Романы и повести
15 апреля 2024 г.

Ночью старый город пуст. Слепые окна. По мостовой идет девочка. За спиной рюкзак, сжатые кулачки спрятаны в рукава куртки. Дрожат колени. Холодно. Дождя нет, но брусчатка мокрая.

Двери заперты. В старом городе никто не живет. Опущены ставни. Кафе. Конторы. Магазины. Закрыты до утра.

Днем откроются двери. Выставят плакаты: «Мы ждем вас!». «Только у нас!». Или просто и сухо: «Открыто». Сейчас никого. Только девочка идет, трогая двери.

И вспоминает сон. Как ее разбудили. Мама в пальто, надетом на ночную рубашку. Рука прижата к животу. Говорит, кривясь от боли:

– Попроси в школе дополнительное питание… Отдай соседке за еду цепочку и крестик из шкатулки. Держи телефон – я тебе позвоню… В синей тетради адрес бабушки… Папа вернется, дождись его…

Сонная девочка кивала. На табурете толстый фельдшер в белом халате с отекшим словно заспанным лицом. На коленях оранжевый чемоданчик.

– Поторопитесь, женщина! – зевнул он, – а то не довезем.

Мама сунула ей в рюкзак банковскую карту, написала четыре цифры на ладошке. Поцеловала в голову. Охнула, согнулась и пошла к выходу.

– Больница в старом городе, – оглянулся в двери фельдшер.

Девочка кивнула и снова заснула. Спала сколько хотела, словно в каникулы или выходные. Проснулась. Взяла мамин телефон. И заигралась… В школе начался первый урок.

Девочка вскочила. Умыться. Заплести косу. Самой! Неаккуратная коса торчала влево, юбка и блузка перекошены вправо.

Маленькая стрелка настенных часов неумолимо ползла к десяти.

Бросила в рюкзак учебники. Пока умывалась, начался второй урок. И она решила не торопиться. Все равно опоздала.

На мамином столике отодвинула букет цветов в вазе. Открыла флакон духов. Маленький, который в глубине и только на праздник. Мама нюхала их и загадочно улыбалась, смачивала подушку пальца и трогала себя за ушами. От папиных духов с работы пахло грубо и резко, здесь же аромат едва уловим.

Она перевернула флакон, приложив к горлышку палец. Духи пролились. Девочка ожесточенно терла пальцем по лбу, за ушами, по шее. Пыталась понюхать себя. Поворачивая нос то к правому, то к левому уху. Голова вертелась, уши убегали.

Перешла на кухню. Нашла в холодильнике сосиску. Отрезала хлеб. Кусок вышел тонким вверху и толстым снизу. Вспомнила, что не закрыла флакон и побежала в комнату.

И когда она, бегая, решила в школу не идти, в дверь позвонили. До-о-олгим звонком. Кто-то нажал на кнопку и не отпускал ее.

«Из школы! – испугалась девочка. – Узнали, что я не только прогуляла урок, но и решила не идти!»

Незапертая дверь распахнулась, в квартиру вбежали трое мужчин. Заглянули в кухню и ванную. И обступили девочку.

– Папка с мамкой где? – спросил главный, схватив ее за плечо рукой без двух пальцев. – Долги собираются отдавать?

«Как хорошо, они не из школы», – подумала девочка.

– Чего молчишь? Язык проглотила? – прохрипел широкий как комод крепыш.

– Мама в больнице, папа на войне, – вздохнула девочка.

Мужчины захохотали. Девочка решила, что удачно пошутила и тоже засмеялась. Главарь смахнул слезу трехпалой рукой.

– Хоть бы раз кто правду сказал, – мотал он головой, – куда не придешь, жалобят и детей вперед пихают. Не бойся меня. Я тебе даже козу не могу сделать! – показал он искалеченную руку. – скажи, где они работают?

Девочка подумала.

– Папа придумывает духи. Приходит каждый раз с новым запахом, маме они не нравятся. Она ругается и зовет его клумбой. Мама днем ходит по полям, собирает цветы, вечером приносит букеты и говорит папе, что это настоящий запах, а папа говорит, что цветы, если каждый день – веники.

– Чтоб я так жил! – восхитился третий, тощий с острыми напоминающими кастет перстнями на пальцах. – Кредитов набрать и цветочки нюхать.

– Значит, батя парфюмер, а мамке, пока он с духами химичит, кто-то букеты дарит. Иди туда, где они прячутся, отдай «требование». Мы поселимся здесь, пока не заплатят.

Трехпалый протянул спрятанный в полиэтилен лист бумаги.

– Мы не злые, мы справедливые, – пояснил «комод», выгребая из маминой шкатулки цепочку и крестик.

– Выбьем бабло, и больше нас не увидят! – пообещал тощий, повертел мамин телефон и спрятал в карман.

– Соберем долги, – мечтательно вздохнул главарь, засовывая в рот холодную сосиску, – в полдень пробьют часы на башне. Откроют ворота вокзала и подадут поезд. Наконец-то уедем. Туда, где настоящие дела, а не долговой мусор. Иди, девочка! Без родителей и денег не возвращайся…

И выставил ее за дверь. Девочка пошла в школу. Подходя к ней, посмотрела на мост. В старый город шли люди. Многие с чемоданами и сумками. Из детского сада цепочкой по двое вели детей. Девочка вздохнула и повернула к школе.

«Домашнее задание!» – вспомнила она, взявшись за ручку двери и хотела вернуться.

Но дежурная учительница потянула дверь на себя, дверь втащила упиравшуюся девочку в пустой холл.

Учительница внимательно посмотрела на нее, потом на часы.

– У тебя есть справка от врача или записка от мамы?

Девочка молчала.

– Тогда к завучу.

Завуч – толстая тетка с прической-пирамидой на голове – сидела в тесном заставленном кабинете на втором этаже. На столе дымилась чашка с кофе. Руку опустила в открытый ящик.

Она недовольно посмотрела на них, вынула руку и прикрыла ящик.

Рядом с чашкой сахарница без крышки с торчащей ложкой. Девочка втянула воздух, словно нюхала духи, и сглотнула.

– Почему опоздала? – завуч раздула ноздри и тоже принюхалась.

– Маму увезли в больницу, я проспала, потом пришли бандиты, все украли и выгнали меня из дома.

– Надо же! – покачала головой завуч. И прическа-пирамида осуждающе покачалась. – Какие страшные истории случаются с теми, кто прогуливает. Хитрая девочка. Шастала утром по старому городу, сочинила все это и пришла на последний урок. Кто заплетал косу? Папа? Что мама сказала утром? Наверное, велела не опаздывать?

– Чтобы я взяла у вас дополнительное питание.

– Наглость – второе счастье! – завуч животом прижала ящик и снова поводила носом, – поливать дочь французскими духами и требовать дополнительное питание.

– А первое? – поинтересовалась девочка.

– Что первое?

– Первое счастье – какое?

– Не морочь мне голову! – разозлилась завуч. – Вызываю родителей. Где они работают?

– Папа парфюмер! – вспомнила девочка трудное слово, – мама днем в поле собирает цветы, чтобы вечером принести букет. Но сейчас папа на войне, мама в больнице.

Завуч достала из шкафа журнал. Задержалась на оценках девочки и нахмурилась. Пролистала до последней страницы, на которой записывали данные родителей.

– Он работает на автомойке, в химчистке машин. Мама продает цветы в ларьке. Как вы достали своими фантазиями. Не выдержу и уеду отсюда. Если она в больнице, тебя сдадим в опеку. Сиди, никуда не уходи.

Завуч вышла, плотно закрыв дверь.

Девочка посмотрела на чашку с кофе. На дверь. Открыла ящик стола. На листе с чьей-то контрольной с подчеркнутыми красной пастой ошибками лежал бутерброд. Ветчина и сыр на куске хлеба, сверху зеленая веточка петрушки.

«Дополнительное питание», – догадалась она и взяла бутерброд. Отпила кофе из чашки. Кофе горький. Она бросила три ложки сахара, подумала, и бросила еще две, размешала. Подтянула раскрытый журнал и вырвала страницу. Допила кофе. Схватила рюкзак и с недоеденным бутербродом в руке сбежала по лестнице.

Школу от дороги закрывал кустарник. Девочка с бутербродом встала за ним.

На крыльцо выбежали физрук в спортивной форме со свистком на груди и завуч.

– Ищи мерзавку! Беги направо! – взвизгнула завуч. Физрук засвистел и побежал направо вокруг школы. Завуч пошла влево, тяжело нагибаясь и заглядывая под скамейки.

«Наверное, это ее дополнительное питание», – подумала девочка, лихорадочно доедая ветчину. Остатки запихала пальцами в рот и с раздутыми как у хомяка щеками присела за кустом. На корточках, гусиным шагом отошла от школы. За углом вскочила и побежала. В каком-то дворе переоделась. Вывернула наизнанку черные куртку и юбку. Переоделась наоборот. Переплела косу в две косички.

Теперь у нее коричневые куртка и юбка. Некрасиво – зато никто не узнает. И косички две. Она спряталась. Девочка перебежала мост и оказалась в старом городе.

Сразу кончился асфальт. Булыжная мостовая, на которую не поставишь ровно ногу. Узкие улицы. Невысокие дома плечом к плечу. Острые крыши словно зубы дракона, а вот и сам дракон. Спрятался за домиком на детской площадке.

По улицам шли люди. Веселые и беспечные. Заходили в магазины, садились за столики в кафе. Словно чего-то ждали. Многие с вещами. Чемоданы, катясь по булыжной мостовой, грохотали и подпрыгивали.

Девочка вышла на заставленную ларьками площадь. В центре белая башня с часами, под отвалившейся штукатуркой красные словно подъеденные кирпичи. Вода била из позеленевшей чаши питьевого фонтанчика.

Людей много и здесь. Они пили воду, что-то покупали в ларьках. Старик присел на чемодан. Женщина расстегнула кофту и кормила ребенка. Недовольно сквозь толпу пробирался делового вида мужчина в строгом костюме с портфелем в руках.

– Снимок на память! – суетился фотограф с камерой. – Память о прошедшем. Уезжающим скидка.

Все поглядывали на часы на башне. Маленькая стрелка показывала на небо, большая подползала к ней. Вот она закрыла маленькую.

– Бом-м-м… – протяжно пробили часы.

Все на мгновение замерли. Подскочил старик с чемодана. Женщина оторвала от груди сразу захныкавшего ребенка и застегнула кофту. Люди заторопились. Схватили сумки и побежали. Толпа утекала с площади в улицы словно вода из озера по каналам.

– Бом-м-м… – били в спину часы.

Девочка бежала, боясь отстать. Спотыкалась, налетая на сумки. Рюкзак за спиной мотало из стороны в сторону.

– Бом-м-м…

Военный в камуфляже с рядом значков на груди вывел из переулка строй.

– Левой! Левой! – командовал он, размахивая мегафоном.

Толпа несла ее по улице, поворот, еще один, и все уперлись в решетку с высокими воротами. За ней вокзал. На пути остановился поезд.

Служащий в железнодорожной фуражке отпирал висячий замок.

Толпа обступила его, напирая. Подходили люди с чемоданами, сумками и рюкзаками. Нарядные и просто одетые. Толкались, старались протиснуться ближе, вставали на цыпочки, заглядывая через ограду.

Служащий ковырялся в замке огромным ключом и бормотал:

– Все уедут! На этот поезд всегда есть билеты.

Открылись ворота. Машинист высунулся в окно локомотива и смотрел, как садятся пассажиры. У него усталое лицо. Фуражка набекрень, усы повисли. Каждый день он надеется, что пассажиров не будет. Тогда можно оставить поезд на вокзале и уйти домой. Но платформа всегда полна. А дочка, если она у него есть, стоит за оградой и смотрит, как папа каждый день уезжает.

Пассажиры расселись, махали кому-то из окон.

Девочка вспомнила, как они втроем бежали к вокзалу. Провожали папу. Папа не в трусах и майке, как дома. Не в спортивных штанах и растянутой куртке, в которых ходил на работу. Необмятая военная форма. Огромная камуфляжная сумка в правой руке. Левой он держал за руку девочку. И мама держала ее за руку. Они бежали, когда девочка отставала, поднимали ее над дорогой, и она словно летела. В спину били часы.

У закрытых ворот вокзала папа гладил ее по голове и говорил маме:

– Немного заплати долги, остальное – на жизнь… А ты, когда вернусь, научись сама заплетать косички и шнуровать ботинки… Надо ехать, иначе проторчим здесь всю жизнь…

Он поднял ее на руки. От него пахло духами, не нежными как от мамы, а грубыми. Наверное, те самые мужские духи, которые он придумал. Папа долго махал им рукой из поезда, как сейчас машут кому-то рассевшиеся в вагонах пассажиры.

Загудел тепловоз. Поезд тронулся. Застучали колеса. Поезд свернул на виадук, переехал ров на окраине старого города и исчез. Семафор зажегся красным. Железнодорожник вышел и запер ворота.

Девочка вздохнула и пошла обратно в город.

Только что опустевший он снова был полон людей. Пробежал мужчина в костюме с портфелем в руках, галстук сбился набок. Воспитательница, подгоняя криками, вела детей на площадку. Студенты колледжа сосали энергетики, набираясь сил перед лекциями. Хвастались татуировками и телефонами. Стояли в очереди за сосисками.

«Магазин открыт»… «Новые поступления»… «Бесплатная юридическая помощь»… – зазывала прохожих реклама.

Девочка зашла в книжную лавку.

Продавец – толстяк в вязаном жилете – дремал в кресле, приоткрыл глаз, мельком глянул на нее.

Девочка прошлась вдоль рядов книг. Провела пальцем по корешкам. Стряхнула пыль и чихнула.

Продавец открыл глаза и удивленно посмотрел на нее.

– Дай руку! – потребовал он, дотронулся до ее ладони и вскрикнул: – Теплая! Ты ошиблась дверью! – потянулся он, – игрушки в доме напротив. Слева и справа продают гаджеты. Какое гадкое слово – гаджеты. Слева телефоны, а справа можно купить шлем. Надеть его и погрузиться в другой мир. Или робота. К ним завезли игрушечных девочек. Они развлекаются. Нажимают на кнопки, крутят джойстиком, и роботы-девочки заходят ко мне. Просят энциклопедию хороших манер, потом задирают юбку и ругаются матом. И убегают. А я сижу и за день не продаю ни одной книги. Тайком торгую сигаретами. С ними забываешь все горести. Словно уехал. Ты зашла за сигаретой? Первая бесплатно. Бери, а то студенты на перемене расхватают.

– Мне нужна газировка и булочка.

– Странная девочка. Здесь нет газировки и булочек. Хочешь, подарю детскую книжку?

– Я еще плохо читаю, мне мама иногда на ночь сказки рассказывает. Купите учебники.

Девочка достала из рюкзака толстую стопку.

– Никто не покупает книги. – пожаловался продавец. – Все хотят их продать. И они не твои, школьные.

– Они мои. В школе их мне дали…

Букинист молчал. Девочка вздохнула и заговорила, убежденно глядя ему в глаза:

– Я хорошо училась, меня сразу перевели в следующий класс, мне они больше не нужны.

– Ты ловко врешь, я дам тебе сто рублей. Ты зашла. Провела рукой по книгам. Чихнула от пыли. Соврала. Ты – настоящая. Значит я еще на день останусь в городе. В день, когда в мою лавку не зайдет никто кроме роботов, я закрою ее. В полдень, когда пробьют часы на башне, уйду на вокзал, сяду в поезд и уеду…

Рюкзак стал легким. Только тетрадки. Днем тепло, можно спрятать в него куртку. Сто рублей это маленький лимонад и булочка. Их продают на каждом углу.

Надо потихоньку все отдавать, тогда всегда будет лимонад и булочка, – подумала девочка. – Сначала взять красный, потом зеленый или розовый. Они все вкусные, с пузырьками. И булочка. С маком, потом с курагой. Со сладким кремом.

Она бросила в урну пустую бутылочку и облизала пальцы.

Люди куда-то торопились, гуляли, стояли у рекламных щитов. Парень сидел на скамейке с большой папкой на коленях. Поворачивался к прохожими, распахивал куртку, показывая круглый герб на футболке. Те бросали равнодушный взгляд и шли дальше.

Девочка подошла, рассмотрела герб. Колосья и глобус, инструменты.

– Я расскажу про волшебную страну! – сказал парень. – В которой не было нищих и богатых. Все были счастливы. Это не сказка. Она действительно была!

Парень раскрыл папку. В ней лежали старые открытки, пожелтевшие газеты, плакаты. Он взял руку девочки.

– Почему пальцы липкие?

– Я их после булочки плохо облизала.

– Тогда не трогай. Только смотри. – показал он открытку. – Бригада вызывает другую на социалистическое соревнование… Колхозники с песнями отдают зерно государству… Трудящиеся единодушно подписываются на заем… Парад физкультурников. Одухотворенные лица светятся от счастья. Люблю их! Была чудесная страна. Твои родители помнят о ней?

Девочка пожала плечами.

– О чем они говорят?

– О долгах, о своей квартире, о клумбе и цветах, что надоели друг другу… – загибала девочка пальцы.

– Они забыли. В той чудесной стране не было долгов, квартиры раздавали бесплатно, все дарили друг другу гвоздики первого мая.

– В ней были лимонад и булочки?

– Конечно! Настоящие, без химии. Лучшее мороженое! Расскажи об этой стране в классе, напомни родителям…

Он захлопнул папку. Пошел к выбежавшим из колледжа студентам.

Девочка шла, мечтая о волшебной стране. Пронесся мимо мужчина с портфелем. Кончик галстука торчал из кармана пиджака.

Долговязый парень с радужным шарфом на шее остановил ее.

– Что тебе говорил Прошляк? Который сейчас втирает студентам сказки?

– Про чудесную страну, в которой…

– Которой нет и больше не будет! – засмеялся он. – Слушай меня. Я – посол будущего. Немедленно забудь, что он сказал. Смотреть надо вперед. У нас будет прекрасная страна. Надо лишь разрешить все. Запретить только прошлое. Это груз, который не дает двигаться вперед. Переписать, стереть. Глупые люди цепляются за него. Идеалы нищих. Всё хорошее в жизни получишь только за деньги. Смотри рекламу. «Купи билет – выиграй миллион». «Возьми в кредит миллион». Миллион – и тебе доступно всё. Путевка в пальмовый рай. Любовь. Большая квартира и люксовый автомобиль. Набрал долгов, обанкротился и начинай сначала. Никто не рекламирует прошлое. Расскажу об этом студентам, чтобы им не запудрил мозги Прошляк…

Строевым шагом подошел военный в камуфляже с термосом за спиной и мегафоном в руках. Потер рукавом ряд значков на груди. Поставил на землю термос и поднял мегафон:

– Одолели долги, нет крыши над головой? Плохо и тяжело? Всегда есть место, где дадут полную миску солдатской каши!

Он пожимал руки прохожим, хлопал по плечу студентов. Снова поднимал мегафон.

На детской площадке малыши лепили куличи в песочнице. Выглядывали из домика. Карабкались на деревянного дракона. Воспитательница на скамейке смотрела в планшет. Девочка присела рядом. Воспитательница неприязненно глянула на нее. Девочка пересела на другую скамейку. На ней курили трое студентов. Сигарету, затянувшись, передавали друг другу. Два парня в кожаных куртках, усыпанных заклепками, рыжий словно огонь с банкой энергетика и толстяк с зажигалкой в руке. Девчонка с зелеными волосами. Серебряные шарики блестели на носу.

– Сказала преподу – надо в книжный, – заявила студентка, и троица засмеялась.

Девочка рассматривала серебряные шарики на крыльях ее носа.

– Нравится? – поймала та ее взгляд и задрала майку. Золотой шарик торчал у пупка. Повернула голову и отвела прядь волос. Туннель в ухе, словно пуля пролетела. Задрала правый рукав, показав татуировку.

– Да! А вы прошлое или будущее?

Троица снова засмеялась.

– Мы настоящее, – Рыжий затянулся сигаретой.

– Наслушалась дурачков, которые ходят друг за другом, – вертел зажигалку Толстяк, – нет прошлого и будущего, только настоящее. Нет вчера и завтра. Только сегодня. Поднялось солнце – тепло. Закурил сигарету – хорошо. Выпил энергетик – взбодрился. Иначе от тоски хочется в полдень, когда пробьют часы на башне, сесть в поезд и уехать.

– Ты наша! – рассмотрел ее Рыжий, – одета навыворот. Назло всем.

– Это, чтобы меня не поймали…

Протрещал звонок в колледже.

– Пару прогуляли и хватит. – вздохнул Толстяк. – Приходи завтра. Клара, – кивнул он на зеленоволосую, – за стольник тату набьет. Навыворот – протест по-дешмански.

Троица поднялась. Рыжий швырнул окурок за скамейку. Клара пнула под нее пустую банку. Толстяк обронил зажигалку.

Девочка подобрала ее и пошла следом. За дверями колледжа перегородили проход турникеты. Студенты за ними становились серьезными. Выбрасывали сигареты и банки энергетиков, прятали распущенные волосы, опускали глаза перед дежурным преподавателем с красной повязкой, шли к стенду с расписанием занятий.

Девочка постояла перед турникетом и вернулась на улицу.

Улица раскручивалась от центральной площади словно гигантская улитка и выводила к окраине. К замусоренном обрыву, спускающемуся к высохшему каналу. За ним по шоссе бежали машины. В землю вросли гаражи. Вдоль обрыва девочка вышла к больнице. Приземистые здания обнесли забором. На калитке табличка «КАРАНТИН». Девочка подергала запертую калитку. Крутя синими огнями на крыше, подъехала Скорая помощь. Ворота распахнулись, пропустив ее, и сразу закрылись.

Девочка пошла дальше. Вышла к вокзалу. Ворота закрыты на огромный замок. Рельсы уходят на виадук и за город. Семафор горит красным.

Она пошла к площади, гуляла пока не устала. Город пустел. Увели детей с площадки. Студенты, галдя, перебегали через мост. Закрывались магазины. Ключи щелкали в замках. С грохотом опускались ставни и запирались ворота.

Прошли, проверяя урны, бомжи. Собрали объедки в большие пакеты.

Деловой человек брел, согнувшись от усталости, едва не скребя портфелем по булыжной мостовой.

На площади девочка попила из фонтанчика и умылась.

Закатилось солнце, зажглись фонари. В городе никого кроме нее не было. Девочка шла и трогала запертые двери.

Один дом новый. Башенки и острая крыша выше других. Штукатурка не серая от времени, а белая нарядная. Тарелки спутниковых антенн смотрят в темное небо. Широкие ворота в подземный гараж поднимаются, открывая путь в темноту.

Остановилось желтое такси, из машины вышла женщина в светлом плаще. Водитель отнес к двери огромные пакеты. У нее зазвонил сотовый телефон. Одной рукой она держала его, пальцами второй сыграла гамму на пульте у двери. Дверь открылась.

Девочка придержала дверь. Женщина проплыла мимо, равнодушно скользнув по ней взглядом.

– Все надоело! – стонала она в телефон. – Противный город. Я купила шипучий шар в ванну, розовое вино и высокий бокал. Фисташки и оливки. Пармезан и салями. Представляешь, нигде нет артишоков! Нет масла гхи! Не могу больше здесь. Взяла большие глянцевые журналы. Лежать в ванной до утра. Пережить ночь. В полдень, когда пробьют часы на башне, бросить все и бежать. Сесть в поезд сразу, как откроют ворота. У них нет артишоков!..

Женщина открыла дверь квартиры. Зашла, на ходу сбросив туфли и плащ, захлопнула дверь.

Девочка пошла выше. От последнего этажа к чердаку вела узкая лестница. На верхней площадке матерчатые мешки для мусора. Швабры, метлы и лопаты для снега.

Она сложила мешки стопкой одни на другой. Каждый мешок в ее рост. На одну девочку. Двадцать мешков на двадцать девочек. Лежать мягко. Вертеться нельзя, тогда от пыли хочется чихнуть. Под головой рюкзак. Сверху куртка. В окошко смотрит круглая луна. Девочка подвинулась, но вскоре луна снова заглянула в окошко.

Тогда девочка уставилась на нее, нахмурила брови и сузила глаза, играя с луной в гляделки. Они долго смотрели друг на друга, и луна проиграла. Не выдержала и подвинулась. Еще и еще. И ушла за другой край окна.

Девочка засмеялась и уснула…

Проскрипели, открываясь, окна и двери. Глухо донеслись гудки машин, шаги прохожих. Солнце через окошко под потолком удивленно посмотрело на девочку.

Она проснулась, смахнула с лица солнечный луч, потянулась и встала.

Как здорово спать на мешках среди метел. Не одеваться, только зашнуровать ботинки. Не умываться – только потереть лицо. Она весело сбежала по лестнице.

На улице холодно, солнце убежало за крышу. Девочка побежала за ним по улице. А солнце прыгало, прячась за острые крыши, снова появлялось между домами и привело на площадь. В питьевом фонтанчике била вода из позеленевшей чаши. Часы на башне раскинули стрелки-руки.

Девочка попила и умылась. Холодная вода обжигала лицо и ломала зубы. А солнце спряталось за тучу. И стало холодно.

Она шла, заглядывая между домами. Но солнца не было. Солнце обмануло. Разбудило, выманило на улицу и спряталось.

Скрипнул замок двери. Толстяк в нарукавниках на белой рубашке вынес плакат «Бесплатная юридическая помощь». Поставил его на мостовую, поправил, отошел и придирчиво посмотрел со стороны. Когда он вернулся в дом, девочка зашла следом, по длинному коридору в теплую комнату с большим столом у окна и калорифером в углу.

– У тебя проблемы? – удивился толстяк, усевшись за стол. – Двойки по арифметике?

Девочка протянула «требование». От раскаленных пластин калорифера шло тепло.

– Судебное решение вступило в силу… исполнительный лист есть… в порядке статьи… требование передано… – бормотал юрист.

Девочку била дрожь. Растопыренные пальчики между пластинами. Держать, чтобы горячий воздух обтекал их. А лучше стать тонкой как бумага, залезть туда и качаться как листок в теплом воздухе…

– Папа на войне? Тогда банк долг заморозит, но его передали коллекторам, а они не замораживают. Банк замораживает. Коллекторы отмороженные…

Тепло, хочется заснуть…

– Консультация бесплатно, а услуги… плюс десять процентов от суммы иска… Подключаем прессу. Возмущенная пресса – еще плюс десять процентов… До вечера скидка пять процентов на все… Расчет отдашь маме… Ну что ты сидишь, я помог, иди.

Девочка взяла лист, буклет со стенда. Толстая юридическая книга лежала явно ненужная. Все сложила в рюкзак и вышла.

На улицах появились люди. Поднимались ставни и открывались двери. Весело подпрыгивая, размахивая портфелем, пробежал деловой человек. Военный в камуфляже выволок из столовой огромный зеленый термос. С грохотом открыл крышку, теплый вкусный запах каши с дымком и паром повалил наружу.

У девочки закружилась голова.

Военный одобрительно кивнул, закрыл термос и закинул его за спину. Поправил мегафон на боку и пошел куда-то уверенным широким шагом.

В ларьке бросали на сковородку сосиски, и те пищали, крутясь в кипящем масле коричневыми боками.

Девочка вспомнила о банковской карте в кармашке рюкзака, глянула на ладошку. Написанные мамой цифры почти стерлись.

Взрослые засовывали карты в большие железные ящики-автоматы, которые стоят на каждом углу. Что-то нажимали, и добрый ящик-автомат давал им деньги.

Зеленый и синий ящики стояли под козырьком у дома.

Дедушка в зеленой охотничьей шляпе с пером засунул карточку в зеленый ящик, что-то набрал и долго смотрел на экран. Вздохнул, достал другую карточку и засунул ее в синий ящик. Постоял и ударил банкомат ногой в старом ботинке с потрескавшейся кожей.

– Бессмысленно уезжать с пустым карманом! – процедил он, заметил девочку и присел рядом.

– Не получается или не умеешь? – спросил он, увидев карточку в ее руке.

– Мне нужно сто рублей, но не дотянуться.

– Давай карту, – вздохнул дедушка, – не ждать же, когда ты вырастешь.

С трудом, уцепившись за ящик, он поднялся, вставил карточку в приемник.

Девочка протянула ладошку. Дед покачал головой, с трудом разбирая цифры.

– Тр-р-р-р, – затрещал банкомат.

Дедушка заслонил его, снова нажимал на кнопки.

– Тр-р-р-р, – трещал банкомат.

Дед крутился, прижимаясь к нему то одним, то другим боком.

Потом из ящика выскочила карточка, дед протянул ей карту и сто рублей.

– Держи! Счастливая! Тебе еще не нужны деньги.

Погладил ее по голове и быстро ушел.

А девочка подошла к ларьку. Продавец в белом колпаке деревянной лопаткой вертел сосиски на сковороде.

– Дайте, пожалуйста, две, нет, три сосиски. Лимонад и сладкую булочку.

– Четыреста рублей!..

Сосиски перевернулись на лету и плюхнулись на сковородку розовым боком.

– Не хочу! Дайте мне две сосиски, булочку и лимонад!

– Триста рублей!..

Сосиски потемнели и раздулись, злясь, что их приготовили, а не едят.

– Нет. Две сосиски и булочку…

– Сто пятьдесят!

Сосиски на сковороде согнулись от хохота.

– Булочку и сосиску! Самую румяную! Которая толстая и согнулась.

– Сто рублей!..

Горячую сосиску пришлось откусывать по чуть-чуть. С одного края, потом с другого. Сосиска быстро заканчивалась. Девочка съела середину, доела булку, сходила на площадь, попила воды из фонтанчика.

Город уже был полон людей. Прошляк с гербом на футболке помахал ей. Подошел, наклонился, горячо зашептал в ухо:

– Он им лапши навешает, а я ее стряхну, – показал на Посла будущего, рассказывающего что-то у колледжа студентам. – Он про пляжи Калифорнии, я в ответ про трущобы Сан-Франциско. Посмотрим чья возьмет!.. Нам бы вернуть тот короткий период между революцией и застоем, когда все были счастливы…

– Одолели долги, нет крыши над головой? Плохо и тяжело? Всегда есть место, где дадут полную миску солдатской каши! – вещал в мегафон военный в камуфляже и хлопал рукой по термосу.

Деловой человек лавировал среди толпы, прокладывая пусть портфелем.

Дети на площадке оседлали дракона, набились в домик, копались в песочнице.

Кафе, магазины, турбюро, парикмахерские и салоны красоты зазывали к себе.

Прошляк сцепился с Послом. Посол топтался на плакате с румяными физкультурниками, оставляя грязные следы на картоне. Прошляк душил его радужным шарфом.

Студенты подбадривали их криками. Снимали драчунов на смартфоны.

Девочка вкрутилась между ними, растолкала в стороны.

Прошляк подбирал рассыпавшиеся листы. Капавшая из носа кровь оставляла на бумаге красные кляксы.

– Еще увидимся! – уже издали крикнул Посол, расправляя радужный шарф. – Новое всегда побеждает!

– Кровь, борьба, подвиг, – повторял Прошляк, – без борьбы и крови никак. Я понял что-то важное!

На площади у фонтанчика он смыл кровь.

Площадь полна людей. Они стояли, сидели на чемоданах, ходили с сумками в руках. Смотрели на часы на башне.

– Снимок на память! – суетился фотограф с камерой. – Память о прошедшем. Уезжающим скидка.

– Бомм-м-м! – ударили часы на башне

Все подскочили. Толпа подхватилась и побежала по улице, ведущей к вокзалу.

Девочка бежала со всеми. Многих узнавала. Завуч поставила сумку и крикнула:

– Не смей прогуливать! Иначе не узнаешь, что такое деепричастие!

Девочка метнулась в сторону. Наткнулась на деда в зеленой охотничьей шляпе.

– Бом-м-м! – ударили часы на башне.

Завуч махнула рукой, подхватила сумку и заспешила к вокзалу. Дед перебежал на другую сторону улицы. У него был огромный чемодан на скрипевших колесах.

Военный вел строй парней и командовал:

– Левой! Левой!

Ботинки глухо стучали по мостовой.

Служащий снимал замок с ворот вокзала. Поезд, скрипнув тормозами, замер у платформы. Усатый машинист устало улыбался и кивал пассажирам, приглашая в вагоны.

Все расселись.

– Бом-м-м! – последний раз ударили часы на башне, и поезд тронулся.

«Почему люди едут в разные места, а садятся на один поезд?» – подумала девочка. Дождалась, когда служащий запрет ворота и вернулась на площадь. По ней расхаживал Прошляк, размахивая руками.

– Я понял! – кричал он, – почему счастье было так коротко! Разгадал секрет. Свершив революцию и определив светлые цели, врагов расстреляли. Сослали. Выселили. Смотри! – развернул он пожелтевшую газету. – «Отрубим гидре голову!». «Трудящиеся единодушно одобряют суровый приговор!» И настало счастье. Спустя сорок лет решили, что врагов нет и все рухнуло… Нельзя останавливаться!

Прохожие ели шаверму, пили кофе и слушали.

В сквере на скамейке что-то сосредоточенно набирал на смартфоне Посол будущего.

– Поздравляю! – поднял он голову. – Я сделал открытие, ты узнаешь его первая! В сегодняшней схватке понял, как приблизить светлое будущее. Надо всех застрявших в прошлом и не желающих идти в будущее…

– Расстрелять?

– Да! – восторженно закричал Посол. – Расстрелять! Люстрировать и выслать! Уже составляются списки. Этот крикун – первый! – показал он на площадь.

Из окружившей Прошляка толпы донеслись аплодисменты.

– Всех аплодирующих на учет. Лишить права голоса. Они стадо. В прекрасной стране будущего право избирать только у лучших людей. Остальным оно не нужно…

Девочка зашла в магазин. Взяла лимонад и булочку, заняла очередь в кассу. Очередь делилась. Две кассирши стучали по клавишам. Толстая и худая. Злая толстая кричала:

– Картошку из синего и желтого мешка не смешивать! Разная цена!

Худая говорила чуть слышно:

– Извините, лучше возьмите две бутылки вина. Иначе первую выпьете, прибежите за второй, а магазин уже закроется…

Девочка хотела попасть к вежливой, но ее подтолкнули, она оказалась перед толстой крикливой кассиршей.

Та махнула булочкой и лимонадом перед считывателем.

– Сто рублей!

Девочка протянула банковскую карту.

– У тебя на ней ничего нет! – проверила карту кассирша.

Они молчали, пока не заворчала очередь сзади.

– До завтра принеси деньги, – подвинула к ней булочку и лимонад кассирша, – или не приходи сюда.

И закричала кому-то:

– Не сметь кусать яблоко, не оплатив его!..

Девочка съела булочку, выпила лимонад, вымыла руки у фонтанчика. Пришла на детскую площадку.

Под табличкой «Ваше детство – наша радость!» воспитательница на лавке вытянула ноги, закрыв проход. Волосы она туго стянула сзади, лицо стало острым и злым.

Девочка встала рядом и терпеливо ждала.

– Чего тебе? – недовольно спросила она.

– Можно поиграть на площадке?

– Иди в школу. Что тебе делать в песочнице?

– Я раньше играла здесь. Если нельзя лазить по дракону, посижу в домике. Пустите, пожалуйста. Мама в больнице, папа на войне, меня выгнали из квартиры, а деньги украли.

– Не грузи меня! – зевнула воспитательница. – Своих проблем выше крыши. Зачем ты хочешь в детский городок?

– Чтобы было как раньше.

– Никогда не будет как раньше. Терпи до завтра. В полдень пробьют часы на башне. Откроют ворота вокзала, и приедет поезд. Сама бы с удовольствием уехала, если бы не это стадо придурков. А ну, тихо! – воспитательница закричала на расшалившихся детей…

Военный в камуфляже вышел на перекресток, протер рукавом значки на груди и поднял мегафон:

–Навалились проблемы? Голодны и негде жить? Есть место, где дадут полную миску солдатской каши…

– Наша сила в прошлом! Истоки… Традиции… – размахивал красным вымпелом Прошляк.

– Прекрасная страна будущего примет лишь достойных! – вскинул руки Посол в радужном шарфе.

У девочки закружилась голова. Она села на скамейку. И решила, что город – это игрушка. У нее была такая. На кругу замерли машинки и куклы. Ее заводили ключиком. Все начинало двигаться, машинки ездили, куклы поворачивались. Так и здесь. Игрушечный город. Маленькие дома, узкие улицы. Люди говорят одно и тоже. Их завели. Ключ – башня. Луна и солнце ходят кругом и заводят ее. В полдень завод срабатывает. Бьют часы, люди бегут на вокзал, приезжает поезд и забирает всех. Устало улыбается усатый машинист. Завод закончился, солнце уходит из пустого города, луна снова закручивает пружину. Сегодня пружину перекрутили, потому все двигаются быстрее.

Из колледжа высыпали студенты. Клара, Рыжий и Толстяк уселись на скамейке. Рыжий открыл банку энергетика. Клара достала сигарету. Толстяк зашарил по карманам.

Девочка протянула зажигалку. Клара закурила. Задрала левый рукав, показав замысловатую татуировку.

– Новая татушка! Нравится?

Девочка кивнула.

– Назло всем. – Рыжий отпил и протянул банку Толстяку. – Даешь, утро отрицания!

– День отрицания! – процедила Клара, передавая сигарету Рыжему.

– Вечер отрицания! – отхлебнул Толстяк.

– А ночь? – спросила девочка.

– Что ночь? – удивился Толстяк.

– Приходите в полночь отрицать, – показала она на площадку, с которой воспитательница уводила детей.

– Ночью? Клево! – согласился Рыжий, – я – за!

– Заметано! – кивнула Клара.

– Дай пять! – хлопнул девочку по ладони Толстяк.

Протрещал звонок в колледже. Студенты поднялись. Девочка проводила их. И ходила по улице-улитке от площади до вокзала и обратно.

За окном кафе мальчик сидел за столом перед креманкой на высокой ножке. Разноцветные шарики мороженого политы сиропом. Бабушка напротив оперлась лицом на руку. Она засыпала, и тогда лицо соскальзывало, едва не падая на стол. Спохватывалась, смотрела на внука и успокаивалась. А тот деловито шурудил ложкой.

Девочка вспомнила свою бабушку, адрес которой остался в синей тетрадке. Бабушка приезжала раз в год на день по пути в санаторий. В белых шляпке и перчатках, с белой сумочкой. В строгом костюме с золотой брошкой на лацкане.

В этот день папа очень поздно приходил с работы, мама нервничала и перед ее приездом мыла квартиру. Потом они кричали на кухне о чем-то непонятном, а вечером бабушка вела девочку в кафе-мороженое.

– Это ненастоящее… что еще за маракуйя… все химия, – бормотала она, читая меню.

Дети вокруг ели, девочка терпела.

Потом заказывала черносмородиновое, два шарика, строго смотрела, как девочка ест, не давала болтать ногами и каждую минуту вытирала ей рот жестким платком...

В городе закрывались двери и окна. Убиралась реклама, запирались ворота. С грохотом опускались роль-ставни. Убрали лотки с площади. Никто уже не предлагал взять кредит. Отдыхать под пальмой. Зашло солнце, зажглись фонари. В городе никого не осталось кроме девочки.

Дом юриста… Скамейка сторонника прошлого… сквер революционера… где отрицатели из колледжа? Кто-то из них честный, ждет ее на площадке?

Стрелки на башне замерли, словно часы спали. Маленькая смотрела вверх, большая прыгнула, закрыла ее и снова заснула. Полночь.

Девочка побежала по пустой улице.

На площадке никого не было. Песочница словно колодец. Резной пряничный домик с темным проемом вместо двери. Добродушная днем морда дракона ночью злая, настороженная. Вырезанные глаза с вертикальными красными зрачками следят за ней.

Девочка зашла в домик. Страшный дракон неотрывно смотрел в окошко, припал на тяжелые деревянные лапы.

Она села в углу, накинула капюшон, спрятала руки в рукава. Холодно и страшно. За спиной дракон, готовый к прыжку.

Девочка достала рекламу юридического бюро, зажигалку. Подожгла лист. Дракон спрятался в темноте за окном. Рекламка горела, не давая тепла. Она достала толстую юридическую книгу, развернула ее веером.

Стало тепло. Дым уносило в окно. Желтые язычки бежали по страницам. Она задремала.

Когда-то она спряталась в домике. Мама и папа бегали, искали ее. Найдя, отшлепали. Зареванную повели на карусель. Усадили, застегнули цепью сиденье. Сиденье то вылетало на солнце, то пролетало под деревьями. Мама и папа внизу махали ей руками. А ей было страшно. Одной рукой вцепилась в поручень, второй держала цепь. В тени деревьев прохладно, на солнце жарко. Казалось, качели летят к обжигающему солнцу.

«Отстегнуть цепь!» – подумала девочка, но рука не могла нащупать замок. Она проснулась и выбежала из горящего домика.

Издалека оглянулась. Пламя поднялось над домиком, бежало по спине дракона.

Крутились синяя и красная мигалки на полицейской машине. Пожарники тащили шланги, лили на огонь воду.

Голова дракона шипела, в пасти прыгало пламя, вырывался белый дым-пар...

На краю города у обрыва вросли в землю гаражи. Последний в ряду от старости проржавел, стена отходила. Девочка отогнула дырявый лист и протиснулась внутрь.

Большая открытая машина с белым костяным рулем стояла на спущенных колесах.

Широкое кожаное сиденье заскрипело. По коже шла паутинка трещин. Девочка покачала белый руль. Осторожно нажала на клаксон.

Ветер качал ветки деревьев. Девочка ворочалась, устраиваясь удобнее. Пустой рюкзак под голову, куртку сверху. От них пахнет дымом. Пружины вздыхали и скрипели, качали ее. За высохшим каналом ехали по шоссе машины. «Ш-ш-ш…» – шипели шины. Проблеск фар виднелся через щель. машины ехали одна за другой, потом поодиночке, потом редко. Шоссе замолчало, и девочка заснула…

Когда проснулась и выбралась из гаража, светило солнце. Улицы старого города заполнили люди. На площади пришлось стоять в очереди к фонтанчику, чтобы умыться. Люди сидели на чемоданах, прогуливались и нетерпеливо поглядывали на часы на башне.

На скамейке Прошляк совал в чемодан старые газеты и плакаты, красные вымпелы.

Посол будущего с набитым рюкзаком пил неподалеку кофе из большого картонного стакана, ел пухлый маффин и презрительно смотрел на Прошляка.

– Привет! – крикнул Посол будущего. – Сопротивление нарастает. Ночью сожгли детский городок. Месяц назад бомжи жарили курицу на огне мемориала. Теперь детский городок! Ясный ответ властям: не нужно ни ваше забытое прошлое, ни туманное будущее.

Он наклонился к девочке и зашептал:

– Думают, что поджег я! Ошибаются. У меня алиби – всю ночь в интернете. Очередная ночь борьбы. Тысячи лайков и дизлайков. Сотни аккаунтов. Кто-то прочитал мой призыв и действует. Но лучше уехать. На всякий случай. Как только пробьют часы и откроют ворота вокзала. Я уже одной ногой в счастливом будущем! Подойдет поезд. На него всегда есть билеты. Потом дальше. Лондон или Лос-Анджелес. Меня ждут в Палермо. Примут в Плимуте. Буду ездить из города в город. Расскажу всем.

– Бом-м-м! – ударили часы на башне.

– Счастливого пути! – пожелала девочка. – Вы не дадите мне сто рублей на булочку и лимонад?

– Потом! В прекрасной стране будущего булочки растут на деревьях, а лимонад бьет из фонтанчика на площади. Встретимся в прекрасном будущем избранных людей.

И слился с толпой, идущей к вокзалу.

Девочка пошла следом. Ее догнал и схватил за руку Прошляк.

– На вокзал? Уедем. Оставаться опасно. Люди ходят улыбаются. Среди них враги. Звали в то, чего никогда не будет. Поняли, что это невозможно, и пошли ва-банк. Ночью сожгли детскую площадку. Сожгла вражеская рука. Ее надо…

– Расстрелять? – подняла голову девочка.

– Отсечь! – сжал парень ее руку.

– Бом-м-м! – ударили часы на башне.

Девочка испугалась. Выдернула руку и убежала. Проталкиваясь через идущих к поезду пассажиров. Натыкалась на их сумки и чемоданы.

– Левой! Левой! – Камуфляжный вел строй новобранцев. – Шире шаг!

Строй повернул к вокзалу.

В воротах снимал замок служащий в железнодорожной фуражке. Девочка, взявшись за решетку, смотрела на поезд. Как пассажиры бегут к нему, толкаясь и отпихивая друг друга, рассаживаются в вагоны.

Прошляку подал чемодан Посол будущего. Потом Прошляк взял у Посла рюкзак и помог ему сесть в вагон. Обнявшись, они махали кому-то.

Девочка помахала им.

– Бом-м-м! – последний раз ударили часы.

Тепловоз загудел, с натугой сдвинул первый вагон, второй, третий. Девочка загибала пальцы. Последние вагоны прогрохотали так быстро, что их не сосчитать.

Над пустыми путями загорелся красным семафор. Железнодорожник запер ворота.

– Опоздала? – спросил он. – Приходи завтра. В полдень, когда пробьют часы на башне, открою ворота и подойдет поезд.

Военный в камуфляже поправил на поясе мегафон, закинул за спину термос.

Девочка подошла к нему:

– Когда вы поедете на войну? На войне скажите папе, что мама в больнице, а из квартиры нас выгнали.

– Так ты солдатка! – Камуфляжный погладил ее по голове и оглянулся. Служащий запер ворота и ушел. Никого кроме них не было.

– Я не поеду на войну. У меня грант. Ходить в форме, говорить, что вот-вот поедешь, носить значки.

Он снял термос. Поскреб миской по стенкам и протянул ее девочке.

– Ешь кашу! Когда тяжело и плохо, всегда найдется миска солдатской каши. Торопись. У нас сегодня два митинга, торжественный и траурный.

Камуфляжный подождал, когда она доест, выбросил в урну испачканные пластиковые миску и ложку. Закрыл термос и повесил его за спину. Приладил на ремень мегафон, пакет с чистыми тарелками и ложками. Протер значки на груди. Попрыгал, проверяя все ли на месте. Взял девочку за руку и повел с собой.

Новые люди шли в город по мосту, расходились по улицам. Их зазывали магазины и кафе. Реклама уговаривала взять кредит и сразу его на что-то потратить.

В столовой термос загрузили кашей. Они пришли в большой зал полный людей. Камуфляжный провел ее к трибуне.

– Знайте! В тяжелый час всегда найдется полная миска солдатской каши. Сегодня с нами дочь побратима, который на фронте!

Камуфляжный поднял девочку над собой. Люди захлопали.

– Все получат значки. Берите миски и ложки. Ешьте солдатскую кашу от пуза! Но помните! Завтра в полдень пробьют часы на башне. Откроют ворота вокзала и подадут поезд.

Стукнула крышка термоса. Все бросились к тарелкам. Девочку затолкали. Задыхаясь, она с трудом выбралась из зала.

– Отдала предложение маме? – сурово спросил ее из окна юрист. – Сегодня скидка двадцать процентов! Последний день. Завтра я уеду.

На пепелище воспитательница, распустив волосы, кружилась и пела:

– Бьют часы на белой башне,

Значит поезд подъезжает,

И в страну твоих желаний,

Всех, кто хочет, доставляет.

Если сзади все сгорело,

То и я тогда уеду…

Пробежал, запыхавшись, деловой человек с портфелем. Вышел на перекресток Камуфляжный и поднял мегафон…

Девочка села на лавку у колледжа и смотрела на людей. Скоро вечер. Кончается завод. Сядет солнце. Ночью луна ключом-башней снова заведет город. Утром придут люди. Они думают, что занимаются важными делами, но, когда в полдень пробьют часы на башне, бегут к вокзалу. Открывают ворота, гудит подходящий поезд. Пассажиры рассаживаются и уезжают. Семафор загорится красным. Ворота закроют. Вечером все уйдут из старого города, он заснет до утра. И всё начнется снова.

Протрещал звонок в колледже. Троица студентов уселась рядом

– Прикинь! – возмущалась Клара, – пошла в книжный за сигаретой, а он закрыт!

– Стипуха через неделю, – схватился за голову Рыжий, – семь дней без энергетиков.

– Где эти придурки, Прошляк с Послом? – потянулся Толстяк. – Что-то их не видно.

– Уехали, – сказала девочка, – в полдень, когда пробили часы на башне, открыли вокзал и подали поезд.

– Два дурака из прошлого и будущего свалили! – Захохотал Рыжий. – В прошлое и будущее. Мы победили. Пришло наше время. Отрицателей! МалАя! Постучи в книжную лавку, попроси первую бесплатную сигарету…

– Подожди! – Клара достала длинную иглу из-за отворота куртки. – Выбрала тату? Место для дырки? Давай стольник – набью прямо сейчас.

– Они уехали. Что вы теперь отрицаете? – девочка, сидя на лавке, болтала ногами.

Студенты переглянулись.

– Всё! – неуверенно произнес Рыжий.

– Раз их нет, отрицать нечего, и вы не настоящие отрицатели. Отрицаете днем до турникета, а вечером у вас суп и котлеты. И продаете отрицание. За сто рублей. Настоящий отрицатель в полночь здесь или на площади. А ненастоящий… днем играет в песочнице.

– Пошла отсюда! – оттолкнул ее Рыжий.

– Бродяжка бездомная! – процедила Клара, пряча иглу, – нет денег на тату, с бомжами в урнах копайся!

Толстяк отобрал у нее зажигалку.

– Я не бродяжка! – заплакала девочка. – Вы ненастоящие.

Заплаканное лицо стало некрасивым. Прозвенел звонок с перемены. Когда девочка убрала от лица ладони, никого вокруг не было. Очень хотелось есть. Она потрогала себя по животу. Живот втянулся, казалось, через него можно дотронуться до позвоночника.

Заканчивался день. Раскрутилась невидимая пружина. Садилось солнце. Люди уходили из старого города.

В кафе за стеклом девушка с вывороченными губами и большой грудью сидит за ноутбуком с чашкой кофе. Коконы наушников торчат из ушей. Ноутбук раскрыт, она бьет по клавиатуре пальцами с длинными фиолетовыми ногтями. На тарелке большой кроваво-красный от кетчупа бургер.

Девочка зашла, прислонилась к рекламному щиту с картошкой и салатами.

– Клим хотел, чтобы я накачала губы. – плаксиво жаловалась кому-то девушка. – Заплатил. Я накачала губы, а он меня бросил. Зато у меня остались губы…

Она придирчиво рассмотрела бургер, брезгливо сняла булки. Ела котлету и сыр, потягивала кофе.

– Самсон хотел большую грудь. Заплатил. Но зачем мне Самсон, когда у меня большая грудь?!.

Девочка схватилась за рекламный щит, чтобы не упасть.

За этим столом у окна они отмечали день рождения. Ей купили детский набор. В бумажном сундучке бургер, картошка, мороженое и игрушка.

Мама махала перед папиным носом бумажкой.

– Дарю лотерейный билет! Выиграем – купишь любую машину, которую моешь.

Папа порылся в карманах, достал он вырезанное из газеты объявление.

– Закрылся офис. Распродают мебель, вазы отдают даром. Я договорился. Завтра принесу десять ваз для твоих бесконечных букетов. Нет, двадцать. Заберу все.

Мама, смеясь, била его рукой с билетом. Понарошку, а не как в ссоре. Папа хохотал. Девочка смеялась перепачканным мороженым ртом. Не знала почему, просто было весело…

С грохотом опустились ставни на окне.

– И вот сижу за кофе с потрясающими губами и грудью одна. Отвратительная котлета. Нищенка смотрит так, что вот-вот подавлюсь. Я поняла главное, в этом городе нет любви. Больше не могу здесь. Решила. Завтра в полдень. Когда пробьют на башне часы. Откроют ворота… Извини. Отключаюсь. Любимый трек на радио…

Она вытерла пальцы салфеткой. Закрыла ноутбук. Ушла, покачиваясь в такт неслышной музыке.

Девочка забрала булки с пятнами кетчупа. По пустой улице вышла к вокзалу. За частой решеткой забора приземистое здание красного кирпича. В темноте семафор тревожно горит красным и будет так гореть до полудня.

Девочка постояла и пошла в город.

Зажглись фонари. Круглая луна покатилась по пустым улицам. Девочка шла, трогая запертые двери. Застегнула курточку до горла, набросила капюшон.

Женщина из нового дома уехала туда, где есть артишоки и масло гхи. Дверь на кодовом замке. Девочка нажимала цифры, пока не устали пальцы.

Сгоревший детский городок. Обугленный дракон опрокинулся, задрав обгорелые лапы.

На книжной лавке табличка «Закрыто», ниже приписано: «Я уехал!!!»

Юридическое бюро. Магазины. Кафе. Колледж. Запертые двери и погасшие окна.

Девочка пошла в гараж через площадь. Стрелки на башенных часах торчат вверх, показывая, как круглая холодная луна катится над городом, заводя его. Бьет фонтанчик из позеленевшей чаши. Деловой человек умывается. Полощет рот. Яростно водит щеткой по зубам. Во второй руке бритва. На афише висят пиджак и галстук. На мостовой портфель.

Девочка остановилась невдалеке.

– Попить? – спросил он. – Только быстро. Мне до утра надо привести себя в порядок.

Пока девочка пила, он при свете фонаря недовольно рассматривал себя в зеркальце.

– Зачем ты ходишь ночью в старом городе? Ночью здесь никого нет.

Она лишь пожала плечами.

– Ужасно бриться под холодной водой. Носишься целый день. Убраться отсюда куда-нибудь.

– А вы дождитесь полдня. В полдень пробьют часы на башне. Откроются ворота вокзала и придет поезд. На него всегда есть билеты, можно уехать куда захочешь.

– Ты веришь в эту сказку? – засмеялся он. – Поезд – кольцо. Бьют часы на башне. Открываются ворота вокзала. Все бегут к вагонам, Уехать. От бед, кредитов, болезней. За славой и богатством. От скуки и тоски. Садятся в вагоны, поезд уезжает. Но он не уезжает, он приехал. Ты возвращаешься туда, где был. Куда бы не отправился. Все повторяется. Поняла?

Деловой человек ударил себя по щеке, по одной, по другой. И в темноте видно, как они заалели. Намылил их, оттянул и повел бритвой.

– Не могу уехать. – процедил он. – Десятки встреч. Когда открыты все эти спящие конторы. Взять запрос на поставку в одном месте, найти товар в другом, договориться о доставке в третьем. Тендеры, торги, конкурсы. На кону миллиарды.

– Хочу, чтобы вы заработали миллиард миллиардов! – пожелала девочка.

– Ни в коем случае! – испугался Деловой человек. – Цель исчезнет, все станет бессмысленным. Пожалуй, и я, разбогатев, дождусь, когда в полдень пробьют часы на башне, откроются ворота вокзала и подадут поезд. Бр-р-р! Какая холодная ночью вода!

Он подставил голову под кран. Намылил ее. Яростно тер. Брызги и мыльные хлопья летели в стороны…

Улицы пусты, двери закрыты. На окраине по скользкому склону она съехала к гаражам. Из бокса со старой машиной доносились крики.

Девочка подошла и осторожно заглянула.

Бомжи залезли внутрь, расселись на потертых кожаных сиденьях в старой машине со спущенными колесами.

Двое впереди, двое сзади. Совали в беззубые рты собранные с помоек объедки. Пили что-то мутное из бутылок.

– Поехали! – вцепился в руль бородач.

Второй – в женской кофте с большими пуговицами – вставил в бутылку соломинку и между глотками объяснял:

– Уехать можно в полдень, когда пробьют часы на башне. Откроются ворота вокзала. Подойдет поезд…

– Я уже еду! – вертел руль бородач…

Двое на заднем сиденье бессвязно мычали.

Девочка шла по ночному городу. Мокрая брусчатка. Слепые окна. Мертвые вывески. Дергала двери. Бесконечная улица-улитка. Детский городок сгорел. В гараже бомжи. Дома заперты. Где-то поесть. Где-то поспать.

Она вышла к больнице. Дотронулась до таблички «Карантин» на запертой калитке. Порхая синими огнями на крыше подлетела Скорая. Девочка забежала за ней в открывшиеся ворота, проскользнула за носилками в приемный покой.

Кафельный пол. Желтый свет. Жесткие диваны вдоль стен, стопка носилок. Застекленные закрашенные снизу двери. За первой громко разговаривали.

Девочка пригнулась, перебежала, прикрывшись закрашенной частью. Шла по коридору под желтым светом ламп словно под луной в городе. Трогала запертые двери.

В конце коридора каталка, из-под простыни торчат желтые ноги. Желтые ноги, желтый свет, желтая плитка на полу.

Она пошла обратно, трогая двери по другой стороне. Одна открылась. Каморка до потолка, заваленная тюками с бельем. Бледный свет фонаря проникал через окно.

Девочка сняла ботинки, поставила рюкзак. Залезла в щель между тюками и затихла. Было мягко и тепло. Достала булку. Лизнула засохшую красную кляксу кетчупа. Затвердевшую булку пришлось грызть, подставляя ладонь под крошки.

Завтра что-то продать за сто рублей. Рюкзак или куртку. Купить булочку и газировку. Фиолетовую… Лучше две булочки, а пить на площади…

Утром уборщица выгнала ее, не дав зашнуровать ботинки. Девочка ходила по больничному саду, потом села на скамью у входа.

До полудня, когда пробьют часы на башне, еще долго. У проходящих она спрашивала который час. Но так время тянулось, и девочка стала спрашивать у каждого третьего, потом у каждого пятого. Время побежало быстрее. Девять тридцать… Десять… Одиннадцать пятнадцать…

Открылась дверь, из больницы вышла мама. Пальто болталось на ней как на вешалке.

Мама села рядом и обняла ее.

– Как ты жила? Денег хватило?

– Деньги украли. Холодно. Домой принесли «требование» и сказали, что не уйдут.

Она протянула бумаги. Мама мельком просмотрела их и бросила в урну.

– Я теперь умею быть взрослой.

– Что ты умеешь? – улыбнулась мама.

– Убегать и прятаться. Говорить неправду. Не оглядываться.

– Лучше бы научилась завязывать шнурки. – Мама нагнулась и завязала дочке шнурки на левом ботинке. – Почему не оглядываться?

– Всё сгорело, – вздохнула дочка и подставила правый ботинок. – Всё, что было.

– Тогда здесь нечего делать. И мы уедем.

– Куда?

– К маме. К твоей бабушке. Когда некуда ехать – едут к маме. Будем сидеть тихо, не болтать ногами и есть варенье из черной смородины. Она вытрет нам губы жестким платком. Папа вернется, и все наладится. Возьми! – мама достала из кармана яблоко. – Хоть что-то принесла тебе.

Вдали пробили часы на башне.

– Слышишь? Открывают ворота вокзала. Поезд подходит. На него всегда есть билеты.

Мать вела ее за руку, девочка отставала. Дорожка из разноцветной плитки. Белой, иногда коричневой, черной и желтой. Она прыгала по ним и напевала:

– На этот поезд всегда есть билеты… Всегда есть билеты на этот поезд…

С коричневого квадрата на черный, с черного на желтый, не попав на белый, и, если несколько раз не попасть на белый, тогда случится что-то хорошее.

Что именно она еще не придумала, но старательно прыгала, еле успевая за мамой.

Андрей Макаров

04.2024

Copyright (c) "Русский переплет"