|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Критика
2 апреля
2008 года
УБИТЬ БЕСА
О романе Петра Алёшкина
"Откровения
Петра Анохина" (В "Русском переплете" опубликована пьеса по
роману) Роман есть в сети
Есть книги, судьба которых много счастливей и выше судьбы их авторов. Их переиздают и перечитывают, любят цитировать с их страниц, а то даже и воруют целые абзацы или главы. А бывают книги, которые рождаются не для любви читательской, а для тревоги совести людской - такие книги читают, чтобы оглушиться и после возвращаться к прочитанному собственными мыслями, внезапными озарениями и, в конце концов, пониманием того, что некогда прочитанная и едва ли не забытая книга была тем первотолчком, которая изменила мировоззрение и систему ценностей человека. К последним я лично отношу романы Льва Толстого, "Тихий Дон" Михаила Шолохова, а также роман Петра Алешкина "Откровения Егора Анохина" - книгу, которую человек моего поколения просто не мог написать, но все-таки написал, да еще написал так, что стали ненужными множество умных и чрезвычайно информативных исследований о причинах и характере войны тамбовских крестьян против советской власти.
Так уж получилось, что роман сей прочитал я дважды. Один раз в рукописи в качестве рецензента, когда сама тема эта была предметом ожесточенной дискуссии среди историков-любителей на страницах всевозможных перестроечных газет и журналов, и второй раз, когда книга вышла вторым изданием уже много лет спустя после развала СССР и при торжестве новых экономических отношений в России и СНГ. В той давней рецензии, помнится, я поумничал, что молодой писатель Алешкин сумел вжиться в шкуру крестьянина двадцатых годов, воевавшего за Советскую власть и победившего белые армии и иностранных интервентов, чтобы потом выступить с оружием в руках против этой самой советской власти - и заявил, что это здорово, что и по сию пору у тамбовских парней "пепел Клааса стучит в сердце". А сейчас вот, перечитав роман вторично, стал себе я сам смешон той своей нелепой патетикой, которая родилась всего лишь от восторга перед талантом большого писателя, так не похожего на тысячи объявившихся после Закона о кооперации в СССР авторов книг, годных разве что для переработки в макулатуру.
Роман, о котором идет речь, написан так, как должно было написать о восстании тамбовских крестьян писателями двадцатых годов или, в крайнем случае, тридцатых. Но подобного произведения написано не было. Потому что на саму тему крестьянской войны против Советской власти было наложено табу. Создал, к примеру, Всеволод Иванов пьесу о Кронштадском мятеже, зашифровав имена его подавителей, - и то пьеса исчезла из сознания обывателя, осталась в памяти разве что пары десятков профессионалов-историков советской литературы. Сотворил Борис Пильняк о том же событии книгу, вообще спрятав имена карателей за именами нарицательными - и вспомнили о ней лишь полвека спустя, чтобы воспользоваться ею для дискредитации советской власти и уничтожения оной во имя торжества новых русских буржуинов. Больше не помню ничего в советской литературе о том, что расскывазало бы о едва ли не самой главной измене идеи социализма, совершенной большевиками в самом начале своего правления "в отдельно взятой стране". Были абсолютно малохольные книжонки про Тухачевского и Котовского, герои которых лихо рубили головы "антоновским бандитам", несколько строк в "Истории ВКП(б)" и "Истории КПСС", а также досужие сплетни, разговоры на кухнях, байки порой самого дурного пошиба и, наконец, вездесущие передачи радиостанции "Голос Америки", дикторы которой с завидной регулярностью напоминали о том, что впервые в мировой истории травили ядовитыми газами собственный народ именно в Советском Союзе и именно крестьян Тамбовской губернии.
Кажется, возьмись урожденный тамбовчанин Петр Алешкин писать про то, как Тухачевскому привезли из Москвы фугасы с ипритом, как он велел красноармейцам грузить этот ужас на телеги и везти в деревни и села, чтобы там стрелять ядом по бабам и ребятишкам - и книга в горбачевско-ельцынское время имела бы оглушительный успех, сделала бы писателя Алешкина всемирно известным, знаменитым, как Герострат. Ибо в те дни любая грязь о большевиках, пусть даже высосанная из пальца, объявлялась высокой литературой, а уж критическая правда признавалась едва ли не классикой. Материала П. Алешкин переработал в архивах горы, знал имена едва ли не каждого командира взвода и со стороны Красной Армии, и со стороны Партизанской армии Антонова, талантом рассказчика Бог не обидел - мог бы написать такое, что все эти Виталии Коротичи и Василии Аксеновы локти бы себе обкусали до крови от зависти. И денег бы заработал столько, что почивал бы сейчас где-нибудь в Майами в собственном особняке рядом с собственным пляжем. Ибо ничего в годы перестройки не ценилось выше, чем подлость и измена.
Но Петр Федорович Алешкин, автор удивительно честной и, пожалуй, единственной написанной на сверхсложную тему книги "Лимитчики", пошел иным путем: он решил залезть в душу тамбовского крестьянина начала двадцатых годов, постарался понять как и почему изменилось отношение вчерашнего плохо вооруженного бойца Красной Армии, крушившего оснащенные новейшей зарубежной техникой армии Деникина и Врангеля, а потом вдруг с теми же трехлинейками и зазубренными саблями решившего выступить "за советскую власть без большевиков". Тема, повторяю, таинственная, не освещенная дотоле ни в литературе, ни в научно-исследовательских трудах советских историков, ни даже как следует не ясная из материалов съездов и работ Ленина и Сталина. Был когда-то давно забытый ныне роман "Первая девушка" Богданова и несколько совсем уж забытых повестей с обязательным вкраплением в сюжет истории чудесного спасения "из рук антоновских бандитов" юного В. Пименова (впоследствии одного из четырех главных сталинских идеологов, а еще позднее ректора Литературного института имени М. Горького СП СССР) - событии имевшем место в действительности, но для той войны весьма незначительное. Уже при Брежневе из Истории КПСС почти что вымарали этот неприятный для ортодоксально настроенных коммунистов эпизод становления советской власти. Всем стало как бы наплевать на то, что теории смычки города с деревней в учебнике "Научный коммунизм" предшествовала кровавая бойня рабочих и крестьян России...
Не наплевать оказалось лишь внуку бывшего "антоновского бандита" писателю Петру Федоровичу Алешкину. Потому что в бытность свою деревенским пареньком, мечтавшим сбежать в Тамбов и устроиться там на завод, он не просто жил рядом с теми, кто когда-то сражался за советскую власть без большевиков, но и любил этих стариков, слушал долгими вечерами (электричества в селе еще не было) их рассказы, иллюстрированные видом полей и перелесков, лесов и дорог, по которым в далекие двадцатые годы то грохотали лихие антоновские тачанки, то скакали отряды красных кавалеристов с шашками наголо. Старики оказывались то среди одних, то среди других участников кровавой вакханалии - таковы реалии Гражданской войны, суть которой легко укладывалась в сознание будущего писателя, а тогда оглушенного услышанным мальчонки. Я не удивлюсь, если П. Алешкин, когда-нибудь напишет мемуары и сообщит о своем конфликте с учительницей истории, спросив у той: почему дед Иван убил деда Петра, а дед Федор простил ему смерть брата? Где тут логика социальной борьбы и классовой правоты, если все жители Масловки - и одного корня, и одной крови, и одного социального положения?
Роман "Откровение Егора Анхоина" отвечает именно на подобные вопросы. Впервые в русской литературе после М. А. Шолохова, поднявшего эту тему в "Донских рассказах" и "Тихом Доне", русский писатель обнажает души русских крестьян в "момент истины", когда цели диктуют средства, а не наоборот. Для ответа на вечные российские вопросы П. Алешкин впускает современного читателя в мир конца восьмидесятых годов двадцатого века, словно желая показать, к чему пришла страна спустя шестьдесят семь лет после того, как большевики заявили о своем желании создать государство всеобщей справедливости, равенства и братства. Грязное, обшарпанное село с малым числом молодежи - это та самая многолюдная Масловка двадцатых годов. Но...
"В субботу 7 января 1989 года на Рождество Христово, Егор Игнатьевич Анохин, восьмидесятивосьмилетний старик, зарезал столовым ножом своего односельчанина Михаила Трофимовича Чиркунова, еще более древнего старика", -
- сидя с ним за одним столом, выпивая водку из стакана, разлитого из общей бутылки. Убивает мастерски, одним ударом, как делал это в годы своей буйной молодости, когда был ординарцем самого Антонова, а убитый им Чиркунов служил красным командиром в армии Тухачевского и слыл даже любимцем будущего маршала. Одна общая бутыль, одна общая жена - единственная свидетельница случившегося события Анастасия Александровна Чиркунова, в день восьмидесятисемилетия которой произошло убийство, и один единственный, но смертельный удар - триада символов, из которых произрастет хаос воспоминаний Егора Игнатьевича Анохина, сидящего в камере следственной тюрьмы и терпеливо ждущего череды допросов, чтобы, в конце концов, самому разобраться в собственном поступке и, признав свою правоту, тихо умереть на нарах с улыбкой на устах...
"И умер он в доброй старости, насыщенный жизнью, богатством и славой" - прокомментировал это событие закрывший старым пальто лицо мертвеца тюремный надзиратель Ледовских.
Такова внешняя канва романа, пересказ которой у иного читателя этой статьи вызовет чувство брезгливости или протеста: писатель оправдывает намеренное убийство?! "Это антигуманно!" - возопит иной блюститель нравственности. "Не по-христиански!" - добавит второй. Найдутся и иные аргументы против концепции автора...
Но во всех случаях, подобные речи касаются лишь внешней оболочки романа, ее канвы. Вся суть книги лежит внутри произведения - в 21 главе (в семи печатях первой части, в семи трубах второй и в семи чашах третьей части романа), которые посвящены воспоминаниям Егора Игнатьевича о событиях, прожитых им порой и бестолково, порой и умно, порой и героически, порой и безнравственно, порой едва ли не свято, но всегда искренне. И рядом - жизнь Михаила Чиркунова - не то антипода Анохина, не то тени его, не то второго "Я", живущего всегда именно неискренне, а потому очень организованно, очень правильно с точки зрения современной им действительности и очень рационально, можно сказать, что по-европейски. Между двумя этими людьми, как между Востоком и Западом (по Р. Киплингу), нет и быть не может ничего общего, ничего такого, что могло бы сблизить их души хотя бы на расстояние пушечного выстрела. При этом оба персонажа романа поставлены самой жизнью в такое положение, что Анохин и Чиркунов в течение многих десятилетий, будучи даже далеко друг от друга географически или оказавшись жителями одного и того же города или села, вынуждены мыслями возвращаться друг к другу едва ли не ежедневно, мучаясь и страдая при этом, понимая, что обоим им на этой земле жить нельзя, но при этом оба они не в силах разорвать этой зависимости друг от друга.
То есть писатель П. Алешкин, бытоописуя историю жизней двух давних участников крестьянской войны 1920 года, ставит перед собой и перед читателем задачи, сравнимые разве что с Эсхиловскими: рок, судьба, невозможность прервать нить, плетущуюся Мойрами. Основной сюжет, включенный внутрь истории, связанной с криминальной темой убийства старика стариком, оказывается по задачам и по способам их исполнения произведением высокой художественной и гражданской значимости, что вырывает это произведение из современного литературного болота и возносит роман "Откровения Егора Анохина" до Олимпийских высот.
И мне, как критику в данный момент, следует поразмышлять не о том, почему взял грех смертоубийства на душу на пороге собственной смерти человек, проживший жизнь свою праведно, а о том, что есть жизнь праведная в мире, пережившем в течение века два социальных потрясения в виде Великой октябрьской социалистической революции В. Ленина и Великой криминальной революции Б. Ельцына. Ибо сознательная и активная часть жизней Е. Анохина и М. Чиркунова протекла именно между этими двумя историческими сломами в жизни народов некогда великой России...
Любовь двух сельских парней к одной дивчине Насте из деревни Масловка - треугольник типичный с первого взгляда: она предпочитает Егора Анохина и даже побаивается Михаила, словно предчувствуя, что в случившуюся вскоре антоновскую заваруху Чиркунов изнасилует ее, а потом, воспользовавшись своим положением красного командира в оккупированной Тамбовщине, заставит ее родителей выдать обесчещенную за него замуж. Ситуация вновь трагедийная, достаточная для вполне законченного повествования, чтобы одной ею объяснить поступок Егора, убившего похитителя своей невесты пусть даже спустя шесть десятилетий за пиршественным столом - и это вновь эсхиловский либо еврипидовский сюжет.
Но П. Алешкину и этого мало - писатель решает проследить жизненный путь своих героев сквозь все эти шестьдесят лет, разматывая вырванную из рук Мойры пряжу жизней своих главных персонажей осторожно, стараясь не порвать ни одной нитки, ни одного волоконца...
Обидчик Егора Анохина Чиркунов, оказавшийся на стороне победителей, расстреливавший своих односельчан лично и без особых для этого причин, отпускает попавшего в плен к красным несостоявшегося жениха своей будущей жены, рискуя при этом и карьерой и, быть может, собственной жизнью. Объяснений этому поступку своего антигероя автор почти не дает. Вкладывает в уста Чиркунова несколько не вполне вразумительных слов - и оставляет читателю право давать самому объяснения произошедшему. При этом Алешкин предлагает нам подсказку: антигерой каинствует на глазах начальства и подчиненных, а спасти своего недруга решается втайне от своих соратников. Спасает Егора, но берет с него слово не мешать счастью своего спасителя. И Егор держит данное врагу слово в течение долгих лет своей верной службы советской власти, против которой воевал в антоновской армии. Изменив любви своей, предпочитая жизнь смерти за счастье тех крестьян, которые вместе с ним шли на пулеметы Тухачевского и Котовского, он становится даже сотрудником, в конце концов, советских карательных органов и, женившись на нелюбимой, но практичной женщине, страдает последующие годы от того, что стал перевертышем и выжил.
Соединиться с любимой Настей позволила Егору Анохину беда, обрушившаяся на антигероя и врага его Михаила Чиркунова, а также умение его спастись от "ежовых рукавиц" благодаря долгому опыту работы в ОГПУ. То есть в предвоенный период жизни своей Егор Анохин по всем статьям выпадает из ранга героя, превращаясь в типичного приспособленца, карьериста, соратника палачей и вора чужой жены - то есть став сам антигероем и позволяя Чиркунову стать героем и мучеником. Таким образом, роман из классической трагедии на этом этапе перетек в форму бытовой драмы характеров и судеб, обогащая образы и делая их более жизненными, чем если бы они продолжали развиваться по классическим канонам. Жизнь Анохина в этот период - жизнь словно ожившего персонажа рассказов М. Зощенко, только не осмеянная, а скупо описанная несколькими смелыми и однозначными мазками. По-настоящему, она в этих двух главах не интересна ни самому автору, ни читателю. Даже поменявшая мужей и благополучно жиреющая Настя скучна самому Егору Анохину на уровне подсознания, хотя сам он этого и не подозревает. Персонажи П. Алешкина живут в предвоенные годы как бы в безвременьи. Где-то маршируют физкультурники, машет с трибуны над мавзолеем Ленина отец народов Сталин, звучит по радио бравурная музыка, в кино лихо отплясывает пред светлые очи хохочущей свинарки горбоносый пастух, а Анохин с Настей едят, пьют, совокупляются, посещают туалет - и тем счастливы.
И только война заставляет Егора вспомнить, что он - герой. Уходит Анохин на фронт так, как должно уходить из дома защитнику Отечества - спокойно и без слез. Естественное отсутствие рядом любимой женщины делает его вновь сильным. Потому на войне он не только уцелел, но и оказался в числе лучших.
Но именно этим воспользовался его антипод Михаил Чиркунов, который отнимает у Анохина женщину уже после войны. Ибо Насте не нужен герой, она предпочитает жалеть слабого и заботиться о бывшем зэке и жертве НКВД. Измена любимой делает Егора Анохина несчастным до скончания дней.
Бесовство Чиркунова является, на первый взгляд, не столь важным качеством человека, виновного в гибели односельчан от рук тухачевцев. Муки страсти стареющих влюбленных кажутся читателю порой едва ли не надуманными. Рядом с их бедой смерти детей Чиркунова и Насти, лагерные годы Михаила Трофимовича кажутся малозначимыми. Читатель как-то и не замечает, что прибывший из сталинских застенков изможденный и бледный Чиркунов, которого Настя не могла не пожалеть и не приголубить, понемногу наливается силой и уже не клянчит внимание и заботу к собственной персоне, а требует ее. Прошли годы - и злодеяния его стерлись в памяти людской, осталась лишь благодарность кучки старушек, которые увидели в Чиркунове пророка и чудотворца, не желая при этом замечать его лжепророчеств и лжечудес. Все разоблачительные слова Егора Анохина о том, что люди признали Антихриста за радетеля о благе человечества, разбиваются о твердокаменные лбы потомков выживших тамбовских крестьян-антоновцев, оставляя старого бобыля-героя наедине с антигероем.
Самое страшное во всем этом - то, что общественное мнение вынуждает Егора Анохина поступать вопреки совести и собственного разумения, улыбаться вечному недругу своему, лишившему его счастья и перековеркавшего судьбы как его самого, так и Насти. Потеря названного внука окончательно сломала Анохина, но прошли еще годы и годы давления общества на героя, чтобы старик выдохся окончательно - и герой дал слабину, позволив внезапно всплеснувшейся в груди жажде мести ударить ножом во врага своего...
- Значит, убивать вы не хотели? - спрашивает Анохина следователь.
- Не-е... Хотел... Давно убить надо... Духу не хватало.
- Значит, вы убили умышленно? - растерялся следователь.
- Ага... Он застрелил моего отца... И брата в двадцать первом... Он мою невесту... - старик запнулся так, словно силы кончились говорить, замолчал, выдохнул напоследок. - Духу не хватало...
Мастерство П. Алешкина, как прозаика и драматурга острого сюжета, в этом романе представлено с блеском и в параллельных сюжетных линиях, касаемых судеб крестьян села Масловка в двадцатых годах 20 века и их потомков. Дети и внуки Михаила и Насти, которых Егор Анохин почитал своими детьми и внуками, прожили жизни свои столь же трагически и тяжело, как бы оттеняя основную сюжетную линию жертвенности героя во имя несостоявшейся любви. Роман, ставший началом цикла "Русская трагедия", являясь законченным сам по себе, дал писателю простор для описания судеб многих и многих выходцев из тамбовской глубинки, каждая из которых уникальна сама по себе и одновременно созвучна жизни Анохина, как духовного родоначальника всех последующих персонажей. То есть писатель взял на себя задачу почти что невыполнимую: показать обобщенный образ русского крестьянина 20 века в цикле "Русская трагедия", протянув канву повествования сквозь несколько десятилетий, заложив краеугольным камнем роман "Откровение Егора Анохина" с героем, который к концу жизни вдруг осознал, что высшей справедливостью является не кара злодея сама по себе, а освобождение общества от Антихриста, перевоплощающегося из одной ипостаси в другую с тем, чтобы погубить не одного героя, а многих.
При внимательном чтении романа убеждаешься, что не только второстепенные персонажи книги, но даже изредка упомянутые лица имеют собственные биографии, которые уже описаны или будут еще описаны любящим своих односельчан писателем в других книгах. Жизнь их, пройденная в Москве или в ином каком городе, а то и на чужбине, все равно имеет корни свои в селе Масловка, где однажды крестьянский вождь Антонов поднял народ против обманувших его надежды партийных чиновников и где однажды почти что девяностолетний старик убил девяностолетнего старика...
То есть пред нами - некий символ событий, свершившихся на рубеже двух веков - двадцатого и двадцать первого. Со смертью беса Чиркунова рухнула советская империя. Но обрел Егор Анохин при этом покой перед смертью своей?.. Или так и умер в сомнениях?.. И не явилась ли смерть героя естественным результатом смерти антигероя?.. Кто из этих стариков в окончательном вердикте на Страшном Суде будет признан истинной жертвой? На это ответит лишь читатель. Каждый по-своему...
"И они кусали языки свои от страдания" - цитирует "Откровение, Гл. 16, ст. 10" П. Алешкин
|
Проголосуйте за это произведение |
Кстати, вот и статья обещанная о романе Алешкина, по которому была им сделана пьеса, так тебе понравившаяся. И еще одну ссылку даю - совсем случайно наткнулся - аж в 2001 году было интервью с профессором московским http://www.pereplet.ru/news/index.cgi?id=5438 Очень любопытиные мысли. Валерий
|
|
|
