TopList Яндекс цитирования
Русский переплет
Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум
Первая десятка "Русского переплета"
Темы дня:

Мир собирается объявить бесполётную зону в нашей Vselennoy! | Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад? | Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?


Rambler's Top100
Проголосуйте
за это произведение

 Рассказы
26 мая 2024 г.

Андрей Макаров

Генерал на чужом месте


Два рассказа

Невеста войны

 

«Фронту нужны квадрокоптеры, ночные прицелы, камуфляжная форма, бронежилеты, продукты питания…»

Длинный список на доске объявлений в подъезде заканчивался номером банковской карты и адресом сайта волонтеров.

Коля достал смартфон, сфотографировал. Поднялся на свой этаж. Открыл дверь. Все дома. Жена у плиты, из-под двери комнаты дочери выбивается полоска света.

– Иди ужинать! – позвала жена.

Телевизор на кухне рассказывал про войну. Ведущие в студии переоделись в камуфляж. Трясли кулаками, угрожая разнести, взорвать, стереть…

Коля подумал, что в Киеве на экранах такие же грозные бойцы сыплют проклятия и угрозы, и выключил телевизор.

– Скоро новости, – запротестовала жена, выставляя на стол тарелки.

– Главная новость: на работе бонусов не будет.

– Квартальных или годовых?

– Никаких. Продукция под санкциями. Что-то куда-то продаем, но Европу нам закрыли.

Жена задумалась.

– Лето впереди. Турцию не потянем. В Анапу или Геленджик надо сейчас путевки брать. Летом цены будут, как в Египет.

– Может, Крым? – прикинул Коля.

– Кто знает, как дальше повернется?

– Что-то тебя новости не взбодрили, – усмехнулся Коля. – Ленку зови ужинать.

– Есть отказалась. У нее трагедия. Мало того, что работу потеряла, теперь и Костик ее бросил.

– Тоже мне трагедия. Костик – это который, как его? Фрилансер?

Фрилансер – Славик. В Грузию уехал. Написал, чтобы приезжала с деньгами, иначе ему не раскрутиться. А у нее, сам знаешь, салон закрылся, всех распустили.

– Костик тоже денег хочет?

– Костику деньги вообще не нужны. Ищет духовное. У них целое движение. Какой-то гуру по интернету вещает, а они медитируют.

– Славик в Грузии, на работе у Ермакова сын в Стамбул умотал. Костик… сегодня самое то на коврике под музыку качаться.

Жена все же включила телевизор, но Коля слова с экрана пропускал мимо ушей. Возил вилкой по тарелке.

– Собрать воинов – наш общий долг! – выкрикнул депутат в студии.

Коля отставил тарелку и ушел в комнату.

Шкаф-купе от стены до стены вместил все их барахло. Он встал на стул, снял с верхней полки большой пакет. Весь в пыли, непонятно как попавшей в шкаф. Прошелся по полкам. Отобрал свитер, зеленую футболку, новые шерстяные носки – три пары одним мотком.

– Куда собрался? – жена принесла таблетку и стакан воды.

– Сказали же – помощь воинам. И в подъезде объявление. У меня камуфляж зимний пылится.

– Ты в нем хотел на рыбалку ездить.

– Пока хотел – животом вырос.

– Пожитки, – вспомнила забытое слово жена. – На Украине пожитки не вещи: выгода, прибыль, пожива. Мать говорила. И у меня лишних вещей нет.

– Твои зачем? – пожал плечами Коля. – У Ленки две батареи, сотовые подзаряжать – одной ей хватит.

Он запил лекарство и пошел к дочке.

Ленка с покрасневшими глазами лежала на диване. Волосы распущены. Наревелась, стала некрасивой, и словно старше.

Она только что накрасила ногти и рассматривала их. В салоне последнюю зарплату выдали кремами, лаками и шампунем. Дочь через день меняла маникюр. В ванной теперь шампуней на несколько лет.

– Лен! У тебя пауэрбанка два, один дашь?

– Надолго?

– Навсегда. Хочу на фронт отправить.

– Тогда красный, на столе возьми, вместе с проводом.

«Книги добавить? – Прошелся Коля взглядом по полке. – Как достичь равновесия? Как научиться управлять жизнью? Почему меня никто не понимает? Оттенков серого аж полсотни. На фига такое на фронте?».

Хотел спросить про Костика и Славика, но дочь повернулась спиной.

На кухне жена перебирала продукты.

– Ты же служил! Чего в армии больше всего хотелось?

– Жрать. Девяностые. На каше сидели. Деньги появились – бегом в чипок-чайную. Печенье. Конфеты.

– Шоколадные?

– Леденцы. Чаю с конфетами попить – праздник!

Леденцы нашлись в кухонном пенале.

– Просроченные! Надо в другой пакет пересыпать, – рассмотрела ярлык жена. Сказала и нахмурилась. – Завтра в супермаркете куплю.

С одеждой набралась полная сумка. Коля перетянул ее ремнями для верности. Достал смартфон. Что там у волонтеров? Номер карты. Адреса нет.

Написал в окошке сообщений. Попросил забрать сумку.

Ответ пришел моментально.

«Мы сами купим. Налажены контакты с лучшими поставщиками. Берем по оптовой цене. Номер карты верный». Ниже ссылка – отчет о переданной помощи.

Посмотрел отчет. Мужики в камуфляже выгружают коробки. Все довольные. Здесь же отзывы. Благодарят.

Снова набрал: «Откуда пойдет машина? Привезу, куда скажете. Все упаковано. Вещи нужные. Камуфляж, тушенка».

Телефон молчал. Минут через пять пришло сообщение: «Давайте адрес. Машина утром в пятницу заедет».

Сумку выставили на балкон. Угомонились, выключили свет и улеглись.

Ленка всхлипывала в своей комнате. Жена, глядя в потолок, вспоминала:

– В школе с уроков по набережной шли. Днепр. Пароходы белые. Музыка над рекой. Метеоры пролетают. С девчонками болтаем. Русская, украинка – какая разница? В парк отдыха завернем. У подруги дядя на колесе обозрения работал. Запустит в кабинку и час по кругу. Уроки делали прямо на портфелях. Укачает, идем, валимся друг на друга. Хохочем.

– Чего тебя от этой красоты в Россию понесло?

– Уже тогда началось, экзамен по истории – великая Украина, голодомор, – вздохнула жена. – Бандера-герой. С Шевченко своим с ума посходили. Все после школы уехали. Остались селюки со своей мовой. К родителям на могилу приезжала, колесо в парке ржавое, на площади скачут: «Москаляку на гиляку!»

Ленка босиком по коридору прошлепала в ванную.

Они замолчали. Думали о дочери. Мысли одинаковые. Коля не раз ловил себя, что жена только подумала, а он уже ответил.

Со Славиком снимали квартиру. Потом дочь вернулась. Костик просто придурок. Славик, Костик – за тридцать уже, а все как дети.

Он еще поворочался и заснул.

Утром на работе замотался так, что забыл про собранную сумку и про дочь. В новом изделии рабочие параметры оказались по границам допуска. Изделие капризничало и отказывалось работать. Такое госкомиссия не примет. Конструктора, технологи, наладчики спихивали все друг на друга. В конце дня на совещании орали, как на рынке. Сидевший рядом приятель Ермаков, когда наехали на его отдел, неожиданно со всем согласился.

– Зря шумим, все равно нормально работать не будет! – рубанул он.

– В чем причина? – спокойно спросил заместитель генерального директора с георгиевской ленточкой в лацкане офисного пиджака.

– Не надо было сносить опытный завод под жилье, переводить все в филиал в области, где ни оборудования, ни кадров.

Повисла тишина. Все смотрели на заместителя генерального во главе стола.

– Примут. Никуда не денутся! – усмехнулся Ермаков. – Заменить все равно нечем. Конкуренции нет. Надо готовить бригады доводчиков, создавать представительства на местах.

Зам генерального помолчал и огласил приговор:

– Изделие на конвейер. Отгрузим заказчикам в конце декабря.

Понятно. Год закрыть. Рекламации пойдут только в январе.

После совещания Коля догнал Ермакова.

– Ну ты и врезал начальству, будто ипотеку выплатил.

– Выплатишь с ними! Когда у нас европейцы заправляли, зарплата сотня и еще с полтинник набегало. Потом эта операция специальная. Они свернулись и ушли. Прибежали наши. Фирму подобрали. Договора на себя перевели. Зарплата восемьдесят. Бонусов и премий нет.

– Война же.

– Жена в бухгалтерии сидит. Те же договора, те же деньги. Только кому? Зато начальство с ленточками георгиевскими. Стенд повесили с ветеранами. Суки!

– Что плохого в стенде?

– Не в стенде. Здоровья ветеранам, памяти и долгих лет. Просто, когда ими прикрываются, противно. У самого рожа шире плеч, семья за границей. А мне объясняет, что теперь зарплата в два раза меньше из-за Байдена. Брошу все, к сыну в Стамбул уеду.

– Чем заниматься будешь? Проешь квартиру-машину, что дальше?

– На пляже колу разносить. Здесь… Бежим всю жизнь, как козлы за морковкой.

– Козлы за капустой.

– Капуста – деньги. Морковка – идея! Капуста поделена. Нам оставили морковку, болтают ею перед носом, чтобы видеть, а не дотянуться.

Разговаривая, дошли до парковки.

– До метро подвезти? – приятель достал брелок. Его тойота мигнула фарами в ряду других.

– Пройдусь…

Машины разъезжались. Мерседесы, БМВ, ауди. Редко кто на китайце или Ладе. Охрана открыла ворота. Колонна дорогих иномарок выкатилась, как на парад. Победители. И все чем-то недовольны.

Шесть вечера. Такие же колонны двинулись от офисных центров. И город встал.

Коля кивнул отставнику на охране. Прошел по забитой машинами улице. Обогнул стройку. На месте цехов квартал небоскребов. Прав Ермаков! Возиться с изделием, получать рекламации. Зачем? Снести цеха, построить жилье и положить деньги в карман.

Обогнул пруды, старую церковь. Пересек парк. Еще пару кварталов и дома. Час пути. Немногим дольше, чем пересаживаясь с метро на автобус.

В армии за полчаса бы одолел. Вспомнилось. Радиостанция. Автомат. Куда без него? Сегодня налегке час пройти – подвиг. В голове шумит. Таблетка утром, таблетка вечером. Ленка давление померяет, послушает. Что-то у нее от медучилища осталось.

В пятницу встал пораньше. Отдать собранные для фронта вещи. Сумку распирало под стянутыми ремнями. Жена все дни что-то подсовывала в боковые карманы.

Заберут во сколько? Коля потянулся за смартфоном. Попытался отправить сообщение.

«Ваш номер заблокирован!» – высветилось на экране.

Поднялась и жена.

– Меня помогальщики фронту в черный список внесли! – пожаловался Коля.

– За что? – удивилась жена.

– Слишком много вопросов задавал.

– Ты сразу обвинять. Может у него ипотека!

– Ну и просил бы на ипотеку, не на войну.

– У церкви на прудах объявление, – вспомнила она. – Помощь собирают. Эти не обманут.

– Как раз эти обманут, – проворчал Коля, но остановиться не мог. Написал на работу, что задержится. С трудом поднял сумку. Вызвал такси.

Грузовой лифт привез жильцов с верхних этажей. Объявление о помощи в подъезде обновили. Проходя мимо, Коля сорвал его. Соседи посмотрели недоуменно, один ехидно улыбнулся и показал большой палец.

Желтое такси ждало у дома. Сумка заняла треть багажника.

Коля сел сзади. Коротко стриженый узбек или таджик ловко рулил одной рукой. Второй набирал что-то на мобильнике.

– Давно в России? – поинтересовался Коля.

– Два года.

Что-то заунывное неслось из динамиков магнитолы.

– Как жизнь?

– На стройке плохо, в такси хорошо! Гражданство дали. Родителям пенсию. Жена скоро родит. Машину свою купить! – хлопнул он рукой по баранке, – будет совсем хорошо!

– Гражданство есть – дуй на фронт. На машину заработаешь.

– Это не наша война! – важно произнес таксист, – это русских война.

– От материнского капитала от русских тоже откажешься?

Таксист нажал кнопку магнитолы. Заунывный голос в динамиках стал громче.

– Выключите! – попросил Коля.

Таксист крутил руль. Радио словно зазывало на молитву.

Коля дотянулся и выключил магнитолу.

Когда остановились у церкви, обошел машину и вытащил сумку. Таксист, отъезжая, резко нажал на газ, грязь веером полетела из-под колес.

«Не возьмут – здесь и оставлю!» – подумал Коля у дверей в храм, не зная куда идти дальше.

Вышел служитель в зимней куртке поверх одеяния.

– Вы от отца Василия, на работу? – спросил он.

– Жена увидела ваше объявление о помощи фронту. Собрали, что смогли, – объяснил Коля.

– Пойдемте. Сумка тяжелая – давайте помогу.

Небольшой одноэтажный дом спрятался за церковью. Внутри длинный коридор, дверь в первую комнату распахнута, за ней кучами вещи. Упаковки воды в бутылках. Коробки макарон и круп. Раскинула рукава дубленка с вышитым по низу рисунком.

– У вас вещи или продукты?

– Для бойцов. Камуфляж. Теплая одежда. Зарядка к телефонам.

– Здесь больше помощь беженцам. Подождите. Сейчас должны забрать, что для фронта отложили.

Коля оставил сумку у входа и зашел в церковь. Стал у иконы, задумался. Опомнился и сдернул шапку. Купил свечи. Родителям за упокой. Потом ставил подряд. Долгих лет! За здравие воинам! За победу!

Тихо качались огоньки свечей.

Священник подошел, тронул за рукав.

За церковью приткнулся зеленый уазик-буханка. Водитель – невысокий крепыш в застиранном до белизны камуфляже без погон – курил у дверцы.

Священник осуждающе покачал головой.

– Владыко! Понял!

Крепыш потушил сигарету о каблук, повертелся, не зная куда ее деть, открыл дверцу и бросил в кабину под ноги.

На втором сиденье кто-то спал, откинувшись назад с открытым ртом.

Коля подтащил сумку. Водитель сдвинул бегунок молнии. Вылез пятнистый рукав.

– Камуфляж твой? Поехали! Сзади место есть.

– Работа, дела. – вздохнул Коля.

– Плюнь на все. Там дела и работа.

Говорил он быстро, отрывисто.

– Для рыбалки брал, – словно оправдывался Коля, – еще зарядка к сотовым. Свитер. Тушенка. Сгущенка. Леденцы.

– Ладно! Спасибо за помощь! – Водитель глянул на часы. – Пока пробок нет, на трассу выскочим, в четыре руки погоним – к ночи на месте будем.

Они распрощались, и Коля заторопился на работу.

Ему стало легче. Словно откупился. С хорошим настроением дошел до конторы.

Огромная фура у склада перегородила дорогу. Погрузчики сновали, подавая ящики в кузов.

Коля пробрался между фурой и стеной, дошел до кабинета. Только подошел к столу – зазвонил телефон.

– Зайди! – буркнул ему начальник отдела.

Большую часть корпусов продали, казалось, все должны сидеть рядом. Но кабинеты разнесли по последнему вытянутому вдоль улицы зданию. Переходы занимали весомую часть рабочего времени. Впрочем, многим нравилось день напролет шататься по коридорам.

Начальник отдела – вечно раздраженный толстяк с красным лицом – сидел за заваленным бумагами столом.

Николай его понимал. То, что требовали руководители фирмы, сделать невозможно, когда половина сотрудников работает спустя рукава, а то и просто не понимает, чем занимается.

Начальник, не отрываясь от бумаг, пробурчал:

– Скидываемся на помощь фронту. Тысяча с техников и монтажников, три с инженеров. С руководства по пять. Гони три штуки.

– Я уже отправил.

– Что и куда? – удивился руководитель.

– На фронт. Утром. Форма. Продукты. Еле сумку дотащил.

– Личная, несогласованная акция. Доклад в головной офис ушел. И в новостях передали. Участие приняли все.

– У склада фура. Наша продукция на Украину идет?

– С началом войны поставки прекратили. У них с этим строго. Российское брать – сразу ганьба или как там?

– Знаю. Отправляем в Турцию. Но Турции она не нужна. Значит, куда-то перенаправляют. Максимум ярлык переклеят. Куда она из Турции идёт?

– Тебе это надо? – внимательно посмотрел на него начальник. – Мы вообще на оборонку переключаемся. Не хочешь помогать деньгами – завтра акция, городское субботнее мероприятие. Будешь от нас с флагом.

– Какая акция?

– Патриотическая, разумеется! – он нашел нужную бумагу на столе. – Хотя нет. Какой-то деятель приезжает, а вы радостные флагами размахиваете. От нас радуются пятеро. Ты старший. Флаги возьмете на охране. Утром газель отвезет вас. Все закончится – привезет обратно.

– Может мы сегодня домой с флагами уйдем? Чтобы лишний раз на работу не ехать. В понедельник утром вернем?

Начальник задумался.

– Идете по городу с флагами. Группой. Куда? Зачем? Повяжут еще. Пока объясните что и как, официальное мероприятие сорвете. И молодые опоздают, будешь один за всех прыгать…

Дома Ленке понадобились документы на новую работу. Волосы она собрала в хвост. Смыла косметику. Пока Коля рылся в папке, от нетерпения как в детстве грызла ноготь.

Аттестат и диплом, свидетельства о пройденных курсах. Здесь же его красный военный билет.

Коля отдал документы дочери и перелистал военник. Радиотелеграфист. Тут же выстучал костяшками пальцев двойку морзянкой – «я на горку шла». Так учили, своя мелодия на каждую букву и цифру.

Зеленый угловатый ящик рации норовил железом в бок заехать. Антенна-куликовка. Кому это нужно? Теперь цифровое все. Он вернул военник в папку.

В субботу утром Коля приехал к конторе, завернул в будку охраны.

Охранник в черной форме восседал перед широким окном. Седой и важный, усы, погоны, пусть и без звезд, на груди бейджик: «помощник начальника режима».

– Товарищ помощник начальника режима! – пристукнул ногой об ногу Коля. – Разрешите получить государственные флаги.

– В углу стоят, – буркнул он, – тебя дожидаются.

– Молодые пришли?

– На территории бегают. Мушкетеры. Энергию девать некуда.

Монитор на столе показывал забор, ворота, вход в офисное здание, площадку у склада. По ней четверо парней гонялись друг за другом.

Коля взял свернутые флаги, хотел выйти.

– Не торопись, еще водитель не подъехал.

Коля сел на застеленный клетчатым одеялом диван. Маленький телевизор на табуретке ниже стола. На службе смотреть не положено. А что еще делать в выходные на охране?

Показывали репортаж с войны. Летели куда-то реактивные снаряды, вертолет несся, словно в компьютерной игре. Подскакивал, выпускал ракеты и снова прижимался к земле.

Вахтер сел рядом. Погладил седые усы. Вздохнул.

– Началось, думал позовут. Куда там. Запас третий разряд. Вот теперь мой окоп, – хлопнул он по дивану, подняв облачко пыли. – В нем сидеть до второй пенсии. А ее все отодвигают. Как время выйдет – придут из пенсионного фонда и прямо здесь застрелят.

– Офицер? – спросил Коля.

– Майор. Танкист. Сам-то – военнообязанный?

– Ефрейтор. Пока не зовут.

Монитор показал подъехавшую к воротам белую газель. Коля поднялся. Взял флаги. На пороге обернулся.

– Ты осторожнее. Из окопа не высовывайся.

У склада продукции валялись обрезки металла. Парни – монтажники из цеха сборки – подобрали арматуру, устроили поединок. Втроем наседали на здорового, на голову их выше, толстяка. Особенно старался самый маленький – метр шестьдесят, не больше, в вязаной шапке с помпоном. Толстяк яростно размахивал прутом, отбивая атаки. Гремело железо.

– Отставить! – по-военному прервал игру Николай. – Хватит скакать. Разбираем флаги, идем в газель.

– Не пойду! – весело крикнул малыш в шапке.

– Почему?

– Повестка пришла! В понедельник в военкомат. Мне теперь эта фигня побоку.

Он стащил шапку, открыв стриженную под ноль голову.

– Чего тогда пришел?

Парень пожал плечами.

– Попрощаться.

– Иди домой, с родителями посиди подольше.

Вчетвером сели в газель. Микроавтобус вырулил на проспект, поехал к центру. Дворники смахивали капли с лобового стекла.

Коля повернулся к водителю. Мордатому лет сорока мужику с сонным широким лицом.

– От нас пятеро, а одного в армию забрали. Выйди вместо него с флагом.

– Оно мне надо? – ухмыльнулся тот. – Перед каким-то папуасом скакать.

В микроавтобусе тепло. Пока они мерзнут на площади, водитель доспит. Сходит в кафе. Пошатается по торговому центру. Получит отгул за работу в выходной.

Когда приехали, погода окончательно испортилась. Из-за ветра дождь летел наискось. Намочил куртку и брюки, шапка стала сырой и тяжелой.

На краю площади топталось человек сто. Николай нашел старшего, отметился, отвел ребят на указанное место. Слева стояли мрачные мужики, коренастые, как на подбор. Справа студентки, тут же захихикавшие с парнями.

За шеренгой бегал режиссер. С пышной седой гривой-прической, широким красным шарфом поверх воротника пальто. Голову от дождя он прикрыл папкой.

– Останавливается машина, – хрипел режиссер, – гость выходит, одновременно машем флагами. Радостно!

Коля спросил мужика слева:

– Кого приветствуем?

– Тебе не один хрен? – буркнул тот.

– Откуда вы такие одинаковые?

– Из Сибири! Приехали, блин, по обмену опытом. А нас сюда. Опыт перенимать.

Спустя полчаса на площадь выехала машина ГАИ с мигалками, за ней большой черный лимузин.

Открылась передняя дверца, выскочил помощник или охранник. Раскрыл зонт и распахнул заднюю дверцу.

Высокий гость оказался невысок и не был виден из-за зонта. Только ноги в светлых брюках, осторожно ступающие по брусчатке.

Двое из свиты достали из багажника венок. Вокруг носился оператор с видеокамерой на плече. Все двинулись к памятнику чему-то.

– Начали! – скомандовал режиссер.

Шеренга вяло замахала флагами.

«Что я здесь делаю? Зачем все это?» – подумал Коля.

В руках два флага. Свой и парня с повесткой. Он повел плечами. Махнул одним флагом, вторым. Намокшие рукава тянули вниз. Замахал сразу двумя, полотнища развернулись и захлопали.

«Хоть согреюсь, – подумал он, – а взять и выскочить на площадь, пуститься вприсядку!»

Соседи отодвинулись и смотрели с опаской.

– Без фанатизма! – вполголоса сказал режиссер.

Венок бегом занесли вперед и прислонили к монументу.

Гость поправил цветок на венке, постоял и вернулся в лимузин. Машина ГАИ включила сирену.

Все заняло не более часа. Коле и его хватило. Ребят он отпустил. Свернутые флаги принес в газель.

Водитель, подогнув ноги, дрых на сиденьях. Поднялся, глянул в окно и, не выходя из газели, переполз из салона в кабину.

– Оставь флажки и езжай домой, – буркнул он. – В понедельник сам в контору заброшу.

– Вези! – Хитрован! Сам не вышел и захотел сразу домой удрать. – Государственная символика. Сдаем в месте получения.

Водитель со злым лицом крутил руль. Коля дрожал, чихал и сморкался.

«Как они в окопах? Под обстрелом? Потом в землянке у буржуйки форму сушить. Лучше бы три тысячи отдал, теперь больше в аптеке оставишь».

На работе зашел на пост охраны. Поставил флаги. Пар поднимался над носиком чайника.

– Майор! Поделись чаем, – попросил Коля.

Охранник, не отрываясь от телевизора, щедро плеснул в кружку заварку, долил кипятком. Подвинул тарелку с печеньем и конфетами.

– За прошедшие сутки уничтожено… подавлено… действуя по плану… – бодро рапортовал кто-то на экране.

Коля снял мокрые куртку и шапку. Горячий чай выжигал разлившуюся по телу сырость.

Корреспондент рассказывал про героев. Какой-то сержант с подразделением трое суток бился в окружении, пока не вышел к своим.

– Хитрый план! – усмехнулся майор, – три дня в окружении биться.

Камера обходила сгоревший танк.

– Видишь, – кивнул он на экран. – Разворочен. Гусеница портянкой размоталась. Ствол в землю. В нем трое. Было. Иногда с виду целый. В башне дырка, как от карандаша, внутри никого, взорвались или сгорели.

– Это украинский танк, – возразил Коля.

– В наших, думаешь, по-другому?

Разрывы снарядов поднимали землю. Бежавшая по полю «коробочка» словно наткнулась на что-то и окуталась дымом.

Коля не отрывался от экрана. Кто-то сейчас в его камуфляже ползет по раскисшему снегу. Или в блиндаже привалился спиной к доскам и пьет, как он, чай с леденцами. Руки замерзли. Горячий стакан не обжигает.

Пальцами выбил дробь по столу, длинные и короткие удары. Короткий два длинных короткий. Три длинных, два длинных и дальше: «помощь фронту… помощь фронту…»

– Ты чего? – насторожился майор.

– Морзянка. Вдалбливали когда-то, думал забыл, теперь из головы лезет.

– Связь? В штабе, в тепле, – пробурчал майор. – Клопов телеграфным ключом давить. Сегодня передали, тэ пятьдесят пятые, которые на консервацию ставил, на фронт потащили. Наверное, и мне пора… Как думаешь? Первый-второй разряд выбьют, нас позовут?

Чай на дне кружки остыл. Кашель прекратился. Хоть и сморкался Коля всю дорогу до дома.

В квартире было все перевернуто. Вещи из шкафа вывалены на пол. Дочь носилась между комнатами. Растерянная жена ходила следом.

Ленка чмокнула его в щеку и убежала. Хлопнула дверь.

– Что у вас стряслось? – недовольно пробурчал Коля.

– Ленка призвалась! – всхлипнула жена и вытерла глаза полотенцем.

– Куда? – изумился он.

– Туда! Медсестрой.

Коля, не раздеваясь, сел в коридоре. Жена пристроилась рядом.

– Что за бред! Зачем?

– Затем! – полотенце жены можно отжимать. – Скоро тридцать, а мужа нет. Вокруг какие-то недоделанные. Четвертый десяток, а все парни.

– А там?

– Там в двадцать лет мужики.

Жена сидела, сгорбившись.

– Господи! О чем ты?! Это война!

– О дочери, чтобы старой девой не осталась. Уже контракт подписала…

Выпавший снег скрыл грязь. Подморозило. На работе все чаще приходилось ездить в филиал в области. Зато снова подняли зарплату. В филиале развернули производство. Настраивали оборудование. Искали рабочих. За каждого токаря или слесаря пятого разряда кадровикам давали премию в размере оклада. И уже доложили наверх, что сборку запустили на прошлой неделе. В крайнем случае, запустят на следующей.

Коля по утрам досыпал в электричке. В вагонах висели плакаты с бравыми военными. Вверху писали про долг и настоящую профессию. Чуть ниже про выплаты от двухсот тысяч.

Он проснулся и смотрел на засыпанную снегом землю за окном.

Дочь на прошлой неделе уехала ростовским поездом. Ей выдали огромную сумку, набитую амуницией. В форме она была смешная и словно помолодела. Глаза большие как у птенца. Невеста войны. Вчера прислала сообщение: не волнуйтесь! Все хорошо! Представил ее в строю, в медсанбате, успокаивающую кричащего от боли раненого.

Вечером возвращался домой. Отменили электричку, он стоял на пустой платформе. На столбе трепетало под ветром объявление. «Фронту требуется…» ниже оборвано.

На узловой станции тепловозы тягали вагоны. Металл Северстали. Цистерны Нефтехима. Прошли они, и открылся воинский эшелон. За чумазым тепловозом платформы с разбитыми танками. Без гусениц, без стволов. Обгорелые, с пробоинами, вмятинами. Буквы «V» выцвели. Пятна ржавчины словно маскировка. За платформами с техникой товарный вагон. Широкая дверь сдвинута, кто-то толстый небритый в камуфляже матюгнулся и погрозил кулаком, увидев наведенный на состав смартфон.

И снова платформы с танками. Лязгали сцепки. Тепловоза уже не было видно, а платформы все тянулись и тянулись, и им, казалось, не будет конца.



Генерал на чужом месте

 

Генерал сидел за столом, то и дело вытирая пот со лба.

Накануне его – заместителя министра внутренних дел генерал-полковника Аркадия Аполлонова – назначили председателем Комитета по делам физической культуры и спорта.

Случалось подобное с предшественниками. В 1938 году сняли всесильного наркома внутренних дел Ежова с его «ежовыми рукавицами», назначили наркомом водного транспорта, затем арестовали и расстреляли. А Миша Фриновский? Тоже замнаркома внутренних дел, стал наркомом военно-морского флота. Из чекистов в адмиралы. Дальше арест и расстрел.

Кто до войны физкультурным комитетом командовал? Харченко и Зеликов. Одного расстреляли в 1938, второго в 1939.

Война прошла, думал пожить спокойно. И на тебе...

Министр только плечами пожимает. На совещании у Сталина вопрос решался, там Берия был. С его подачи, не иначе.

Сам Берия посмотрел на него, ухмыльнулся:

Физкультпривет, товарищ Аполлонов!

– Здравия желаю, товарищ маршал!

Берия через свое пенсне человека насквозь видит.

– Ты, Аполлонов, за Динамо отвечал?

– Так точно, товарищ маршал! В том числе, за Динамо.

– Вот и наведи в советском спорте такой же порядок, как в Динамо. Наши футболисты в Сталинграде болгарам проиграли! Товарищ Сталин сказал: войну в Сталинграде выиграли, а в футбол проиграли. Конькобежцы за рубежом опозорились! Газеты капиталистов смеются: проигрываем странам, в которых жителей меньше, чем спортсменов в СССР! Новая должность, это – доверие. Самого товарища Сталина. Справишься – вернем с почетом, не справишься…

В это время в Комитете по физической культуре и спорту его бывший председатель Николай Романов то и дело вытирал пот со лба.

В спорткомитете новый председатель. Генерал из органов. По всем бюрократическим законам, его – Романова – должны тем же указом снять. Назначить ректором спортивного вуза, перевести в профсоюзы, отправить в распоряжение управления кадров ЦК ВКП(б). Не сняли, не перевели, не отправили. Новый председатель назначен, а старый не снят?! Что это значит? А значит это, что заберут его не сегодня, так завтра! И на Колыму, спорторгом в лагерь. Чемоданчик собран, билет в столыпинский вагон не нужен. А вдруг о нем просто забыли? И что тогда делать? Сидеть тихо…

Аполлонов на новом месте осмотрелся. Народ вокруг разболтанный. Все с гонором. Каждый – пуп земли. Я – лучший прыгун СССР, я – лучший бегун СССР. У шахматистов и вовсе: я – самый умный в СССР.

Легко сказать, навести динамовский порядок. В Динамо просто. Равняйсь – смирно! Гол забил – звездочку на погоны. Не забил – постовым в Среднюю Азию! И что, недовольны спортсмены? Как бы не так! В Динамо, не снимая трико, до старшего офицера дослужиться можно. Военная пенсия. Галифе – полный шкаф – внукам не сносить. В гражданском же спортобществе вышел в тираж – устроят разве в гардеробе. До шестидесяти лет «польта» принимай на стадионе со значком мастера спорта на заношенном пиджаке. Разбаловали гражданских физкультурников, ничего, наведем порядок.

И пошел стон по спорткомитету. Кого назначили?! Не генерала – фельдфебеля!

Генерал с утра до вечера обеими руками «закручивал гайки». А ночью до трех-четырех часов, как все начальники в те годы, бдил у телефона – вдруг «сам» позвонит.

Тренькнул правительственный телефон. Генерал сухой комок в горле проглотил. Трубку поднес к уху.

– Товарищ Аполлонов? – голос в трубке ни с чьим не спутаешь. – Где такой город Щавно-Здруй?

Энциклопедия в шкафу, том на букву «Щ» перед глазами, а не дотянуться.

– Виноват, товарищ Сталин! Не знаю.

– И я не знаю, товарищ Аполлонов! А Пшепюрка тебе знаком?

– Никак нет, товарищ Сталин.

– И я Пшепюрку не знаю! Сегодня только узнал, что лучшие шахматисты Советского союза на турнире Пшепюрки в каком-то Щавно-Здруе всем проигрывают. Разберитесь, товарищ Аполлонов.

Генерал повесил трубку. Выдохнул. Взревел:

– Секретарь!

– Вышколенный секретарь возник с блокнотом наготове.

– Телеграмму. Международную. «Польша. Щавно-Здруй. Руководителю шахматной команды Алаторцеву, тренеру Вересову. Приказываю немедленно усилить игру в турнире!» Как отправите, обеспечить телефонную связь с ними.

Аполлонов вышел из кабинета, пошел по коридору. Таблички: начальники управлений, отделов. Начальников полно, а толку нет. А вот и дверь без таблички. Он толкнул ее.

– Спишь, Романов?

– Никак нет! – Поднял голову от стола бывший председатель спорткомитета.

– Только что товарищ Сталин звонил. Наши шахматисты в каком-то Щавно-Дуй или Струй… черт, забыл, всем продули.

Романов порылся в бумагах.

Щавно-Здруй! Международный турнир. Мемориал Пшепюрки. От нас шесть гроссмейстеров и мастеров, чемпион страны Пауль Керес. Лидирует венгр Ласло Сабо.

– Хоть не американец, – с облегчением вздохнул Аполлонов. – Вот скажи, чего этим маэстро не хватает? Страна гимнастерки донашивает, а они в костюмчиках по заграницам катаются.

– К ним индивидуальный подход нужен. Заинтересовать. Квартиру пообещать, машину, дачу.

– Машину и дачу? – удивился генерал, – Индивидуальный подход? Эта индивидуальность Пауль Керес в сорок втором, когда мы на фронте жилы рвали, в Мюнхене в турнирах выигрывал. А от Советского Союза проигрывает. Сейчас позвонят, выдам им по первое число!

– Помягче надо с ними, Аркадий Николаевич. Люди они нервные. Пусть отдохнут. Возьмут тайм-аут.

– Хорошо тебе, – посетовал генерал, – вроде ты и есть, а вроде и нет. Меня назначили, а тебя не сняли. Уберут меня за какую-нибудь Пшепюрку, а ты в свой кабинет переедешь.

Они еще долго беседовали, пока не возник в дверях секретарь:

Алаторцев и Вересов у аппарата.

– Говоришь, нервные они, помягче с ними? – поднялся Аполлонов. – Квартиры и дачи пообещать? Сейчас сделаем!

Международная связь работала плохо. Начальник команды Алаторцев то и дело переспрашивал, записывал указания, потом передал трубку тренеру Вересову.

– Товарищ генерал, все шестнадцать пунктов выполнить? – недоумевал Вересов, – а если откажутся?

Повесив трубку, переглянулся с Алаторцевым.

– Дурдом! – растерянно заключил тренер.

– На выезде! – подтвердил начальник команды.

Настало утро. Ровно в восемь тренер и руководитель команды забарабанили в двери номеров, в которых жили шахматисты.

– Подъем! Выходи строиться!

Зевающие шахматисты недоуменно выглядывали. Маститый гроссмейстер Бондаревский, чемпион Москвы мастер Симагин, один из лучших игроков мира гроссмейстер Пауль Керес, молодые мастера Авербах, Тайманов, Геллер.

– Построились! Приказание генерал-полковника Аполлонова, – объявил Алаторцев, – по утрам делаем зарядку руководящего состава РККА. Суворовский комплекс. Начинаем. Упражнение первое: ходьба на месте 90 секунд.

Тренер Вересов замаршировал.

Гроссмейстеры и мастера смотрели изумленно.

– Кому непонятно?! – повысил голос Алаторцев.

Шахматисты неуверенно зашагали.

– Теперь высоко поднимаем руки и ноги!

Спустя минуту, Вересов заглянул в лист.

– Махи ногами, десять раз каждой!

– Да ну вас в попу! – взорвался мастер Симагин! – Совсем с ума сошли! Я всю ночь отложенную партию анализировал.

И убежал в номер, хлопнув дверью. Все проводили его взглядом.

– Это приказ! – рявкнул Алаторцев. – Упражнение четыре! Наклоны корпуса. Гроссмейстеры четыре раза. Мастера – шесть!

Уйти за Симагиным никто не решился. Эстонец Керес старательно приседал и размахивал руками, некоторые мастера, выражая презрение к указанию начальства, махали руками и ногами с отвращением на лице.

– Есть мнение, – пояснил запыхавшийся тренер, – кто не хочет двигать мозгами индивидуально, будет двигать руками и ногами коллективно.

За полчаса комплекс одолели. Алаторцев скомандовал:

– Всем оправиться, гигиенические процедуры и на прием пищи.

– Строем? – презрительно спросил один из мастеров.

– Под барабан, – грустно добавил гроссмейстер.

Шахматисты крыли на чем свет стоит Аполлонова, который сам, наверняка, разве в городки и лапту играет. Предлагали послать возмущенную телеграмму в правительство, не выйти на игру. Подначивали на протест чемпиона страны Кереса, как самого именитого, но тот отмалчивался. Разборки с начальством отложили до возвращения в Москву.

Злость и энергия требовали выхода. С этого дня советские шахматисты своих противников за доской разделывали под орех.

Турнир закончился. Вагон международного поезда мягко качало на рельсах. Шахматисты отсыпались. Руководитель команды с тренером, закрывшись в купе, готовили отчет для спорткомитета.

Алаторцев писал в блокноте, остановился, заглянул в турнирную таблицу. Спросил лежащего на верхней полке Вересова:

– Кто лучше всех зарядку делал?

Керес! – не задумываясь ответил тот.

– Первое место в турнире! Кто еще старался?

Тайманов, – поднялся на локте Вересов.

– Разделил второе – четвертое места, – ткнул в таблицу Алаторцев.

Бондаревский и Геллер, – свесился с полки тренер, – пятое – шестое места поделили. А Юра Авербах сачковал! Руками махал для вида.

– Сачковал! – согласился Алаторцев, – и стал восьмым.

– Симагин вообще отказался.

– И занял из наших последнее место. Прав генерал! Диссертацию можно писать! – заключил руководитель команды.

– Только никому об этом не говори, – посоветовал Вересов.

Поезд несся к Москве.

Когда Аполлонову доложили о прибытии шахматистов, из кабинета донеслось:

– Введите!

Гроссмейстеры и мастера зашли в кабинет.

Генерал был добродушен.

Бондаревский! – обратился он к гроссмейстеру, – как дела?

– Непросто, товарищ генерал!

– А ты как думал? Просто только в бане сцать!

Генерал оглядел шахматистов. Чемпионы. Страны, Москвы и Ленинграда, спортобществ.

– Давай, Пауль, сгоняем партейку, – предложил он чемпиону страны.

Шахматисты переглянулись, генерал достал доску, протянул зажатые в кулаках фигуры.

«Написали на меня очередную кляузу? – подумал генерал, двинув вперед королевскую пешку. – Наверняка! Что я – солдафон и хам. Не понимают, раз победили, все кляузы побоку».

Керес играл осторожно, решив не выигрывать слишком быстро, но с удивлением увидел, что генерал правильно разыграл дебют и построил крепкую позицию. Вот тебе и городки с лаптой!

А генерал рассматривал чемпиона страны.

«Керес-Керес! Играешь и не знаешь, что перед чемпионатом на тебя друзья-шахматисты донос накатали. Назвали фашистом. За турниры под немцами. Конкурента убрать хотели. А ты чемпионом СССР стал, рот им заткнул. Теперь в газете мастер Панов в статье подсчитал, сколько раз ты в своей книге на русского шахматиста Чигорина сослался, а сколько на иностранных гроссмейстеров. Вывод – космополит ты, Керес. А мне гадай. Не дать ход делу – скажут фашиста-космополита прикрываешь. Дашь ход, спросят – почему без Кереса в зарубежном турнире проиграли? Ты, Пауль, хорошо играй, такая у тебя защита, единственная, хоть и нет ее ни в одном шахматном учебнике».

Генерал цепко сопротивлялся чемпиону страны, был доволен, хоть и проиграл. Проводил шахматистов, вернулся за стол.

Два года в спорткомитете, дались не легче, чем в НКВД. Он загибал пальцы, считая завоеванные советскими спортсменами золотые медали. Спорт при нем стал делом государственным. Лучшим спортсменам назначили стипендии.

Зазвонил телефон правительственной связи. Генерал поднял трубку.

– Так точно! Есть! Завтра же прибуду, товарищ министр! Два года этой команды ждал!

Он повесил трубку и довольный пошел к Романову.

– Ну что, отсиделся? Все это время у меня, как у Христа за пазухой! Дуй в свой кабинет.

Николай Романов вновь возглавил Спорткомитет, Аркадий Аполлонов вернулся на прежнюю должность, стал замминистра госбезопасности по войскам.

Уже на пенсии в шестидесятые годы он заглянул в Спорткомитет, встретил маститого гроссмейстера Юрия Авербаха.

Сказал грустно:

– Здравствуй, Юра! Хожу по коридорам, а меня не узнают, уже и не помнят…

Помнят вас, товарищ генерал, даже спустя семьдесят лет. По-доброму помнят.

(по воспоминаниям гроссмейстера Юрия Авербаха, сослуживцев генерала, материалам шахматных журналов)



Проголосуйте
за это произведение

Русский переплет

Copyright (c) "Русский переплет"

Rambler's Top100