|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
1.Инесса
Твоя птица варакушка, твой цвет бирюзовый.
Каждой ночью ты слышишь странные зовы.
Твое число 27, твое село Левашово.
Твое время от часа до половины второго.
В это время выходит кто-то темный из леса
и зовет тебя тихо: "Инесса, Инесса".
Твой художник Шагал, твой поэт Алигьери.
Росомаха, медведь и кабан - твои звери.
На холме твоя церковь святого Стефана.
Тебе жутко и радостно, и желанно.
Но когда в сентябре зацветет солидаго,
ты будешь готова к последнему шагу,
и безлунною ночью двадцать седьмого
ты из дому выйдешь на странные зовы.
Твоя планета Сатурн, твой цветок солидаго.
В животе твоем страх, в твоем сердце отвага.
А варакушка утром споет про Инессу,
Но дед Головань и тетка Марго не поймут ни бельмеса.
2.Минц
Дед Головань спускается в погреб каждый вечер,
по скользкой лестнице еле ползет со свечкой.
Тетка Марго стоит наверху, причитает:
"Вот безмозглый, лестница скользкая и крутая.
Что там не видел? Все ведь одно и то же.
Выжил совсем из ума, помилуй, Боже".
Тетка Марго целый день в огороде, в саду, на кухне.
От многих забот голова теткина пухнет.
То надо варенье сварить, то морковку удобрить.
А дед Головань каждый вечер спускается в погреб
Инесса лежит, ни о чем не думает, кроме
глупых рисунков в своем альбоме.
А дед Головань спускается в погреб и плачет:
"Иначе... Все могло быть иначе.
Минц, ты слышишь меня, мой Минц?
Мой розовый гиацинт".
Прислонится к стене головой и плачет:
"Иначе... Могло быть иначе.
На что я всю жизнь истратил,
дятел".
Стучит головой и знает, там за стеною цинк.
"Минц, Минц, мой розовый гиацинт,
ты слышишь меня, ты слышишь?"
Но в погребе только скребутся мыши.
Девка не хочет помочь, вместо этого сутками
рисует цветы да птиц с бирюзовыми грудками.
С утра до вечера дед сидит на скамейке
в ватных штанах, порванной телогрейке.
Забор покосился, картошка опять не прополота,
а старый дурак ходит в погреб, как будто там спрятано золото,
даже помои вылить не хочет,
а только бормочет, бормочет...
Тетка Марго по-английски не знает ни слова,
услышит и думает: "Бредит бездельник снова".
"Oh my mints, oh my
mints,
oh my dream and my sickness...
Откликнись!"
3. Шиманский
Дед Головань свалился с лестницы,
Сломал бедро и ключицу,
Объявил, что лучше повесится,
Чем поедет лечиться.
Утром на кухне круглый год
Холодно, будто в морге -
Шиманский приходит к тетке Марго:
"Здравствуй, Марго, гутен морген".
У тетки десять-пятнадцать минут
Для утренней чашки чая:
"Здравствуй, Шиманский, аллес
ист гут?"
"Аллес ист гут", - отвечает.
Гость придвигает к столу табурет,
Но пить даже чай не может.
Вальтер Шиманский - это скелет,
Только прикрытый кожей.
На госте форма военных лет,
Слева пятно большое.
Тетке известно, что он скелет.
С ним, все равно, хорошо ей.
Дед Головань катится в инвалидном кресле,
Мрачно смотрит вперед и думает: "Если...
Если бы я мог вернуть молодость и здоровье,
Не приехал бы вновь под этот сомнительный кров я.
Тот, который теперь едет в поганом кресле,
Прыгал раньше козлом под песенки Элвиса Пресли.
В годы, когда здесь царил Хренников с Мурадели,
Я играл на басу в группе студентов Йеля.
В этом кошмарном селе я, как шильонский узник.
Девка никак не встает, чтобы сменить мне подгузник.
Я, который знаком с Форманом и Бертолуччи,
Еду теперь по двору, грязный, седой, вонючий.
Снова на кухне скелет, хорошо, не в постели.
То, что скелеты гуляют - это бардак, в самом деле.
А ведь в немецком он слаб - аллес ист
гут, гутен морген.
Видимо, форму украл или купил в Военторге.
Птица шальная орет на узамбарской ели.
Где же девчонка? Зачем не встает? Как же мне все надоели!"
Тетка болтает: "Конец сентября,
А вон ведь, как птицы распелись".
Вальтер смеется, на тетку смотря.
Клацает челюсть.
1.Артиллерия
Артиллерия - бог войны,
И это известно каждому сопляку.
Артиллерия - бог войны,
И это говорю я, старший лейтенант Газдрубалов.
Артиллерия - бог войны,
И верблюд по имени Бактриан тащит пушку вперед.
Артиллерия - бог войны,
И мы никому не позволим, никому не позволим.
И это известно каждому сопляку.
И это говорю я, старший лейтенант Газдрубалов.
Двадцать четвертый день мы бредем по песку
По направлению к Каракумскому каналу.
Песок скрипит на зубах, забивается в уши и в нос.
У верблюда заплетается язык от недостатка кислорода,
Но мы все равно решим каракумский вопрос,
Обеспечим счастливую жизнь каракумскому народу.
Нам трудно, но иначе не может быть на войне,
И это говорю я, старший лейтенант Газдрубалов.
Даже верблюд Бактриан не хочет оказаться в стороне,
Идет, чтобы наказать разнообразных нахалов.
Представители каракумского народа несут нам пить,
Потому что заинтересованы в продвижении нашего фронта.
Они маячат далеко-далеко в тюбетейках и расшитых халатах
И движутся параллельно линии горизонта.
Вот монгольские астрономы Мягмарсурэн и Бямбасурэн
Появляются неожиданно откуда-то из-за бархана.
Они, кажется, собираются сдаться в плен.
Убирайтесь, убирайтесь бездельники, просите воду у своего начальства!
Фигуры Мягмарсурэна и Бямбасурэна
поднимаются до небес.
Они колышутся перед нами, как будто сделаны из дыма.
Убирайтесь, собаки, улетайте в свой сказочный лес.
Мы и так мало что соображаем в этой пустыне.
Артиллерия - бог войны, и это известно каждому сопляку.
Верблюд по имени Бактриан встал на колени и дальше идти не хочет.
Какие-то мелкие твари прыгают по песку,
Но мы, все равно, никому не позволим, никому не позволим.
2.Аму-Дарья
Тишина. Нигде не видно никакого зверья.
Катит по пустыне свои воды Аму-Дарья.
На горизонте виднеются горы Памир.
Ничего не происходит, кажется, исчез обитаемый мир.
Ветер туда, сюда и обратно переносит песок.
Воздух так густ, как будто это не воздух, а воздушный сок.
И вот, среди этого безмолвия появляется верблюд Бактриан.
Он идет, пошатываясь, как будто немного пьян.
Верблюд приникает к реке Аму-Дарье.
Вкус горьковат, напоминает минеральную воду Перье.
Но это, конечно, не может его отвратить.
Он продолжает пить, пить, пить.пить.
Ему абсолютно ясно, вкус - это ерунда.
Он бы хотел остаться возле реки навсегда.
Часа через два появляется группа людей в колпаках
С винтовками образца 1912 года в руках.
Впереди монгольские астрономы Мягмарсурэн и Бямбасурэн.
По всей вероятности, каракалпаки взяли их в плен.
Астрономы выбиваются из сил, тянут пушку вдвоем.
Процессия останавливается, поскольку впереди водоем.
Астрономы догадываются, что настал их последний миг.
И тишину пустыни нарушает нечеловеческий крик.
Один из астрономов так заорал,
Что далеко-далеко вздрогнул пересохший седой Арал.
Он заорал: "Да здравствует Великий народный Хурал!
Да здравствует товарищ Юмжагийн Цеденбал!"
Каракалпаки натягивают на уши колпаки.
Даже верблюд отрывает морду от горьковатой реки.
Кто-то говорит монголу: "Зачем так орал?
Чтоб тебя за это Аллах покарал!
Сейчас мы сколотим плот, и, если он выдержит груз,
Через неделю прибудем в нашу столицу Нукус.
Это великий город, там вас будут судить
И по шариатским законам могут освободить,
Могут побить вас палками, могут отрезать носы.
Носы режут редко, очень редко, не ссы".
Бросив верблюда и пушку, все уплывают в Нукус.
Верблюд продолжает пить воду, несмотря на противный вкус.
3.Астрономы
Кто в пустыне безносый
Грустно дымит папиросой?
Это Мягмарсурэн.
Кто такой же безносый
Тоже дымит папиросой?
Это Бямбасурэн.
- Каракумы гораздо хуже, чем Гоби.
Здесь люди погрязли в злобе.
И это говорю я, монгольский астроном Мягмарсурэн
- И это подтверждаю я, другой монгольский астроном Бямбасурэн.
- Люди, злые, как псы,
Взяли и отрезали нам носы.
А мы никуда не совали свой нос,
Нас мало интересует каракумский вопрос.
Мы только хотели найти родившегося царя.
Но все усилия потрачены зря.
Когда на Севере вспыхнула звезда,
Товарищ Цеденбал сказал нам идти туда.
Он читал какие-то книги и знал, что встарь,
Когда появлялась звезда, рождался великий царь.
Мы шли поклониться ему и хотели
Принести Капитал к его колыбели -
Три тома Маркса на монгольском языке,
Но они утонули в какой-то реке.
Еще мы в подарок несли кумыс,
Но он по дороге скис.
Самое плохое, что с некоторых пор и, кажется, навсегда
Исчезла эта замечательная звезда.
Во всяком случае, мы не можем ее найти
И поэтому не знаем, куда идти.
И вот мы остались посреди пустыни без носов,
Стоим похожие на заблудившихся сов.
Нам некуда идти, и, искренне говоря,
Не хотим мы больше видеть никакого царя.
И это говорю я, монгольский астроном Мягмарсурэн.
- И с этим, кажется, согласен я, тоже астроном Бямбасурэн.
Осталось стоять нам безносым
И грустно курить папиросы.
1.Игра с огнем
Катящийся камень мхом не обрастает,
и, возможно, памятуя о том,
Вася Захаров создал дворовый ансамбль
с оригинальным названием Роллинх Стоунз.
Мюд Моисеевич Майский не любил такое слушать,
и когда во дворе начинался рок-н-ролл,
он брал специальные шарики засовывал в уши
и сидел спиной к окну, уткнувшись в пол.
Елизавета Мюдовна тоже была вынуждена затыкать
уши,
при том, что послушать Ваську была не прочь.
Но если честно, она не так глубоко совала беруши,
хотя в остальном была весьма послушная дочь.
А Васька тем временем разгонял свой хит, известный
любой девчонке в ихнем дворе.
Песенка называлась "Давай проведем ночь вместе",
и каждая, конечно, примеряла его к себе.
А Васька кричал: "Lets spend the
night together!"
И Елизавета представляла, как могли бы сбыться ее мечты,
как кто-то сказал бы "I need You
more than ever"
и силой потащил ее куда-то в кусты.
Да, она знала о своем прозвище Чудо-Юдовна,
но вообще-то любая девушка хороша, хотя бы отчасти.
И пусть не так прекрасна была Елизавета Мюдовна,
она тоже имела право мечтать о счастье.
Мюд Моисеевич сидел, уткнувшись в стену.
Елизавета Мюдовна сидела, сцепив руки, закрыв
глаза.
Мюд Моисеевич хотел бы убить музыканта
поленом,
Елизавета Мюдовна хотела любить, но знала, что ей
нельзя.
А Васька завелся уже сверх всякой меры
и орал "Don.t
play
with
me, .cause you.re playing
with
fire!"
Это был его новый хит, как раз сегодня была премьера -
Не играй со мной - ты с огнем играешь.
2.Мюд Моисеевич Майский
Мюд Моисеевич Майский... Мюд
Моисеевич Майский...
Кто это такой, и почему его так зовут?
Ведь не всем сразу становится ясно,
что это за имя такое - Мюд.
Вообще говоря, вопрос не очень сложный.
Мюд - это Международный юношеский день.
Мюд Моисеевич родился во времена, когда было
возможно
давать человеку такое имя - юношеский день.
Нам вполне очевидно, что отцом его был некто Моисей Майский,
Но что-то конкретное трудно сказать о нем.
Мы знаем, да, был такой дипломат Иван Михайлович Майский,
но очевидно, что он здесь ни при чем.
И, хотя мы ничего не знаем об этом человеке,
но все же кое-что можем сказать о нем.
Ведь это, согласитесь, кое-что говорит о человеке,
если он своего сына взял и назвал днем.
Значит, он был человеком великой идеи,
которая захватила его целиком, проникнув даже в семейный круг.
Бывают такие люди, для которых идеи
важнее конкретной жизни, которая вокруг.
Но так случилось, что все идеи
остались сбоку, а жизнь в другую сторону понесло.
И с этим именем прожил Мюд Моисеич,
и ничего такого хорошего оно ему не принесло.
И не было у него своего святого.
И жизнь получилась - какая-то дребедень.
И никто за него не замолвил слова.
Ведь день - это ничего. Это всего лишь день.
И было всегда очень страшно и одиноко,
и никогда, ни разу ничего не улыбнулось ему.
Господи, Господи, ну почему же так жестоко?
Господи, Господи, почему?..
3.Жизнь
Майская Елизавета Мюдовна,
известная как Чудо-Юдовна,
работала библиотекарем в Доме Культуры "Рассвет",
известном как Беспросвет.
Было у нее всего несколько читателей,
то ли чудаков, то ли придурков, то ли
мечтателей.
И на удручающую статистику книговыдач
не мог повлиять даже пенсионер Иван Леонидыч,
который в каждое свое посещение
брал маршала Жукова - "Воспоминания и размышления".
Он в читалке вникал в стратегию Второго Белорусского фронта,
а она сидела, раскрыв томик стихов Бальмонта.
Двадцать седьмого июня форсирование Западной Двины
началось у деревни Глухая.
И часы пронеслись. Я стоял у волны.
В ней качалась русалка нагая.
Я ласкал ее долго, ласкал до утра,
Целовал ее губы и плечи.
Тем временем от населенного пункта Дыра
Начала выдвижение двадцать четвертая армия генерала Гречко,
И она наконец прошептала: "Пора!
Мой желанный, прощай же, до встречи".
А Аннадурды Нияздурдыевич Нияздурдыев
прибыл из города Чиликент -
потрясающе красивый человек,
с такими влажными ласковыми глазами.
Ходил по двору в великолепном расшитом золотом халате.
Привез великолепную большую дыню.
Прожил у них несколько дней,
а когда уехал,
Мюд Моисеевич и Елизавета Мюдовна
сначала пытались разрезать эту дыню ножом - бесполезно.
Потом Мюд Моисеевич притащил откуда-то топор -
Все бесполезно - рубил, рубил - дыня, как камень.
Зачем, спрашивается, такая дыня,
Если ее, все равно, невозможно съесть?
4.Дыня
Однажды весной
Мюд Моисеевич в чулане наткнулся на дыню,
которую когда-то давно им привез Нияздурдыев
и удивился - дыня стала мягкой, абсолютно другой.
И уже предчувствуя, какое сокровище он нашел,
Мюд Моисеевич ее из чулана вынес.
Он прошествовал по квартире с огромной дыней
и в молчании водрузил ее на стол.
И чудесный аромат,
Будто бы пришедший из другого мира,
Нежный и прекрасный, заполнял всю квартиру,
И звал в этот потерянный мир, назад.
И в этот волшебный миг,
Когда они с Елизаветой Мюдовной вкусили дыню,
Они осознали вдруг, что отныне
Весь мир стал совершенно другим для них.
И с тех пор даже когда
Они чувствовали себя как в пустыне,
Вспоминая об этой дыне,
Они знали - пустыня не навсегда.
И густой, цвета майского меда сок,
Такой, какой и представить нельзя, нежный и сладкий,
Капал на скатерть, стекал по складкам
И падал на пол, и застывал у ног.
|
Проголосуйте за это произведение |
