Рассказы
12 сентября 2010

ИВАНОВ И ДРУГИЕ

В юридическом институте МВД, где я учился, слушатели предпочитали ходить в штатском. После службы пиджачок накинул, конспекты под мышку и на занятия. Если лекции с утра, так еще лучше, прямо из дома "по гражданке" на учебу едешь. Так было, пока не пришел новый начальник института, а любой новый начальник первым делом наводит порядок. Вскоре курсовой офицер нас построил и объявил, что отныне "нахождение" в стенах института допускается только в форме.

- Для всех, кроме ОПУ, - уточнил он.

На следующий день большинство щеголяло в серой милицейской форме, некоторые из девчонок - в зеленой внутренней службы, и один я в армейской - внутренних войск. В конце строя несколько сокурсников так и остались в пиджаках. Так мы узнали, кто у нас из ОПУ - оперативно-поискового управления. Причем один из них год сидел со мной за одной партой, в самом начале учебы на вопрос, где служит, ответил неопределенно: "так, в одной конторе".

Теперь я его попытал немного, но отвечал он односложно. Попал в оперативный поиск через родителей, и отец, и дед там служили, служба не сахар, а теперь, когда параллельно надо учиться, и вовсе - завал.

К третьему курсу мы подружились. Перекатывали друг у друга конспекты, вместе писали шпоры. Справили с моими друзьями мой день рождения, потом должны были его.

Вышло так, что в тот день сдавали очередной зачет, который друг завалил. Вообще-то завалить зачет у нас было трудно - преподаватель выгнал его из аудитории, велев сходить в библиотеку, взять и почитать учебник и через час зайти снова.

- Не жди, - предложил он, - езжай ко мне, познакомься с ребятами, скажи, что задержусь. - И погрузился в толстую умную книгу.

И вот я прибыл к нему домой. Дверь квартиры открыл замшелый дед, тщательно выспросил, кто я и что, и провел в большую комнату, где собрались гости. Здесь я пожал кому-то руку, ухватил что-то со стола, сел в уголке незаметный с тарелкой и тут же над ней замер.

Как водится за праздничным столом, говорили о службе. Но о какой?! Фигурант... объект... связь... взять адрес... сделать уликовые снимки...

Это вам не вопросы повышения эффективности воспитательной работы, рассмотренные на последнем военном совете внутренних войск.

И снова: выводка, прием объекта и передача его под задержание группе захвата. И еще это сладкое слово разведка... Ощущение сказочное, руки чесались перенести все это на бумагу. Но всему свое время, и пока я старательно запоминал все рассказанные за праздничным столом истории.

Иванов . 3

Шкафчики для переодевания маленькие, и одежду не по сезону офицеры сдавали в общий гардероб. Там ее приводили в порядок, а на деле кучей везли в чистку и, засыпав нафталином, оставляли до следующей зимы или лета.

- Вы из театра, наверно? - спросит приемщица, принимая ворох разномастной одёжи.

- Угу, - подтвердит списанный из-за хромоты в завгардеробом оперативник, - из театра оперетты. Только с карнавала.

К зиме Иванов пальто прикупил. Все как положено. Выбрал, оплатил, чек к рапорту приколол и получил деньги за покупку обратно. Технари нашпиговали пальто разными хитрыми штуками, и сдал его Иванов до холодов в гардероб. И специально пометил. Навесил на булавках бирочки: "Иванов .3", "Иванов .3", "Иванов .3". Спереди, сзади и на рукаве. Чтоб не перепутали. Трое Ивановых в подразделении. И все знали - пальто того самого Иванова!

При всей его аккуратности отношения у Иванова с женой были не очень. Из-за денег. Из-за того, что их не хватало. Что странно. Когда они десять лет назад познакомились, денег не было вообще. Иванов - курсант секретной школы, невеста - студентка. Гуляли по набережной вдоль Невы, целовались, честно ссыпав мелочь из карманов, шли в мороженицу. Иванов, злостно нарушая инструкции, козырял усвоенными в школе хитрыми приемами, присочинив ужасов, рассказывал страшные истории про бандитов.

Теперь, спустя десять лет, майору Иванову до оскомины надоели жулики всех мастей и, сидя на инструктаже, он ухитрялся одновременно запоминать приметы и слева помечать "послужной список" очередного объекта, а справа писать, что жена наказала купить к ужину. Выходило как шифр.

- Особо опасен - "картошка".

- Два побега - "морковка".

- Вооружен - "банка маслят".

- Знаком с методами оперативной работы - "редиска".

Рост под два метра, сутулый, надбровные дуги резко выражены, глубокие морщины, походка вразвалку, на руках наколки - и зачем таких выпускают?!

Но этого и не выпускали. Сбежал, а теперь, по тем же оперативным данным, прибыл в родной город, вынашивая планы очередного разбоя, и сегодня может появиться у "старой связи" по адресу...

А вот окрестили объект непривычно забавно: "Потеряшка".

Потом шел список статей, по которым привлекался фигурант, пять из них Иванов честно записал, а потом надоело, и он добавил "и пр.".

На этом инструктаж кончился, все ломанули в дежурку получать оружие, хитрую технику и к шкафчикам переодеваться.

Иванов рацию на себя пристроил, сунул пистолет в потертую кобуру, куртку натянул, на улицу вышел, глянул на небо. Небо не понравилось. Хмурое. И ветер холодный. И решил он куртку на обновку сменить. Неизвестно сколько часов придется по улицам топать.

Машина уже ждет, и старший смены торопит, давай быстрее.

Иванов крутку сбросил, пальто схватил и в машину.

Только запрыгнул, рванули.

Старший смены с водителем впереди, Иванов с молодым лейтенантом - только после спецкурсов - сзади.

- Товарищ майор, - интересуется лейтенант, - а объект сегодня неудобный?

- Дешевка! - презрительно бросает Иванов. - Рост, походка, наколки. Дуги надбровные. Враз вычислим. Лишь бы появился.

- Товарищ майор, - настырничает молодой, - его фото десять лет как сделали. Вдруг он волосы отрастил, бороду приклеил, усы отпустил?

- Не боись, - успокаивает Иванов, - не таких опознавали. Поставим тебя сегодня на крыло, покажем, как работать надо.

Молодой волнуется. Старший смены ботинки расшнуровал, задремал. Водитель баранку крутит, а Иванов думает.

Все о том же. За десять лет дома столько дыр накопилось - никакой офицерской зарплатой не заткнешь. Та же квартира. Тесно в однокомнатной вчетвером. И никаких надбавок за сложность-напряженность не хватит, чтобы хоть метр лишний купить. Жена ехидничала, что раз он секретный офицер, то и квартиру ему дадут секретную, о которой мы ничего и не узнаем. Уговаривала уволиться, пойти хоть охранником в банк. Иванов молчал, жена нудила: называла его виртуальным майором, форменным неудачником, а поскольку форму он не носил, то и неудачником "бесформенным". Оскорбляла его скрытую для других милицейскую сущность. Вот сыновья, те да. Уходит папа на смену - огорчаются, приходит - радуются.

Тем временем на место прибыли. Молодой аж подпрыгивает, не терпится ему, очень хочется самому фигуранта вычислить, принять под наблюдение и под задержание группе захвата передать.

Приехали к нужному месту. Иванов в машине пригрелся, чего из окопа раньше времени в атаку бежать?! Сидит, молчит, ждет, что старший скажет.

А у того и вовсе ботинки сняты. Он одну мысль лелеет - должность в кабинете найти. Иначе увольняться надо. В сорок лет на линии - старик. Думает о кресле мягком, портрете президента на стене, калорифере под столом. Одновременно успевает обстановку сканировать. Может потому и команду не дает машину покинуть, потому что за двадцать лет заработал помимо мозолей еще и опыт. Он еще время потянул и сказал Иванову:

- Видишь?

А Иванов и сам уже углядел на улице сутулого мужика, больше на гориллу похожего, голова опущена, руки в карманах, ноги чуть волочит. А что не вразвалку - так годы-то прошли. Голову поднял, зыркнул - точно он.

- Вижу! - подтвердил Иванов.

- Пошел! - скомандовал старший лейтенанту и потянулся за гарнитурой рации вызывать группу захвата.

Вот и все - на сегодня служба, считай, закончена.

- Давай, я начну, - встрял Иванов, - покажу, как работать надо. - Влез в пальто и выскочил из машины. Задача несложная - "потаскать" фигуранта пока группа захвата подъедет, навести ее на разыскиваемого и... отойти в сторону. Ну и поснимать злодея, чтобы, если еще раз выпадет, не по мутной старой карточке опознавать. Знал Иванов и то, что молодой на него во все глаза смотрит, и решил показать класс, чтоб как в учебнике.

"Горилла" неспешно перемещался, поглядывая по сторонам, явно вынашивая преступные мысли.

Иванов приблизился сзади и незаметно фотоаппаратом: "Щелк!" - хотя сзади можно было и не фотографировать, потом сбоку, обходя: "Щелк!" и напоследок, высший класс, обогнав, не оборачиваясь, со спины: "Щелк!"

И тут его по плечу: "Шлеп!"

Иванов вздрогнул и обернулся. Над ним навис "Горилла", дохнул чем-то нехорошим и с ненавистью спросил:

- Ну и чего ты, Иванов номер три, вокруг меня трёшься?!

Это была расшифровка - самое страшное, что может случиться. Объект заподозрил, что за ним следят, вычислил, кто следит, но мало того - он еще как-то узнал его фамилию и номер!..

Глаза черные, бешеные - машинально отметил Иванов, когда фигурант отпихнул его и прошел дальше.

Чтобы не смотреть ему вслед, майор опустил взгляд и наткнулся на приколотую к пальто бирку: "Иванов .3", посмотрел на левый рукав - "Иванов .3". Руку за спину завел и о булавку укололся. И там "Иванов .3".

Рядом затормозила оперативная машина. Молодой выскочил и засеменил за фигурантом, которого и след простыл.

Иванов обреченно сел. Шофер согнулся, только что баранку не грыз. Его плечи тряслись в беззвучном смехе. Старший, злобно ворча, в тесноте шнуровал ботинки. Иванов отпал, шофер - за рулем, придется ему молодость вспомнить, на пару с лейтенантом объект таскать.

Рация щелкнула - молодой доложился, что нет "Гориллы". Потеряли фигуранта, упустили, прошляпили, причем позорно.

Тут и броневик милицейский с группой захвата подкатил, как они любят, с ревом сирены и мигалкой. Следом микроавтобус с надписью "Телевидение". Выскочили четверо собровцев в масках, бронежилетах, с автоматами, головами вертят. Оператор из микроавтобуса с камерой на плече бегает, ищет место, чтобы указать, где преступника на асфальт класть.

Час старший с лейтенантом улицы прочесывали. Иванов за это время решил поменять фамилию, перевестись в другое подразделение, а потом и вовсе рапорт подать на увольнение. Все, вошел в историю. Можешь на Чикатило выйти, адрес снять, в котором подпольный филиал Гознака деньги сутки напролет печатает, предотвратить теракт, мздоимца поймать на миллионной взятке, работая по заданию смежников - шпиона вычислить, но до конца жизни на вопрос, кто такой Иванов? Ответят: это тот, что с бирками.

- Открой багажник, - попросил он водителя. Вышел, снял и бросил в багажник свое новое замечательное пальто. Потом сел впереди. Рацию оставил на полу салона, кобуру со штатным ПМ сунул в бардачок. И стал думать дальше, что жизнь не удалась.

Вернулся старший мрачнее тучи. Плюхнулся на заднее сиденье, подтянул за провод микрофон рации и сухо доложил, что наблюдаемого потеряли и группа захвата свободна.

Вскоре четверка собровцев заозиралась, теперь уже их высматривая, демонстративно плюнула на газон, в броневик залезла, сирену включила и укатила. Следом как привязанный помчался автобус телевизионщиков.

Оперативники молча сидели в машине. Молодой - расстроенный, что первый свой не учебный объект сразу и потерял, старший - что простую задачу провалили. Иванов - ну тут понятно... Только водителю все равно. Без команды тронулся и неспешно по улицам круги наматывает.

Надо возвращаться на базу, на разбор полетов.

- Может, перекусим? - подал голос лейтенант.

Водитель остановился, и Иванов, которому в машине сидеть тошно, отправился за едой.

Он зашел в "Макдональдс" и занял очередь. Дети в ней орали как вороны на помойке, и Иванов все никак не мог сосредоточиться, вспомнить, кому что брать. Чизбургер? Гамбургер? Картошку-фри? Кола большая или маленькая? Заказы сослуживцев перемешались в голове.

Дошла его очередь, и он, махнув рукой, заказал:

- Четыре Хэппи-Мила.

- Игрушки мальчикам или девочкам класть? - поинтересовались.

- Мальчикам, - ответил он автоматом, - только разные положите.

Видимо в ближайшей школе закончились уроки, и дети в "Макдональдс" вливались целыми классами.

Иванов, зажав по два пакета в руке, боком стал пробираться к выходу, протискиваясь сквозь очереди, обходя столики, и наткнулся на разыскиваемого.

- Ты что, пальто продал? - мазнул по нему взглядом "Горилла", потом глянул на Хэппи-Милы, - вас что Ивановых, уже четверо?

- Ага... - машинально ответил Иванов.

Тот угрюмо смотрел на офицера. Тонкая водолазка, брючки в обтяжку. Ничего не спрячешь, и эти дурацкие детские обеды в руках.

И пошел "Горилла", расталкивая всех, к прилавку, бормоча:

- Что за город, ну не было же столько идиотов, так они еще и размножаются делением.

- Он в "Макдональдсе"! - нырнул в машину Иванов. - Два выхода, плюс служебный через кухню, детей много.

Лейтенант рванул к ресторану, старший схватился за рацию. Он уже доложился и убежал следом за молодым, а рация все бурчала, что группа захвата давно на другом задании, поскольку старый заказ сами отменили, а к ним, так и быть, пришлют резерв.

Водитель подогнал машину, поставил ее так, чтобы видеть оба выхода.

Вот лейтенант выскочил, неспешно обошел "Макдональдс" и снова зашел внутрь. Старший на крыльце с сигаретой. Минуту спустя старший исчез внутри, а молодой закурил. Вот они разошлись, один - к торговому центру, другой - к универсаму, потом сошлись на остановке маршруток между ними и, постояв, вернулись к машине. Все понятно.

- Не спугнул? - поинтересовался старший у Иванова.

Тот только плечами пожал. Как не спугнул, когда даже поговорил с ним?!

- А он вообще был? - за такой вопрос Иванов мог лейтенанту и по шее дать.

Судя по реву сирены, приближалась группа захвата. Потрепанный жигуль с синей полосой затормозил неподалеку. Резерв оказался парой милиционеров. Один - высокий и мощный майор с папкой в руках. Второй - маленький и худенький старлей щеголял автоматом. Оба заозирались, ища противника.

- Маленький на врага автомат наставит, - пояснил водитель, - а старший ему папкой по голове ка-а-ак даст!

- Разве так можно? - что-то часто стал подавать голос молодой, - они же своими сиренами его наверняка и спугнули и первый раз, и второй.

- Далеко пойдешь, - мрачно похвалил его старший и нажал тангенту рации.

Докладывал он с длинными паузами, долго подбирая слова, о том, что группа захвата сегодня вообще не понадобится.

Дважды за день объект потерять - это вам не фунт изюма! Из тюрьмы сбежал, от них ушел, и Иванова расшифровал дважды. Одно слово, матерый. И ведь опять где-то гуляет - планы вынашивает. Обидно.

Старший вяло оправдывался и одновременно ухитрялся собирать модельки-трансформеры из вложенных в Хэппи-Мил подарков. Крутые трансформеры, настоящие боевые машины с автоматами, вот таких, бессловесных, и присылать бы в группе захвата.

По рации давали злые дурацкие советы: купить очки, перестать по-детски развлекаться, вызывая милицию, и впредь метить наблюдаемого биркой, чтобы не терять в толпе.

На "бирке" Иванов вздрогнул и выскочил из машины.

В "Макдональдсе" ничего не изменилось, орали школьники, как пулеметы трещали кассы. Вот продавщица подняла руку, подзывая клиентов. Он подошел и поинтересовался, где его друг, такой большой и страшный, ему сказали, что он через кухню минут двадцать назад ушел.

Но через кухню, по её словам, никто не уходил. Она еще язвительно заметила, что уже двое подходили, спрашивали про друга, который через кухню ушел, а потом зачем-то туалет проверяли.

"По шаблону работаем", - вздохнул Иванов. Он подождал у туалета, из одной кабинки вышел парень, из другой девушка. Никого. Завершая путь сослуживцев, обошел ресторан и встал у бокового выхода.

Ерунда какая-то вышла. Наверняка, "Горилла" не понял, что за ним следят. За ним и не следили еще. Не успели. Просто он столкнулся с непонятным, а столкнувшись с непонятным, если в розыске, лучше перестраховаться. Именно так он и сделал и сейчас эту непонятку где-нибудь пересиживает.

Все. Фигурант смотался, его служба закончена. А дальше куда? В охрану? В фирму какую? В тридцать с лишним лет с нуля начинать? Если ничего больше не умеешь, кроме как жуликов ловить. А раз умеешь, так лови - приказал он сам себе.

Боковым выходом не пользовались. От ступенек ровный нетронутый снег. Лишь вдоль стены узкая, сантиметров в десять, расхлюпанная от капели полоска, где снег лежал водянистый как студень.

Наклонившись, он глянул на нее под углом, и сразу проступили большие следы, уводящие к...

Распахнулась дверь, с криками высыпали школьники, они побежали по снегу, по дорожке, на бегу лепили и кидали друг в друга снежки. Спустя секунды, все было затоптано.

Иванов стоял на дороге и чуть не плакал. Ему гудели, что-то кричали водители. А он смотрел: справа универсам, слева торговый центр, между ними остановка маршруток. Три пути и ни на одном давно уже нет наблюдаемого с его преступными планами. Везде многолюдно, толчея.

Опермашина пару раз мигнула фарами, призывая вернуться. Иванов отмахнулся от сослуживцев, секунду постоял и пошел в торговый центр.

Он поднялся и прошел насквозь третий последний этаж, на втором пристроился к компании мужиков, незаметно обошел и его. На первом - встал в очередь к обменнику, оттуда осмотрел все и всех. Нет "Потеряшки". Для очистки совести заглянул в химчистку, часовую мастерскую. В зале за игровыми автоматами - одна молодежь, сунулся в подсобку - три таджика переодеваются. Лестница вниз - туалеты. В мужском - только бомж у батареи распластался - кайфует. Дальше - женский. Как туда зайдешь?

В углу ведро и швабра. Схватил ведро: "Я уборщица, - замелькали мысли, - нет, западло! - Бросил ведро. Отломал от швабры палку. - Я - гимнаст? Какой, на фиг, гимнаст?! - но палку оставил. А вот вентиль ржавый... - Все. Я - сантехник! С палкой и вентилем. Иду пробивать и менять. Вызывали? Нет? Все равно иду.

На входе крикнул:

- Дамочки, сантехник! Кто есть, на выход!

Зашел. Никогда не был Иванов в женском туалете. Ничего интересного. Все то же самое. Подошел к умывальникам, вентилем постучал по крану. Пустил воду, закрыл. Потом пошел по кабинкам.

В первой - пусто. Надписи на стенках те же. Во второй "без выигрыша". В третьей - вообще дверцы нет.

В четвертой... только подошел - покашливание деликатное, и Иванов, не задумываясь, рванул дверцу. Мужчина кашлял.

Их взгляды встретились. Невинный офицера и, уже какой-то обреченный, рецидивиста.

- Все, - начал подниматься тот со стульчака, - достал! Хана тебе, третий номер.

В ситуации, когда страшные лапы в татуировках к горлу твоему тянутся, забыл Иванов все, чему в специальной школе много лет назад учили и ударил "Гориллу" вентилем по голове.

Тот рухнул обратно на толчок.

В этот момент соседняя - пятая - дверца открылась, девушка вышла. В шубке короткой, колготочках прозрачных, юбке - выше некуда. Вышла, колготки подтянула, глянула брезгливо:

- Шли бы вы, мальчики, со своими играми в другое место.

И ушла.

Связал Иванов разыскиваемого его же ремнем и потащил к выходу. Тут и молодой со старшим смены подоспели. Положили его на газон в сторонке, мол, мы, как обычно, ни причем, а фигурант сам связался и отдохнуть лег.

Когда вышли по рации на милицейскую волну, третий раз запросив группу захвата, им пообещали, что в течение дня участковый подойдет, но потом все же смилостивились и пару ППС-ников на уазике прислали. В патрульно-постовой службе ребята простые - лежит связанный разыскиваемый, где сказали, и хорошо. Забот меньше.

"Горилла" к тому времени очнулся, и когда его сержанты в машину грузили на всю улицу вопил:

- Иванов! Иванов!! Иванов!!! - а больше ничего сказать не может. Заклинило, бедолагу.

Уже на базе вчетвером ломали голову над сводкой, потом главный полковник вызвал старшего смены, беседовал с ним о чем-то с глазу на глаз. Иванов под дверью встал, в правом кармане рапорт на увольнение, в левом на матпомощь, прислушался - то орут друг на друга начальники, то смеются.

Потом вызвали Иванова. И все как на блюдечке разложили. Объекта обнаружил, снимки сделал - это плюс. Расшифровался - огромный минус. Второй раз обнаружил - огромный плюс. А что расшифровался второй раз - так это вообще что-то невозможное. Третий раз фигуранта нашел - начальство и само не знает плюс это или как? Ну и задержал сам без группы захвата - ладно, плюс. И вот тут уж точно расшифровался. Запутался полковник, пробормотал, что минус на плюс, значит по нулям - иди, работай!

И действительно, расшифровался - не расшифровался... когда "Горилла" снова в свободное плавание выйдет, Иванов уже на пенсии будет расшифрованный сам собой.

Давно все разошлись. В конторе остался лишь дежурный. Бубнил телевизор. Заряжались рации. Иванов закинул злосчастное пальто в гардероб с глаз подальше, а когда переодевался, обнаружил у своего шкафчика четыре подарка из "Макдональдса" и пошел домой, представляя, как обрадуются игрушкам дети. По пути завернул в магазин, купив всё, что утром заказала жена, и добрался до дома за полночь.

Мальчишки спали, и трансформеры он пристроил возле их подушек. Тихо, чтобы не разбудить жену, разделся и лег. Заснуть долго не мог, все перебирал произошедшее с ним сегодня. Хотя чего копаться. День как день. Пусть и не самый удачный.

* * *

Все отсмеялись, а я выскочил в туалет, где, усвоив только что полученные уроки конспирации, старательно записал на мятом клочке от телепрограммы: "Пальто... Горилла... Иванов". После Иванова стояло три восклицательных знака.

Я настолько торопился, что не закрыл дверь, и ко мне сунулся дед. Он пробормотал что-то вроде извинения. Я еще раз перечитал написанное, после чего разорвал бумажку, бросил в унитаз и спустил воду.

Бурлящий водоворот унес её, а я вернулся в комнату, как раз к началу очередного рассказа.

МАТ В ДВА ХОДА

В советское время по вечерам порядочные люди отдыхали. В семье. В восемь ужинали, принимали на грудь грамм двести, в девять смотрели программу "Время". Потом отход ко сну. Возможны варианты: от кефира, до пятисот грамм. Партия допускала. И все равно в 21-00 программа "Время" и в люлю.

Но это порядочные. А за непорядочными пусть милиция смотрит. Она и смотрела. Очередное задание поступило наблюдать за диссидентом. Вообще-то это дело КГБ, но в середине восьмидесятых всяких идеологически нам чуждых щелкоперов расплодилось столько, что "старший брат" не справлялся и изредка тех из них, кто, протестуя, высказывал общеуголовные намерения, скидывал милиции.

И вот, оставив на время убийц, насильников и грабителей, смена упорно таскалась за диссидентом. Тот был спокойным. Листовок не развешивал, митингов не организовывал, коллективное подписание писем протеста не устраивал. Просто ляпнул сдуру в кампании за портвейном "три семерки", что в борьбе за права то ли крымских татар, то ли саратовских немцев он что-нибудь подожжет, "чтоб все знали". Кого точно таким странным образом решил защитить, к утру он и сам, наверно не помнил. Посидел в тесном кругу лучших друзей, и уже на следующий день стал фигурантом разработки.

Комитетчики повертели этого деятеля со всех сторон, проверили по учетам, поговорили с соседями и сослуживцами, скривились, лишили, на всякий случай, обещанной профсоюзом турпоездки в Болгарию за дубленкой, и спихнули его милиции, поскольку, за что тот решил бороться, не ясно, а общеуголовные намерения в виде поджога - высказывал.

Начальник угро, к которому пришла цидуля на этого кадра, пробормотал, что лучшее средство от врага - пуля. Списал патрон и забыл. А от дурака - бумага. И не одна. И, недолго думая, решил установить за ним наружное наблюдение.

В результате крайней оказалась смена наружки. Работали как положено. Опермашина, рации, оружие. Плюс огнетушитель и ведро с песком. На всякий случай.

Хлопот объект не доставлял. Не норовил чуть что рвануть "пятками вперед": не проверялся, в безлюдные переулки не сворачивал, из вагона метро в последний момент не выскакивал, зеркальце, чтобы, выдавливая прыщик, глянуть украдкой, не идет ли кто следом, не доставал. Утром на работу. В обед и вечером по магазинам: поискать, что "выбросили", и с кругом краковской колбасы за два девяносто домой. Хороший фигурант, спокойный. Если бы не одно. В шахматы он играл.

В понедельник в половине восьмого старший смены уже изготовился доложиться, что объекта до дома довели и спать уложили и, испросив добро, убыть на базу, как тот из подъезда нарисовался в домашних тапочках с шахматной доской под мышкой. И в соседнюю парадную шасть!

Этаж и квартиру, в которую он зашел, установили быстро. Связались с дежурным. Сообщили, что подопечный вел себя спокойно, после работы пробежался по магазинам и домой.

- Что купил? - настырничает база. - Спички?

- Холодец.

- Сейчас дома?

- Пошел к соседу в шахматы играть. Разрешите возвращаться?

Дежурный звонит оперативнику, выписавшему задание. У того и так дел выше крыши, а тут еще потенциального пиромана на него повесили. И если за своих "синяков" он легко ответит, то за этого "подкидыша" - случись что - спросят по полной. Чешет опер босую голову и на всякий случай интересуется:

- К соседу пошел? Канистра при нем? Шахматы?! Наблюдать! Вернется - можете сниматься.

И действительно, кто его знает - проиграет фигурант, расстроится, на улицу выйдет, пешками обсыплется и подожжется.

Час прошел, другой. Давно стемнело, лишь окна голубыми огоньками телевизоров горят, потом и они стали гаснуть. Смена в опермашине тихо сатанеет.

Бригадир на переднем сиденье рядом с водителем, сзади двое оперативников: один плотный крепкий, второй - маленький и щуплый, студент-вечерник юридического и боксер-перворазрядник. А вот и не угадали. Студент - крепыш, а боксер в весе "мухи" выступает, потому и комплекции мелкой. Отсюда и их позывные в эфире: "Муха" и "Студент".

- Студент, - с тоской в голосе интересуется бригадир, - сколько обычно в шахматы играют?

- Блиц-партии по пять минут, но он без шахматных часов пошел, тогда играют обычные, часа по полтора. Первая, потом вторая, чтоб отыграться, и разбор.

- Какой разбор?

Дебют, миттельшпиль и эндшпиль. Кто как куда сходил лошадью.

- Вот сволочь, - только и сказал старший. И отправился исправный телефон-автомат искать, звонить домой, что по службе задержится.

В первый день переработка у смены составила четыре часа. И пошло. Во второй день - три часа государству подарили. А в третий - пять.

Уже на второй день студент начал с заднего сиденья поскуливать.

- У меня сегодня семинар... - бросал он в никуда и, спустя пятнадцать минут, добавлял: - Препод сказал, кто на семинар не придет - может и на экзамен не приходить.

- Справку у наблюдаемого возьми, - мрачно посоветовал бригадир.

На следующий вечер не выдержал боксер:

- Разрешите пройтись.

- Зачем?

- Посмотрю подходы к адресу, точки наблюдения намечу, пути отхода...

- До кустов и обратно, - подвел итог старший, - попусту не маячь.

А сам на ботинки свои смотрит. Ему жена вчера сказала: Приходишь третий день за полночь. Громких убийств в городе не было. Брюки сухие, ботинки чистые. Коли бабу на стороне завел - бери свой тревожный чемоданчик и топай к ней.

- Товарищ майор, - настырничает "Муха", - еще неделя, и я на ринге, только сидя на стуле, выступать смогу. Не разогнусь.

И студент ему подпевает:

- Вот поджёг бы он что-нибудь?! Мы бы все потушили, "гласникам" его сдали, пожарные бы приехали и накостыляли ему шлангами...

А тут в темноте наблюдаемый с гордым видом и доской под мышкой шествует к себе.

- База, база... - с облегчением зовет в микрофон рации бригадир.

База отзывается не сразу и сонным голосом дает "добро" сниматься.

Водитель тихонько выезжает со двора и лишь на проспекте давит на газ так, что покрышки визжат.

- Вам хорошо, - жалуется он, крутя руль, - "отписались" и домой. А мне машину сдавать, мыть её, заправлять. А я, между прочим, в области живу. Мне еще от электрички полчаса топать.

На пятый день бригадир не выдержал. Объект программу "Время" не смотрит, политику партии не одобряет, слово, данное собутыльникам, не держит, играет в шахматы. Не наш человек.

- Товарищ майор, - предложил "Муха", - давайте я его встречу.

- Зачем?

- Ну, объясню, что нехорошо так долго в шахматы играть.

Бригадир молчал минут пять. На ботинки глянул, вздохнул.

- Давай, - согласился, - только аккуратно.

"Муха" устремился в подъезд. Там попрыгал, ящик подтащил и, с трудом дотянувшись, обхватил носовым платком и выкрутил лампочку. Ждет.

- Ходим за ним уже неделю, - ноет в машине студент, - ребята серьезными делами занимаются, а мы сачкуем. А если он дома решит табуретку поджечь?

- Пускай жжет, - легко соглашается бригадир, - если не на людях. Это будет его глубоко личное дело, которым занимается не госбезопасность или милиция, а пожарная охрана.

А тот, легок на помине, с шахматами появляется из подъезда.

- Муха, - поднял микрофон рации старший, - встречай объект.

Тот только тангету нажал, мол, понял, встретим.

Шахматист открыл дверь, зашел со света и, ничего не видя, на секунду замер. Он сделал неуверенный шаг вперед, и тут из темноты ударили по доске.

Доска упала с грохотом, рассыпались фигурки. Кто-то, безжалостно наступив на нее, пробежал мимо.

Наблюдаемый показался минут через пять. В одной руке он держал половинки разломанной доски, в другой горсть фигур. Перебрал их на свету, снова вернулся в подъезд, но так чего-то нужного и не нашел, поскольку, то и дело оглядываясь, отправился к себе.

Два дня он вел себя как человек. Смена доводила его до дома, "укладывала спать" и отправлялась на базу. На третий день свет в его окнах погас подозрительно рано. Муха, вздохнув, потрусил на место, на бегу доставая платок.

И точно. Спустя пять минут, игрок с новой шахматной доской раза в два больше вышел из подъезда.

- Объект на подходе, - сообщил по рации бригадир.

В динамике раздался щелчок, означавший - понял, готов.

Шахматист приоткрыл дверь и сразу подался назад. Он засуетился, высмотрел и подобрал с земли здоровую палку.

- Объект взял палку, - прокомментировал в микрофон старший.

Муха вновь нажал тангету и поднялся на несколько ступенек.

Шахматист ворвался в подъезд. Палка была его шпагой, доска - щитом. В темноте, не видя, он сделал несколько яростных выпадов, зацепил перила и, что было силы, замолотил по ним, попутно размахивая доской.

В этот момент Муха спустился и нанес точный удар.

Посыпались фигуры. Вновь хрястнула под ногами шахматная доска.

- Дома сиди, Ботвинник! - выбегая, рявкнул оперативник, чтобы у того не осталось сомнений, что его с кем-то перепутали.

И еще три дня не было у смены лучшего объекта. А на четвертый их перебросили работать за подозреваемым в убийстве. Матерый зэк прошел две школы жизни: общего и усиленного режима и кое-что в том, как выявить наружное наблюдение и от него уйти, понимал.

Обессиленный студент падал на заднее сиденье, с места срывался Муха и даже водителю приходилось покидать руль, чтобы перехватить наблюдаемого и подстраховать товарищей. Смена буквально пролетала, на третий день бандита передали для задержания, когда он, успокоившись, решил перепрятать оружие.

Далее работали за группой квартирных воров, таскаясь за ними по всему району, пока они не выбрали квартиру и на ней же, благодаря "наружке", спалились. Потом был взяточник, любивший назначать встречи клиентам в безлюдных местах, насильник, днями шатавшийся по городу в поисках жертвы... О шахматисте-пиромане никто не вспоминал, не наш профиль.

* * *

Я настолько освоился, что решил подать голос и заметил, что пересиживать на работе противно, но и ломать "предметы культурного досуга" даже не подследственного, а всего лишь разрабатываемого за то, что тот в шахматы допоздна играет, нехорошо.

Что-то я сказал не то. Кто замолчал, кто пожал плечами, мол, нехорошо-то оно нехорошо, но и фигуранту надо совесть иметь. Надо было что-то срочно предпринять и самое лучшее в такой ситуации - поднять тост за офицеров.

И снова пошли разговоры про службу, только я уже не высовывался. В нужных местах поддакивал, сокрушался или смеялся, и, дабы не засветиться, налегал на еду. Но сказка вышла недолгой:

- Кончай жрать, - обратился ко мне один из разведчиков, - скажи, что толку КСП то и дело менять?

- Точно! - рубанул я, - земли навозить, распахать её как следует и делу конец.

Повисла гнетущая тишина.

- Кого распахать? - поинтересовался кто-то.

Отступать было некуда.

- КСП - контрольно-следовую полосу. Чтоб враг не прошел.

И тут один из них поинтересовался: как я оказался в этой компании, из какого я управления: городского, областного или транспортного, или, судя по всему, из министерского главка?

- Да журналист я, - заметил скромно, после чего у присутствующих выражение лица стало такое, словно им принесли долгожданное блюдо, сняли крышку, а под ней свернулась гадюка.

Сразу захотелось распрощаться, что я и сделал. С однокурсником столкнулся на лестнице, еще раз поздравил и, сославшись на дела, заторопился домой. В темном подъезде некстати вспомнился тот шахматист. Не задержавшись, я выскочил и заторопился к метро. На всякий случай срезал дорогу и прошел двором, потом свернул в переулок и когда, запыхавшись, вышел к вестибюлю подземки, наткнулся на деда, явно поджидавшего меня с авоськой в руках.

- Долго шел, - заметил он, - верно дворами кружил?

Я только пожал плечами.

- Ждал тебя, чтобы сказать, ты тост за офицеров поднимал, сам погоны носишь, значит, верю, что не станешь ребяткам за три рубля гонорара службу ломать. - Он помолчал. - Тайны в том, что рассказывали, никакой нет, так, профессиональные баечки. Экая тайна, что встретились в укромном месте рецидивисты Шершавый и Картавый и договорились ларек подломить. На неделю тайны этой, а потом сели Шершавый с Картавым лет на пять размышлять, как это их сразу повязали. Давай-ка пройдемся...

Похоже, лекции в этот день должны были продолжиться. Темой станет - "Вот в наше время"... Редакцию журнала, где я служил, ветераны осаждали. Мы пошли по улице. На перекрестке долго стояли, пока не появился просвет в плотном автомобильном потоке.

- Да, - посетовал дед, вот в наше время... Окраина здесь была, машина проедет - оглянутся, взглядом проводят.

- Как же следили?

- Так и следили, на своих двоих. Разве велосипед начальник выделит.

- А если преступник в машину сядет, как филеру следить?

- В какую машину? Частников-то не было. Такси - редкость. Только если в кузов грузовика запрыгнет, так и ты следом, как попутчик. Еще и поболтаешь о чем-нибудь. Только вот филер, слежка - слова не совсем наши. Сексот, топтун... Истрепали их. Смысл убили. Внушали людям, что чуть ли не стыдно это. А чего постыдного, если фигуранты сплошь бандиты и убийцы, и дела за ними сплошь тяжкие?

- Ну а шахматист этот несчастный, там-то что тяжкого? И как вас называть тогда, если не филерами?

- Называй "наружкой", ну а что до того случая... конечно неправильно... просто обидно ребятам было, что их на ерунду бросили, да еще и перерабатывать каждый день по нескольку часов приходилось. Думаю, шахматист этот и госбезопасности был не нужен, "пустышка", а реагировать как-то надо, вот его нам и отписали. Что ж до тяжести этой, то в разные времена она по-разному и измерялась.

- У вас какое самое серьезное дело было? - поинтересовался я, предвкушая какую-нибудь кровавую историю про Чикатило или банду "Черная кошка".

- У меня... - старик помолчал, - у меня самое тяжкое было, когда кладовщики крупу с базы килограммами выносили.

КИЛОГРАММ КРУПЫ

В первую блокадную зиму девять разведчиков из немногочисленного состава ленинградской "наружки" умерли от голода и ран. Когда очередное КСП разбомбили, новую "кукушку" оборудовали в нарушение всех правил конспирации в здании на Дворцовой площади, где располагалось и главное управление милиции. Здесь и жили. Так проще, и Нева рядом. На саночках воду привезли, кипяточек сделали и сели у печки слушать очередное задание. Начальник краток:

- На барахолках спекулируют продуктами. Задержание торговцев толку не дает. Надо выходить на посредников, взять адреса.

Вот и весь инструктаж. Молодой разведчик толкнул задремавшего не задремавшего, скорее впавшего в короткое забытье коллегу. Тот вопросительно глянул.

- По рынкам сегодня, за барыгами...

Дальше одеваться: пальто на себя. Еще одно. Ремнем, шарфом или веревкой перепоясаться. На ноги несколько носков и еще газетами обернуть. Валенки. Галоши нельзя - скрип выдаст. Лицо и руки жиром смазать, чтобы не отморозить.

Друг на друга посмотрели - серая кожа на лицах будто приросла к черепу, глаза запали, нос острый, рот огромный с сухими потрескавшимися губами - ленинградцы. И пошли.

Идет молодой разведчик с Дворцовой через арку Генштаба на Невский проспект. Проспект сугробами завален. Первые этажи, где магазины были, мешками с песком заложены, выше из форточек трубы буржуек торчат. Некоторые дома от взрыва бомбы или снаряда разворотило, стоят словно раскрытые - обои, мебель, зеркало на стене висит.

У булочной очередь, стоят, обхватив локти впереди стоящего, прижавшись к нему. С трех часов ночи очередь занимают. Вот очередная пятерка в магазин зашла. Вышедшие по домам торопятся, идут, пайку к себе прижимая.

В снегу тропинки протоптаны, по ним кто на санках пару досок от разобранного забора везет, кто воду от проруби, а кто примотанного покойника. У гостиного двора несколько месяцев назад человек упал, поднятую руку снегом заметало, пока она не исчезла в сугробе, с тех пор тропинка делает петлю в том месте.

Надпись на стене. "Граждане! Эта сторона улицы наиболее опасна при артобстреле". Надо перейти. Любит немец неожиданно выстрелить.

От гостиного по Садовой направо. Сколько еще идти? В мирное время минут десять, теперь не меньше получаса. Потихоньку, экономя силы, до площади, где толчется народ. Все, пришел, работаем.

На толкучке деньги не в ходу, больше натуральный обмен. Печка-буржуйка, санки, валенки. На что меняют? Золото, антиквариат и, главное, продукты.

- Вот замотанный так, что и лица не увидишь, старик что-то темное в банке протягивает и бормочет:

- Земля с бадаевских, земля с бадаевских... - повторяет как заклинание.

В первые дни блокады немцы бадаевские продовольственные склады разбомбили. От пожара тонны сахара расплавились и в землю вытекли, копают теперь сладкую землицу, в кипятке заваривают.

Вот, по лицу не понять, молодая женщина или старушка колечко на виду держит. Маленькое колечко, обручальное. За такое разве пайку дадут или могилу на кладбище выдолбят.

Идет между торгующими разведчик, смотрит, что продают или меняют, слушает разговоры.

- ... умерли у них трое, на Пискаревское отвезли, а карточки остались, до конца месяца можно хлеб получать. Теперь выживут...

... слышь, а на фронте хлеб от пуза, да суп с мясом... убьют так разом, все лучше, чем от голода доходить...

... плащ у него темный и сумка противогазная, крупу приносил и хлеб, у меня с "до войны" шкурка песцовая, на крупу бы ребенку сменяла...

Холодно как. Вот мужик в тулупе о чем-то с девушкой договаривается. Толстый мужик или просто надел на себя все, что дома было? И валенки у него хорошие. Рядом столб, привалился разведчик к нему, словно отдыхает.

Забрал мужик у девушки несколько пачек папирос. Довоенные! Получила она что-то в тряпку завернутое, в одном месте ткань съехала - мясо! Похоже, конины кусок. Повезло тебе девчонка!

Передохнул, оторвался разведчик от столба, снова через рынок бредет. Какой-то очкарик книги предлагает, у ног стопка целая. Да кто ж их купит теперь? На что их поменяешь? Жгут книги, чтобы согреться. А вот у женщины дурында - спрессованный после отжима масла подсолнечный жмых, это вещь, у нее и покупателей уже двое.

А это что за пара? Стоп! Женщина, которая говорила, что у нее шкурка песцовая и мужчина - черный плащ и противогазная сумка через плечо. Уже сговорились. Шкурка - лапки в стороны торчат - мужику перешла, а в ответ, из-под полы пальто, плотно набитый пакет. Сразу распрощались, и пошел мужик с рынка. Что в пакете? Крупа? Или какой товар на обмен? Пойти узнать у женщины, что взяла - объект упустишь, вон почесал, как сытый.

Разведчик, старясь не отставать, двинулся следом. Была еще одна причина, по которой он пошел за ним. Изо рта незнакомца при дыхании пар шел.

Назад по Садовой к Невскому. По тропинке между сугробами, еще надо двоих-троих между собой и наблюдаемым держать. Только что же он идет так быстро?! День-то зимний короткий, стемнеет, и потеряешь фигуранта. Хорошо, что остановился перед проспектом, видимо решает, куда дальше идти. Ну а разведчику передохнуть пора, метров пятьсот ведь прошли. Прислонился к стеночке. Окна заделаны, а вывеска осталась - "ресторан". Ух-ты! Вот после войны завалиться сюда, да заказать сразу первое, второе и третье, а хлеб на столе без счета - бери, сколько хочешь.

Скрутило разведчика, сунул руку в пальто, во внутреннем кармане довесочек к хлебу лежит. Утром, пока инструктаж слушал, подсушил его на печке. Отломил половинку, в рот под язык положил. Вторую загадал съесть, когда адрес снимет.

Фигурант постоял на перекрестке и налево повернул в начало Невского, а разведчик следом, да угол срезал, метров на двадцать путь себе сократил. Обогнал. В кармане кусок мела лежит. Когда наблюдаемый мимо проходил, чиркнул незаметно по рукаву. Теперь и в сумерки его не потеряешь. А черта на рукаве - сколько домов разрушено, подумает, зацепил где-то штукатурку, обычное дело.

Он и не заметил ничего, подумаешь, еще одного доходягу обогнал. Только все равно, на всякий случай, сменить облик надо. Достал разведчик мешок, понес перед собой. Так несут, если что ценное в нем, еда. Теперь если кто и глянет, то не на него, а на мешок. А в нем скомканная бумага да пара тряпок.

Быстро идет наблюдаемый, не может блокадник так ходить. Хорошо тропки узкие, не разбежишься, только бы недалеко за ним топать, а то сил не хватит. Пока тропка по проспекту между сугробов петляет, свернул разведчик в проходной двор. В доме до революции кондитерская Вольфа и Беранже была, Пушкин сюда захаживал, Лермонтов. Пирожные ели. Если выйти на Герцена и фигуранта не окажется, надо назад к Мойке идти или проходным на Гоголя. Да нет, вот он с противогазной сумкой на боку, двух женщин обошел, что саночки с водой тянут.

Прошли Невский. Куда дальше? В Александровский сад, налево к Гороховой, направо к Неве? Направо? На мост? Как же по мосту-то идти? В холод на открытом ветру. На него - в горочку подниматься надо. Подождал разведчик, когда тот на мост выйдет, и спустился на лед. Здесь по дорожкам люди, как муравьи, что-то несут, тянут. Прорубь в стороне, вокруг лед с воды расплесканной намерз, к ней теперь только ползком подберешься.

На Неве корабли стоят. Охраняют их, чтобы никто не приблизился, не узнал, где какой. Глупо. Все ленинградцы знают. И словно в подтверждение слева за мостом сверкнул огонь, грохот раздался. Крейсер Киров там. Получите, фашисты, подарок от Кирова!

Широка Нева. На набережную вровень с наблюдаемым пришел. Куда дальше? Только бы не на Петроградскую, тогда еще один мост переходить.

На Васильевский остров пошел, мимо зоологического музея, университета, академии художеств. В зоологическом музее животных лишь чучела, интересно, как в зоопарке живыми распорядились? В городе давно ни кошек, ни собак, голубей и то переловили.

Вот мужик направо свернул, на линии. Сколько же еще идти? А ведь он к Андреевскому рынку идет - понял разведчик.

На Андреевском народу поменьше, чем на Сенном, вот он у женщины золотой браслет взял, на руках покачал, словно взвесил и в карман опустил. Повернулся так, чтобы из толпы его не видели, противогазную сумку расстегнул и достал буханку хлеба.

Все. Не зря за ним разведчик топал, в голодном городе не пайку - буханку не отдаст никто, да и не может ее просто на руках быть. И с рынка он не ушел, прошелся дальше между торгующих. С каким-то мужчиной сошелся. Часы у него взял, видно, что большие, карманные на цепочке. Что-то отдал. И сразу с рынка двинул.

Разведчик к мужчине подошел.

- Что? Что он тебе продал?

Тот молчит, лицо серое, руки перед собой скрестил и прижал что-то - думает, добытое отнять хотят.

- Скажи, что выменял? - Разведчик смотрит вслед наблюдаемому, а тот уходит все дальше. - Скажи что, и я уйду!

- Лярд, две пачки.

Не догнать! Фигурант прибавил ходу, идет от Большого проспекта к Среднему, видно, что торопится. Вечереет быстро. Сумерки. Вот его уже и не видно, вроде пальто с белой чертой мелькнуло. Разведчик идет следом, одной рукой на стену дома опирается, чтобы не упасть. Упадешь - пока поднимешься, уйдет объект. На глазах слезы и еще злость, когда сил уже нет, на злости идешь за тем, кто жирует, когда народ с голоду подыхает.

Вот фигурант у двери подъезда остановился, огляделся внимательно. Да где же ему к стене прижавшегося разведчика увидеть, который сам давно как тень.

Хлопнула дверь. Понял разведчик, что не зайти ему следом, нет сил дверь открыть. Он еще постоял, остаток хлебного довеска под язык положил и побрел на "кукушку".

Пляшет в открытой дверце огонек, сидит разведчик, руки к теплу протянул. Глаза закрыты. В черном репродукторе на стене метроном стучит, убаюкивает.

Хорошо ему. Обед его дождался - на тарелке кружок каши манной, пусть и на воде, чай горячий. Теперь хочется одного - лечь и спать. И словно из сна этого докладывает:

- Крупу реализовывал. Развешана по мешочкам. Хлеб в буханках, лярд в пачках. Менял на меха и золото. Сначала на Сенном рынке, потом на Андреевском. Там на Васильевском и живет, на седьмой линии, дом взял, дальше не смог.

Начальник у той же печки присел. Выслушал все. Оглядел свое войско. Кто с линии пришел - отдыхает. Одна разведчица взгляд его поймала.

- Тася, сходи.

У Таси паечка осталась. Хлеб на буржуйке подсушенный. Он так-то сырой, а полежит, вкус появляется.

До Васильевского недалеко. Через площадь и мост. Только лучше по льду. Адрес есть, можно напрямик пройти. У закрытой булочной очереди нет - хлеба сегодня уже не будет. У дверей только подросток скукожился, стоит, ждет неизвестно чего. Руки в рукавах под мышками зажаты, голова в воротник втянута.

Тася остановилась, дотронулась до плеча. Подросток не сразу поднял голову. Лицо худенькое, а глаза большие, как птенец.

- Мальчик, помоги дом найти.

- Тетенька я боюсь, я очередь маме с вечера занял.

- Мальчик не бойся. Я тебе хлеба дам. Найдем дом, и сразу вернешься.

Страшно мальчику. Тася кусок хлеба достала, сразу детская рука за ним потянулась. Подождала, пока мальчик хлеб съест, взяла его за руку и повела.

Вот нужный дом, двумя руками за дверь потянула, открыла. Лестница широкая, перила красивые, узорчатые, вверху между этажами широкое окно, стекло взрывом выбито.

Первый этаж высокий, две квартиры на площадке, та, что слева - не заперта. Разведчица постучала, никто не ответил, и они зашли. В коридоре темно, Дверь в комнату открыла, достала фонарик. Зажужжала динамо-машинка, на несколько секунд тусклый свет выхватил угол, и сразу Тася сунула фонарик в карман и вышла.

- Не ходи! - сказала она стоявшему в коридоре мальчику.

- У нас тоже мертвых на первый этаж несут, - помолчав, сказал мальчик, - потом машина за ними приезжает.

Они поднялись на второй этаж. В первой квартире стучали, пока дверь не приоткрылась на ширину наброшенной цепочки.

- Здравствуйте! Вплотную приблизилась к двери Тася, - у нас дом разбомбили, где-то здесь сестра должна с мужем жить. Он не на фронте.

Видно, что за цепочкой стоит женщина, внимательно слушает.

- Можно у вас золото на хлеб сменять?

- Нет у нас хлеба, - ответила женщина и дверь закрылась.

Больше на этаже жилых квартир нет. Поднялись выше.

- На верхнем мужчина живет, - подсказал им в одной из квартир закутанный в тряпье старик, - не на фронте, где-то здесь подъедается.

- Не знаете, кем он работает? У сестры муж интендант...

- Не знаю, не знаю, наверх идите...

На верхней площадке встали перед обитой дверью - наверное эта. Тася мальчику руку на плечо положила, к себе притянула, негромко постучала.

Открыли почти сразу. В дверь пахнуло теплом, на пороге стоял мужчина, одетый в брюки и военный китель без знаков различия, лицо не истощенное, смотрит настороженно.

- Здравствуйте! - прижала Тася к себе мальчика, - у нас дом разбомбили, двоюродную сестру ищем, её Зина зовут, где-то здесь должна жить.

- Не знаю никакую Зину! - рявкнул он и хлопнул дверью.

Разведчица с мальчиком спустились на улицу.

- Мы дальше будем вашу сестру искать? - спросил мальчик.

- Нет. Нашли. Давай я тебя до магазина доведу, а то тебя мама может уже ищет. На-ка вот, возьми... - Тася протянула мальчику кусочек хлеба, - больше один у магазина не стой. Опасно...

То и дело откладывая карандаш и пытаясь согреть пальцы, милиционер под диктовку писал протокол: "Изъято: отрезы ткани - двенадцать, шкурки каракулевые - семь свертков по десять штук, часы золотые с репетиром - четыре карманных, пять часов золотых наручных, кольца золотые... сберкнижки... Хлеб в буханках в количестве... - милиционер считает их в ровных рядах, и голова начинает кружиться от голода. Сзади раздается глухой удар - понятая в обморок упала.

Милиционер посмотрел на сидящего с равнодушным видом на стуле арестованного, и рука сама потянулась к кобуре с револьвером.

- Пиши! - с нажимом повторил следователь, - тушенки семьдесят две банки, шпиг...

По Неве шел лед, накануне вода уже очистилась, но с утра льдины снова заполнили воду от берега до берега и, наезжая одна на другую, неслись к заливу.

День выпал ясный. Разведчик службы наружного наблюдения, возвращаясь с задания, остановился на набережной и так и стоял, подставив лицо солнцу. Он и не заметил, как сзади подошел сослуживец.

- Греешься? Сообщили, что по твоим фигурантам суд был.

- Быстро.

- Так время военное. В отделе торговли исполкома орудовали, продталоны, подлежащие уничтожению, похищали, потом в магазинах через директоров отоваривали.

- И что? - разведчик и глаз не открывает, так приятно на солнышке стоять.

- Директоров к расстрелу, исполкомским по десять лет. Ладно, ты лучше на "кукушку" иди, там один из наших, еще осенью пропавший - нашелся. Его, оказывается, прямо на улице патруль задержал: молодой, здоровый, почему не на фронте? И ничего не скажешь - конспирация. На сборный пункт доставили, он там, мол, позвоните по такому-то номеру, вам объяснят. А ему "Смирно!", винтовку в руки и на фронт! С орденом приехал.

Они засмеялись.

Подошедший разведчик размотал башлык, открыл лицо и тоже подставил солнцу.

- Пережили зиму. Теперь будем жить. Пополнение наберут, огород посадим, а там глядишь, война закончится. Ты куда сейчас?

- На "кукушку".

- А я на задание.

Они еще постояли немного и разошлись.

Во вторую зиму блокады на службу в милицейскую разведку приняли восемь человек. Семеро разведчиков умерло.

* * *

Может потому, что я настроен был на какой-нибудь криминальный ужастик, рассказ деда меня не впечатлил.

- Директора и начальники - понятно, - согласился я, - а какая-нибудь продавщица или повариха. Ей о своих детях думать надо, да еще родственники через нее, наверняка, подкармливались. Ну, вынесла с базы или магазина килограмм крупы.

- Вот-вот, самое время подкормиться, люди от голода с ног падают, а у нее колец столько, что пальцев не видно. Килограмм... Значит десятки свои граммы по карточкам не получили. И у них дома тоже дети голодные. Думаешь, блокаду сняли для этих хапуг, что-нибудь изменилось? Вскоре после войны вели мы одного такого деятеля, что о детях думал. Каждую неделю на могилку дочери приезжал, все поправлял её, холмик ровнял. Потом постоит, слезу утрет и домой. Я, по молодости, отворачивался, смотреть стеснялся, пока меня старший смены мордой не ткнул. "Чего это он её ровняет и ровняет, а цветов нет, голая земля?" Копнули могилку, а он в холмике золотишко прятал. Спрячет, слезу смахнет и дальше на промысел.

- А вы за ним, - подхватил я, - под задержание его передали и за следующим. И так бесконечно. Все равно, что головы Змею-горынычу рубить.

- Работа такая, - вроде как согласился дед, - только многие с лейтенантов до высоких чинов в кабинете с бумажками сидят и тот же криминал только по телевизору в новостях видят. Наша служба из немногих, где дела на твоих глазах реализацией заканчиваются. И знаешь, что всю преступную цепочку распутали и выволокли благодаря тому, что ты незаметно что-то узнал, за кем-то проследил, кого-то сфотографировал. Так смысл и в жизни, и в службе есть - а это великое дело. Если в жизни смысла нет - то спиваются люди или начинают искать то, чего нет.

Мимо нас тек равнодушный людской поток. Старик задумался, словно вспоминая еще что-то, но рассказывать больше ничего не стал.

- Ты не обижай ребятишек, - попросил он еще раз, - им служить выпало, когда всякая нечисть, не прячась, жирует. Они за тайны свои сейчас переживают, только не знают, что главный государственный секрет они сами.

Он сказал это и исчез. Никакой чертовщины не было, старик просто отступил на шаг и растворился в толпе.

На следующий день в институте я безуспешно выпытывал у приятеля подробности какой-нибудь значимой операции. Молчание его было чугунным.

- Давай так, - убеждал я, - чтобы не раскрывать ваших секретов, напишу, что снится тебе, как ты следишь, прыгаешь за наблюдаемым из трамвая в автобус, из метро в электричку, ты бежишь за ним, и вдруг он оборачивается, смотрит тебе в глаза, и ты просыпаешься в холодном поту...

- В каком ещё поту?! Набегаешься за день так, что голову до подушки не донести! - Не выдержал он. - Дай лучше конспект перекатать, а то экзамен завалю и тогда точно в холодном поту буду.

Copyright (c) "Русский переплет"