СРАМОТА ПОЭТА

Радиопьеса

Действующие лица:

САША - поэт

ИРА - его жена

ВОЛОДЯ - его друг

Мелодия И. Штрауса из "Сказок Венского леса".

Мужской голос читает стихи:

Через час отсюда

В Чистый переулок

Выйдет человечий обрюзгший жир.

А я им открыл

Столько стихов шкатулок!

Я - бесценных слов мот и транжир...

Скрип, треск, радиопомехи, тишина.

САША: Вот и радиоточка сдохла.

ИРА: И не страшно. Все равно теперь по радио одну только рекламу гоняют. Как будто я сама не знаю, какими прокладками мне пользоваться. Между поют всякую похабень. "Отпустите меня в Гималаи, отпустите меня на совсем. А не то я завою, а не то я залаю, а не то я кого-нибудь съем". Позорище. А тут вдруг Маяковским решили просветить. А я его не люблю.

САША: Ты это зря. Маяковский - гений.

ИРА: Был бы гений - мы бы его в школе проходили. А мы учили эту... как ее? Ахматову. Гумилева, ее мужа, которого расстреляли. И этого... как его?... Манда... льштама. Вот ведь зараза. До сих пор выговорить не могу. Еврей, наверное.

САША: Великий русский поэт.

ИРА: Сейчас все евреи - великие русские. И все великие русские - только евреи. А так, чтобы и русский был, и великий русский - такого теперь не положено. Пушкин - и тот, говорят, евреем был.

САША (вяло): Антисемитка ты.

ИРА: Жена русского поэта обязана быть антисемиткой. Вот станешь евреем - буду говорить, что настоящие русские - это евреи. А пока что терпи.

САША: Не стану.

ИРА: Зарекалась свинья дерьмо не есть, а как увидела - так и захрюкала.

САША: Нарываешься?

ИРА: А что - ударишь?

САША: Обзову.

ИРА: Придурок.

САША: "Но есть надежда, что буду полным, наконец".

ИРА: А Пушкин тут при чем?

САША: "Пушкин - наше всё!"

ИРА: Твой тезка.

САША: И коллега по ремеслу.

ИРА: Только его издают, а тебя нет.

САША: Ну, почему так получается?

ИРА: Как?

САША: Пушкин писал стихи - и он - гений. А я пишу - и ни один даже дохленький журнальчик публиковать не хочет. И ты подкалываешь.

ИРА: Так то - Пушкин.

САША: Ну, да. Он - блатной. С тремя царями встречался. Как если бы я с Ельциным, Путиным и Медведевым водку по подъездам жрал. Да и друганы его - все аристократы. Они там после лицея все друг друга проталкивали, гениями называли. А наш класс... Как школу закончили - так все и разбежались по углам, каждый в свою норку.

ИРА: У каждого своя жизнь.

САША: Да разве это - жизнь? Пристроились "шестерками" у родственничков - и бабки заколачивают.

ИРА: Ну, не только деньги делают. Они еще и живут.

САША: Может, по-твоему, и живут. А по мне, так жить ради только бабок это - не жизнь.

ИРА: А что?

САША: Срамота.

ИРА: Какая это срамота - жить в достатке? Срамота - жить, как ты: с хлеба на воду перебиваться.

САША: Судьба поэта.

ИРА: Чушь.

САША: Почему это чушь?

ИРА: Потому что жить голодным - это срамота поэта.

САША: Ну, ты как ляпнешь, так ляпнешь. Прямо хоть стихотворение пиши: "Срамота поэта".

ИРА: Вот и напиши.

САША: Вот и напишу... Как время будет.

ИРА: А что не сейчас? Всё равно на диване валяешься. От скуки жену злишь.

САША: Вдохновения нет.

ИРА: А кушать хочется.

САША: Хочется.

ИРА: И денег нет...

САША: И денег нет.

ИРА: И в холодильнике пусто.

САША: И в холодильнике пусто. И по сусекам все выскребли - даже на колобок не набрали.

ИРА: Так ведь помрешь.

САША: Ноги протяну.

ИРА: И напишут о тебе стихотворение "На смерть поэта".

САША: Лермонтов уже написал.

ИРА: Лермонтов про Пушкина написал. Его убили. А ты сам помрешь.

САША: Вот и я говорю: про Пушкина написал - и стал гением.

ИРА: А ты про себя напиши.

САША: Что?

ИРА: "На смерть поэта".

САША: На себя нельзя. Обсмеют.

ИРА: А на кого можно?

САША: Давай на тебя.

ИРА: Так я жива.

САША: А я тебя убью.

ИРА: И не жалко?

САША: А чего жалеть? Другую найду.

ИРА: А тебя арестуют, будут судить.

САША: Станут кормить.

ИРА: А ты будешь стихи писать. Пожизненно.

САША: "Сижу за решеткой в темнице сырой..."

ИРА: Так это Пушкин. Или Лермонтов. Не помню. В школе проходили.

САША: Не важно.

ИРА: А что важно?

САША: Зачем ты вообще этот разговор завела.

ИРА: Так это ты завел.

САША: Нет, ты. Я тебе - про Пушкина, а ты убить тебя просишь.

ИРА: Я тебя прошу?

САША: Ты.

ИРА: Так это ты сказал, а не я.

САША: Ну, вот, видишь?.. Теперь скандалить начнешь.

ИРА: Это почему?

САША: А ты всегда скандалишь, если не права.

ИРА: Потому что я всегда права.

САША: И сейчас была права?

ИРА: И сейчас.

САША: И вчера?

ИРА: И вчера.

САША: А чего тогда мы без света сидим, раз ты права? Я же говорил: "Не открывай дверь. Это электрики. Свет отключать будут". А ты: "Это мама пришла". Вот и сидим теперь в темноте.

ИРА: Они все равно бы нас отключили. Не вчера, так сегодня. Или завтра. У нас за шесть месяцев не оплачено.

САША: Да хоть за семь. Счетчик в квартире стоит. А дверь бы ломать не стали.

ИРА: Это раньше не стали бы. А сейчас другие законы. Сейчас тот, кому платят, имеет прав больше, чем те, кто платит.

САША: Много ты в законах понимаешь.

ИРА: Да уж побольше тебя.

САША: Что ты хочешь сказать?

ИРА: Учиться тебе надо. Или работать. А не стихи писать.

САША: Много ты в стихах понимаешь. Ты ведь даже не читала их.

ИРА: И не собираюсь читать.

САША: Но так послушай.

ИРА: И не собираюсь слушать. Сейчас уши заткну - и не услышу ничего.

САША: Вот так вот ты, да?

ИРА: Вот так.

САША: А раньше ты говорила: поэт! И все вслед за тобой: поэт!

ИРА: Ну, поэт. А дальше что?

САША: А что тебе еще надо?

ИРА: Покушать.

САША: Правильно надо говорить: поесть.

ИРА: Правильно-не правильно, а жрать хочется.

САША: Жрут свиньи.

ИРА: Зато жрут.

САША: Может, к твоей матери сходим.

ИРА: Ага. Сходим. После того, как ты вчера ее дурой назвал?

САША: А кто она? Я ей Хлебникова читал, а она говорит: мяуканье.

ИРА: А как иначе назвать? Кур-мул-бул.

САША: Ничего ты не понимаешь в истинной поэзии.

ИРА: Лучше не понимать, чем такое слушать.

САША: Так ты потому и мои стихи не слушаешь.

ИТРА: А чем ты лучше Хлебникова этого?

САША: Ну, во-первых, я - твой муж.

ИРА: Экая невидаль! Таких мужей - половина базара. Крыша над головой, баба под боком - и лишь бы не работать.

САША: Это ты про меня так?

ИРА: Про вас, кобелей. Мужик какой-то пошел: ни украсть, ни покараулить.

САША: А сама лучше?

ИРА: Так я и не мужик.

САША: И не баба. Три года не можешь забеременеть.

ИРА: А зачем? Чтобы нищету плодить?

САША: Какую нищету? Я бы работать пошел?

ИРА: И куда? Кем? Что ты умеешь делать?

САША: Ну, научился бы. Ради семьи.

ИРА: Кто хочет учиться ради семьи, тот давно уже выучился.

САША: Это почему?

ИРА: Но ведь мы - уже семья.

САША: Какая это семья?

ИРА: А что у нас?

САША: Сожительство двух разнополых организмов.

ИРА: Под одной крышей.

САША: И при общем туалете.

ИРА: Погоди, вот еще воду отключат - не будет у тебя и туалета.

САША: А что? Ведь они могут. И водопровод, и канализацию отключат.

ИРА: Вот и будем бегать в кусточки.

САША: Или на стройку напротив.

Смеются.

САША: Нет, надо все-таки пойти поработать.

ИРА (согласно): Надо.

САША: Только где? Сейчас не советское время, сейчас безработица.

ИРА: Да, хоть где. Объявлений много.

САША: Много-то много, да толку мало. Сергей три месяца проработал - а ему так и не заплатили. Сказали: еще спасибо скажи, что не остался должен. Объявления сейчас пишут для дураков. Или для гастарбайтеров. А на работу устраиваются только по знакомству.

ИРА: Как Медведев.

САША: Ага. Если бы Путин президентом не стал, Медведев премьером не был бы.

ИРА: А зарплата. небось, ого-го!

САША: Да... мне бы в друзья такого Путина.

ИРА: Так ты из дома не выходишь целыми днями. Откуда у тебя такие друзья возьмутся?

САША: Раньше-то были.

ИРА: Когда?

САША: В школе хотя бы.

ИРА: Ну, школьные друзья - уже не друзья.

САША: А кто они?

ИРА: Бывшие друзья.

САША: А Вовка.

ИРА: Что Вовка?

САША: Он ведь - друг. Мы с ним с первого класса дружим.

ИРА: И какой он друг? Два раза в месяц покормит - и все.

САША: А тебе тот друг, кто нас каждый день кормит?

ИРА: Ну, каждый, не каждый, а через день твой Вовка мог бы и покормить.

САША: Так ведь к нему надо через весь город таскаться. С пересадкой.

ИРА: А тебе хочется, чтобы он сам тебе еду сюда привозил? Прямо домой?

САША: А что? У него все равно машина под задницей.. Едет куда - по пути бы и завернул.

ИРА: Ишь ты, раскатал губу. Что он тебе - крепостной крестьянин? А ты - барин?

САША: Да, быть барином хорошо. Вовка бы нас кормил. А считалось бы, что это мы его кормим, работу ему даем. Крепостное право, модель двадцать первого века.

ИРА: Давай о чем-нибудь другом. А то все о еде и о еде. У меня уже от этих разговоров под ложечкой сосет.

САША: А о чем?

ИРА: Что - о чем?

САША: О чем поговорим?

ИРА: Тебе что - уже и поговорить со мной не о чем?

САША: А давай к твоей матери сходим? Чтобы не на автобусе. Она пообижается, пообижается - да и накормит.

ИРА: Ты что - совсем гордость потерял? Она же тебя прежде матом обложит, обзовет по-всякому. А вот покормит или нет - неизвестно. Ты ее знаешь.

САША: Знаю, конечно. Но стоит рискнуть. Скажем, чтобы я извинился перед ней, зашли. Скажу так, мол, и так, сорвалось с языка грубое слово нечаянно. А стихи Хлебникова - действительно мяуканье.

ИРА: Тогда лучше к Володе поедем.

САША: Почему?

ИРА: Потому что я стихи Хлебникова люблю. И никакое они не мяуканье. А поиск новых форм. Только...

САША: Что только?

ИРА: Володя твой ведь ко мне приставать начнет.

САША: С чего бы это? Раньше не приставал, а теперь начнет.

ИРА: Почему не приставал? Только ты отвернешься - он и лапает.

САША: Правда, что ли?

ИРА: А ты думал, чего он нас так часто зовет к себе? По старой дружбе? Он знаешь, что о тебе говорит?

САША: Что?

ИРА: Дурак твой поэт, говорит. Такую бабу отхватил! Я бы для такой красоты дворцы строил, в меха одевал, золотом и бриллиантами осыпал. А он ей стихи читает и голодом морит.

САША: Я уже два года не читаю тебе стихов.

ИРА: Но он-то не знает. Он думает, что мы с тобой вот так вот в постели лежим - и ты мне стихи свои наяриваешь.

САША: Он же не дурак. Кто в постели стихи читает?

ИРА (озорно): А что в постели делают?

САША: Ну, это... Ты сама знаешь.

ИРА: Нет, не знаю. Целый вечер говорим только о еде.

САША: Еще о Пушкине.

ИРА: О еде и о Пушкине. О еде и Лермонтове. О еде и о Хлебникове.

САША: Еще о тебе.

ИРА: И о тебе.

САША: Нет, о тебе.

ОБОЕ (затихая): О тебе... О тебе...

Длительная пауза. Слышен стук дождинок в окно, доносятся раскаты грома.

ИРА: Ой!

САША: Что?

ИРА: Я ключи забыла!

САША: Какие ключи?

ИРА: Мамины. От ее квартиры. Вчера схватила со стола, а что они не наши - и не увидела. Ты поваляйся. А я оденусь, сбегаю до нее - и отдам ключи. Заодно и еды захвачу.

САША: Если ключи у тебя, то как она в свою квартиру попадет?

ИРА: Ой, и вправду. А я об этом и не подумала. Она же без ключей сейчас. И к нам не придет - обиделась.

САША: А ты ей позвони.

ИРА: Точно!

Звук набора телефонного номера.

ИРА: Телефон не работает.

САША: Ее?

ИРА: Наш. Домашний.

САША: Отключили. Говорил ведь: не надо было мобилу продавать.

ИРА: А как бы ты ее заряжал без электричества?

САША: В задницу тебе бы воткнул - вот как!

ИРА: В свою втыкай.

САША: А по морде не хочешь?

ИРА: Вот такие вы - мужики. Получат с женщины свое - и тут же в морду.

САША: Так ведь ты первой сказала!

ИРА: Сказала... Ты что - не видишь, что я вся в нервах? Где мама теперь, не знаю.

САША: Ну, пойдем вместе искать.

ИРА: С тобой поищешь - и сама себя потеряешь.

САША: Следи за языком. Тебе помощь предлагают, а ты огрызаешься. Не хочешь со мной идти - ищи мать свою сама. К утру найдешь.

ИРА: У нее же и подруг не осталось. Все уехали. Одни мы "сало русское едим".

САША: А что мы в Израиле не видели? Да и язык надо учить. Уж лучше в Германию. Там наших много. Ты матери скажи: пусть бумаги на Германию собирает.

ИРА: Вот что. Надо к Володе идти. У него куча друзей и знакомых. Может, и в полиции есть. Они маму найдут.

САША: В полиции нашей надо трое суток ждать, чтобы они заявление приняли.

ИРА: Откуда знаешь?

САША: По телевизору видел.

ИРА: Ну, так у Володи в друзьях братки ходят. Те трое суток ждать не станут.

САША: Браткам надо платить. Или натурой отдавать. А у нас с тобой ничего нет.

ИРА: Есть.

САША: Что?

ИРА: Я.

САША: В каком смысле?

ИРА: В прямом. Я им отработаю. Как проститутка.

САША: Ты что? Совсем, что ли... Того? (свистит): У них своих проституток знаешь сколько?

ИРА: Тогда стану уличной проституткой - и отработаю.

САША: А я?

ИРА: Что ты?

САША: А я что - с проституткой буду жить?

ИРА: Можешь и не жить.

САША: В смысле, разведешься?

ИРА: Сам разведешься. А то я и работай, я и разводись.

САША: Ты оделась?

ИРА: Оделась.

САША: Ну, и топай к своей мамочке. И чтобы больше тебя в этой квартире не было.

ИРА: Счастливо оставаться. Отелло.

САША: Скатертью дорога. Пышка.

ИРА: Как? Как ты сказал?

САША: Пышка. А что?

ИРА: По-твоему, я - толстая?

САША: При чем тут толстая? Пышка - героиня рассказа французского. Проститутка, спасшая...

ИРА: Значит, я пошла мать спасать - и сразу стала проституткой?

САША: Не перегибай. Ты сказала, что станешь проституткой, чтобы ее спасти.

ИРА: Да мало ли, что я сказала. Женщина в нервах, что хочешь, может сказать. Главное - как она поступит.

САША: Как скажет - так и поступит.

ИРА: Ну, ты уговорил. Теперь я поступлю, как сказала. Ты у меня еще узнаешь, что такое - жена-проститутка.

САША: Узнаю, узнаю... Скатертью дорога.

Звонок в дверь.

ИРА: Вот и первый клиент.

САША: Только не в моей квартире. Иди - открой. И убирайся вместе с клиентом.

ИРА: Твоя квартира - ты и открывай.

САША: Я не могу. Я не одет.

Звонок повторяется.

САША: Иди. Не заставляй клиента ждать.

ИРА: Ну, хорошо. Ты сам напросился (нежно): Иду, милый! Иду! Ну, прямо такой нетерпеливый.

САША: На лестничной площадке устраивайтесь. Нетерплеливые.

Отпирается замок.

ИРА (удивленно): Володя? Ты? Что случилось?

ВОЛОДЯ: Ключи от квартиры на работе забыл. А слесаря вызывать, чтобы дверь ломать, поздно. Решил у вас переночевать. Пустите?

ИРА: Да, да, сейчас... Проходи. Только у нас света нет. Отключили (кричит): Саша! Тут Володя пришел. Слышишь?

САША: Да. Да. Сейчас... Уже встаю.

ВОЛОДЯ: Я, конечно, не вовремя...

ИРА: Ты всегда вовремя, Володя. А сегодня ты даже не представляешь, как ты вовремя пришел. Ты раздевайся. Вот тут тапочки...

ВОЛОДЯ: А что - опять поссорились?

ИРА: Хуже. Он меня на панель погнал.

ВОЛОДЯ: В каком смысле?

ИРА: Без всякого смысла. Иди, говорит, на улицу, становись проституткой.

САША: Ну, что ты несешь? Что ты несешь? Ты хотя бы Вовку постеснялась.

ИРА: А что не посылал меня на панель?

САША: Я? Ты сама сказала, что собираешься отдаться браткам.

ИРА: Это потому, что ты сказал, что я зря о маме беспокоюсь...

ВОЛОДЯ: Нет, ребята, я вижу, я не вовремя. Пойду-ка лучше в гостиницу.

ИРА: Никуда ты не пойдешь. Останешься у нас. Спать будешь на диване. А то мы в темноте такого натворим, что завтра одни трупы останутся.

САША: Давай, Вовка, давай, заходи. Снимай пальто. Пошли на кухню. Света нет, но ты вот... держись за мою руку. Только у нас жрать совсем нечего. И заварки нет. Газ еще не отключили. Так что попьем кипяточку.

ВОЛОДЯ: Насчет еды не беспокойтесь. У меня целый портфель. И заварка есть. Цейлонский, первый сорт. Как раз закупился с вечера. Светка с сыном к матери поехала. На три дня. Вот я и решил, чтобы не готовить, накупить всяких консервов - и ими питаться. И коньячка бутылку прихватил. Так что все сошлось в самый раз.

САША: И хлеб есть?

ВОЛОДЯ: А как же. Бородинский. Помнишь, как в детстве твоя мама нарезала нам его - и мы наяривали с маслом сливочным? Блаженство! Тогда и масло было другим. И чай ароматный.

САША: А сейчас не чай, а крашенная трава. Кружку после чая не отмоешь.

ИРА: Ну, пошло мужичье жизнь хаять. И все-то у вас раньше было хорошо, а сейчас плохо. Вы же еще не старики. А радоваться жизни разучились. Вот смотрите: с улицы фонари светят - и на кухне светло. Гость пришел. И уже - праздник.

ВОЛОДЯ: Эх, Ирка, Ирка... Ты не представляешь, как ты права. Да вы ешьте, ребята. Ешьте. А то водка на голодный желудок плохо идет.

САША: А у тебя и водочка есть? Ну, ты, Вовка, даешь! Прямо старик Хоттабыч.

ВОЛОДЯ: И водочка. И закуска. Все, как полагается... Женщину я сегодня ждал, Шурка. Очень желанную женщину. Женщину моей мечты, можно сказать. А ключ забыл. Или Светка сперла. Знала, что без ключа я только к вам и отправлюсь. У меня ведь, кроме вас, никого и нет. Все порастерялись как-то. Витьку в Чечне убили, Юрка в США свалил. В одном Изжраиле наших шестеро. А еще в Германии штук десять. Даже Ирка... Помнишь Ирку?.. Ирка проституткой стала. На Филиппинах. Старикам посылки присылает... А Юлька из параллельного класса за банкира вышла. Убили его в прошлом году. Теперь - богатая невеста. Хотела меня у Светки купить.

САША: Как так?

ИРА: Ты, как с луны свалился. Сейчас богатые вдовы мужей только так покупают.

ВОЛОДЯ: Вот-вот... Так и Юлька. Я, говорит, на тебя еще в третьем классе глаз положила. А я, говорю, тебя и не замечал. Даже не обиделась нисколько. Но Светку с работы уволила.

ИРА: И где теперь твоя жена работает?

ВОЛОДЯ: Со мной. У нас теперь общий бизнес. Я за производством слежу, она бухгалтерию ведет... Давай-ка вот так... Красная икра поверх хлеба с маслом. Клёвая закуска. Отец рассказывал, они на Сахалине только с икрой водку и пили. А то там даже свинина рыбой воняет. Они там свиней ведь красной рыбой корсмят. Ира, намажь икорки. У женщин как-то лучше получается.

ИРА: Вот так у нас всегда: мужики пируют, а женщины их обслуживают. Хоть бы раз наоборот.

ВОЛОДЯ: А наоборот нельзя. Если наоборот, то женщина перестает быть женщиной.

ИРА: Это еще почему?

ВОЛОДЯ: Женщина предназначена для того, чтобы обслуживать мужчин и принимать от нас подарки. А если мужчина обслуживает женщину, то значит...

ИРА: ... значит, подарки ей делать не надо.

ВОЛОДЯ: В идеале именно так. Но на деле - иначе.

ИРА: Как - иначе?

ВОЛОДЯ: На деле, женщина хочет и подарки получать, и чтобы ее обслуживали. А потом еще за это и уважали.

САША: Хватит трындеть. Давайте выпьем! За тебя, Вовка. За то, что ты так вовремя пришел. И чтобы всегда так приходил.

Звон рюмок

САША: Хороша! Давно такую сладкую не потреблял. Все дешевку всякую дуем. Все время боишься, что паленая попадется. Но пока Бог миловал.

ВОЛОДЯ: Ты закусывай. Красная икра под водочку - удовольствие.

САША (с набитым ртом): Удовольствие - не то слово. Божественный нектар!

ИРА (слегка раздраженным голосом): Это - штамп, Саша. Литературная безвкусица. Ты же - поэт.

САША: Когда я ем - я не поэт. Я - поглотитель белков, жиров и углеводов.

ВОЛОДЯ: Поглотитель - это хорошо. Поглотитель - это уже поэтическое открытие. Впрочем, все мы - поглотители: и поэты, и не поэты.

САША: И кошки, и собаки, и черви, и пауки. Ты знаешь, я об это стихотворение напишу. Завтра.

ВОЛОДЯ: А почему не сейчас?

САША: Сейчас я ем. И веду беседу с тобой. Ну-ка... плесни еще.

Журчание льющейся в рюмки водки.

ИРА: Может, не надо так часто?

САША: Женщина должна обслуживать стол молча.

ИРА: И смотреть на мужчину преданными глазами.

САША: Преданной надо быть, а не смотреть. Что себе не наливаешь?

ИРА: Не хочу.

САША: Ну и ладно. Нам больше достанется. Давай, Вовка, выпьем за мою преданную жену. Ирка у меня - молодец. Дай Бог каждому такую бабу.

ИРА: Я тебе дам бабу! (слышен щелчок подзатыльника): Я - женщина! И, между прочим, в полном расцвете.

САША: Хороша! Прямо, как по смазанному, прошла.

ИРА: Ты лучше закусывай. А то развезет.

ВОЛОДЯ: Правда, ребята. Вы ешьте, ешьте. Тут на всех хватит. А не хватит, я сбегаю в круглосуточный магазин. У вас тут недалеко.

САША: Да, ладно тебе. Не будь Дедом Морозом. Сам чего не пьешь?

ВОЛОДЯ: Не хочу. Для порядка рюмку выпил - и хватит. Завтра тяжелый день.

ИРА (с иронией в голосе): А у нас каждый день тяжелый. Муки творчества.

ВОЛОДЯ: А ты?

ИРА: А я ухаживаю за поэтом. Как ты сказал: обслуживаю - и получаю подарки от мужа.

ВОЛОДЯ: Стихи?

ИРА: При чём тут стихи?

САША: Стихи и я. Стихия.

ВОЛОДЯ: Он стихи тебе посвящает? Читает вслух?

ИРА: Посвящал, читал...

САША: Так ты сама сказала: надоело.

ИРА: А ты и рад.

САША: Я ей знаешь, какое стихотворение посвятил! Она рыдала от восторга... Дай-ка вспомню... Там что-то это... Нет, надо выпить. А то не вспомню... Это что - колбаса? Можно, я прямо кусок отхвачу? Знаешь, я не люблю колбасу тонкими пластинками. Я ее кусками.

ВОЛОДЯ: Да кусай от всего круга.

ИРА: Только с одной стороны.

САША (сквозь набитый рот): Здорово! Помнишь, как в детстве? Мы, Ирк, тогда колбасу стырили. У продавщицы уличной. Она во время выборов торговала ею на вынос. Продавала и кричала: "Голосуйте за Ельцина! Он вас такой колбасой накормит досыта!"

ИРА (мрачно): Накормил вот...

САША: Вовка тогда с другим портфелем ходил - школьным. Учебники там, тетради, всякая мура. Раскрыл, а я колбасу хвать - в портфель - и мы в разные стороны. Меня поймали. Где колбаса? А нет колбасы! Не я, говорю, это был. Пацанвы вокруг много, у них спрашивайте. Беспризорники уже тогда появились. Раньше мы их только в кинохронике видели, а демократия победила - и бездомных детей стало видимо-невидимо!

ИРА: Ну, пошло-поехало! Как выпьет - так и начинает демократию ругать. Ты его, Володя не слушай. Он пьяный сам не знает, что порет.

ВОЛОДЯ: Да, нет... Он правильно говорит. Отец рассказывал, у нас в городе после войны пять детских домов было, а потом сокращали, сокращали - и до смерти Брежнева всего один остался. Да и тот не в полном комплекте. А теперь в городе пятнадцать детдомов - и все переполнены.

ИРА: И ты про политику. Ты же не пил.

САША: А я выпью. За бездомных детей.

Звук льющейся водки.

САША: А! Хороша!

ИРА: Смотри, Володя: Сашка пьяный - пьяный, а водки мимо рюмки не прольет.

ВОЛОДЯ: Так видно все. Фонарь со столба светит - и всё, как в сказке.

ИРА: Печальная сказка.

ВОЛОДЯ: Обычная. Выключи сейчас во всем городе свет - и везде все будет точно так же. И слова все будут говорить те же самые, и водку будут пить. Ничего не изменится. Страна победившего Хаоса.

САША: Не, во всем городе не надо.

ВОЛОДЯ: Почему?

САША: Потому что нам нужен фонарь. Если во всем городе свет отключить, то его ты тоже отключишь. И будет темно, как у негра...

ИРА: Фи, Саша!

ВОЛОДЯ: И что из этого?

САША: Пить придется из горла. Как алкоголики.

ВОЛОДЯ: Вот видишь? Пить будут, даже если свет совсем отключишь. Хоть по всему городу, хоть по всей стране. Пить и ругать демократию.

САША: Поэт должен быть чуточку голоден, в доску пьян и...

ИРА: В лоскуты.

САША: Что - в лоскуты?

ИРА: Поэт должен быть пьян в лоскуты. Ты раньше так говорил.

САША: В доску... в лоскуты... в хлам... Все равно штамп... Но самое правильное - до потери чувства ориентировки в пространстве. Или ориентирования

ВОЛОДЯ: Ну, тогда тебе это сегодня не грозит.

САША: Почему?

ВОЛОДЯ: Потому что у меня только одна бутылка водки.

САША: А ты говорил еще и про коньяк.

ИРА: А ты запомнил?

САША: Я Вовку за язык не тянул. Сказал бы "Водка" - пили бы водку, а сказал "Коньяк" - значит, пьем водку и коньяк. Понятно, женщина?

Звук наливающейся в рюмку жидкости.

ИРА: И не стыдно? А еще поэт.

САША: Ну, поэт. А что? У поэта три ноги и восемь этих?.. Так сама знаешь. На восемь там места нету.

ИРА: Дай-ка бутылку. Тебе хватит. А то уже пошлости говоришь.

САША: А бери. Она пустая. Всю выдули. На троих одну. Слону - дробинка.

ИРА: Да мы и не пили совсем. Ты один выхлестал. Постеснялся бы.

САША: А кого стесняться? Вовку, что ли? Так он - не гость, он - свой. Доставай, Вовк, коньяк, будем продолжать.

ВОЛОДЯ: Может, хватит? Мне, конечно, не жалко, но, по-моему, ты уже хорош.

САША: Хорош я или не хорош - это только я могу знать. Я еще не в кондиции.

ВОЛОДЯ: В кондиции - это когда ты упадешь и станешь блевать? Это - уже не кондиция, это - перебор.

ИРА: А мне этот перебор убирать.

САША: Кондиция - это напиться так, чтобы завтра ничего не помнить. Чтобы осталось лишь чувство стыда и желание опохмелиться.

ВОЛОДЯ: Вот пусть коньяк и останется на опохмелку.

САША: Сначала будет кондиция, а за опохмелкой ты сбегаешь в магазин. Сам напрашивался.

ВОЛОДЯ: Мне завтра рано уходить. В восемь часов надо быть на работе.

ИРА: Во сколько?

ВОЛОДЯ: В восемь. Значит, вставать надо в шесть. А сейчас уже первый час ночи. Пора спать. Давайте укладываться, ребята.

САША: Доставай коньяк - и иди спать. Я в шесть часов все равно не проснусь. Ирка, покажи ему его место.

ИРА: Пошли, Володя. Теперь он, пока эту бутылку не уговорит, из-за стола не встанет. Хорошо бы, стихи не начал читать. А то еще и запоет (звук отодвигаемых стульев) Про ямщика. Про тонкую рябину. Про бродягу. Ни одной до конца не знает, а орет на весь дом.. Не уснешь, а вставать тебе и вправду рано. Мы же дрыхнем до часа дня. А то и до двух.

ВОЛОДЯ: А потом?

ИРА: А потом ругаемся. Спорим, кто кому что должен. Квартира-то Сашкина, а доходы мои.

ВОЛОДЯ: Какие у тебя доходы? Ты же не работаешь.

ИРА: Мама помогает. У нее свой заводик. Вот и подкармливает.

ВОЛОДЯ: И не жалко мать? Два здоровых человека, а матери уж под шестьдесят.

ИРА: А ничего с ней не сделается. Она на приватизации разбогатела. Вот пусть и делится. Я ее, конечно, люблю. Но куда ей деньги девать, если не мне? Я ж у нее одна. Ну, и Сашка еще. У него старики - пенсионеры, от них помощи не дождешься. Хоронить моей маме придется.

ВОЛОДЯ: Ты думаешь, поможет? Обычно богатые до денег жадные.

ИРА: Поможет. Куда она денется? Мама00 нам всегда помогала. Только у нее в этом месяце что-то не так пошло. Банк ей подлянку сделал. А через недельку, вчера сказала, деньги будут. Слушай, не займешь сотню долларов? Через неделю верну. В крайнем случае, через две.

САША (кричит пьяным голосом): Ирка! Где у нас шоколад?

ИРА: Какой шоколад?

САША: Закусить что б. Коньяк, блин. Коньяк шоколадом закусывают.

ИРА: Сейчас принесу.

САША (запевает): "Степь да степь кругом!.." Блин, на фиг кому нужен шоколад в степи? Подавись ты своим шоколадом.

ВОЛОДЯ: Что, уже развезло?

САША: "Броня крепка и танки наши быстры. И наши души мужеством полны..." Блин, какие к черту бронированные души? И почему подряд два раза "наши"?

ИРА: Его теперь быстро развозит. Это раньше он мог бутылку выпить - и ходить гоголем: я трезвый. Ну, так дашь сотню?

САШКА: Значит, танки наши, а души ваши... Или наоборот.

ВОЛОДЯ: Дам, конечно. Но не больше. Ты же знаешь: у нас со Светкой бизнес общий. Сто долларов - это карманные расходы. По понедельникам. Сегодня вторник. Так что сотня у меня есть. Закупку я с представительских сделал. Их в конце месяца списывать надо, вот я и списал.

САША: "Над рекой лениво наклонилась ива..."

ИРА: Так я тебя, получается, без денег оставлю?

САША: "Я ее спросила: я ли не красива?"

ВОЛОДЯ: Ну, почему же? Я могу взять деньги из кассы в счет карманных расходов на следующую неделю. Светка ведь вам в долг не даст. Сама понимаешь.

САША (во весь голос):

"Услыхала ива.

И сказала тихо:

Не родись красива.

А родись счастлива".

ИРА: А, ты про те двадцать долларов? Так это не я, это Сашка занимал. Я Светке говорила: "Не давай ему пьяному". Не послушалась. А теперь я виновата.

ВОЛОДЯ: Да, поэтам занимать - дело гиблое. Но Шурка мне друг. Вместе на одной парте сидели. На вот.

Звук шуршащей бумаги.

ВОЛОДЯ: Сотня, сотня, не вру. Завтра рассмотришь.

ИРА: Да, нет. Это я так. Автоматически.

ВОЛОДЯ: Да я понимаю... Ну, что, укладываюсь спать?

ИРА: Я тебе постелю.

ВОЛОДЯ: Лучше я сам. Ты своим благоверным займись. А то и впрямь убирать придется.

ИРА: На вот подушку. Покрывало. Одеяло у нас, извини, семейное.

Шорох материи.

ИРА: Сашка уж спит... Ой! Извини. Я отвернусь.

ВОЛОДЯ: Да ладно. На пляже можно. Почему дома нельзя?

ИРА: Я это... Надо Сашку до постели дотащить. А то уснул прямо за столом. Я толкнула - а он только сопит.

ВОЛОДЯ: Ну, конечно же. Дотащу. Раньше он меня таскал. Теперь моя очередь.

Звуки, сопровождающие процесс подъема и переноса пьяного тела с места на место с соответствующими комментариями.

ВОЛОДЯ: Ну, всё... Уложили... Тяжелый боров. А говоришь, ничего не ест.

ИРА: Ну, почему ничего? Когда есть что есть - сметает всё подчистую, особенно вкусное. Он однажды копченой колбасы целый круг умял. Без хлеба. Мама нам на неделю выдала, а он за раз управился. Зато, сказал, посуду мыть не надо.

ВОЛОДЯ: Обидно было?

ИРА: Да нет. Мне копченого мяса нельзя. Желудок.

ВОЛОДЯ: Извини. Не знал.

ИРА: Да ничего страшного. Пошли на кухню. Посидим.

ВОЛОДЯ: В таком виде?

ИРА: А ты вон Сашкин халат накинь. Ему мама подарила. На день рождения. Американский.

ВОЛОДЯ: Сейчас у всех россиян всё американское. Своему производителю на рынок не пробиться.

ИРА: Опять ты про политику. Давай лучше выпьем. Вот и коньяк остался. И закуска есть.

Звук наливаемой в рюмки жидкости.

ВОЛОДЯ: Для тебя это политика, для меня - жизнь. Мы ведь со Светкой кирпичный завод вскладчину построили. В банке денег не брали. У знакомых позанимали. И у родственников. Чтоб без процентов. Кое-как наскребли. Глина в нашем карьере качественная. Из нее еще до революции черепицу делали. А при большевиках забросили. Я оформил на себя. Будто им моя прапрабабушка владела.

ИРА: А что и вправду владела?

ВОЛОДЯ: Кому какое дело: впрвду или невправду? Восстановил историческую справедливость, так сказать. Сейчас это модно. Кто первым подсуетился - тот и прав. Кирпич теперь выпускаем - лучше не бывает. По космическим технологиям. Со спецдобавками. У него теплоизоляционные свойства лучше, чем у...

ИРА: Ты мне это все не трынди. Все равно не пойму.

ВОЛОДЯ: Хороший, словом, кирпич. Хоть дом строй, хоть домну.А оптовики требуют американский да немецкий кирпич, от нашего нос воротят. Берут только со скидной. А мне людям зарплату платить. И за электричество, за воду, за канализацию. Еще налоги, страховки. Да плюс инспекции всякие надо подкармливать, мэру взятки давать, начальнику милиции. Рекетиров кормить. "Единую Россию". Рынок, мать его так! Кругом одни нахлебники. У всех свобода меня обжирать.

ИРА: Но все-таки ты зарабатываешь. Давай, за твою удачу!

ВОЛОДЯ: За тебя!

Звон стукнувшихся друг о друга рюмок.

ИРА: Фу! Прямо до нутра прожгло!

ВОЛОДЯ: А что ты хотела? Сорок три градуса.

ИРА: По-моему, три лишние.

ВОЛОДЯ: С чего бы это? Раньше ты пила и покрепче - и ничего.

ИРА: То раньше. Девчонки, когда созревают, хоть на что готовы идти, лишь бы замуж выскочить. В старину барышни в обмороки падали. При Советах героинями труда становились. А теперь, начиная с соплей, пьют, как сапожники, - и говорят, что трезвые. Пока не вырубятся и под нужного мужика не попадут.

ВОЛОДЯ: Но ты не вырубалась никогда.

ИРА: Это потому, что у меня дядя в ФСБ работал. У них там такие специальные таблетки есть: выпил одну - и от пол-литра не хмелеешь. А больше бутылки девчонке пить и не стоит.

ВОЛОДЯ: Да-а... Вот так вот и узнаешь государственные тайны.

ИРА: Да какие это тайны? Дядя уже пять лет, как на пенсии. Живет в Израиле. Раз в год видимся. Прилетает на День Победы. Погуляет в ресторане - и домой. У них там с визами строго. Это раньше чекисты были везде в авторитете. А теперь старик - и старик.

ВОЛОДЯ: Я не о том. Вспомнил, как хотел тебя напоить - и... ну, ты понимаешь. Напился сам, а ты меня в такси усадила и домой отправила.

ИРА: Значит, ты меня совратить хотел?

ВОЛОДЯ: Был грех. Вы тогда с Шуркой еще и не встречались. Он только стихи писал о тебе - и мне показывал. Я тебе тогда спьяну одно прочитал.

ИРА: Так это были Сашкины стихи?

ВОЛОДЯ: А ты их помнишь?

ИРА: Как не помнить? Первые стихи, посвященные мне. Я тогда всем потом рассказывала. Девчонки страсть как завидовали. У одной - и два поэта-ухажера.

ВОЛОДЯ: Нет, поэт был один. И ухажер он же.

ИРА: А что - тебе я не нравилась?

ВОЛОДЯ: Почему же? Нравилась, конечно. Но Шурка мне друг с самых соплей. А он в тебя тогда был влюблен, как кролик в капусту.

ИРА (смеется): Как? Как ты сказал? Как кролик в капусту? Давай тогда выпьем. За капусту.

ВОЛОДЯ: Выпьем, конечно. Только какая ты капуста? Молодая, сильная женщина. В полном расцвете сил. Ребенка родишь - и цены тебе не будет. Материнство делает женщину не только красивей, но и возвышенней... Ты пей. Чего не пьешь?.. Вот так... Хорошо прошла?

ИРА (с горечью в голосе): Хорошо ли, плохо ли, а матерью мне не быть.

ВОЛОДЯ: Это почему же?

ИРА: От таблеток тех - фээсбэшных. Уничтожают они что-то там внутри. Яйцеклетка порождается, но оплодотвориться не может.

ВОЛОДЯ (удивленно свистит): Точно знаешь?

ИРА: Точнее не бывает. Меня мама к каким только врачебным светилам не водила. Везде один ответ: бесплодна. Денег потратили - караван машин можно купить... (внезапно почти трезвым голосом): Да оно и к лучшему.

ВОЛОДЯ: Почему?

ИРА: Почему, почему? Сам не видишь, что ли? Нищету плодить. Пока мама жива - мы и сами живы. А случись с ней что - что с нами будет? С поэтом этим вшивым, со мной? Нам ведь по двадцать восемь, а у меня уж и печень больная, и матка. И желудок барахлит. Лет до пятидесяти дотяну - и то хорошо. Оглянусь порой - и как вроде бы и не жила... Давай-ка я эту гадость допью. Тебе завтра на работу, а мне - в самый раз. Шурка - он ведь скотина. Ему завтра похмеляться не надо. Два стакана воды выдует, сблеванет, да и ляжет спать. Через час - и голова болеть не будет.

ВОЛОДЯ: Ты его больше не любишь?

ИРА: Да нет... Почему же? Люблю, наверное. Раз вместе живу. Толку от него никакого, а вот терплю. Бабе одной, без мужика - не жизнь, муть одна. Невмоготу бабе жизнь без мужика. Даже без такого.

ВОЛОДЯ: А когда выходила за него - сияла от счастья.

ИРА: Ну, да. Ты же у нас свидетелем был. На свадьбе нашей и со Светкой познакомился.

ВОЛОДЯ: А ты что - ревновала?

ИРА: Наверное. Иначе зачем бы помнила? Я тогда думала, что вот выйду замуж за Шурку, а ты будешь моим любовником. А тут эта Светка.

ВОЛОДЯ: Ну, извини. Не знал.

ИРА: Да не в этом дело. Вы, мужики, по натуре непонятливые. Пока баба вам сама не подскажет, что хочет вас - вы и приставать не решаетесь.

ВОЛОДЯ: Как ты нас!.. Только ведь и мы - разные.

ИРА: Я - про нормальных мужиков. Не про кобелей. Которые сразу под юбку лезут, - это не мужики, а так - яйценосцы. Сашка мне знаешь, чем понравился?

ВОЛОДЯ: Стихи читал?

ИРА: Нет. Он мне цветы подарил. Первый парень, который всучил мне цветы. Мама рассказывала, раньше цветы дарили все. А за мной после школы ухаживало пять парней - и хоть бы один подарил хоть один цветочек. Духи дарили, перстень, брошку. Один - книгу. А Сашка принес розы, покраснел весь и сказал: "Выходи за меня замуж".

ВОЛОДЯ: И ты ему отдалась.

ИРА: После свадьбы.

ВОЛОДЯ: Красиво звучит.

ИРА: Ты что, не веришь?

ВОЛОДЯ: Рад бы поверить, но знаю, что врешь.

ИРА: Это почему?

ВОЛОДЯ: Ты вот допей коньяк - и скажу.

ИРА: Точно скажешь?

ВОЛОДЯ: Слово.

ИРА: Ах! Выпила.

ВОЛОДЯ: Закуси. И слушай.

ИРА: А ты знаешь, я почти трезвая.

ВОЛОДЯ: Конечно. Полбутылки коньяка - это тебе так... для разминки.

ИРА: Ты рельсы не переводи. Обещал сказать - говори.

ВОЛОДЯ: О чем?

ИРА: Что я соврала о нас с Сашкой.

ВОЛОДЯ: Всё.

ИРА: Так уж и всё?

ВОЛОДЯ: Ну, во-первых, спать вы стали с ним задолго до свадьбы. И оженила вас твоя мать. Потому что мужиков у тебя было уже в десятом классе не пять, а все двадцать пять. А пентюх попался лишь один - Шурка. Он ведь в тебя по-настоящему был влюблен. Как Ромео. Стихи о тебе писал - и сам в них верил. Я ему говорил: она же - шалава. А он: я ее исправлю. Он и предложение тебе делал с верой, что в качестве жены ты блудить не станешь. А ты прямо на свадьбе ему изменила. С Серегой.

ИРА (пьяно, с вызовом в голосе): Да, изменила. И что?

ВОЛОДЯ: А то, что Шурка даже не заметил этого. Стихи нам читал, а ты в соседней комнате барахталась.

ИРА: А что? Нормально. Он ведь не узнал.

ВОЛОДЯ: Он и про остальные твои измены не знает до сих пор.

ИРА: А кто знает?

ВОЛОДЯ: Я знаю.

ИРА: А зачем?

ВОЛОДЯ: Так уж получилось.

ИРА: Следил за мной?

ВОЛОДЯ: Зачем? Просто я живу в обществе, слышу разговоры, встречаюсь с разными людьми. Город хоть и большой, а все на виду, ни от кого ничего не скроешь.

ИРА: Все вы мужики... болтливее баб.

ВОЛОДЯ: Ну, и сплетни, конечно. Так уж мир устроен.

ИРА: И зачем ты мне это говоришь? Тоже хочешь?

ВОЛОДЯ: Нет.

ИРА: Почему?

ВОЛОДЯ: Почему не хочу с тобой лечь в постель? Да просто так: не хочу - и все.

И РА: Но все-таки?

ВОЛОДЯ: Хорошо. Скажу. Только не обижайся.

ИРА: Не буду. У меня сегодня обид - под завязку. Одной больше - от меня не убудет.

ВОЛОДЯ: Мужчина к женщине тянется, как к таинству. А женщина для всеобщего пользования не таинственна.

ИРА: Скажи просто: сука.

ВОЛОДЯ: Даже сука не каждому кобелю дает.

ИРА: А ты, значит, не тот кобель, который хочет всякую суку?

ВОЛОДЯ: Получается, что так.

ИРА: А что же ты меня по заднице оглаживал?

ВОЛОДЯ: Когда?

ИРА: Да в прошлый раз. Когда мы с Сашкой у тебя были в гостях.

ВОЛОДЯ: А... Просто инстинкт. Ты перед глазами попкой вертишь, вертишь... Вот и не удержался - шлепнул пару раз.

ИРА: Три раза.

ВОЛОДЯ: Ну, три так три. Больше же ничего не было. И не будет. Ты блузку-то лучше застегни. У моей жены все равно груди больше.

ИРА: Ага! Вот уже и о Светке вспомнил. Боишься?

ВОЛОДЯ: Чего? Что изменю ей с тобой? И не надейся. Сиськи сиськами а семья семьей.

ИРА: Добровольное сожительство двух разнополых организмов.

ВОЛОДЯ: Глупая. Про любовь-то забыла.

ИРА: Это не я, это твой друг забыл.

ВОЛОДЯ: Про любовь поэты не забывают.

ИРА: А Сашка забыл. Про организмы это он сказал. А я только повторила. А еще он перестал цветы мне дарить. И стихи не пишет второй уж год подряд. Все завтра говорит, завтра.

ВОЛОДЯ: Может, что-то узнал?

ИРА: Про что?

ВОЛОДЯ: Про блуд твой, про измены.

ИРА: Не-а. Я осторожная. Если бы узнал, убил бы меня. Или бросил. А мне скоро тридцатник. И профессии никакой. И жить придется у мамы.

ВОЛОДЯ: Да, с твоей мамой жить - легче повеситься. Железная леди. Если бы не она, Шурка бы на тебе не женился.

ИРА: Но цветы мне подарил.

ВОЛОДЯ: Потому что ему так мать твоя приказала. Он у нее пятьдесят долларов занял, а отдавать было не с чего. Вот она и подсказала выход.

ИРА: Это что ж получается? Меня мать за полтинник продала Сашке? Вот ведь гнида! Жидовка чертова. Слушай, Вовка, и откуда ты всё знаешь?

ВОЛОДЯ: Среди людей живу. Слышу, вижу, думаю.

ИРА: Это что ж - и другие про те пятьдесят долларов знают?

ВОЛОДЯ: Кто-то знает, кто-то нет. Кто-то забыл.

ИРА: А ты помнишь.

ВОЛОДЯ: Шурка - мне друг.

ИРА: И потому ты меня хочешь, но не можешь.

ВОЛОДЯ: Голодной куме одно на уме.

ИРА: У тебя выпить еще есть?

ВОЛОДЯ: Есть. Коньяк. Во фляжке. Только там грамм сто пятьдесят всего.

ИРА: Наливай.

ВОЛОДЯ: А тебе не хватит?

ИРА: Не хватит - в магазин сбегаешь. Обещал.

ВОЛОДЯ: На, пей. Можешь из горлышка.

ИРА: Могу. Я много чего могу, чего порядочные женщины делать не умеют.

ВОЛОДЯ: Ну, вот, и наступила фаза пьяного самоунижения. Еще чуть-чуть - и под стол полезешь.

ИРА: А знаешь, во фляжке коньяк лучше того, что был в бутылке.

ВОЛОДЯ: Само собой. Армянский.

ИРА: Сейчас скажешь, что раньше и коньяка армянского в магазинах было завались, и водки паленной не было.

ВОЛОДЯ: Чего это ты?

ИРА: А то, что все вы мужики одинаковые. Всё ноете и ноете: раньше и жить было легче, и солнце светило ярче, и музыка была лучше. А все потому, что раньше для вас это все ваши отцы-матери делали, а сами вы делать ничего не можете. Только ноете и ноете. Даже пить разучились (крякает): Сейчас бы соленого огурчика.

ВОЛОДЯ: К коньяку? Нету.

ИРА: Вот и огурцов у вас нету. Ничего своего нету. А американское и немецкое ругаете. Не мужики вы... ик!.. Никакие. Вы это... ик...

ВОЛОДЯ: На вот оливку, заешь...

ИРА: Ик!.. Всегда вот так... Сначала вроде бы как и не пила, а потом... Ик!

ВОЛОДЯ: Тогда запей.

ИРА: Нет, надо спать. Помоги... А то я, знаешь... пьяная на передок слабая. А ты меня не любишь.

ВОЛОДЯ: Тебя Шурка любит. Вот обопрись. Доведу...

Слышно шарканье ног и тяжелое дыхание.

ИРА: Сашка себя любит... А меня... Меня любить за что?.. Я ведь - не проститутка. Я - не за деньги... Я просто мужиков люблю... И тебя люблю... И Сашку... И остальных... А вы меня - нет... Вам только одно нужно... Все вы... одинаковые...

ВОЛОДЯ: Спи, спи... Я донесу.. Вот так... Шурка, пододвинься. К тебе жена пришла... Вот так... Ложись... Шурк, где у тебя будильник...

САША (сонным голосом): Что?

ВОЛОДЯ: Будильник где, спрашиваю.

САША: А зачем? Нет будильника.

ВОЛОДЯ: Ну, да. Зачем будильник, если до двух часов дня спите. А мне в шесть утра вставать. И работать, работать, работать...

Тиканье часов. Грохот трамвая.

ВОЛОДЯ: Который час? Ого! Уже без пяти шесть. Надо бежать. На работе умось (шорох одежды): Хотел работу им предложить. Да только зачем мне такие работники? И куда их ставить? Ничего не умеют. И не хотят. Все на мать Иркину надеются. А что надеяться-то? Прикрыть хотят ее заводик. Кавказцы, мать их! Дали взятуц губернатору. Если в Израиль не смоется, под суд отдадут. Или в машине взорвут. Кавказцы конкурентов не любят. Как этим балбесам про Иркину мать сказать? Ума не приложу. А сказать надо. Не то они сто далларов в день прокутят. Шурка никогда не был бережливым. Да и Ирка... Всю жизнь на материнской шее сидит. Надо будет сегодня вечером к ним зайти еще раз. На трезвую голову всё обсудить. Пропадут ведь...

Песня Куземы в исполнении автора:

"Ауди", "Ауди" "Ауди" машина.

Только "Ауди" куплю -

Вся семья решила.

САША: Выключи ты эту дурь. Как в Германию приехали, так только и слышу (передразнивает): "Ауди", "Ауди", "Ауди" машина".

Щелчок выключаемого магнитофона.

ИРА: Дурь - не дурь, а наши люди слушают. И платят, между прочим.

САША: Идиоты потому что. Им рекламу автосалона подсовывают, а они за нее платят.

ИРА: Учись.

САША: Да мне такая дурь в голову никогда не придет.

ИРА: Вот потому и издаешься за свой счет. Точнее, за счет моей мамы.

САША: Что ты все укоряешь? Да верну я ей долг.

ИРА: Когда рак на горе свистнет.

САША: А я что виноват? Работы тут днем с огнем не найдешь.

ИРА: Кто хочет - находит. И дело свое открывает.

САША: Как Вернер.

ИРА: Ну, хотя бы, как Вернер. А что? Приехал - и через месяц у него сиой издательский холдинг. Газеты выпускает, журналы.

САША (с иронией в голосе): Приехал без копейки денег.

ИРА: Нет, почему же? Двести евро было у него. В "Берлинен цайтунг" писали.

САША: А ты читала.

ИРА: Не сама. Нам в юдише гемайне статью пересказывали.

САША: И ты веришь в это? Да за двести евро в Германии и тряпок для мытья полов в настоящем холдинге не закупишь. Миллион у него был, не меньше.

ИРА: Ну, даже если и миллион. А тебе-то что?

С АША: Это не мне что, а тебе что. Я сюда приехал в чем мать родила. А ты меня укоряешь его миллионом. Из России, кстати, вывезенным.

ИРА: Это не я, это ты первый про Вернера сказал.

САША: Ну, скакзал. Ну, и что? Я про него много чего сказать могу. Мне ребята из Красноярска про него такое рассказывали!

ИРА: Собутыльники.

САША: Нормальные ребята. Два инженера, экономист, один - кандидат наук.

ИРА: А ты к ним с какого бока?

САША: Я - поэт.

ИРА: Вот и помолчи лучше. Один такой вслух сказал - и вот уж седьмой год Вернер его по судам таскает. Не можешь немцам доказать, что Вернер вор и бандит, молчи в тряпочку.

САША: Да они все - российские миллионеры - воры и бандиты. Это все знают.

ИРА: И все молчат. А ты вместо того, чтобы языком болтать, придумал бы, как в газету вернеровскую пристроиться.

САША: Зачем? Он, говорят, платит копейки, а если и платит, то задерживает с выплатой по полгода. И гонорары у него самые низкие в Германии.

ИРА: Мало ли что говорят, Одному задерживает, а другому нет. Будь тем, кому не задерживает.

САША: Да с ним уже половина Берлина судится. Как с должником.

ИРА: А другая половина им довольна.

САША:Тебе бы только противоречить. Не пойду я к Вернеру служить. Да и стихов он не печатает.

ИРА: А ты научись писать прозу.

САША: Прозу он тоже не печатает. Ему журналисты нужны. А я - поэт.

ИРА: Тогда напиши какой-нибудь фельетон в стихах.

САША: Ты что - совсем того... (присвистывает): Кто же в эмиграции фельетоны пишет? Эмигрант должен письменно только восхищаться новой Родиной, славить руководство Германии и говорить немцам спасибо за то, что нас приняли на свои хлеба. А критиковать здешние порядки могут только местные немцы.

ИРА: Ну, не фельетон, так очерк напиши. Хвалебный.

САША: Про кого?

ИРА: Да хотя бы про меня.

САША: А что про тебя писать? Кому ты нужна?

ИРА: Хотя бы тебе... Ну, что молчишь?

САША: Думаю.

ИРА: Ну, думай, думай... Пока додумаешься - и меня потеряешь.

САША: Никуда ты не денешься.

ИРА: Разведусь.

САША: Не выгодно. Начнешь работать - тебе меня содержать придется. По закону.

ИРА: Потому ты мне и хамишь .

САША: Ты первая начала.

ИРА: Что я начала? Сказала, чтобы ты про меня написал? Ну, не пиши. Найди другую героиню.

САША: Да все вы одинаковы. Сиськи-письки - и больше ничего.

ИРА: Ишь ты, как заговорил! А раньше стихи мне посвящал.

САША: То раньше. Молодой был, глупый.

ИРА: А сейчас поумнел?

САША: Да уж не поглупел.

ИРА: И стихов не пишешь.

САША: Не пишу.

ИРА: Почему?

САША: Из принципа.

ИРА: И каков твой принцип?

САША: Зачем писать стихи, если приходится издавать их за свой счет?

ИРА: А ты пиши такие стихи, чтобы тебе за них платили.

САША: Не для кого.

ИРА: В каком смысле?

САША: В прямом. Сейчас читателей нет. Одни писатели и поэты. И все на хрен никому не нужны. Сейчас даже Пушкин, если бы воскрес и написал стихотворение и захотел бы опубликоваться - ему бы сказали: "Плати!" Потому что издательским миром правят Вернеры. Они и отучили людей русских читать.

ИРА: На вернеровские газеты подписываются.

САША: Из-за телепрограммы. А больше там читать нечего.

ИРА: Но люди читают.

САША: То - не люди, то - эмигранты.

ИРА: А сам ты кто?

САША: И я эмигрант. Был русским, стал евреем. Даже обрезался. И синагогу посещаю. Всё, как ты хотела. Живем в спокойствии, сытости, получаем безработные за то, что никогда и нигде не работали. Рай.

ИРА: Ч то ты хочешь? Ишачить, как Володя?

САША: Во, блин, вспомнил! Вовка будет сегодня через Мюнхен пролетом. Десять часов пересадка. Хотел с нами встретиться. Звонил вчера вечером.

ИРА: А ты только сейчас сказал!

САША: Вспомнил же.

ИРА: Когда прилетает?

САША: Через два часа.

ИРА: Ну, так что стоишь? Заводи свою "Ауди". Я быстро. А то попадем в пробку - и до утра не выберемся.

САША: Может лучше на метро? Быстрее будет.

ИРА: Ты за кого меня держишь? Хочешь, чтобы Володя нас лохами считал? В Германии живем - и на У-бане катаемся? Мама для чего тебе "Ауди" подарила? Для престижа. А не чтобы ты по шлюхам мотался.

САША: По каким шлюхам? Ты меня что - поймала?

ИРА: Поймала бы - ты бы у меня по-другому заговорил. Сам знаешь. Мне муж гулена не нужен. Таких мужей вон половина Мюнхена ходят.

САША: А таких, как ты, вся Германия.

ИРА: И правильно. Потому что законы немецкие - для женщин. И вам, кобелям, их не изменить.

САША: Ты бы хотя бы в Германии сменила лексику. И в Росси мы - кобели, и в Германии - кобели.

ИРА: И на Луне вы - кобели, и на Марсе.

САША: А сама ты кто тогда?

ИРА: Ну... кто? Говори. Сука я, да?.. Молчишь... Нет, ты - не кобель. Ты - хуже. Ты - поэт. Даже хуже того - бывший поэт.

САША: Да пошла ты!

Хлоп двери.

ИРА: Совсем обнаглел. Сукой назвал. А ведь полностью от меня зависит. За два года разговаривать по-немецки так и не научился. Не работает нигде, сидит на харт-фир. Послали на переподготовку - он первое же собеседование завалил. На столяра послали учиться - а у него руки из задницы растут. Сидит фактически на социале и на маминых подачках. Дома ничего не делает. Только жрет и пьет. Я, говорит, стихи сочиняю. Мысленно. Хорошо, что Володя прилетает. Он ему устроит мысленные стихи.

Поет Маша Распутина:

Русская водка,

Что ты натворила.

Русская водка,

Ты меня сгубила.

Русская водка,

Черный хлеб селедка.

Весело веселье -

Тяжело похмелье

ВОЛОДЯ: А Сашка опять за столом уснул. Толком и не пообщались.

ИРА: Это потому, что с утра пачку бормотухи уговорил. На радостях.

ВОЛОДЯ: А я думаю: с чего это он от ста грамм захрапел? А что за пачка? Я думал, в Германии бормотуху не пьют.

ИРА: Бормотуху пьют везде Только здесь она не в бутылках, а в литровых пачках продается. Как молоко. И цена крохотная. Когда с марок на евро переходили, такой пакет, говорят, стоил пятьдесят центов. А сейчас больше евро.

ВОЛОДЯ: Почему так?

ИРА: А сейчас все дорожает. Да так стремительно, что мы вот два года тут живем - п то замечаем.

ВОЛОДЯ: Ну, не так, наверное, стремительно, как в России.

ИРА: Почему не так? Здесь делается всё, как в России. Русские для нас - как лабораторные крысы. На россиянах Европа и Америка проверяют, какое давление государства человек выдержать сможет. Мясо за двадцать лет подорожало в Германии в восемь раз - точно так же, как и в России.

ВОЛОДЯ: Откуда знаешь?

ИРА: А у нас в гемайне про Россию и про Германию раз в месяц лекции читают. Специалисты из Израиля.

ВОЛОДЯ: Дорогое удовольствие.

ИРА: А все равно за германский счет. Они Израилю за то, что немецкие прадеды еврейским прадедам Холокост устроили, по сегоднящний день платят пятьсот миллионов евро в год. А в иной год и миллиард. При таких доходах десять тысяч на лектора - и не расходы. А израильтянам - отпуск за государственный счет. Они-то все - бывшие советские, им всем тоже по-русски поговорить хочется. Позапрошлый лектор признался, что в очереди к нам три года стоял. Там у них такие интриги, склоки из-за этих командировок - обхохочешься.

ВОЛОДЯ: Где дармовые деньги - там всегда склоки. А Израиль живет на подачках.

ИРА: Ну, не скажи. Они там работают, как китайцы. И налоги платят бешенные.

ВОЛОДЯ: То-то все бегут в Германию. Ты вон тоже не стала израильтянкой. Не поехала к дяде-чекисту. Здесь пристала.

ИРА: А мне в Германии климат нравится. И, потом, страну проживания нам с Сашкой мама выбрала. Здесь законы к евреям мягкие.

ВОЛОДЯ: А в России ты была русской.

ИРА: Конечно. А в Германии еще лет десять проживу - и переоформлюсь немкой. Хотя еврейкой здесь быть выгодней.

ВОЛОДЯ: Поясни.

ИРА: Немцы если работу потеряют, то потом ее годами ищут. А для евреев есть целая программа государственная. Работаем социальными работниками, помогаем друг другу интегрироваться в Германии и развлекаем детишек после школы. Я вот работаю, знаешь где? В феррайне от иудиш гемайне. Феррайн - это что-то вроде нашего клуба по интересам.

ВОЛОДЯ: Ну, юдиш - понятно. Это - еврейское что-то. А что такое гемайна?

ИРА: Гемайн - это, значит, община. Еврейская община при синагоге. Для нас немцы специальную хитрость придумали. Будто бы для облегчения нашего проживания в немецком обществе. Они открывают нам рабочие места за государственный счет, а мы делаем вид, что работаем там. Я вот знаешь, чем занимаюсь? Жую бумагу, леплю из жвачки этой фигурки, сушу и крашу.

ВОЛОДЯ: И зачем?

ИРА: А потом мы их на ярмарках и на праздниках выставляем.

ВОЛОДЯ: И покупают?

ИРА: А кто его знает? Главное - выставиться, чтобы все видели, что деньги государство нам не зря платит. А потом мои фигурки сунут куда-нибудь, да со временем в муль и выбросят. Муль - это мусор.

ВОЛОДЯ: И кому все это надо?

ИРА: Правительству. Они там - в бундестаге - считают, что если еврей имеет рабочее место, то в преступный бизнес носа не сунет.

ВОЛОДЯ: С чего бы это?

ИРА: Ни с чего. Считается - и все. Тут все не так, как у нас. Глава банка украдет сорок миллионов, его обяжут государству вернуть три миллиона - и он уже законопослушный организм, как говорит Саша. Его уже и вором не обзови - в суд подаст, и дело выиграет. Потому что суды здесь на стороне только богатых. Справедливость не нужна в Германии никому.

ВОЛОДЯ: Ты что - коммунисткой стала?

ИРА: С чего бы это? Коммунистам это не нравится. А мне - в самый раз. Раз справедливость имеет плавающую цену, значит ей можно торговать. Купил за копейку- продал за рубль. А мы - евреи - от природы торгаши. Ты вон на заводе своем кирпичном ишачишь, а богатеют на твоем кирпиче те, кто твой кирпич продает. Присмотрись - и увидишь: евреи.

ВОЛОДЯ: Ну, и что? Зато берут они кирпич у меня оптом.

ИРА: А ты маржу теряешь.

ВОЛОДЯ: Да если я за покупателями буду носиться, язык высунув, у меня времени на изготовление самих кирпичей не останется. Уж лучше с оптовиками дружить.

ИРА: Дурак ты, Володя, а не лечишься. Твое дело - поставить дело так, чтобы покупатель за тобой с высунутым языком бегал, а не ты за ним.

ВОЛОДЯ: Нет, на рекламу у меня денег не хватит. Особенно телевизионную. Там только про германские конфеты говорить выгодно. Да и не верю я в рекламу кирпича. Женские летучие прокладки рекламировать можно. А кирпич как рекламировать? "Морда, морда, я кирпич. Иду на сближение". Так что ли? Или... Лежит на крыше кирпич, а мимо него другой кирпич по скату сплолзает. Первый спрашивает: "Ты куда? Упадешь ведь кому-нибудь на голову". А второй отвечает: "Ничего. Мне лишь бы человек попался хороший". А больше ничего в голову не приходит.

ИРА: Смешно.

ВОЛОДЯ: В России вообще с ценообразованием полный беспредел. На мой кирпич не я назначаю цену, а так называемый рынок. Снизь я цену на товар хотя бы на копейку, продай хотя бы на тысячу штук кирпича больше положенного - тут же у меня и дом сгорит, и жену изнасилуют, и сына своруют. Так что нашел я свою нишу - в ней и кемарю потихоньку. Вон и в Америку лечу - на симпозиум производителей кирпича. Три года в совете бизнесменов области в очереди простоял. Как твои лекторы из Израиля. Капитализм везде одинаков. Вообще-то поехать должен был председатель облсовета, но ему подвернулась поездка на симпозиум ювелиров в Кейптауне на эти дни. У него деньги где-то в Южной Африке вложены - вот мне и подфартило. Он на алмазные разработки поедет, а я по Нью-Йорку погуляю. Ты вот в Нью-Йорке была?

ИРА: Нет. Я в отпуск только на курорты езжу. Средиземноморские. Мне надо себя показать тут добросовестной немкой еще пару-другю лет. Квалификацию повысить.

ВОЛОДЯ: По жеванию бумаги?

ИРА: Нет. Теперь я буду делать коллажи из старых газет. Я тут склад бумажного вторсырья обнаружила - с гэдээровских времен в заброшенном селении остался. Вот и буду из тамошних фотографий всякую хрень клеить. Думаю, рабби нашему идея понравится, а если рабби понравится, то и всему германскому бомонду придется по душе. Можно и оклад повысить, и гонорары начну получать. Буду зваться художницей.

ВОЛОДЯ: Ты ж никогда не умела рисовать.

ИРА: А современному художнику и не надо уметь рисовать. Современный художник должен быть оригинальным - и больше ничего. Кто первым нарисует черный квадрат - тот и гений.

ВОЛОДЯ: Ерунда какая-то.

ИРА: Это потому, что ты только о кирпиче своем и думаешь. А большинству людей наплевать, какой у тебя кирпич. Сейчас из кирпича здесь даже и не строят. Все из каких-то плит. У нас девятиэтажный дом напротив за три месяца вымахали. Я смотрела. Кирпича почти нет. Какие-то плоские панели, между ними искусственная вата - и в один день стены одного этажа готовы. Кирпич только для красоты и для облицовки клеют. А снаружи художник квадраты всякие, полосы и узоры нарисует - и получит больше, чем все строители за все стены получили.

ВОЛОДЯ: Ну, у нас сейчас такие же технологии при строительстве социального жилья. Только зимы у нас покруче, потому нужен все-таки и кирпич. И каменщики.

ИРА: Слушай, Володя, ты жене своей изменяешь?

ВОЛОДЯ: Чего это ты? С кирпича - на измены?

ИРА: Да вот... второй раз с тобой наедине пью, а мы все о том, что не важно, говорим. В России про поэзию и про любовь трындели, тут - про кирпич. А главное - не это.

ВОЛОДЯ: Что же главное?

ИРА: Секс, Вова, секс. Все остальное - это для того, чтобы секс был. Или не было. Я вот тут в Германии только и поняла это. Куда глаз не кинь - везде женщины голые или полуголые на стенах торчат, что ни звезда - то блядь. По телевизору целые программы крутят про то, как надо заниматься сексуальными извращениями. Идешь по улице - а там витрины секс-шопов. Порнуху в открытую крутят.

ВОЛОДЯ: Ты что - совращаешь меня?

ИРА: Фи, Володя. Совращать - это не современно. Я предлагаю сделку. Ты становишься моим любовником, а я - твоей компаньонкой. По бизнесу.

ВОЛОДЯ: Не понял. Мой кирпич, твоя жеванная бумага - какой тут общий бизнес? Я - в России, ты - в Германии. Какие тут любовники? К тому же Шурка..

ИРА: Да плюнь ты на Шурку! Он со своими стихами к Светке твоей подкатывал. А чем ты хуже?

ВОЛОДЯ: Это ты брось. Не было у них ничего.

ИРА: Ну, не было - и не было. Мне-то что? А у нас будет. Потому что общий бизнес должен быть скреплен особым доверием. А лучшим доверием может быть только секс.

ВОЛОДЯ: Ну, ладно, Шурку и секс оставим в сторону. А каков же наш общий бизнес?

ИРА: А ты еще не понял? Ты будешь выпускать свой любимый кирпич в России, а я буду оформлять бумаги так, словно его делают в Германии специально для России - и ты, сменишь наклейки, станешь продавать свой кирпич, как германский товар. И цены повысятся, и покупатель попрет. А разницу от доходов будем делить пополам. А чтобы было честно, надо быть любовниками. Понял теперь типичную еврейскую мудрость?

ВОЛОДЯ: Шурка тебя не удовлетворяет?

ИРА: И одно условие. Давай не влезать в семейные отношения друг друга. Богу - богово, как говорится, а кесарю - кесарево. Шурка пускай стихи пишет. Хотя бы про себя. А нам надо закреплять отношения. У тебя самолет через два с половиной часа? Пошли в спальню. Часа нам хватит.

ВОЛОДЯ: А Шурка?

ИРА: Поэт находится на своем рабочем месте - в ресторане за столом. Проспится часа через два - не раньше. Дай официанту на чай - он посторожит поэта. Идем, идем, не ломайся. Я же вижу, что согласен.

ВОЛОДЯ: Шурку жалко.

ИРА: Царю Пушкина тоже было жалко. А ничего. Поимел Гончарову - и даже не поперхнулся. Дело есть дело. Эмоции - в сторону. Двадцать первый век. Сентиментализм остался в восемнадцатом.

Звучит мелодия, постепенно переходящая в кабацкую песню "Ах, какая женщина!", где радиослушателю важны лишь следующие строчки:

В шумном зале ресторана

Сред веселья и обмана

Пристань загулявшего поэта.

За дальним столиком напротив

Ты сидишь в пол-оборота

Вся в лучах ночного света...

Далее песня микшируется, вырываясь лишь при рефрене, выделяемом в приведенном ниже тексте. При постановке важно уложиться всем диалогом в эту песню.

САША (не вполне трезвым голосом): Не. Не нравятся мне российские кабаки. Музыка эта. На хрена мне песня, если я пожрать сюда пришел?

ВОЛОДЯ: И выпить.

САША: Пить лучше в Германии. Во-первых, дешевле, во-вторых, пьёшь на свой выбор.

ВОЛОДЯ: В-третьих, выпил - и сразу уснул.

САША: Не, чтобы заснуть, надо напиться. А я в Германии научился на людях пить, не пьянея. А уж дома, как приду, так и вырубаюсь.

ВОЛОДЯ: Это не ты научился, это тебя Ирка выдрессировала.

ПЕВЕЦ:

Ах, какая женщина!

Какая женщина.

Мне б такую...

САША: Слушай, а ты с женой моей спишь?

ВОЛОДЯ: Ты что?

САША: Нет, правда... интересно. Я же замечаю. Что-то между вами происходит. А что - понять не могу.

ВОЛОДЯ: Бизнес. У нас вполне деловые отношения партнеров по производству и продаже кирпича.

ПЕВЕЦ:

Ах, какая женщина!

Какая женщина!

Мне б такую...

САША: Да, нет, я не ревную... Я знал, на ком женюсь. Думал, замужество исправит ее. Говорят, бывшие прошмандовки становятся хорошими женами. Может быть. Но моя - исключение. Мне рассказывали, она мне прямо на свадьбе изменила. А я, как последний лох, в это время стихи читал. И потом изменяла. Зачем? - не пойму. С сексом у нас все хорошо. Мы у немецкого сексопатолога были. Мать Иркина оплатила консультацию. Она внуков хочет. А мы ей пшик на веревочке.

ПЕВЕЦ:

Ах, какая женщина!

Какая женщина!

Мне б такую...

САША: Ты, если что... ты попробуй. Ну, в смысле, с ней... переспи пару раз. Может, у тебя получится. Никто не узнает. Глядишь, забеременеет.

ВОЛОДЯ: Ты что, сдурел? Она ж мне, как сестра.

САША: Сестер тоже... делают. В Германии инцест сплошь и рядом. В кино показывают, по телевизору интервью берут.

ВОЛОДЯ: Городишь всякую чушь.

САША: Какая тут чушь? Мать ее в Австрии замок купила, замуж собирается. За тамошнего немца. Не родим ребенка - она нас без наследства оставит.

ПЕВЕЦ:

Ах, какая женщина!

Какая женщина.

Мне б такую...

ВОЛОДЯ: Приемного возьмите.

САША: Да ну их, приемных. Подсунут какого-нибудь дебила. А у моей тещи бабла не меряно. Она председателем приватизационной комиссии была. Ей такие суммы отстегивали! Спиртзавод хапнула. Русака управляющим поставила, а доход идет к ней. В Германии социал получает. Как жертва большевистского режима и гонимая русским националистами еврейка.

ПЕВЕЦ:

Ах, какая женщина!

Какая женщина.

Мне б такую...

САША (продолжает): Хотела жертвой Холокоста стать, да не решилась совсем старухой прослыть. Она ведь в пятьдесят втором родилась, а война в сорок пятом закончилась. У нее брательник - бывший кэгэбэшник, сорок седьмого года рождения, а исправил везде себе в бумагах на сорок первый год. И бумажку на прежней работе выправил, что родился в фашистском концлагере. Не помню, как называется. Так ему сверх еврейской пенсии двадцать тысяч евро немцы платят. Он числится, что живет в Израиле, а сам на Канарах дом арендовал, греет там задницу круглый год. А в остальном она - баба нормальная. Я с ней даже переспал пару раз...

ПЕВЕЦ: Ах, какая женщина!

Какая женщина.

Мне б такую...

ВОЛОДЯ: Не семья у вас, а бордель какой-то.

САША: А пошли в ваш русский бордель. Видел я тут объявление. Салон интимного массажа "Незабудка". Там, говорят, половина - негритянки, половина - хохлушки. Как в Германии.

ВОЛОДЯ: Не могу. Деловая встреча. Бизнес есть бизнес.

ПЕВЕЦ (затихая):

Ах, какая женщина!..

ВОЛОДЯ (декламирует):

Ночь. Луна.

Я лежу на чужой жене.

Одеяло прилипло к попе.

И усиленно кадры кую

Назло буржуазной Европе.

ИРА (пьяным голосом): Браво! Браво! Вот она истинная поэзия! Кто автор?

ВОЛОДЯ: Говорят, Маяковский.

ИРА: Почему говорят?

ВОЛОДЯ? Потому что в полном собрании сочинений этого стихотворения нет. И в академическом нет.

ИРА: Это потому, что академическое издание было только в СССР. Сейчас некому академические издания печатать. Ты видел, какое убожество издали к юбилею Пушкина? А издательство "ТЕРРА" видел, как неграмотно издает? А ведь все современные собрания сочинений с поддержкой государства печатают. А доходы кладут в карманы издателей и чиновников, которые издательства крышуют. Демократия.

ВОЛОДЯ: Сама додумалась или Сашка подсказал?

ИРА: Конечно, Сашка. Он у меня на издателей зол, как собака, Его ведь так и не опубликовали в России. И в Германии только за счет моей мамы вышла книга. Но, говорят, тираж раскупили.

ВОЛОДЯ: Это я купил. Весь тираж,

ИРА: Правда, что ли?

ВОЛОДЯ: Я его по России по библиотекам развожу. Раздариваю. Может, кто и прочтет.

ИРА: Ты настоящий друг.

ВОЛОДЯ: Особенно если слышать это от жены друга, лежа с ней в постели.

ИРА (со смехом): Ты что, стыдишься? Меня стыдишься! Да я тебя за это... расцелую!

ВОЛОДЯ: Отстань!

ИРА: А вот и не отстану. Я еще хочу.

ВОЛОДЯ: Дай передохнуть. Это ты в России в гостях. А мне еще домой идти. А утром на работу.

ИРА: Ну, уж нет. Пока все соки из тебя не выжму, к жене не отпущу!

ВОЛОДЯ: Ну, перестань. Мне же не пятнадцать лет.

ИРА: Ну, в пятнадцать я творила такое!. . Ты бы от меня живым не ушел. Поцелуй. Вот сюда.... Ну!.. Вот так... Еще... Еще... Партнер...

ВОЛОДЯ: Включи музыку. И помолчи...

Звучит "Лунная соната" Бетховена, фоном шелест дождя.

ИРА: Фу! Хорошо-то как!.. Знаешь, спать с другом мужа - это покруче, чем инцест.

ВОЛОДЯ: Почему?

ИРА: Потому что родственников не выбираешь, а друг - он избранный. Он лучше всех. Во всем лучше.

ВОЛОДЯ: А жена друга - это как?

ИРА: Тебе судить.

ВОЛОДЯ: А я не сужу. То есть не осуждаю.

ИРА: Вот это и правильно. Что мы - коммунисты что ли, чтобы моральный облик обсуждать? Живем, как душа требует.

ВОЛОДЯ: Скорее, тело.

ИРА: Потому что в человеке все должно быть прекрасно: и душа, и тело, и эти, как их...

ВОЛОДЯ: А тебе, когда изменяешь, не бывает противно?

ИРА: С чего бы это?

ВОЛОДЯ: Ведь ты любила Шурку.

ИРА: Я и сейчас люблю.

ВОЛОДЯ: Странная какая-то любовь.

ИРА: Кто бы говорил. Ты же его тоже любишь.

ВОЛОДЯ: Ну, у меня все по-другому.

ИРА: Не бывает по-другому. Тут всё так: или любишь, или нет; или изменяешь, или не изменяешь. Если любишь и изменяешь - значит, душа требует и любить, и изменять.

ВОЛОДЯ: Или бизнес.

ИРА: А это уже детали... Ты мне лучше вот что скажи. Ты Светку свою любишь?

ВОЛОДЯ: Какую Светку?

ИРА: Жену свою.

ВОЛОДЯ: А тебе какое дело?

ИРА: Значит, не любишь. И я ее не люблю. И Сашка. Ее никто не любит. Хотя она - правильная. И тебе не изменяет. Потому и ты не хочешь ей изменять. Но барахтаешься со мной. Знаешь почему?.. Потому что изменяют любимому человеку. Я вот Сашку люблю, потому изменяю ему. А ты со мной тут без измены жене лежишь. Некому тебе изменять, партнер.

ВОЛОДЯ: Что это тебя на философию вдруг потянуло?

ИРА: Да жалко мне Сашку. Тридцать лет прожил - а так ничем и не стал. А такой талант был! Так много обещал! И чем закончил? Спит сейчас где-нибудь за столом в российской столовке. В обнимку с бутылкой. Сон видит про германское винов пачках. А хотел приехать в Россию, походить по музеям, по театрам.

ВОЛОДЯ: Ты что-то уж чересчур на него обижена. Он ведь безвредный.

ИРА: Безвредный - значит, бесполезный.

ВОЛОДЯ: Ну, что еще скажешь?

ИРА: Бывало, гляну: пустой человек, ничтожество, пиявка, присосавшаяся к моей маме. А люблю. За что - не знаю. Таинственная русская душа.

ВОЛОДЯ: Ты ж еврейка.

ИРА: Это сейчас я - еврейка. Потом стану немкой. Но русской останусь всегда. И буду Сашку любить, тянуть за собой. До самой смерти.

ВОЛОДЯ: Не каркай. Сама его ведьт и сломала.

ИРА: Ты тоже так считаешь? Как мама... Я вот иногда думаю: не женись Сашка на мне, стал бы он знаменитостью? Он ведь и Лермонтова уже пережил, и Есенина. И Пушкин в тридцать лет написал свои самые знаменитые стихи. Может быть, и Сашка сейчас стал бы уже классиком. Если бы не я.

ВОЛОДЯ: Ну, любовь поэтам обычно идет на пользу. Ты просто по-настоящему не видела в нем поэта.

ИРА (перебивает): Если бы... А мне думается, что мы с мамой чересчур поэта опекали. условия для творчества создавали, заботились о его брюхе. А поэт... Поэт должен барахтаться в этой жизни сам. И выплывать из самой стремнины жизни. Лермонтов вон воевал. Маяковский в тюрьме сидел. А то, как прожил Сашка, - это не жизнь. Это срам. Ему и писать не о чем. Жена, вино и теща.

ВОЛОДЯ: Хочешь развестись?

ИРА: Зачем? Женщина решается на развод только тогда, когда у нее есть кандидат в будущие мужья. А ты ради меня Светку не бросишь.

ВОЛОДЯ: Не брошу.

ИРА: Вот и я Сашку не брошу. Пока не найду замену.

ВОЛОДЯ: На примете кто-то уже есть?

ИРА: На выставке в Берлине мой коллаж занял первое место. Немецкий журналист один очень восхищался моей работой, обещал рецензию написать. Я узнавала - холостой. Так что если с ним у меня что выгорит, придется нам с тобой переписывать договор на новую мою фамилию.

ВОЛОДЯ: А Шурка?

ИРА: Сашку я назначу своим продюсером. И любовником. Пускай на пенсию зарабатывает. И медицинскую страховку платит. В Германии это престижно.

ВОЛОДЯ: Наши условия договора оставим прежними?

ИРА: А то как же? Бизнес есть бизнес. Прочитай мне что-нибудь. Из Маяковского. С тобой я что-то полюбила его.

ВОЛОДЯ:

Немолод очень лад баллад

Но. ежели слова болят,

И слова говорят о том, что болят,

Молодеет и лад баллад.

Дворянский проезд,

Водопьянный вид -

Вот фон.

Он.

На столе телефон.

Он и она - баллада моя.

Не страшно нов я.

Страшно то, что

Он - это я,

И то, что

Она - моя.

Телефонный звонок.

ИРА: Да. Я... (пауза; обреченно): Что?.. Да, да... Буду...

ВОЛОДЯ: Случилось что?

ИРА: Саша умер, Повесился. В салоне интимного массажа "Незабудка". Скотина... Кто теперь меня замуж возьмёт?

КОНЕЦ

Copyright (c) "Русский переплет"