Романы и повести
26 марта 2007 года

Шайтан

Повесть из сборника "Новые похождения рисовальщика"

Июль 1989

Среда 12-го июля выдалась особенно жаркой. Уже в 10 утра мои волосы под панамой превратились в пропитавшуюся влагой мочалку. Иной раз мне было просто неудобно перед прохожими. Капельки пота словно арабески дешевой люстры свисали с моих бровей, а то и с кончика носа. А все мои усилия предотвратить такое обильное потовыделение были заведомо обречены на провал. Ни обмахивание ладошкой, ни использование рукавов в качестве платка не приносили ожидаемого результата. Тогда я просто сдвинул панаму на затылок и подставил мокрый лоб и слипшиеся на нем волосы навстречу солнечным лучам. Конечно, я прекрасно отдавал себе отчет в том, что выгляжу подстать донскому казаку или какому иному деревенскому дурачку. Но уж лучше так! Переполненый автобус, покачиваясь из стороны в сторону будто недавно опоросившаяся свиноматка, двигался по улице Карла Маркса в направлении Регистана. Это было мое первое официальное увольнение с того момента, как я попал на точку. И приурочено оно было к поездке капитана Стрижа в Самарканд. С ним мы расстались часом раньше у огромного памятника Ленину на центральной площади города. Там же и должны были снова встретиться. Но уже вечером. Стриж спешил на какую-то неотложную встречу. Однако все же нашел время разузнать у меня про предполагаемый маршрут. Как он выразился, на всякий случай. Автобус бесперестанно встряхивало, и мне это уже начинало порядком надоедать. А здесь еще на очередной остановке в него затиснулось несколько торговок, которые громко галдели на узбекском. Отчего голова потихоньку начала гудеть. Я прислонился лбом к пластиковому поручню и, глядя в окно, постарался угадать, где мы сейчас проезжали. Автобус остановился прямо напротив площади Регистана. Поднатужившись он выплюнул на раскаленную бетонку кучку людей, в которую по счастью попал и я. Но не успел я еще как следует прийти в себя от духоты в общественном транспорте, как передо мной уже вырос военный патруль: два довольно наглой наружности сержанта и какой-то слишком уж затюханый лейтенантик. Я, как и полагалось, отдал честь. Лейтенант козырнул в ответ. Сержанты только криво усмехнулись.

- Ваш военный билет и увольнительную! - тонким голосом обратился ко мне офицер.

Я протянул ему бумаги и стал разглядывать поверх его плеча геометрические орнаменты, украшающие стены на другой стороне улицы. Краем глаза я заметил, как один из сержантов бесцеремонно взял из рук лейтенанта увольнительную. А мой военный билет перекочевал в руки второго сержанта.

- Увольнительная записка, - прочитал сержант. - Выдана Майзингеру Вячеславу Владимировичу. Уволен 12-го июля 1989-го года до 13-го июля 1989-го.

Они переглянулись.

- На целые сутки что ли? - не поверил услышанному второй сержант.

- Кто выдал? - поинтересовался лейтенант.

Первый сержант снова обратился к бумажке.

- Майор Галкин, - сообщил он.

- Майор? - не поверил ему лейтенант.

- Ну что ты, не веришь что ли?! Вот же стоит "майор"!

- Там еще что-то на оборотной стороне написано, - подсказал своему сослуживцу второй сержант.

Серая бумажка была споро перевернута. Видимо, решив, что выданная офицером бумага, офицером же и должна быть прочитана, лейтенант вернул увольнительную себе. И зачитал:

- Проинструктирован: не заходить, не употреблять, не посещать, не купаться, с моста не прыгать.

Я не сдержал улыбки. Все же Галкин - классный мужик. И с чувством юмора у него все в порядке.

- Что ты лыбишься, чучело, - зло посмотрел на меня один из сержантов. - На твоем месте плакать нужно. Тебе же вон ничего нельзя!

Пораженый его тупостью я едва сдержался, чтобы не засмеяться ему прямо в лицо. Но с другой стороны меня поведение этого хама серьезно обозлило. Мне вдруг стало ужасно жалко своего времени, которое я вынужден был терять на таких вот лохов. Которые, выходит, даже в патруль не годятся. Мало того, еще и стоял теперь на самом пекле, изнывая от жары. На меня накатила волна злости. "Вашу мать!" - распаляя самого себя, подумал я. Еще какую-то неделю назад я лежал под пулями в горах Афганистана, а теперь выслушиваю глупости этого придурка!

Я резко выхватил из рук второго сержанта свой военный билет и с каменным выражением лица обратился к старшему патруля:

- Товарищ лейтенант, я - военнослужащий Советской Армии! И попросил бы, чтобы ваши помощники обращались ко мне не иначе как по званию! А если вы не в силах навести среди них должного порядка, то я буду вынужден обратиться за помощью в соответствующие инстанции!

Все трое словно воды в рот набрали.

Тогда я коснулся увольнительной записки в руках ошеломленного лейтенанта и уже более дружелюбно поинтересовался:

- Я могу быть свободен?

Тот поднял руку к козырьку и голосом, не допускающим возражений со стороны сержантов ответил:

- Все в порядке, товарищ рядовой. Вы свободны. Приятного отдыха!

Окрыленный своей маленькой победой, я даже и не заметил, как оказался на другой стороне дороги. Передо мной во всей своей неземной красоте лежала жемчужина Самарканда - Регистан. В переводе это слово означает ни что иное как "песчаное место". Однако Регистан таковым не являлся. Разве что в самом начале. Еще до того, как в первой четверти XV века здесь возвояли здание медресе Улугбека. Сейчас же это старейшее строение комплекса радовало глаз созерцателя своим заново отреставрированным фасадом. В орнамент которого были вплетены звезды. В память о знаменитом тимуриде-астрономе. Прежде чем ступить на каменные плиты знаменитой на весь мир площади, я опустился на краешек одного из двух круглых бассейнов при входе. В это свое теперь уже второе посещение Регистана я решил не спешить и вдосталь насладиться ощущением вечности, которое исходило от древних стен. В первый раз я был здесь в составе группы сослуживцев из самаркандской вертолетной учебки. Тогда у меня не было времени. Я постоял пять минут там, две минуты здесь, зашел во двор медрессе Шир-Дор. И на этом мое знакомство с Регистаном для начала закончилось. Однако! Некоторая занятная деталь, своего рода странное и в любом случае интересное происшествие в тот раз все же имело место. Другой может быть, и не обратил бы на это внимания. Но я... Как бы там ни было, но впечатление на меня оно произвело довольно сильное. А случилось следующее.

Дело было тоже утром. Но пораньше. Часу так в девятом. Местных ценителей прекрасного и просто туристов еще нигде не было видно. Я раньше остальных закончил осмотр комплекса и вернулся на площадь. А там, присев на корточки, залюбовался тигрольвами на портале Шир-Дора. Резкий звук, как у неисправного микрофона, заставил меня вздрогнуть. И вдруг раздался громкий голос. Мужской голос, который исходил, казалось, сразу отовсюду:

- Я - Регистан! Сердце Самарканда! Каменная хроника столетий...

После этих слов на какое-то мгновение наступила абсолютная тишина. Мне даже показалось, что мое сердце перестало биться. А потом где-то хлопнула дверь, и другой голос, потише и... попроще, сопровождая каждое слово отборным матом, произнес:

- Колян, (мат)! Ты (мат) куда отвертку (мат) эту (мат) как ее... (мат) крестовую подевал (мат-перемат)?

Как выяснилось, это техники проверяли радиоаппаратуру. Готовили ее к вечернему шоу - звуко-световой панораме. Там, в качестве одного из кульминационных моментов, как раз и должен был звучать услышанный мною голос, повествующий о событиях прошлого на четырех языках и, якобы, от лица Регистана. Не знаю, как на это шоу реагировали другие гости города. Но на меня его внезапное проявление произвело неизгладимое впечатление...

Сегодня территория Регистана выглядела совсем иначе. С одной стороны площади на другую перекатывались пестрые волны посетителей. Туристы, видимо, отправлялись сюда уже сразу после завтрака в гостинице. Да и простой народ подтягивался со всех сторон. Во всяком случае автобусы с любопытными все прибывали и прибывали. Но, полагаю, древние стены трех грандиозных сооружений Регистана за свою историю повидали и куда больший наплыв человеческих масс. Взять хотя бы двадцатые годы нашего столетия. Становление Советской власти в Узбекистане. Здесь проводился сбор ополченцев в Красную Армию в годы гражданской войны. На этом месте сжигали свои паранжи освободившиеся от многовекового гнета и зависимости женщины Востока. И еще многое многое другое. Обо все этом рассказывала сейчас группе интересующихся историей своей страны женщина-экскурсовод.

- Строительство медресе Шир-Дор началось в 1619-м году, - взахлеб сообщала она. - А образцом для него послужило здание напротив... При реставрационных работах в конце семидесятых площадь была еще и расчищена. На том месте, где мы с вами сейчас стоим, за века накопилось около двух метров наслоений. Так что теперь мы можем видеть эти прекрасные сооружения в натуральную величину. - Слушавшие гида тут же измерили медресе своими пораженными взглядами от основания до вершины и радостно загалдели.

- Прастите, уважаемая, - раздался откуда-то из середины голос с серьезным кавказским акцентом, - и сколько више стал этот дом теперь?

Кто-то негромко засмеялся.

- Это не дом, - поправила спросившего женщина, - это медресе. Религиозное учебное заведение.

- Ну, слушай! Пусть будет школа, да! - весело ответил кавказец. - Мне интересно, сколько више?

- Для вас - на два метра, - нервно ответила экскурсовод. - Для остальных высота осталась прежней. Сооружения были лишь расчищены до их первоначального фундамента.

Я вместе со всеми поднялся по ступенькам под самую арку. И снова все мое внимание было приковано изображением шагающих тигрольвов. О них же повела речь и женщина-гид:

- Главное отличие в оформлении фасада этого строения - в изображении сказочных животных. Это так называемые тигрольвы. Вы наверняка успели заметить, что у существ голова и тело льва. А полосы на шкуре от тигра.

- А хвостик чей? - поинтересовался кавказец.

Капитан Стриж с наслаждением потягивал ароматный кофе из чашки настоящего китайского фарфора. Того самого тонкого и редкого, который так ценится у знатоков и коллекционеров. После каждого глотка он опускал чашку на блюдце. И не без удовольствия прислушивался к своеобразному звуку, который при этом раздавался. С чем его можно было сравнить? Капитан Стриж призадумался. Ну конечно! В нем было что-то от курлыканья улетающих на юг журавлей. Пронизанный зноем воздух ненавязчиво давил на веки. И глаза капитана потихоньку закрывались. Как приятно было вот так сидеть и ничего не делать! Лишь вдыхать аромат лета и грезить под сенью деревьев лубяными картинками прошлого. В живописном проломе глиняной стены перед взором Стрижа проплывали далекие вершины гор. Конечно это поднимающийся от земли нагретый воздух подыгрывал его воображению. А что если горы и вправду вдруг поплыли? Капитан улыбался своим ленивым мыслям и грезил дальше. Между полуразвалившейся стеной и горами лежала огромная и почти лишенная растительности равнина. Только изредка там и тут на ее поверхности виднелись отдельные деревца вблизи еще более редких строений. К тому же, частью, еще и довольно старых. Местами земля казалась вздутой, словно прятала от посторонних глаз молодую грибницу. Однако там, под сглаженными временем буграми, таилось нечто куда более ценное, чем нетипичная для этих широт грибница. Там лежали развалины древнего города Афрасиаба. Предшественника Самарканда. И, возможно, первой столицы полулегендарной Согдианы.

- Вот именно поэтому я и не заделываю эту брешь в дувале, - раздался совсем рядом негромкий голос.

Стриж открыл глаза и сел прямо. Перед ним стоял пожилой человек в белой рубашке навыпуск, серых просторных брюках и сандалях на босу ногу. На его абсолютно лысой голове, сдвинутая несколько набок, красовалась тюбетейка. Лицо человека приветливо улыбалось, отчего его кожа, уложенная годами в глубокие складки, местами опасно натянулась.

- Галияб Фридрихович Грос, - представился хозяин дома.

Капитан Стриж поднялся и протянул ему руку.

- Прошу прощения, что заставил вас ждать, - уселся напротив старик. - У меня режим. Каждый день в это время я сорок минут занимаюсь медитацией. Без этого уже и жизни своей представить не могу.

- Завидую я вам, уважаемый Галияб Фридрихович. Это же какую силу воли иметь нужно! А за меня, пожалуйста, не беспокойтесь. Я, можно сказать, изысканно провел время. Наслаждался спокойствием и видами, которые открываются из вашего двора.

- Что правда, то правда, молодой человек, - закивал хозяин. - Вид отсюда просто великолепный.

- Это ведь никак Афрасиаб? - указал в направлении бреши капитан.

- Совершенно верно. А вон там, чуть в стороне, прямоугольное здание видите? Это музей истории основания Самарканда. Приятно сознавать, что многие экспонаты этого музея найдены при твоем участии. Так сказать, прошли через твои руки.

- Так вы и в раскопках Афрасиаба участие принимали? - подался вперед Стриж.

- Каждый раскоп там знаю, каждый камень в стене, - улыбнулся старик.

И хозяин дома стал рассказывать о тех далеких временах, когда он еще будучи молодым археологом впервые попал в Самарканд.

- А сами вы, простите, откуда родом? - аккуратно поменял тему Стриж.

- Из Ашхабада.

- Из Ашхабада? - переспросил капитан.

- А что вас так удивляет? - улыбнулся обладатель тюбетейки.

- Если совсем честно, именно то, что вы родом из столицы Туркмении. Ваша фамилия, уважаемый Галияб Фридрихович, она ведь у вас немецкая! Как, собственно, и отчество. Но насколько мне известно, немцев стали выселять в Азию только в сороковых годах...

- Вон вы о чем! - тихо засмеялся старик. - Все очень просто, молодой человек. У меня действительно отец был немцем. А мама туркменкой. Но моего отца никто и ни куда не выселял, а уж тем более не высылал. В Туркестане проходила его служба еще при царе. В 17-м мои родители осели в Асхабаде. Именно так назывался этот город до 1919-го года. А в 19-м году родился я.

- Значит Асхабад, - принимая из рук молодой женщины очередную чашку кофе, повторил Стриж.

- Моя внучка Гюлькай! - представил женщину старик.

- Мы уже знакомы, - кивнул Стриж.

Женщина поставила на стол поднос с фруктами и удалилась.

- А вам известно как звался Ашхабад до 1927-го года? - неожиданно спросил хозяин дома. И сам же ответил: - Полторацк.

- Нет, я этого не знал, - честно признался капитан.

- Что это я все о том, да о сем! - вдруг дернулся на стуле старик. - Вы то ведь ко мне, поди, по важному делу приехали. Заболтал я вас!

- Ну что вы, уважаемый Галияб Фридрихович, мне все очень интересно. Теперь вон какими знаниями о столице Туркмении похвастать могу.

Они посмеялись.

- А приехал я к вам вот зачем, - перешел к делу Стриж. - Нам стало известно, что вы долгое время работали на юге Туркмении. И непосредственно в предгорьях Копетдага тоже.

- Да, - подтвердил полутуркмен-полунемец.

Он отставил в сторону свою кофейную чашку и весь превратился в слух.

- Вот о Копетдаге я и хотел бы с вами побеседовать.

- Вы простите меня за мое любопытство, молодой человек, - осторожно начал Грос, - но почему именно я? Очень многие работали, как вы выразились, на юге Туркмении. Почти все мои друзья и сотрудники провели в северной части Иранского нагорья не один полевой сезон. Почему я?

- Ну-ну, уважаемый Галияб Фридрихович, только без лишней скромности! - подмигнул старику капитан Стриж. - Я убежден, что никто из ваших друзей и бывших сотрудников не ориентируется в Туркмено-Хорасанских горах лучше чем вы. А уж тем более никто из них не разбирается в особенностях этого обширного региона и...

И без того узкие глаза старика совсем превратились в щелки.

- ... не знает всех его тайн.

Женщина-экскурсовод совершенно проигнорировала вопрос кавказца.

- Конечно, такого зверя не существует в природе. Да и никогда не существовало, - пояснила она. - Скорее всего они были призваны играть здесь чисто символическую роль. Некоторые исследователи считают, что тигрольвы являются своеобразным символом солнца.

"В таком случае белые антилопы, изображенные убегающими от странных хищников, должны были олицетворять луну", - улыбнулся я про себя. И словно прочитав мои мысли неугомонный кавказец снова встрял в объяснения женщины:

- А эти барашки, па вашему, что? Луна?

По толпе прокатился смешок.

- Это не барашки! - уже еле сдерживаясь отреагировала гид.

- А что такое? - тут же спросил голос с акцентом.

- Это верблюдокозы - символ медресе, - опередил экскурсовода какой-то шутник.

На что группа туристов отозвалась дружным хохотом. Я воспользовался непредусмотренной паузой и шагнул к обиженно надувшей губы женщине-гиду.

- Простите, можно я вам тоже задам вопрос по поводу этих... животных? - негромко поинтересовался я.

Она измерила меня надменным взглядом и согласно кивнула.

- А может быть мы здесь имеем дело с действительно существовавшими в старину животными? Возможно это был какой-то уже давно вымерший вид кошачьих? К примеру, в хрониках о завоевательных походах Александра Македонского упоминаются хищники, похожие на львов, тигров и гепардов. Однако до сих пор не установленно, о каких именно существах там идет речь.

В ее глазах читалось удивление. Видимо она никак не ожидала от молодого солдата подобных знаний.

- Таких животных в природе нет и быть не может! - совершенно уверенно повторила она. - Тигрольвы - выдумка художника. И являются символами солнца.

Я не стал возражать и отошел в сторону. Почему-то мне больше не хотелось следовать этому гиду. Конечно я ничуть не сомневался, что оставшись с группой смог бы узнать еще много нового и интересного из истории комплекса Регистан. Но категоричность этой женщины задела меня за живое. И даже обидела. Откуда она вообще может знать, что еще скрывает от человеческих глаз мать-природа? Судя по всему, она работает здесь уже не первый год. Верно просто зазубрила программу по истории Самарканда назубок. А потому в своих рассуждениях едва ли отступится от устоявшегося мнения. Если она вообще когда-нибудь рассуждает на такие темы. "Смотри-ка!", возмущался я про себя, "почему же тогда художник не стал выдумывать действительно какую-нибудь верблюдокозу? А взял да и подсадил в композицию к тигрольву самую обыкновенную антилопу! Подумаешь, символ солнца! Кстати, изображение солнца на фасаде тоже имеется. Пусть у него там тоже и глаза, и рот есть, будто у живого существа, однако, это именно солнце. Что же по вашему мнению, товарищ экскурсовод, должно символизировать на фасаде Шир-Дора само светило? Наверное лошадь Пржевальского"?!

Я еще долго бродил по территории комплекса. Прислушивался к разговорам посетителей и объяснениям ведущих групп. Заглядывал во внутренние дворы всех трех медресе. Задрав голову пытался получше рассмотреть удивительные по своей красоте орнаменты, которыми здесь были украшены, казалось, все плоскости. Собственно, так оно и было. Даже сама центральная площадь оказалась выложена плитами с национальным орнаметом. У одного скучающего водителя такси я выяснил, где находится музей истории и культуры народов Узбекистана, и отправился туда. По пути я ненадолго задержался в саду поэтов. У памятника четырем сказителям. Во всяком случае именно так я для себя и окрестил это занятное произведение. Изображение мне очень понравилось. От этих сидящих на огромном ковре стариков так и разило молодецкой удалью. Все четверо, несмотря на их преклонный возраст, обладали широченными плечами и мускулистыми руками, в которых они крепко, но все же как-то неумело, держали свои музыкальные инструменты. С пропорциями скульптор особенно загнул в ногах. Уж очень здоровыми они мне казались. Я отошел от памятника на несколько шагов и присел так, чтобы все четверо разместились на зеленом фоне деревьев. Теперь можно было действительно подумать, что передо мной расселись непонятно каким образом вынырнувшие из глубины веков сочинители и рассказчики сказок. Я подождал еще минут пять, но они так и не начали петь, и даже не удостоили меня своим вниманием.

- Мне кажется я вас не совсем понимаю, молодой человек, - откинулся на спинку стула Галияб Фридрихович Грос. - О каких таких тайнах вы говорите?

Капитан Стриж улыбнулся недоверчивости пожилого человека и, выдержав паузу, стал рассказывать...

Атбай в очередной раз протер слезящиеся глаза. Но лучше видеть не стал. Очертания предметов по прежнему расплывались. Странный недуг одолел шестидесятипятилетнего казаха месяц назад. Ни с того, ни с сего. Ладно бы там соринка какая попала. А ведь нет же! В одночасье стали слезиться оба глаза. Иногда эта напасть проходила, и Атбай снова с удовольствием разглядывал окружающий его мир и своих любимых овечек. Но в последнее время неприятностей со зрением стало больше. И это начинало беспокоить по настоящему. Конечно Атбай и сам понимал, что необходимо показаться врачу. Но до ближайшего населенного пункта было не меньше ста километров. А хорошего доктора и там не имелось. Правда основная проблема была в другом. Атбай не мог надолго оставить свою отару. Все же полторы сотни овец - это не шутка. Вот если бы приехал из города сын, тогда и поездку к доктору можно было устроить. Однако Серик не показывался уже три месяца. Видно совсем отца позабыл. Атбай сокрушенно покачал головой. В это время доносящееся со двора блеяние стало громче. Годами тренированный слух Атбая уловил в этом, казалось бы, привычном звуке... страх. Да, что-то сильно напугало животных. Атбай схватил стоявшую у входа длиную палку и вышел из юрты. Сначала он оказался в крохотной деревянной пристройке. Здесь по дощатым стенам были развешаны кнуты, клейма и большие железные ножницы для стрижки шерсти. Споткнувшись о пустое ведро, Атбай открыл наружную дверь. Солнце уже успело опуститься за неказистые горные вершины. Но света было еще достаточно, чтобы увидеть очертания кошары и огромного загона. Первое, на что сразу обратил внимание Атбай, было большое темное пятно на крыше одной из построек. И расплывающийся в глазах силуэт этого пятна двигался... Атбай оттянул нижние веки, освободив глаза от избытка влаги. И на несколько секунд снова прозрел. Однако увиденному сначала не поверил... На с таким трудом приобретенных листах шифера сидело жуткое крылатое существо. Оно раз за разом ударяло своим полным зубов клювом по крыше. Отчего по шиферу расходились трещины. Глаза Атбая вновь затянуло слезной пеленой. И четкое изображение пропало. Намерения крылатого шайтана, а что это был именно шайтан казах не сомневался, стали ясны как день. Обеспокоенный за своих овечек Атбай поднял над головой палку и с проклятиями бросился к кошаре. Существо прекратило бить по перекрытию крыши и, скакнув к краю, тяжело взмыло в воздух. Атбай проследил за удаляющимся силуэтом и направился к загону. Внезапно возникший над головой шум огромных крыльев и толкнувшая в затылок тугая волна воздуха вынудили Атбая резко наклониться. Может быть это спасло ему жизнь. Ибо в следующую секунду по его спине полосанули чем-то острым. Старая телогрейка казаха лопнула и разошлась к бокам. Сбитый с ног Атбай отлетел к ограде загона и больно стукнулся лбом о деревянную жердь. На мгновенье взгляд его снова прояснился. Именно тут он и увидел, как крылатый шайтан, не успев уклониться, с чудовищной силой ударился о сарайку в конце двора. Проломив ветхое строение, существо снесло его заднюю стену, несколько раз кувыркнулось по земле, и стукнувшись о колодезный сруб, замерло. Атбай, не имея сил встать, ждал, что будет дальше. Существо в конце двора минуты три не двигалось. Но вот оно резко вскочило на свои короткие кривые ножки и, подстать индюку, заскакало вдоль ограды. Эти скачки становились все уверенней и выше. А когда до распластавшегося на земле Атбая оставалось не более семи метров, шайтан поднялся в воздух. С трудом перелетев через заграждения двора он исчез в сгущающейся темноте в направлени Копетдагского хребта...

Выслушав капитана Грос призадумался. Изредка он бросал на Стрижа внимательные взгляды, словно надеялся уличить его в неискренности. А потом произнес:

- В 1968-м году мы работали на городище Джин Тепе - поселении раннепарфянского периода. Со слов старожилов место то - нечистое. Отсюда и название - Джин Тепе. По ночам там, якобы, можно было наблюдать призрак белого верблюда.

Стриж улыбнулся.

- Мы провели на городище не меньше месяца. Но кроме обыкновенных живых и плешивых верблюдов ничего такого ни разу не видели.

- Простите, уважаемый Галияб Фридрихович, но при чем же здесь призрак белого верблюда? - спросил Стриж.

- Как это при чем? Вы рассказали мне сказку про птицу Рух, а я вам - про белого бычка...

- Верблюда, - поправил его капитан и засмеялся.

Хозяин дома тоже повеселел.

- Меня предупредили, что вы, возможно, и не захотите мне ничего рассказать, - вмиг стал серьезным Стриж. - Но почему, Галияб Фридрихович?

Старик встал из-за стола и неторопливо пересек дворик. Он остановился у живописной бреши в стене. Капитан последовал его примеру.

- Знаете, молодой человек, я ведь беспартийный, - начал негромко говорить Грос. - Так уж вышло. А отсюда и... В общем с годами выработалась у меня такая черта характера - осторожность в суждениях. Чего бы это не касалось. Положение обязывало... Знаете, даже такое бывало... Когда мне приходилось читать свои первые лекции, или представлять первые научные труды, мои коллеги мне не раз говорили: "Вы должны быть смелее, товарищ Грос. А то даже ваши утверждения зачастую звучат, как скромные предположения". Вы меня понимаете?

- Я вас очень хорошо понимаю, - подтвердил Стриж. - И могу заверить, что со мной вы можете быть совершенно откровенны. Осторожничать в своих выводах и взглядах вам тоже нет необходимости. Вы рассказывайте! А делать выводы - это моя работа.

- Хорошо, - согласился старик. - Кое-что я действительно могу вам сообщить. А уж это вам решать, верить ли этому или нет. Десять лет назад я с группой студентов проводил измерения и обследования местности к юго-западу от Теджента. Мы двигались в том направлении до самого предгорья. А после следовали параллельно горной цепи. Чтобы вы могли представить себе о чем речь, я хотел бы назвать лишь несколько цифр. Длина гряды около 650 километров. Но основная часть Иранского нагорья проходит по территории Ирана, а не по Туркмении, как полагают многие. Средняя ширина - 80 километров, а в его северо-западной части достигает 200. Характерный для Копетдага ландшафт - это горные степи. Собственно, как и для горной Средней Азии вообще.

- Простите что перебиваю, - извинился Стриж, - а о каком обследовании местности идет речь?

- Мы наносили на карты древние курганы и городища, - с готовностью ответил бывший археолог.

- Ясно, - коротко отозвался Стриж, - продолжайте.

- Был у меня там один паренек-третьекурсник. Шурой Старчиковым звали. И любил он над своими сокурсниками подшутить. Везде, где только такая возможность предоставлялась. То в каких развалинах спрячется и оттуда девчонок замогильными голосами пугает. А то с ног до головы глиной измажется, рожки приделает и ночью в палатки к ребятам заглядывает. Уж сколько там визгу и даже истерик было. Не поверите!

Капитан улыбнулся.

- Как-то после очередной такой "пугалки", так он свои проказы окрестил, вызвал я его к себе "на ковер". Поругал не шибко и взял с него слово, что он эти глупости прекратит. Он мне, конечно же, пообещал. Однако прозвучало его обещание как-то очень уж неубедительно. Оставалось только ждать, когда наш Шура очередной фокус отчебучит. А неделей позже нас пригласили в ближайшее селение на свадьбу. Ребята с радостью согласились. Все же молодежь с трудом переносила долговременное пребывание в малонаселенных, а то и вовсе безжизненных местах. В душе я за них тоже радовался. Свое согласие, однако, дал скрепя сердце. Ведь я за них за всех головой отвечал. А свадьбы в моем представлении связаны не только с неумеренным потреблением спиртного, но и с последующим выяснением отношений. Среди моих ребят было несколько горячих голов. А уж что говорить о туркменской молодежи? У них это в крови... - Старик улыбнулся каким-то своим мыслям и продолжал: - Свадьба была очень веселой. Мои, смешавшись с местными, танцевали до упаду. Я, конечно, старался никого не выпускать из виду. Но вот Шуру Старчикова в какой-то момент потерял. Потом он снова появился в обществе, как я узнал позже, местного мясника. Тот передал моему студенту какой-то объемный сверток. После чего они дружески пожали друг другу руки. К середине следующей недели мы находились у подножия Копетдага, примерно в шестидесяти километрах от Старой Нисы. Местность там совершенно пустынная. До самых гор сплошные пески. К северу, неподалеку от нас, протянулся Каракумский канал. По одному старому арыку все еще струилась вода, радуя глаз в безжизненном однообразии местности. Было решено остановиться на денек-другой у воды. Место для стоянки мы выбрали как нельзя лучше. К северо-западу на равнине просматривалась группа курганов. Их картографированием и описанием мы и собирались заняться в самое ближайшее время. И вот, представьте себе, вечером первого же дня наш Шура снова отличился. Несколько девушек после ужина отправились к арыку. Остальные ребята, как обычно, расселись у костра, чтобы попеть под гитару и просто обменяться впечатлениями прошедшего дня. И вдруг слышим визги, крики и громкое блеянье...! Мы все побросали и к арыку. И что вы думаете там произошло? Этот стервец, который Шура Старчиков, обрядившись в баранью шкуру и измазавшись бараньей же кровью, и то, и другое, полагаю, - подарки мясника, опередил девчат и улегся прямо у них на пути. Когда они подошли поближе, он задергал ногами и жутко захрипел. Увидев лежащее в луже крови и бьющееся в предсмертных судорогах животное, те подняли шум и бежать. А Шура на четыре мосла вскочил и за ними...

Хозяин с гостем рассмеялись. В небе над самыми горными вершинами обозначилась серо-фиолетовая полоска. Грос взглянул на ручные часы. Капитан последовал его примеру. "Начало четверого." - отметил про себя Стриж.

- Когда выяснилось, что никакого полуживого барана у арыка и в помине не было, девчата набросились на Старчикова. Ей богу, в те минуты мне было жалко этого непутевого паренька. Но как руководитель группы я должен был правильно отреагировать. От Шуры и шкуры чудовищно воняло. Баранья кровь за несколько дней протухла. Я просто поражался, на какие жертвы готов был идти этот молодой человек, чтобы только позабавить остальных, и в превую очередь себя. Но, как я уже говорил, мне нужно было должным образом отреагировать на его чудачества. Иначе ведь такие поступки и назвать-то нельзя. Я очень строго призвал его к порядку. А кроме того, упрекнул Шуру в том, что он нарушил данное обещание. И, видимо, именно здесь я допустил ту ошибку, которая чуть было не сыграла роковую роль в жизни Старчикова. Шура впервые за все время огрызнулся. Мне даже показалось, что он был готов наговорить мне грубостей. Но сдержался. Однако своим поведением он довольно сильно испортил настроение всем нам. Как бы там ни было, но мой обиженный студент развернулся и зашагал, куда глаза глядят. На наши оклики он никак не реагировал. А уходил все дальше и дальше. Остальные постояли, посмотрели ему в спину, да и вернулись к костру. Я же терялся в догадках, что теперь делать. Мой студент покидает расположение лагеря, и я никак не мог этому помешать. Так я и стоял там, у арыка, и напряженно всматривался в удаляющуюся по направлению к горам фигуру. Сумерки надвигались быстро, и от одной только мысли, что парень может потеряться, меня бросало в дрожь. Вдруг мне показалось, что в небе, несколько в стороне, метнулась крупная тень. Моей первой мыслью было, что это какая-то очень большая птица...

Стриж слушал старика так внимательно и самозабвенно, что даже не заметил, как по его покоящейся на стене руке пробежал юркий геккон.

- ... Я чисто автоматически стал перебирать в голове тех крупных пернатых, которые водились в предгорьях Копетдага - беркут, черный гриф... Только ни одна из этих птиц не могла сравниться размерами с тем просто огромным существом, которое то появлялось в оседающих на землю сумерках, то вновь исчезало. Не стану скрывать, но когда тень стала нарезать над моим студентом круги, меня охватила паника. Я крикнул своим парням, чтобы они следовали за мной. А сам бросился бежать. Я бежал и кричал, кричал и продолжал бежать. Стало совсем темно. Я лишь с трудом разбирал, что происходит в нескольких метрах от меня. А потом до меня долетел крик ужаса. Я узнал голос Шуры Старчикова. Не смотря на то, что я уже порядком запыхался и часто спотыкался, подгоняемый криками о помощи, я бросился бежать еще быстрее.

Грос неожиданно замолчал.

- Галияб Фридрихович, - негромко заговорил капитан Стриж, - почему, сравнивая огромную тень с известными вам хищными птицами, вы все же говорили о существе? Не об очень крупном загадочным пернатом, а именно о су...

- Потому что это птицей не являлось, - не дал ему закончить Грос. - Силуэт был не птичий. Да и движения крыльями для пернатых хищников совсем нетипичные. Хотя я могу и ошибаться. Рассмотреть объект получше у меня не было возможности. Темно уже было.

- Да, - согласился Стриж. - Понимаю. Так что же произошло потом? Если я вас и тут правильно понял, то вашего непутевого студента вы больше не видели.

- Ошибаетесь, молодой человек, - улыбнулся рассказчик.

- Правда? Неужели еще и живым?

- Представьте себе! - рассмеялся старик. - Правда только двумя неделями позже. Его иранские пограничники нашим военным на границе передали.

- Иранские пограничники?! - не поверил своим ушам капитан.

Археологическая карта Самаркандской области протянулась на всю стену. Значками на ней были указаны неолитические стоянки первобытного человека, нахождение мест с открытыми наскальными рисунками, укрепленные поселения, городища и еще не разведанные учеными курганы. Я по прежнему пребывал под впечатлением увиденных экспонатов. Мое особое внимание завоевали копии росписей стен обнаруженного археологами в 1965-м году дворца. Он принадлежал какому-то правителю одной из областей Согдианы начала VIII века. Какому точно, - ученым пока не удалось выяснить. Эти фрески в своем первозданном виде должны были быть изумительной красоты. Ибо даже то, что от них сохранилось до нашего времени, превосходило все мои ожидания. Одна только подборка красок чего стоила! Яркие, даже какие-то звонкие цвета, в совокупности с замечательными сюжетами делали произведения безымянных древних мастеров воистину неповторимыми. Я посмотрел на часы и без особого желания побрел к выходу из музея. До встречи с капитаном Стрижом у меня оставалось не так уж и много времени. А я еще очень хотел походить по территории раскопок. Оказавшись снаружи, я направился к лестнице, ведущей наверх к холмам. У ее основания, радуя глаз и нос, расположились колючие розовые кусты. Поднявшись по лестнице я обернулся, чтобы запечатлеть в памяти внешний вид музея. Стены его были отделаны плитками белого, серого и розового мрамора. Что, в свою очередь, придавало этому скромному в архитектурном смысле зданию некую торжественность. Фасад музея украшали стилизованые сидящие фигуры, немые движения которых наверняка должны были что-то означать. Вот только что хотел передать будущему созерцателю своего детища хитроумный художник? Что? Так и оставшись без ответа на этот, казалось бы, простой вопрос, я отправился в свое маленькое путешествие по поросшим пожелтевшей травой раскопам. Перед моим взором расстилалась обширная, преображенная временем и человеком, территория. Если не брать во внимание те исторические события, для которых она послужила ареной, то ее можно было бы сравнить, ну, разве что с обычным для окраины любого города пустырем.

Ведь вот как странно иной раз все получается! Живут на одном месте люди. Рождаются, творят и умирают... Делятся со временем своими радостями и печалями. И так через века. А потом вдруг что-то происходит с этим местом. Может быть какая-то катастрофа. Исчезают вдруг с этого места человеки. И некому больше развлекать время присущими лишь миру людей глупостями. И тогда теряет оно всякий интерес к этому месту, и уходит. Так и рождаются пустыри!

- Да. Иранские пограничники. Они спасли ему жизнь. Нашли его в бессознательном состоянии у подножия одной скалы. И за несколько дней подняли на ноги.

- Вам удалось с ним после этого поговорить?

- Нет, - сделав паузу, ответил Грос. - не удалось. Я, правда, присутствовал при его передаче, но поговорить у меня с ним не вышло. Его тут же забрали с собой военные. Я надеюсь, что Шуру не осудили за измену родине.

- Не думаю, - успокоил его капитан Стриж. - Только за то, что человек каким-то образом пересек советско-иранскую границу, его нельзя обвинять в измене родине.

- Как знать, молодой человек, как знать! - ответил Галияб Фридрихович.

- И с тех самых пор вы о нем ничего не слышали?

Старик покачал головой. Они помолчали. Хозяин дома высунулся в пролом и озабоченно поглядел по сторонам.

- Что-то не так? - оживился Стриж.

- Нет-нет, - продолжая крутить по сторонам головой, поспешил заверить гостя старый археолог. - Мухтар куда-то запропастился...

- Ваш знакомый, может быть, друг?

- Ага, - весело улыбнулся Грос, - друг... четвероногий.

- А скажите-ка, Галияб Фридрихович, что вы думаете произошло с вашим шубутным студентом на самом деле? - снова вернулся к столу капитан Стриж.

- Ума не приложу, - честно признался Грос. - Сей вопрос не дает мне покоя вот уже много лет. И, признаться, до вашего здесь появления я не связывал его исчезновение с вмешательством каких-то потусторонних сил.

- Да какие же это потусторонние силы, уважаемый Галияб Фридрихович? - улыбнулся Стриж. - Ведь Шура Старчиков мог действительно попасть в когти к какой-то крупной... очень крупной птице.

- Если я не ошибаюсь, то крупные пернатые, способные на такое, живут лишь где-то в Южной Америке, - скосил глаза на гостя Грос.

- Это верно. Южноамериканский гриф может запросто и подросшего бычка утащить.

- Вот и я говорю, - подтвердил хозяин дома с обветшалой стеной, - у нас в стране такое невозможно.

- Не спешите с выводами, Галияб Фридрихович! - постучал костяшками пальцев по столу Стриж. - Поверьте мне, в нашей стране и не такое возможно!

- А вот теперь вы мне скажите, - Грос резко повернулся к собеседнику, - Вы действительно предполагаете, что рассказанная вами история может каким-то боком соприкасаться с тем, что произошло с моим студентом?

- Я это скорее допускаю, - призадумался Стриж. - Ведь ничего конкретного на руках мы не имеем. Ваша история, моя история. Это лишь устная информация, не спорю, очень захватывающая, но пока только таковой и остается. Мне, видимо, предстоит получше ознакомиться с животным миром Туркмении и в особенности предгорий Копетдага. Кто знает, может быть в умных книжках и отыщется что-нибудь интересное... проливающее свет на оба этих случая. Конечно, если бы я мог лично побеседовать с вашим Шурой Старчиковым...

- Кстати, я мог бы вам устроить такую встречу, - не дал ему закончить Грос.

- Со Старчиковым?! - не поверил услышанному Стриж, - Но вы ведь сами говорили...

Однако хозяин дома снова не дал капитану договорить:

- Да нет же! О местонахождении Шуры мне совершенно ничего не известно. Я лишь надеюсь, что мальчик жив и здравствует. Я вовсе о другом. Я мог бы устроить вам встречу с человеком, который превосходно разбирается как во флоре, так и в фауне Копетдага. Да что там Копетдага! Всей Средней Азии!

- Это было бы просто великолепно, Галияб Фридрихович, но боюсь сегодня это невозможно.- сокрушенно покачал головой капитан Стриж. - Он посмотрел на часы и быстро поднялся. - Спасибо за очень интересную беседу. А мне пора на встречу с моим бравым гвардейцем Майзингером.

- Ваш товарищ - немец? - с интересом переспросил Грос.

- Мой сослуживец... Э-э-э, солдатик... Да, он - немец... Смышленый парнишка.

- И-и-и, позвольте полюбопытствовать, куда же вы потом направляетесь? Неужели обратно в часть?

Стриж улыбнулся. Его веселило, что собеседник не имеет ни малейшего представления ни о том, где капитан служит и уж тем более как эта его служба выглядит.

- Ну, а потом мы отправляемся на поиски приличной и не очень дорогой гостиницы, - предвидя реакцию добродушного хозяина, отрапортовал капитан.

- Нет, нет и еще раз нет, капитан! - неожиданно бурно зажестикулировал старик. - Вы и ваш солдатик-немец - мои гости. И попрошу вас не возражать. Сейчас я позвоню моему давнему другу, о котором я уже упоминал, как о знатоке животного и растительного мира, и мы с вами вместе отправляемся забирать вашего Майзингера.

- Ну что вы, уважаемый Галияб Фридрихович! - вяло запротестовал Стриж. - Мне право не удобно...

- Все уже решено. Если мы прямо сейчас отправимся в город, то успеем вернуться как раз к ужину.

- А как же ваш давний знакомый?

- Он сможет прибыть не раньше, чем завтра утром.

Грос снова приблизился к дувалу и выглянул наружу.

- Да куда же он запропастился? - недовольно покачал головой старик и громко сказал в сторону дома: - Гюлькай, внучка, мне нужна чистая рубашка!

Я перепрыгивал с холмика на холмик и внимательно всматривался в многочисленные провалы у себя под ногами. "Неужели ты надеешься здесь еще хоть что-нибудь найти?" - доставал меня мой внутренний голос. Конечно это была лишь издевка. Ему и самому было не хуже моего известно, что здесь археологи потрудились на славу. А потому я лишь огрызнулся в ответ что, мол, здесь полно змей. И кто-то один ведь должен оставаться бдительным, когда другой болтает чушь.

Здание музея осталось далеко позади, и я уже достаточно четко различал вздрагивающие в мареве горячего воздуха очертания глинобитных стен ближайших ко мне домов. Сильно хотелось пить. Купленный в городе лимонад я не только умудрился выдуть, но, наверное, уже и выпотел. Прикрыв глаза ладошкой, я стал в поисках колонки, какого-нибудь колодца, или просто живой души, у которой я мог бы попросить воды, всматриваться в выбеленые солнцем строения. И вдруг краешком глаза уловил какое-то резкое движение. Я быстро обернулся и обомлел... На меня несся здоровенный черный пес. В мимике собак я разбирался плохо. Собственно, как и в их породах. Но по оскаленой слюнявой пасти я догадался, что намерения животного не предвещают мне ничего хорошего. Без лишних колебаний я бросился наутек. Сердце мое бухало, как молот по наковальне, а перед внутренним взором поплыли поначалу не совсем ясные фрагменты. Я было подумал, что эта моя прожитая жизнь посылает мне последнее "прощай!", но ошибся. Это мой мозг, в азарте погони, стал развлекать мое воображение сравнительной информацией. Ну конечно, как это я сразу-то не догадался! Перед глазами мелькали кадры из кинофильма "Собака Баскервилей". Именно там за доктором Ватсоном вот так же по пятам мчался огромный черный пес - проклятие рода Михалковых. Стоп! При чем же здесь Михалков? Ведь Никита только сыграл в роли сэра Генри, а род назывался иначе... Ну, правильно! Ужасное чудище болот и окрестили собакой Баскервилей, потому что род этих... сэров носил тоже самое имя. Такие сумбурные мысли схлестывались в моей бедной голове, пока я не заметил в надвигающимся на меня дувале щель... Нет, не щель! Это был самый настоящий провал, за которым я и решил укрыться от нагоняющей меня бестии. Но когда до спасительной бреши оставались уже считаные метры, там вдруг возникла человеческая голова в тюбетейке.

- Берегись! - что было мочи заорал я.

Старик еле успел отскочить в сторону. А я сиганул изо всех сил внутрь двора. Замешкайся несчастный хотя бы на мгновение, и я уж точно снес бы его с ног.

"Кто знает, может находящийся в бессознательном состоянии старик заинтересовал бы моего четвероногого преследователя больше, чем я"?! - пронеслась в голове неуместная мыслишка.

- Фу, Мухтар! Фу! - стрельнул старческий голос. - Плохой пес! Сидеть!

Я обнаружил себя стоящим на столе среди осколков китайского фарфора. Воздух со свистом вырывался из моего горла, а ничего не видящий взгляд плавал по неясным очертаниям окружающих меня предметов. Я протер слезящиеся глаза и от неожиданности оторопел... На меня смотрело улыбающееся лицо моего начальства - капитана Стрижа.

- Галияб Фридрихович, - обратился Стриж к старику в тюбетейке, который в это время успокаивающе трепал загривок крупного дога, - поездка в город отменяется. Разрешите вам представить моего боевого товарища - рядового Майзингера!

Хозяин дома - первоклассный старикан Грос и капитан Стриж еще долго смеялись. А я все никак не мог поверить в такое сумашедшее совпадение. Вот уж действительно правы те, кто утверждает, что судьба-злодейка играет с человеком порой шутки, которых и нарошно-то не придумаешь. Кто же мог предположить, что после осмотра Регистана я отправлюсь именно сюда, в Афрасиаб, к истокам Самарканда. И одновременно в тот район древнего города, куда направил свои стопы и мой шеф. Ах, жизнь, как ты интересна и непредсказуема!

- Молодой человек, - улыбаясь произнес Грос, - вы не станете возражать, если я стану обращаться к вам по имени, а не по званию?

Стриж хохотнул.

Я несколько смущенно покачал головой.

- Прекрасно, - оповестил старик и тут же обратился к вышедшей во двор внучке: - Гюлькай, дорогая, принеси нашему молодому гостю что-нибудь перекусить.

- Мне бы попить чего, - неловко влез я.

- Вот именно, и попить, - Он улыбался одними глазами. - А то наш юный друг может не дождаться ужина.

Я поблагодарил старика кивком головы, при этом поймав на себе заинтересованный взгляд молодой женщины.

- Мне здесь ваш товарищ сообщил, что вы очень увлекаетесь историей, - сменил он быстро тему. - Это очень похвально, молодой человек. История это тот источник, к которому образованный человек никогда не устанет припадать. Мне стало известно, что вы учились на историческом факультете.

- Поступал, - поправил я его.

Это уточнение старика ничуть не смутило. Он продолжал разглядывать меня через щелки поблескивающих глаз.

- Как вам понравился музей?

- Я в восторге, - коротко ответил я и посмотрел на Стрижа.

От такого завидного внимания хозяина к моей скромной персоне я чувствовал себя неловко. Но капитан с улыбочкой наблюдал за нашей беседой, и это меня успокоило. Значит все в порядке. Значит можно расслабиться.

Молодая женщина вынесла и поставила передо мной кувшин с темновишневым содержимым. Стриж отреагировал на это еле заметным движением. Но хозяин дома поторопился успокоить офицера.

- Это всего лишь морс. Не беспокойтесь. Я не предложу вина вашему юному товарищу... без вашего на то разрешения. Я ведь понимаю - вы на службе.

Стриж мелко засмеялся, оценив хитрость пожилого человека.

- Вы, Вячеслав, немец, и, конечно же, должны знать, что такое морс.

Я кивнул.

- Простите, а из каких вы немцев будете?

- Я не совсем понимаю вашего вопроса, - признался я.

- Из волжских, сибирских?

- А-а-а, вон вы о чем, - протянул я. - Мои дед с бабкой - из волжских немцев. А отец уже в Казахстане на свет появился.

Грос понятливо закачал головой.

- Видимо, из Энгельса? - поинтересовался он.

- Не стану утверждать, но по-моему именно этот город называла моя бабушка Матильда в своих воспоминаниях.

- Из зажиточных?

Я развел руками. Честно признаться, на этом мои знания о предках заходили в тупик.

- Не знаю. Но думаю бедными они не были.

- А жаль, - осуждающе покачал головой Грос, - своими истоками, молодой человек, нужно интересоваться. Эта та история, с которой необходимо ознакомиться в первую очередь. И потом, сменив гнев на милость: - Интересно, - при этом Галияб Фридрихович выпрямился на стуле. - Если вам это не известно наверняка, то с чего вы делаете вывод, что ваши предки не ходили в нищих?

- Полагаю, что если бы они были бедными, и подстать церковным мышам дрались за каждую крошку, их бы оттуда не стали выселять.

И Стриж, и Грос вдруг разразились веселым смехом.

- Ах, Вячеслав, как хорошо, что те действительно тяжелые времена прошли. И что теперь можно свободно утверждать и это... и многое-многое другое.

- А разве это не так? - встал я на защиту свего мнения. - Ведь все, что после них оставалось, присваивалось другими. Бабушка говорила, что им на сборы давали только 24 часа и одну подводу. А много ли за сутки собирешь? К тому же, ни скотину, ни домашнюю обстановку на телегу не погрузишь.

Теперь они уже не смеялись, а только печально качали головами.

- А вот ваш отец, Вячеслав, он вам что-нибудь о своем детстве рассказывал? - продолжил было распрос полутуркмен-полунемец.

- Кстати, отец?! - воскликнул вдруг Стриж. - А ваш отец, Галияб Фридрихович, вам ничего такого не рассказывал о чудесах на Копетдаге? Вы ведь сами упоминали, что его служба проходила в Туркестане еще при царе-батюшке.

Мы со стариком удивленно и одновременно вопросительно посмотрели на капитана. Но взгляд Гроса быстро прояснился. Я же по прежнему находился в неведении.

- Конечно! - хлопнул себя по лбу старик. - Как я вообще мог такое забыть?!

Не знаю почему, но эти его восклицания показались мне ненатуральными. Словно бы он долго и упорно скрывал что-то, известное только ему одному, и, наконец, уличенный и загнанный в угол неоспоримыми фактами вдруг решил все же выйти сухим из воды, сыграв на своей забывчивости.

- И что же?

- С 1909-го года и до самой революции мой отец занимался исследованиями и измерениями на юге практически всей Центральной Азии. Не секрет, что царская Россия была очень заинтересована во включении азиатских каганатов и ханств в число своих территориальных владений. Именно поэтому в направлении южных рубежей России каждый год снаряжались многочисленные экспедиции. В нашем семейном архиве сохранились его записи начала века, - медленнее и уже не так воодушевленно закончил старик. Видимо, он теперь пожалел, что так быстро открыл капитану какой-то мне пока еще не совсем понятный секрет.

- И что же там? - не терпелось узнать капитану.

- Не знаю, - виновато улыбаясь и разведя руки в стороны, произнес хозяин дома. - Вы не поверите, но я до сих пор не читал этих записей. Как-то все времяни не было...

- А жаль, - точно копируя самого Гроса покачал головой Стриж, - своими истоками, уважаемый Галияб Фридрихович, нужно интересоваться.

Чего только не было в тех пыльных картонных папках. И вырезки из зарубежных, в основном немецких, газет. Последние из которых были датированы 16-м годом. И большое количество фотографий. А кроме всего карты и множество исписанных выцветшими чернилами страниц. Среди пожелтевших бумаг встречались и письма. Свернуты они были очень неаккуратно и чрезмерно часто. Отсюда на бумаге образовались глубокие сгибы, словно стирательной резинкой уничтожившие пришедшиеся на них строчки. Более тщательный просмотр семейного архива старика Гроса решили отложить на время после ужина. Когда со стола было убрано, хозяин дома водрузил на него керосиновую лампу. В саду было уже довольно темно и такая предусмотрительность оказалась как нельзя кстати. Мы разделили архив на три части и занялись его изучением. Однако и через два часа усердной работы ничего интересующего капитана Стрижа найдено не было. Но сдаваться никто и не думал. К тому же, ковыряние в старых, нет, даже, пожалуй, старинных, бумагах становилась поистине увлекательным. Я с интересом всматривался в обозначения на сработанных от руки картах. Указания глубин колодцев перемежалось там с маленькими, неказисто начертанными графиками температур воздуха. Направления ветров были выделены цветными карандашами и имели бесспорное сходство с таковыми в моих тетрадях по природоведению за четвертый класс.

- Галияб Фридрихович, - оторвался от созерцания очередного письма капитан Стриж, - а вот это может оказаться действительно интересным. К сожалению, мои знания немецкого языка оставляют желать лучшего.

Грос протер маленькие очки в позолоченной оправе, снова водрузил их на нос, и лишь после этого принял из рук капитана листок. Он очень внимательно, периодически близоруко прищуриваясь, стал всматриваться в ровный красивый почерк. Минута проходила за минутой, а он продолжал неспеша читать про себя. Стриж поднялся из-за стола, вынул из пачки "Столичных" одну сигарету и отошел к темневшему в стене сада провалу. Щелкнула зажигалка, и в темноте запрыгал маленький оранжевый светлячок. Капитан не торопил старика, хотя и, наверняка, с трудом пересиливал свое нетерпение. Грос, наконец, оторвался от чтения и, откинувшись на спинку стула, стащил с носа стеклышки. Он в задумчивости потер переносицу и только потом заговорил:

- Нелегко читается. Слог устаревший, да и некоторые слова мне совершенно незнакомы. Могу лишь догадываться, что они означают. Однако основная проблема все же не в этом, - старик сделал паузу.

- В чем же? - поспешил с вопросом Стриж.

- Многие места в письме отсутствуют. То ли написано оно было плохими чернилами, и они на сгибах осыпались, а может... просто от времени.

- Простите что перебиваю, уважаемый Галияб Фридрихович, - Стриж бросил в темноту за стеной окурок, - А каким годом датировано это письмо?

- Не могу сказать, - покачал головой Грос, - даты нигде не стоит.

Капитан снова подсел к столу:

- И о чем же там речь?

- А вы вот сами послушайте, - растягивая дужки очков, ответил хозяин дома. - Только я буду сначала читать на немецком, а потом переводить. Мне так будет легче.

Мы со Стрижом приготовились слушать. При этом капитан быстренько достал записную книжку.

- Im Grunde gibt es tatsächlich hier weiter nichts besonderes, - прочитал вслух Грос.

Я непонял ни слова. Мало того, немецкая речь звучала для меня просто дико. И это язык моих предков! Я даже ужаснулся про себя. А потом мне вдруг стало стыдно. Откровенно стыдно за свое невежество. Ведь я мог бы без особых затрат энергии еще в детстве изучить этот язык. Практически все свои летние каникулы я проводил в деревне, у своих дедов. Иной раз месяцами находились мы - внуки - в обществе стариков-немцев! А мои дед с бабкой между собой говорили исключительно на немецком. Нередко и со своими детьми: моим отцом, дядьями и тетками. Но я почему-то не сделал этого. У меня даже ни разу не возникало желания попросить свою бабушку что-нибудь прочитать мне на немецком. Но почему? Да потому что в этом никогда не возникало необходимости...

- В действительности же, здесь нет ничего особенного, - перевел старик первую строчку.

Мы со Стрижом в нерешительности переглянулись. В услышанном действительно не было ничего особенного.

- Aber diese Fähigkeit ist unbeschränkt, und das macht meiner Ansicht nach aus den Ländern Asiens eine Gegend, die man mit keiner anderen vergleichen kann. Die Wälder Amerikas mögen wunderbar schön und die Gestade Ozeaniens mögen märchenhaft sein, aber hier regt sich nichts Menschliches, und die Muse der Geschichte bleibt diesen Gegenden so fern, wie den unter unseren Füßen begrabenen Schichten, wo die Geologie nur unbekannte Eidechsen und Tiere entdeckt, mit denen man Gott sei Dank kein Zusammentreffen mehr zu befürchten braucht. - Грос откашлялся и стал неуверенно переводить: - Однако, эта способность является неограниченной, что, на мой взгляд, и делает страны Азии по-своему уникальными, и несравнимыми ни с какими иными. Пусть леса Америки прекрасны, а острова Океании и вовсе сказочны, но они чужды человеку. А потому история и обходит их стороной, как те захороненные под нашими стопами земляные пласты. Где геологи если что-то и обнаружат, так только останки неизвестных науке ящериц и животных, встреч с которыми нам, слава богу, уже не нужно бояться.

- Вот оно как! - отреагировал на это витиеватое высказывание Стриж.

- Следующие две строчки, к моему глубочайшему сожалению, нечитаемы, - развел руками старый археолог.

- В таком случае просто читайте дальше, Галияб Фридрихович, а мы уж как-нибудь разберемся, - спешил услышать продолжение капитан.

- Das geschieht durch die Sendung dieses Berichtes an sie. Solange dieses Verfahren beibehalten wird, wird alles gut gehen. Aber es würde ärgerliche Folgen haben, unterließe ich es eines Tages.

- Это произойдет посредством пересылки им данного отчета... Пока такой способ останется в силе, все будет в порядке. Но это будет иметь нехорошие последствия, если я когда-нибудь от него откажусь.

- Кого он имеет ввиду? - быстро спросил Стриж.

- Кто? - не понял Грос.

- Ваш отец, конечно.

- Думаю, он говорит об отчетности перед тем лицом, или лицами, которые ставили перед ним какие-то задачи, - поразмыслив ответил старик.

- А кому тогда адресованно данное письмо? - не унимался капитан.

Грос, в неведении, пожал плечами и продолжил чтение:

- Und doch bedeutete es, im ganzen genommen, keinen üblen Anfang für eine Reise, bei der nach meiner Rechnung jeder Schritt zu etwas Neuem, mindestens zu etwas Anreizendem führen mußte.

- Здесь речь идет о каком-то путешествии, не так ли? - опередил старика с его переводом Стриж.

- Э-э-э, да, - близоруко вглядываясь в строчки, ответил тот. - Дословно я перевел бы так... И все же данное обстоятельство не повлияло отрицательным образом на начало нашего путешествия. Путешествия, в котором мы на каждом шагу можем столкнуться с чем-то новым. Которое может привести, по-меньшей мере, к чему-то привлекательному.

- Наверное здесь опять не хватает пары строк, - предположил я, не уловив логического перехода между предыдущей и последней частями письма.

- Да, - коротко ответил наш переводчик.

- . ist kein gesegneter Erdenwinkel. - прочитал он дальше и, подняв на Стрижа глаза, добавил: - Это забытый богом уголок земли.

- О каком уголке земли идет речь? - замотал головой капитан.

- Без понятия! Здесь вот пустое место, а потом "... - это забытый богом уголок земли".

- У-у-х, - несколько разочарованно выдохнул Стриж. - Чувствую, придется нам здесь повозиться. Давайте-ка дальше, Галияб Фридрихович!

- Diesem Eindruck war ich tatsächlich unterworfen, als wir in Sicht von. kamen. In der Welt des Steins und Sandes. bildet viele Art von. das genauer Gegenstück zu der Welt der Menschen mit ihrer Scharen menschlicher Wesen, deren Beschreibung keinen Zweck hat.

- Именно под таким впечатлением находился я, когда мы оказались вблизи... В мире камня и песка... Образует многообразие видов... Совершенную противоположность к миру людей с его толпами человеческих существ, описывать которые здесь не имеет смысла. - Грос виновато посмотрел на капитана и, по-своему расценив его кивок, продолжал:

- Mann hatte das Gefühl, an der Pforte einer neuen Welt zu stehen. Wenn ich so zurückdenke, so fühle ich mich in der Stimmung wie einer, der die ersten Weihen empfangen soll und der beim Betreten der Tempelschwelle den Vorhang vor dem Heiligtum mit der Hand berührt.

Последовал перевод: - Было чувство, что находишься у ворот в новый мир. Когда я снова задумываюсь о тех ощущениях, то пребываю в таком состоянии, какое бывает у того, кто принимает свое первое крещение. И стоя у дверей храма, приподнимает рукой занавес перед священным алтарем.

- Вашему отцу нельзя отказать в поэтических чувствах, - улыбнулся Стриж.

Старик Грос продолжал:

- Denn als wir da ankamen, ahnte niemand etwas von dem gräßlichen Unglück, daß sich einige Tagen später zutragen sollte. - По лицу читавшего скользнуло напряжение и он неуверенно перевел: - Потому как по прибытию туда никто из нас даже и не предполагал, какое страшное несчастье обрушится на нас несколькими днями спустя.

- Ага, - произнес Стриж.

- Отсюда начинаются сплошные пробелы в тексте, - сообщил нам Галияб Фридрихович. - Хотя вот этот абзац, пожалуй, сохранился полностью. - И он зачитал: - Es war auch keine Kleinigkeit, uns für die Reise vorzubereiten: wir brauchten Reisepferde, mussten noch alle Kisten wieder instand setzen; alle die in Saratow hergestellten Kisten hatten schon genug Umladungen mitgemacht, so dass sie sich in sehr schlechtem Zustande befanden; endlich mussten wir uns mit Zelten in genügender Menge versehen. Bei einem großen Teil dieser Besorgungen hatte der Lutzki notwendigerweise eine beratende, beschließende Stimme, und außerdem wurde er mit der Erledigung beauftragt.

- Лутцкий! Это вероятно имя? - предположил Стриж.

- Выходит что так.

- И что же там о нем...?

- Подготовить такую экспедицию - дело не из легких. Нам требовались вьючные лошади. А кроме всего прочего необходимо было привести в порядок все наши ящики. Изготовленные в Саратове, они пережили уже не один переезд и находились в плачевном состоянии. И, наконец, мы должны были запастись достаточным количеством палаток. Основная часть этих приготовлений легла на плечи Лутцкого, и с его мнением были вынуждены считаться.

Не дождавшись от нас никакой реакции Грос выдал на немецком:

- Natur hatte ein prächtiges Bild geschaffen. Gleich vom ersten Augenblick an war ich ergriffen... - И тут же предложил нам русскую версию прочитанного: - Природа создала прекрасную картину. Я был поражен с самого первого взгляда.

- А вот здесь что? - Ткнул пальцем в листок капитан. Недовольный отсутствием последовательности в повествовании, Стриж, теперь уже стоя за спиной у старика, через плечо Гроса пробегал взглядом все сохранившиеся строчки вслед за читающим.

- Если я не ошибаюсь отдельные и ничего не значащие буквы, - раздражаясь, пояснил Грос. - Вот, видите, здесь опять целое предложение отсутствует. И здесь тоже два слова. - И потом оторвавшись от "дешифровки": - Да сядьте вы, молодой человек!

Стриж протянул руку к пачке сигарет и отошел от стола. Было заметно, что он тоже нервничает. Для них обоих этот день явно затягивался. Усталость так и скользила во всех их движениях и действиях. Грос прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул полной грудью.

- Здесь осталось только одно предложение, которое тоже особого смысла не несет, - спокойным голосом предложил он капитану.

Тот, стоя у дувала, молча докурил и только после этого ответил:

- Вы уж, ради бога, простите мою назойливость, уважаемый Галияб Фридрихович, но переведите уж и его до конца. Пожалуйста! Я просто нутром чувствую, что это письмо несет в себе важную информацию. Чувствую, понимаете!?

Грос печально улыбнулся, но чтение продолжил:

- Nach kurzer Beratung beschlossen wir, auf die Suche zu gehen, obgleich es spät war. - Посоветовавшись, мы решили идти на поиски. Не смотря на то, что время уже было позднее.

Капитан Стриж весь превратился в слух. Он, словно охотничий пес, напрягся всем телом. Но продолжения не последовало. Хозяин дома молчал. А затем и вовсе отложил лист пожелтевшей бумаги.

- Ну же! - почти вскрикнул Стриж. - Что там произошло? На поиски кого они отправились?

- Все, - виновато развел руками Грос. - На этом текст письма заканчивается.

- Не может быть! - не поверил услышанному капитан. Он подскочил к столу и стал хаотично перебирать разложенные там бумаги. - Где-то здесь должно быть продолжение! Мы его попросту просмотрели!

Он ворошил кипу за кипой, пока пораженно наблюдавший за его действиями Грос не предположил:

- Может быть продолжение осталось лежать в той папке, откуда вы извлекли и этот лист? Ведь письмо было обнаруженно вами.

Стриж хлопнул себя по лбу и, не долго думая, вытряхнул содержимое указанной папки прямо себе на колени. С самым серьезным видом, и уже более спокойно, он стал перекладывать все эти карты, газетные вырезки. Его сосредоточенный взгляд изредка задерживался на довольно хорошего качества старых фотографиях. С моего места они казались обгрызанными. Такое впечатление создавалось по вине не слишком аккуратно сработанных виньеток. Однако время шло, а положительным результатом поисков капитан пока похвастать не мог. Я взглянул на часы. Одинадцать. Пора было и меру знать. Грос, извинившись, ушел в дом. Десятью минутами позже во дворе появилась Гюлькай. Она держала в руках свернутые одеяла и две маленькие подушки.

- Вячеслав, - обратился ко мне следовавший своей внучке Грос, - вы не будете возражать, если мы вам постелим в саду.

- Конечно нет, - подавив зевок, с радостью отозвался я.

Стриж отказался от дальнейших поисков и теперь с недовольным видом пытался навести порядок в разъехавшихся по всей столешне стопках бумаг.

- Вот и правильно, - попытался поддержать его морально Галияб Фридрихович. - Отложите это занятие до завтра. Ведь бумаги отсюда никуда не убегут.

Старик накинул поверх разбросанного архива цветастый восточный платок и придавил его с четырех сторон крупными персиками.

- Галияб Фридрихович, - обратился к хозяину капитан, - я могу воспользоваться вашим телефоном?

- Конечно. Гюлькай, внучка, покажи нашему гостю, где стоит аппарат!

Уже кутаясь в лоскуты первых сновидений под бескрайним звездным небом Узбекистана, я услышал голос Стрижа. Капитан с кем-то негромко, но быстро говорил по телефону:

- Да, Старчиков. А зовут Александром.

Приветливые лучи утреннего солнца скакали по моим ресницам в надежде меня разбудить. Не стану скрывать, им это и вправду удалось. Я приоткрыл глаза. В сени разлапистого персикового дерева за столом сидели капитан Стриж и хозяин приютившего нас дома - старик Грос. Сдвинув в сторону чайный прибор, они играли в нарды. Я поднял с подушки голову, чтобы посмотреть, где же умывальник. И, как оказалось вовремя. Где еще мгновеньем раньше покоилась моя голова, сейчас расплывалось розоватое пятнышко птичьей какашки.

- Доброе утречко, - подмигнул мне Стриж.

- А, Вячеслав, - сел вполоборота ко мне Грос, - вы что будете пить - зеленый чай или кофе?

Я выбрал кофе. На скатерти цвета апельсина передо мной были расставлены всяческие вкусности: искрящееся арбузное варенье, вазочка с шоколадными конфетами, цветная халва. Дышали ароматом свежеиспеченного хлеба принесенные с базара лепешки.

- Как спал, солдат? - не спуская глаз с кувыркающихся по игральной доске кубиков, поинтересовался Стриж.

- Угу, - необыкновенно отчетливо ответил я не смотря на полный рот.

- А вот я не очень, - с тоской в голосе признался капитан.

- Неужто вам и ночью эти чертовы письма покоя не давали? - сочувственно покачал головой старик.

Стриж не успел ответить. Так как на пороге выросла крупная фигура человека в сером костюме и белой панаме. На его довольной физиономии красовались солнцезащитные очки а ля Рэмбо. На вид ему можно было дать от силы лет пятьдесят. Как выяснилось позже, Игнатову Виталию Анатольевичу в тот год стукнуло ровно шестьдесят.

Игнатов говорил и говорил. И мне казалось, что остановить его уже не сможет ничто. При этом Виталий Анатольевич еще и оживленно, жестикулировал словно он выступал перед целой аудиторией благодарных студентов. Даже там, где, казалось, в этом совершенно не было никакой нужды. Иногда он самозабвенно прикрывал глаза, и тогда с его губ вереницей слетали латинские названия представителей растительного мира, которые никому из его сегодняшних слушателей ровным счетом ничего не говорили.

- Полынники оказались неспособными накопить в таком же объеме как плотнодерновинные злаки продуктивную подземную фитомассу, чтобы противостоять деградации земель. Потому что полынники попросту не могут создать задернованный, достаточно гумусированный слой почвы, устойчивый к ветровой эрозии и разрушительным действиям горных селей.

Я не верил своим ушам. Мужик запросто выдавал сложнейший научный материал, да еще и... в такую рань. Это уже было слишком. Я начинал откровенно скучать и теперь вовсю ерзал на стуле. Судя по всему, капитана этот прирожденный оратор тоже успел загрузить, потому как Стриж, улучив момент, быстро спросил:

- Какие еще полынники, Виталий Анатольевич?

Но Игнатова сбить с толку оказалось не так то и легко. Расценив вопрос капитана посвоему, он пояснил:

- К примеру, горная полынь цитваровидная. Полынь подвида Seriphidium. Artemisia ciniformis. И наконец - Artemisia kopetdaghensis.

- Ну какой еще, к черту, копетдагензис, Виталий Анатольевич? - не выдержал Стриж и посмотрел на старика Гроса.

Тот, еле сдерживая улыбку, пожал плечами.

- Я вас не совсем понимаю, - опешил было Игнатов.

- Конечно не понимаете, - согласился Стриж. - Поверьте, меня сейчас не интересует растительность Копетдагского хребта. Я хотел бы услышать конкретную информацию о конкретных представителях фауны этого региона Азии.

- Ну, а я разве... - начал было оправдываться приезжий.

- А вы просвещаете нас, притом во всех тонкостях и деталях, в каких-то там полынниках и их влиянии на задерьмованные почвы.

- Задернованные, - улыбнувшись поправил раздраженного капитана Игнатов. До него, видимо, пока не доходило, что же не понравилось этому военному в его спонтанной лекции.

Все время, пока Игнатов ублажал нас своим монологом, капитан Стриж только тем и занимался, что намного спокойнее и методичнее чем вчера, просматривал архив старика Гроса. И в тот самый момент, когда растерявшийся Игнатов автоматически перебирал в памяти населяющих Копетдаг животных, вдруг подскочил на стуле и вскрикнул "Нашел!". Чем всех нас изрядно напугал.

- Вот! - излучал почти детскую радость Стриж. В руке он держал продолжение письма...

- Es überfliegt die Schlucht in der Querrichtung; schnurgerade zieht es seinen Weg, den Körper nach vorn geneigt. Ein dritter, ein vierter kommt dazu. Man sieht Flügel, man sieht. - снова читал Грос на немецком. Теперь он уже увереннее произносил мудренные слова. Эта часть записей, в отношении сохранности, немногим отличалась от предыдущей. Многочисленные пробелы в тексте заставляли лоб старика хмуриться все чаще. Он перевел:

- Оно перелетает ущелье поперек. По одной линии, не меняя направления. Наклонив корпус вперед. Вот появилось еще одно, третье, четвертое... Хорошо видны крылья, видно...

Я, еще вчера вечером введенный в курс дела капитаном Стрижом, сейчас с большим интересом наблюдал за его реакцией на слова Гроса. Стриж ждал. Ждал и очень надеялся услышать больше.

- Bei dem Haltepunkt Nr. 4 wurde zu Abend gegessen; dann ging die Suche weiter.

Галияб Фридрихович откашлялся, отпил из своей чашки уже успевшего остыть кофе и донес до нас смысл последнего предложения:

- На нашей четвертой по счету стоянки мы поужинали и снова отправились поиски.

Совершенно оригинально реагировал на услышанное Игнатов. Он ничегошеньки, даже в самых общих чертах, не знал о сути дела. В его темных глазах таилось любопытство, он следил за движениями губ старика, а его пальцы теребили снятую с головы панаму. Я мог бы поспорить с кем угодно, что в его мозгу сейчас шел усиленый поиск разумного объяснения. Шел обыск и допрос многочисленных, выловленных по всем углам черепной коробки, догадок. Проводился умственный анализ тех обрывков информации, которую в час по чайной ложке выдавал нам хозяин дома.

- Zunächst gab es eine kleine, von Felsen umgebene Schlucht, in der kühle Schatten schlummerte. Dann gelangen wir auf einen Platz. Der machte auf uns einen niedergeschlagenen Eindruck. Der aufsteigende neue Tag fand uns dabei beschäftigt, die raue Landschaft zu betrachten, denn wir brannten darauf, mit dieser von hohen Felsen durchzogene Gegend bekannt zu werden und zu erfahren.

Грос оторвался от чтения и спросил:

- Наверное сначала перевести этот кусок?

Стриж кивнул ему.

- Сначала было небольшое ущелье, в котором клубились тени... Потом мы оказались в другом месте... Оно производило угнетающее впечатление... Новый день застал нас за осмотром окружающего нас неприветливого ландшафта. Потому как нам очень хотелось узнать, что нас ожидает в этой пронизанной высокими скалами местности.

Затем Галияб Фридрихович вновь обратился к письму своего отца:

- Direkt vor uns erhob sich ein fast senkrecht ansteigender Abhang. Der war mit großen Stein- und Felsblöcken bestreut oder, besser gesagt, bedeckt, durch die wir hinaufklettern sollten. Nicht lange nahmen wir uns Zeit, unsere Umgebung zu bewundern, sondern wir kletterten den gefährlichen Abhang hinauf und begannen mit der Besichtigung des Gipfels. - Прямо перед нами почти вертикально вверх начинался резкий подъем. Он был буквально усеян острыми камнями и крупными валунами, через которые нам предстояло пробираться. Недолго полюбовавшись окрестностями, мы двинулись вверх по опасному подъему и, преодолев его, занялись осмотром вершины скалы.

- Тут снова не хватает нескольких строчек, - с ребяческим возмущениям продемонстрировал старик Грос капитану листок.

Стриж лишь развел руками. При этом он продолжал что-то просматривать в своей записной книжице.

- Wir setzten jedoch den Fuß auf diese unwillkommene Höhe und befanden uns auf einer großen Hochebene, die mit einem zarten Rasen vom feinsten Staub bedeckt war. Da sahen wir auch die Spuren.

- Добравшись до этих негостеприимных высот мы находились теперь на большой ровной платформе. Ее покрывал девстенный слой мельчайшей пыли. А потом мы увидели и следы...

- Стоп, - коротко, словно выстрелил, произнес капитан. - С этого места, уважаемый Галияб Фридрихович, пожалуйста, очень подробно! Буквально каждую строчку, каждую букву. Хорошо?

- Как прикажете, - улыбнулся хорошо отдохнувший за ночь хозяин дома.

- Das Nest war halb durch die Höhe der Steinhänge gegen die Sonne geschützt. - читал он дальше. - От солнца гнездо наполовину скрывали вертикально поднимающиеся каменные стенки. - И потом: - Es war fast zum Erschrecken. Überall, im Radius von fünf bis sieben Meter, lagen Tierknochen zerstreut. - Грос немного подумав сообщил: - Это было ужасно. Везде, в радиусе 5-7 метров были разбросаны кости животных.

- Именно кости животных? - переспросил Стриж.

- Во всяком случае здесь стоит так, а не иначе. - И зачитал следующий пассаж: - Die Hautfarbe dieses Wesens sah etwas nach. aus. Bei einem hatte die Farbe entschieden Neigung zu einem noch dunkleren Tone.

Старик поднял на капитана глаза. Было заметно, что он сбит с толку. И не на шутку.

- Что там еще? - заволновался Стриж.

- Здесь стоит... Цвет существа походил на таковой... У одного же цвет решительно менялся к еще более темному тону.

- Я решительным образом ничегошеньки не понимаю, - впервые за все время произнес Игнатов.

На его возглас никто не отриагировал. Грос поправил блеснувшие на солнце очки и обратился к капитану:

- Должен вас опять разочаровать, молодой человек, но на этом листе кроме посткриптума больше ничто не стоит.

Стриж прореагировал на слова старика неожиданно равнодушно:

- Значит, судьба. Но вы уж давайте и постскриптум нам прочитайте.

Грос поднес лист пожелтевший бумаги поближе к очкам.

- Meine Gedanken gehen noch weiter. Und ich gestehe, dass ich mich mitunter geneigt fühlen möchte, darin keine zu maßlose Uebertreibung zu sehen, wenn ich behauptete, dass alle diese Ereignisse, die ich beschrieb, in nichts dem gleichen, was sonst auf der Erdkugel anzutreffen ist. Und man konnte unmöglich ein noch hässlicheres teuflisches Wesen antreffen.

Мы сидели и ждали перевода. Но Грос вдруг поднялся и, не говоря ни слова, удалился в дом. Вскоре он появился снова, держа в руках толстую книгу в сером переплете. Это был русско-немецкий словарь. Старик нашел нужную страницу и углубился в ее изучение. Несколькими минутами позже он отодвинул от себя томик книги и наконец-то передал нам содержание постскриптума:

- Мои мысли заходят еще дальше. И я признаю, что вынужден склонятся к мнению, что ничуть не приувеличиваю, утверждая, что все описанные мною события не идут ни в какое сравнение с тем, что еще возможно в этом мире. И что более мерзкое существо едва ли может существовать.

Пришло время прощаться с гостеприимным стариком Гросом, его привлекательной внучкой Гюлькай и этим воистину райским, утопающим в тени персиковых деревьев, садом с декоративной брешью в стене.

Виталий Анатольевич Игнатов упрямо мотал головой и ни в какую не хотел соглашаться с предположениями Стрижа.

- Да это просто не возможно! Какие еще там доисторические птицы! Вы сами подумайте, когда это было.

Капитан Стриж ухмылялся. Он выпросил у Гроса письмо его отца, с упоминанием удивительных событий, и, кроме того, несколько старых карт, составленных еще на заре века. Все это он теперь очень аккуратно складывал в... мой вещмешок.

- Товарищ Игнатов, вы же не станете утверждать, что для такого существа на Копетдаге не хватило бы пропитания.

- Не стану, - загудел ученый. - В горах еды хватает всем. И бородачу, и грифу, и беркуту. Зверья там в изобилии.

- Вот, - затягивая веревку мешка, подвел итог капитан.

- Что вот? - не понял Игнатов. - Вы поймите, капитан, что на земле климат с тех пор менялся сотни, если не тысячи раз. Там, где сейчас распласталась пустыня, каких-нибудь пятьдесят тысяч лет назад лежал снег. Понимаете, снег.

- Возможно, - нахмурился Стриж. - Но для меня важно знать, что в последние несколько тысяч лет на территории этой горной страны для крупного зверья хватало пищи.

Капитан поднялся.

- Ну все, рядовой Майзингер, нам пора! Спасибо вам за все, уважаемый Галияб Фридрихович! И, как говорится, мир вашему дому!

- А могу я с вами?

Этот вопрос Игнатова прозвучал так неожиданно, что Стриж поначалу даже не нашелся что сказать.

- Я ведь знаю, что вы теперь туда отправитесь, - почесал макушку биолог.

- Э-э-э, - протянул Стриж. - Я эти вопросы не решаю.

- А кто решает? Позвоните ему! Прямо сейчас, пожалуйста, капитан! - голос Игнатова дрогнул. - Я вам не буду обузой. Скорее наоборот. На Копетдаге только ядовитых пауков около двухсот видов. А змеи, а эти, как их... бабочки!

- Что, бабочки тоже ядовитые? - весело засмеялся Стриж.

- Капитан, - не обращая на его веселье никакого внимания, теперь уже буквально умолял Игнатов, - мне в этом году исполнилось шестьдесят. Нет, вы только не подумайте, я еще ого-го! Но кроме кабинетной работы, кроме институтских аудиторий... Поймите меня правильно! Я ужасно устал от бумагомарания и глотконадрывания. Очень хочу еще раз вдохнуть горного воздуха, ощутить песок пустыни на зубах и услышать клекот степного беркута над головой. Еще хотя бы раз...

Стриж вздохнул, поскреб в задумчивости подбородок. Из дома вышел Грос. Пораженный пылким монологом Игнатова, я даже не заметил, что он уходил. В руках Галияб Фридрихович держал телефонный аппарат. А его прищуренные глазки хитро блестели сквозь стекла очков. Капитан усмехнулся и, опустив мой вещмешок на землю, снял трубку с телефона.

- Товарищ майор, здесь такое дело...

Все молча ждали, что будет. Галкин что-то долго и упорно говорил капитану. На губах Стрижа то оседала, то снова испарялась шельмовская улыбочка. Наконец он оторвался от трубки и обратился к стоящему перед ним, словно на параде, биологу:

- Мое начальство желает проверить вас, товарищ Игнатов. Один единственный вопрос. Ответ на него решает, либо вы едете с нами, либо продолжаете пудрить мозги вашим студентам.

- Согласен, - прохрипел от волнения Игнатов.

Меня весь этот театр потихоньку начинал смешить.

Стриж выслушал вопрос майора и, еле сдерживая улыбку, передал его "экзаменуемому":

- У какого животного Копетдагского хребта учеными установлена бигамия?

- Двоежопство... - от волнения оговорился Игнатов и тут же поправился: - Простите, двоеженство наблюдалось у турана.

Все, кроме разволновавшегося Игнатова, покатились со смеху. А из телефонной трубки вовсю хохотал Галкин.

- Ответ верный, - отсмеявшись и отдав телефон Гросу, похвалил биолога Стриж. И затем шутливо скомандовал: - Смирно! Товарищ Игнатов, в понедельник 17-го июля вам надлежит быть в Джаркургане. Ровно в 11 утра у автовокзала вас будет ждать машина.

Два новеньких армейских УАЗика споро пылили по однообразной равнине. Отсутствие всякого намека на хоть какую-нибудь дорогу заставляло автомобильчики высоко подскакивать на многочисленных ухабах, а нас шпыняло, и катапультировало внутри, вынуждая все чаще прислушиваться к малоприятным позывным, исходящим из недовольных тряской желудков. Перекатившись через весь небосвод утомленное солнце укладывалось спать. В качестве бивака оно присмотрело себе горизонт. И теперь недовольно ворочалось на перине из жидких тучек где-то у самой кромки полупустыни. От чего по небу разлетались пушинки полупрозрачных облаков.

- Мне пришлось пустить в ход все свои козыри, - почти кричал майор Галкин сидевшему за рулем Стрижу. - Только в Москву трижды звонил.

Капитан слушал майора, не отрывая напряженного взгляда от бегущей навстречу целины. Только иногда, и всегда очень быстро, он посматривал в зеркало заднего вида. В машине нас было четверо. Стриж за водителя. Галкин на соседнем сиденье. А сзади разместились Игнатов и я. В сопровождавшем нас автомобиле уместилось пять человек. Второй УАЗ вел старший сержант Воронян. Нашего бравого армянина совсем недавно повысили в звании. А кроме него в салоне сидели Журавлев, Синицын, Щеглицкий и Серик. (Об этом молодом участнике нашей экспедиции разговор отдельный и чуть позже). Синицын вернулся из термезской больницы только за день до нашего отъезда. И майор Галкин поначалу ни в какую не соглашался брать его с собой. Лейтенант Синицын и в самом деле не производил впечатления полностью выздоровевшего человека. Темные круги под глазами, да еще и на бледном словно полотно лице. Его богатырская грудь и одно плечо были туго забинтованы. Но Синицын был сверх всего еще и большим упрямцем. Ему не только удалось перетянуть на свою сторону большинство сослуживцев, но и добиться в конце концов безоговорочной капитуляции со стороны своего непосредственного начальника - Галкина. А вот старшине Дятлову в этом смысле повезло меньше. Лечащий врач предупредил его сразу, что после такой серъезной операции как пришивание пальца, о скором возвращении к службе нечего и думать. Так что в это путешествие мы отправились без старшины.

Единственные в своем роде и, пожалуй, самые выносливые из всего военного автопарка машины УАЗ-31512, которые в простонародье назывались не иначе как "уазики" или просто "бобики", для нашей очередной экспедиции в предгорья Копетдага были модифицированы по последнему слову техники. Подтентовый металлический каркас был усилен стальными накладками, что позволило водрузить на крышу неприхотливого автомобиля солидных размеров багажник. Кроме того, на уровне задней откидной дверцы были приварены специальные скобы. На которых так же разместилась часть наших вещей. Не меньше шестидесяти процентов всего нашего багажа состояли из пластиковых канистр с водой. Как это ни странно, но в этой части Каракумов колодцев было немало. Однако, к нашему всеобщему сожалению, почти все они имели соленую воду. Которая, в лучшем случае, годилась для того, чтобы поить скотину.

- У него сейчас и фамилия тоже другая, - продолжал рассказывать майор. - Утверждал, что заставили сменить.

Стриж, не веря своим ушам, качал головой.

- И что же он рассказал? - крикнул он в ответ, по прежнему не отрываясь от дороги.

- О! - воскликнул Галкин. - Действительно очень интересные, я бы даже сказал, невероятные вещи. Его, якобы, и в самом деле схватила какая-то летучая тварь. Очень большая. При этом серьезно исцарапала ему спину. Шрамы действительно впечатляют. Со страху он не помнил, как долго длился полет. В себя он пришел лишь когда в непосредственной близости от его ног стали проноситься острые верхушки скал. Так как было уже совсем темно, то, с его слов, такие внезапно возникающие из темноты пики, не раз заставляли его прощаться с жизнью.

- И все-таки он выжил, - кивнул Стриж.

- Да. Это похоже на чудо, - засмеялся майор. - В какой-то момент он почувствовал, что его киднепер стал нарезать круги вокруг какого-то определенного места. Что это было, Старчиков увидел не сразу. Однако, когда летучая тварь опустилась ниже, ему стало совсем не по себе. Зверина кружила над подобием гнезда, откуда в их сторону ощерились три полные зубов пасти. Ты бы только послушал, капитан, как он этих чудишь описывает!

- И как же? - быстро посмотрел на собеседника Стриж.

- Помнишь у Артура Конан Дойла в "Затерянном мире" был какой-то там птерозавр?

- Как птеродактиля? - поиграл бровями капитан.

- Вот и представь себе! - Выкрикивая это восклицание, майор заговорщицки подмигнул Стрижу.

- Нечто подобное, признаюсь, я и ожидал услышать.

- Ага, - кивнул Галкин, - только эти самые пасти, они же клювы, имели совершенно оригинальную форму.

- Так клювы или пасти?

- Назовем их клюво-пасти, - засмеялся Галкин. - Он их и так, и эдак называл.

- И что же с формой?

- Повторяю, форма - своеобразная. Как на нижней, так и на верхней челюстях имелись крупные наросты. Я прошелся по иллюстрациям Зденека Буриана.

- И?

- Нашел. Там подобный клюв имеет рамфоринх.

- У рамфоринха очень типичный хвост. Его кончик заканчивался ромбовидной пластиной.

- Вот! - поднял вверх палец довольный собой и своими расследованиями Галкин. - Прекрасно помня эту деталь, я расспросил Старчикова о всех запомнившихся подробностях в строении существа.

Стрижу, не скрою и мне тоже, не терпелось услышать результаты. И все же Галкин не спешил. Он словно бы специально тянул время.

- И что же? - принял его игру и задал ожидаемый от него майором вопрос Стриж.

- А ничего! - заржал майор Галкин. - Ведь было темно, и он почти ничего не увидел. В гнезде - только зубастые пасти, а от того зверя, который его сграбастал, - ноль. Он, видите ли, боялся даже голову в ту сторону повернуть. Можешь себе такое представить, капитан?

- Отчего же нет? Когда штаны от страха полные - это вполне объяснимо, - засмеялся Стриж.

- Но, - снова стал серьезным Галкин. - Все-таки это был, по-моему, не рамфоринх.

- Откуда такая уверенность?

- Да какая там уверенность! Я поинтересовался, попадался ли ему на глаза, когда он волей неволей башкой по сторонам крутил, своеобразный предмет, этакой ромбовидной формы.

- Он ничего такого, конечно, же не видел, - поспешил предположить Стриж.

- Нет, - согласился майор. - Тогда я полез в другие умные книжки с картинками. И в одной иностранной натолкнулся на изображение другого подобного существа - тропеогнатуса. А жила эта страхомордина немного, немало - 115 миллионов лет назад. И размах крыльев имела не менее солидный, чем у того же рамфоринха, - шесть метров...

Вдруг Шура Старчиков почувствовал, что падает. Да, крепкие когти чудовища больше не держали его. А зубастые клювопасти в гнезде под ним стали стремительно приближаться. Но когда столкновение с копошащимися внизу тварями казалось Старчикову уже неизбежным, он из последних сил рванулся в сторону, в темноту. Ноги лишь на мгновенье коснулись грунта, пронзив тело молодого человека острой болью. А потом вокруг все закружилось. Теряя от боли в конечностях сознание, он чувствовал как его кто-то неистово пинает со всех сторон. Но сил отбиваться у него уже небыло. А затем он провалился в бездонную пропасть. Очнулся Старчиков только утром следующего дня. Долго не мог понять, где он, и что с ним вообще произошло. Но вот память потихоньку стала к нему возвращаться. С трех сторон над его головой возвышались высоченные меловые скалы. Во всяком случае, цвет последние имели какой-то белесый. Молодой человек сделал попытку подняться на ноги. Однако, из этой затеи ничего не вышло. Жгучая боль в обеих ногах прокатилась по всему телу, вырвавшись из горла громким криком. И не нужно было быть врачом, чтобы понять, что здесь не обошлось без переломов костей. Немного отдышавшись, Старчиков стал прикидывать, насколько безнадежны его дела. Выходило, что шансов выбраться из создавшейся ситуации у него практически не было. Ходить он не мог. Но даже если бы его ноги были в полном порядке, это еще не означало автоматически, что и его проблемы были бы решены. Шура Старчиков совершенно не знал, где находился. И как далеко занесла его загадочная тварь от расположения их лагеря. К тому же, эта самая тварь все еще находилась где-то поблизости. Где-то там, наверху. Может быть над самой его головой. Иначе ведь оно и быть не могло. А значит он все еще находился в смертельной опасности. Молодой человек, правда, не знал в точности, что же произошло с ним той ночью, когда чудовище отпустило его. Но пораскинув мозгами и вспомнив свои последние ощущения, он пришел к выводу, что в тот момент он просто сорвался со скалы, на которой находилось гнездо. Ведь и ощущения, словно его кто-то пинал, возникли не на пустом месте. Видимо он катился по наклонной плоскости, знакомясь со всеми ее выступами и иными неровностями. Время шло, а несчастный юноша все так же лежал у подножия скал не в силах сдвинуться с места. Иногда он забывался тяжелыми грезами. Но даже находясь без сознания испытывал чудовищную жажду. Когда же он в очередной раз пришел в себя, то обнаружил вокруг людей. Сначала ему даже показалось, что он видит сон. Однако, когда его запекшихся губ коснулось прохладное горлышко фляжки, и живительная влага полилась в рот, он поверил в чудо. Окружившие его люди были смуглы, а некоторые носили черные кучерявые бороды. Неизвестные крутили по сторонам головами и беспрестанно переговаривались на чужом языке. Они были вооружены и облачены в одинаковую одежду. Старчиков попытался заговорить с ними, но вместо этого вновь впал в забытие...

На горизонте в юго-восточном направлении полыхали зарницы. Однако не смотря на завораживающую тишину, звуков грозы слышно не было. После утомительного дневного переезда очень хотелось спать. Но я героически держался в надежде услышать от своих спутников еще что-нибудь интересное. Игнатов, не проронивший за всю дорогу практически ни одного слова, теперь отрывался сполна. Он то и дело пытался вызвать кого-нибудь из офицеров на разговор, задавая им всевозможные вопросы. В конце концов у них с Журавлевым не надолго все же завязалась оживленая беседа. Как выяснилось, старший лейтенант в свое время учился в Алма-Ате, откуда Игнатов был родом, и где он до сих пор преподавал в научно-исследовательском институте зоологии АН КазССР.

- Что! Вы не разу не были у нас, в академгородке? - не мог поверить Игнатов.

- Представьте себе, нет, - спокойно отвечал Журавлев. - В этом как-то не возникало необходимости.

Потом Игнатов еще много говорил о красотах казахстанской столицы. Тем самым демонстрируя свои феноменальные знания материи.

- Вам, Виталий Анатольевич, в пору экскурсоводом работать, - не без интереса слушая биолога, заявил Стриж. - Еще не думали на эту тему? На пенсии ведь чем-то заниматься нужно будет.

- А что! - воскликнул польщеный оценкой капитана Игнатов. - Вполне хорошая идея.

- Виталий Анатольевич, - обратился к новичку в своей группе майор Галкин, - откуда у вас такие серьезные познания в архитектуре и даже планировке города? Вы что-то в этом роде заканчивали?

- Да нет же, - задумчиво улыбнулся шестедесятилетний дядька, - у меня отец был архитектором. Одно время он даже работал под началом самого Зенькова. Вам известно это имя? - И тут же сам и пояснил: - Это был большой человек. Талантливый архитектор и военный инженер. Или как их тогда называли "фортификатор".

Под бледнеющие всполохи на горизонте мы и уснули.

Восход солнца мы встретили уже в дороге. Путь теперь лежал на юго-запад. Со слов нашего молодого проводника Серика именно в этом направлении находилась горная страна с меловыми останцами такой своеобразной формы, как их описывал чудом спасшийся Шура Старчиков.

Серик крутился вокруг сидящего на корточках отца. Одежда Атбая на спине была задрана к верху. Старший сержант Воронян промывал и перевязывал на теле старого казаха следы от когтей крылатого чудовища. Атбай кривил лицо, но молча терпел. Когда Воронян закончил его врачевать, а Серик быстро помог отцу оправить одежду, в юрту вошел Галкин.

- Ну что там, Воронян? - поинтересовался майор.

- Царапины не глубокие, - вытирая руки сообщил армянин, - Я промыл воспаленные места и наложил на раны мазь. Уже скоро ему станет легче.

Майор Галкин сел напротив Атбая на разложенные по полу юрты ковры.

- Мои ребята починили сарайку. А кроме того перекрыли крышу в том месте, где оказался проломленным шифер.

Старик прошептал задрожавшими губами слова благодарности. При этом он часто моргал, пытаясь получше разглядеть своего благодетеля.

- А что с глазами? - поинтересовался у Вороняна майор.

- Трудно сказать, - отозвался армянин, - нужно, чтобы Журавлев посмотрел. На курсах нас учили, что такие симптомы могут возникнуть при радиоактивном заражении. - Он пожал плечами. - Пока я лишь закапал ему глаза противовоспалительными каплями.

- Отец в молодости работал на каких-то рудниках, - подавая гостям чай, сообщил Серик.

- Понятно, - коротко ответил Галкин.

Вскоре в юрте казаха-скотовода, вокруг примуса с чайником, расселись и остальные участники нашей экспедиции.

- А скажите-ка, Атбай, - обратился к старику майор, - с чем-нибудь подобным вам уже приходилось сталкиваться в этой местности? Или, если не вы сами, то может быть кто-то из ваших знакомых, соседей, уже раз видел это чудовище?

Атбай говорил очень смешно. Он путал и произносил многие русские слова неправильно.

- Атбай здеся давно живет. А шайтана Атбай один раз видела. - Старик помолчал-помолчал, да и заключил: - Атбай так думает - больно лето жаркий.

- Жаркое лето? - переспросил у казаха Стриж.

- Больно жаркий. Шайтан кушать хотел - кушать нету. Зверь весь в горы ушел. Шайтан Атбай прилетел - его барашку кушать хотел.

Я не смог сдержать улыбки.

- Ах вон оно что! - сообразил майор. - Ну что же, это вполне жизнеспособная версия. - И, повернувшись лицом к Стрижу, поинтересовался его мнением на этот счет: - Как мыслишь, капитан, может это являться причиной появления здесь неизвестного науке животного?

Стриж пожал плечами и с самым серьезным видом ответил:

- Об этом я уже тоже подумал. Это существо - явный "пришелец". А коли это так, то если уж и говорить о слишком высоких температурах этим летом, заставивших, якобы, крупных копытных покинуть равнины и уйти в горы, то необходимо выяснить о каком районе вообще может иди речь.

- Мудрено глаголишь, боярин, - пошутил Галкин.

Не обращая внимания на шутки майора Стриж продолжал:

- Я ознакомился с графиками среднегодовых температур и количества осадков в районе, где проживает Атбай.

- И что же?

- За последние пять лет тут не происходило ровным счетом ничего особенного. Минимальные отклонения от нормы.

- Выходит, будем искать тот самый район, - подвел черту майор Галкин.

- Серьезные изменения в среднегодовых температурах я обнаружил далеко к югу и юго-западу. Особенно ощутимо потеплело в этом году в предгорьях Копетдага на иранской стороне. Отсюда это прямиком на юг. Нечто подобное там же наблюдалось и раньше. Лет этак десять-двенадцать назад.

- Опять Иран... - негромко протянул Галкин. Он поднял на Срижа задумчивый взгляд и заявил: - Из сообщений другого известного нам контактера мне стало известно, что скалы в той местности имеют довольно оригинальную форму. Они напоминают грибы-трюфеля.

Все это время Серик внимательно следил за разговором. Было заметно, что он из сказанного почти ничего не понял. И все же не приходилось сомневаться, что его случившееся с отцом и происходящее сейчас в юрте сильно заинтересовало.

К своему отцу Серик приехал только вчера. Что-то подсказывало молодому человеку, что Атбай нуждается в помощи. А кто, как не родной сын, обязан был оказать ему эту помощь. И все-таки, несколько дней кряду, он отмахивался от своих странных, и видимо именно поэтому, таких назойливых ощущений. А потом все бросил и приехал...

- А как это, как трюфеля? - улучив подходящий момент, спросил Серик у майора Галкина.

- Со множеством глубоких складок. Расщелин, отверстий в камне. Словом, причудливой формы, - Он вырвал из блокнота листочек и для большей убедительности схематично набросал рисунок такой скалы. - У нашего художника, рядового Майзингера, наверняка вышло бы лучше. Однако ему не довелось присутствовать при беседе с одним очень ценным свидетелем по похожему делу. - Протягивая Серику рисунок, добавил майор.

- А я знаю одно такое место, - просто сказал сын Атбая, лишь только глянув на изображение. - Километрах в трехстах отсюда. Могу показать!

Так Серик Атбаевич, как стал называть его обрадовавшийся неожиданно подвернувшемуся проводнику Галкин, попал в нашу группу.

Почти сутки мы двигались по дну огромной впадины. Этакого природного котлована с обрывистыми краями-стенками. Эти самые, достигающие до двадцати метров в высоту, стены отбрасывали на дно впадины длинные тени с самыми разнообразными силуэтами. Иногда я, даже не отдавая себе отчета, что делаю, вскидывал вверх голову, чтобы только взглянуть на тот удивительный замок, или ту причудливую средневековую крепость, которые аппликацией выкладывали на каменистом грунте свои автопортреты.

- Просто невероятно, какие богом забытые места еще существуют на нашей планете, - глядя через запыленые стекла, качал головой Галкин.

К концу вторых суток вдали показались натыканные по огромной плащади скалы. Уже на расстоянии в несколько километров было заметно, что силы природы поработали над ними на славу. Когда наши "бобики" выскочили из понижения в непосредственной близости от сих причудливых геологических формаций, мы долго не могли прийти в себя от открывшейся нашим взорам картины. Неземная красота этих воздвигнутых руками природы сооружений пленила бы, наверное, даже самого последнего прагматика. Некоторые, не слишком высокие скалы, имели в центре почти ровные отверстия. Другие образовывали занимательные аркады. Третьи могли похвастать многочисленными, подстать верблюжьим горбам, верхушками. Одни скалы, тесно прижимаясь друг к другу, образовывали группы до трех-четырех десятков штук в каждой. Иные, словно отвергнутые строптивой красавицей кавалеры, в посрамлении искали уединения и торчали из выжженной солнцем земли отдельно от других. Цвет скал тоже менялся. Зачастую причиной тому были вовсе не их геологические составляющие. Свое, и нужно признать довольно веское, слово в игре оттенков играл солнечный свет. Освещая скалы с разных сторон, в процессе своего перемещения по небу, солнце заставляло их перенаряжаться, менять свое сказочное оперенье, по нескольку раз на день. Ночью картина менялась полностью.

В нашу первую и, пожалуй, самую памятную ночь у скал-трюфелей, мы долго не спали. То и дело крутили по сторонам головами, чтобы запомнить по возможности во всех мелочах то великолепие, которое нас окружало. Благодаря яркому диску луны ночь не была темной. И видимость оставалось впечатляющей. Думаю, что не солгу, если стану утверждать, что и на расстоянии в триста метров все еще можно было различить средней величины камни. Ночное небо имело темно-синий цвет, а местами и вовсе казалось фиолетовым. Что же касалось холмистой местности, усеянной уже упомянутыми скалами, то здесь цветовая гамма была еще богаче. Осыпи и занесенные песками холмы отдавали всеми оттенками коричнегого цвета. В то время как находящиеся несколько в отдалении хребты светились серо-розовым. Необходимо упомянуть и еще одну деталь описываемого сказачного ландшафта, без которой та ночь, возможно, и не была бы такой запоминающейся. Среди разбросанных по всей территории мелких и крупных камней встречалось много таких, которые при ровном лунном свете казались совсем белыми. Давая волю своей фантазии, можно было принять их за разбросанные по округе сверкающие кристаллы.

Рано утром, еще до восхода солнца, мы пили кофе и размышляли, откуда нужно начинать поиски. Предложений было много. Во всяком случае, ничуть не меньше, чем окружающих нас скал. Синицын так и предложил:

- В принципе, мы можем начинать поиски с ближайшей к нам скалы...

Но Стриж был другого мнения и, не дожидаясь, какие смелые и еще более "рациональные" идеи смогут поситить в эти ранние часы голову лейтенанта, прервал его словами:

- Для обследования годятся лишь те, у которых ровные, а не острые вершины. Существа, которые мы надеемся здесь отыскать, должны иметь солидные размеры и, если брать во внимание некоторые свидетельские показания, охотно строят гнезда. Отсюда я делаю вывод, что только на скалах с широкими, плоскими или скошенными вершинами могут быть созданы условия для проживания там таких существ.

В логике капитану было трудно отказать. Поэтому было принято решение для начала исследовать местность на предмет именно таких останцев. С ровными, а не острыми верхушками. Разделившись на несколько групп мы стали наносить подходящие "под статью" скалы на от руки набросанные карты. Необходимости в более точных пока не возникало. Я был приставлен к старшему лейтенанту Журавлеву. И уже вскоре благодарил судьбу за то, что выбор работать с этим человеком пал именно на меня.

Как уже не раз упоминалось, техника, использовавшаяся в нашей группе при различных операциях, была не только в своем роде исключительной, но и на тот момент, вероятно, самой совершенной. Полагаю, что для этих целей на самые новейшие разработки как у нас, в Советском Союзе, так и за рубежом денег не жалели. Возможно, многие установки и агрегаты различного назначения именно в таких бригадах как наша и проходили свое боевое крещение.

На этот раз в распоряжении Журавлева находилось совсем уж интересное устройство. А именно - новенькая фото- и одновременно видеокамера, которая крепилась к воздушному баллону. Подстать тем, которыми пользуются для измерения температур в различных слоях атмосферы. Камера была закреплена в специальной рамке из легких трубок. Благодаря хитроумным шарнирам она оставалась подвижной и могла менять ракурс. То есть вести съемку под различными углами. Через, опять же, специальный кабель камера соединялась с компактной станцией управления, в нашем случае находившейся в руках у старшего лейтенанта. Данный кабель был обвит вокруг крепкого длинного шнура, на конце которого и крепился наполненный газом баллон. В итоге именно Журавлев должен был решать, куда камере смотреть и что запечатлять на пленку. А происходило все так. Баллон поднимался на необходимую высоту, а вместе с ним поднималась и камера. Шнур от баллона крепился на поясе у Журавлева. Благодаря этому старший лейтенант в любое время мог поднять, либо опустить обслуживаемую им конструкцию. Через небольшой экран на приборе управления Журавлев мог наблюдать за тем, что попадало в объектив камеры. По желанию он мог приближать, то есть увеличивать, изображение. А в случае необходимости путем нажатия одной из кнопок делать снимки. В безветренную погоду вряд ли можно было себе представить что-то более подходящее для нашей работы. Была у этого устройства и еще одна замечательная особенность. При помощи усовершенствованного летного шлема (во всяком случае мне тот шлем напоминал летный) съемку мудренной камерой можно было вести и ночью. Прибор ночного видения был встроен в затемненное стекло шлема.

Я все время находился рядом со старшим лейтенантом, не переставая про себя восхищаться достижениями военной техники. Черно-белое изображение имело отменное качество. Просто не верилось, что мы теперь имеем возможность заглянуть в мир, котрый до сих пор оставался для нас чужым и полностью неизведанным. Конечно, мы могли и забраться на такую вот скалу. Для таких целей альпинистское снаряжение у нашей группы имелось под рукой. Но, во-первых, одно такое восхождение заняло бы у нас массу времени. А во-вторых, при таком способе мы располагали возможностью осмотреть вершины от силы двух-трех скал в день. Подобная скорость, однако, никак не устраивала майора Галкина. На глазах убывающие запасы пресной воды вынуждали нас действовать быстро. Иногда Журавлев направлял объектив камеры вертикально вниз. И тогда мы могли наблюдать самих себя. Увидеть себя со стороны - до сих пор это был предел моих мечтаний. Это тебе не просто в зеркало смотреться. Тут испытываешь совсем иное ощущение. Ведь это прекрасная возможность подсмотреть за самим собой. И другого-то способа совершить такое до сих пор еще никто не придумал! Час проходил за часом. Мы со старшим лейтенантом успели увидеть массу интересного из мира животных. В частности пресмыкающихся. Но то, за чем мы сюда прибыли, так и не обнаружили. Ни одного намека на какое бы то ни было гнездовье! Уже не говоря о самом существе. Понятно, что так быстро и элементарно столкнуться с неизвесным нос к носу мы и не рассчитывали. Но когда в твоем распоряжении такая техника, поневоле начинаешь наглеть в своих суждениях и ожиданиях. После обмена впечатлениями у вечернего костра Игнатов ни о чем другом уже больше не мог думать. Его единственным желанием теперь было сопровождать Журавлева с его чудо-камерой. Галкин ничего не имел против. Результат-то все равно пока был нулевой! И на следующий день пожилой биолог из Алма-Аты занял мое место. В течении целого дня мы только и слышали его радостные восклицания. Игнатова буквально распирало от гордости, когда он сообщил нам, что они с лейтенантом наблюдали целых две особи туркменского эублефара - крайне редкого животного подотряда ящериц. И каждый раз, когда Виталий Анатольевич произносил это сложнозапоминающееся и отвратительнозвучащее название, Журавлев с мученическим выражением лица закатывал глаза. Видимо биолог умудрился таки прожжужать ему все уши этой редкой зверюгой. Так в безрезультатных поисках прошло еще четыре дня. Мы находились километрах в двадцати пяти от места нашей первой стоянки у скал, когда удача, казалось, улыбнулась нам. А началось все с того, что у нас появились первые проблемы с водой. Подоходящего источника мы не нашли. А если уж совсем честно, то за последние дни мы вообще не увидели ни одного колодца. Те два ближайшие к нам, которые были отмечены на карте, оказались высохшими. В непосредственной близости от них валялись выбеленные солнцем и ветром кости павших животных. Словно немое напоминание, что с водой в этих гиблых местах шутить нельзя. Сначала пришлось отказаться от удоволствия утреннего умывания. Майор Галкин теперь лично выдавал каждому из нас по полстакана воды на чистку зубов. Кожу лица и рук протирали смоченной в спирте ватой. Все прекрасно понимали, что если в самое ближайшее время мы не обнаружим того, за чем сюда прибыли, или какой-нибудь возможности пополнить свои запасы пресной воды, то нам придется очень быстро возвращаться. Но вскоре произошли следующие события...

Капитан Стриж и я, в поисках очередного колодца по карте, сбились с маршрута. Как такое могло произойти, мы не знали. И компас под рукой, и карта, вроде бы, достаточно надежная. Но в том месте, где мы ожидали обнаружить живительную влагу, ничего не оказалось. То есть, здесь было все, чему и полагается быть в полупустынных широтах Туркмении: камни, песок и еще больше камней. А вот воды тут не было! Стриж с досады сплюнул. Но, наверное, тут же об этом пожалел. Все-таки тоже влага...

- Ну что предлагаешь делать, Вячеслав? - повернулся он ко мне. На его покрытом пылью уставшем лице обозначились глубокие складки. - Будем дальше колодцы искать или как?

- Я за возвращение, товарищ капитан, - перебирая спекшимися губами выдавил я.

- Ну тогда давай передохнем минут десять в тенечке и назад, - распорядился Стриж.

Мы протопали до ближайших скал и в бессилии повалились в объятья теплой и пыльной тени. Стриж прикрыл веки, и мне показалось, что он тут же уснул. Потому как его дыхание стало ровным, а морщинки на лбу расправились. Я тоже был бы не против вздремнуть, но сразу отказался от такой предательской мыслишки. Задерживаться здесь надолго становилось небезопасно. Наши фляжки подозрительно полегчали, а до стоянки еще было пилячить и пилячить. От нечего делать я уставился на далекие миражи. Пот капельками скатывался по щекам и можно было подумать, что я плакал. Миражи, словно черти из сказки "О попе и его работнике Балде", скакали, маячили из стороны в сторону. Постепенно я стал расценивать их свистопляску как издевательство надо мной. И уже собрался было сходить и навести там, вдалеке, порядок, как в нескольких метрах от нас, на песке вдруг метнулась огромная тень. Поначалу я никак на это не отреагировал. И только когда голос Стрижа спросил, что это было, я как ужаленный подскочил на месте. Оказывается, капитан вовсе и не спал. Он лишь дремал, продолжая, как и я, осматривать окрестности из-под прикрытых век. Вместо ответа на его вопрос откуда-то сверху на нас полетела пыль вперемешку с каменной крошкой. Мы выскочили из спасительной тени и, задрав головы, стали всматриваться в вершину скалы, которая, казалось, угрожающе нависла над нами. Мы ждали, но больше ничего не происходило.

- Так, Вячеслав, - поглядывая по сторонам, произнес капитан, - а теперь запоминаем хорошенько это место и назад, к нашим.

Вернувшись к остальным, мы первым делом бросились к канистре с водой. По тому, с какой жадностью мы пили, наши догадалисть, что произошло что-то серьезное.

- Колодца там нет, - на миг оторвавшись от горлышка, бросил Галкину капитан.

- Так что же это вы, как кони, наши последние запасы уничтожаете? - поднял брови майор.

- Но, кажется, мы нашли то, зачем сюда вообще приехали, - вытирая губы, произнес Стриж.

- Место запомнили? - вмиг оживились наши.

- Едем! - крикнул Галкин и побежал к машине.

До нужного нам места добрались минут за сорок. Не смотря на то, что Стриж пометил местонахождение привлекшей наше внимание скалы на карте, мы вновь и вновь брали неверное направление. Но в какой-то момент Стриж радостно воскликнул:

- Монтевидео!

- Монтевидео? - переспросил Игнатов. - При чем же здесь столица Парагвая?

Я тоже ни черта не понимал. Что же Стриж хотел этим сказать? Капитан уже выскочил из УАЗика, когда майор Галкин повернулся к нам и пояснил:

- Во-первых, Виталий Анатольевич, не Парагвая, а Уругвая. А во-вторых это означает "я вижу гору". Во всяком случае, именно эту фразу, якобы, произнес Могеллан, когда впервые увидел побережье страны, чью столицу потом стали называть сим именем.

Я выглянул наружу и, сразу узнав знакомые очертания, прошептал:

- Да. Это именно та гора.

К восхождению на скалу готовились сам майор Галкин, капитан Стриж и старший прапорщик Щеглицкий. Синицын лезть не мог. Так решил Галкин. По его мнению лейтенант был еще не достаточно здоров, чтобы, как выразился майор, покорять вершины. А с его мнением все привыкли считаться. Конечно, такое решение несколько огорчило Синицына. Я не лез, потому что... у меня не было соответствующей подготовки. Собственно, как и у Игнатова. Правда последний особого желания и не испытывал. Воронян занялся ужином, а Журавлев готовил к работе "летающую" камеру. Он должен был направлять действия наших альпинистов.

- Нам нужно торопиться, - оценивающе посматривая на тридцатиметровую каменную глыбу, произнес Галкин. - До захода солнца остались считаные часы.

Восхождение началось. Наши скалолазы продвигались вверх уверенно и довольно быстро. Вскоре в эту неравную игру со временем вступил и Журавлев. Все, кто оставался внизу только и искали повода, чтобы подсмотреть в его экран. Поначалу все шло ладно. Подкаченый шар взмыл вверх, увлекая за собой и камеру. Но уже через несколько минут Журавлев тянул баллон обратно. В спешке старший лейтенант забыл снять защитную крышку с объектива. Бывает. Он старался сохранять внешнее спокойствие, но я мог себе хорошо представить, что в те минуты происходило у него внутри. Скала, на которую были обращены наши взгляды, через узкие трещины и проломы соединялась с похожими массивами. Высота последних вариировала от пятнадцати до двадцати пяти-семи метров. А проломы между ними порой достигали двадцатиметровой глубины. Журавлев осторожно двигался вдоль западной ее стороны, стараясь не подходить слишком близко. Когда камера зависла над ней, старший лейтенант стал внимательно всматриваться в экран. Он боялся не пропустить даже самое маломальское движение. Верхушка скалы, однако, оказалась испещренной глубокими трещинами, и уж ее никак нельзя было назвать ровной.

- Товарищ майор, - расстроенным голосом передал Журавлев по связи, - по-моему, подъем в этом месте мы затеяли напрасно.

Галкин долго не отвечал. Но восхождение прервал и минут пять раскачивался над головами у Стрижа с Щеглицким, видимо, принимая какое-то важное решение.

- Спускаемся, друзья, - обратился он к своим спутникам, - на сегодня мы поиск приостанавливаем. - И потом разочарованно добавил: - Ах, Журавлев, Журавлев, где же ты раньше был.

И все таки эти его слова не воспринимались как упрек.

- А мне эта тренировочка понравилась, - как ни в чем не бывало, подал голос капитан Стриж.

- И этот тоже хорош, - буркнул на его слова Галкин, - гору он, видите ли, узрел! А какую и сказать забыл.

Из переговорного устройства послышался приглушенный смех Щеглицкого и Стрижа. Потом к этим двум присоединился и сам майор Галкин. Оставшиеся внизу обменивались лукавыми взглядами.

- Стоп! - вдруг воскликнул Журавлев.

Сверху посыпалась крошка. Это одна нога старшего прапорщика от неожиданности потеряла опору.

Старший лейтенант, не отрываясь от экрана, торопливо крутил и передвигал свои тумблеры.

- Что у тебя там, Журавлев, - недовольно спросил Галкин. - Ты уж нам, пожалуйста, что-то одно давай - либо вверх, либо вниз! Решайся, ну!

- Вижу нечто, товарищ майор, только на соседней скале. Похоже на...

- Продолжаем спуск, - воспользовавшись паузой, распорядился Галкин.

- ... на крупную летучую мышь, - закончил старший лейтенант.

- Ты что, получше эту тварь рассмотреть не можешь? - возмутился Галкин.

- Никак нет, товарищ майор, слишком далеко от камеры. А подвести ее ближе мешает край скалы на которой вы находитесь.

- Ну уж извини, - чертыхаясь спрыгнул на землю Стриж, - подвинуться мы не могем. - И кинувшись к Журавлеву: - Ну-ка, показывай скорее!

А потом округа огласилась удивленными возгласами всех нас:

- Ух, ты, блин! Вот это да-а-а!

Потому как мы все, кто был внизу, буквально облепили Журавлева и его маленькое устройство по управлению "летающей камерой". Несколькими минутами позже к нам присоединились и Галкин с Щеглицким. А еще получасом позже стало темнеть.

- Что это по-вашему может быть, Виталий Анатольевич? - тыча пальцем в экран спрашивал Стриж.

- Кто-то тут говорил про летучую мышь, - покрутил головой Игнатов. - Это совершеннейшая чушь.

- Что же это? - не сдавался Галкин.

- Не знаю, - сдавленным голосом произнес биолог. - Науке эта специя не известна.

Было решено с восходом солнца штурмовать скалу. На которой и находилось нечто. Что всех, однако, особенно занимало, так это тот факт, что огромное нечто не двигалось. Мы могли наблюдать за ним практически весть вечер. По крайней мере до тех пор, пока верхушку скалы еще лизали последние лучи солнца. И все это время животная тварь не подавала никаких признаков жизни. Рассмотреть странное существо получше мы не могли из-за ее удаленности от камеры. А, как уже было сказано, приблизить ее к предмету не представлялось возможным из-за ограниченной длины шнура, удерживающего баллон.

Я проснулся от слишком громкой возни в нескольких метрах от моей палатки. Выглянул наружу. Темно. Посмотрел на циферблат часов - три ночи. Я выбрался из палатки и двинулся в направлении, откуда слышал звуки.

- Товарищ капитан, ведь он нам за это башку снесет, - услышал я шепот Журавлева.

"Что еще задумали эти двое?" - пронеслось у меня в голове.

- Да и опасно это, - снова послышались слова старшего лейтенанта.

- Ну а ты, старшой, сразу в штаны наложил, - возмутился Стриж. - Всю ответственность беру на себя.

До ушей долетел звук тихих шагов.

- Легкий ветерок с севера, - сказал голос Журавлева.

Ответа не последовало.

- На высоте, может, и крепче дует, - снова старший лейтенант.

- Не дрейфь, - наконец отреагировал Стриж. - Запускай!

Я выглянул из-за основания останца. Офицеры гуськом передвигались вдоль каменной стены. На голове у Журавлева тускло поблескивал шлем с встроенным в него прибором ночного видения. В какой-то момент они стали.

- Дальше нельзя, - сказал Журавлев. - Слишком близко от этой чертовой горы.

- Ты что-нибудь видишь? - вместо ответа спросил Стриж. - Он еще там?

- Пока не вижу. Нет. А, черт возьми, отсюда ничегошеньки ни видать. Ближе надо.

Стриж тихо выругался.

- У меня идея, - дрогнул его голос.

Я видел, как Стриж, ухватившись за шнур пошел вплотную к скале. Мне пришлось выйти из своего укрытия, чтобы понять куда вдруг подевался неугомонный капитан. Как оказалось, он обнаружил в толще камня узкую щель. Скорее всего эта была древняя промоина. Ведь когда-то и здесь могла быть вода. Не долго размышляя, Стриж стал подниматься по ней вверх. Он то и дело скатывался. Видимо, наклон был слишком крутым.

- Ну как, теперь ближе? - послышался его голос уже сверху.

- Не на много.

И тут произошло то, чего никто из нас никак не ожидал. Плавающий где-то наверху шар вдруг был подхвачен резким порывом ветра. Видимо это застало капитана врасплох, ибо он не удержал в руках шнура, и подскользнувшись, полетел вниз. Журавлев, стараясь спасти ситуацию, забыл о том, что находился в непосредственной близости от скалы. Он бросился вперед и со всего размаху налетел на камень. При этом так треснулся о стену башкой, что его шлем буквально разлетелся на куски. Журавлев рухнул на землю. А увлекаемый ветром баллон потащил его обмякшее тело вдоль стены. Под звуки ударяющегося о камень устройства по управлению камерой я бросился на выручку незадачливому старлею.

Выслушав доклад капитана о ночной вылазке, Галкин сделал большие глаза.

- Стриж, твою мать! - сдержанно выругался майор. - Я мог этого ожидать от кого угодно, но только не от тебя! Что ты хотел этим доказать? Скажи мне, Стриж! Что?

Капитан, играя бровями, смотрел куда-то поверх майорской головы.

- Господи, с какими же дураками работать приходится! Один сам в горные потоки бросается! Другой руками пули ловит и потом без пальцев остается! - покачал головой Галкин. - Капитан, ты за десять лет на такую технику не заработаешь. Тебе это известно?

- Теперь известно, - буркнул Стриж.

На этом маленький разнос, который устроил своим непутевым подопечным майор, и закончился. Галкин, в обиде на всех, стал облачаться в альпинистское снаряжение. Вскоре к нему присоединились и Щеглицкий, и Стриж, и Журавлев с обмотанной бинтами головой.

Ни зверем, ни птицей эту образину назвать было нельзя. Перед нами возвышался труп существа, развитие которого остановилось, возможно, многие миллионы лет назад. Но со слов Журавлева, животное погибло не более как неделю назад. На несносной жаре труп успел не только разложиться, но частью уже даже мумифицировался. Высохшая кожа на перепончатых крыльях натянулась и по своей твердости напоминала фанеру. Кстати, и цветом в некоторых местах тоже.

Мы с Игнатовым были подняты на скалу в своеобразной сетке, которыми пользуются спасатели, снимая с опасных высот попавших в беду. Я, не веря своим глазам, сразу же засел за рисование.

- Мне нужен общий вид. И отдельно голова, крылья, конечности. Приступай, Вячеслав! - распорядился Галкин.

Игнатов, который сам не переставал утверждать, что то, что не известно ему, не известно и науке, уставился на тело существа и, словно набрав в рот воды, молчал.

- Ну что же это вы, Виталий Анатольевич, - подтрунил над ним Галкин, - даже к пациенту не подходите? Как же вы собираетесь устанавливать диагноз?

- Пациент мертв, - в тон Галкину, отреагировал Щеглицкий, - вот и весь диагноз.

- Журавлев, - послышался из-за существа голос Стрижа, - мне нужны зонды номер пять и семь.

Галкин остановился на краю скалы и прокричал вниз:

- Воронян, выходи на связь с центром. Передай наши координаты. Пускай высылают вертушку.

Игнатов присел перед головой существа и осторожно коснулся его в районе крупного, закрытого тяжелым веком, глаза. Я старался как можно точно передать размеры этой огромной головы, взяв в качестве ориентира склонившуюся над ней фигуру пораженного биолога. Голова существа с длинной, пеликаньей шеей, переходила в массивный и при этом очень длинный клюв.

- От основания черепа до кончика клюва один метр восемьдесят три сантиметра, - замерил Щеглицкий.

Верхняя часть клюва, вдоль всего нижнего края, имела острые костные наросты подстать веточкам оленьих рогов. И они расходились горизонтально в обе стороны от него. В полуоткрытом клюве виднелись относительно мелкие зубы.

- По внешнему виду отдаленно напоминает гусиную голову, - произнес неожиданно громко Игнатов. - Только вот отсутствует всякое оперения.

Гаокин и Стриж лукаво переглянулись.

- Однако, у основания клюва, - он наклонился и поднес к глазам лупу, - большое количество волосяных сумок.

- Где? - неверящим тоном спросил Стриж.

Они еще долго крутились вокруг трупа. Проводили замеры. Фотографировали. Брали пробы тканей, буквально вырывая их из лапок маленьких, но многочисленных, жуков-могильщиков. Когда редкие дуновения ветерка бросались в мою сторону, тошнотворный запах разложения становился почти не выносимым.

- Товарищ майор, - обратился к Галкину старший прапорщик. - А вы обратили внимания на эти раны?

Щеглицкий ткнул в бок существа, где у самой земли были едва заметны продолговатые царапины на коже. Пятнадцатью минутами позже нам, на вершину, снизу были поданы несколько ломиков и деревянных жердей. Мужчины, используя их как рычаг, несколько приподняли тушу. Оттуда вырвалось облако такого зловония, что все начали громко отфыркиваться. Когда Стриж и Галкин, прикрывая рты и носы платками, присели у трупа, чтобы получше рассмотреть повреждения, майор произнес:

- Стриж, тебе не кажется, что это та самая "птица", которая снесла сарайку Атбая?

Из продолговатой раны, с вывалившимися по краям кусками бурого гниющего мяса, торчал кусок обломаной доски.

- Вот тебе и причина смерти, - подвел итог обследованиям Стриж.

У трупа существа мы провели весь световой деь. Еду и питье нам подавали наши товарищи снизу при помощи веревок. По возвращении в лагерь нас ожидали две неприятные новости. С первой ознакомил нас Воронян. Из центра сообщили, что вертолет сможет вылететь только завтра. Вторая звучала куда хуже. У одного из УАЗов полетел карбюратор. Готовясь к скорому отъезду, Синицын сделал тщательную инспекцию обоих автомобилей. У нас хватало всяких запчастей. Но вот запасного карбюратора не оказалось. До середины ночи велись рассчеты. Как быть, какой обратный путь будет короче, хватит ли нам воды. Стриж, Синицын и Воронян до утра что-то мастерили. Всю ночь искрил сварочный аппарат и визжала пила по металлу. А утром нас, тех кто отдыхал, ждал сюрприз. Вместо двух "бобиков" мы теперь располагали только одним. Но к нему крепился прицеп, равных которому мне еще не приходилось видеть. Он был склепан из второго автомобильчика, с тем же количеством сидящих мест. Здесь лишь отсутствовал движок. Наши механики буквально падали с ног от усталости и Галкин отправил их спать. До обеда мы паковались, время от времени посматривая на небо. "Где же вертолет?" - читалось в каждом взгляде. Время поджимало. Воды оставалось только на обратный путь. И то, нам предстояло делиться живительной влагой с нашим потяжелевшим передвижным средством. Короче, такая перспектива начинала лично меня откровенно пугать. Кроме того, в рассчеты моего начальства могла свободно закрасться и ошибка. Ведь скорость УАЗа теперь должна была автоматически снизиться. А значит терялось еще больше драгоценного времени. Вертолет не летел. В пять часов дня майор Галкин сам вышел на связь с центром. На его лицо наползала тень. И чем мрачнее становился он, вслушиваясь в слова доносящиеся из трубки, тем тяжелее делалось на душе у остальных экспедишников.

- Вертолет обещают только завтра, - положил трубку на рацию майор. - Но и эта информация не заслуживает доверия. У них проблемы.

- Если его не будет и завтра, то проблемы начнутся у нас, - процедил сквозь зубы капитан Стриж.

- Они начнутся у нас уже сегодня, если мы не тронемся в путь до захода солнца, - поправил его Галкин.

- Что будем делать, майор? - воззрился на своего начальника и хорошего друга Стриж.

И все, даже Игнатов с Сериком, поняли, что время начало игру против нас.

- Стриж, Журавлев, - видимо приняв окончательное решение, стал отдавать распоряжения Галкин, - быстренько лезьте на скалу! Берите с собой топор и ножовку. - Он быстро повернулся к Игнатову: - Виталий Анатольевич, что было бы необходимо вам лично, для определения вида, рода, семейства и еще черт знает чего, только что обнаруженной и до сих пор не известной науке специи?

- Как вас понимать? - не сразу врубился биолог из Алма-Аты.

- Ну там, зубы, хвосты, мозги! Что? - торопил его майор.

- Лучше, конечно, все вместе, - протянул Игнатов.

- Эту дурынду, - Галкин кивнул в сторону вершины скалы, - мы не можем взять целиком! - Он начинал потихоньку выходить из себя.

- А! Ну тогда было бы неплохо иметь голову, часть крыла, пару органов. Может одну конечность, - разродился наконец ученый.

- Достаточно, - перебил его Галкин. - А то, в итоге, мы снова остановимся на целом трупе. Итак! Стриж, отнимаете голову, одну конечность, и кусок перепончатого крыла. Ясно?!

- Разрешите выполнять?

Галкин кивнул. И тут же скомандовал:

- Остальным принимать, паковать и укладывать препараты внизу. Выезжаем через полтора часа. Время пошло!

Как мы добрались до ближайшего населенного пункта, я уже не знал. Помню только, что по дороге дважды лопалась ось у нашего прицепа. И троим, самым крепким из нас, пришлось ехать на крыше УАЗа. Не раз глох перегретый двигатель. И только чудо позволяло нам двигаться дальше. За пять часов до прибытия в селение у нас закончилась вода. Два литра из НЗ для машины охранялись, наверное, лучше, чем мавзолей Ильича. Но мы не сдавались. У Синицына разболелась не до конца зажившая рана, и часть пути он развлекал нас пересказом своих галлюцинаций. Но мы вышли из этой скверной ситуации победителями. С наименьшими потерями... Уже по прибытию в человеческое поселение у Игнатова пошла носом кровь. Вернувшись в мир людей, мы, наконец-то, вдоволь напились. Воды, нужно понимать. Остальное было позже. Операция, не смотря на все передряги и опасности, удалась. И довольный результатами майор тем же вечером щедро проставился. Чтобы наши выпивали, да еще и так споро, я видел впервые. Но, похоже, снять накопившийся стресс иным путем в той ситуации было невозможно. Правда, обо мне майор тоже не забыл. Разрешил пить пиво. Но зато сколько влезет. Продавщица местного магазинчика сделала в тот вечер солидный оборот. На следующий день за нами все же прибыл вертолет. Грузовой МИ проглотил нас вместе с нашими обезображенными джипами. И уже в Ашхабаде мы высадились отдохнувшими и готовыми на новые подвиги. Собранные материалы были переданы молодому лейтенантику с рыжими редкими усиками. На его плечах красовались погоны внутренних войск. Его соправождали трое солдат, которые, навъюченые не хуже ослов, потащили драгоценную ношу к оцепленному и стоявшему в отдалении автобусу.

На точке нас ожидало новое назначение. А на сборы и подготовку давалось три дня. Однажды вечером я засиделся в нашей библиотеке. С улицы зашел Стриж. Он обвел задумчивым взглядом внутренности переоборудованного под жилое помещение вагончика, и остановив его на мне вдруг сказал:

- Мне очень хотелось бы узнать, куда подевался другой ящер?

Оторвавшись от чтения, я вопросительно посмотрел на капитана.

- Тот самый, чью тень мы и увидели, сидя под скалой, - пояснил Стриж.

- Улетел? - предположил я.

- Удивительно сообразительный юноша, - исчезая в соседнем помещении, покачал головой капитан.

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

272486  2007-03-27 00:33:34 В. Эйснер - Здравствуй, Рольф! Очень рад видеть тебя на страницах "РП"! Только что прочитал "Шайтана". Не знаю, как с научной точки зрения, а с литературной очень впечатляет. По сравнению с "Секретом Рисовальщика" ты "вырос и возмужал". Отказался от длиннот, излишних пояснений читателю и сплошного, как у Кафки, текста. Читается на одном дыхании - ничего лишнего. Переводы с немецкого безукоризнены. Я думаю, эта повесть украсит любое собрание приключенческой литературы. Поздравляю с удачей, привет Тане. Эйснер.

272494  2007-03-27 14:46:54 АО - Растянуто, скучно, язык неряшливый, жаль потерянного на чтение времени. Автор просто-напросто обманул читателя.

272500  2007-03-27 22:03:15 Валерий Куклин - к АО А мне рассказ понравился. На бумаге он будет выглядеть динамичней. И тогда его слегка пригладят-подсократят длинноты редакторы. Зато даже запах счреднеазиатской пыли в ноздрях и тепло в костях. Писать об армии - штука трудная при внешней простоте. То, что одни почитают тупостью оной, для других - главный атрибут, самый смысл существования человека под ружьем. По-мужски написана история. Рад за автора. Валерий

290152  2009-10-05 21:54:44 саша - Незнаю кому как а мне понравилось.Авторт молодец пиши дальше.

297093  2011-10-19 17:43:16 Дмитрий - Неожиданно, но мне что то мешает, глубины какой то не хватает

297166  2011-10-23 05:33:55 алекс .юнкерс - о учитель возьми меня презренного смоктающего в небытие познавшего силу креста животворящего озаренного светом раскаяния во искупление преступно прожитых лет себе в ученики.мзда моя со мною.воздати кое-муждо по делам его.

297170  2011-10-23 13:17:54 Л.Лилиомфи - ОЧЕРК средней руки. Текст, конечно, на 100% мало кто прочтёт. Но иногда забавно и поучительно. Но рецензенты 50 на 50, то хвалят, то бранят. Что касается грамотности, то - увы : -- какие смелые и еще более "рациональные" идеи смогут поситить в эти ранние часы голову лейтенанта ( надо бы исправить на ПОСЕТИТЬ ). ПОСИТИТЬ - это нечто! не смотря - на НЕСМОТРЯ ( потому как здесь это предлог ) Могеллан - на МАГЕЛЛАН и т.д. -- А в остальном, прекрасная макиза ... / из эН - ска, 23 окт 2011 ,

297202  2011-10-24 22:12:18 Таня - Прекрасный рассказ, прочла, не отрываясь. Эта среднеазиатская талантливая и какая-то добросовестная, что-ли, фантастика, достойна была бы пера такого мастера, как Ефремов, которым я зачитывалась в юности. Благодаря Вам я в ней и побывала. Настоящая Средняя Азия, с красками и ароматами. Очень емко - жилища, усадьбы, интерьеры музея, абсолютно живые, достоверные и бесконечно симпатичные персонажи. Тривиальный сюжет - обнаружение и находка неведомого чудовища, преображен и оказался свежим и захватывающим. Меня давно уже раздражает половодье фэнтези, а здесь - возвращение к истокам, честность повествователя. Немного странно выглядит критика, по-моему, совершенно несправедливая. Немногочисленные блошки вылавливаются редактором. Автор - талантливый и зрелый мастер. Я испытала истинное наслаждение. Спасибо.

Copyright (c) "Русский переплет"