Хозяин дома поставил поднос на журнальный столик, попросил мобильник у Сергея Сергеевича, набрал номер телефона, указанного в газете, говорил долго, выпытывая что-то у собеседника и пугая его медицинскими терминами. Наконец, отключил телефон, пригласил соседа к столу, сказал:

- На дом они не выезжают, нет ни сил, ни транспорта. По моим рассказам, он предположил, что у собаки чумка, наверное, в последней стадии, но не исключил и онкологию... Шанс спасти её - минимальный, из десяти - выживают одна-две, но с дефектами: отнимаются задние ноги, они не могут держать голову, ну и так далее, не буду перечислять. Предложил усыпить собаку, чтобы она не мучилась, но, опять же, надо ехать в райцентр, цена укола - небольшая, плюс утилизация животного... В общем, - сосед посмотрел на - таксу, - как зовут-то это милое создание?

- Дуся, - сказал, не сразу, Сергей Сергеевич, - так звали мою первую дворняжку. И опять собачья чума, закольцевал я жизнь от начала и до конца...

- Да ладно хандрить, Сергей, - Иван Павлович говорил, искренне сочувствуя горю и понимая, как нехорошо на душе у соседа, - давай выпьем за здоровье твоей Дуси, а? Не дёргайся, пусть поживёт она, сколько поживёт, места много, двор, что футбольное поле, обойдёмся без белых халатов и уколов эвтаназии, а? - такая вот манера разговаривать была у бывшего сельского врача. Вроде бы не он выносит решение, а то и приговор, а советуется, делит ответственность за самое дорогое на свете - за жизнь.

- Выпьем, но ты - врач, знаешь, что мне лучше не пить...

- Это, конечно, не коньяк, который я советую тебе принимать по рюмке в день, перед обедом... Но чистейший спирт да на черноплодке - стоит дороже любого французского изыска.

Когда выпили по второй стопке, закусили огурчиками и сыром, Иван Павлович вдруг наклонился к таксе, подхватил её на руки, положил на колени. Она не сопротивлялась, даже не пикнула, потянулась к нему мордочкой, лизнула руку. Тогда он налил настойки в стопку, окунул туда палец и подсунул его под нос собаке. Та стала осторожно слизывать спирт с пальца, остановилась, посмотрела в глаза мужчине, который назидательным тоном заключил:

- Собаки - наше отражение, лучше зеркала... Видимо, хозяева у неё попивали, за компанию и собачке перепадало. Смотри, Серёга, она не отворачивает мордочку, она ещё не прочь лизнуть...

- Я уже говорил дочери, что она могла жить у запойной, но богатой хозяйки, которая получает пенсию за умершего мужа. Тогда всё объяснимо: почему собака не пугается водки, почему не прошла прививки в ветлечебнице, и все другие почему... Ну что, Иван, мне поить её водкой, чтобы облегчить страдания? Глупость какая-то получается, несуразица...

- А ты не спеши с выводами, понаблюдай, хуже ей уже не будет, а страдания ты здорово облегчишь.

- И это говорит врач? Ёлки-палки...

- Не трогай эту тему, Серёжа, не надо. Я уже не живу после смерти Симы, так, доживаю, существую, когда всё идёт по инерции... Так мне легче, поверь. Ни детей, ни внуков не вижу, хотя зовут к себе, особенно дочь, там сын у неё - уже студент медвуза, в деда пошёл, говорят, мол, традиции блюдём. А приехать к отцу - не хотят, вернее, не могут: мои дочь и сын боятся столкнуться друг с другом, почти двадцать лет они не разговаривают. Я виноват, каюсь, отправил их на учёбу в город и не доглядел: там что-то произошло. Мне не говорят, звонят редко да по телефону разве скажешь...

Сергей Сергеевич вроде бы внимательно слушал соседа, но его взгляд ушёл куда-то внутрь себя, он почти не реагировал на голос, чуть покачивая головой в такт своим думам и мыслям. "Конечно, дело не в приблудшей собаке, - рассуждал он сам с собой, - хотя жалко любую жизнь. Мы-то, однолюбы, кому будем нужны, когда вот так, как Иван, останемся одни? Не дай бог, Настя уйдёт раньше меня, что я-то буду делать на этом свете, что? И кому буду нужен тогда, детям, внукам? Сам вижу, как и сосед, раз-два в год это новое, непонятное мне поколение. Но ведь так живут теперь миллионы семей, нет, в городах уж точно, больших и единых, на несколько поколений, близких родственников. Нас тоже у мамы было пятеро, один за другим кончали школу, уезжали учиться, работать по распределению. И всё, считай, виделись все вместе от случая к случаю. Или, не дай бог, на похоронах... А кстати, выйдет ли без меня ещё раз замуж жена? Ведь мы прожили почти пятьдесят лет, студентами по большой любви поженились, всё пережили: и пору цветения, и зиму, не было только лжи в наших отношениях. Я вот точно - однолюб, так и скукожусь один, никого не пущу в свой мир, брезглив слишком, очевидно, мои недостатки и слабости может знать только один человек - моя жена..."

Домой их забрала Анастасия Петровна: и нетрезвого мужа, и собаку. Она пошла на штурм соседского забора, как заправский омоновец, но по дороге всё же успела отметить чистоту и порядок во дворе Ивана Павловича, смягчила сердце и к крыльцу дома подошла почти успокоенная, улыбаясь:

- Чтой-то тут, мои дорогие, поделывают? И у кого это сердечко не на месте, что водочкой его лечит... Да в присутствии врача? Иван Палыч, ну к кому мне бежать, не дай бог, что случится? Ай-ай-ай, мужики, а ещё с высшим образованием... И Дуся с вами, на коленях примостилась, помалкивает, небось, сыром накормили? Забыла, как тебя с бульона выворачивало?

- Анастасия Петровна, всё под медицинским наблюдением и даже контролем, - чётко, по-военному доложил отставной врач, - обсудили ситуацию с Дусей, проконсультировались с райветлечебницей, нам предложили её умертвить... Это мы знали и без светил районного масштаба. Решили: пусть живёт, сколько потянет, на свободе. Рекомендации: в воду будем добавлять несколько капель спирта, у меня есть, дам мензурку. Дуся - к нему привыкшая, а там посмотрим. А сейчас - прошу вас к столу, домашняя настоечка - черноплодка, в городе такой не найдёте, рюмка - соколом летит, не успеете поднести ко рту. Рекомендую перед обедом, хотя знаю, будете ругаться за Серёжу. Но это жизнь, такая она, увы, уж пусть он расслабится под моим контролем, чем сам напьётся...

- Типун вам на язык, доктор, тьфу-тьфу, он уж скоро двадцать лет на диете. Но рюмку выпью, ха-ха-хии, - залилась тоненьким смехом женщина, - чтоб вам меньше досталось...

***

Четвёртый день своей жизни у новых хозяев Дуся ещё иногда ходила по двору, но её мотало на ветру, кожа обвисла, лапы почти не держали тельце. Хотя сосед-доктор в одном оказался прав: её перестало рвать - выворачивать наизнанку. После воды с каплями спирта она могла на улице справлять свою нужду, иногда - проверяла голосовые связки. Но всё больше лежала на широкой тахте на первом этаже дома: подниматься по лестнице на второй этаж у неё уже не было сил.

Глубокой ночью Сергей Сергеевич проснулся от тихого поскуливания: он знал, что собака на первом этаже, здесь, в спальне, её не должно было быть. Включив ночник, он надел халат и вышел на площадку с перилами: Дуся лежала на ступеньках лестницы, не сумев преодолеть три последние из них. Лампа залила площадку светом, он наклонился, такса смотрела ему в лицо, не отводя глаз.

- Ну, что ты, Дуся? Почему не спишь внизу, там тепло и уютно... Тебе плохо? Я знаю. Хочешь попить водички? - он поднял её на руки и занёс в спальню, положил на коврик, - полежи здесь. Сейчас я принесу тебе попить.

На кухне он налил в блюдце кипятку из термопота, влил туда немного спирта, разбавил смесь холодной водой. Принюхался: вода ничем не пахла. Поднялся на второй этаж, увидел, что собака лежит на кровати в ногах: как она туда забралась - уму непостижимо. "Вот тебе и распределили роли, - подумал он. Жена специально спит на первом этаже, на низкой тахте, чтобы Дуся могла легко к ней забраться, - что же мне с ней делать? Пусть лежит, раз затихла, значит, ей полегчало". Он поставил блюдце на пол, рядом с кроватью, выключил свет, лёг, укрылся одеялом. Вдруг почувствовал, как по матрасу что-то движется. В окно светила полная луна, было видно, как Дуся, перебирая лапками, потихоньку ползёт к нему. Она затихла только тогда, когда полностью спряталась под тёплым боком хозяина. Сергей Сергеевич вынул руку из-под одеяла, накрыл ладонью голову таксе и уснул тут же: бессонные ночи сказались на его состоянии, но всё же ему показалось, что он слышал во сне, как собака сползла с кровати и жадно пила воду из блюдца...

Суббота не принесла облегчения таксе: нос сухой, веки на глазах покрылись лёгкой корочкой. Жена протёрла засохший гной разбавленной перекисью водорода, она теперь уже и сама, хотя и критиковала мужчин, и даже ругала, наливала в блюдце капельку спирта. Дуся не уходила с веранды, лежала на досках, которые нагрелись на солнце, ветерок через балясины обдувал её маленькое тельце. По ногам и низу живота собаки то и дело пробегала мелкая дрожь, и когда она открывала глаза, то хозяева видели в них невероятную печаль. Им самим было так тоскливо и грустно, что Анастасия Петровна не раз прикладывала платок к глазам.

После обеда, который прошёл здесь же на веранде в полном молчании, забежал на минутку сосед. Иван Павлович сказал, что за ним приехала машина, едет в село Константиново, к больному, там живёт его старый друг, зоотехник, могу, мол, показать ему Дусю. Сергей Сергеевич был не против, но жена сказала, что это - уже пустое занятие и что, мол, собаку мы потеряли, надо смотреть правде в глаза. Сосед, на удивление, легко согласился с таким утверждением, предостерёг, правда: вечером не хороните, плохая примета - хоронить при луне.

На ночь жена уложила Дусю к себе на тахту, в ноги. Та, бедная, уже не стала даже пить воду со спиртом, и Анастасия Петровна поставила ей родниковой, которую собака лакала сидя, не могла стоять на четырёх лапах. Муж предложил лечь вместе с ними, но жена выпроводила его на второй этаж, сказав:

- Отдохни хоть ты. Днём меня подменишь...

А глубокой ночью, часа в два, хозяин опять услышал шорохи и шевеления на лестнице. Включил ночник, поднял лежащую на досках собаку, принёс её в кровать. Было непонятно, откуда у неё берутся силы? Чтобы не задавить её ночью, он положил её в ногах. Не тут-то было: Дуся опять доползла до бока, голову засунула ему прямо под живот. Вроде бы так и уснула, за ней задремал и мужчина. Проснулся рано, в первых лучах яркого солнца, пробивающихся сквозь портьеры, увидел страшную картину: такса лежала на боку, глаза в серо-сизой поволоке полуоткрыты, кончик языка высунулся изо рта, тело вытянулось, показалось, что оно в полтора раза длиннее, чем было раньше. На боку чётко выпирали кости грудной клетки. "Ну вот, отмучилась..." - подумал он, вроде бы даже сказал какие-то слова, но смерть собаки так захлестнула его, а ком подступил к горлу настолько реально, что он не смог бы вспомнить сейчас, что он сказал в ту минуту. Он положил тело собаки на коврик, лежавший на полу, закатал его в рулон, взял свёрток под мышки и прямо в трусах направился к лестнице. У границы верхней доски лежал жёсткий пластмассовый зелёный шарик, который жена засовывала в стиральную машину и которым ещё успела поиграть Дуся. Как он оказался в это утро на втором этаже, мужчина не смог бы ответить.

Жена тихо, словно по покойнику, плакала, потом принесла из сарая большую коробку из-под косилки, постелила в неё чистую простыню, свесив концы на стенках картона, сказала, что она готова к захоронению. Сергей Сергеевич вместе с ней, хотя и сам мог бы это сделать, без помощников, уложили собаку в коробку, плотно закрыв её белой тканью, чтобы земля не попала на тело, поставили груз на двухколёсную тележку, прихватили сапёрную лопату и поехали в ближайший лес.

Теперь эту ничем не приметную поляну на краю оврага, где по весне даже видели семейку кабанов, они стали называть "Дусина балка". Холмик на могиле не делали, побоялись разговоров о собачьей чуме. Рядом посадили молодую рябину на два ствола, соединённых одним корневищем...

***

- Она умерла, своей смертью... - молодая женщина шептала эти слова, и слёзы бежали по её щекам, - может, она так и хотела? Может, поэтому и сбежала от хозяев? Ах, боже мой, папа... Почему ты не поехал в ветлечебницу, не вызвал врача на дом? Понимаю, это дорого, но я бы всё оплатила... - они сидели на открытой веранде, отец и мать в мягких шезлонгах, дочь - на стуле у круглого пластмассового стола, пытаясь разлить кофе по чашкам, но у неё не получалось, пальцы дрожали, медная турка стучала о фарфор.

- Даша, подумай, что ты говоришь отцу? - мать задохнулась от возмущения, попыталась встать из глубокого шезлонга, но сходу у неё не получилось, и она, смущённая и немного растерявшаяся от своей беспомощности, добавила, - Дуся умерла у нас на руках... Она будто уснула, тихая и умиротворённая. Но папа оказался прав: она была смертельно больна и знала о своём конце. Мы почувствовали это сразу, на следующий после твоего отъезда день...

- Дуся... - дочь не смогла скрыть своего раздражения, - откуда появилась эта дурацкая кличка? Дуся...

- У папы, когда он был мальчиком, первую собаку, дворняжку, звали, между прочим, Дуся. Её любил весь двор. Помнишь, он рассказывал об этом? И та умерла, заразившись чумой: тогда прививки делали только служебным собакам...

Отец не раздражался, спокойно смотрел на женщин, грустно улыбался: он помнил разговор, состоявший месяц назад, когда дочь, уезжая на море, просила приглядеть за собачкой, потерявшей своих хозяев и случайно прибившейся к ней. Даже сказал тогда, что в глухих углах усадьбы много дыр, но он не собирается их забивать и держать собаку в клетке: она не попугай. "Ну, как будет, так и будет: никто не держит её, - ответила дочь, не задумываясь, - в конце концов, она сама пошла за нами. А могла ведь и к другим прибиться..." А сейчас дочь плачет, подумал отец, но он понимал её душевное состояние, оправдывая и слёзы, и даже истерику. Ему самому становилось не по себе, когда вспоминал несколько дней, проведённых вместе со странной собакой...

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

342444  2020-04-30 11:10:33 Владимир Липунов - "Пришла новость: с рассказом "Однолюбы", который впервые был опубликован в журнале "РП", я попал в финалисты национальной литературной премии "Писатель года - 2019". Торжества по определению лауреатов и вручению наград с 22 мая перенесли на... Придётся ждать, но всё равно - приятно, финалистов-не так много, все, в основном, из сетевых литжурналов, что является несомненным преимуществом для общения с читателями."

Copyright (c) "Русский переплет"