Рассказы
4 апреля 2014 года

Миллионщики

Руки впились в обструганные рукоятки, старый отцовский ремень наброшен на шею. С ним отец прошёл всю войну. Теперь засаленная, но прочная парусина служит по хозяйству, ремень привязан к тачке. Резкий толчок, усилие, и самодельная тележка покатила по булыжнику, громыхая литым чугунным колесом. Улица ещё спит. С реки поднимается клочковатый холодный туман. Солнце встало, но чувствуется, что день будет ветреным, нежарким. "Хорошо, что надели душегрейки, - тепло думает Серёга о зелёных безрукавых стёганых курточках. - Мама - фантазёрка, придумает же - душегрейка..."

- Куда вас понесло, ни свет ни заря? Громыхаете, всех чертей побудите... - Дядя Вася не ругается, ему приятно, что такие трудолюбивые пацаны растут у Маруси, соседки по улице. Жаль, отец ушёл после войны рано.- Езжайте по земляной колее: и вам удобнее, и людям - не в наклад...

- Спасибо, дядь Коль! - ответил звонким голосом младший из мальчиков - Мишка. - Мы на свалку... Костей надо собрать. Утильщик обещал принять у нас с утра, у первых...

- Чё ты разорался-то, - одёрнул брата Серёга, - свалка, свалка... Поори, на всю улицу, щас, мигом все набегут, у утильщика и денег не останется... - Старший из братьев резко свернул на крупный утрамбованный как асфальт песок, колесо затихло, раздавалось лишь шуршание песчинок.

Переехали, умело лавируя между шпалами, трамвайные рельсы, потом нырнули в туннель под железнодорожной насыпью, ведущую на мясокомбинат. Дальше раскинулось царство барачных королей и их подданных. В войну и после неё семья Сергея и Мишки жила во втором бараке. Мама работала дояркой на комбинате, несколько дней до забоя скотины она кормила стадо, доила коров, сдавала молоко в столовую. Дети знали, что в войну семья из пяти человек, отец до тяжёлого ранения воевал почти четыре года, выжила благодаря маме: ей выдавали в день полведра картофельных очисток и банку молока, которое она сама и надаивала.

Мишки тогда, конечно, не было, но Серёга помнит, как ждал прихода мамы: от голода у него сводило живот, а к горлу то и дело подкатывала тошнота. Хлеба почти не видели, из очисток мама варила огромную кастрюлю похлёбки и пекла тонкие блины (забойщики скотины совали ей в карманы халата, зная о четырёх маленьких детях, срезки жёлтого нутряного жира). Вот праздник так праздник, но он выпадал раз в неделю, когда маме давали отдохнуть день. И в ночь она снова отправлялась к стаду, а утром - опять дойка, кормление животных. И всё на себе, вручную, возила воду и корма на двухколёсной тележке. От постоянных доек пальцы на руках разбухали, немели, мама не могла удерживать мелкие предметы. Поэтому кружка под чай - литровая, ложка деревянная, тяжеленная, до войны отец собирал ею мёд в бидонах на пасеке в деревне, где жил двоюродный брат.

***

...Бараки прошли стороной, возле грязно - коричневого четырёхметрового забора, отделяющего комбинат от жилпосёлка. На двух улицах - тишина, даже бабки, страдающие бессонницей, не сидели на утеплённых старым войлоком скамейках возле длинных серовато-чёрных строений.

- Пока везёт, - сказал нетерпеливый Мишка, - никого!

- Да, заткнись ты! Накаркаешь беду, разбудишь кого-нибудь... - Серёга верил в Бога, ходил тайно с бабушкой в церковь и носил крест. - Господи, спаси, сохрани и помилуй нас...

- Стоять! - Команда последовала неожиданно из кустов лебеды, которые прикрывали забор на полтора-два метра. - Ко мне! - Голос мужской, грубый, даже очень грубый, как в трубе: так эхом отзывается подземный туннель.

Серёга понял: надо подчиниться, остановил тачку, снял ремень с шеи, прошёл два шага к лебеде, стоял по колено в свежем зелёном молочае. Увидел в кустах нестарого человека, лежащего на боку.

- Ты, дядь, чё, случилось что-то?

- Подходи ближе... Не дрейфь. Я споткнулся вчера вечером, упал, уснул... Вот очухаться не могу. И до тележки не могу доползти...

И тут Серёга понял: перед ним в траве лежит инвалид без обеих ног. Ну, просто под самую задницу обрезаны ноги... Ни встать, ни скоординировать движения не может... Всё у него получается, как у Ваньки- встаньки: он обопрётся на культи ног, а туловище опрокинет его на спину...

- Помоги мне, сынок, у забора стоит моя коляска, попробуй вытащить её, малого позови, вдвоём буде полегче...

Серёга кивнул Мишке, они пробрались сквозь заросли чертополоха, не спеша, шаг за шагом вытащили трёхколёсную инвалидную коляску с механическим управлением в виде ручных рычагов. Толкаешь рычаги вперёд-назад, они соединёны с колёсами, и тележка едет. И даже скорость можно развивать приличную: мальчишки видели на рынке, как два-три пьяных инвалида на спор устраивали гонки.

Подвезли коляску, мощными ручищами инвалид облокотился на их плечи, выждал секунд пять и сильно-пресильно бросил тело вверх. Как смогли, братья помогли ему. Но главное, что им удалось, они удержали его в равновесии. Он сумел-таки попасть на дерматиновое вытертое сиденье коляски. Тут же перехватил культи ног широким солдатским ремнём, перевязал их туго-натуго, распластался по сиденью широкой спиной и задышал медленно и глубоко.

-Ну, что, соколики, спасибо... Как звать-то?

Ребята назвались по именам, молчали, готовые в любую минуту улизнуть.

- Зовут меня дядя Петя, работаю сторожем на свалке... Вчера немного перебрали, не обращайте внимание. А вы куда намылились, за костями, небось? Берите с краю, мелкие, если кто наедет, скажите: мол, от дяди Петра идёте... Ну, бывайте, поеду пожру да подмыться малость надо... - Он выехал на дорогу и энергично заработал рычагами: коляска зажужжала плохо смазанными подшипниками.

Мальчишки боялись барачных пацанов пуще милиции и сторожа, присматривающего за свалкой. Те здесь - короли, это их территория. Они монополизировали сектора крупных и мелких костей животных, которые ежедневно подбрасывали в вагонетках по узкоколейке рабочие мясокомбината. Кости сдавали в утильсырьё машинами, по несколько штук в день. Хвостами и костями грудной клетки животных занимались взрослые мужики: спившиеся рабочие комбината, опустившиеся на дно жители большого посёлка. Сначала они приходили утром на свалку, получали наряд на работы, разводили костры, коптили скелеты свиней и коров, счищали нагар на обрезках мяса и сдавали "копчёные деликатесы" приёмщику из барачной мафии. Тут же получали деньги или водку, напивались, засыпали, день путали с ночью, костры чадили и коптили, палёная водка и самогон лились рекой...

Потом вовсе перестали уходить со свалки, превратились в рабов барачных баронов. Жили в землянках, купались, изредка мылись-стирались в рядом протекающем ручье, пили эту воду, мастерили собственные самогонные аппараты, гнали сивуху, снова пили, пели, дрались, убивали друг друга... И всё делалось тихо - мирно, без вмешательства милиции. Женщины из бараков продавали на колхозном рынке большого посёлка копчёные кости, за копейки можно было полакомиться непревзойдёнными по вкусу мясными обрезками. А студень из лодыжек, хвостов и хрящей животных превосходил по вкусу ресторанную стряпню. За противнями с холодцом выстраивались очереди ещё до приезда на лошадях жительниц бараков. Чистые белые фартуки, нарукавники, алюминиевые широкие ножи для резки студня, весы с корытцами из выкрашенного магния, улыбки и прибаутки беззубых красавиц - всё это приносило десятки тысяч рублей прибыли. Свалка - большой механизм по зарабатыванию денег, отлаженный, как часы. Он не терпел посторонних рук, глаз, живых свидетелей...

***

...За забором шла широкая дорога в центр свалки. Серёга с Мишкой, конечно, свернули вправо, едва заметной тропинкой покатили к дальним участкам. Там и кость старая, мелкая, вымазанная грязью и торфом: такой приправой, смешанной с ДДТ и ядом для крыс, боролись с полчищами грызунов и других паразитов. И народу здесь практически не бывает. Мальчишки, естественно, не знали, что неделю назад этот участок стали осваивать заново, провели узкоколейку, рабочие повезли на выселки самые крупные кости забитых животных. Когда братья подъехали к большому, но мелкому оврагу, обомлели: по краям узкоколейки грудами лежали жёлто-белые кости тазобедренных суставов, лопаток, огромные с хрящами лодыжки коров и лошадей. Они слышали, что в Казахстане - дикая засуха, и табун из тысячи лошадей привезли на мясокомбинат.

Серёга первым очухался, начал разворачивать тачку, решил, от греха, уйти по краю оврага дальше к лесу и ручью. Мишка вцепился в руку брата, зашептал:

- Мы чуть -чуть, пять-шесть лопаток положим, присыпим травой, сверху мелочи навалим, никто и не заметит...

- Прибьют! Отцепись, дурачок, не понимаешь, что ли, чем это для нас может кончиться?! Нас землёй присыплют...

Мишке трудно понять рассуждения брата, но тот в шестом классе учится, авторитет для второклашки. И ещё Мишка очень любит своего старшего брата: тот всегда защищает его от наглых и сильных пацанов из других классов. И всё-таки не удержался Сергей, поднял пяток самых крупных костей, бросил на дно тачки, нарвал пахучей лебеды и закрыл ею груз. Они развернулись и, не спеша, стали выбираться по пологому спуску. Опоздали выйти на дорогу: на кромке оврага стояли шесть пацанов от десяти до пятнадцати лет, курили, делали вид, что не замечают братьев.

- Ой, хтой-то к нам в гости пожаловал? - начал дурачиться старший, единственный из всех, на котором обуты белые тапочки. - А вы думали нас и нету? А мы - вот они, тутотки... Чё в тачке-то схоронили?

Серёга молчал, понимал: будет показательная порка, поэтому, что бы он ни говорил, ни веры, ни пощады не жди. Пошёл ва-банк:

- Нам дядя Петя разрешил пару костей взять... Мы ему помогаем сторожить...

-Ха-ха-ха, - заржала дружно компания, - им дядя Петя культями из кювета помахал... Идите, мол, забирайте самые здоровенные кости, сдавайте, получайте денежки и будьте миллионщиками... Видели его в кювете лежачим? Мы видели... Он ещё три-четыре часа проспит... После вчерашнего бухала...

- Неправда, - не унимался Сергей, - мы помогли ему в коляску залезть, он поехал поесть и снова вернётся сюда... А нам приказал взять немного костей и дождаться его... Они кореша с нашим отцом, вместе воевали в танковых войсках.

- Ты за кого нас держишь, салажонок?! - начал накручивать группу старший. - Мы из бараков, это наша свалка, наши запасы... Кто на нас мазу тянет, тот фраер! Мы его будем больно бить, резать и жечь... Гроши есть? Можете откупиться, только сразу, не в долг. Тачку нам оставите, куртяжки сымайте, сапоги резиновые... Нам всё сгодится здесь.

Серёга взял брата за руку, успел посмотреть в глаза, успокоил, второй рукой стал снимать с него душегрейку. Тихо говорил:

- Сапоги сам снимай, но потяни до выхода из оврага... Будем драпать... Если что..., беги до наших, скажи пацанам... Может, дядю Петю увидишь, пожалуйся ему...

Серёга отпустил руку брата, подошёл к старшему по возрасту пацану и, передав две куртки, начал снимать старые обрезанные отцовские сапоги. Мишка первым снял резиновую обувку, бочком- бочком почти обошёл компанию. А те смотрели на униженного Серёгу, ржали. Один худющий и подкашливающий без конца пацан содрал с рукояток на тачке ремень, предложил связать руки Сергею. И уже вплотную подошёл к мальчишке, как получил сильнейший удар в печень, скрючился от боли, упал на землю и кряхтел, не мог выговорить ни слова. Мишка видел, как ударом в челюсть брат свалил старшего пацана с ног. На него набросились остальные, повалили на землю, двое вязали ремнём ноги. Серёга отбивался, но силы покидали его. Он поднял голову, нашёл глазами брата, закричал:

- Беги! Сильно беги! Найди наших...

Мишка ещё несколько секунд стоял в нерешительности: он не мог бросить брата... Но понял: сейчас и его скрутят, тогда точно никто не узнает, что убили их на свалке. Он рванул так, что засверкали голые пятки. Не прошло и минуты, как его фигурка скрылась за поворотом высоченного забора. Один из барачных бросился за мальчишкой, но где ему угнаться за вихрем в поле.

***

Мишка, не чувствуя усталости, добежал до первого барака, остановился, стал искать инвалидную коляску. Рядом - вход во второй барак, коляски опять не видно. Подошёл к стенке кирпичного туалета, облокотился руками на шершавую штукатурку: его вырвало, наверное, от пережитого страха и такого быстрого бега. Поискал глазами колонку с водой, не нашёл, вытер ладонями рот и побрёл к другим баракам. Возле четвёртого жилища увидел у широких ступенек, ведущих на веранду, коляску. Видимо, с них дяде Пете легче взбираться на сиденье.

Мальчишка открыл дверь в барак, в серой темноте разглядел несколько керогазов, святящихся ярким голубым пламенем: жители грели воду, готовили завтраки. Запахов не чувствовалось, где-то в глубине коридора светился дверной проём: на лето жители открывали и вторую, запасную дверь. Мальчик прошёл больше половины коридора, встал, не зная, что ему делать, куда идти. И вдруг заревел, сначала тихо, поскуливая, потом всё громче и громче. Через пару минут он ревел в голос, всхлипывая и размазывая слёзы и сопли по щекам.

Открылась ближняя дверь, вышла женщина, ещё не старая, в одной ночной рубашке, посмотрела на Мишку, сказала:

- Ты чей? Чё орёшь с утра - пораньше?

- Брата убивают... На свалке...Мишка я, а он - Серёга... Дядя Петя нужен, инвалид...

- Вон, чё творится-то... Тебе в первую дверь, у входа... Там Петька-то живёт...

Когда Миша подбежал к выходу, открылась дверь из комнаты слева, в проёме, держась за ручку, сидел - стоял дядя Петя. И с места в карьер:

- Прищучили вас, а я говорил: скажите, мол, от меня...

- Не слушали... Смеялись-обзывались. - Мишка перестал реветь, но не мог успокоиться, всхлипывал и фальцетил на гласных. - Убить обещали... Серёгу...

- Ну, не бойся... Успокойся... Не за пару же костей... Ведь это тоже пацаны, так наваляют в штаны, чтобы не блукали по чужим территориям...

- Там драка на кулаках, у старшего кровянка пошла...

- Ну, что же вы, как зверята, а? Меры не знаете... - Дядя Петя в брюках с подрубленными штанинами и майке навыпуск пополз к выходу. - Ну, давай, помогай: дверь открой, подержи, щас я выберусь, спустись к коляске, держи её крепко...

Он с разгона на двух верхних ступеньках заскочил в коляску, оттолкнулся от перил и выехал на дорожку, не останавливаясь, заорал:

- Прыгай ко мне, вместо ног есть место...

Мишка изловчился, удачно заскочил в коляску, прижался к обрубкам ног хозяина. Почувствовал сильный запах пота, иногда, когда дядя Петя наклонял голову, несло перебродившей брагой. Но стало весело: сильные руки работали беспрерывно, рычаги набирали скорость, коляска подъезжала к повороту забора. Мальчик забыл про брата, дядя Петя так походил на отца, которого Мишка почти не помнил. В картинках памяти остались аптекарская палка, не шагающая нога, большая сильная рука отца, согнутая в локте, на которой мальчик висел по несколько минут... А тому, хоть бы что, даже не уставал.

***

Дядя Петя буквально врезался в пацанов. Они не ожидали такого поворота событий, бросились в рассыпную, уходили низом оврага, даже не останавливались, отбежав на безопасное расстояние. Инвалид орал во всю мощь лёгких:

- Ну, Сювель! Ну сучий сын, погоди! Я тя предупреждал... Шкуру спущу и скипидаром намажу, гадёныш!

- А ты догони, культя хренова... - Запыхавшись, огрызался старший группы по кличке Сювель. Он остановился, упёр руки в бока, пытался удержать возле себя дружков. Где там: они, видимо, так боялись инвалида, что перебежали дно оврага и, не останавливаясь, начали подниматься на противоположную сторону. - Я точно тя урою, чёртов инвалид... Не посмотрю, что ты в танке горел... Уснёшь пьяным - башку отрежу...

Увидев, что его некому слушать, Сювель тоже побрёл к противоположной стороне оврага. Мишка осторожно освобождал связанного брата, разбрасывал палки и щепки, которые шалашом складывали на теле Серёги пацаны. От него резко пахло мочой. Глаза закрыты, голова откинута назад, мокрые волосы поседели от песка и пыли.

- Как он, - наклонился с коляски дядя Петя, - живой? Вот мрази, обоссали всего, костер хотели развести... Вовремя мы подскочили...Как тя, зовут-то?

- Мишка...

- Слушай, сюда. Никому не говори, даже родителям... Щас мы его выходим, у меня помоетесь, поешьте, жинка кулеш сделала да с мясом, по рюмке выпьем... И я вас до насыпи провожу. На-ка, нож, обрежь всё, нахрен... Вся майка и голова в моче... Вот козлы, вот собаки дикие! Ты не бойся, я с ними разберусь... У половины отцы есть, всех выдерут, как коз! А остальных поодиночке буду вылавливать и наказывать, наказывать... Пороть буду сам!

Дядя Петя привязал тачку к задней рессоре коляски, ребята наносили полный кузов широких жёлто - белых костей, закрыли драгоценный груз лебедой, а сверху сложили сапоги и мамины душегрейки. У Серёги дёргался подбитый правый глаз да на правой руке неестественно вывернулся большой палец: то ли перелом, то ли, скорее, вывих. Мокрую майку он выбросил, Мишка своей рубашкой вытер голову брата, заодно, выдернул из кожи пару приличных заноз: следы щепок, которыми его обкладывали, готовясь изжарить на костре.

- Били сильно? - спросил инвалид.

- Я отбивался... Еле скрутили. Потом начали пинать, но босиком не больно получалось... Обидно: зачем ссать-то на меня... Во, гады! Ну, а потом решили поджарить, по голове поленом ударили... Хорошо, что вы подоспели.

- Да, хорошо, что хорошо кончается... В путь, толкайте, помогите маненько мне.

Ребята впряглись в тяжёлую тачку.

***

Жена инвалида, красивая, высокая женщина по имени Вера, совсем ещё молодая и улыбчивая, отмыла ребят, выспросила всё из их небогатой биографии, накормила, вместе с мужем выпила рюмочку первача. Сказала:

- Значит, утильщик обещал принять у первых... А сколько щас кости-то стоят?

- Пятьдесят копеек кило, - выпалил Мишка, - хорошая цена, пирожок с мясом стоит сорок пять...

- А кролик сколько стоит? - не унималась тетя Вера.

- Три рубля штука, пять пара... Выгоднее пару взять: самца и самочку, дешевле и семью можно создать.

- Заканчивай, Михаил, - серьёзно, по-взрослому сказал Серёга. - Спасибочки, конечно, вам. Особенно вам, дядя Петя... Прибили бы меня, нахрен...

- Ну, ладно, ладно, не расстраивайся... - басил инвалид. - Я поквитаюсь... Обещаю. Нет, клянусь!

- Вот, чё я придумала, мальчики, - сказала после некоторого молчания тётя Вера. - Вот вам пять рублей, сразу можете по кроликам план выполнить... А кости сложите возле уборной, у стенки, Пётр с ними разберётся. И вам полегче домой идти, и к утильщику не надо ходить... Да вы и так опоздали к нему.

- Ну, не знаю, не знаю... - начал Серёга.

- А я знаю! - как отрезала жена инвалида. - Вам жизнь упростила, а вы кочевряжитесь...

- Спасибо, спасибо, - затараторил Мишка, - как домой-то хочется, сразу и помчимся, Серёга!

***

Они легко толкали пустую тачку, громко что-то обсуждая. Две зелёные душегрейки заметно выделялись на белых худых тельцах. Инвалид дядя Петя в коляске и его жена тётя Вера стояли на повороте дороги перед железнодорожным туннелем, махали мальчишкам вслед.

- А зачем нам кости-то? - спросил Пётр жену.

- Не знаю... У тебя хотела спросить, - смеялась одними глазами красивая тётя Вера.

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

314166  2014-04-04 14:05:09 Владимир Эйснер - Юрию Михайлову: Вот это и есть образец великой русской гуманистической литературы! Концовка, на мой взгляд, перекликается с рассказом В. Распутина "Уроки французского". Спасибо за настоящую прозу!

314168  2014-04-04 14:11:16 Владимир Эйснер - Юрию Михайлову: Вот это и есть образец великой русской гуманистической литературы! Концовка, на мой взгляд, перекликается с рассказом В. Распутина "Уроки французского". Спасибо за настоящую прозу!

314175  2014-04-04 20:04:26 Юрий Михайлов - Большое спасибо, Владимир! Ваша оценка дорогого стоит: вы знаете и другие мои рассказы...

314180  2014-04-04 22:24:51 Куклин - Жалостливый рассказ. Но все неправда. Как истории зэков о своем босоногом детстве со слезой и легким подвыванием в сюжетах. Никто не поставит сторожем скотомогильника безногого инвалида. Это место блатняка, должность эта всегда стоила дорого. И вот почему. В 1963 году мы раскапывали скотомогильники, добывали там черепа человеческие и сдавали нашей биологине за пятерки, порой впрок. Криминальный мир вовсю использовал скотомогильники для сокрытия своих преступлений. Хозяин такого места становился богатым в два дня. Автор не знает, что нахождение детей на территории скотомогильника было з-апрещено законодательно. Потому что трупный яд в газообразном виде (так написано было в соответствуюших листовках, раздаваемых населению бесплатно) имеет свойство стелиться над землей и умерщвлять все живое. Если бы автор был на скотомогильнике 1950-х годов, то мог бы убедиться, что собаки и кошли обходили это место даже бродячие и вечно голодные. И насекомых там было весьма немного, грызунов и, соответственно змей тоже. У нас ходили истории о том, что рабоники скотомогильница жители ╚цвганского поселка╩ там подбирали дохлых лис. Безногий инвалид выше лисы в холке ненамного, потому даже если бы он захотел там работать, его бы начальник горкомхоза в сторожа скотских трупов не взял. ╚Утильщиков╩ в 1950-е годы звали шара-бара. Слово утиль было казенным и в обиходе у народов СССР не существовало. Принимали они от пацанвы именно утиль, то естьь старые вещи, которые можно было утилизировать или переделать на новые нужды, а также целые бутылки из-под водки либо лимонада, платя по 50-100 копеек старыми при стоимости этих бутылок в госуджарственном приемном пункте или в точке общепита 120 коппек. Пирожки с капустой либо с картошкой стоили по пятьдесят копеек, а с мясом по 100 копеек, то есть по рублю. И билет для детей на сеанс до 16-30 стоил 1 рубль, и сахарный петушок на палочке стоил по 50 копеек и по 1 рублю. А вот кости на моей памяти нигде не принимали. Не то я бы им выкопал весь скотомогильник на Тектурмасе. А там хоронили животных, павших от сибирской язвы и прочей ужасти, потому охраняли енго не одним безногим инвалидом, а взводом пожилых тядек с винтовками, сторожащих источник эпидемий посменно. В газетах регулярно описывались случаи огнестрелов возможных диверсантов. И дети босаты городской боялись скотомогильников, как черт ладана. Еще стоит отметить, что из Казахстана не угоняли никогда в другие регионы табуны лошадей, гибнущих от бескормицы. Казахи едят конину, умеют заготавливать ее так, что хороший кусок сурета хранится почти десять лет без всяких холодильников. И после войны не было джута, то есть вымирания скота от бескормицы, Снежная зима 1963 года погубила много мелкого рогатого скота, но о случаях массового падежа коней разго=вора в Казахстане не было. И акрупный рогатый скот не дох от бескормицы. Дохли лишь бараны, питающиеся тебенькованием и не умеющие есть заготовленное впрок сено. Последняя деталь, резанувшая глаз. Для чего скупали кости? Рискую заразить детей целым списком болезней, между прочим. Так, например, мы вскрывали братские могилы строителей Турксиба, умерших от эпидемии оспы и один из наших пацанов заболел. А ксотим оогли собирать для изготовления из них костной муки, идущей в качестве удобрений в сельское хозяйство и на два имевших место быть в СССР заводв по изготовлению натурального казеинового клея.То есть речь должна идти о костяных мельницах, являвшихся предметом ужасных историй всей округи и весьма добросовестно обслужитвающихся врачами местной санэпидемстанции, которые следили за тем, чтобы кости не ыбли человеческими, попадали из списка определенных колхозов и совхозов, были вываренными и высущенными, проверенными на налицие бациллоносителей. Из ларьков ╚Вторсырье╩ и от шара-бара кости принимали бесплатно, как попутное основной деятельности сырье, с соответствующими протоколами. То есть, согласно, логике этого рассказа, старьевщики платили пацанам за уборку улиц их городка из собственного кармана. Сомнительно. Ведь они и денег-то детям не платили почти всегда, старались использовать грабительский бартер: воздушный шарик стоимостью в 20 копеек старыми продавали за мусор стоимостью в 50 копеек, а то и просто били по загривку, а детское богатство присваивали. Но в целом, если не принимать во внимание эти детальки, рассказ неплохой. Особенно красивая жена безногого инвалида, швырнувшая, как с барского плеча целых пять рублей избитому мимоходом описанной шпаной пацану.

314205  2014-04-05 08:51:02 Влад - Куклину: Это художественный рассказ... А инструкции, отчёты и справки горкомхоза и санэпидстанции печатают в других жанрах и других изданиях, не в литжурнале.

314207  2014-04-05 09:28:03 Л.Лилиомфи - По поводу инструкций и прочего // Цитирую Влад-а : -- " Это художественный рассказ... А инструкции, отчёты и справки горкомхоза и санэпидстанции печатают в других жанрах и других изданиях, не в литжурнале." -- Уважаемый Влад, про инструкции вы, конечно, - правы. Но, очевидно, скептически настроенный критик рассказа имел в виду другое. Уж очень тягостное, беспросветное настроение накрывает читателя: неужто такая звериная жесткость имела место быть ? Сжечь пацана вживую! Средневековье да и только ... Да, жена инвалида дарит читателю оптимистичный финал. Ладно, не будем о грустном.

314211  2014-04-05 11:24:52 Куклин - Владу - Тем более, что это - действительно художественный рассказ, претендующий на право почитаться правдой жизни. Как раз сжечь пацана вживую для той категории населения советской России, о которой пишет автор, - это нормальнро. В 1973 году в поселке Фряново Московской области такие вот шалуны облили бензином пятилетнюю девочку и бросили в нее спичку. Было весело, говорили на суде, смотреть, как бегает живой факел. Но здесь ведь - не голые эмоции убогонького разумом жителя рабочего поселка. В основе здешнего конфликта - противостояние экономическое, раздел детьми выброшенной взрослыми собственности. Автор старается мне - выросшему в таком вот интеллектуальном дерьме, - что мы - животные, а государство, воспитавшее нас - хуже зверинца. Я не согласен с такой оценкой себя. Я вообще не согласен с тем, что можно подгонять натуралистические подробности для идеологической пропаганды унижающие мою Родину, мой народ, моих сверстников, меня самого. Раз было все в основе своей не так, как написал автор этого грязного рассказа, то не было и той истории, что он нам преподнес. И не могло быть. Тем более, преступно эту мерзость выдавать на гора читателю в момент, когда общество российское раскололось на два лагеря в результате путча в Украине. Безответственность и инфантилизм. Подражание А. Шнацйдер-Стремяковой, которая ради красного словца не пожалеет молодца. Пора бы русскоговорящим писателям задуматься о том, чем же отличалась ранее русская литература от литературы Запада и перестать подтирать европейские какашки своими длинными языками.

314217  2014-04-05 15:01:37 Влад - Куклину - Скучный вы человек))) Такие рабселькоровские пассажи нередко становились строчками посланий в одну известную организацию. Не распаляйтесь, разговора не будет, скулы сводит...

314220  2014-04-05 15:36:07 Л.Лилиомфи - Владу и им подобным / аргошам, Отцам и пр. / -- Обезличенное общение через ДК РП отучило вас от ответственности за слова, адресованные оппоненту ... -- Вот вы бросили в лицо своему оппоненту : "Скучный вы человек ..." А ни одного аргумента ... Тут впору рассмеяться вам в лиц3о : идите лесом !

314221  2014-04-05 16:00:31 Куклин - владу - А вы, как я понимаЮ, ЧЕЛОВЕК ВЕСЕЛЫЙ. И впам бы хотелось попасть в лапы описанной в рассказе этом кодлы. Это у вас от отсутствия жизненного опыта. И я сюда не веселить вас пришел, хотя аргошеподобные то и дело обзывают клоуном. Мне за мойф народ обидног. И за селькоров, если на то пошло. Достойные люди были. Нынешние журналисты иному селькору и в подметки не годятся. Писали порой дубово, но чяестно, понимали суть проблемы. И стукачей среди селькоров было много меньше, чем среди профессиональных журналистов и писателей. Во всяком случае, в моем личном деле в КГЮ было в 63 раза больше доносров от сотрудников газеты, чем от внештатников. А это была лишь одна папка из 14-ти ва обвинительном деле. Не гоношитесь попусту, защищая рассказ, смакующий мерзости эжизни. Натурализм - жанр опасный. Надо быть рчень осторожным при использовании фактуры в нем. автору этого рассказа как раз и не удалось стать художником.

314222  2014-04-05 17:30:50 Л.Лилиомфи - Для Влада, школьные учебники: // -- Марк Харитонов : Мир, состоящий из одних лишь высоколобых мудрецов, оказался бы, очевидно, нежизнеспособным. Менее очевидно, пожалуй, обратное: культивирование одних лишь массовых ценностей рано или поздно обрекает общество на вырождение. Что такое культурная элита, вряд ли сформулируешь в двух словах. Но что-то подобное ведь можно сказать и об интеллигенции. Это чисто российское понятие с самого начала не отличалось четкостью, над интеллигенцией всячески издевались, ее уже не раз хоронили Один умный человек заметил по этому поводу, что можно обойтись и без определений: интеллигент узнает интеллигента интуитивно, при встрече или заочно, слушая его или читая. Можно говорить, скажем, не об элите, а о духовном аристократизме прекрасное слово! Для меня олицетворением этого аристократизма был, например, Осип Мандельштам, ходивший в пиджаке с чужого плеча, но всей своей жизнью, поведением, творчеством утверждавший неколеби-мость ценностей, которые до сих пор помогают всем нам держаться

314235  2014-04-05 22:50:58 Куклигн - Воложину - Очерк - это жанр документальной прозы, базирующийся на имевшем месте быть факте, Соломон Исаакович. Даже натурфилософический очерк таков. Я же пишу о том. что экономическая и социально-политическая основа этого произведения является изначально вымышленной, а потому перед нами - образчик больной фантазии автора, то есть художественный рассказ. Как литературные произведения в жанре готического романа, например, или древнерусская летопись о молдавском князе Дракуле. Или история Апулея о Золотом осле. Если бы вам удалось послушать байки зэков на кичи, повествующих о своих житейских передрягах, особенно в детстве, вы бы обнаружили огромное число совпадений с сюжетом этого рассказа в деталях, о которых вы сейчас и не знаете.

314231  2014-04-05 21:54:36 Воложин - Куклин меня соблазнил: ╚это - действительно художественный рассказ╩. Нет, мала была вероятность при моей-то, никем не признаваемой, мерке, что художественность это сделанность из противоречий. Это очерк. Причём тенденциозный. Действительно, как у Стремяковой: как же плохо жилось! Случай со спасением и удачной ╚продажей╩ костей не противоречие, а штрих для подчёркивания, как же плохо жилось. Зато спасибо Эйснеру, навёл на Распутина. Вот там противоречие: из грязи в князи. Возносит в ого какое будущее. Странно, что в 73-м году написано. К тому времени другие уже разочаровывались.

314246  2014-04-06 13:05:49 Воложин - Куклину. По-вашему ╚вымышленной, а потому художественный рассказ╩. А по-моему художественный из противоречий состоящий. По-вашему, поймали преступника, он врёт, что он не виновен и приводит вымышленные доказательства. Значит, он создал художественное произведение. Так нет! Как бы это при жизни сагитировать ещё одного на свою точку зрения Одного смог. Игоря Крылова. Парадоксально. Он тут до мата дошёл, не соглашаясь со мной. Модератор мои нематерные ответы стал вымарывать. Я ушёл из ДК. А потом в интернете стал обнаруживать дифирамбы себе этого Крылова. Должен выразить ему благодарность. Убеждая его, что такое художественность, я изобрёл неологизм, хорошо её объясняющий третьесказание. Понимаете? Иносказание это образное сказание. Чем-то что-то. Ещё не художественное. Например, Михайлов начинает рассказ и начинает нагнетать негатив: ╚старый╩, ╚всю войну╩, ╚засаленная╩, ╚холодный╩. Такимим набором слов, что хочет Михайлов сказать? Как вы правильно заметили: как всё плохо было да и есть! И это иносказание, образным языком. Но это не художественность. Вот у Распутина художественность: он учительницу на аморальность толкает ради моральности. Противоречие! Художники стихийно так делают. Но. Для этого надо родиться художником. Стремяковой это не дано. И она катает очерки. Там никаких противоречий. Очеркам так и положено. Они за гранью художественности.

314247  2014-04-06 13:45:01 Куклин - Воложину - А я о чем? Это вы утверждали, что рассказ этот - очерк. А я говорил: брехня. а брехня всегда художественна. И диалектических противоречий в рассказе вовсе нет. Все персонажи выписаны топорно, лишены индивидуальности, которые за автора додумывает читатель. Безногий у Михайлова такой же, как у Шнайдер-Стремяковой. И ноги у него отрезаны не в культи, при которых циркулирует кровь, а потому мужское естество его работает, а по самые ягодицы, что ведет автоматически к импотенции. Красивые женщины от таких шарахаются. Вы должны помнить безногих фронтовиков возле забегаловок и на базарах тех лет, слышать их разговоры и рассказы. Помните их глаза? Их тележки? Помните шпану тех лет? Мы в драке кодла на кодлу никогда не били лежачих, а если кто это делал - били того обеими кодлами. Что вас Игорь хвалил - это он правильно делал. Я вас тоже часто хвалю. Но здесь не правы вы в принципе. Рассказ о мрази человеческой не должен быть таким. Вспомните "Легкое дыхание" Бунина. Ведь о пошлой грязной твари писал, а сколько поэтичности и горестного понимания безысходности этой судьбы. Да и технических прописок в рассказе много, свидетельствующих о скороспелости письма и безразличии к читателям. С первой фразы - разговор о каких-то ручках, и лишь в третьей строке выясняется, что это ручки тележки. Но это - ерунда. Главное, что это рассказ - не о нас, а почитается таким, что это - о нас. Вот если бы он перенес действие в шестидесятые-семидесятые годы куда-нибудь в Алапаевск на авторассу с выгруженной из шахт щебенкой, где пацаны, ежесекундно рискуя жизнью, добывают осколки изумрудов, я бы ему поверил. И тогда инвалид (уже не фронтовик) с красавицей-женой были бы в истории этой уместны, и гаденыш был бы типичным. Или перенес бы он эту историю куда-нибудь на разработки месторождений янтаря в Калининградской области в наши дни. все было бы в дугу. Но автор даже не понимает сам смысл существования скотомогильников, причину их охраны в течение десятилетий после последнего захоронения. Какая тут диалектика? Модно было в 1990-е страхи нагонять на читателя и выпендриваться писателям друг перед другом своими фантазиями, вот и породилась эта чушь.

314263  2014-04-06 19:42:46 Воложин - Куклину. Нельзя с вами спорить. Я уж и процитировал вас, а вы всё равно Теперь написали: ╚брехня всегда художественна╩. Так врущий преступник художественное произведение создаёт?

Copyright (c) "Русский переплет"