Пьесы
27 марта 2020 г.

Привет, Москва!

Пьеса в одном акте

Действующие лица:

Блогер, девушка лет двадцати с планшетом в руках.

Таджик Рустам, лет тридцати.

Больной, лет сорока, постоянно кашляет.

Студент, лет восемнадцати.

Дворник, лет пятидесяти с метлой.

Гопник, парень лет двадцати, украшен татуировками, резкий, агрессивный.

Оппозиционер, лет восемнадцати, небрежно одетый, в бейсболке, которую он, выходя на акции, поворачивает козырьком назад.

Вика – «воздушная девушка», лет двадцати пяти, говорит с придыханием, восторженно.

«Начальник» – солидный мужчина лет пятидесяти с большим значком на пиджаке.

Трое полицейских. Врач, медсестра, владелец сервисной фирмы Витька Косой, женщина в приемной комиссии, жители Москвы.

Привокзальная площадь. Вдоль нее стена. На стене объявления. В стене несколько дверей и окон. Одно окно с цветком. Некоторые двери с вывесками: «Клиника», «Сервис», «Приемная комиссия». Огромные часы наверху.

Вокзальное радио объявляет о прибытии поезда. На площадь выходят несколько человек. Они только что с поезда, с сумками и рюкзаками. Растерянно оглядываются. Не решаясь разойтись, стоят у стены и переговариваются.

Вика. – Москва – это музеи, выставки и вернисажи.

Студент. – Москва – это сотни вузов, тысячи специальностей.

Больной (кашляя). – В Москве еще осталась медицина и можно вылечиться.

Гопник. – В Москве богатеньких много, есть, кого пощипать. Побродяжить в столице, разжиться на лавэ, стать авторитетом.

Таджик. – Здесь есть работа. Устроиться, жилье найти, братьев вызвать.

Оппозиионер (передвигает бейсболку козырьком назад) – В Москве вся оппозиция. Бурлит политическая жизнь. Можно с плакатом встать и стоять.

Вика. – А дома нельзя с плакатом встать и стоять?

Оппозиционер. – Дома можно, только там всем по фигу. Стоишь, как дурак, пока мать домой не погонит. А здесь тебя по телевизору покажут, в газетах про тебя напишут. В полицию могут забрать. Посадить дней на десять. Сделаешь политическую карьеру. Деньжат подкинут. В Москве стоять буду.

Студент. – Против чего будешь стоять?

Оппозиционер. – Пока не знаю, осмотреться надо.

Вика. – Я прямо сейчас в Третьяковку, потом в Пушкинский музей, дальше в Грановитую палату. Сто музеев обойти, чтобы выбрать лучший, даже если по два музея в день, это почти два месяца понадобиться.

Таджик. – Жить-то где будешь, питаться на что?

Вика. – Это не главное! Мне много не надо. Моя мечта – устроиться на любую работу в музей, уборщицей, смотрительницей, вахтером и, когда все разойдутся, остаться одной в зале и смотреть на старые картины. Это счастье! Ничего лучше в жизни нет.

К ней сзади подходит гопник и вытаскивает кошелек из ее сумки.

Таджик. – Мне бы твои заботы.

Больной. (кашляя) – Москва – страшное место.

Все оборачиваются к нему и спрашивают – Почему страшное?

Больной. – Так ведь едут и едут сюда. В прошлом веке и в этом. И исчезают. Ведь если бы всех, кто за эти годы сюда приехал сложить и пересчитать, то их больше чем людей во всей России. Куда они делись? Так что осторожнее в Москве надо. А то тоже исчезнете.

Все замолкают.

Блогер. (девушка в большой шляпе, в коротких штанах, с пришитыми к рукавам куртки колокольчиками) – Главное, что здесь тусовка.

Она снимает шляпу, и ее волосы встают дыбом.

Таджик. – Зачем тебе такие волосы?

Блогер. – Чтобы на меня все смотрели.

Вика. – Почему колокольчики на рукавах пришиты?

Блогер. – Чтобы оборачивались.

Студент. – Почему штаны короткие?

Блогер. – У меня других нет… в них у меня ноги длиннее. Пока мы не разошлись, подпишитесь на мои аккаунты. Я сейчас сострою рожу, сфотографируюсь, а вы все мне лайки поставьте.

Она наводит на себя планшет и корчит рожу.

Гопник. – Ты, что, дура?

Блогер. – Откуда узнали? Мне мама сказала: «Дома все знают, что ты – дура. Только рожи корчить и можешь. Куда с этим в нашем городке? Езжай в Москву, там такое может и прокатит.

Часы на здании вокзала начинают идти быстрее. Студент смотрит на свои часы, трясет их, потом показывает на вокзальные часы.

Студент. – Смотрите время московское, и часы быстрее идут. Время уходит. Так что ж мы стоим? Побежали.

Все разбегаются в разные стороны. Остается лишь таджик с чемоданчиком в руке.

Таджик. – Куда все побежали? Куда я приехал? Где работу искать? Патент нужен. Страховка медицинская. А регистрация? Как получить? Жить где? Земляки писали, в каком-то Бирюлево всемером однокомнатную квартиру снимают. Где семь поместилось, там и восьмой влезет.

Он прислоняется к забору, видит объявление. Медленно читает:

Таджик. – «Регистрация, разрешение на работу, медкнижка и больничный лист. Дешево!» Вай, как здорово! Все вместе и дешево.

Он достал телефон.

Таджик. – Эх! Симку местную надо!

Таджик поставил на землю чемоданчик. Похлопал по карманам.

Таджик. – И ручки записать нет.

Он читает следующее объявление:

Таджик. – «Сдается комната с мебелью и телевизором, вторая закрыта. Чисто, уютно, смена постельного белья! 5000 рублей за месяц!» Вот повезло! И к землякам ехать не надо! Чего они, дураки, всемером в комнате толкаются?! Неделю жить деньги есть, потом только на работу устроиться.

Он читает третье объявление:

Таджик. – «В офис требуются заместители руководителя. Зарплата две тысячи долларов. Опыт, образование и возраст значения не имеют». Две тысячи долларов! Мне бы приодеться, пиджак с галстуком купить. Русский подучить, тогда и руководителем можно!

Он бьет ногой по чемоданчику. Чемоданчик раскрывается. Вываливаются рубанок, стопка кафельных плиток, разные инструменты.

Начинает танцевать, сделав круг, оказывается у еще одного объявления и читает:

Таджик. – «Кредит за час. Без залога и поручителей, работающим и безработным, жителям Москвы и приезжим».

Он снова достает телефон, набирает какой-то номер.

Таджик. – Папа, мама, все хорошо! Квартиру нашел, работа – заместитель начальника, зарплата две тысячи долларов, братьям скажи, пусть едут, будут заместителями заместителя, зарплата тысяча долларов! Сегодня кредит дадут – куплю айфон-айпад-адидас…

Он умолкает, смотрит на телефон.

Таджик. – Все, деньги кончились. Правильно тот парень сказал: Москва – город больших возможностей! Пять минут и все устроилось! Москва – хорошо! Скорее, купить симку в телефон, ручку и блокнот.

Таджик убегает со сцены.

* * *

Студент возвращается на площадь.

Студент. – Надо же, пять минут и никого нет. Даже таджик куда-то урыл. Так рванул, что чемодан с инструментами бросил. Куда бы и мне рвануть? В какой институт? МГУ или МГИМО? Махну-ка я в МГИМО! Чего мелочиться.

Студент достает телефон.

Студент. – На бюджет – мест нет. А на платный… чего-то ерунда какая-то, видимо опечатка. Лишние нули вбили. Да и Бог с ними. Пойду в МГУ.

Он снова листает страницы на телефоне.

Студент. – Похоже, и в МГУ берут не по уму. Ну ладно, как раньше говорили, «ума нет – иди в пед». А сейчас денег нет – иди… куда же идти, когда денег нет? (смотрит в экран телефона) Ого! Похоже и в педагогический дети олиграхов поперли. Что же делать?

Он подходит к двери с надписью «Приемная комиссия». Дверь распахивается. За ней женщина лет пятидесяти.

Студент. – Здравствуйте! Я приехал в Москву учиться и что-то не могу институт выбрать.

Женщина. – Документы примем в любой вуз.

Студент. – Любой я не потяну. В МГУ просто денег не хватит.

Женщина. – Почему же. В наш МГУ денег хватит. Московский гражданский университет, прием документов круглогодично.

Студент. – Но если расшифровать, это не то МГУ.

Женщина. – Вы не расшифровывайте. Говорите честно – учусь в МГУ, окончил МГУ.

Студент. – И МГИМО у вас есть?

Женщина. – Конечно! Международный городской институт менеджмента и образования. Обложку студенческого билета покажете – все девушки ваши будут.

Студент. – Сколько стоит учиться?

Женщина. – Гораздо дешевле. Наш МГИМО для народа. Эконом-вариант. Любая специальность.

Студент. (достает из сумки бумаги) – Наверное, мне подойдет. Что нужно сдавать? Аттестат. ЕГЭ, медицинская справка, что еще?

Женщина. – Еще деньги. Вернее, прежде всего деньги, а все, что «еще» можно и потом донести.

Студент. – Понимаете, я работу найду, деньги будут, но когда тогда учиться? На лекциях сидеть, в семинарах участвовать, коллоквиумах?

Женщина. – Зачем же вам на лекциях сидеть? Учитесь дистанционно, сдавайте экстерном.

Студент. – Это как?

Женщина. – Да так, деньги принесли и сразу сессия.

Студент. – Вот здорово, а если я сразу за два семестра деньги принесу?

Женщина. – Сразу две сессии и сдадите.

Студент. – А если за четыре семестра?

Женщина. – Молодой человек! Вы же в вуз поступать приехали, неужели считать не умеете? Два на пять умножить?

Студент. – То есть, за десять взносов можно тут же институт закончить?

Женщина. – Наконец-то, дошло!

Студент. – У меня столько нет.

Женщина. – Ничего, сдавайте сколько есть, начинайте учиться и зарабатывайте. Все лучше, чем в обычном вузе пять лет штаны протирать. У нас вы – год и специалист. Если деньги найдете, конечно.

Студент заходит за дверь, дверь за ним закрывается.

* * *

Оппозиционер выходит на площадь. По площади мимо него, то и дело, пробегают прохожие. Среди них бежит и студент с коробками, в которых доставляют еду.

Оппозиционер. – Ишь, разбегались. Бегают и не подозревают, что я за их права бороться приехал. Москвичи. Чего они все бегут? Куда торопятся? Ходили бы и радовались. Улыбались. Ведь все счастливые люди. Никаких проблем. У каждого квартира – миллионов десять стоит, если пенсия, то, как зарплата у шахтера в наших краях, а если зарплата, то, как десять наших пенсий. Ходи и радуйся, чего ж ты бежишь? Стану москвичом – назло всем медленно ходить буду.

А сейчас, что же им надо? За что бороться? За экологию? Транспорт? Гражданские права? Чего им больше всего не хватает? Надо расспросить.

Мимо торопливо тащит тележку низкого роста мужчина в длинном плаще. Полы плаща волочатся по земле.

Оппозиционер. – Здравствуй, товарищ! Доброго здоровьица! Как жизнь в Москве? Лицо у вас озабоченное, проблемы? Что волнует? Политика? Социальная несправедливость? Все решим! Не переживайте. Только поддержите движение за ваши права!..

Мужчина поднимает голову, цепко хватает оппозиционера за рукав и начинает что-то негромко рассказывать.

Оппозиционер. – Что?.. Что значит, обязательно отдам?! Извини, брат, взаймы не даю. Ты того за рукав дергай, кто привел общество и экономику к стагнации. Растоптал все наши идеалы.

Чуть наклонившись, он вслушивается в то, что ему говорит мужчина.

Оппозиционер. – Не буду я за тебя гасить кредит! Сам брал, сам и отдавай. Возьми в другом месте и отдай в этом. Потом в третьем… Что? И там… и там… и там?! Тогда тебе точно не ходить, а бегать надо, чтобы не догнали.

Мужчина не отпускает. Смотрит снизу вверх и что-то шепчет.

Оппозиционер. – Ну и плюнь на всё. Здоровье прежде всего. К врачу сходи, пусть витамины выпишут. Ауру восстановят. Лучше о транспортных проблемах поговорим… Да отцепись ты! Все болезни даже не от нервов, а от экологии! На которую плевать правителям и олигархам. Присоединяйся к моей акции по защите лесов и диких зверей!

Свободной рукой мужчина достает из кармана плаща кипу мятых бумаг.

Оппозиционер. – Какой анализ? Что показал? Не надо мне это. Анамнез, заключение… С этим вообще лучше дома сидеть в темноте, в карантине, а не прохожих на улице трогать…

Оппозиционер безуспешно пытается освободиться. Мужчина словно растет, выпрямляется под плащом и становится выше. Они уже одного роста, и ему не надо тянуться, чтобы шептать оппозиционеру в ухо.

Оппозиционер. – Сперли у тебя, я-то причем?.. Обращался? Заявление писал? Значит ищут! В прекрасной России будущего с преступностью будет покончено демократическими методами. Всех просто расстреляем. Только дождись. Главное, чтобы дома было нормально. Семья – ячейка общества! И вообще, общество наше, без сомнения, больно…

Мужчина вцепился в него двумя руками и, стоя лицом к лицу, что-то говорит.

Оппозиционер. – Тебя что силой женили? Вот в прекрасной России будущего, у каждого жена будет: ого-го! Ну а раз поторопился, завел жену раньше, при диктатуре – ухаживай. Удобряй. Она же не сорняк, чтобы расти сама собой. Свози на курорт, в… Зимбабве. Там и оставь. Ты просто зациклен на плохом. Не вышло в жизни у самого, думай о детях, чтобы у них… Не надо фото…

Оппозиционер мельком смотрит протянутые снимки, невольно сгибается и видно, что он ниже мужчины, который словно распрямился и нависает над ним.

Оппозиционер. – Знаешь, лучше их никому не показывай. В прекрасной России будущего будут прекрасные дети, свободные от тяжкого тоталитарного прошлого родителей…

Он пытается перебить что-то ему с жаром шепчущего мужчину.

Оппозиционер. – А ты не сдавайся! Борись! Требуй, чтобы закусывали… Пусть только с фильтром… Обязательно пускай кипятят!

И снова пытается вырваться.

Оппозиционер. – Отстань от меня! Я в Москву за твои права бороться приехал. С твоим же участием. Ты платишь – я борюсь! Только поздоровался, спросил как жизнь, и здоровья пожелал. А ты нудишь, грузишь меня, мозг выносишь, вцепился со своей сумкой. Все! Пока и навсегда! У тебя все хорошо! Так тебе и надо!..

Мужчина открывает сумку на колесах, показывает в нее и что-то шепчет.

Оппозиционер. – Не буду у тебя ничего покупать!.. Винтаж не нужен. И не открывай! Какие скидки? Ну и что, что акция. И в кредит не буду! И без первого взноса! Ты до сих пор не понял, я взносы принимаю, а не раздаю. У нас митинг, а не базар!..

Он яростно выдирается из цепких рук. Мужчина не отпускает. Со стороны кажется, что они борются втроем, вместе с сумкой.

Оппозиционер. – Слушай, вон мужик идет, – показывает на прохожего вдали, – тоже с вокзала, приезжий, ему все это расскажи, он поможет. А я больше не могу!

Наконец, он сдается.

Оппозиционер. – Ладно, уговорил. Покажи, что там у тебя?

Мужчина отпускает его и лезет в сумку.

В этот момент оппозиционер отпрыгивает и, сгорбившись, ковыляет прочь, то и дело оглядываясь.

Идущий навстречу с вокзала прохожий, глянул на него удивленно и поинтересовался:

Прохожий. – Что это вы как из-под трамвая? Лицо озабоченное. Проблемы? Помощь нужна? Не переживайте! Мы обязательно покончим со всем этим!

Оппозиционер. – Да пошел ты!!!

Оппозиционер достает платок, обмахивает одежду, оттирает места, которых касался мужчина, понемногу выпрямляется. Отбрасывает платок. Гордым уверенным шагом уходит.

Мужчина тоскливо смотрит ему вслед, держа сумку. Тяжелая сумка падает, он подбирает ее и снова становится меньше ростом. Внимательно смотрит по сторонам, видит уходящего прохожего и со своей сумкой устремляется за ним.

* * *

На площадь выходит дворник в оранжевом жилете. В его руках метла. Он подметает площадь, видит брошенный раскрытый чемодан и разбросанные инструменты. Качает головой и собирает их снова в чемодан. Потом подходит к стене с объявлениями и срывает их.

Когда он заканчивает работу на сцену выбегает таджик. В его руках большой блокнот, на бегу, он распаковывает и пытается повязать на шею яркий галстук. Он подбегает к чистой стене, на которой раньше были объявления и замирает.

Оглядывается и видит дворника.

Таджик. – Земляк! (хватает дворника за жилет) ты что наделал?! У меня за пять минут жизнь в Москве устроилась, а ты ее за минуту разрушил. Работа, жилье, прописка – все было. Братья и папа смс прислали – уже едут.

Дворник отступает на шаг и говорит:

Дворник. – Не переживай, брат! Это Москва! За пять минут все тебе сделаем.

Он схватил таджика за рукав, потащил его к двери в стене. Постучал в нее условным стуком. Оттуда постучали ему. Он снова постучал, дверь открылась. За дверью виден ряд двухэтажных кроватей.

Дворник. – Жилье! (показывает на кровати) Самый центр! Еда на день, – дает он ему батон и пачку лапши. Зарплату платят. Двести долларов! Пятьдесят возьмут за жилье, пятьдесят вернешь начальнику, что зарплату платит, пятьдесят на питание. Двадцать в кармане для полиции держи. И самому останется долларов тридцать – и жить можно, и домой отправить.

Не переживай! Пусть братья едут! Всех Москва примет! На всех работы хватит! Держи!

Дворник отдает таджику свой оранжевый жилет, метлу и чемоданчик с инструментами. Тот берет их и, вздыхая, снимает галстук и прячет его в карман.

Мимо пробегает Блогер. Большой шляпы на ней больше нет. Волосы покрашены в разный цвет.

Блогер. – Рустамчик, привет! Ты уже при деле? И я работу нашла. В Интернете три блога веду: реклама краски и лака для волос, реалитишоу «Как приезжему в Москве не потратить все деньги в первый же день» и «как прожить без копейки несколько дней на вокзале». У меня уже пять тысяч подписчиков и рекламный договор. Когда дометешь, поставь мне лайки, пожалуйста. Это тебе! – она отдает ему несколько туб с краской и куртку с колокольчиками и убегает.

Дворник уносит все это за дверь, за которой стоят кровати. Закрывает ее за собой.

* * *

Больной выходит на площадь с папкой в руках.

Больной. – Странно как. В Москве клиник больше чем у нас в райцентре врачей. Неужели здесь столько больных? Вот она доступная медицина. На каждом шагу.

Он подходит к вывеске «Клиника» и смотрит на нее. И сразу распахиваются дверь и окно рядом с ней. В окне врач в белом халате и шапочке, в двери девушка в белом халате.

Медсестра. – Заходите-заходите! (машет ему рукой) У нас вы пройдете полное обследование на новейшем приборе на основе нанотехнологий и джуновской энергии.

Больной. – Мне бы к узкому специалисту попасть. А то у нас их не осталось.

Врач. – Не волнуйтесь, у нас все специалисты очень узкие.

Больной стоит, не решаясь зайти.

Врач. – Ну что же вы такой отсталый? Про нанотехнологии слышали?

Больной. – С утра до вечера по телевизору поют.

Врач. – А сталкивались с ней?

Больной. – Бабка моя сталкивалась, по почте выписала нанотрусы и целебную шапочку.

Врач. – Как же это можно лечить по почте? Только вживую, глаза в глаза. Боитесь? Тогда мы идем к вам.

Вдвоем с сестрой они выкатывают из дверей кресло и какой-то усыпанный лампочками прибор со множеством проводов.

Врач. – Садитесь! У нас сегодня акция! Полное обследование бесплатно.

Больной. – Но я не местный, без прописки.

Врач. – Ничего страшного! Все равно местных мы уже всех обследовали.

Больной. – Доктор, вот моя история болезни, (больной протягивает папку). Обследования и анализы.

Врач. – Не будем копаться в чужих ошибках. (Врач выбрасывает папку.) ЛОР, окулист, нефролог – все это прошлый век. У нас комплексный подход. Вперед, к нанотехнологиям. Обследуем вас сверху донизу. От макушки до пяточек. Только кепочку снимите.

Больного усаживают в кресло. На него нацепляют разные датчики. Включают прибор. Тот гудит, светится лампочками на панели.

Врач крутит ручки на приборе и ставит диагноз. Каждый раз, перед тем, как он называет болезнь, прибор начинает гудеть громче, словно взывает.

Врач. – Алопеция у вас.

Больной. – Чего?

Врач. – Облысение. Причем вторая стадия переходит в первую. Волосы где-нибудь остались?

Больной. – За ушами, подмышки, ноги, в других местах.

Врач. – Наберем, (диктует медсестре) Пиши. Массированная пересадка волос, швейцарская клиника.

Идем ниже. Гланды у вас еще ничего…

Больной. – Доктор! Нет у меня гланд! Вырезали в прошлом веке.

Врач. – Я и говорю, что ничего. Нет гланд, а вот связки нехороши. Очень нехороши! Утолщение и несмыкание. Потому и хрипите. Пиши, (говорит медсестре) Уколы и физиотерапия. Через полгода запоете как Басков. Теперь сердце. Один клапан под замену срочно и аортно-коронарно. Пиши (медсестре) Клиника в Израиле. Туда самолетом, медборт закажем, если все пройдет хорошо, через две недели вы дома.

Больной. – Обратно, тоже самолетом?

Врач. – Обратно в любом случае самолетом. Теперь позвоночник. Пиши: запущенный остеохондроз, все смещено и искривлено – делаем аппаратный массаж, а лучше в клинике позвонки подшлифовать. Печень-печень, что же вы с ней такое сделали? Зачем вы так ее? Пиши – полная чистка в клинике Управления делами Президента. Там большой опыт и условия соответствующие. Шприц под краном сполосни. Пункцию возьмем прямо сейчас.

Лишний вес, аж кресло просело. Кишки вам правильно переложить надо. Оперативным путем. Потом. Пиши - усечение желудка, липосакция с последующим удалением рубцов и пластикой кожи. Теперь, если честно, по ночам в туалет встаете?

Больной. – Бывает.

Врач. – Все правильно, вернее неправильно. Пиши: Неделя в профильной клинике на хозрасчетном отделении.

Врач снова на приборе ручки крутит, прибор то и дело завывает.

Врач. – Как вы, голубчик, (качает головой врач) суставы запустили. Со старыми год – другой поковыляете, и койка на всю оставшуюся долгую мучительную жизнь. Пиши, (поворачивается к медсестре) замена на титановые. Он от нас, то есть у нас, как мальчик, поскачет.

Итак, обследование на приборе бесплатно. А за лечение…

Медсестра. – Ровно сто тысяч.

Больной. – Сто тысяч? Ну если машину продать… квартиру сдать… у друзей занять…

Врач и медсестра подходят все ближе и внимательно смотрят на него.

Больной. – А десять тысяч рублей у меня прямо сейчас есть.

Неожиданно сам собой завывает прибор.

Врач. (вскрикивает) – Каких рублей?!

Медсестра. – У нас клиника европейского уровня, все цены в европейской валюте.

Врач. – Дорогой мой, вернее дешевый, в современной медицине, когда нанотехнологии пришли, бесплатно только бахилы.

Врач выключает прибор и срывает датчики с больного.

Больной. – Доктор, так как с лечением?

Врач. – Здоров!

Больной. – Подождите, алопеция же в последнюю стадию перешла.

Врач. – Кепку пониже натяни.

Врач надевает больному на голову его кепку.

Больной. – И хрипы в горле…

Врач. – Пиво холодное не пей.

Врач забирает у медсестры и рвет лист с назначениями.

Больной. – Остеохондроз мучает.

Врач. – На грядках в выходные покопайся.

Больной. – Доктор! Сердце! Клапан!..

Врач. – А ты его валидольчиком, валидольчиком.

Больной. – Не помогает.

Врач. – Тогда валокординчиком.

Больной. – А ночью в туалет?

Врач. – Снотворное прими.

Больной. – Лишний вес?

Врач. – Жри меньше и реже.

Больной. – Вы же врач! У нас и таких нет. Все, на фиг, оптимизировали и закрыли. За пять минут сколько болезней нашли! Выпишите рецепт. Только по средствам. Вы же клятву давали! Как ее? Гиппо…

Врач. – Гиппопотама! Что в первый год все деньги за учебу отобью. Ладно, пиши: две тонкие по десять рублей, три потолще – по двадцать пять. Тонкие свечи ставишь у иконы до еды, толстые после. Так неделю, через месяц курс повторить. До весны дотянешь, там травки пойдут целебные, собирай и суши.

Идите, хватит нанокресло занимать. Ваше счастье, что у вас денег нет, а то мы бы у вас еще и не такое нашли и лечили, лечили, долго лечили. До самого конца.

Врач с медсестрой увозят кресло и прибор в клинику и закрывают дверь.

Больной поднимает с земли свою историю болезни. Стоит и размышляет. Потом говорит.

Больной. – Ничего не понимаю – когда денег нет, и лечишься бесплатно – врачам кажется, что ты здоров. А лечишься за деньги – кажется, что болен, пока деньги есть. То есть ты здоров – когда у тебя денег нет. А деньги ведут к болезни. Ничего не понимаю. Поехать, что ли домой, у меня в следующем месяце талончик к врачу в областном центре есть. Хотя какой он врач. Фонендоскоп, ложка – язык показать, пульс вручную считает. Никакого понятия о современной наномедицине.

Он уходит. Открывается окно клиники.

Медсестра. – И этот лечиться не стал. Нигде так обнищание народа не видно, как в медицине.

Врач. – Прошли золотые времена. Похоже, мы сегодня ни одного человека не вылечим. Вот так вот учишься-учишься шесть лет, а потом живи только на зарплату.

Медсестра. – Может, снова дадим объявления в местных газетах? Про нанотрусы и целебную шапочку? Жить ведь как-то надо. Не в поликлинику же работать идти.

Перед клиникой выбегает Блогер и корчит врачу и сестре рожу.

Врач. – К нам, к нам, (оживляется врач) вам точно к нам.

Блогер. – Не я к вам, а вы ко мне, мне лайки поставили, быстро! А лучше рекламный договор заключим, я вас прорекламирую. А вы мне платите процент с каждого пришедшего по рекламе пациента. Больные повалят. Ведь меня уже десять тысяч подписчиков.

Блогер заходит в клинику, дверь за ней закрывается.

* * *

На площадь выходит Таджик в оранжевом жилете с метлой, сметает, клочки бумаги, которые раскидал доктор. Походкой вразвалку к нему подходит Гопник, замахивается, потом всматривается в таджика:

Гопник. – А, это ты, Рустам. Здорово! Уже при венике. А мне не везет. Пожрать не на что. За месяц только три телефона и один планшет у школоты заработал. Все в спортбаре на пиве и ставках спустил.

Таджик достает из кармана половину батона и протягивает ему. Гопник берет батон и начинает жадно есть.

Таджик. – Хочешь работу? Метлу свою отдам – Москва большая, одному всю не выметешь. Я все равно в такси работать ухожу.

Гопник. – Ты что?! Я – джентльмен удачи! Мне только дело миллионное найти и тут же поднимусь. А ты мне метлу – западло! Это как там, сейчас вспомню. Вот: Рамсы попутал? На кого батон крошишь? – Он возвращает недоеденный хлеб таджику. – Не знал бы тебя – другой бы у нас был разговор. И метла – по-русски – это язык, так что следи за ним – за ней.

Таджик с удивлением рассматривает на свою метлу.

Прохожий остановился невдалеке и с интересом слушает их разговор. Потом подходит и спрашивает гопника.

Прохожий. – Простите, я услышал ваш разговор, вы гопник?

Гопник. – Чего?!

Прохожий. – Ну, судя по лексикону, можно предположить, что ваше поведение девиантное и больше соответствует маргинальным слоям общества.

Гопник. – Ты, чё несешь?

Гопник надвигается на прохожего и замахивается.

Прохожий кашляет в кулак и говорит уже другим голосом.

Прохожий. – Клешню убрал! Базар ваш слышал, если метлой не попусту махал, то дело есть, а если пургомет, то вали отсюда, другого найду, вас таких в столицу каждый день пачками…

Гопник. – Что за дело?

Прохожий. – Хочу познакомить вас со своим сыном.

Гопник. – На фига?

Прохожий. – Расскажите ему про свою жизнь. Только не вранье, без понтов, как на самом деле. Его в спецшколу отправляют. Что его там ждет. Авторитетов у него нет. К улице тянется. На глазах превращается в идиота. Примерно как вы…

Гопник. – Чё?!

Прохожий. – Через плечо! Пять тысяч рублей. Пять кусков. Одной купюрой. За одну лекцию придуркам. Вон он, мой оболтус, в красной рубашке с друзьями тусуется.

Прохожий отдает деньги и показывает на группу из четырех парней расположившихся в другом углу сцены.

Прохожий и дворник уходят, Гопник вразвалку идет к парням.

* * *

Первый парень. – Скучно в Москве.

Второй парень. – Романтики нет.

Третий парень. – А что такое романтика?

Парень в красной рубашке. – Романтика – это машина черная большая, бэха или мерс, полный карман денег, пистолет за поясом и автомат под сиденьем, а в багажнике газовый баллон.

Первый парень. – Баллон зачем?

Парень в красной рубашке. – Деньги закончились, подъезжаешь к банкомату, газ из баллона в него пускаешь, он сначала надуется, потом деньги выплевывает. Денег набрал и дальше тусоваться.

Второй парень. – А мы что делаем? Тоже ведь тусуемся.

Парень в красной рубашке. – Мы тусуемся, как лохи, то есть без денег. Знаешь чем лохи отличаются от деловых? У первых в кармане ипотека, у вторых ствол и пачка денег.

Третий парень. – У меня родаки – лохи, у них ипотека и баллона нет, а еще кредит взяли на мою учебу.

Второй парень. – Мои репетиторов наняли. По английскому и французскому.

Первый парень. – Меня через весь город в гимназию возят.

Парень в красной рубашке. (смеется) – И что вы от этой учебы деловыми станете? Тоже будете лохи! Пять лет школа, пять институт. Дальше карабкаться. А жить когда? Я своим сказал, что учиться не буду. В школе окно разбил, Учебники сжег. На стене написал.

Первый парень. – Что написал?

Парень в красной рубашке. – Не написАл, а напИсал. Там какой-то плакат про Фарадея висел. Долго думал, что под Фарадеем написАть, а ничего в голову кроме АУЕ не приходит, тогда ширинку расстегнул… Теперь я в школе своей в авторитете, и меня в спецшколу переводят. Бесплатно. Без всяких кредитов. Там точно узнаю, что такое взрослая жизнь, и среди их авторитетов связи появятся.

К ним подходит гопник.

Гопник. – Кто тут за спецшколу трет? Молоток! АУЕ рулит! Нам новые пацаны нужны. Сам такую закончил.

Парень в красной рубашке. – И как там? Клево?

Гопник. – Зона есть зона. Подъем... зарядка... кровати заправлять западло, а надо, а то в карцер. Сначала себе заправишь, потом авторитетам.

Парень в красной рубашке. – Я и дома кровать не заправлял, а уж в школе.

Гопник. – В бубен дадут – сразу заправишь. Сначала за красную рубашку в лоб получишь, потом за кровать. Заправишь и себе, и авторитету. Под которым ходить будешь. Ты сейчас под кем ходишь.

Парень в красной рубашке. – Не под кем.

Гопник. – Так не бывает. Все под кем-то ходят. Иначе не по понятиям, беспредел у вас в Москве какой-то. Кто за тебя впишется? Кто для тебя в законе? С кем дела имеешь? Кого знаешь? – гопник надвигается на парня в красной рубашке.

Парень в красной рубашке. – Ф-ф-фарадей… (произносит, заикаясь).

Гопник. – Не знаю такого. Я московских авторитетов еще плохо знаю. А твой Фарадей точно в законе?

Парень в красной рубашке. – Да он сам законы пишет.

Гопник. – Скажи хоть один.

Парень в красной рубашке напрягается, смотрит на друзей, потом со смущением говорит.

Парень в красной рубашке. – Не помню. Мне про его законы говорили-говорили, а я… я помочился на него!

Гопник. – На авторитета? Тогда хана тебе в спецухе. Малява с воли придет, тебя за Фарадея в спецухе в бараний рог скрутят, мочилку твою оторвут и то, что от тебя осталось, в красную рубашку положат.

Гопник. – А вы под кем ходите? – оборачивается гопник к друзьям сына.

Первый парень. – У меня этот, Бойль…

Второй парень. – А у меня Мариотт, – подхватывает второй. – Я его уважаю. Законы знаю. Мариотт тоже в законе. На пару с его авторитетом Бойлем закон Бойля-Мариотта сделали.

Гопник. – Что за закон? Не слышал.

Первый парень. – Он специальный, для количества идеального газа, что произведение давления на объем всегда постоянно.

Гопник. – Чё за бред?

Второй парень. – Это о том, сколько газа надо в банкомат закачать, чтобы он не просто лопнул, а и деньги выдал!

Гопник. – Нужное дело, что теперь это прямо в учебниках пишут? Толково! Что-то многовато законников в Москве (удивляется гопник). По виду вы фраера, а все под кем-то ходите.

Гопник. – Ну а ты? (поворачивается к третьему). Под кем шустришь?

Третий парень. – У меня этот, как его, Ом. У него есть закон Ома.

Гопник. – Расскажи о чем?

Третий парень. – Он этот, соотношение, напряжение и сопротивление, когда сила…

Гопник. – Понял. Когда сила есть, по фиг и сопротивление, и напряжение. А напряжение на сопротивление даст силу. А сила накатила на сопротивление, тогда будет напряжение в братве. Все правильно. А не знаешь закон Ома – сиди дома!

А ты (поворачивается он к парню в красной рубашке) красное лучше сам сними, учиться дома за конфеты не хочешь, будешь в спецухе за саечки впрягаться. Щас чего ночью под одеялом смотришь? Порнушку на планшете? В спецухе после отбоя будешь под одеялом математику зубрить, чтобы авторитетам дать списать. Сколько тебе учиться осталось? Пять лет? Серьезный срок. Может из тебя человека и сделают. Не бродягу, конечно, а мужика. Учи напильник, Фарадей! Каждое утро в мастерские строем. Работать западло, но норму сделать надо, себе, потом авторитетам. Вечером телек. Потом постираться-подшиться, себе, авторитетам.

Парень в красной рубашке. – Выходные хоть есть?

Гопник. – Выходные это у мамки под юбкой. Если выпустят – на дело пойдешь. На рынке щипать, гоп-стопом промышлять, иначе, что авторитетам принесешь?… Чего вылупились? Все, что в карманах, сюда. Айфоны свои от аккаунтов открепили и мне отдали. На поддержку бродяг. Щас по домам разлетелись, у родаков в карманах пошарьте, и назад, чтобы сюда не меньше чем по штуке принесли. А ты, чтобы все законы Фарадея выучил и мне рассказал.

И еще завтра на этом месте в это время мои авторитеты будут ждать Фарадея, Бойля с Мариоттом и этого, как его, старину Ома. Перетереть кое-что надо. Ну чего встали. Ну-ка мухой, а то каждому зуб выбью.

Гопник замахивается, на сцену выбегает Блогер.

Она хлопает в ладоши. Все поворачиваются к ней.

Блогер. – Ну что узнали меня?

Гопник. – Век бы тебя не видеть, смартфон у прохожего дернул, а в нем твоя рожа кривая на заставке.

Первый парень. – Ты кто такая? – спрашивает один из парней.

Блогер корчит рожу.

Третий парень. – Узнал! Видел в Интернете. У тебя пятьдесят тысяч подписчиков!

Блогер. – Семьдесят! И вы ну-ка быстро подписались и лайки поставили. А у меня сейчас лекция в Академии мимического мастерства. Я в ней профессор и замдекана по практической работе. Пошли со мной!

Гопник. – Чего я там забыл?

Все, кроме гопника, уходят. На сцену выходит Вика.

Вика. – Здравствуй! (подбегает к гопнику). Я тебя часто вспоминала.

Гопник. – С чего это?

Вика. – Сама не знаю. В музее сижу, смотрю на картины, вспоминаю, почему-то тебя. Мне в нем и комнату дали, в ней живу.

Она показывает большой ключ.

Гопник. – Так ты при работе. Лавэ есть? Поделилась бы, подкинула на поддержку братвы.

Вика. – Деньги? Конечно! (раскрывает кошелек).

Гопник. – Негусто! (заглядывает в кошелек) С нищих брать западло.

Вика. – Бери. Если тебе нужно! Если твои друзья попали в тяжелую жизненную ситуацию и надо их поддержать – конечно, бери! Знаешь, мне деньги и не нужны, я в совсем музее, на картины смотрю, забудусь, и поесть забываю.

Гопник вытряхивает из кошелька деньги, прячет их в карман.

Гопник. – Долго так не протянешь. Натюрморт какой, там же жрачка разложена, поллитра стоит, а ты стоишь и смотришь, слюнки, наверно, текут.

Вика. – Какой ты интересный! – толкает его Вика в плечо. – И говоришь так необычно. Приходи ко мне в музей! Я тебя без билета проведу. Из моей комнаты прямо в залы музея пройти можно.

Гопник. – Зачем?

Вика. – На картины смотреть.

Гопник. – Была охота!

Вика. – Ну, приходи, пожалуйста! (Она берет его за руку) Так хочется тебя видеть чаще. Мне пора, к нам сегодня должны новую картину привезти. Известного мастера. Очень-очень дорогую. Хочу ее первой увидеть.

Гопник. – Да ну тебя, выдергивает руку. Мне самому пора. Сейчас школьники с занятий пойдут. Телефоны достанут, покажут у кого какой. Пока масть прет, надо шустрить.

Гопник уходит. Вика смотрит ему вслед, вздыхает и идет следом.

* * *

На площадь выходит оппозиционер, под мышкой у него свернутый плакат. Следом идет дворник с метлой.

Оппозиционер. – Ты рядом со мной не стой. (поворачивает бейсболку козырьком назад) У меня сейчас политическая акция будет. Одиночный пикет. А двое – это уже митинг, двести человек напишут. Согласовывать надо.

Дворник. – Как двое придет – двести напишут?

Оппозиционер. – Корреспонденты приходят и друг друга пересчитывают, к пикету добавляют.

Дворник. – Двести человек?! Тяжелая у тебя работа.

Оппозиционер. – Не говори! На износ. Главное, что кроме нас никто народу правду не скажет, глаза ему не откроет. Кидают народ только так! На прошлой неделе индексация пенсий была – по пятьдесят рублей добавили. Миллиардами воруют! А старушкам полтинник добавили! А на этой неделе вообще оборзели. Компенсацию социальную пересчитывали, ее больше на пять рублей стало, так решили ее из-за мизерности не добавлять! Вообще оборзели! Миллиардами воруют, а пять рублей старушкам пожалели и не добавили.

Я сегодня из-за этого целый день стоять буду. Во все интернет-газеты позвонил, на радио. Десятки корреспондентов обещали подъехать, а из пенсионеров, за которых стою, никто не придет. Все сериалы по телевизору смотрят. Их специально по всем каналам показывают. Отупляют народ, спаивают.

Дворник. – Спаивают, да! Сильно спаивают.

Оппозиционер. – Вот видишь!

Дворник. – Утром парк убираю, после выходных банок пивных на триста рублей соберу. Пусть спаивают.

Оппозиционер. – Что ты такое говоришь? До края народ дошел. Все бросают от безысходности и уезжают.

Дворник. – Да-да, бросают. Телевизоры бросают, мебель бросают. Новые покупают – старые бросают. У меня уже три телевизора. Самсунг, Сони и Филипс. Пусть сильнее бросают. Мне по одному из телевизоров вчера сказали, (дворник переходит на шепот) человек в сети написал против миграции и его на три года посадили!

Оппозиционер. – Вот видишь! За пост в сети, за честное мнение! Совсем озверели!

Дворник. – Да, совсем в этой Америке озверели!

Оппозиционер. – В какой Америке?

Дворник. – Не знаю в какой Америке, их две вроде, на карте одна сверху, другая снизу, в какой-то из них. Написал, что резать мигрантов надо, его и посадили.

Оппозиционер. – Что-то не то ты говоришь, нет у тебя политического чутья. Смотри, я тогда следующий пикет за ужесточение миграционной политики проведу.

Дворник. – На!

Дворник протягивает оппозиционеру метлу.

Оппозиционер. – Зачем?

Дворник. – Я уеду, кто мести будет? Ты мести будешь. Телевизоры продам и уеду. Лучше так, чем после двести человек убирать.

Дворник уходит.

Оппозиционер. – Ладно, уговорил, оставайся, мети дальше. Четвертый телевизор получишь, чтобы вранье их слушать.

Оппозиционер разворачивает плакат. На плакате написано: «Я – против! Чтоб вы знали!»

Ниже написано: «Поддержите мое движение, перечислением на карту 2202 2003 8258 0734. Спасибо!»

Оппозиционер одет небрежно, в безразмерной футболке, бесформенных джинсах, кроссовках, бейсболка повернута козырьком назад, он чуть горбится, провод наушников тянется из кармана, выражение лица задумчивое. Он встает с плакатом, но прохожие бегут мимо. Среди них и студент с коробками, в которых доставляют еду. Когда он пытается преградить им путь, его обегают. Он снимает бейсболку, разводит руки, пытаясь задержать их.

Некоторые бросают деньги ему в бейсболку.

В него упирается солидный мужчина, по виду – начальник, в расстегнутом плаще, под ним, на лацкане пиджака виден большой значок. Он читает надпись на плакате.

Начальник со значком. – Ну и что? Против он. Чтоб знали? А я знаю. Знаю, что все хорошо вокруг! Что вы молчите? Выньте провод из ушей! Вокруг замечательно, а он молчит и против! Будешь молчать – будет еще лучше! (начальник смеется он). Слушай меня! Я тут главный, видишь, у меня значок? (он отводит борт плаща, показывает большой значок на груди и снова закрывает его).

Оппозиционер пробует отойти, но начальник придерживает его за рукав.

Начальник со значком. – Нет, посмотрите, молчит и все. Почему лицо задумчивое? Как умный. А у самого фига в кармане. Что там у тебя, а ну покажи?

Оппозиционер начинает доставать из кармана вещи. Начальник со значком комментирует.

Начальник со значком. – Радужный флажок, это с самого начала ясно было. Конституция! Понятно. Нормальный человек будет в кармане конституцию носить? Или оппозиционер, или студент. Что, одно и тоже. Пока на мамины деньги – он с властью борется, донаты шлет, а свои появляются – сразу машину в кредит покупает или ипотеку берет. Ты на своем плакате правду пиши: Сначала номер банковской карты, а потом уже про наши права.

Дальше доставай. Книга? Снова Конституция? «Как получить шенген на халяву?» Тебе, парень, лучше УПК носить, уголовно-процессуальный кодекс. Полезнее. А это, что за кондом? Да это у тебя фига!

В руках у парня маленькая надувная фига.

Начальник со значком. – Ну, полный набор. Конституция, шенген и фига в кармане. И плакат на шее.

Фига в руках у оппозиционера начинает надуваться. Парень протягивает ее мужчине.

Начальник со значком. – Ну нет! (смеется) это твоя фига, тебе с ней и жить. А мне она зачем? У меня все хорошо, у меня значок.

Фига становится все больше, и первый начинает волноваться.

Начальник со значком. – Слушай, я к тебе хорошо отношусь, сам в молодости оппозиционером был, пока должность не занял и деньги не появились, но ты бы с ней сделал что-нибудь, спрятал куда, а то знаешь…

Парень пытается спрятать фигу, но в карман она уже не лезет, и он сует ее под футболку.

Начальник со значком. – Видок у тебя! Видишь, до чего дошло. Сейчас рванет твоя фига – шуму-то будет… Шуму будет, а кто рядом был?.. – задумывается он. – Тебе-то что, с фигой и конституцией в кармане, а у меня значок!

Начальник запахивает плащ, прикрывая значок, и тревожно оглядывается.

Мимо с довольным видом торопится куда-то Блогер. Она останавливается.

Начальник со значком. – Девушка! Идите мимо! Тут зреет что-то политическое, чем нас меньше, тем – лучше!

Блогер. – Селфи! Только селфи!

Блогер фотографируется на их фоне и убегает.

Мужчина оборачивается к парню и видит, что фига стала огромной.

Начальник со значком. – Нас уже сфотали, выложат куда-нибудь – век не отмоешься. Дави свою фигу, пока не поздно!

Парень начинает мять фигу.

Начальник со значком. – У меня значок, а я тут связался с тобой. Прячь!

Мимо них идет мужчина в форме с большими дубовыми листьями в петлицах. Руки он держит за спиной. Он видит, что под футболкой парня что-то спрятано, замедляет шаг, удивленно смотрит.

Начальник со значком. – Товарищ, товарищ! Проходите, товарищ, с нами не надо, акция не согласована, нас и так уже двое!..

Мужчина в форме останавливается, внимательно рассматривает выпирающую из-под футболки фигу.

Начальник со значком. – Вы генерал? (всматривается в петлицы прохожего и переходит на командный голос) Разрешите доложить?! Передайте лично Золотову! Я обнаружил… пытался пресечь… лично участвовал, то есть участвовал, чтобы пресечь…

Мужчина. – Я не генерал, я – лесник!

Достает елочку из-за спины.

Начальник со значком. – Ах лесник?! Так не морочьте голову, идите лесом, идите, у меня значок!

Начальник показывает значок, и лесник, то и дело оглядываясь, уходит.

Фига выпадает из-под футболки, она уже огромная, как шар для фитнеса.

Начальник со значком. – Что делать, что делать? (бегает взад-вперед, задумавшись, садится на фигу и тут же подскакивает).

Начальник со значком. – Топчи ее! Топчи, пока никого нет.

Парень бьет по фиге ногой, и она летит к начальнику.

Начальник со значком. – Нет, твоя! (пинает ее назад). Мне нельзя, у меня значок, (Он снимает значок и держит в руке). Ты-ты, все из-за тебя, эти ваши фиги в кармане …

Подбегает, и они начинают давить фигу вместе.

Начальник со значком. – Да я… да с моими способностями… моими связями… моим положением… разве это фига… да я бы такую фигу им всем надул… Но у меня значок!

Он вскрикивает и бьет значком по фиге.

Фига с оглушительным звуком лопается.

Начальник со значком и оппозиционер сидят на земле. Уши мужчины зажаты ладонями, оппозиционер вынул наушник и растерянно вслушивается.

Начальник со значком медленно встает, еще не распрямившись, осматривается. Успокаивается. Выпрямляется и отряхивает плащ.

Начальник со значком. – Что? Доигрался? (Он возвращает значок на место, так, чтобы он всем был виден) ну, теперь ты понял? Чего ты все время молчишь?! Может, чем-то недоволен? Скажи мне, скажи, сегодня можно. А то, (смеется мужчина) у меня значок, а у тебя теперь даже фиги нет. Ладно, держи донат на свою карту (начальник достает телефон и набирает что-то на нем).

Оппозиционер лезет в другой карман.

Начальник со значком. – Нет! Хватит! Карманы не трогай! Не приближайся! Пойду, пожалуй, а то с тобой еще влипнешь куда. А у меня ведь…

Они расходятся. Начальник со значком быстрым уверенным шагом, оппозиционер все шарит по карманам, что-то там находит, улыбается, возвращает на место наушник, поднимает и вешает на грудь плакат.

На сцену выбегает Блогер.

Блогер. – Привет! Все стоишь? Всё против? Жалко, что тебя не арестовали. Так бы у меня еще тысяч десять подписчиков появилось. Акцию бы в твою поддержку замутили, я бы с ней в Европу поехала. А раз не посадили, никуда не позовут. У нас ведь один сидит, остальные на нем хайпуют. Но ты дальше стой. Может у тебя и получится. Я твое фото с плакатом и номером карты в сеть выложила, что на карту пришлют – половину мне.

Оппозиционер. – Лучше стоять, чем попусту бегать. Суетиться. Я не просто стою. Я в политике. В процессе.

Блогер. – Это я в политике. Я в МИД бегу. Меня в международную делегацию на переговоры включили.

Оппозиционер. – Ты что, языки знаешь?

Блогер. – Зачем? Просто за столом с нашей делегацией сижу. Иностранцы спрашивают, наши отвечают. А когда нашим ответить нечего – меня в бок толкают, и я рожу сострою. Типа, вот вам наш ответ.

Оппозиционер. (смотрит на часы и снимает плакат с груди) – Хватит! У меня обед. Имею право. Пока стоял мне еще и денег в бейсболку накидали. Сейчас должны пиццу привезти.

На сцену с коробкой пиццы выбегает Студент.

Оппозиционер. – Привет! Давно не виделись. Учишься?

Студент. – Учусь. Дистанционно. На бюджет не попал, приходится подрабатывать. Всю зарплату за учебу отдаю, сам на чаевых выезжаю. Зато за три месяца экзамены за три курса сдал.

Оппозиционер. (открывает коробку) – Чаевых не обещаю, но пиццей поделюсь.

Втроем они едят пиццу прямо из коробки.

Блогер. – Как твой институт называется?

Студент. – Не помню. Я в нем редко появляюсь – на учебу зарабатывать надо. Сидишь на занятиях – тогда денег, чтобы платить за учебу, нет, работаешь – времени нет учиться. Хороший институт, там и на менеджеров учат, и на журналистов, на врачей, на летчиков.

Блогер. – Ну хоть вывеска на нем какая-то есть?

Студент задумывается.

Студент. – Есть. «Чем меньше учишься – тем дороже учеба». Все, бежать надо. Много заказов. Или поспать хоть немного, который день на ногах. Я работаю, чтобы учиться, а учусь, чтобы работать. Не понимаю. Но, кажется, долго так я не выдержу.

Студент садится у стены и засыпает.

Оппозиционер. – И мне пора. – С утра на ногах, пойду, интернет гляну. Узнаю, против чего завтра прогрессивная общественность выступает.

* * *

На сцену держась за бок, хромая, выходит гопник.

Блогер. – Что с тобой? Давай я с тобой селфи сделаю? Эх! Борец с кровавым режимом ушел, можно было тебя за жертву режима выдать.

Гопник. – Политику не хаваем! Не по понятиям! Больно-то как! (он сгибается, трет бок) подошел, как обычно, к школе после занятий, школоту потрясти.

Блогер помогает ему разогнуться.

Гопник. – Ай! (кричит) Школа айкидо оказалась. Всех порву. Когда выздоровлю. Живешь себе спокойно, своим трудом, копейку сшибаешь, и тут на тебе – олимпийский резерв! Как жить дальше?

Гопник достает из кармана телефон, спрашивает:

Гопник. – Сири! Как вскрыть банкомат?

Сири. – Статья уголовного кодекса 158, до шести лет.

Из другого кармана достает второй телефон:

Гопник. – Алиса! Старая крыса! Как взломать онлайн-банкинг?

Алиса. – Ломиком попробуй.

Гопник. – Дуры вы обе.

Сири и Алиса (хором). – На себя посмотри!

Гопник прячет телефоны в карман.

Блогер. – Ну а кто тебе сказал, что в Москве легко? Москва не сразу строилась.

Гопник. – Ты-то чего здесь пасешься?

Блогер. – Такси заказала, а все нет и нет.

Гопник. – За вокзалом их стая стоит, приезжих ждут. Бери любого. Только смотри, чтобы не развели.

Блогер. – Я теперь на тарифе эконом не езжу, не по статусу, а ни комфорта, ни бизнес рядом нет.

Гопник. – Чего-то ты быстро поднялась.

Блогер. – Не так уж и быстро. Несколько месяцев. Докорчилась до того, что не помню какая у меня рожа изначально была. В паспорт приходится заглядывать.

Гопник. – А у меня все плохо. Фарта нет. По мелочи шустрю. Побили вот. Хотел на большое дело пойти. В авторитеты выйти. Стрелку московским паханам забил. Серьезные люди. Фарадей, Бойль-Мариотт и Ом. Ни один не пришел. Не уважают.

Блогер. – Было бы удивительно, если бы пришли. Зачем тебе авторитеты? На побегушках быть? Авторитет в своей нише сидит, и место занято. На себя полагаться надо.

Гопник. – Чего-то ты говоришь, как умная.

Блогер. – А чего мне перед тобой рожи корчить? Ты на меня и так подписан. Рожи – это мой бизнес план. Еще дома решила пробиться, кукол своих продала и альбом с наклейками от жвачек, купила планшет. Смотрю в интернете, кто самый знаменитый в России? Самая большая грудь. Сделать вторую такую? Ну, скажут, вот еще одна дура с сиськами. Садиться на шпагат по любому поводу – тоже занято. Решила рожи корчить. Теперь сто пятьдесят тысяч подписчиков. И пять рекламных договоров. У меня уже и интервью брали, и для журнала меня снимали. С радио звонят, мнение по разным вопросам спрашивают. А рожи – это просто работа такая. Раз подписываются – значит людям это нужно.

Гопник. – Тогда, раз при бабках, отстегни на поддержку братвы! Быстро! Я теперь твоя крыша! Двадцать, нет, тридцать процентов мне!

Блогер. – Опоздал! У меня уже комитетская крыша.

Гопник. – Слышал про такую. Ребята серьезные.

Блогер. – Да, комитет по инвестициям и поддержке предпринимательства. Я у них конкурс на лучший стартап выиграла. Но и для тебя работенка есть. Какие-то хабалки на хайпе тоже решили рожи корчить. Подписчиков перебивают, на себя оттягивают. Мне дизлайки кидают. Разобрался бы с ними занедорого, зафиксируй им физиономии «на изумлении», чтобы свою козью морду не совали в чужую кормушку.

Гопник. – Сделаем! Козью морду, так козью морду. Заказ выполню и снова по подворотням. Подошел в темном месте и помог фраеру поделиться. Классика.

Блогер. – Знаешь, так ты точно авторитетом не станешь.

Гопник. – Почему это?

Блогер. – Ходить за кем-то, по темным местам. Который уже месяц по подворотням шаришься. И что, до старости так? Вот ты так сделай, чтобы этот, как его, фраер? Сам за тобой ходил и тебе деньги принес.

Гопник. – Как это?

Блогер. – Лапши ему на уши навешай, что, кто принесет тебе тысячу рублей, получит сначала красивую бумажку с печатью, а через месяц две тысячи. Офис открой, пусть в нем люди в костюмах с галстуками сидят. Или экстрасенса в офисе посади. Воду людям в тазиках заряжай. Ауру им чисти. Главное свою рожу не свети, а то, когда тебя видишь, сразу кошелек в кармане проверить хочется. На месте ли он еще или уже у тебя.

Гопник. – Слушай, а ты точно паханов: Фарадея, Бойля-Мариотта и Ома знаешь?

Блогер. – Знаю.

Гопник. – И законы их?

Блогер. – Конечно.

Гопник. (задумчиво) – А ты, точно, не дура.

Блогер. – Закончила физматшколу. С медалью. Студию бальных танцев с отличием. Завела аккаунты. Собачки-котики, тушь-помада. Как сварить суп без мяса, как заделать дыру в колготках. Двести подписчиков. Однажды сложную теорему доказала, неделю мучилась. Похвасталась в сети, все свои расчеты разместила – сразу половина от меня отписалась. Тогда написала про историю батмана и школу Дягилева. Вторая половина свалила. Сижу, реву. Мамка и говорит: не будь ученой дурой, выкинь свой физмат диплом и пачки балетные и будь просто дурой. Так в жизни легче. Но когда легче, не значит, что проще. И ты учись, раз ничего другого не можешь, то хоть на этого, как его, авторитета.

На сцену выходит таджик. Он в спортивном костюме «ADIDAS», на пальцах вертит ключи от машины.

Таджик. – Кто такси бизнес-класс заказывал?

Блогер. – Рустам? Ты что, на метле пассажиров возишь?

Таджик. – Какая метла? Все метла. У меня Киа-оптима. Не своя, правда, в аренде, но большая, хорошая. Кожаный салон. Поехали.

Блогер. (спрашивает гопника) – Ты с нами?

Гопник. – Нет, у меня здесь стрелка забита.

Таджик с Блогером уходят.

* * *

Гопник смотрит на часы, садится у стены. Ему холодно, он поднимает воротник рубашки, достает из кармана и натягивает вязаную шапку, засовывает руки в карманы.

Прохожие, пробегающие по площади, в зимней одежде. Гопник поднимается, догоняет одного из прохожих, отнимает у него теплую куртку и надевает ее. Один из прохожих оставляет на окне в стене недоеденный пирожок. Гопник подбирает его и доедает.

Потом он смотрит на часы, подходит к двери с вывеской «Сервис». Условным стуком стучит. Вслушивается. Никто не отзывается. Тогда он бьет по двери ногой.

Дверь открывается. Выходит мужчина в костюме, говорит:

– Стучать надо, а не молотить.

Гопник. – В жизни не стучал и стучать не буду, западло, не по понятиям. Ты – Витька Косой? Маляву прими.

Гопник достает из кармана скрученную в трубку бумажку, мужчина берет ее, вслух читает:

Витька Косой. – Здорово, бродяги! С малявой этой прибыл правильный пацан, живет по понятиям, примите, обогрейте, к делу пристройте. Подписали: Кныш, Рыло, Лютый.

К делу тебя пристроить? А что делать умеешь?

Гопник. – Ничего.

Витька Косой. – Годится.

Мужчина рассматривает гопника.

Витька Косой. – Первое – прикид смени.

Гопник. – Нормальный у меня прикид.

Витька Косой. – Кто тебя в таком прикиде в дом пустит? Фото в галстуке сделаешь, для удостоверения.

Гопник. – Ксива?

Витька Косой. – Слово это забудь! Тебя спросят: «Документы у вас есть?», а ты в ответ: «Вот моя… тьфу, то есть вот мое удостоверение».

Гопник. – И кому его показывать.

Витька Косой. – Видишь лоха? – показывает он в зрительный зал.

Гопник. – Какого? Тут их полно.

Витька Косой. – Правильно, полно. И у каждого в кармане кошелек или карта банковская. Сидят и думают, кому бы деньги отдать. А тут ты. (Витька Косой заходит за дверь и выносит огромный гаечный ключ) звонишь в дверь, говоришь, что сантехник пришел. И, как дверь открыли, врывайся в хату и…

Гопник. – На «мокрое» не пойду!

Витька Косой. – Пойдешь. Даже побежишь, в ванну… начинай там ключом по трубам стучать и говорить, что все плохо. Дело мокрое и вот-вот соседей затопят. На многие тыщи попадут! Но ты им все починишь, обойдется со скидкой не больше пенсии. Выдашь квитанцию с печатью и свалишь. Понятно?

Гопник. – Чудно как-то. За гоп-стоп квитанцию выдавать. С печатью. Не, не по понятиям.

Витька Косой. – Ладно, по окнам работать будешь.

Гопник. – Форточником?

Витька Косой. – Слово это забудь! Заходишь культурно, в дверь. «Мы у вас окна меняли, сегодня бесплатный гарантийный осмотр». Смотришь, и говоришь, что все плохо. Завтра окно развалится, если ты его сегодня не починишь. Напугаешь. Поковыряешься для вида, винтик в одном месте вывернешь, в другом завинтишь и десять штук в кармане.

Гопник. – И квитанция с печатью?

Витька Косой. – А как же!

Гопник. – Не знаю, стрёмно как-то, еще есть что?

Витька Косой. – Тогда по счетчикам будешь работать.

Гопник. – На счетчик ставить?

Витька Косой. – Не на счетчик, а счетчик. В квартиру придешь, удостоверение покажешь и старый счетчик на воду или электричество на другой старый поменяешь. Бумажку выдашь.

Гопник. – С печатью?

Витька Косой. – А как же! Без печати никак. Визитку оставишь, предупредишь, что через полгода снова придешь.

Гопник. – Визитку? Не по понятиям все это.

Витька Косой. – Тогда дымоходы проверять будешь и газовые плиты…

Гопник. – И бумажку с печатью выдавать?

Витька Косой. – Обязательно. Ты телевизор, что ли не смотришь? У нас теперь цифровое государство и если тебя кинули где-то – обязательно бумажку с печатью должны дать. Не выдал чек – в тюрьму. Выдал – получи премию.

Гопник. – А чек куда потом?

Витька Косой. – Как куда? налоговую! Им надо долю отстегнуть.

Гопник. – Это налоговая, вместо общака, что ли? Не по понятиям все это.

Витька Косой. – Время такое, не по понятиям надо жить, а по законам. Погоди, я сейчас твоим паханам ответную маляву сочиню.

Витька Косой достает ручку, блокнот и быстро пишет, сам себе диктуя.

Витька Косой. – Уважаемые Кныш, Рыло, Лютый! Ваше обращение по поводу трудоустройства направленного к нам правильного пацана внимательно рассмотрено. В настоящее время необходимости в работниках с подобной квалификацией и устаревшими понятиями нет. Просьба больше никого с фомками, писками и отмычками не присылать. Ждем от вас специалистов по взлому аккаунтов, подбору паролей, нейролингвистическому программированию. Прогресс и цифровые технологии в вашу хату!

Подписал: член международной ассоциации уважаемых граждан, союза бизнесменов новой волны, участник экономического прорыва районного масштаба генеральный директор фирмы «Лох-сервис» Косовитин, ранее –Витька Косой.

Гопник. – Слышь, Витек, мне бы обогреться и пошамать. Что-то дохожу я без фарта зимой в этой Москве.

Витька Косой. – Какой я тебе Витек?! Двигай на вокзал. На виду сумку или кошелек дернешь, и не убегай. Полицию жди. Будет тебе года два и тепло, и харчи. Заодно и маляву передашь.

Мужчина заходит за дверь и захлопывает ее.

Гопник остается на площади.

По площади с плакатом выбегает оппозиционер. На плакате написано: «Нет произволу районных властей! Поддержите перечислением на карту 2202 2003 8258 0734 или 5336 6902 1966 1461, или на мой киви-кошелек, приму яндекс-деньги и биткоины».

Вдали слышны свистки.

Оппозиционер останавливается рядом с гопником.

Оппозиционер. – Только на акцию вышел – повязать хотели. Странно получается – против президента выступать – пожалуйста, генерального прокурора или премьера поноси – все только кивают и руки потирают, а как районного начальника заденешь в его же районе, так всех собак спустят. Надо все же в акциях федерального масштаба участвовать – и масштаб, и безопаснее. Да и выгоднее. На районных как-то мало денег кидают.

Гопник. – Выгоднее? Так ты при бабках? Делись тогда.

Оппозиционер. – Пока при бабке. Бабушка с пенсии шлет, чтобы не голодал. Остальные подкидывают мелочь на борьбу, если на экране мелькну.

Гопник. – Тогда ты номера банковских карт пиши крупнее и выше, а лозунги помельче и внизу.

Из-за сцены доносятся крики:

– Там он, на площади, туда с плакатом побежал.

Оппозиционер. – Сейчас догонят. Давай вместе! Двое это уже митинг! В прессе скажут, что две тысячи вышли против произвола в районе. Это успех!

Гопник. – Да ну тебя! Успех – это кассу на лимон обнести, а не бла-бла – лохов с трибуны разводить. Политику не хаваем. Вали отсюда, пока я этот плакат тебе на голову не надел!

Оппозиционер убегает. На сцену выбегают трое полицейских.

Полицейский. – Ты, кто?

Гопник. – Я – вор! АУЕ! Е-е! Живу по понятиям!

Полицейский. – Извини, не до тебя сейчас! Где этот, с плакатом?

Полицейские свистят в свистки, потом убегают.

Гопник остается один на сцене.

Гопник. – Никому я в этой Москве не нужен. Одна Вика в своем музее верит и ждет.

(Он декламирует)

Я московский озорной гуляка,

По всему тверскому околотку…

нет, не так.

Мне говорила всякий вошь

Что ты неправильно живешь

Что не работаешь, крадешь

Берешь себе чужую вещь

Назад ее не отдаешь

Ну а ты думаешь легко

Я б может и вернул чего

Закончил школу или вуз

и стал бы тоже жирный туз

вести приличные занятия

Но есть, пойми, у нас понятия

В Москве шурую почти год

Трясу по мелочи народ,

Но попадаются лишь клячи

Я джентльмен, но нет удачи.

Кто написал? (спрашивает зал) Не знаете? И я не знаю. На сарае было написано, в котором дрова.

Почему одним все, а другим ничего? Или прав этот оппозиционер? Им все. Произвол и беспредел. А нам? А мне? Тоже, как эта? Рожи корчить? Метлой махать? В такси баранку крутить? В подворотнях мокнуть? До старости по карманам шарить и школяров трясти? Все. Нет в столице фарта. Завязываю. Прощай вольная жизнь.

На сцену выходит Больной.

Гопник. – Ты живой? А я думал – ты кони двинул.

Больной. – Какие еще «Кони»? Я за Зенит болею.

Гопник. – Да помню я, что ты болеешь. Доктора-то в Москве помогли? Нашел лепилу?

Больной. – Нашел. И они у меня нашли. Как сто тысяч нашли, навалились и чуть не отняли, еле отбился. А все чудо-кресло. Я на эти сто тысяч такое же куплю и буду сам в России народ лечить.

Гопник. – А я что-то устал от Москвы. Кругом камеры понавесили. Только фраеру в карман руку засунешь, только замахнешься на кого, сзади словно покашлял кто-то или по плечу постучал. Суеты много, понятия новые, начинаешь своих искать, к кому не сунешься: «Ты – вор? Вообще-то теперь я бизнесмен!» Гордятся этим. Наколки, честно заработанныве, свели. Спрашиваю: «И что, вы мне в этой вашей трудовой книжке – «форточник» или «щипач» напишите? Нет, говорят – «менеджер!»

Больной. – А я их спрашиваю: «Ты – бизнесмен? Нет, отвечают – я врач!».

Гопник. – Вот видишь! Я их спрашиваю, где малина? Говорят у дачников на участках и в Сколково. Приехал в это Сколково, с пацанами перетер. Показали, как из бюджета тырить. Только я ничего не понял. Деньги туда – деньги сюда, безнал на нал, оффшор, Каймановы острова, Виргинские острова. Колумбы нах! Выделили бюджет, туда-сюда, попилили и денег нет. Прокладки-прокладки… бабий базар какой-то. Фомку мою фамильную, что батя после спецшколы передал, купили для музея.

Больной. – Да-да, столько наобещали. Если, говорят, у тебя пятьдесят тысяч, то здесь будем лечить, а если сто, то, оказывается, такие болезни только в Германии или Израиле лечатся. А если миллион в кармане есть – то ты неизлечим.

Гопник. – А если бабла нет?

Больной. – Денег нет, то молись Богу, чтобы к докторам не попасть и тяни до весны.

Гопник. – Пойдем, братуха. Мне прохожий ночью кольцо с цепочкой подарил, толкнем их в ломбард под твой паспорт. Потом посидим, поговорим о жизни столичной.

Больной. – Студента возьмем?

Гопник подходит к спящему сидя у стены студенту, толкает его в плечо.

Гопник. – Слышь, студент, хватит хрючить, пойдем кирнём последний раз на нетрудовые.

Студент. (бормочет сквозь сон) – Пиццу заказывали?.. извините сдачи нет… спасибо-спасибо вам большое…

Гопник проверяет карманы куртки, которую отобрал у прохожего, находит и засовывает студенту в карман купюру.

Гопник. – Учись студент, пока я жив! (он поворачивается к Больному) Пошли, душу полечим.

Гопник с Больным уходят.

* * *

На сцену выходит начальник со значком. За ним гурьбой идут, дворник, оппозиционер с плакатом с мелкой надписью «Нет свалкам» и тремя крупно написанными номерами банковских карт, Блогер и Больной. Все они спрашивают начальника, тот на ходу отвечает. Проходя мимо стены, они задевают студента, и тот просыпается.

Блогер. – Почему улицу разрыли?

Начальник. – Для благоустройства.

Блогер. – Так ее благоустроили, а потом снова разрыли.

Начальник. – Сами видите, процесс благоустройства идет без остановки. И мы никому не позволим остановить его!

Дворник. – Разве может в одной неделе и субботник, и воскресник быть?

Начальник. – Раз в одной неделе есть и суббота, и воскресенье, почему бы и нет?

Студент. (вставая) – Почему плата за учебу такая высокая?

Начальник. – Потому что платите.

Больной. – Меня в профильную клинику не направляют. Совсем плохо станет. Помру ведь.

Начальник. – Совсем плохо станет – скорая в профильную привезет.

Больной. – Скорая в дежурную везет.

Начальник. – Сами видите, везет, возятся с вами. Возят туда-сюда.

Оппозиционер. – Доколе!..

Начальник. – Всегда! (Он поднимает обе руки, открывая большие часы на каждой).

Оппозиционер. – Все про вас знаю! (кричит оппозиционер) Сорок часов швейцарских, бизнес на жену записал, дети за границей.

Начальник. – Что, завидно?

Оппозиционер. – А вот запоешь, когда об этом в газете напишут.

Начальник. – Нет уже в моем районе газет, только районная, которую я и издаю!

Оппозиционер. – Тогда я сообщу на телевидение!

Начальник. – Местное? Так это мое телевидение. А центральное – дуй на ток–шоу. Жила с двумя, а муж с тремя, отцовство по ДНК, дележ наследства. Другого им не надо.

Все хором. – Мы за вас больше не проголосуем!

Начальник. – Милые мои, да голосуйте за кого хотите! За кого не проголосуете – все буду я. И месяца после выборов не пройдет.

Блогер. – Да я тебя сетью накрою!

Начальник. – Это что еще за дура?

Блогер. – Сам ты дура, вот как напишу про тебя…

Начальник. – Еще одна писака! Что дороги плохие? Ну, пиши.

Блогер. – Кому интересны эти дороги? Новость на день. Напишу, что ты кошку в окно выбросил.

Начальник. – Какую кошку?!

Блогер. – Беременную! Вот и будешь оправдываться. У меня полмиллиона подписчиков, каждому будешь объяснять, что это не ты бросил ее с двадцатого этажа, в котором украинский флаг вывесил.

Начальник. – Да у меня коттедж трехэтажный на рублевке, какой двадцатый этаж?! Почему флаг украинский?!

Блогер. – Да! Почему флаг украинский?! Уже оправдываешься. А среди подписчиков есть и из администрации, сам знаешь какой. Век не отмоешься! До конца жизни будешь всем про кошку с флагом объяснять, что это не ты.

Начальник. – Пиши! Правильно, девочка, делаешь! Писать, когда у тебя столько и таких подписчиков надо. Но писать правильно. Давай с тобой договор заключим и пиши. Надо же нашу полезную деятельность народу освещать. На это и строка в местном бюджете на десять миллионов есть, вот от нее процентов десять и получишь. Фотошопом-то владеешь? Нигде наши достижения так не видны как в фотошопе. Пойдем ко мне все обкашляем.

Они уходят.

Оппозиционер. – Блогерша – дура, со своими рожами все испортила, такую акцию поломала.

Он бросает на землю пдакат.

Студент. – Чего мусоришь? Сам же про свалки на плакате написал.

Оппозиционер. – У меня тема про свалки до 15.00, (он смотрит на часы) с 15.15 за свободу белухи.

Студент. – Белуха – это кто?

Оппозиционер. – Точно не знаю. Просили поддержать. Видимо, тоже оппозиционер. Посадили на Дальнем Востоке. Пытают. Сутками в бассейне держат, гады. Кормят только рыбой. Не забудем! Не простим! Свободу Белухе! Поддержите деньгами и биткоинами! Я – мы – Белуха! (кричит оппозиционер и уходит).

Дворник. – Какой белуха? С какими утками сидит? Какая кошка с флагом? Русский язык такой трудный. Все слова простые, а о чем говорят – не понять.

Дворник подбирает брошенный плакат и уходит.

На сцену выходит Вика.

Вика. – Гопника не видели?

Студент. – Какого? Сейчас здесь один начальник речь толкал, для него все, кто к кормушке не прорвался – гопники.

Вика. – Так много их, (смотрит в зал) а мне что-то мой в душу запал.

Студент. – Сдался он тебе. По подворотням где-то шляется. Хочешь, пиццей угощу? Или пойдем в театр сходим?

Вика. – Я знаю с кем мне в театр надо сходить.

Студент. – Вика, опомнись! Ты совсем уже с ума сошла в своем музее. Он же уголовник! Ты с ним пропадешь!

Вика. (говорит протяжно и с грустью) – Сердцу не прикажешь. Каждый человек нужен, у каждого свое предназначение.

Студент. – Да его предназначение – в тюрьме сидеть!

Вика. – Да, это так.

Студент. – Вика, я экстерном все экзамены и зачеты сдаю. Как денег заработаю – сразу сдаю. Неделя – экзамен. Скоро институт закончу, диплом пролучу. Можем с тобой поехать куда захотим. Делом займемся.

Вика. – Да, дело сделаем и уедем.

Студент. – Можно я к тебе в музей приду.

Вика. – Вот еще! Иди, учись.

Студент достает из кармана деньги, пересчитывает их и заходит в дверь с надписью «Приемная комиссия».

Из-за двери с надписью «Сервис» выходит гопник. Он одет в костюм. В руке у него огромный гаечный ключ. Во второй руке кулек с семечками. Он видит Вику. В стене окно, на котором в горшке стоит цветок. Гопник выдирает его из горшка и подходит к Вике. Встает рядом.

Вика. – Здравствуй! Вот мы и снова встретились.

Гопник. – Тебе. От меня.

Потупясь, протягивает ей цветок и отсыпает семечек.

Вика. – Ой! Спасибо! Какой ты хороший!

Гопник. – Да, хороший. С тобой стал хороший. Я решил, думал и решил. Завязать. Год в Москве, а миллионного дела так и не смог провернуть. Все. Завязал. Работаю. В сервисной фирме. Трудовую книжку завели. В костюм одели. Теперь, как все. Менеджер. Бомблю от фирмы. На кидалово квитанции выдаю. С гопстопа сдачу отсчитываю. Со следующей зарплаты ипотеку буду брать. Татуировки сведу.

Вика. (испуганно) – Что ты такое говоришь? Не смей! Работать? Трудовая книжка? Ипотека! Квитанции? Костюм с галстуком. Не твое это. Развязывай!

Гопник. – Во дела! Все со всех сторон: завязывай! А ты – развязывай! Это что, ты АУЕ, что ли?

Вика. – Кто? Просто ты – такой мужественный! Ты – романтичный. Настоящий! Сказал – сделал. Ты – конкретный! Вокруг, кто рожи корчит, кто метлой машет, кто за копейкой бегает, учится по десять лет. На квартиру копит. А ты… ты джентльмен!

Гопник. – Я?

Вика. – Ты! Джентльмен удачи. Живешь – как ветер! Всегда – собран! Всегда – готов…

Гопник. – Пионер что ли? Знаешь, что я у тебя тогда на вокзале кошелек увел?

Вика. – Знаю. Я тогда тебя и приметила. Ух! – подумала – какой! Тебе нужны деньги? Бери!

Вика достает кошелек

Гопник. – Знаешь, вот стремно как-то брать, который раз уже. Даже, неинтересно. Отвык. Ладно. Уговорила. Буду, как раньше. Только лучше ты его спрячь, а я незаметно вытащу. Чтобы квалификацию восстановить. Потом тебя на эти деньги в ресторан свожу или кино. Вообще, если что, обидит кто, обращайся. Я за тебя впишусь. Кому хошь рыло сверну или ухо отрежу.

Вика. – Как Ван Гогу?

Гопник. – Какому Гоге?

Вика. – Голландский художник Ван Гог. Он был несчастлив и отрезал себе ухо.

Гопник. – И стал счастливым?

Вика. – По любви отрезал. Она его не любила,

Вика гладит гопника по плечу. А он, незаметно, вытаскивает у нее кошелек.

Гопник. – А безухого полюбила сразу?

Вика. – Не знаю… наверно. Он ей доказал свою любовь.

Гопник. – Отрезал бы два, полюбила бы в два раза сильнее. Или он второе ухо следующей марухе оставил? Я вот не хочу по любви себе ухо отрезать. Другому кому – пожалуйста. А для тебя все сделаю. Ты не как все, такая воздушная. И с деньгами расстаешься – смеешься, не то, что другие. Плачут. Полицию зовут. Хочешь, тебе телефон самый крутой принесу или планшет. Или давай я тебе дамских сумочек штук пять доставлю, а ты себе выберешь. Или, ладно, все заберешь!

Вика. – Спасибо, не надо. Лучше меня пригласи куда-нибудь. В ресторан или в театр. Пойдем в театр, у меня билеты на сегодня есть. Классика. «Барышня и хулиган». Балет. А планшет… Понимаешь, мне он нужен, когда я далеко от искусства. Вот открыл страницу и ты в Лувре, в Грановитой палате, в Пушкинском музее. А теперь я сижу и смотрю на картины. Другие шепчутся. Эта миллион стоит, эта десять. А я просто смотрю, все в тебе наполняется, а знаешь что…

Гопник. – Миллион или десять? Ни хрена себе? Это что в вашем музее такие деньги висят.

Вика. – Нет, в нашем дорогая картина только одна, «Восточная мышь» называется. Японский шедевр. Последний раз за нее десять миллионов предлагали. Но директор отказался. Говорит – народное достояние.

Гопник. – Десять лимонов? Рублей? За мышь?!

Вика. – Долларов. Если в евро чуть меньше.

Гопник. – В твоем музее такая дорогая картина просто на стене висит? И никто не охраняет?

Вика. – Я охраняю. Уже неделю по ночам охраняю, у нас видеокамеры на здании на ремонт отключили. Директор говорит – охраняй по ночам эту бриллиантовую мышь, вот и сижу каждую ночь, смотрю на нее, любуюсь и охраняю.

Гопник. – Камеры снаружи, а еще ведь на дверях и окнах сигнализация. Фиг к этой мыши попадешь, да еще ночью.

Вика. – Не попадешь. Только из моей комнаты. Она же в самом здании. Заходишь в комнату, из нее дверь прямо в зал в музее и идешь прямо-прямо, потом налево, еще раз налево и упираешься в картину. Она подсвечена из окна. Большая мышь и иероглифы.

Гопник. – На фига иероглифы?

Вика. – Так художник японский. Подпись его. И эта мышь на задние лапы встала и прямо на тебя смотрит. (она показывает) До жути. Как прописаны у нее усы и хвост! Острые оскаленные зубы! Сверкающие глаза! Очень художественная вещь. Авангард. Вершина мирового и японского искусства. Говорят, самураи, когда ее видели – сами себе харакири делали. К нам каждый день приходят коллекционеры и уговаривают эту картину продать. А остальные картины все копии.

Гопник. – Мышь, значит? И сигнализации из твоей камеры, тьфу, то есть каморки, нет?

Вика. – Нет.

Гопник. – И видеокамеры снаружи отключили?

Вика. – Отключили. Но уже завтра утром должны включить.

Гопник. – Пожалуй, я приглашу тебя в театр или ресторан. Давай и то, и другое. Балет глянем, как там эта барышня перед бакланом пляшет, потом в кабаке погудим. Только у меня еще дела. Давай мне второй билет. Подъезжай к театру, иди на спектакль и жди меня, я прямо к началу подъеду. На крайняк, ко второму акту. А не успею – топай в ресторан. На, держи. (Он протягивает ей ее же кошелек) Закажи что-нибудь долгое, горячее и жди меня, не уходи, жди, пока не приду.

Гопник обнимает Вику и вытаскивает из ее сумочки ключ от комнаты.

Вика уходит, по пути оглядывается, машет ему рукой и посылает воздушные поцелуи.

Гопник остается один и натягивает перчатки. Напевает:

Гопник. – Раз пошли на дело я и… Я, только я один, и не надо ни с кем делиться. Даже не в этом дело. Вот завязать решил, а не вышло. Потому что фарт попер. А против фарта идти нельзя. Всю жизнь потом жалеть будешь. Глупенькая эта Вика. Не знает, что у вора жены не может быть. Не по понятиям. К тому же… Вика она же такая… воздушная… Вот будет ли она мне надежной подругой? Ну, на наколки сейчас все согласны. Налепят такое, что голову сломаешь, разбирая. А будет ли продавать краденые вещи? Будет ли носить передачи годами? Приезжать на свидания? Ей же в Париж надо, а не в Мордовию! Она такая воздушная… настоящая… Вон Гог говорит… Искусство… Искусство нам вместе быть и не даст.

Зарезать кого, квартиру обнести, лохов кинуть – все это пусть и не поймет, но примет. А вот спереть картину японского художника, народное достояние – такого она не простит. Извини, Вика, моей марухой ты не станешь. Ну что? Идем ловить мышей!

Гопник снимает пиджак, приоткрывает дверь с надписью «Сервис», бросает за нее пиджак и гаечный ключ. Держа перед собой ключ от викиной комнаты, уходит, приговаривая и на ходу повторяя повороты:

Гопник. Прямо-прямо, потом налево, еще раз налево. Прямо-прямо, потом налево, еще раз налево и упираешься в… во много миллионов.

* * *

На вокзальную площадь выходят Таджик, Оппозиционер, Больной, Блогер, дворник.

Таджик в солидном костюме с галстуком, в руках портфель.

Блогер. – Ты не за рулем? Или снова с метлой?

Таджик. – Все метла, все руль, – я теперь начальник. В таксопарке. Зарплата, как у заместителя руководителя. Своя фирма. Братья приехали, они заместители заместителя руководителя по извозу. Две машины в аренду взяли, потом выкупили, еще две в аренду взяли. Папа приехал – теперь начальник колонны в автопарке. Еще земляки приехали, стали заместителями заместителей заместителя. Всем дело нашлось.

Больной. – Как-то быстро ты прокрутился.

Таджик. – В нашем такси один полицейский полковник портфель забыл, открыли, а в нем миллион. Мы к нему отдавать приехали. Он сначала кричал, что провокация, потом признался. Не его портфель. У него столько быть не может. Только если в кошельке. Кошелек он не терял. А в его портфеле меньше десяти миллионов не бывает. Мы неделю подождали, потом машины выкупили, теперь в Бирюлево-Восточное на всех однокомнатную квартиру в ипотеку покупаем.

Напевая, на сцену выходит довольный гопник. В его руках пакет, который он, то и дело, поглаживает.

Гопник. – Здорово, лимита! Все шустрите по мелочи? Сегодня, нет, точнее завтра, гуляем! Одну вещицу барыгам скину, и зашелестим купюрами, появится лавэ в карманах. Вся Москва гудеть будет. Ну а вы что? Чего нового?

Оппозиционер. – Чего нового? – оппозиционер поворачивает бейсболку козырьком назад и кричит. – Позор кровавому режиму! Разбазаривающему народное достояние. По радио сообщили, что ограблен музей, в котором Вика работала. Унесли самые ценные картины.

Гопник. (качает головой) – Да что ты говоришь?! Ай-яй-яй! Как только посмели руку поднять на народное достояние. Только уточню. Не картины, а картину! Одну, но самую ценную. Хотя да, там двенадцать картин, одна, за одной.

Больной. – Нет, картины. Ван Гога, Рубенса, Эль Греко. И еще почему-то календарь со стены.

Гопник. – Какой календарь?

Оппозиционер. – Настенный, на год мыши.

Гопник. – Кто украл, не говорят?

Блогер. – Говорят. Говорят, что идиот. Прежде чем в музей залезть, он к видеокамере подошел, фигу ей показал и язык. Встал в фас, потом в профиль. Теперь его фото у каждого полицейского.

Гопник. – Камеры же отключены были!

Блогер. (поворачивает бейсболку козырьком вперед) – Нет, все заснято. Как он в музей залез и с сумкой из него вылез. Главное, он через Викину комнату забрался, хорошо, что ее дома не было. Она в это время в театре была, а потом в ресторане ужинала.

Гопник. – Не было ее в музее. Вика не при делах. Алиби железное. В театре на виду, потом в кабаке.

Больной. – Она, когда домой пришла, и обнаружила пропажу. Что исчезли самые ценные картины. На много миллионов.

Блогер. – Интересно, зачем вору календарь?

Гопник. – Зачем-зачем – чтобы знать какой день недели! Банкет отменяется. Мне, пожалуй, пора. Надо когти рвать. Ничего понять не могу, но вроде, меня развели и кинули, как последнего лоха, что-то на меня повесили. Вот те и столичные дела. Срочно надо стрелку забить с Бойлем-Мариоттом.

Гопник бросает пакет, пинает его ногой и, оглядываясь, уходит.

В стене открывается дверь с надписью «Приемная комиссия» из нее выбегает студент. Он показывает всем диплом, целует его и кладет в карман.

Студент. – Все, отучился, теперь отоспаться. В институте, после ночной смены был, разбудили и диплом выдали. Год! Всего год! Я теперь как Ломоносов, я как Ландау, я как Жорес Алферов – я экстерном столичный вуз закончил и стал дипломированным специалистом. Теперь отоспаться и поеду в провинцию, там… московские специалисты… ценятся…

Он садится у стены и засыпает.

Оппозиционер. – Какой диплом?

Блогер. – Да вон, краешек из кармана торчит.

Оппозиционер берет диплом, раскрывает, читатет:

Оппозиционер. – Лечебное дело. Врач-хирург. Ё-мое, это тебе – протягивает он диплом Больному.

Тот трогает студента за плечо.

Больной. – Доктор! Доктор, проснитесь… Вы мне не поможете?

Студент. (поднимает руку) – Свободная касса!

Больной. – Пожалуй, обойдусь, вроде меня отпустило, легче стало.

Вдали слышны свистки. На сцену выскакивают трое полицейских.

Оппозиционер. (разворачивает бейсболку козырьком назад) – Мой звездный час. Прощайте, товарищи! Новый, важный и неизбежный этап, главное чтобы узнали корреспонденты, правозащитные организации и просто прогрессивные люди. Я потом с этих гадов в ЕСПЧ столько денег сниму!

Полицейские (хором) – Где он?!

Оппозиционер. – Я здесь, вяжите меня, сатрапы, ведите меня прямо на дуэль к Золотову.

Полицейские. – Извини, не до тебя сейчас, где этот, который АУЕ? Он что? Совсем УЕ?

Распахивается дверь в стене. Из нее высовывается Вика, показывает в сторону, в которую убежал гопник, и говорит:

Вика. (хриплым голосом) – Туда он побежал!

Полицейские свистят и бегут в ту сторону.

Вика выходит на площадь. Она одета по-дорожному, в плаще, с сумкой, из которой торчат несколько тубусов, в которых обычно носят чертежи. В руке цветок, который ей когда-то подарил гопник.

Блогер. – Ты куда-то уезжаешь?

Вика. – В Париж.

Голос у нее грубый и сиплый.

Больной. – Что-то у тебя голос хриплый стал. Надо бы к врачу.

Вика. – Пива холодного попила, само пройдет.

Она смеется, и в хриплом смехе нет ничего от воздушной девушки Вики.

Оппозиционер. – Неужели все музеи в Москве посетила?

Вика. – Одного хватило. Да и в Париже их не меньше. Надо когти рвать. Дальше двигать, на мир посмотреть.

Она достает разговорник, откашливается и читает:

Вика. – comment passer au Louvre – Как пройти в Лувр? J'ai seulement besoin de regarder les images – Мне нужно только смотреть на картины. Où pouvez-vous vendre le travail d'un ancien maître – Где можно продать работу старого мастера. Tu peux m'aider, imbécile? – Бонжур, дурачок! Не поможешь мне?…

С каждой новой фразой ее голос становится тоньше, говорит она, как и раньше с придыханием. Она снова – «воздушная девушка».

Вика. – Гопнику, как с курсов авторитетов вернется, привет передайте. Скажите, что скучаю по нему.

Она втыкает цветок обратно в горшок на окне. Потом поворачивается к оппозиционеру.

Вика. – Ты все протестуешь? Не надоело? Против чего?

Оппозиционер достает ежедневник, листает его.

Оппозиционер. – На этой неделе против пожаров. Сибирь в огне! Далее против восстановления храма, потом – он дальше листает ежедневник, – потом за свободу политзаключенных. Дня свободного нет.

Вика. – Послушай, пожары в Сибири закончились, а в Калифорнии полыхает, получается – против них протестуешь? А храм, какой? Нотр Дам де Пари? Его ведь сейчас восстанавливают. Политзаключенный – это Павленский? Ты же за него уже протестовал, когда он к Красной площади прибился.

Оппозиционер. – Причем здесь Павленский?! Он же сейчас во Франции зажигает, а не в России. Я конечно оппозиционер, но не дурак! Но надо уточнить, ты права, и про храм, и про пожары, и про этого, со спичками. А то нехорошо может получиться. Только заметили. Узнают. Связи появились. На конференции звать стали. В обойму видных оппозиционеров вошел. И с визой потом проблемы могут быть. Сейчас плакаты подкорректирую. Чтобы не подумали чего. А то выкинут из московской тусовки и начинай все сначала.

Вика. (блогерше) – А ты, что молчишь? Все рожи корчишь?

Блогер. – Вспомнили! Это вчерашний день. Я теперь пресс-секретарь стратегической корпорации. То ли ракетно-бомбической, то ли космо-летающей, я не помню.

Таджик. – Как же тебя туда взяли?

Блогер. – У меня тогда было пятьсот тысяч подписчиков, и одна моя рожа их бомбокосморакетному боссу понравилась. Сказал, что она полностью соответствует состоянию дел в его отрасли. Что моя рожа – наш ответ Илону Маску. Но я, наверное, уйду оттуда. Скучно у них. Ходить везде с боссом, по бумажке на вопросы отвечать. Слова непонятные. Лучше стану певицей или в Думу пойду. Все мои сотни тысяч подписчиков открепительные талоны возьмут, за меня проголосуют, и буду депутатом.

Студент. (просыпается, встает и потягивается, достает свой диплом и с удивлением смотрит в него) – Слушайте! Ведь когда-то мы обо всем этом мечтали. В Москве всего добились, чего хотели. Но как-то счастливее не стали. Все бегаем, суетимся. А дальше что? Счастье-то, в чем оно?

Блогер. – Счастье – это… когда… у тебя… больше чем у других. Неважно чего, но чего-то больше. Вот смотрите. (говорит и что-то набирает на клавиатуре планшета) У меня сейчас девятьсот тысяч подписчиков. Размещаем новый пост: «Я взяла крем в черном тюбике и крем в белом тюбике. Месяц мазала одну грудь белым кремом, а другую черным. Посмотрите на результат на фотографии…» (Блогер отворачивается от них, расстегивает кофту и делает фото). Оп! Отправлено! Ждем пять минут.

Оппозиционер. – Все-таки, ты дура.

Блогер. – Зато не надо в семь утра вставать и в метро толкаться.

Дворник. – Счастье? Счастье, это не когда больше, а когда достаточно. – Экзамен русский сдать, гражданство получить. Дочку в русскую школу отдать.

Таджик. – Не знаю, работы много, времени подумать нет. Те машины, которые в аренде, выкупить, а новые в аренду взять, потом в Бирюлево-Западное квартиру двухкомнатную купить.

Больной. – Помочь тем, кто дома остался. Со здоровьем хотя бы. Нанокресло медицинское только настоящее – отправить по всей России. А лучше платные клиники закрыть. Тогда все врачи обратно по бесплатным разбредутся, только платить им надо нормально. Не главврачам, а просто врачам, которые не воруют, а людей лечат.

Оппозиционер. – Глобально мыслить надо! Бороться за ваши права и свободу, но не за ваши, а за чужие деньги. А то стыдно на шее у народа сидеть. Надонатиться, за границу мотаться и оттуда других жизни учить и деньги выпрашивать.

Блогер. (кричит) – А-а-а! Сбылось! Добилась! У меня миллион подписчиков!

Она убегает, размахивая планшетом.

Таджик. – Вот еще одна мечта в Москве сбылась. И нам торопиться надо. Работать и все сбудется.

Все расходятся. Звучит объявление по вокзальному радио.

Радио. – Внимание! На главный путь прибывает поезд. В Москву. Из России.

Распахиваются дверь и окно клиники. Врач с медсестрой вывозят нанокресло. Из двери с надписью «Сервис» выходит Витька Косой с большим гаечным ключом в руках. Открывается дверь с надписью «Приемная комиссия». На площадь выбегает дворник с несколькими метлами и чемоданом с инструментами. Выходит Начальник со значком и пожимает руку Витьке Косому, мужчина в длинном плаще вывозит свою тележку. Все стоят, поджидая пассажиров.

занавес

Copyright (c) "Русский переплет"