Рассказы
23 декабря 2012

День перед рождеством

Синь неба, солнце и благовест. В такой день и потерянная провинциальная душа готова уверовать, что в давний ночной час народился в вертепе младенец, принесший миру свет. И ни идол, вырубленный из камня и водруженный посреди церковной площади, ни свидетели Иеговы, бог знает кем размноженные на просторах наших, ни даже "миргородская" лужа, завладевшая частью площади, - ничто не способно поколебать этой веры, вспыхивающей столь же загадочно и случайно, как и любая другая вера. Да простится неразумному автору столь свободное предположение.

Ясный и теплый день по этой поре не такой уж частый гость в наших краях. Чаще небо дождит или туманом затянет. Солнце, ясное дело, бывает, но чтобы разом и столько тепла на Рождество то это редкость. И до такой степени, что имеющий привычку всё обмыслить обыватель позволил себе задать вопрос: а не спутала ли случайно небесная канцелярия Рождество с Пасхой.

Должно заметить, не все жители городка успели приспособиться к неожиданному теплу верхним одеянием, и потому пыхтели, потели, краснели лицами, несмотря на расстегнутые пальто и куртки. И только редкие обладатели меховых манто гордо несли свой статус. Архаичны ныне шубы с суконною покрышкой. Ныне мехом непременно следует наружу, и чтобы мех дорогим разрядом блистал, освещая лик владетельный. Тут уж всякий не полезет в люди, потому не по карману. Так что остальной народ, понятно, существовал много проще - кое-где сукно, а так всё больше синтетика. Проще не только одеянием, но и всей натурой.

Вот группка парней, каждый с откупоренной бутылкой пива, радостно и во всё горло извергая фонтан немудреных слов, поравнявшись с церковными воротами остановилась, повернула лицом к куполам, дружно перекрестилась и продолжила путь, весело регоча. Штатные нищие у ворот синхронно протянули руки, но маркетинговый ход времен неолита оставлен был молодыми людьми без внимания.

Вот стайка ребят окружила прохожего и хором напевает колядку, приберегая, впрочем, традиционное просо для вечернего посева. Пойманный в круг выслушивает нечто: "щедрик, ведрик, дайте вареник". Следует откупиться конфеткой, мелочью, любой чепухой. Непонятливый прохожий вынужден выслушивать следующую запевку: "у тебя товар хороший, будешь иметь кучу грошей, пусть не гроши, а солому, дома жинка черноброва". Дети со смехом разрывают круг и бегут в поисках более сообразительного дядьки.

Неподалеку от церковных ворот, взгромоздившись грузным телом на тротуар, припарковался рядом с иными новенький джип, не растерявший ещё лакового блеска. Из него грузно выполз средний правоохранительный чин и с вожделением на лице потоптался у самоходного идола, поглаживая того рукой. Затем с легким пренебрежением осмотрелся по сторонам, сплюнул привычно на тротуар и пошел творить шопинг. Не пошел - поплыл через площадь, неся пузо. Срезать бы милицейские погоны да всунуть пузана в казацкие шаровары - вылитый Пацюк. Но погоны на месте, да ещё в росте, а в шаровары служивых не успели пересадить патриоты. Нет шаровар, но вареники со сметаной, как видно, сами летят в рот служивому. Нет, не перевелись чудеса на свете.

Как и заведено в предпраздничный день народ толкался не столько у церкви, сколько у супермаркета, обосновавшегося напротив. Видно богу всякое соседство угодно. Одни озабочено втекали через широкие стеклянные двери в магазин, другие с пакетами и свертками в руках вытекали. Вывешенный у входа репродуктор, соревнуясь с колоколами, разносил по округе напористую рекламу, перемежаемую радионовостями то от проснувшегося сурка, то от корреспондентов денно и нощно ведущих наблюдение за жизнью попсозвёзд.

Что и говорить, люди как люди - все в сегодняшнем, все в обыденном. А если кто и возмечтает о будущем или взгрустнет по прошлому, то собратья без церемоний развернут его лицом к миру. А кто при себе останется, на того странно посмотрят и в странники запишут.

Что люди, всё живое теплится и жизни радуется в такой день. Зеленая травка под церковным забором воспрянула и рост дала. Бродячие собаки не скулили, не выпрашивали, не лаяли, а, щурясь, грели под солнцем потрепанные свои шубы. Стайка скворцов бойко хозяйничала на отогретой клумбе. Смекалистая ворона усаживалась на голову идола и сбрасывала оттуда грецкий орех на каменное основание постамента. Орех оказался крепок, и птица неустанно повторяла заученный прием, надеясь довести дело до конца. У вороны при этом возникали опасения.

Опасения вызывал некий мужчина, что прохаживался от каменного идола до лужи. Но орех мужчину не интересовал. Взгляд его был равнодушен и к птице, а больше присматривался к людской толчее у магазина. Очевидно, мужчина поджидал кого-то. Сам он был средних лет, но изрядно потрепанный обстоятельствами жизни выглядел несколько старше. На одутловатом лице присутствовали признаки нездоровья, руки, поправлявшие то и дело кепку, слегка подрагивали. Обойдя идола, где ветерок разносил от решеток ливневки подтверждение запутанных отношений частного сектора с канализационным хозяйством, мужчина устремился дальше, но, пройдя метров пятнадцать, остановился, упершись в лужу.

Над лужей нависал двуногий рекламный щит. Со щита улыбался всем городской голова с золотой бижутерией на груди, взятой по случаю и по сходной цене. Реклама донесла до мужчины не только знаковую улыбку, но и столь же неординарное поздравление градоначальника. Что ни говори, далеко ушло нынешнее самоуправление от замшелого земства. А чтобы сравнивать народного избранника с сорочинским заседателем, то нет об этом и речи. Его, избранника, обыватель интересует исключительно как цивилизованная единица, допущенная к волеизъявлению. И каждый раз, оказавшись под рекламным щитом, мужчина некоторое время пытался осознать старания и труды градоначальника. Головой мужчина был определенно обучен, но душой ощущал удивление устройством жизни. От удивления этого возникала у него иногда душевная слабость.

Воспользовавшись задумчиво-уединенной позой мужчины, к нему устремилась парочка проповедников в рабочих одеждах. В руках держали набор брошюрок с последними достижениями науки в части прочтения библии. И тут же посыпались вопросы. Как вы относитесь к библейским пророчествам? Хотите ли познать истину божьего слова? Бог ли Иисус Христос? Подобный напор заметно прибавил мужчине удивления. Голова его уставилась на глашатаев истинной веры, ровным счетом ничего не понимая - ни о чем те толкуют, ни чего от него хотят. А проповедь набирала силы. Отчаявшись что-либо понять, мужчина отмахнулся от назойливых проповедников и перебежал через площадь к магазину.

У магазина мужчина продолжил свой променад, лавируя уже среди снующих туда-сюда людей. По всему видно, что удерживало человека здесь весьма важное для него дело. И скоро настойчивость его была вознаграждена. Из универсама вышел, с достоинством неся своё тело, хозяин сего богоугодного заведения. Весь вид подчеркивал, что он хозяин не только преуспевающего магазина, но и жизни вообще, по крайней мере, в местном её значении. Путь хозяина был недолгий - к стоящему у бордюра автомобилю. Поджидающий мужчина бросился к нему, но как-то робко, заходя со спины, оставаясь незамеченным. Дело грозило окончиться безрезультатно, и мужчина решился подать голос:

- Артем Поликарпыч, с наступающим вас Рождеством Христовым.

Артем Поликарпыч развернулся всем телом и, уставившись на доброжелателя, буркнул:

- Чего тебе, Божко?

- Работу бы, Артем Поликарпыч.

- Нет сегодня для тебя работы, отдыхай.

Бросил слова эти работодатель тоном не оставляющим надежды просителю. Но подобный тон был видимо не в новинку для Божко, и он робко продолжил:

- А завтра, Артем Поликарпыч?

- И завтра нет, - отчеканил хозяин, раздражаясь.

Отчеканил, развернулся и пошел. Здесь проситель решился на отчаянный шаг и, заскочив перед хозяином, взмолился:

- Артем Поликарпыч, согласен на любую работу, вы же меня знаете.

- Отстань, - рыкнул бизнесмен и легко оттолкнул просителя в сторону.

Оттолкнул и прошел к автомобилю. Проситель бросился к нему, схватил за руку и потянул, пытаясь удержать.

- Артем Поликарпыч, поймите, трудно, за жилье платить нечем, - в отчаянии плел он.

- Врубись, олух! Нет работы для тебя! - заорал уже хозяин.

И выйдя из себя, толкнул просителя посильнее. Тот, отступая, запнулся и присел на землю. Но тут же вскочил на ноги и вновь прилип к руке хозяина.

- Артем Поликарпыч, я согласен на пол цены!

- Ну, ты меня достал!

И Артем Поликарпыч перешел к решительным действиям. Первый же удар кулаком повалил приставалу на землю. Но не столь от силы оного, сколь от душевной слабости упал проситель. Не давая назойливому просителю подняться с земли, раздосадованный хозяин несколько раз пнул ногой свернувшееся калачиком тело - несильно, больше для порядка. И проситель умолк. Ну и дела пошли, ничтожный позволяет себе обременять знатного присутствием. Так чего доброго и увещевать вздумает: не хапай, поделись. А это уже никуда не годится. Без воспитательного момента не обойтись. Немного утомившись, Артем Поликарпыч остановился и, отдуваясь, отёр потный лоб. День был всё-таки на удивление теплым.

Подошел Пацюк в погонах, успевший отовариться на полную. Прижимая к брюху пакеты и свертки, бросил безразличный взгляд на Божко, продолжавшего пребывать в контакте с землей всем телом, и, улыбаясь, произнес: "С наступающим, Артем Поликарпыч". Артем Поликарпыч в ответ одобрительно кивнул головой, погладил забитый немного кулак и, открыв дверцу, уселся в кабину своего внедорожника. Стальной боров хрюкнул пару раз и рванул с места, осыпая Божко дорожной пылью.

Чудно устроена жизнь. Тут же забалаганил кустарный кукольник, развернув свой убогий театр в надежде перехватить копейку в выставленную у размалеванной фанерки шляпу. Стал собираться народ, большей частью дети. Божко поднялся с земли, отряхнулся от пыли и присоединился к зрителям, прищурив потревоженный кулаком хозяина глаз.

Представление могло показаться и мудреным, ибо проявилось соразмерно понятиям и фантазиям кукловода увлеченного необычным. Петруша на чудном для столичного ума говоре выяснял отношения с Явью, Правью и Навью. В финале, как и повелось с давних времен, Петруша умудрился одурачить Навь, чем особенно обрадовал детвору. Понаблюдав подбитым глазом за комедией, Божко поплелся выяснять свои отношения с Явью.

От церковных ворот потянулся крестный ход. Впереди крест, икона и батюшка с кадилом. За батюшкой прихожане с хоругвями. Небольшой ход, сообразно значенью города. За ходом плыл колокольный звон, и всякая незлая душа отзывалась ему эхом. Был день, а не ночь, и никакой черт даже при всех ухищрениях не сподобился бы выкрасть месяц. А уж до солнца ему и мыслью прикасаться боязно, нечистому то.

Copyright (c) "Русский переплет"