А вы не задумывались, дорогой читатель, почему наш совсем недавно назначенный министр юстиции Ю. Чайка так, прошу прощения, привязался к одному из 28 избирательных объединений - к "СПАСУ"?

Как же, быстро ответят нам неизлечимые "отличники", ведь этот самый "СПАС" возглавляет, как его называют запросто в СМИ, "русский нацист", отъявленный "фашист" Баркашов. А такие вот "русские фашисты" и "прочие уголовники", добавят наши умники (те умники, которых, к несчастью, не смогли ввести в разум даже последние десять ужасных лет) - угроза нашей хрупкой, похожей на весенние листочки, демократии...

Здорово! Садитесь. Пять.

Вот только есть несколько неловких обстоятельств, которые, к счастью, не дают возможность так автоматически выпуливать ответы.

Разгорелась очередная драчка между "красно-коричневыми" ("Завтра", "Советская Россия") и "коммерсантами", "сторонниками закона и правопорядка".

Разумеется, обе стороны были частично, но только очень частично, правы.

"Коммерсанты", чуя не чистую стихийность действий "расстрелянных" "рабочих", намекали на то, что в ситуациях обыкновенного столкновения жлобских интересов разных собственников лучше все-таки соблюдать законы, т.е. "мочить друг друга" по закону, чем просто так, как Бог на душу положит.

В общем, обе стороны были частично правы и в единодушном порыве истово указывали на абсолютную истину, правда, в разном направлении.

Но, в поисках своей частичной правды и в стараниях выдать свои правды за абсолютную для всех истину, никто из них, к сожалению, не обратил внимание на то, что, что больно уж быстро и незадумчиво произошла их "располюсовка", случилось их расхождение и закрепление позиций между "коммуняками" и "реформаторами", этих игрушечных марионеточных позиций образца 1992 - 1996 года, казалось бы, с большим скрипом в последний раз разыгранных в ходе президентских выборов 1996 года и, вроде бы очевидно, навсегда сданных в архив.

И никто громко не задал очевидный вопрос: а кому из больших игроков выгодна такая плоская и явно надуманная трактовка события? Кто и для чего собирается "раскручивать" и использовать войну "труда" и "капитала"? И отчего все-таки министр Чайка так прицепился к "Спасу" и почему он снарядил приставов вместе с ОМОНом и почему произошел спектакль "Захват заложников"?

И почему назадолго перед выборгскими событиями губернатор Красноярского края А. Лебедь организовал ОМОН на "восстановление порядка" на Ачинском комбинате. И как-то так очень достоверно проговорился, что совсем недолго осталось до того момента, когда его, генерала, востребуют во власть.

Внимательные люди опять же, не сопоставили этот факт с тем, что Лебедь, упорно проталкивающий в Ачинске и в других местах, интересы крупного международного финансового капитала, к этому времени уже однозначно проявился и проявил себя, "вытеснив" за границу своего врага "национального капиталиста" А. Быкова.

Почему? Зачем? Кому это выгодно? Что происходит? Все эти вопросы, с нашей точки зрения, крайне необходимо сегодня задавать.

Тем более важно задавать эти вопросы в условиях, когда в центральной прессе публикуются статьи типа "Спасти республику. Ровно 200 лет назад Наполеон закончил Французскую революцию" в которой лидер нашей отечественной бесстрастной публицистики Максим Соколов пишет: "Ни в Париже, два века назад с ликованием встречавшем генерала, чей гений, согласно победным реляциям, "спас республику" (фактически похороненную им как раз в эти дни), ни в загородном дворце Сен-Клу, где гренадеры Мюрата разгоняли депутатов, юбилейных мероприятий вроде бы не предвидится. Совсем не то, что десять лет назад, когда 14 июля 1989 года двухсотлетие начала революции отмечалось с превеликой помпой. По справедливости, быть может, следовало бы наоборот. 14 июля было весьма условной датой, знаменовавшей начало большого сумбура с неясным исходом, тогда как 18 брюмера - дата куда более ясная, означающая подведение итогов предшествующего сумбура и введение государственного бытия в сколько-нибудь устойчивые формы. Еще вопрос, какая именно дата - 14 июля или 18 брюмера - в большей степени определила общественный уклад Франции на два века вперед - вплоть до сего дня..." ("Известия", 9.09.99 г.).

Наша версия ответа достаточно проста.

Ю. Чайка, неважно, сознает он или нет, или просто исполняет "высшие распоряжения", совершая своим ведомством юстиции (с латинского "справедливость") разносторонние поступки, делает одну и ту же вещь: инициирует и проращивает в стране самый настоящий, хотя и достаточно уникальный, не обыкновенный, по М. Ромму, а необыкновенный фашизм.

А так упорно он и огромное количество инстанций и просто романтиков от пера и политтехнологий набрасываются на Баркашова постольку, поскольку нет ничего более важного для нашего постсоветского нового и необыкновенного фашизма как то, чтобы до поры до времени таиться и скрываться в тени фашизма игрушечного и опереточного - типа РНЕ. Есть и второй немаловажный момент: у готовящегося к выходу на мировую арену необыкновенного фашизма ко времени появления на белом коне в общественном сознании и символическом поле не должно быть никаких конкурентов.

Уже слышу возмущенные вопли наших записных и столь же опереточных антифашистов. Как, Баркашов не всамделишный фашист?!! Как, уважаемые люди (а их и, правда, уважаемых, среди фашистов полным-полно) - и поддерживают фашизм???

Баркашов, к сожалению, является организатором многолетнего отчаяния брошенных и отчаявшихся людей. Насколько его воззрения соответствуют фашизму - отдельный вопрос. То, что эти воззрения некультурны и рассчитаны на решение сложнейших вопросов примитивными методами - тоже очевидно. Но дело, с нашей точки зрения, не в этом. Дело в том, что такой аляповатый и фарсовый фашизм крайне нужен реальным фашистам. Его виртуальность является символическим механизмом формовки реального фашизма. И если бы А. Баркашова, а до него Д. Васильева с его "Памятью", не было, его бы обязательно выдумали какие-нибудь безработные политтехнологи и мордоделы.

Наши многие телеуважаемые люди, утверждаем мы, не только поддерживают фашизм, но, боимся, и активно его формуют и нянчат, пестуют, зарабатывая, очевидно, то ли целенаправленно, то ли на всякий случай, то ли по природе, инстинктивно, набирая себе очки на возможное будущее.

Крайне важно и то, что все десять лет, а в последнее время особенно идет "разоблачение" не просто "фашизма", а именно "русского фашизма" или, как очень умный один наш олигарх уже успел сформулировать, даже "русского нацизма".

Русские и сама русскость является в чистом виде итоговой целью массового нападения. Поскольку именно нормальная русскость, которая ничего общего не имеет с этнически "сувенирными" русскими и всегда существовала за счет добровольного служения Российской государственности представителей всех этносов и национальностей России (да и не только России), именно такая русскость, русскость как russian, является сегодня последним препятствием на пути окончательного превращения России в банальную банановую республику с марионеточными и служащими не России наполеонообразно-пиночетовыми сукиными сынами (Как про диктатора Дювалье, кажется, говорил американский президент: "Он конечно, сукин сын, но он наш сукин сын).

Однако, прицепляя ради пущего ужаса, к фашизму и нацизму прилагательное "русский" наши неотроцкистские романтики новой "мировой революции" путают несколько вещей. Во-первых, есть фашизм, а есть нацизм. В Нюренберге судили и потом вешали именно за нацизм. Нацизм есть уничтожение людей по причине их иной расовой принадлежности, а фашизм есть идея жесткой и однозначной общественной организации людей по корпорациям и производственным коллективам.

По отношению к русским, даже самым взбалмошным и отчаянным, ну, никак нельзя применить даже вполне нейтральный термин "национализм". Стоит только трезво посмотреть на русского человека, как тут же увидишь, что национализм, тем более нацизм, является менее реалистичным в России, чем построение коммунизма по программе "500 дней".

С другой стороны фашизм, поначалу, не связан обязательно с национализмом и идеей расового превосходства, но, как правило, на примитивизм национализма и расизма "выплывает" на последующих стадиях фашистской чумы.

Поэтому становится очевидным, что сегодняшние обвинения русских в фашизме, и вбрасывание в общественное сознание темы "русского нацизма", является либо откровенной глупостью, либо выстроено в качестве отвлекающего маневра от набирающего обороты интернационального фашизма. Но если так, то, получается, что главным предметом борьбы на поражение и последующего уничтожения для интернационального фашизма является русскость - тот русский дух, который в основе имеет тысячелетнию традицию и который ни разу за всю историю не подчинился внешнему господству.

Возможно, мы с вами является свидетелями того, как на наших глазах формирующийся интернациональный фашизм перерождается в антирусский нацизм.

Более того. Огромное число наших кандидатов в депутаты тайно или явно исповедуют идеи, которые, если и не являются фашистскими, то, что еще более опасно, оказываются наилучшими для использования их в качестве продвижения фашизма. Для "пропихивания" фашизма и создания практики фашизма как режима и формы организации жизни в стране вовсе не надо, чтобы парламентарии исповедовали фашизм. Более чем достаточно того, что наши малоспособные язычники (в смысле безответственного балабольства языком) и безответственные к своим высказываниям, вне позиции, а теперь еще нередко и вне пола "интеллигенты", являются самым мощным и эффективным орудием в руках "практиков", дельных людей по строительству новой фашистской России.

"Коммунисты" и "патриоты", придумав лозунг "За победу!" фактически осуществляют подготовку - думая что для самих себя, а на деле для других, для грядущих взаправдашних емельянов пугачевых - боевых колонн "протестного электората", вооруженного дугино-кургиняновскими конспирологическо-мистическими бреднями. В общий протестный раж единого сметающего все на своем пути порыва сгодится все, даже "прорывные" идеи нашего выдающегося экономиста и умницы С. Ю. Глазьева. Наши победисты сегодня выполняют функцию тех многочисленных реваншистских движений Германии 20-х годов, которые в итоге перевербовал и оприходовал А. Гитлер.

Праводелы и прочие либералы, продолжая трещать про какой-то рынок, права человека, либерализм, высказывая поддержку "гуманитарным" бойням НАТО и прочую чушь, не просто непонятную для нормального живого человека, но, через десять лет стремительного падения вниз, выступающего натуральной красной тряпкой, - являют собой безответственное коммунистическое и рабочее движение предфашистской Германии. Времена меняются, меняется левизна-правизна, либерализмы и социализмы - неизменной остается функция, в которой всех этих бездарных и несчастных, в общем-то, пустобрехов из новорусской Веймарской республики использует и употребит наш грядущий фашистский хозяин.

Ведь что такое фашизм по сути? Фашизм как практика - это систематическая организация жизни примитивными а-культурными (помните: "Когда я слышу слово культура, моя рука автоматически тянется к спусковому крючку пистолета" Ф. Геббельс) и неадекватными средствами. Фашизм есть принципиальный отказ от мышления и понимания как условия наиболее сообразного использования культурных средств, это готовность не просто удовлетворяться "простыми" "дешевыми, но сердитыми" средствами, но и искренняя вера в то, что объединительный пафос и энергетически богатый порыв, своего рода "жизненный порыв" (elan vital) сам по себе, без выяснения качества и добротности этой энергетики, само по себе "пучковое" (фашина - "пучок", "связка") единство - более чем достаточные вещи для кардинального "прорыва" из близкого небытия. Разумеется, фашизму более чем способствует любая загнанность в угол, фашизм питается этой людской безысходностью, но в основе его все-таки лежит вера, что не надо выявлять и выяснять оснований действия, достаточно действие само по себе.

Фашизм возникает вовсе не из расовых теорий. Наоборот, расовые и иные, в принципе, любые, теории возникают в функции идеологии - как форма обоснования фашизма как практики.

Фашизм возникает там, где люди не просто отчаялись, но еще и достаточно долгие годы были поставлены в страшное последнее унижение, когда, как повторял Мармеладов, "некуда пойти". Идея сверхчеловека возникает в головах родионов раскольниковых, которые разрешили поставить себя в положение неопределенности: то ли они твари дрожащие, то ли позволить себе могут... Именно в таком состоянии находится сегодня очень значительная часть нашего населения, которая, как сказал один очень хороший и тонкий человек "забыли, зачем здесь живут", зачем и для чего они на своей земле.

Аналитики и политтехнологи называют их "протестным электоратом", но эти слова уже ничего не выражают, поскольку и голосовать они на избирательные участки уже не ходят, и больше уже не пойдут, и "некуда им пойти". А если уж пойдут - то берегись, увидишь "русский бунт, бессмысленный и беспощадный".

Я никогда не мог подумать, читая в благополучные 70-е Достоевского, что буду жить во время, когда все его герои и события станут обыденными "фактами" нашей жизни. Не дай Бог мне и нам всем узнать и увидеть, что нам выпало жить во время, когда пугачевщина станет таким же фактом, а "История Пугачева" станет справочным пособием по описанию текущих событий.

Изобретатели нового необыкновенного фашизма, подозреваем, рассуждают предельно примитивно и на манер изобретателей фашизма итальянского и германского.

Разрушено огромное державное тело - СССР, люди преданы и унижены, сами изолгались, перенервничали, запутались, позволили себя многократно втянуть в явные или тайные авантюры и авантюрки, позволили не раз уговорить себя подрововывать и иногда дать себе волю, в частности, вслед за призывом Б. Ельцина - "обогащайтесь!" - обогащаться фактически любой ценой.

Выползли и проявились разнообразные "новые русские", новые буржуа, те, кто так или иначе наворовал и натворил немало, задав однозначно негативное отношение к любому предпринимательству и любому начальству: раз начальник и бизнесмен - значит, воровал, ворует и будет воровать.

А дальше - совсем просто. Поскольку после второго призыва власти, озвученного А. Лившицем - "надо делиться!", никто делиться так и не стал, а после августа 1998 г. уже и призыв позабылся - то, самый раз, рассуждают изобретатели, натравить всех недовольных, скопом, на "капитал", не имеющий достаточной мощи и размера, чтобы спастись за рубежом.

Кто так может рассуждать? Примерно понятно - это крупный международный финансовый капитал, точнее, российские представители этого крупного капитала.

История учит, что так унижение и раздавленность не преодолеваются, что результатом будет еще большее унижение, раздавленность и сплошная смерть. Учит - но почти никто не хочет учиться, хочет попробовать. А вдруг...

Необыкновенный фашизм и растет на том, что хотят одним выстрелом убить двух всемирно-исторических зайцев. С одной стороны, хотят оседлать отчаяние и на "протестном" горбу придти во власть. С другой стороны, "насадить" на буянства и бунты жупел "русскости" и, тем самым, в корне заморить непонятный и чем-то очень опасный "русский фактор". С третьей стороны, привычку населения России к имперской форме сознания, превратить в двигатель и направить на какого-нибудь удобного врага - например, на "чеченских и международных террористов".

Чем больше и дальше наши средние буржуа, наш "национальный капитал", особенно наши молодые - от 25 до 35 лет - "рыночники с мобильниками", "меринджеры и бройлеры" будут продолжать старательно избегать крайних и трудных вопросов о прошедшем десятилетии, о своей социальной и культурной ответственности, об ответственности в целом за страну, чем увлеченнее они будут продолжать играть в бесконечное перераспределение собственности, называя это законностью и бизнесом, выдумывать "социально ответственный бизнес" - тем больше и дальше они сами будут рыть себе не только яму, но и просто могилу, и готовить ситуацию, когда в один прекрасный и уже недалекий день их превратят в классовых козлов отпущения. И начнут массово бить - словно скот на бойне. И тогда уже станет не до выяснения персональных историй и правд. Будут бить. Будет плач и скрежет зубов.

Когда это наступит, все удивления, охи и ахи станут неуместны. Произойдет обычная история.

Революция, запущенная как внутренняя разрушительная сила, вспарывающая и взрывающая российскую государственность, как и каждая революция закончится тем, что с аппетитом пожрет своих отцов и детей. В нашем случае этими отцами будут те "теневики" и прикормленные ими партийные чины, которые в середине 80-х годов сумели так проесть, как ржа, государство, что поставили безвольного генсека, потом заменили его волевым президентом и придумали оригинальное коммерческое предприятие: "долбать" государство и "доить" страну, и обогащаться, обогащаться, обогащаться...

Когда успешный с советского прошлого предприниматель и очень глубокий человек А. Паникин в своей книге "Шестое доказательство" с упоением рассказывает о своих теневых делах в советское время, считает возникновение "свободной экономики, существующей независимо от государства, главным позитивным итогом" последних десяти лет, то, будучи талантливым выразителем чаяний и идей нашего "третьего сословия", он, на наш взгляд, пока еще не понимает, что это третье сословие, принеся в жертву страну, СССР-Россию, само, если кардинально не переменит свой ум, станет следующей жертвой.

Мы утверждаем, что если лучшими людьми страны из разных страт и корпораций не будут предприняты экстраординарные, необыкновенные меры по разработке стратегии восстановления и развития страны на основаниях, достойных тысячелетней традиции российской государственности, то фашизм начнет необратимо побеждать, завоевывать унылые и отчаявшиеся сердца и Россия 1999 года войдет в историю в качестве второго издания Веймарской республики.

В заключение все же важно отметить центральную необыкновенность нашего нового фашизма: он является интернациональным, по крайней мере, никак не русским.

Прав был мудрый В.Т. Третьяков, когда предлагал создать в России партию РЕПА (Русско-Еврейскую партию): у нас в России, в самом деле, какого-либо реального антисемитизма нет, хотя на его имитацию и изображение, на рекламные ролики для людей типа Макашова и Баркашова, потрачены гигантские деньги. Но в нашем российском фашизме, боюсь, русский, еврей и все другие российские народы и "националы" шагают, как и просил их Булат Окуджава, взявшись за руки.

Нельзя без умиления просматривать в воображении, к примеру, следующую картину межконфессионального и межэтнического мира и согласия в сердце России, в Екатеринбурге:

- Наркоман - это такая скотина!..

Вот с этой фразы и началась публичная кампания борьбы с наркотиками. Эту фразу Дюше и вспоминают с любовью до сих пор прохожие на улицах...

... Они читают свежие газеты. В одной - большая статья про Фанни Каплан, которая стреляла в Ленина. Смысл статьи такой, что вроде бы она и не стреляла.

• Стреляла, - убежденно говорит Ройзман. - Она моя родственница, и притом близкая. Не могла не стрелять.
• О! - оживился Варов. - А у меня близкий родственник - Юровский.

Он подробно рассказывает об этой связи.

На пейджере еще одно сообщение.

• Звони ментам! - командует Варов Дюше. Поедем мочить наркомов.

И Дюша звонит. Милиция тоже получила сообщение, что на улице Шмидта собрались наркоманы и барыги. Но опергруппа обездвижена: у них нет бензина.

• - Мы привезем бензин! - кричит Варов...

Наконец-то эта ночь кончилась. Мы подъезжаем с Вадимом к гостинице.

• Ну и что? - спрашиваю я. - Можешь ты мне честно сказать, зачем вам с Женей все это нужно?
• Честно? - переспрашивает он. - Могу. Мы хорошо знаем, чего хотим. Хотим спастись перед вечностью. И все.
• Все?
• Все. Никакого пафоса. Правда, у нас с ним вечность разная. Он иудей, а я православный. Тут есть небольшая проблема. Или нет, как ты думаешь?.."

Более того, этот новый фашизм нельзя, по большому счету, называть российским. Новый необыкновенный фашизм - всемирное поветрие и является исключительно интернациональным фашизмом. Его в частности, исповедуют те самозванцы, что окончательно узурпировали в последние годы имя мирового сообщества.

Планомерное уничтожение Сербии и сербов, как в этом году, так и на протяжении последних десяти лет, показывают реальную физиономию и глубокий подлинный интернационализм этого нового фашизма.

Мировой фашизм исходит из мысли о том, что нет страны, народа или конкретного человека - нет и проблемы, что по отношению к неудобным странам и к специально простраиваемому пространству для изгоев "мирового сообщества" - мировой проблемной инфраструктуре необходимо и возможно осуществлять полный и тотальный контроль. Впрочем, все эти примитивные схемы можно без труда вычитать и восстановить из голливудских поделок последних лет, потоком идущим на экспорт в "слаборазвитые страны", включая Российскую Федерацию.

Создается устойчивое впечатление, что слегка охмелевшие от первых успехов (развал СССР и т.п.) архитекторы "полуторного мира" (термин С. Хантингтона), усердные строители нового мирового порядка на самом деле уже окончательно приняли решение о создании в непредсказуемой России "крепкого порядка", допускающего полный контроль, и для установления которого необходима полицейско-военная диктатура.

Не случайно, что столь проницательный мировед Дж. Сорос все настойчивее озвучивает одну и ту же мысль "Запад не сумел воспользоваться возможностью помочь России в последние десять лет", из чего следуют не столько выводы про недееспособность Запада, сколько публикуется и оглашается решение мировых финансовых элит о том, что в России "ничего не получилось" и пора, наконец-то, "наводить порядок".

А в качестве политическо-социальной технологии установления и существования диктатуры на сегодняшний день предлагается единственное средство - хороший милый необыкновенный фашизм.

При этом важно понимать, что практика фашизма с легкостью подчиняет себе любую идеологию, в частности, идеологию прав человека и гуманитарности. В Югославии с 24 марта по сию пору мы наблюдаем такую своеобычную форму необыкновенного фашизма как гуманитарный фашизм, когда во имя высоких гуманитарных целей и ради ликвидации гуманитарных катастроф осуществляется планомерное уничтожение целой страны-изгоя и неугодного народа.

То же самое можно ясно увидеть в контролируемой нерешаемости Кавказских вопросов, в режимном поддержании всех точек и лиц напряженности, втянутых в конфликты, втягивание и "зарывание" в зону всех лидеров-изгоев, общностей-изгоев, корпораций-изгоев, народов-изгоев, вер-изгоев и государственностей-изгоев состоит технологическое основание того сценария, что частично озвучен в предлагаемом С. Хантингтоном понятии "полуторного мира".

Надеемся, что мы ясно излагаем нашу точку зрения, наше видение происходящего и нам не нужно тратить время на упреждающие оправдания (почти что равные нанесению "отдельных превентивных ударов") на возможные обвинения по поводу якобы проводимой нами версии очередного "жидо-масонского заговора" и тому подобной конспирологической брехни.

Нет, нам как раз важно донести до читателя наши переживания происходящего не в аромате паров от возвышенно-мистической конспирологической "фэнтэзи", а в утверждении даже несколько обыденной ясности и реальности сотворяемого.

Носители такого мировоззрение, да что там, само такое мировоззрение, на самом деле, честно не понимают, почему так мало внимания "отхожим местам" (все верно, и никто из русских, никогда, не сможет признать эту критику несправедливой), "что ему Гекуба" или как можно было писать, к примеру, о "дорогих нам камнях и кладбищенских плитах Европы"

Более того, полнокровные или частные носители такого мировоззрения являются, как правило, очень милыми, сентиментальными и филантропически настроенными человеками.

Но все эти сентиментальные изобретали чудесного контролируемого мира, списывая свой сценарий с романа Дж. Оруэлла "1984", не учитывают одного - реального русского фактора, самой русскости.

А фактор этот не столько в стихии тысячелетнего русского духа, который лучше не злить, сколько в том, как это ни неожиданно, что независимость и достойная жизнь русских является исходным условием существования Российской Государственности. А существование Российской Государственности, есть единственный на пороге 21 века реальный фактор геополитической стабильности и равновесия.

Но мы и не им это пишем и говорим.

В основе недопущения реализации необыкновенного фашизма в России лежит не поливание грязью прямых или косвенных участников этой возможной стройки следующего тысячелетия, сколько собирание, сосредоточение, гармонизация, взаимоопределение и консолидация Субъекта Российской Государственности. Будет ясная позиция России и русских в лице конкретных заявлений и дел лидеров российских народов и регионов, высших чиновников, политиков, аналитиков, общественных деятелей России - будет сохранен Мир. Не будет такой разноидеологической, интерсекторальной, многоэтнической общности-субъекта - не будет ровным счетом ничего: как для России, так и для Мира.

Как доказать авторам этого неофашистского сценария (и кто они - эти авторы?), что он не может и не должен существовать, что мы не дадим ему стать онтологическим и историческим, триумфально открывающим Третье тысячелетие и укореняющимся в нем в качестве всеопределяющего?

Как это сделать, если огромная масса ресурсов и сил тратится на разжигание низменных инстинктов и на усыпление разума?

Что, к примеру, взять с наших расейских туземцев, которые в срочном порядке записываются в новомодные фашисты и последние полгода наяривают что есть силы, подпевая "простым и ясным" течениям в головах уставшего и все более безразличного к смыслу своих решений российского населения.

"Однако" не зря М. Леонтьев через "ТВ-Центр", сначала, а теперь через ОРТ "мочит" сознание российского обывателя, призывая бомбить и бомбить "злых чеченов", а также восхищаться А. Пиночетом и его методом восстановлением "порядка" в Чили.

Не зря на этом поле вместе с ним трудится знатный правдолюб А.Г. Невзоров. А вон там, рядом с ними, и - о, ужас! - красно-коричневое "Завтра", по своей направленности и кормовой базе ничем не отличающееся от предыдущих господ.

А что делает Шендерович в "ИТОГО" и в "КУКЛАХ"? Он, изничтожая последние остатки доверия к власти и государству, очищает место новому необыкновенному фашизму.

А вот и милый, часто краснеющий от смущения, А. Бурков, сумевший с помощью метода "принудительного диалога" стать вторым в губернаторской гонке с самим Э. Росселем. Алексей Бурков стал известен (сначала в регионе, а теперь в стране и в мире) не через телевидение (его там было не видно), а через то, что он придумал и внедрил метод "принудительного диалога": вместе с рабочими он приучил местное руководство и руководство предприятий "не бегать от разговора с людьми", а отвечать им "по существу" и "по понятиям" и даже достаточно быстро находить деньги на зарплату.

... Вообще Екатеринбург, он же Свердловск, страшное и великое место. Здесь главный тогдашний областной коммунист Ельцин двадцать лет назад снес дом Ипатьева, в подвале которого в 18 июля 1918 года уничтожили Царскую Семью.

Здесь же, родился еще один демократический метод "принудительного диалога".

Здесь же придумана принципиально новая технология борьбы с наркотиками и наркоманами, построенная на принудительном лечении и принудительной помощи милиции и криминальным группировках в их совместной товарищеской борьбе с "наркоманами - скотинами".

Этот еще один екатеринбуржский принудительный диалог с наркоманами и добровольный диалог власти с криминалом изумительно точно описан специальным корреспондентом "Ъ" Андреем Колесниковым в уже цитированной нами выше статье "ЛЕЧИЛОВО" ("Коммерсантъ-Власть", 9 ноября 1999 г.). Эту статью должен прочитать каждый, чтобы понять, что сегодня реально происходит в стране. Понять и выбрать между принуждением, насилием, принудительным диалогом, и принудительным счастьем - и добровольным самоопределением и свободным служением.

Минуло 10 бездарных лет. 10, а с 80-ми и еще, как минимум, плюс 10 - всего 20-30 лет "коту под хвост". Россия остановилась в 70-х и на пороге нового тысячелетия ее могут окончательно и навсегда остановить в раже простых и верных решений.

Эту дилемму может решить только сам Борис Николаевич.

Точно также эту дилемму самолично должны решать и все разумные представители нашей элиты, те, кто действительно хотят спасти свою собственность и превратить ее в эффективную и родовую "длинную", лет на эдак сто-двести, собственность, с честными и живыми наследниками.

Но самая сложная дилемма стоит перед нами с вами, дорогой читатель. Нам с вами надо практически и очень технологично решать: как, каким образом спасать страну, не опускаясь до искуса простых и ясных решений одним махом...

Конечно, так называемые "выборгские события" требуют отдельных многотомных исследований и, главное, серьезной аналитики. Всем серьезным людям страны следует увидеть за этими единичными событиями реальную ситуацию, в которой мы оказались в результате 10 лет бездарного и воровского управления страной. Ситуацию, которая чем дальше, тем больше будет порождать массовые случаи столкновения оставшихся без средств производства трудящихся и новоиспеченных собственников, которым попросту ни к чему эти самые средства производства.

Мы сегодня начали получать реальные итоги чубайсовской приватизации в виде крайне опасных столкновений между наемными трудящимися и собственниками, за которыми могут последовать неконтролируемые и массовые бунты. Разбираться не будут - сметут всех и вся.

Приватизация оказалась не просто хорошо организованным воровством. Приватизация еще и уничтожила всех мало-мальски дееспособных и эффективных собственников, тех, кто хочет и умеет работать в реальном секторе, эффективно руководить и управлять, уничтожила государство как собственника. Теперь. Теперь, после того, как не сформировали эффективных собственников и эффективных управляющих, запущена еще и вторая линия - банкротств, теперь еще начинают играть во вторичные и третичные приватизации, окончательно уничтожая производство и возможность заработать, наживаясь на последних остатках былой роскоши частные барыши.

Вот так: мифические западные инвестиции, про которые разглагольствуют нанятые идеологи типа П. Бунича, в первые же часы конфликта, бросившегося на защиту "законных собственников", становятся главным поводом, причиной и, одновременно, оправданием странных действий государственных органов и служб, мало чем отличающихся от действий каких-нибудь заштатных бандюг и террористов.

Нет ничего удивительного в том, что Кириенко, Явлинский и Ко последовательно встают на сторону неправовой законности. Им нужен закон, чтобы защитить и сохранить неизменным главный результат приватизации и фондового передела. Они собственно и представляют этих неспособных и неэффективных собственников, играющих в бесконечный приватизационный лохотрон.

Что тут нужно делать? Во-первых, прекратить играть в бесконечные приватизационные лохотроны и правильно, грамотно поставить задачу - создавать и выращивать эффективное управление на основе честной собственности и качественного труда, союза научного управления, владения и труда.

Benjamin S. Lambeth

RAND is providing analytical support to the Deputy Chief of Staff for Plans and Operations, Headquarters United States Air Force, on a variety of global security trends and their possible impact on USAF institutional needs over the next two decades.

This report was written in connection with that effort. It offers a detailed portrait of retired Russian army Lieutenant General Aleksandr I. Lebed, who rose to prominence three years ago as the commander of Russia's 14th Army in Moldova and has since been appointed security adviser by the recently reelected President Boris Yeltsin. Lebed, who himself finished a surprisingly strong third in the June 16, 1996 presidential election, promptly joined forces with Yeltsin and helped ensure the latter's winning of a second term in the subsequent July 3 runoff. Because of his current role as the new point man in Russian security affairs and his manifest ambition for higher office, he warrants careful attention by American military leaders and defense planners.

A richer understanding of Lebed's declared outlook on a broad range of issues can offer valuable insight into what kind of Russia the United States will have to deal with in the years ahead, for better or for worse. The analysis presented here--drawing on his many statements and interviews over the past two years--looks beyond the often superficial characterizations of Lebed that have until recently been put forward by the media, to develop a fuller picture of what he actually believes and where he stands on fundamental issues. It portrays him as a respected professional of strong authoritarian bent and unsure devotion to the idea of democracy, yet one who has spoken out strongly against crime and corruption, appears committed to a market economy, and is less aggressively nationalistic than many Western accounts have suggested.

Project AIR FORCE

Project AIR FORCE, a division of RAND, is the Air Force federally funded research and development center (FFRDC) for studies and analysis. It provides the Air Force with independent analyses of policy alternatives affecting the development, employment, combat readiness, and support of current and future aerospace forces. Research is being performed in three programs: Strategy and Doctrine; Force Modernization and Employment; and Resource Management and System Acquisition.

In 1996, Project AIR FORCE is celebrating 50 years of service to the United States Air Force. Project AIR FORCE began in March 1946 as Project RAND at Douglas Aircraft Company, under contract to the Army Air Forces. Two years later, the project became the foundation of a new, private nonprofit institution to improve public policy through research and analysis for the public welfare and security of the United States--what is known today as RAND.

Aleksandr I. Lebed remains all but unknown to most Americans. Yet in the wake of Russia's presidential election on June 16, 1996, which pitted Boris Yeltsin in a runoff against the communist challenger Gennady Zyuganov, Lebed, a 46-year-old former army two-star general, became overnight one of that country's most powerful men. Despite his expected failure to place as a finalist himself, Lebed nevertheless became Russia's man of the hour with a surprisingly strong finish in third place. That positioned him as a kingmaker to swing the July 3 runoff between the two top contenders and prompted a scramble by both finalists to garner his support.

Once it had become clear that Yeltsin had a straight shot at reelection, he enlisted Lebed as his national security adviser and Security Council secretary in a masterstroke of cooptation. He also went so far as to intimate, at least once, that he might also be grooming Lebed to be his successor as president. However well or poorly Lebed fares in his new assignment, his youth and dynamism, his popularity among Russia's have-nots, and his consuming ambition all suggest that he is likely to remain a prominent player in Russian politics for some time. Accordingly, it is important for Western military and defense leaders to understand who he really is and what he represents.

Until his recent rise to a position of prominence, the dominant tendency of the Western press was to treat Lebed as a curiosity, portraying him in terms that dwelt mainly on his flamboyance and seeming uniqueness. While accurate as far as it went, that image was informed more by anecdotes and sound bites than by deeper inquiry into what Lebed actually had to say. In the process, it masked a more multifaceted character underneath. Especially since he has assumed his new role as Yeltsin's chief security aide, he has been uninhibited in his public pronouncements and in interviews with reporters. Close examination of these reveals a persona both deeper and more balanced than the prevalent two-dimensional image purveyed by most media accounts. Now that Lebed's power is real, what does his presence on the scene imply for Russia and for broader East-West relations?

Lebed's domestic agenda will focus on four key problem areas: (1) crime and corruption, (2) the war in Chechnya, (3) the composition and role of the Security Council, and (4) military reform. With respect to the first of these, assuming that he does not self-destruct through his own missteps or otherwise become consumed by Kremlin intrigue, Lebed can be expected to try to lend real teeth to the police and to crack down on Soviet captains of industry who have become rich at the expense of the rank and file.

As for the war in Chechnya, Lebed was recently delivered a golden opportunity to make good on his campaign pledge to negotiate a settlement that will stop the killing and allow both sides to emerge with honor. On August 6, rebel forces counterattacked in strength and retook the capital city of Grozny within days. That launched Lebed on a three-week roller coaster ride of shuttle diplomacy with the rebel commander, General Aslan Maskhadov, and high-stakes politics with both his army peers and Yeltsin's chief lieutenants in Moscow. As this report goes to press, Lebed has concluded a framework agreement with the Chechen resistance that, for the first time in 20 months of war, has produced a genuinely promising end to the conflict and has postponed a final ruling on the status of the contested Russian republic until December 31, 2001.

This achievement, however, has elicited at best only lukewarm support from President Yeltsin. It has also occasioned a studied distancing act by Yeltsin's principal deputies, feeding well-founded suspicions in both Moscow and the West that Lebed is being set up by his detractors for a massive fall. Nevertheless, thanks to his prodigious efforts to date, he has made the war in Chechnya Yeltsin's alone to lose. Either way, Lebed stands well-positioned on the high ground, with the equally serviceable options of resigning on principle should Yeltsin fail to support the peace process, or else charging betrayal by a two-timing and duplicitous Yeltsin administration should he eventually be sent packing for having exceeded his charter. One thing, of course, that could undo all this for Lebed--quickly and perhaps disastrously--would be for rebel forces to renege on their declared commitment to peace with a semblance of honor for Russia and resume fighting for total stakes, thus allowing Yeltsin to make a scapegoat of Lebed and jettison him for cause for having been snookered by the enemy. Even that, however, would probably not signal an end to Lebed's political career for the longer haul given the depth of his commitment and the strength of his electoral constituency.

The Security Council under Lebed's tutelage will almost certainly play a more influential role in Russia's defense and security policymaking, if only because of the power and magnetism of Lebed's personality. He has left no room for doubt that he is seeking a broadened mandate as Russia's chief security planner. The prospect of his Security Council becoming a bureaucratic juggernaut, however, should not be overstated. The Russian security policy apparatus remains poorly institutionalized, and personal rivals of Lebed's have already begun building political alliances and forming counterbalances.

Military reform is Lebed's strongest suit, as well as the policy issue on which his public statements have been most detailed and on which he has the greatest chance of making real progress. Where personnel matters are concerned, he has vowed that important posts will no longer be filled by "good old boys," but rather by professionals who can meet the objective test of competence. Lebed also may seek to depoliticize the armed forces through legislation. He has been adamant in insisting that the military's sole reason for existing is to protect the country against external aggression, not to take sides in domestic disputes. Beyond that, he will strive to end draft evasion by sons of the well-to-do, on the premise that conscription must gather the best of Russia's youth. He maintains that an all-volunteer military entails costs reaching well beyond Russia's grasp, and he has expressed doubts about the feasibility of Yeltsin's campaign promise to end the draft and create a professional army by the year 2000.

Lebed has often stressed that the Russian military needs to get rid of its many separate channels for reporting up the chain of command. He has repeatedly charged that the country's debacle in Chechnya was partly the result of a compartmentalized military organizational structure at all levels, which caused the right hand all too often not to know what the left was doing. He also advocates eliminating skeleton divisions, and he has declared that he will propose to Yeltsin that the latter should announce that the military in 1997-1998 will abandon its current practice of maintaining undermanned units. Those units having only 25-30 percent of the required manning level would be converted into storage bases.

Lebed has promised to reduce the Russian armed forces by a third. He has called for a new three-tiered army structure consisting of airborne forces and specially trained general-purpose forces at level one; fully manned infantry and armored formations with appropriate equipment and munitions at level two; and bases, storage facilities, and logistic structures at level three. He will probably stick with the existing five-service arrangement for the time being. He will also probably pursue reform measures that focus on building a healthy military institution before seeking to acquire new hardware for its own sake. He will press hard at the same time--to the extent possible under Russia's continuing cash shortage--for increased allocations to defense. In addition, he will strive to resurrect the military industry.

Internationally, Lebed can be expected to leave his mark primarily in three areas: (1) Russia's security strategy, (2) the disposition of tensions in the so-called "near abroad" (the other former Soviet republics), and (3) Russia's response to NATO enlargement. On the first count, Lebed has announced that the conceptual framework for a new Russian approach to security already exists and that the challenge is to establish a mechanism for its implementation. However that pans out, the odds are scant that he will seek to pursue an expansionist policy beyond the borders of the former Soviet Union. More than any other nationalist contender for president, he understands that Russia lacks the wherewithal to pursue such a strategy, even were it deemed to be attractive in principle. Lebed's main concern is that Russia regain its self-respect and be taken seriously around the world. He has cited Russia's marginalization in the Yugoslav crisis as an example of what can happen when a once-great power loses its former clout.

Lebed freely admits that the USSR lost the cold war because of the failed policies of the communists. Accordingly, he will not be inclined to seek a settling of old scores with the United States and NATO. Lebed is not a jingoist, and he has taken a firm stance against organizations supporting fascism. He will take a strong lead, however, in nurturing the development and articulation of a security concept for Russia that reasserts Russia's status as a global power, short of confrontation with the West.

As for the "near abroad," Lebed feels strong compulsions to see to the social and political protection of the 25 million Russians living in the former Soviet republics. It is unlikely, however, that he will advocate outright coercion toward that end or pursue lesser means that blatantly violate the sovereignty of the newly independent states. Lebed has admitted that economic integration out of mutual self-interest and a possible confederation among consenting former republics constitute the outer limits of any acceptable Russian effort to put Humpty Dumpty back together again.

Lebed can be expected, however, to argue for firm steps against any eastward NATO expansion that does not make a satisfactory offsetting provision for Russia's security concerns and sense of being first among equals in Central Europe. This should come as no surprise to the West. Lebed's earlier declared views on NATO enlargement were more blustery than many. But at bottom his perspective on the issue remains quintessentially mainstream. Since his appointment as Yeltsin's security adviser, he has shown indications of being less adamant over this divisive issue than most policy elites in Moscow, an encouraging sign that he may be acquiring a more pragmatic policy outlook. In pursuing this new line, Lebed has adopted a clever stance. Rather than being frontally critical of NATO enlargement, he has asked the United States and its allies, in effect: "Have you really thought this through?" That does not mean that he has become indifferent to NATO expansion. It merely testifies to his status as the first senior establishment figure in Moscow to acknowledge Russia's limited ability, at least today, to do much about it--beyond complaining.

Lebed has voiced skepticism over Partnership for Peace, NATO's arrangement for engaging the military establishments of the former Warsaw Pact states, including Russia. This may merely reflect his lack of much first-hand exposure to the West. Insofar as that may be the case, it points up a problem that should be remediable through astute NATO initiatives aimed at engaging him constructively. One concern that might incline Lebed to think hard about the merits of a security relationship with the West is his evident unease over China's ambitions and long-term strategic prospects.

It will be interesting to see whether Lebed will succeed in enduring for long the petty humiliations and daily hassles that are the inevitable lot of a civilian bureaucratic politician. As an army general, Lebed had grown accustomed to having things his way. He will need to develop new expectations and habit patterns if he is to survive in his new incarnation. If Lebed can control his ambitions, remain directed and focused, and play to his greatest professional strengths, he has every chance of gaining credibility as a politician and building a foundation for bigger things to come. This will necessarily mean concentrating on those issues where he can make a real difference and avoiding the squandering of his energy on needless turf wars. On the positive side, to cite just one example, Lebed could serve as a counterweight to the tendency of Yevgeny Primakov's foreign ministry to cozy up to troublesome countries like China and Iran.

As for relations with the United States, there is no reason for Washington to assume the worst from Lebed's recent rise to a position of policymaking influence. Despite some early sharp flashes over the NATO expansion issue and his disdain for what he regards as debased American values, Lebed has shown little sign of an ingrained animus toward the West that would predispose him to confrontational conduct. Depending on how we in the West approach him, we may find in him either an antagonist or a businesslike, if sometimes difficult, workmate in security affairs.

Of course, Lebed, having often stressed the importance of Russia's nuclear posture as the nation's last line of defense, could prove nettlesome with respect to the stalled ratification of the START II Treaty. Other areas where he may prove prickly could include the question of arms sales to pariah states and the possibility that he might support a turn to reactionary policies at home.

That said, Lebed has admitted that Russia has little choice but to engage the West. He has also granted that the West has much to offer toward helping integrate Russia into the world as an accepted power. There is no prima facie reason to believe that he will oppose continued, and even expanded, military contacts with the United States. American defense leaders should test him on this as soon as possible.

All in all, the United States has nothing to lose and perhaps much to gain by reaching out to involve Lebed in an effort to build a mature Russian-American relationship shorn of romantic expectations. For better or for worse, his success story to date reflects the voice of the Russian people. It also reflects Russia's ongoing struggle to transform itself into a rule-of-law state. If the United States is properly solicitous and inclined to engage the shaky new Yeltsin government without the patronizing overlay that has hitherto often triggered bad feelings among Russians of all persuasions, Lebed may well be disposed to respond in kind. If we in the West write him off too soon as a man on horseback who threatens all we have hoped for in Russian reform, however, we could contribute to a self-fulfilling prophecy and live to regret it.

Chapter One: Introduction

Chapter Two: The Popular Image of Lebed

Chapter Three: Lebed's Rise to Public Prominence

Chapter Four: On Russia and Its Place in the World

Chapter Five: The External Security Environment

Chapter Six: The Military and Society

Chapter Seven: Domestic Politics and Social Problems

Chapter Eight: Lebed's Likely Policy Agenda

Chapter Nine: Lebed's Near-Term Political Prospects

Chapter Ten: Implications for the West

A Sampler of Lebedisms

Порядок в голове...

Александр Иванович, несомненно, искренен и горяч. Но когда он в который раз произносит свой девиз-программу "надо навести элементарный порядок!", то необходимо задать вопрос: А Александр Иванович и вправду думает, что для наведения порядка достаточно желания и что картина ясна? Или он имеет в виду очень определенный - но только один из возможных видов порядка?

Ведь дело не в порядке - а в том, порядок чего, порядок для чего, какой именно порядок и какой ценой, за чей счет порядок.

Возможны, как минимум, три разных порядка

1. Полицейский порядок. Закрутить гайки и не пустить недовольных осенним скачком гиперинфляции и безработицы бузить на улицы (Тбилиси 1989 года). Такой порядок задает таблица правильного определения всех категорий недовольных и определения каждой категории соответствующего "лекарства".

2. Автоматический (технологический) порядок - порядок кладбища - все трупы воображают, что они живы, а живые действуют как трупы - и - полный порядок! Для такого порядка необходимо правильно балансировать на удовлетворении интересов (в первую очередь, политико-экономических) Запада и внутреннего "национального капитала" (интересы банков, ресурсных отраслей, нефте-газа, ВПК, армии и др.). Иными словами, правильно найти, расположить и доить разом двух маток, сильных, алчных, эгоистичных и безразличных к "абстрактным вопросам" типа мировой роли России.

3. Державный порядок, порядок развития и спасения страны.

Данный вид порядка задают цели развития России и система мер по обеспечению безопасности реализации данных целей.

... Итак, порядка минимум три? О каком же именно порядке пытается говорить А.И. Лебедь?..

(Июль 1996 года)

Газета "Подмосковные известия", 11 декабря 1993 года, интервью брал Андрей Крылов; цитируем по "Россия - 2010", ╧1/2, 1994 г.)