Валдемар Люфт

После очередного грандиозного и исторического для человечества съезда всем стало ясно; чтобы окончательно догнать и перегнать капиталистов и, наконец-то, осчастливить народ изобилием продуктов, необходимо срочно осваивать Нечерноземье. Действительно, зачем нужны эти вонючие болота, эти хилые перелески, эти неурожайные серые поля. Болота осушить, леса и кустарники выкорчевать, поля распахать, загнать в землю миллиарды тонн химии и, глядишь, пойдет мука и масло, как из рога изобилия. Исчезнут очереди за колбасой, масло можно будет намазывать на белый высокосортный хлеб толстым слоем, народ не только в кино, а на живую сможет увидеть и даже попробовать сервелат и краковскую колбасу.

К тому времени я считал себя уже зрелым комсомольцем, как раз закончил изучать второй том избранных сочинений В.И. Ленина и был заряжен на подвиг. Правда, тяжелым грузом висела на мне молодая и уже беременная жена. Но я был убежден, что для достижения всенародного счастья иногда необходимо жертвовать своими близкими. Раз партия приказала и комсомол ответил "Есть" я должен быть в первых рядах пионеров, осваивающих Нечерноземье.

В райкоме комсомола, где я был на хорошем счету, испугались, увидев мое заявление с просьбой направить по комсомольской путевке в Россию. Видимо, они строили в отношении меня какие-то планы. Я им нужен был здесь в Казахстане. Как бригадир ударной бригады, я удачно вписывался в новую политику признания и выдвижения национального меньшинства. Мой отъезд мог негативно сказаться на статистику. Один из инструкторов райкома в неофициальном разговоре пытался уговорить меня забрать свое заявление, но я уже был беремен подвигом.

Возникла проблема. План, спущенный сверху на комсомольцев для Нечерноземья был выполнен за счет ПТУшников[1], не прошедших по конкурсу в институты выпускников школ и досрочно освобожденных из заключения хулиганов. Сколько из них на самом деле оказались в нечерноземной зоне России никого не интересовало. Главное с помпой, газетной шумихой и с громкой музыкой посадить комсомольцев в вагоны. Встречать на местах, устраивать жилье, организовывать быт и предоставлять всей этой массе работу, было второстепенным делом. Долго думали, куда же меня направить. Вспомнили, что в Курскую область уехал бывший активный комсомолец Дюков, где возглавил отстающее ПМК[2]. Решили послать к нему. Никому и в голову не пришло поинтересоваться, а относиться ли Курская область к зоне нечерноземья. Заполнили комсомольскую путевку. Я зашел с ней к секретарю райкома для подписи. Он с энтузиазмом пожал мне руку и пожелал счастливого пути.

Через неделю, оставив беременную жену, я ехал уже в Россию. До этого дальше Балхаша не ездил. Когда поезд приближался к условной границе между Казахстаном и Россией подолгу не отходил от окна, любуясь зеленью полей, лесом, тянувшимся иногда десятки километров вдоль железной дороги.

Маленький районный городок в Курской области граничил с Белгородской и Воронежской областями. В тридцати километрах находился город Старый Оскол, где шло строительство крупного металлургического комбината. Вся молодежь из ближних деревень и поселков перебралась на эту ударную стройку и колхозы от этого хирели. На ладан дышали большинство сельских строительных организаций. Я приехал в райцентр под вечер. На вокзале меня встречал Дюков, которого я знал еще в Казахстане. Он был начальником ПТО[3] крупной строительной организации и мы часто встречались на комсомольских активах. Здесь он принял разваливающуюся механизированную колонну. Пользуясь старыми связями перетянул сюда несколько хороших механизаторов, но кадров все равно не хватало. Мой приезд был как раз кстати.

На следующий день, после решения бытовых вопросов, пошел в райком комсомола, чтобы отметить свою комсомольскую путевку. Немного удивило, с каким весельем отнеслись к моей путевку в отделе учета. Что смешного было в моей путевке, они конечно же не сказали. Позже я понял, почему им было весело читать мою комсомольскую путевку. Когда отремонтировали роторный экскаватор, стоявший в механических мастерских больше года, и вырыли первые метры траншеи под трубы, я увидел, как богата средняя полоса России черноземом. Местами слой чернозема достигал метровой глубины. Здесь не нужно было осушать болота, тянуть километровые трубопроводы и сыпать тоннами химические удобрения. Этой земле нужен был хозяин. А его как раз таки и не было. Те же, кто был ответственен за хозяйственное использование этого богатства, были заняты грандиозными проектами. И в этой грандиозности задач потерялся маленький человек -- простой крестьянин.

Жить на первых порах стал в заброшенном небольшом домике. В нем уже жил один из приглашенных Дюковым специалистов. Мы поделили комнаты, договорились по очереди дежурить на кухне, скинулись деньгами и закупили продуктов. Откуда-то появился телевизор "Рекорд" и радиоприемник. Быт был налажен и можно было приступать к героическому труду. Меня назначили бригадиром. Как таковой бригады еще не было. Начальство занималось этой проблемой. Сначала нас было трое. Для полноценной бригады мне нужны были еще сварщики, трактористы, экскаваторщик и монтажники. Пока начальство набирало бригаду, я со своими двумя работниками ремонтировал забор вокруг базы ПМК. База была запущенной, забор упал и через нее уже протоптали тропинки в разные стороны. Мы разобрали старый забор, врыли столбы и натянули проволочную сетку вокруг нее. Я сам сварил из труб красивые ворота и после этого база стала выглядеть более менее по-хозяйски. Через неделю появились два тракториста, которые занялись ремонтом роторного экскаватора. Когда нас в бригаде стало шестеро пришел вагон с цементом. Я не ожидал, что вагон, поставленный в тупик под разгрузку, вызовет в конторе такую панику. Оказывается, прежнее начальство вынуждено было искать желающих выгружать цемент на стороне. Как правило на эту работу соглашались самые последние алкоголики. Им платили наличными. Вагон разгружался несколько суток и организация вынуждена была платить штрафы за его простой. На этот раз начальник поручил разгружать вагон моей бригаде. Дело было уже после обеда и я договорился с Дюковым, что бригада займется вагоном на следующее утро. За оставшееся до конца работы время мы нашли толстый лист железа, я приварил к нему ручку и проушины для троса. Два тракториста привели в рабочее состояние колесный трактор "Беларусь". С утра на товарной станции в первую очередь подтянули вагон к выемке в земле, куда могли сдавать задом два закрепленных за нами самосвала. Я объяснил одному из трактористов его работу, влез с остальными в вагон и работа закипела. К 12 часам вагон был полностью пустой и даже начисто подметен. Когда мы все в цементе и еле узнаваемые появились в конторе, никто не поверил, что вагон уже разгружен. Обещанную для нас баню, которая находилась в мехмастерских, тоже еще никто не растапливал. Пришлось самим затапливать баню и пока она нагревалась, скинулись на бутылку водки и на закуску и нахально распили в предбаннике. Несколько дней после этого приходили мастера из других организаций или просто любопытные, чтобы убедиться в том, что весь цемент был выгружен из вагона всего за несколько часов. Цемент, как доказательство, лежал в складе, вываленный на бетонный пол. Шиферная крыша над ним зияла дырами, ворота стояли нараспашку и через два месяца он постепенно превратился в бетонную скалу, которую моей же бригаде пришлось крошить отбойными молотками и вывозить на свалку. Нашей строительной организации хватало на месяц 6-8 тон цемента. 60 тонн и за один раз было много. Но кто-то в тресте посчитал, что выгоднее послать вагон с цементом, чем каждый месяц восьмитонный цементовоз.

Прошел месяц. Подошло время получки. Наряды на сделанную бригадой работу писал я сам. Весь месяц мы занимались ремонтными работами. Огораживали базу, ремонтировали крыши на мастерских, конторе и жилых домах, строили навесы, монтировали пилораму. Кроме этого два тракториста постоянно были заняты ремонтом тракторов, которые к концу месяца были готовы выехать на мелиоративные работы в поле. Получку выдавали к концу рабочего дня в конторе. Мне в Казахстане было привычно получать зарплату в 250-300 рублей. Здесь же зарплата в 150 рублей считалась уже высокой. Когда члены бригады расписывались в ведомости, где стояли суммы от 200 до 250 рублей, у них круглели глаза. Молодой рабочий Невзоров, которого мы все уменьшительно называли Витек, устроился к нам после окончания школы, получал свою первую в жизни зарплату и сразу так много. Возбужденный, он выскочил на крыльцо конторы и каждому встречному радостно сообщал: "Понимаешь, я двести двадцать рублей получил!". Самым старшим в бригаде был Василь Васильевич. Хороший тракторист. Благодаря его опыту и связям мы сумели обзавестись необходимыми запчастями для роторного экскаватора и быстро его отремонтировать. Характером он был спокойный и неразговорчивый. Когда то он отсидел в лагере 6 лет, но за что не рассказывал. С ним можно было часами работать и не услышать ни одного слова. Он молча делал свое дело и на вопросы отвечал одним-двумя словами. Василь Васильевич предложил пойти в столовую и обмыть нашу первую получку. Я согласился. В столовой сдвинули два стола, купили пару бутылок водки и закуску. Я успел выпить всего полста грамм, когда за мной пришел инспектор отдела кадров. Меня вызывал начальник. Пить водку мне не хотелось, но и отказываться от обмывки первой получки тоже было бы нехорошо. Как ни как, а такие мероприятия сплачивают коллектив. Это я знал еще по моей прежней работе, где застолья после получки или аванса были традиционным делом. Вызов к начальнику уважительная причина уйти раньше других, чем я не преминул воспользоваться.

Василь Васильевич и Витек утром на работу не вышли. Мы не стали их ждать и выехали в поле. За бригадой закрепили машину с будкой. Двое трактористов погнали роторный экскаватор и трубоукладчик к месту работы. Наш первый объект находился в 12 километрах от райцентра. Бригада должна была построить пруд на маленькой речушке и проложить 15 километров трубопроводов с клапанами для сброса воздуха, с гидрантами для забора воды и со всей другой необходимой технической оснасткой. Работа сразу закипела. Пришли первые грузовики с бетонными блоками и стальными трубами. Бульдозерист готовил котлован для водозабора, двое рабочих установили новый вагончик, одна половина которого была предназначена для бригады, в другой же расположился мастер со своими планами, сметами, теодолитом и нивелиром. Приехавший к обеду Дюков сообщил, что Василь Васильевич находится в КПЗ[4], куда его забрала милиция. Напившись до потери сознания он устроил дебош дома и разбил в кровь лицо своему соседу. Как специалист он мне нужен и мы договорились с Дюковым вечером поехать в райотдел милиции и взять его на поруки. Витек же появился только через три дня. На его лице еще оставались следы его похождений. Левая скула неестественно вздулась, под глазами светились синяки, которые постепенно приобретали черный цвет. На мой вопрос, что с ним случилось, он без всякого угрызения совести объяснил: "Понимаешь, пошел с друзьями обмыть мою первую получку. Что только не пили. Когда деньги кончились они меня избили. Сидел два дня на крыше у моего деда, пока руки и ноги не отошли". "У тебя вообще денег не осталось?" -- спросил его я. " Нет. Я помню, самогон и спирт ночью покупали, магазины то закрытые уже были". "Сколько же у тебя друзей, что вы сумели за сутки так много пропить?" "Много. Не помню точно, но человек пятнадцать нас было." "Витек, а матери подарок с первой получки успел купить?" Он удивленно посмотрел на меня. "Ты что бугор. Какой подарок. Что ты тут буровишь?!" Я понял, что вопросов больше задавать не нужно. Василь Васильевича тоже через пару дней отпустили на поруки коллективу. Он пообещал больше не пить, но продержался только до следующей получки и после очередного запоя в бригаду больше не вернулся.

Молва о высоких заработках в бригаде быстро разлетелась по окрестностям и от желающих попасть в бригаду отбоя не было. В бригаде появился квалифицированный сварщих. Ему было всего двадцать два года, но в сварке он был ас. Трубы вручную сваривать не так просто, но у него шов на стыках труб был ровным и гладким. При испытании километровой клети трубопровода воздухом на заваренным им стыках не находили ни одного изъяна. Вместо Василь Васильевича, о потере которого я искренне жалел, пришел другой тракторист. Его звали Милак и он был хороший бульдозерист. Если он планировал своим бульдозером площадку, то уже не нужно было кого-то посылать с лопатой зачищать огрехи. У него были странности. Если он хотел выпить, то его никто и ничто не могло удержать. Он исчезал вместе с бульдозером с объекта и объявлялся в дупль пьяным под вечер, а то и вообще только на следующее утро. Однажды ему надо было перегнать бульдозер с места стоянки в конец трубопровода, где предстояло спланировать площадку под насосную станцию. В пути он выпил спрятанную заранее бутылку самогона, заснул за рычагами и не сбавляя скорости влетел бульдозером в подготовленный для колодца котлован. Только чудом никто не пострадал. Милка вытаскивали из бульдозера всей бригадой. На нем не оказалось ни одной царапины. Так и не пришедшего в себя загрузили его в подъехавший УАЗик и отправили домой отсыпаться. Сначала я возмущался, когда кто-нибудь приходил пьяным на работу или прогуливал из-за запоя, но постепенно не то что привык, а начал понимать причины. Жизнь в районном центре была серой и скучной. В единственном на весь городок доме культуры шли патриотические и старые фильмы или же выступали самодеятельные ансамбли. Заасфальтированы были только маленькая площадка перед железнодорожной станцией и дорога, связывающая Курск с Воронежем, которая проходила по окраине райцентра. Остальные дороги были грунтовыми и после каждого дождя по ним идти можно было только в резиновых сапогах. И центральная площадь выглядела неухоженной. Здесь был когда-то настелен асфальт, но он давно исчез и смешался с грязью. Только площадь перед райкомом партии и райисполкомом была свежо заасфальтирована. Вокруг нее стояли аккуратно подстриженные березки, у памятника Ленину разбита клумба. И партия и Советская власть давали ясно понять своим слугам, кто хозяин здесь и кому нужно служить.

Район специализировался на выращивании картофеля. И частные огороды были в большинстве своем засеяны картошкой. В самом райцентре было два спиртзавода и несколько спиртзаводов располагались в округе. Осенью площадки перед ними заполнялись буртами картошки из которой вырабатывался спирт. Водители спиртовозов продавали спирт не литрами, а ведрами. Умельцы могли всегда сделать из одного ведра спирта два с половиной ведра водки. Сколько тонн спирта расплылось по частным домам и квартирам не сосчитать никому, как и не сосчитать загубленных спиртом судеб.

В середине сентября приехала жена. Она была уже беременна на восьмом месяце. Новый дом, в котором мне обещали квартиру, еще не был готов и нам пришлось ютиться в одной комнате. Вещи и мебель из пришедшего следом контейнера пришлось сложить в сарае. В двадцатых числах октября, когда упал первый снег, она разбудила меня ночью. Начались схватки. Мне пришлось идти за несколько улиц к водителю, который был закреплен за моей бригадой, но его не оказалось дома. Вызвался помочь его брат, который жил по соседству. У его ворот стоял автокран, вот на нем и отвезли мою жену в больницу. К обеду она разродилась девочкой и я стал папой.

Новый дом наконец-то сдали в эксплуатацию. В нем было 16 квартир. Заселились в него приехавшие специалисты и несколько семей из местных. Как обычно, дом сдали с недоделками. Отсутствовало самое важное звено -- котельная. Ее кирпичный остов чернел неподалеку, и на то, что кто-то будет ее достраивать, не было даже намека. Выходили из положения кто как мог. Сварщик сварил для моей семьи из трубы буржуйку, я купил на станции уголь и на пилораме дрова, складировал все это в закрепленном за мной сарае, закрыл плотно двери в две лишние комнаты, оставив для жизни только зал, кухню и ванную с неработающим туалетом и канализацией.

Бригада успешно сдала государственной комиссии готовый объект в Богородицком и начала новый в селе Касторное. Здесь мы ходили обедать в частный дом. Хозяйка дома, высокая и костлявая женщина лет пятидесяти, была строгой и вечно угрюмой. Но разговор ее был мягким и каким-то округленным и мне нравилось слушать, когда она что-нибудь рассказывала о своих соседях. Меня удивляло, с какой точностью она могла определить, откуда родом была та или иная женщина. Немного позже я сам начал понимать, по каким приметам она узнавала об этом. Например, женщины родом из Богородицкого были все ниже среднего ростом, пухленькие, круглолицые и добродушные по характеру. Женщины деревни Касторное были высокого роста, худые, как селедки, и злые на язык. Самые красивые женщины в районе были из села Солдатское. Русоволосые, статные, с красивым светлым лицом они притягивали своей красотой. Характером они были добрые и разговаривали чуть растягивая слова, подчеркивая особенно букву "О". Сначала я думал, что село Солдатское получило свое название после войны из-за того, что здесь осталось много вдов-солдаток, но потом узнал, что это название сохранилось еще со времен крепостничества. Тогда это село славилось тем, что отсюда почти вся молодежь уходила в солдаты, продавая себя за деньги тем хозяевам в окрестности, у кого в семьях был всего один или два сына и кому некстати было отдавать своих сыновей на службу в царскую армию.

Моя маленькая дочка была беспокойной. Она плохо спала. Из-за спертого воздуха в комнате и жена и ребенок часто простывали. Соседи посоветовали окрестить ребенка. Может быть, после этого ребенок будет спокойней. У соседки с первого этажа двоюродный брат служил попом в Обонянском приходе. Она договорилась с ним, что он приедет и окрестит ребенка на дому. В назначенное воскресенье после обеда приехал молодой человек, одетый в модный светский костюм. Мы открыли большую спальню, где отец Николай переоделся в церковную одежду. В центре зала на стул поставили чашку с водой. Отец Николай зажег кадило освятил место, прошел, распевая молитву, по кругу мимо гостей, окропил водичкой ребенка, перекрестил его несколько раз и благословил ребенка на многие лета. После крестин он снова переоделся в светскую одежду, мы составили в зале вместе два стола, выставили на стол спирт и вино, в чашке пельмени и другую закуску и вместе с попом, новоиспеченными кумовьями и соседями устроили настоящий праздник. Отец Николай, выпив чистого не разбавленного спирта, своим могучим голосом красиво пел русские народные и современные песни, а мы как могли поддерживали его. Я встречался после крестин несколько раз с отцом Николаем и всегда эти встречи оставляли какой-то светлый след в душе. Не знаю, насколько крестины помогли моей дочери, но примерно через неделю после этого она вдруг начала спокойно спать по ночам, не стала пугаться всякого шороха и болеть тоже стала меньше.

В нашем районном центре магазинов было мало и ассортимент был в них беден. Большинство жителей ездили покупать вещи и продукты в Старый Оскол Белгородской области, или же в Нижнедевичье Воронежской области. В Старом Осколе из-за ударной стройки было Московское обеспечение и там можно было купить хорошие и модные вещи, а в Нижнедевичьем, наверное, был на редкость предприимчивый руководитель РайПО[5]. И в ту и в другую сторону от нашего городка было примерно по тридцать километров и туда ходили рейсовые автобусы. Меня всегда удивляли коренные различия между двумя соседними районами. В селах нашего района, как и в самом райцентре дороги были не заасфальтированными, щебеночными, а то и просто грунтовыми. За редким исключением, дома выглядели серо и неухоженно, пристройки лепились к дому и в парадную дверь можно было пройти только через хозяйственный двор, где в грязи возились свиньи, куры, тут же у входа в сенях лежали беспорядочно мешки с зерном и орудия труда. Районный центр Нижнедевичье своей опрятностью и разноцветностью домов вызывал в душе праздник. Мы ездили туда, как правило, в хорошую погоду и от этого, наверное, праздничное настроение еще больше обострялось. Земля в Нижнедевицком районе тоже была другой. Она была не такой черной и вязкой, как в нашем районе и на песчаной почве здесь вызревали на редкость вкусные арбузы. Жители Нижнедевичьего одевались красиво и на их лицах не было того отпечатка вечной озабоченности и усталости, который был на лицах Курян.

С конца ноября и до середины декабря валил снег. Бригада выезжала в поле, но по-настоящему работать не могли. Масса времени уходило на очистку траншей от снега. Из-за мороза и отсутствия зимней солярки, трактора не заводились. Да и до объекта надо было добираться часами, пробиваясь через снежные заносы. В конце- концов перегнали всю технику в мастерские и остаток декабря, весь январь и февраль занимались ремонтом тракторов и оборудованием. Заодно нам поручили строить жилой дом и заканчивать котельную. Те, кто летом пил изредка, спились окончательно и приходя на работу, были заняты только поисками спиртного на похмелье. Похмелившись, они уже не могли остановиться и к обеду исчезали с объекта. Милак попал в милицию. Он ночью угнал скрепер с базы, уехал на другой конец городка, там у знакомых напился спирта и сравнял несколько заборов с землей. Не натворил он большего только потому, что в тракторе кончилась солярка. Из-за непогоды, плохой дисциплины и отсутствия фронта работ, мне было почти нечего писать в нарядах. Все, что можно было высосать из пальца или просто нафантазировать, в нарядах уже было отражено. Судя по ним, бригада перелопатила сотни тонн земли, половина райцентра была изрыта котлованами, кирпичной кладки сделано в несколько раз больше, чем на самом деле было кирпича. А сколько мы покрасили и побелили домов! В конечном итоге все резервы кончились. Зарплата резко упала. Сварщик уволился и устроился в сельхозтехнику. Уволилось несколько монтажников. Они были трезвыми и опытными работниками. В бригаде осталось пять человек.

Моя жена затосковала по Казахстанскому теплу и своим родным. Я тоже начал мучиться ностальгией. Меня, привыкшего к теплым южным зимам, длинному и жаркому лету, измучивали холодное лето и длинная снежная зима. Конечно, зима с белым снегом и морозом . это красиво, но долго этой красоты я не выдерживал. Длинными холодными ночами, когда остывала буржуйка, мы обсуждали наше будущее. С рождением ребенка, во мне проснулось чувство ответственности к своим родным. Я уже не был готов жертвовать своим маленьким ребенком ради всеобщего счастья и понял, что важнее всего не чье-то счастье, а прежде всего счастье твоей семьи. К тому же примешивалось чувство разочарования, что я не попал на Нечерноземье. Хотя от тех, кто уже побывал там и сбежал оттуда, я знал, что за беспредел творился на той земле. В этом беспределе мне не хотелось участвовать. Теория Ленина явно расходилась с практикой. Мы решили ехать назад.

В начале марта я отнес заявление об увольнение Дюкову. А в начале апреля, отправив контейнер, я с женой и маленьким ребенком летели из Курска через Москву во Фрунзе. В прошлом остался еще один этап моей жизни. Я приобрел здесь друзей, узнал новых людей. Большинство из них честным трудом зарабатывали свои деньги, тянулись изо всех сил, чтобы достойно содержать свою семью. У меня остались хорошие воспоминания о двух братьях Пьяных. Несмотря на такую фамилию, они не брали спиртного в рот. Один был водителем грузовой машины, другой автокрановщик. Сварщик Вася, ас своего дела, ему за его умение надо бы платить не одну сотню рублей, но где их взять. Светлым пятном в памяти остался отец Николай. Беседы с ним открыли на многое глаза. Многие происходившие события я стал с его помощью по другому оценивать, имеется ввиду не с позиции научного коммунизма. Я не могу сказать, что тот неполный год, прожитый мной в Курской области был потерянным. Там родилась моя дочь, там я стал по-настоящему взрослым, там я научился понимать людей.

[1] ПТУ -- Профессиональн-техническое училище

[2] ПМК -- Передвижная механизированная колонна

[3] ПТО -- Производственно-технический отдел

[4] КПЗ --Камера предварительного заключения

[5] РайПО --районная потребкооперация

Проголосуйте
за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

278086	2007-11-23 15:40:14
Лора - Вальдемару Люфту

- Несмотря на описанние нашей общей жизни, виденное и пережитое самим, читается с большим желанием. До боли все знакомо. До глубины всё понятно. Правдиво. Подобные труды освещают эпоху Коммунизма в полном его "расцвете". Мне импонирует поведение и отношение рассказчика к своим обязанностям, к труду, семье. И тут, вроде бы, ни чего нового, неожиданного, но с какой пользой для тех, кто в прозябании, разлагается ничегонеделаньем, пьянством, да задаётся вопросами - "Кто виноват?" и "Что делать?". Изложено ровно, простым, душевным языком. Читается легко. Спасибо,Вальдемар. С уважением Лора.

278093	2007-11-23 21:05:21
Антонина Шнайдер-Стремякова

- Уважаемый Вальдемар!

Теперь и я имею о Вас представление. Приятно было познакомиться. В Вашем ╚отчёте╩ сквозит ирония что тоже приятно. ╚К тому времени я считал себя уже зрелым комсомольцем, как раз закончил изучать второй том избранных сочинений В.И. Ленина и был заряжен на подвиг. Правда, тяжелым грузом висела на мне молодая и уже беременная жена╩.

Личное на потом было знаменем эпохи. Ждём нового!

278269	2007-12-03 21:25:07
Валдемар Люфт

- Уважаемые Лора и Антонина, большое спасибо за такую хорошую оценку моего труда. Антонина Адольфовна, ваши работы в РП читаю все. В целом они хорошо читаются и интересны. Хотел опубликовать на РП другие работы, но почему-то их не пропускают. Кстати, к сведению всех читателей, мое имя Валдемар пишется без "ь"знака. С уважением Валдемар