Человек в пути
3 марта 2009

ЛЮБЯТ НАШИХ ЖЕНЩИН НА ВОСТОКЕ...

ЖИТЕЙСКИЕ ИСТОРИИ

Ко мне приехала племянница из Ташкента, 30-летняя Вика, проведать и погостевать. Письма она писала редко, и вроде всем была довольна. Молодость не знает и не хочет признавать многие трудности. Всё ей по силам, всё не сложно, а "запросто".

Мы с женой Александрой, тёткой Вики, встретили ее в аэропорту. После сплошных восторгов уселись за празднично заставленный стол, чтобы чинно, не спеша побеседовать. Мне хотелось разузнать, как живет запропавшая племянница, какие у нее интересы и какие успехи. Одетая в простенькое летнее платье, слегка располневшая и не похожая на ту, с которой расставались восемь лет назад, она с наслаждением отхлебывала домашнее винцо, обсмакывала куриные косточки, наблюдая за нашими блестящими глазами, и рассказывала, рассказывала...

Через полчаса мы уже знали, что из Ташкента выехало много русских, лишившись имущества и квартир. Кто-то сумел продать квартиру, кому-то не разрешали вывозить деньги, дабы не подорвать местную валюту, и не обменивали "сомы" на доллары или рубли. Один инженер нашел выход: всё-всё продал и на всю сумму купил трусы и майки, а это имущество, которое можно вывезти. Загрузил полный вагон, перевёз через границу, а потом три года торговал этим товаром на рынке. Но это один. Остальные лишились практически всего. Но и Родина, чиновничья мать-перемать Россия, не спешила принимать беглецов, не давала статус беженца, или вынужденного переселенца.

Была и пора митингов, когда Ташкент делился на черноголовых и русоголовых, стекавшихся к назначенным местам. Ораторы призывали вооружаться, чтоб расплатиться с обидами. В квартиру стучались еще недавно дружелюбные соседи, предъявляли претензии, грозились. И ползли обновляемые ежедневно слухи об издевательствах над русскими. То бабушку изнасиловали, то мальчика забили, то распороли живот беременной. Мужчины не знали, как защититься, как пережить трагическое время...

Но постепенно узбеки опомнились, их местные власти укрепились, стали пресекать своих, чтобы русских не трогали. Иначе . катастрофа! Без русских падет экономика, не будет рабочих мест, а полки магазинов станут еще пустыннее.

Вика рассказала, что после музыкально-педагогического факультета сначала работала официанткой в баре, потом читала лекции по искусству при доме культуры, но еле выкрутилась, задолжавши за аренду зала. Потом выучилась ручному ковроткачеству, так как узбеки дают в десять раз больше калыма за ткачиху, чем за учительницу.

. За узбека замуж собиралась? - удивился я, на что племянница ответила:

.Да не-ет. Ты ж сам когда-то говорил: "Ремесло за плечами не носить". К тому же я любопытная. По наследству, видно, передалось. Взяли журналисткой в одну из узбекских газет. Впрочем, всё по порядку...

И Вика стала рассказывать:

. Вначале появились слухи, что в южных и восточных районах узбеки продают русских в рабство. Держат в подземных зинданах, за еду заставляют работать. Ну, думаю, я выйду на актуальную тему, расскажу об этом своим узбекским и русским друзьям. Оделась в синий свитер, желтую юбку, на голову - кепку летнюю, от солнца, и сандалии на босу ногу. Доехала на трамвае до конечной остановки, вышла, осмотрелась. И перешла на автотрассу, стала голосовать. Минут пятнадцать постояла, никто не брал. А потом тормознул "жигуленок". В салоне двое узбеков, с виду приличные, по русски спросили, куда еду. Мне предложили переднее сиденье, рядом с водителем. Стали расспрашивать, кто такая, какой, так сказать, мой статус-кво. Я сказала, что ещё студентка, еду к подруге-узбечке в гости. С недельку погостим, а потом поедем на озеро Иссык-Куль. Каникулы! Надо набраться сил перед новым учебным годом. Я назвала городок в стороне от трассы, километрах в ста от Ташкента. Парни были корректны, не бросали сальных взглядов, рук не распускали. Я уже стала томиться, что обойдется без настоящего приключения. Довезут до перекрестка, расплачусь и выйду.

Но вдруг сидевший сзади быстро и мягко обнял меня, и я оказалась в ошейнике! Попыталась освободиться - ошейник сдавил горло. Я поперхнулась, стала кашлять, и слезы оросили щеки.

.Не трепыхайся. А то будет больно.

Я откашлялась, соображая, чем это все кончится. Не верилось, что попалась, как воробей на мякине. Ошейник был мягкий, узорчатый. Какая-то узбечка вышила его себе на удачу, а мне на погибель.

-. Ребята, чего вы хотите?

Оба на меня не смотрели. У одного в руках был шнурок от ошейника, он дернул и сказал:

. Не трепыхайся... Теперь ты у нас на поводке. Что хотим, то и сделаем. Так, Алишер? - И противно захихикал. Видно, был глупее водителя. Тот одернул: "Заткни фонтан".

Меня привезли к вечеру в какой-то кишлак. Завязали тугой повязкой глаза. Я прислушивалась, стараясь уловить какие-нибудь характерные звуки, чтобы по ним определить, куда приехали. И вот я во дворе, за высоким забором. Дворы узбеки строят крытые, затененные вековыми деревьями. Мне глаза развязали, я увидела, что сижу на огромной, человек на десять, кровати, посреди двора. И платан толстый рядом. Пришел старый хозяин и еще куча народу: женщины, девушки, юноши в тюбетейках. Патриархальная семья. У хозяина борода, как у библейского Ноя, с проседью. А его, так сказать, сыновья, Хам и Ясифет о чем-то говорят по-своему, меня разглядывают, щупают выше локтя руки, толкают в бок. Определяют физические данные, на что сгожусь. Хам (рыжий, тот, что выдал имя водителя) принес добротный ошейник, так сказать, будничный. Прежний снял и кинул на руки челяди, а кожаный, с цепочкой, надел. И пахло от него кислой сыромятиной и цвелью. Очевидно, с прежнего раба, или рабыни сняли. Вот я и принюхивалась, а в душе не было страха. Все равно их обману! Бородач-хозяин изучающе меня рассматривал, прикидывал, сколько денежек возьмет и кому продаст. Попробовал порасспрашивать, кто такая. Я притворилась, что ничего не смыслю, отвечала специально невпопад. "Студентка, говоришь? Ну-ну!" . на прощанье сказал бородатый. Ясифет (он же Алишер) забил молотком шкворень от конца цепочки в ствол. Длина ее - метров около трех, чтобы могла ползать по ихней кровати. Когда все ушли, я осмотрела верх забора, нет ли где какой-нибудь лазейки. Моя мысль рыскала в поисках выхода. Не могу я здесь оставаться!

Вдруг узбеки впустили во двор черную овчарку. Она несколько минут бегала, низко опустив морду: изучала новые запахи. Я поняла, что убежать будет труднее. Собака встала передними лапами на кровать, молча и злобно меня рассматривала. Я от нее шарахнулась на другой край, но быстро опомнилась и стала называть ее ласково всякими кличками. Может, случайно попаду на привычную для нее... Собака не реагировала на мой голос. Трудно было определить, что творится в ее неглупой голове с поблескивающими глазами. Ее долго натаскивали на "своих" и "чужих". Своих надо знать, слушаться, а чужих рвать. Собака понимала, что я "чужая", но меня достать не могла и, наконец, соскочила с кровати. Опять прошлась по двору, отмечая, что ничего нового в нем не появилось, кроме меня. И улеглась на половичок, положив голову на вытянутые лапы. Я люблю собак, с детства нянчилась с дворняжками. Собаки привыкают к тому, кто их кормит. А на ночь, конечно, эту не кормили, чтобы злой была и меня стерегла. Я и буду ей едой, если попытаюсь слезть с кровати. Кто-то, наверное, наблюдал за нами обоими из укромного места, поэтому я ждала темноту. Ясифет, я приметила, забивал штырь в старую дырку, видно, не я здесь первая пленница. Новую забивать тяжелее, удержит и старая, думал узбек, но мне надо попытаться освободить конец цепи... Где-то хлопали двери, играла "Караоке", гавкали далеко и близко собаки. Я молила Бога, чтоб все пораньше заснули, а сама лежала неподвижно, чтобы наблюдателям надоело смотреть на мою закутанную фигуру... К полуночи все стихло, я легла на спину поперек кровати, уперлась ногами в крайнюю доску и стала дергать цепь, чтобы выдернуть штырь. Трудилась до мозолей. Лишь потом догадалась обвернуть цепь тряпкою и падала на спину, чтобы сдвинуть весом хоть чуть-чуть злополучное железо. Все-таки во мне под восемьдесят килограммов, я надеялась, что рано или поздно расшатаю шкворень...Собака, к счастью, не видела в моих действиях криминала, спокойно лежала. Устав, я отдыхала и даже любовалась крупными звездами в бездонном небе. За ночь сделала не меньше тысячи движений. Шкворень вроде бы слегка расшатался, но держал меня крепко. Я понимала, что утром могут отправить куда-нибудь дальше, был дорог каждый час. И не смотрела, что давно уже мокрая от пота, иногда беззвучно плакала, ловила ночные ветерки. "Дура ты, дура! Так тебе и надо, чтоб не любопытничала. Продадут в Афган какому-нибудь вонючему талибу десятой женой", - ругала себя и опять дергала цепь. Стала шарить по всей кровати, надеясь найти что-нибудь острое. К удивлению, в одном углу нащупала в тряпье ночной горшок, целлофановый пакет с чуреками и пластмассовую бутылку воды. Значит, здесь и туалет мой, и столовая, позаботились. Я взяла чурек и стала потихоньку звать собаку подсвистыванием. Она стала на край кровати передними ногами, принюхиваясь. И взяла первый кусочек! Видно, ее специально не кормили на ночь, но голод сильней дрессировки! Я затеяла с нею игру: ломала как можно мельче чурек, пыталась подобраться рукой к ее морде, чтобы привыкала к моему запаху и движениям, возбуждала в ней аппетит поддразниванием, говоря шепотом самые ласковые слова. Пока не скормила весь кусок. Если к животным проявлять ласку, то самый злой зверюга становится ручным! Только надо действовать без страха! Собаки чуют страх и возбуждаются на агрессию. Это было проверено мною раньше. Надо сделать вид, что страх загнан в угол и закрыт на замок, его просто нет! А с собачкой мы партнеры, я не дичь. И еще: животные понимают пол человека. То есть я хочу сказать, что если б меня стерегла сука, она б не допустила братания. А кобель, видно, симпатизирует женским запахам. Ведь подумайте, какую гамму запахов он улавливает, будучи чувствительнее человека в триста раз!

Перед утром я задремала, моля Бога, чтобы меня оставили еще на день-два на этой кровати. Когда проснулась, то заметила новый пакетик с едой: кукурузный чурек и несколько скибок сушеной дыни, подпорченных шашелем. Днем ничего не случилось значительного, кроме того, что мальчишка швырял в меня камнями, а я увертывалась и защищалась подушкой. Хотя один раз он меня звезданул по щиколотке. Я вскрикнула - "стрелок" бурно обрадовался. Хорошо, что нога была прикрыта толстым одеялом. Спустя пару минут я услышала его рев: видно, кто-то драл ему уши. Я хоть и пленница, но товар, не должна быть испорчена раньше времени. Через час, когда пришли трое мужчин, я показала синяк и пожаловалась, что не могу ступить на ногу. Незнакомый внимательнее всех меня осматривал, явно определяя, на что гожусь и каких денег стою.

Патриарх взял у Алишера листок бумаги, карандаш, говоря с большим акцентом:

. Напиши, русская, кто ты такая, кто твои папа и мама. Кто выкуп за тебя даст?

"Размечтался!" . подумала я. Этот узбек не знает, что именно из русской-то трудней всего вышибить хоть копеечку. А вслух ответила:

. Есть у меня любимый дядя...

Глаза дедушки оживились:

. Пиши дяде! Пиши!

Я согласно кивала головой и писала... Алишер всё внимательно прочитал, нет ли подвоха? Если б письмо дошло к вам с тётей, оно бы вышибло слезу. Но адрес был мифический, типа "на деревню, дедушке". Пусть ждут! Сколько лет учила их дружбе народов советская власть, да так и не научила! Чужак-покупатель решил пока подумать: что-то во мне его насторожило.

И молча ушли. Я поняла, что какое-то время у меня есть. Днем провалялась, разговаривая с собакой, обдумывала, что буду делать, когда вытащу пробой цепи. И план постепенно складывался. Ночью опять дергала цепь, до тех пор, пока не отказала спина. На последних рывках вдруг ударилась затылком об кровать и осенилась: выдернула! И в самом деле, вся цепь с гвоздем была в моих руках. "Ура"! - прокричала я молча и опять вложила пробой в старую дырку, пристукнула его сандаликом, чтобы никто не догадался, что меня уже не держит могучий платан. Достаточно одного рывка, чтобы освободиться. Остаток ночи и все раннее утро я скармливала кусочками свою еду собачке, пока с нею не подружилась. Погладила ей голову, почесала за ушами. Я ж собачница! Недаром с детства с этим зверьём нянчилась.

Бежать решила перед полдником, когда все расслабятся после своего бешбармака, завалятся похрапеть по своим местам. Ночью нельзя, потому что запоры будут задвинуты, другие собаки спущены. Ведь даже калитку двора замыкают ключом. Мне не перелезть ее. Первой просыпалась девушка и приносила мне ужин, иногда садилась на дальний от меня край кровати, что-то вполголоса говорила, наверно, приглашала покушать, жалела. Я приметила еще в первый день ее профиль в окне дома, откуда доносилась игра на пианино: видно, как и я, студентка музыкалки.

Чтобы победить, надо уметь мыслить, как противник, и опережать его хотя бы на один ход. Вскоре девушка ушла, не закрыв за собой дворовую дверь, потому что должна была принести еще чайник с холодной водой, как вчера. Я выдернула шкворень, подхватила цепь и обмотала вокруг тела. И нырнула под темный шатер кровати! По обычной логике, это глупо, потому что любой беглец будет стараться подальше отбежать от места заточения. Девушка с чайником вернулась и замерла, обшаривая глазами пространство. И подняла крик! Вбежала толпа сородичей, стали бегать по двору, крикливо суетиться. Вбежала и черная "моя" собака, не понимая, кого ищут. Заглянула под кровать, посмотрела, но даже не зарычала, стала рыскать дальше, признав меня за свою. Через некоторое время толпа убедилась, что во дворе меня нет, и ринулась обыскивать ближайшие закоулки в доме, у соседей, на улице. Все кричали, как загонщики зверя, перекликались между собой и призывали кары на "эту русскую". Самым проворным был Ясифет. А я, закутавшись в какую-то цветную тряпку, прихваченную с кровати, побежала за ним следом, превратившись в "свою". Он побежал к сараям, а я нырнула под нависшую кромку берега арыка и затаилась! Узбеки долго бегали и кричали, но крики все отдалялись, круг поисков расширялся. Наступили сумерки. Постепенно мои мучители угомонились, их первый азарт прошел. Им надо было сообразить, как я смогла сбежать и где могу находиться? Поздно ночью, таясь, осторожно пошла из кишлака в противоположную от Ташкента сторону.

Когда огоньки домов остались позади, я выбрала себе маршрут метрах в двадцати вдоль асфальта. Место было без кочек, под ногами шуршала сухая трава. Изредка шли машины. Большегрузных "КАМАЗов" и встречных легковушек я не боялась, а когда появлялись фары сзади, я заранее отбегала подальше и бухалась в траву. И шла, шла. Ноги двигались как заводные, времени на отдых у меня не было. Вокруг Полярной звезды поворачивался небесный купол, а сама она светила мне в спину. Наедине со звездами, в степи, их свет тоже помогает зрению. Часа через три ходьбы услышала впереди отдалённый собачий лай, признак жилья. И повернула к арыку, где стоял каменный сарай. Он оказался заброшенным химскладом с горой закаменевших удобрений в бумажных мешках. Здесь можно было прятаться сколько угодно.

Первым делом надо было избавиться от ошейника с цепью. Я обшарила в потемках пол склада, нашла подходящую железяку: лапку от культиватора. И долго точила ее об кирпич. Ошейник был из бычьей кожи, я его еле разрезала, опасаясь пораниться. И вот - ура! Скинула цепь, ошейник, швырнула за мешки.

От пережитого меня сморило, я завалилась подремать, поднакопить силенок...Во сне ощутила, что хочется есть. Проснулась, осторожно выглянула, нет ли вокруг кого. Солнце уже было на полудне. Я пошла к арыку, умылась, разгладила свитер и юбку. В кишлак заходить не стала, а пошла к автобусной остановке, что на окраине. Там постояла, прочла жестяную табличку с расписанием... Подошли бабуля с девочкой, парень спортивного сложения, похоже, студент. Две девушки, в одежде которых переплеталось европейское и азиатское: сверху - халат, а снизу джинсы. Минут через тридцать подошел "икарус". Я смешалась с людьми, проскользнула в салон, пробралась на заднее место в углу.

Денег у меня, естественно, не было. Водитель-узбек, лет за сорок, медленно ко мне приближался, собирая деньги-"сомы" с недавно вошедших. Я попросила его наклониться и сказала на ухо: "Брат, по воле Аллаха я попала в беду и не имею денег. Клянусь Аллахом, я расплачусь с тобой в Ташкенте, сегодня или позже, сама тебя найду". И сделала жест омовения лица. Мужчина внимательно посмотрел на меня, кивнул головой.

Возле кишлака, из которого я бежала, автобус остановился. А я приметила на обочине знакомые белые "жигули". В автобус вошли двое пассажиров, а за ними - "мой" рыжий Хам. Однако, водитель не пустил его дальше входной двери, объяснив, что торопятся, так как вышли из графика. Мучитель потянулся на цыпочках, чтобы всех рассмотреть, но я наклонилась. Он меня не заметил, спрыгнул. Когда тронулись, я еще долго выглядывала, не преследуют ли автобус белые "жигули"?

Через два часа я была уже на ташкентском автовокзале, а через час - дома! Семью застала в тревоге. Все приуныли, обзвонив все возможные места, но без результата. А я - нарисовалась!

На работе поведала о своем приключении. Коллеги-узбеки посочувствовали. Порекомендовали быть осмотрительнее. Так что теперь я учёная. Хоть и по-прежнему любопытная. Оттого, что мы . молодая нация. Зато убедилась: любят наших женщин на Востоке.

И Виктория закончила свой рассказ, добавив ещё, что с водителем "Икаруса" на третий день свободы расплатилась. Нельзя подрывать веру в Аллаха.

Copyright (c) "Русский переплет"