|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Рассказы
7 апреля
2024 года
Мраморная
лестница
Вечером вдруг позвонила старая подруга семьи Ванюшиных,
Неля
Тарасова, в прошлом секретарь комсомола области, ставшая
"старостой"
бывших вожаков молодёжи. Она так и не вышла замуж, переехала после
"перестройки" в маленький городок, к маме, на постоянное место
жительства. Не захотела бегать по улицам с плакатами и от имени активных
граждан добиваться лучшей жизни для народа. Она знала, как живут люди на
предприятиях её родного пищепрома, поскольку много
лет после комсомола была председателем их профсоюза. Нелли Петровна,
обращаясь
к главе семейства, начала почти официальным тоном:
- Александр Григорич, ты
безработный, я знаю... Мне звонил мой знакомый, он сейчас в замах у одного
бывшего партийного товарища, правда, со скандальной репутацией. Тот принял
капитализм
за чистую монету, успев урвать структуру по
импорту-экспорту спортинвентаря. Что это такое - я не знаю, но знакомый
говорит, что помнит тебя, видел на подготовке какого-то мероприятия мирового
уровня... Так вот: им нужен управделами...
- Управдом... - Мягко перебил её Александр Григорьевич. -
Так, Неличка, дожил я, спасибо... Приглашают
завхозом
в ширли-мырли.
- Ведь ты уже давно безработный? Ты лучше подумай о
детях, о
Маше, в конце концов... Время щас такое. Надо
выжить,
чтобы прокормить семью... В общем, я сказала, Саша, а ты думай сам. Дай
трубку
жене, хочу с ней поговорить. На всякий случай, надиктую ей телефон.
Ванюшин вышел на кухню, стал смотреть в окно на тревожное
чернильно-грязное небо с алой подцветкой по краям от огней большого города.
Думал о том, что скоро праздник, новый год, и он встретит его безработным,
окончательно и бесповоротно. В той самой стране, где был молодёжным лидером,
депутатом, потом - чиновником в правительстве, руководившим подготовкой
олимпийских игр. Наконец, в той самой стране, которой он отдал всего себя,
без
остатка. После "перестройки" и исчезновения Союза прошло не так уж
много времени, но жизнь Александра Григорьевича пошла вразнос. В
секретариате
премьер-министра, попавшего за решётку в тюрьму, ему сказали: надо искать
работу, аппарат совмина ликвидируется. Можете
протянуть ещё полгода, не больше, но в новую структуру вряд ли вас возьмут,
там
своих хватает. И что прикажите делать, когда надо дочь тянуть до выпускного
класса? С сыном - проще, вот-вот окончит военное училище, будет служить
офицером. Хорошо ещё, жена оказалось умницей: почувствовав надвигающуюся на
всех беду, переквалифицировалась из библиотекаря в финансиста и с новыми
подружками по курсам переподготовки тихо переползла в приличный банк.
Ему было неудобно и стыдно за свою беспомощность,
поэтому,
встав рано утром, когда жена и дочь ещё спали, не завтракая, он уходил будто
бы
на работу. Обошёл все известные ему госструктуры, везде царили неразбериха и
откровенный бардак, кадровики вообще не хотели разговаривать о работе, тем
более, о номенклатурных должностях. Так, волей-неволей, кормилицей семьи
теперь
становилась Мария Юрьевна, его жена.
Правда, к тому времени Маша уже негласно была главным
человеком в своём небольшом семействе, где прибавилась дочь, но, не ужившись
с
невесткой, выбыла свекровь, переехав жить к старшему сыну. Пользуясь
положением
и возможностями жены номенклатурного работника, входившего в бюро обкома
партии, Мария сумела создать уют в огромной квартире престижного дома,
расположенного
в тихом уголке центра города. Все жизненные вопросы она решала сама,
поскольку
семья видела отца урывками, даже в выходные и праздничные дни, как правило,
проходили массовые мероприятия с участием молодёжи, поэтому их лидера чаще
всего можно было видеть в двух десятках довольно крупных и развитых
промышленных городах региона. И все руководители понимали, кого они
принимают и
кого он представляет "там, на верху": собирающийся на пенсию
правитель области нередко называл Александра "сынок".
Высокий, крупного сложения, с искренней при разговоре с
людьми улыбкой на лице, "сынок" располагал к себе окружающих. Голос у него
был
приятного тембра, а дикция, поставленная в школе-студии Дворца пионеров, где
он
занимался несколько лет, играя в детских спектаклях, настраивала слушателей
на
длительное внимание. Среди молодёжи многие знали, как хорошо умеет читать
стихи
их лидер, а на застольях - с душой и огоньком поёт народные и комсомольские
песни. И никогда не видели его в компании не только пьяным, но даже сильно
захмелевшим: он терпеть не мог запойных людей, отказывался от дружбы с теми,
кто не хотел остановиться. Но не был и жестоким к человеческим судьбам,
давал
людям шанс осознать свои ошибки, чтобы исправиться. И все знали, как
ненавидит
он "кумовство и связи".
Наверное, поэтому на Марию Юрьевну искали выходы многие
руководители, на приёмах и вечерах стремились лично познакомиться с ней,
пожать
руку, сказать комплименты. А сказать было что: чуть выше среднего роста, с
точёной фигурой, она покоряла мужчин лёгкостью общения, безупречно модными
причёсками из тёмно-каштановых волос, свежей молодостью лица и прекрасной
белозубой улыбкой. Всё это богатство досталось её от мамы, жены советского
офицера, не успевавшей устроиться на работу, как мужа снова и снова
отправляли
на новые места службы. Так и просидела всю жизнь дома, воспитывая троих
детей и
неся большую общественную нагрузку, как бессменный председатель женсоветов
военных гарнизонов.
Легко можно поверить Марии, как не хотелось ей переезжать
на
новое место работы мужа, в столицу. За почти десятилетие относительно
спокойной, по меркам функционеров, работы супруга в промышленно-развитой
области, наладились хорошие связи между людьми, волей-неволей она стала
лидером
семейного круга тех, кто непосредственно контачил с молодёжью. Особые
отношения
сложились с семьями офицеров и моряков военного флота, изнурённых серыми
буднями жизни в маленьких гарнизонах: те были самыми желанными гостями в
квартире Ванюшиных. Но притом Александр Григорьевич даже не знал, что жена
распределила сына после окончания военного училища с близкой перспективой
служить поближе к дому. А ей и нужно-то было всего лишь
"пошептаться"
с женой одного из генералов погранвойск.
А вот учёба у дочери в столичной школе с английским
языком
не заладилась с самого начала, и Мария весь год
просидела с ней дома, чему был несказанно рад Александр, набиравший по сто
сорок дней в командировках за год. А когда, наконец, в совмине
его назначили куратором всего спорта, то стало полегче
во всех отношениях: и финансово, и по возможностям номенклатурных связей, и
по
свободному времени. Иван, их сын, успешно служил на северо-западной границе,
стал замначальника погранзаставы. Но поступать в
академию или переводиться на службу в столицу категорически отказывался,
женился, молодая семья завела добермана по кличке Норд. Мама Маша переживала
за
внуков, но их детки не спешили, виделись с родителями каждый год, и внешне
всё
казалось у них стабильным и нормальным.
После консультации у столичных ветеринаров упросили
Александра Григорьевича привезти им собаку на заставу. Взяв часть отпуска на
работе, он возвращался с Нордом в вагоне СВ, на
такой
шаг его надоумили собаководы-профессионалы, благо, ехать надо было всего-то
чуть больше суток. Но стыда Александр натерпелся с избытком, возле купе
невозможно было пройти: собака, видимо, от стресса постоянно пускала газы,
мочилась, где попало и когда ей вздумается, ночью громко выла на весь вагон.
Две проводницы умирали от страха и оттого, что разрешили ненормальной собаке
ехать вместе с людьми, да ещё и в вагоне СВ. Ждали жалоб пассажиров,
комиссию
по прибытии в пункт назначения или, не дай бог, покусанных соседей по
вагону.
Но когда на вокзале пассажиры увидели горячую встречу молодого офицера и
добермана, многие пустили слезу, жали Александру Григорьевичу руку, хвалили
за
воспитание чуткого и доброго по отношению к животным сына.
***
Трёхэтажный особняк начала 20-го века, блекло-голубого
цвета
с колоннами, был пристройкой или флигелем, притулившимся к современному
бетонному зданию в шесть этажей. Вывеска на фасаде перед центральным входом
ни
о чём не говорила, были обозначены лишь спортсвязи
с
зарубежными странами, хотя принадлежность к госкомспорту
всё же присутствовала. "Опытные функционеры, - подумал о хозяевах
Александр Григорьевич, - о "крыше госучреждения" не забыли
позаботиться. Что ж, это похвально, делает им честь..."
В просторном фойе стояла сторожевая будка с обзором в 360
градусов, из неё на Ванюшина смотрел в упор
немолодой
охранник. Гость вынул паспорт, показал его в окно, назвал фамилию замруководителя фирмы. Сверив записи
по
журналу, охранник сказал:
- Лестница в работе, пройдите под неё, там два лифта,
заходите в левый, чётный по номерам. И вперёд, на
четвёртый
этаж...
Александр повернулся к лестнице, увидел, как мощно и
фундаментально была задумана эта красавица, уже вместившая в себя пару
десятков
ступенек из бледно-розового мрамора с едва заметными коричневыми прожилками.
Ступени основательно лежали на бетонных сваях, скреплённых чугунными
балками,
переходящими в узорчатые пролёты-стенки и заканчивающиеся круглыми перилами.
"Всё дышит роскошью и большими деньгами", - подумал гость,
невольно
улыбнулся и стал обходить стройку, чтобы попасть на лифт с левой стороны.
На четвёртом этаже, в приёмной, его не задержали ни на
минуту, он предстал перед едва знакомым бывшим генералом МВД, переодетым в
гражданский костюм из дорогой ткани тёмно-кофейного цвета, в рубчик. Тот
заговорил бодрым голосом:
- Рад лично познакомиться, дорогой Александр Григорич! Не смотри на меня так пристально: да это я,
тот
самый, генерал Щёткин, кто работал с
небезызвестным
зятем генсека, с которым у тебя были совместные э-э-э... мероприятия, ха-ха-хеех. - Он засмеялся одним ртом, глаза были
застывшими, настороженными. - Мы все помним олимпиаду 80-х, твоё кураторство
от
имени совмина всех заинтересованных органов.
Смотрите, мир, оказывается, тесен, вот и снова встретились. И опять на
спортивной площадке... Только теперь я буду предлагать тебе работу
и спрашивать с тебя за её исполнение. А, какова жизнь бывает? Бывает,
бывает...
У меня в охране сейчас три полковника МВД в отставке, ничего, привыкли,
деньги
ведь с неба не падают, их надо или найти-достать, или заработать. Второе -
по-советски,
нам более привычное в повседневной жизни. А первое в этом раскладе оставим
людям, типа моего нынешнего начальника, который нашёл-таки жилу, сумел её
окучить. А мы ему, по мере сил, будем помогать. Что скажешь?
Александр довольно долго молчал, смотрел в глаза Щёткина, пока не увидел перед собой того самого
суетливого
человека при зяте генсека, который готов был распластаться на полу перед
своим
солидным начальником, генерал-полковником с орденскими планками на полгруди
(откуда столько наград, ему и было-то всего сорок, служил охранником в
тюрьмах). Но запомнился не помощник, а сам начальник, так весело, по его
собственной оценке, отреагировавший на решение США не принимать участия в
олимпиаде. Он вдруг громко пропел-продекламировал: /"Один американец,/
Засунул в ж... палец/ И вытащил оттуда/ Г... четыре
пуда"/
Ладонями, как заправский танцор, прошёлся от груди до
ляжек,
потом вдруг засунул большой палец правой руки в рот и с громким хлопком
вытащил
его из-за щеки. Присутствовавшие на совещании десятка два очень солидных
людей
замерли в ожидании, не зная, что им делать и как реагировать. Положение спас
Щёткин, сидевший в группе помощников в сторонке от
большого
стола комиссии: он так громко, до слёз, захохотал, что все, глядя на него,
тоже
начали смеяться.
- Вижу, по глазам: вспомнил и меня, и мово
начальника... Да, жизнь жестокая штука. Никто он сейчас и зовут его никак. А
ведь по щелчку его пальцев давали людям награды, звания и должности. Только
меня, су..., промурыжил с генеральскими погонами. Кто бы мог подумать? Кто
бы
подумал, какой стресс я пережил, врагу не пожелаешь. Ну, соловья, как
говорят... Что скажешь?
- Ничего не знаю про вашу организацию, информации нет
даже в
новом совмине. Так, кто-то, что-то с миру по
нитке,
говорили...
- Это всё выдаст тебе начкадрами,
он этажом ниже расположен. Тут главное в другом: тебя такая команда, как я, мой начальник - бывший
первый крайкома партии, ещё два его зама, спецы по финансам и внешторгу, устраивают? Тогда мы сработаемся. С нами
будут
сотрудничать крупнейшие спортфирмы запада,
гарантированно. Мы будем предлагать миру наши полуфабрикаты, лес, ткани,
кожу,
чёрта-дьявола... И т.д., и т.п. А они будут доставлять нам спортинвентарь.
Всё
готово, механизмы отработаны, все ждут "Часа икс". А я, как зам по
хозчасти, буду работать непосредственно с тобой, управляющим делами нашей
компании. Вот Саша, в чём суть нашего с тобой принципиального разговора. Шеф
о
тебе знает, замы - тоже, он сказал, чтобы я не упускал тебя ни на минуту,
оформлял все документы и, с богом, в большое плавание...
***
Шёл по центру города пешком, возле "Ленинки"
и Манежа не мог не остановиться у книжного развала, удивился: такие солидные
люди, учёные, наверное, профессора разложили на бордюрах и у входа в метро
свой
"товар". Господи, чего там только не было: книги от Карамзина и
Лубка
19 века до космоса и эротики. Кругом шныряли прыткие молодчики, доставали
какие-то фолианты из рюкзаков, рядом - предлагали поменять доллары, купить
кружку чая из домашнего термоса. И все разговоры от книг переходили к
деньгам:
тысячная инфляция, уничтожение рубля...
"Как жить людям, кормить семьи? Где экономика,
производство, рабочие места... - Александр старался не думать об этом, но
мысли
не отпускали ни днём, ни ночью. - Страна оказалось в капкане сотни - другой
людей, тех, кому несколько лет назад побрезговал бы руку подать при
встрече..." Один из деятелей "демволны"
прихватил все общественные туалеты, от чего стало полное безобразие с
чистотой
и порядком в городе, но зато появилась "оплата за вход" в сортир. Второй - собрал в кулак
фотоателье, прачечные, парикмахерские, переименовал название
"баня"
на "сауна" с круглосуточным обслуживанием, чем тебе не платный
бордель. Знакомый финансист из бывшего совмина сказал: эти ребятки - не промах, жди, не
сегодня-завтра объявят об открытии своих собственных банков, и это - не
мелочёвка, сотни миллионов долларов в обороте."
О новой работе Александр толком ничего не узнал, понял
лишь,
что эта фирма, "купи-продай", негласно пристёгнута к процветающей
компании
"Замороженные продукты", занимающейся торговлей куриными окорочками ("ножки Буша") и раскрученной
настолько, что её обороты составляют несколько миллиардов долларов. Профиль
"дочки", тем не менее, был обозначен: поставка из-за границы
спорттоваров в обмен на то, что плохо лежит в умирающей стране. Речь шла о
лесе, грибах, ягодах и берёзовом соке (сезонно), о цветных ситцах и
необработанной коже, о валенках, дистиллированной и питьевой воде из
источников... В принципе, ничего нового, тем более, криминального, Александр
не
узнал и не почувствовал. Таких фирм, по сведениям спецов,
опять же из старого совмина, наплодилось сейчас
тысячи. Сказали даже, что специально создают агентства для
придумыванию им названий - ярких, броских,
запоминающихся. С зарплатой, Щёткин задумался, но
тут
же объяснил свою спланированную заминку тем, что пока, мол, компания не
работающая, поэтому по деньгам всё предельно скромно. Но сразу и предложил
вариант выхода из положения: можно брать сутки через двое для дежурства в
охране, и добавил бодро:
- Так поступают почти все начальники отделов компании и
западло не считают, а кому
престиж
важен - дежурят только по ночам, подменяя друг друга...
Когда Александр обозначил в разговоре с женой возможную
сумму будущей зарплаты, она заулыбалась, сказала:
- Ну вот, слава богу, ты меня и обогнал. Но у мня есть база роста, скоро откроются вакансии начподотделов, тут уж я тебя точно обставлю... - Но,
увидев, как взглянул на неё муж, смутилась. - Прости-прости, что-то мы
только о
деньгах. Но ведь жить надо, дочь выросла, сыну и мамам надо помогать, хоть
иногда. Ты этого не касаешься, а я делаю регулярно.
- Да нет, что ты. Это ты прости меня, втянул в денежную
петлю. Давай так договоримся: я договор подпишу, но только на год, с правом
пролонгации, но с моего письменного согласия. А по сути - всё равно время
уходит на поиск работы и ожидания. Знакомые по Совмину - в дрёме или в
"Империалах", "Мостах", "Сибурах"
и т.д. Настоящие друзья мои - безработные. И не потому, что нет вакансий. Не
хотят марать добрые имена. А в госструктурах - идёт поголовно чистка и
неприкрытое надругательство над бывшими профессиональными руководителями.
Управделами в новом совмине - девица, любовница,
скажу, не поверишь, кого...
- Не надо, Саша, не говори. Я рада, что ты успокоился,
хотя
бы пока, более менее, стал чувствовать себя
человеком.
Ведь я боялась лишний раз подойти к тебе, обнять,
поцеловать.
Она прижалась к его груди, каштановые волосы пахли
свежестью, чем-то далёким, почти забытым, и от волнения он не заметил, как
глаза стали мокрыми. Так и стояли, не отпуская друг друга...
***
О "кухне" управделами в компании толком никто
ничего не знал и не понимал, с чем это всё едят. Александру Григорьевичу
пришлось наладить старые контакты, встретиться с бывшим сотрудником совмина по данному профилю, просидеть с ним в кафе почти
два часа, выпить, наверное, полбутылки коньяка, прежде,
чем он стал в чём-то разбираться. Зато теперь в разговоре со Щёткиным он смог поставить много вопросов, решение
которых
не допускало отлагательств. Генерал добросовестно выслушал коллегу по
работе,
согласился с проблемами, которые надо решать, но тут же запросил тайм-аут.
Причины банальны: теоретически всё правильно, никуда не уйдёшь от ведения
делопроизводства, хозяйственных и транспортных нужд, соцзащиты работников и
т.д., и т.п. Но если нет стопроцентного финансирования, как говорят тогда:
не
до жиру... Поэтому Щёткин заключил их разговор
такими
словами:
- Рад, что ты - большой спец по
всем вопросам жизнедеятельности госсутруктуры или
частной компании. Но пока нам надо обеспечить финансами жизнь двух десятков
сотрудников и, дальше набирая контингент, обучить его, чтобы запустить нашу
машину. Но чтобы жизнь не казалась тебе, Александр Григорьевич, мёдом вот
задание на ближайшие пару кварталов: достроить мраморную лестницу до
третьего
этажа, чтобы с неё мы могли заходить в основное здание. И открытие
мероприятия,
нам дана команда, намечено на первый рабочий день нового года, сразу после
каникул. Ну как, потянешь? Всё обдумай, взвесь и на очередной планёрке
доложи
руководству лично.
- К новому году? - Ванюшин оторопел от услышанного. -
Во-первых, вы сами сказали, что нет денег. Во-вторых...
- Ты не понял, Саша. На лестницу деньги есть, мы нашу
"мамашу" отдоили, владелец фирмы "Замороженные продукты"
лично обещал придти на церемонию. Так что срочно собирай все силы и...
- Подожди, Щёткин. - В такой
ситуации Александр решил тоже перейти на "ты". - Тут же ещё около
сотни мраморных ступенек надо уложить. Где архитектор, прораб-строитель,
укладчики плит?
- Всё у завхоза, Сатарова, он - твой помощник. Всё
расскажет, всё покажет. Он, кстати, был завхозом в худколледже,
имеет опыт подобной работы. А пока, Саша - с богом. Докладывать будешь лично
мне, еженедельно, а на большой планёрке, как потребует начальство.
***
Сатаров неважно говорил по-русски (или умышленно это
делал),
в разговоре отводил глаза от собеседника, признался, что к мраморной
лестнице
имеет самое "маленькое" отношение. Александр буквально смутился:
- Мне только что Щёткин назвал
вас
спецом по худпромыслу и
что
в колледже вы уже строили такую же лестницу...
- Дарагой, лестница была? Была.
Но
простая, бетонная. Ложилась на обычный фундамент. А щас?
Ай-яй-яй... Художественный промысел. Мрамор -
итальянский, обработка идёт в Карелии. Сюда везут секциями уже с чугунным перилами. Вот, дарагой,
прораб-строитель едет туда. Давайте и вы, вместе будете решать там вопросы,
только деньги они берут наличными...
- Не хрена себе, - не выдержал Александр и выругался, но
как
можно мягче. - А где архитектор, строители где?
- А нет такого... Прораб и четверо рабочих-строителей -
все
из нашего колледжа. Харошие ребятки, стараются,
специальностями владеют. Познакомлю вас. Как вас зовут-то? Генерал говорил,
да
я не запомнил.
Они, отойдя в сторонку, чтобы не загораживать вход в
здание,
проговорили около часа, сумели забраться на ступеньки лестницы, потрогали
узорчатые чугунные решётки и перила, посчитали - чуть не прослезились: до
запланированного конца стройки с учётом выходных дней оставалось немногим
больше квартала. Но по деталям, Александр понял, говорить с Сатаровым было
бесполезно, он не понимал сути дела, осуществлял лишь миссию передаточного
звена от Щёткина к строителям. Видимо, через него
проводились и расчёты по деньгам с изготовителями лестницы и строительной
бригадой из колледжа.
"Надо ли мне вникать в финансовые вопросы? - Успел
подумать Александр, как только они закончили разговор с завхозом. -
Спрашивать
об этом Сатарова - себе дороже. Ладно, разберёмся и с этими
проблемами".
Завхоз спросил номер его кабинета, но управделами не смог ничего ответить:
Щёткин, видимо, забыл о его заселении, тем не менее,
лично
своё гнёздышко оборудовал по высшему классу. Но Александр промолчал, зная,
что
это - элементарные вещи и забывать о них - должностное преступление. Он дал
завхозу номер пейджера, просил сообщить о встрече с прорабом, но именно
сегодня, до конца дня. "А дома надо посоветоваться с Машей, она уже
профи
в финансах. - Подумал он о жене, на душе стало теплее. - Туда ли я залез и
чем
это чревато, если по расчётам всё идёт - налом?"
Щёткин, после напоминания
Александра, вручил тому ключи, и, подумав мгновение, сам решил проводить его
до
рабочего кабинета. Проговорил на ходу:
- Думаю, это временное размещение. Решил поближе к народу
тебя усадить, ну и к лестнице, конечно. - Они пешком прошли до третьего
этажа
флигеля, где полукругом размещались кабинеты, на которых не было ни номеров,
ни
табличек. - Вот, кстати, слева от тебя - Сатаров, справа - прораба можешь
разместить. И будете все вместе.
Большое окно в полстены, старый стол с двумя тумбами
покрыт
зелёным, вытертым от времени, сукном, у окна - большущий телефонный аппарат
"времён Очакова...", чёрного цвета. К столу приставлен
канцелярский
стул, по стенке - стоят ещё пять таких же старых стульев.
- Унылая картина, - сказал Александр. - А ты знаешь, как
обставлен кабинет с приёмной управделами президента? Ты был в большом совмине, видел там рядом с
премьер-министром кабинет управделами? Что же ты так по-хамски относишься к
этой, незаменимой во всех отношениях, госдолжности?
- Во-первых, мы в стадии формирования. Всё будет насыщаться и наполняться, по мере сил и наших
возможностей... Ладно, забудь, зря обижаешься. Щас
у
тебя главное детище - мраморная лестница. Тебе самое большое начальство
доверило наше лицо, живое фото, так сказать, от входа и до самого верха
нашего
здания. Всё будет, Саша. Заживём, как короли. Со временем доверят тебе
наличные
расчёты, будешь не только королём, будешь хозяином с набитыми карманами! А
щас давай выпьем, - он достал из кармана плоскую
коньячную
бутылочку, отпитую на треть. - Хотя здесь, конечно, нет стаканов. Будешь из
горла? Понято, не будешь. А я - выпью. Сегодня он, родимый, хорошо идёт. -
И,
запрокинув голову, несколькими глотками допил коньяк. Со словами
"пригодится ещё", убрал тару в карман, вынул оттуда же леденец и
бросил его в рот. Продолжил монолог:
- Кончились, Саша, ваши времена, кончились! Как ты не
поймёшь? Ты кто был когда-то? Один из замов предкомитета
по олимпиаде. Заметная должность, ничего не скажешь. А щас
ты кто? Никто и зовут тебя - никак. Я всё про тя
знаю. Как ты мотался по министерствам и ведомствам, ища работу, как тя отфутболивали, хотя были, были приличные места. Ты
здоровый, крепкий мужик, работал с молодёжью, в совмине
замзавом по спорту был. Мог возглавить министерство по делам молодёжи и
спорта
или получить сразу генерала, или... Но пойми и нас: мы, новая
демократическая
волна, боимся вас, уж больно вы корчите из себя "белую кость".
Будто
только вы - истинная совесть нации.
- А может, так и есть. Во всяком случае, в отсутствие
совести нас не обвинишь. И вот что хочу сказать, Щёткин:
работать с налом я не стану. Грязно всё это и слишком неопрятное окружение
собирается. Всегда...
- Воля ваша, дорогой товарищ. Как вас теперь величать?
Договор ещё не подписан. Да если бы и подписан был, не беда. Нет бумажки,
нет
проблемы. Подумай ещё раз, потом заходи, решим и эту проблему.
***
Разговор с прорабом они заканчивали на площадке перед
мраморной лестницей, и Александр был приятно удивлён компетентностью
молодого
строителя. Тот спокойно отвечал на его вопросы, сразу отверг сроки ввода её
в
январе, заявив, что такие конструкции проверяются на прочность и стойкость
не
меньше полугода: объективный вес мрамора, высота трёхэтажного дома, вход в
соседнее помещение. Заключил:
- Ни одна комиссия не подпишет разрешение на ввод в
эксплуатацию объекта без сроков гарантии. Так что Щёткин
пусть рисует любые фантазии, но тогда точно - без меня и моих
ребят-строителей.
- А все разговоры о наличных расчётах с камнетёсами имеют
место быть? И то, что вы ездите к ним с чемоданом денег? - Александр не стал
темнить, задавал эти вопросы в лоб.
- Это делают Щёткин и Сатаров,
здесь, в бухгалтерии. Какой дурак будет возить с
собой чемоданы денег?
- А можете набросать черновик типа докладной записки со
всеми проблемами и возможными "ЧП" по вводу этого объекта в
эксплуатацию?
- Могу, конечно. Только я ведь не инженер службы
безопасности или технадзора, я никто. И как любит выражаться Щёткин: "Зовут тебя никак..." Мы с ребятами
проходим здесь, как шабашники. Деньги за всех
получает
Сатаров, потом раздаёт нам на руки, всем поровну, чуть больше мне
приходится,
как преподавателю. В общем, та ещё кухня. И хотите мой совет: не влезайте в
это
дело.
- А на кой хрен, им эта лестница нужна? - Не удержался
Александр от вопроса.
- Наверное, красиво, богато выгладит, цветной мрамор. А
главное - много наличных денег. Это - главное во всей этой истории...
Охранник вдруг выскочил из будки, буквально начал
выталкивать Александра Григорьевича и прораба на мраморные ступеньки
лестницы,
орал:
- Начальство приехало! Гостя привезли. Всем разойтись в
сторону.
От входных дверей шла небольшая группа людей, впереди,
буквально согнувшись, шествовал Щёткин, в
генеральском мундире, в фуражке, красные лампасы сверкали из-под зелёного
утеплённого плаща. Александр узнал в госте бывшего вожака молодёжи - Залежникова, который после известных событий в стране
быстро и аккуратно перетёк в новый парламент. Так получилось, что Александр
оказался рядом с охранником, одетым в форму чёрного цвета, стоял, почти
подпирая его руку, приложенную к фуражке. Залежников
прошёл в двух шагах от Ванюшина, видимо, по
инерции,
кивнул ему, но через секунду остановился, развернулся в пол-оборота, сказал:
- Всякое видел, но впервые заметил своих бывших коллег в
охранниках. - Он посмотрел на соседа, с которым шёл, улыбнулся ему. В этом
человеке Александр узнал бывшего "могучего хозяина" южного края,
отсидевшего большой срок за взятки.
- Это наш управделами, товарищ Ванюшин, так сказать,
собственной персоной, со своей мраморной лестницей. - Щёткин
докладывал громко, но то, что он пил коньяк, не было заметно. - Вот
приглашает
вас на открытие офиса и персонально её, - он показал рукой на лестницу, - в
начале января.
- Вы ведь были первым, в Карелии? - Обратился Залежников к Александру. - Чудесные места, приятно
вспоминаются те картины и времена.
- Я был на Севере...
Но бывший коллега уже не слышал Александра Григорьевича,
шёл
к лифту, рассказывая хозяину фирмы - недавнему сидельцу Матросской тишины,
как
снимали на озёрах памятный фильм о подвиге советской молодёжи...
|
Проголосуйте за это произведение |
