Проэзия
23 июня 2012

На рассвете

Первое чувство, испытанное мною после получения повестки из военкомата, было страхом. Покинуть дом, поехать неизвестно куда и делать неизвестно что - было для меня, отъявленного домоседа, невиданной дикостью. После, уже узнав точное время отправления и род войск я, немного поразмыслив, что это даже очень хорошо, что меня берут в армию. Вот удивления то у всех будет, меня то, Андрюху Кочегарова, в армейку забирают! Пацаны просто обалдеют все от удивления, ведь они-то всегда твердили, что я хилый и меня ни за что не возьмут в солдаты! А тут на тебе - иду раньше их всех! Тимоха Беляков так только на пятые сутки после меня идет, а уже весь поселок успел оповестить, что он уходит. А тут на тебе - я первый, ни с того ни с сего! Нет, ну здорово я его уделал!

Выйдя из военкомата, я аккуратно свернул повестку, положил себе в нагрудный карман в рубашке и решил что пора бы позвонить матери, сообщить весть, ведь извелась небось уже дома. Я достал из брюк сотовый, повертел им в руках, полюбовался его блеском в лучах солнца и найдя ее номер, уже готов был нажать на вызов. Но сам не знаю, что со мной случилось, я еще раз нажал кнопку "вниз" и вызвал абонент "Марина".

-Привет Маринка! - радостно поздоровался с ней.

-Привет. А кто это? - так и знал, что она меня век не узнает!

-Это Андрюха, ну, Кочегаров, знаешь...

-А, ты Кочегаров. Что тебе надо? - по голосу чувствовалось, что Маринка не заинтересована в разговоре со мной, надо было бросить трубку. Я же, дурак, продолжал.

-Прикинь, меня тут в армейку забирают!

-Что, прям сейчас? - нет, ну тупая же, а? Я конечно ей это не сказал, а лишь засмеялся и продолжил.

-Да нет, ты чего! Через две недели. Ты это, на проводы приходи что ли, ну приглашаю я тебя короче!

-Да? Ну спасибо. Знаешь, ну я не знаю, посмотрим, как там будет. Ладненько, пока-пока. - И положила трубку.

Ну зачем я ей звонил? У нее даже номер мой видно не сохранен! А еще однокласница! Нет, ну она тоже дура, чего было сразу не сказать, что она Тимоху любит? Ну дура, чего тут сказать. Ну и обломается же она, когда узнает, что ее Тимоха еще пять дней будет у маменьки под юбкой сидеть, а я уже воином буду!

Так рассуждая сам с собой, я пытался себя развеселить и отогнать дурные мысли. После я обзвонил всех своих знакомых и поприглашал всех до единого на проводы. Даже тех, у которых мой номер был не сохранен, как у Маринки. А козел Федька Строполь и вовсе ответил на мой звонок словами "Привет, ботан!". Козел! Нет, ну чего они все меня ботаном в школе называли, ведь даже отличником я не был, учился так себе. Но даже те, кто до слез кривился полученной восьмерке, меня называли ботаном. Да у меня самой высокой оценкой в дневнике была шестерка! А в училище и вовсе четверки ставили только за то, что занятия никогда не пропускал, ведь в этой ихней электрике я ну ни черта не понимал! Ей Богу, как осел на китайский язык, смотрел на эти схемы. Ну да ладно, я их всех прощаю, пускай приходят на мои проводы. Вообще, я человек очень хороший. Раньше меня называли хлюпиком и маменькиным сынком, что же, может, когда-то так и было, но теперь я уже солдат, значит взрослый, пора и вести себя по-другому.

Пока я шел на вокзал, мать еще трижды пыталась мне дозвониться, но я всякий раз отклонял ее вызов. Еще не хватало, буду я маменьке все рассказывать, будто и поговорить больше не с кем! Я ей теперь не мальчик. Правда, вначале сердце сжималось от жалости к ней, когда я отклонял ее вызов, но потом наоборот, стал каким-то остервенелым. Мне было жалко ее, и это меня бесило.

На вокзале, купив билет в свой поселок, я не пошел по обыкновению на второй этаж в детское кафе пить чай с мороженным, как делал это всегда, а купил бутылку пива и газету "Спорт-Экспресс". Так все солидные мужики делают, странно, что я только тогда начал. Выбрав место в середине зала ожидания, я важно уселся и принялся читать о 12-м туре чемпионата по футболу, в котором "Крылья Советов" принимали "Анжи". Не прочитав и составы команд, я решил, что пора откупорить бутылочку. Вы только никому не рассказывайте, но по правде говоря, я еще никогда в своей жизни не открывал сам пиво. Нет, пить то я его пил, но открывать не доводилось. Правда, я много раз видел как это делают другие, так что проблем возникнуть было не должно. Но они возникли. Я действовал по методике Димона Кравца, у которого так ловко все получалось. Но горлышко моей бутылки, когда я пробовал прислонить его с сиденью и ударить рукой по крышке, всегда соскальзывало, а крышка намертво сидела и только царапала сиденье. Через две минуты моего мучения я заметил, что являюсь объектом пристального внимания трех девчонок, сидевших через два ряда впереди напротив меня. Проклятье! Вечно эти девчонки пялятся на меня, когда я в этом меньше всего нуждаюсь! Ну дуры, что тут еще можно добавить. Нет, ну еще и хихикают! Моему бешенству не было предела, я хотел подойти к ним разбить бутылку об их головы. Но они сами ко мне пришли. Точнее, одна из них, самая толстая и, должно быть, старшая, привстала, еще раз хихикнула им напоследок и пошла ко мне.

-Мальчик, тебе помочь? - это было наивысшее оскорбление, нанесенное мне когда-либо девушками. "Мальчик"! Я так сильно возмутился, что просто не находил слов что ответить. Я их так и не нашел, и она, постояв некоторое время в ожидании моего ответа, заржала как кобыла и вернулась к своим подругам. Ну дура же, правда? Как здорово, что я ей не ответил, классно я ее сделал.

Бутылку все же следовало как то открыть, иначе они могли подумать о мне плохо. Сам не пойму как я на такое решился, но это было здорово - я откинулся на спинку сиденья и принялся читать дальше состав "Анжи", после взял бутылку и вовсе на нее не глядя, поднес ко рту. Сжав зубами крышку, я дернул резко бутылку вверх, и дело было сделано - пол зуба сломано и нижняя губа разорвана. Но пиво я открыл, оно даже окатило меня пеной, вымочив рубашку и газету. Впрочем, я не растерялся. С видом бывалого ковбоя эффектно выплюнул со рта крышку с осколком зуба на пол, так что они забряцали на весь вокзал, я закинул ногу за ногу и продолжал читать газету. Держать ее теперь было неудобно, она размокла от пива и ее верхние концы под тяжестью постоянно провисали вниз, поэтому приходилось придерживать их рукой. Но ничто на свете не помешает мне прочитать составы "Анжи" и "Крыльев" и насладится вкусом пивка! Вкус, сказать по правде, оказался так себе, но пил я эффектно! Изо рта сочилась кровь, я не сразу это заметил, только после обратил внимание на красные пятна на рубашке, проведя рукой по лицу, заметил, что по бороде у меня сочится кровь. Черт возьми! Ну, если кто-то там думал, что я как мальчишка побегу в уборную умываться, то он глубоко ошибся! Я продолжал, как ни в чем не бывало, потягивать пивко и читать газету. Нет, ничто мне не помешает дочитать составы! Женщина, сидящая напротив меня, наклонилась ко мне и сообщила новость:

-Молодой человек, у вас кровь идет.

Нет, ну разве не дура? Как будто я не знаю! Может, сказать ей, что у нее волосы на голове черные, вдруг она не знает? Ну, и дуры же эти женщины!

-За собой лучше смотри, тетка!

Здорово я ей отрезал! Отвернулась как ошпаренная! Да, я был в ударе! Вот что, значит, взрослым стал. Дураки! Перед вами сидит солдат-воин! А вы ему - кровь течет. Своим сынкам-хлюпикам носики подтирайте, а когда видите перед собой воина - склоните с благодарностью голову. В тот момент мне начинало казаться, что я воевал в Чечне, и ей Богу, спроси кто об этом, я бы с чистой совестью ответил, что еду прямо с Гудермеса, так, на двое суток, с одним подонком разобраться, а потом назад сразу, дела не оконченные остались. Мне казалось, что я вот-вот и сойду с ума. Зря я пил это пиво, мне ведь много не надо.

2

Дома меня уже ждала мать. Распереживалась то как!

-Ты чего трубку не берешь, бэйбах? - начала она, едва увидав входящего в калитку. Ненавижу это тупое слово "бэйбах"! Где она его откопала? Наверно, сама придумала.

-Не твое дело. - Я был не в настроении. Зуб болел, если честно.

-Ты как с матерью разговариваешь, говно!

Тут она увидала мое разорванное лицо.

-Ах Господи ты, да кто же тебя это так, Андрюша? Кто это сделал? - я не отвечал и пытаться вырваться от нее. - Постой же ты, дай я посмотрю! Да кто же это?

-Не твое дело.

Мать сразу учуяла легкий перегар. И переменила милость на гнев.

-Ты что, пил, говно?

-Не говно, а пиво! - я сам радовался своему остроумию, - да и не твое это дело. Готовься, через две недели твой сын будет бойцом железнодорожных войск!

Вы бы слышали, как торжественно я это произнес, право, как Левитан 22 июня! Мать стояла ошеломленная, выпустив меня, чем я сразу же воспользовался и скрылся в своей комнате.

Подготовка к проводам шла полным ходом. Мать закупалась продуктами, что-то готовила, кого-то приглашала, одолжала деньги т.д. Наверно, тяжело ей было без отца. Мне тоже хотелось, чтобы он сейчас, пожалуй, единственный раз мог бы гордиться сыном. Он мне часто рассказывал про армию, особенно когда бил. Впрочем, может, и лучше что его нет, - с тех пор как его не стало, в доме было намного спокойнее. Иногда я помогал матери готовить, ездил с ней в город за покупками, помогая таскать сумки с продуктами. Но большую часть времени я проводил с друзьями-Тимохой и Димоном. Я им не рассказал, отчего у меня разорвана губа, пускай сами догадываются, но стало заметно, что меня уважать стали больше. Я пригласил на проводы пару девчонок, и некоторые даже обещали прийти. Короче, патти у меня намечалось что надо. Я не буду утомлять читателя подробным изложением последних дней на гражданке, они прошли, как и положено таким дням, единственное что замечу, так это то, что мать испортила даже это время. Однажды вечерком мы мирно потягивали пивко около речки, что протекала недалеко от поселка. Сидим себе спокойно, никого, значит, не трогаем, шутим, прикалываемся, ну все как обычно. И тут из тьмы появляется моя мать. Да как разорется!

-Ты почему еще не дома, бэйбах?! Я должна тебя ходить искать по всей округе? Я тебе что сказала? - полдесятого чтобы был дома, а ты? Марш домой!

Признаться, я вначале немного растерялся от такого разворота событий, но после немного совладал с собой, собрался мыслями и решил вести себя, как и подобает воину, не опускаясь до пререкания с женщинами.

-Секундочку, ребята, я прошу прощения, - обратился я вначале к друзьям, дабы сохранить авторитет в их глазах, - мать, тебе здесь не место. Иди домой.

-Чего??

-Ничего не говори, просто иди, женщина.

Следует сказать, что моя мать была чем-то очень на меня похожа, особенно если это касалось вспыльчивости. Она мне ничего не ответила. Просто схватила за ухо и поволокла домой. А уже дома схватила ремень и несколько раз полоснула по спине, прежде чем я успел скрыться у себя в комнате. Я был так сильно на нее обижен, что плакал, хоть знаю что это и не к лицу воину, впрочем, об этом все равно никто не знал, пока я вам не рассказал.

Наконец настал вечер проводов. Еще днем стали приходить первые гости, обычно дальние родственники, приехавшие издалека. Многих я не видел с тех пор, как не стало отца. Позже всех пришли друзья. Остриженный наголо, я ходил без майки, перекинув через плечо ленточку с выпускного. Мать хотела мне перечить, но уступила, решив не спорить с сыном в момент его ухода. Не успели сумерки спуститься на землю, как все уселись за стол и принялись пьянствовать. Иначе это и не назовешь. Никто на меня даже и внимания особого не обращал, словно и не я тут главный. Пара девчонок, что пришли на проводы, все свое внимание сосредотачивали на Тимохе, так и липли к нему, дуры. Этот Тимоха еще завтра у маменьки под боком спать будет, а я уже с автомата стрелять буду! Впрочем, время все расставит на свои места. Вот спохватятся они завтра утром, а меня уже нет, скажут, эх, как хорошо было с Кочегаровым то, как жаль, что его нет больше с нами! Такой парень был, чего мы его не ценили...а я возьму и погибну на войне! Вот горе- то будет! Я уже представлял, как матери приносят похоронку, она стоит у калитки, жарким солнечным днем, к ней подходит почтальон и дает письмо. Мать его разрывает и читает, потом хватается за сердце, вскрикивает и падает в обморок. Подбегают мимо проходящие вот эти девки-дуры, начинают ее откачивать и смотрят на лежащий на земле кусок бумаги, на котором, большими буквами, черным по белому написано: "Ваш Сын, Кочегаров Андей Павлович, пал смертью храбрых в доблестном бою 22 августа 20.. -года. За проявленную храбрость ему присвоено звание Героя Советского Союза посмертно и вовеки веков". Дуры эти начинают причитать, реветь и рвать на себе волосы...

К полуночи Димон был в стельку пьян и принялся горланить песни. Мой дядька хотел его ударить, но я не позволил. Я взял Димона под мышки и затащил в свою комнату, уложив спать в свою кровать. За проявленную любезность он ее обрыгал. Тимоха, пропустив пару стаканов, вышел из-за стола и все крутился за домом со своей Маринкой. Даже поговорить было не с кем. Только пьяный дядька лез ко мне с рассказами как он служил на монгольской границе, как там было сложно, не то, что сейчас и вообще, что я сопляк по сравнению с ним. Противно было слушать. Я вышел во двор и зашел в цветник, где меня никто не мог видеть. Я смотрел на висящую на небе Луну и думал, будет ли она такой родной и близкой, когда я буду смотреть на нее в армии? Тут я заметил, что около моих ног трется Толстун, наш кот. Я взял его на руки и принялся гладить, спрашивая, будет ли он по мне скучать. Тот мурлыкал и все норовил понюхать мой нос, можно подумать я туда селедку засунул. Я отпустил его и пошел в дом. В прихожей столкнулся с матерью, она немного растерялась от такой встречи, но было видно, что ей хотелось что-то мне сказать.

-Ох, сыночек, - ее глаза сразу наполнились слезами, - тяжело без тебя будет...

Я чувствовал, как ком подкатывает у меня к горлу, а глаза увлажняются.

-Как ты там будешь, я же тебя...

-Ладно, мама, не раскисай! - нельзя было позволить ей договорить, иначе мы бы оба разрыдались, к огромной радости моих друзей. Я постарался ответить ей как можно грубее и отправился за стол. Ну какого черта она начала все эти жалобные разговоры! К чему они? Я был зол на нее, она до сих пор считает меня своим сыночком, хлюпиком.

-Дядь Петя, налейте мне стопак, - попросил я своего дядьку, стремясь выпивкой досадить матери и запить этот подступивший к горлу ком.

Тот был рад стараться. Потом мы выпили еще раз, потом еще и еще. Потом мать взяла меня под локти и поволокла на кровать. Когда она подлаживала мне подушку под голову, засыпая, я решил еще раз ей напомнить кто я теперь.

-Я тебе больше не мальчик, поняла? Оставь меня, дура.

Мать хотела меня отмазать от армии, и сделать это было проще простого, ведь у нас не было отца, и я был единственный ребенок в семье. Но я не позволил ей это сделать, ведь тогда я бы навсегда остался хлюпиком и мальчиком. И моя мать хотела, наверно, что бы я таким был. За это я на нее злился, засыпая в пьяном омуте.

Разбудил меня Тимоха.

-Вставай, солдат, Родину кто защищать будет?

Уже светало. Я вышел на улицу - под калиткой уже стоял автобус, который и повезет меня в военкомат. Меня мутило, я зашел за дом и меня вырвало. Подошли друзья, похлопали меня по плечу и принялись подбадривать. Еле держась на ногах, я держался за забор и смотрел на восходящее на востоке солнце, лучи которого озаряли весь небосвод. Затем я обернулся и столкнулся взглядом с матерью. Ее глаза были полны слез, и она смотрела на меня каким-то продолжительным, вопрошающим взглядом и у меня вновь подкатил к горлу ком.

-Ну что, поехали! - весело предложил водитель, - пора уже, а то опоздаем.

Поехали так поехали. Я вошел в дом, взял приготовленный матерью пакет с вещами и окинув на последок свою комнату, пошел в автобус. От желания служить не осталось и следа. Я больше всего хотел сейчас вернуться в свою комнату, включить телевизор и играть на приставке в футбол. Раскис я, наверно, совсем, и все в автобусе это наверняка видели. Мать хотела сесть около меня и что-то мне рассказать, но ее опередил Тимоха, плюхнувшийся около меня и всю дорогу доказывавший мне, какой он мне дружбан и что он сделает ради меня.

Как только мы приехали к военкомату, у меня перехватило дух. Море народа, кучи машин, крик, гам, толкотня. Выйдя, я едва не заблудился, благо что Тимоха был рядом и вытащил меня за руку к автобусу. Времени было мало, ворота уже открылись, и толпа просто принялась неистовствовать, провожая своих родных. Я стал прощаться с друзьями и родственниками. С первыми крепко обнимался, вторым просто жал руку, выслушивая напутствия. Наконец пришла очередь проститься с матерью. Я чувствовал, что это надо сделать как можно скорее, что бы не опозориться, разрыдавшись перед всей толпой. Я хотел ей просто пожать руку, но она прильнула к моей груди и, обвив шею руками, разревелась.

-Ох, сыночек мой, как ты там будешь без меня...у тебя же никого нет то кроме меня... - этот бред было не выносимо слушать.

Я отодвинул ее от себя.

-Ладно тебе. Все, пока. Напишу, если будет время.

Сохраняя спокойствие и держась безразлично, я махнул всем на прощание рукой, развернулся и, не оглядываясь, прошел через ворота, оставив позади рыдающую мать, которую я больше никогда не видел живой.

Copyright (c) "Русский переплет"