Легенда о белой птице

Клянусь говорить правду, одну только правду, ничего, кроме правды... Нет срока дням земли и дням огня, а вода была вечно, но в семи мирах, доступных человеку, бесконечна лишь его любовь, и будет забыто все, и останется одна любовь, любовь человека - дарительница разума и счастья.

Нет срока дням земли и дням огня, а вода была вечно... Я же живу так давно, что уже забыл, каким было небо в миг моего рожденья. Слушайте же меня, столь мудрого, что ничтожная крупица моих знаний способна успокоить безмолвным сном страха перед разверзшейся бездной, слушайте, ибо я говорю правду, одну только правду, ничего, кроме правды.

В далекие незапамятные времена жил-был Рыцарь. Обыкновенный Рыцарь, как все рыцари. Правда, может быть, это был Витязь, но важно то, что он был. Посчитаем же его Рыцарем. Итак, я сказал уже, что был он - как все. Охотился на диких зверей, защищал слабых, бился с чудовищами, ухаживал за дамами, дрался на турнирах, покупал за бешеные деньги коней-чистокровок - в общем, обычный заурядный Рыцарь.

Единственное, чем он отличался от всех остальных рыцарей, баронов, графов, герцогов и даже принцев, - тем, что крайне не любил бить сарацинов. О, нет! Ему приходилось это делать, все же он был рыцарь, не какой-то негоциант, а рыцарь. И, как всякий уважающий себя рыцарь, время от времени он включался в процесс битья неверных, - по всей видимости, мавров, - делая это, как и положено, во славу господню и достаточно добросовестно. Особого рвения, однако, не проявлял, поэтому ходили упорные слухи, что Рыцарь - рыцарь со странностями.

Все прощалось Рыцарю, ведь он был обладателем огромной и богатой души, и часто кавалькады веселых всадников и всадниц с глазами сладкими, как сказания Иерусалима, охотились в буйных лесах его Щедрости или разыгрывали пасторали на зеленых лужайках его Сентиментальности. Любой был не прочь побродить в этих благодатных краях, но, увы, тяжела рыцарская доля - сезоны крестовых походов так долги, а перерывы между ними так коротки! Каждому, как известно, свое: крестьяне пашут, ткачи ткут, кузнецы куют, воры воруют, судьи наказывают, ну, а рыцари воюют за веру.

И все шло своим чередом, и не было бы никакой легенды, так как неисповедимы лишь пути небес, а судьбы людские все одинаковы - родился, вырос, прожил, умер, и кто не верит этому, пусть спросит у меня. Да, все шло своим чередом, но вдруг появилась Дама.

Представьте, как это было необычно: кругом одни Джульетты, Эльвиры и Элеоноры, а тут - на тебе, Дама! Принц крови почти сразу предложил ей руку и сердце, на что она ответила: "Извините, я собираю только души, а душа принца у меня уже есть". Эта Дама была предерзкая особа!

Но она сказала правду, да и как могло быть иначе, если настоящая дама, уважая себя и помня о чести, находится в приличном обществе? Она может быть дерзкой, может быть жестокой, может быть коварной - в конце концов, перечисление допустимых качеств надоедает. Воистину - как плохо ни думаешь о человеке, а он может оказаться еще хуже! Поэтому дамам, в частности, нашей Даме, позволяется все. Все, кроме одного, - лживости. В сущности, безбоязненная честность является единственным отличительным признаком действительных дам. Любой рыцарь может точно угадать даму по этой благородной черте и ни разу не ошибиться, если будет помнить, что дама не обязательно говорит правду. Может быть, я слишком мудр, но постарайтесь понять меня: настоящая дама ВСЕГДА говорит правду тому, кого предпочитает ее сердце, а иногда и другим незаинтересованным лицам.

Итак, она сказала правду. Дама собирала души, хотя отнюдь не относилась к дьявольскому корню. Здесь мы подходим к еще одной грани вопроса об отличии дамы от всех остальных, в нашем случае - от черта. Последний, как известно всякому мало-мальски сведущему человеку, может принимать любое обличие, но при этом ноги его остаются кривы и волосаты. О, рыцари! Не забывайте смотреть на ноги своих избранниц!

Вернемся, однако, к нашей Даме. Она была истинная дама по всем параметрам. Коллекционирование душ являлось ее хобби и придавало ей, как она считала, особый шарм. Души так и копошились, так и кишели вокруг ее ног, летали у лица, причем, более мелкие питались взглядами, а те, что покрупнее, - нагло срывали с губ Дамы прекрасные улыбки. И тут же пожирали их. Многие души уже сморщились и полиняли, но Даму это вовсе не заботило. Вполне понятно. Душа для сохранения своих специфических свойств и характерных черт должна находиться на месте, а не ползать у чьих-нибудь ног, пусть даже это будут ноги дамы. Кроме того, товарный вид наличествующих душ и не мог интересовать Даму - дама есть дама, она не продавщица в магазине "Кооператор".

Какой-то герцог познакомил Рыцаря и Даму. Он сказал: "Познакомьтесь, это - Дама, а это - Рыцарь". Но он мог бы обойтись и без этого, потому что не только подлецы чувствуют друг друга, но и многие аристократы тоже. Суть в том, что Дама перестала разбрасывать по сторонам свои восхитительные улыбки, а Рыцарь - шутки и смех, на которые он был большой мастер. Они взялись за руки и постояли так.

Долго ли это продолжалось - неизвестно, но настало время, и Рыцарь пригласил Даму к себе в Душу. Одну. Такое случилось впервые. А уже шли снега, и до крестовых походов оставалось совсем немного. Но лишь весной Дама, наконец, решила принять приглашение. Она отпустила руку Рыцаря и подумала: "Такой души нет в моей коллекции". И сказала: "Хорошо, как-нибудь я навещу вас".

Как видите, дамы не сильно отличаются от женщин. Рыцарь же стал готовиться к приему. Прежде всего он быстренько сходил в поход на сарацинов, хорошенько, с настроением, побил их и вернулся. Все, конечно, возмутились бы таким безалаберным отношением к своим прямым обязанностям: "Как это так, какая безответственность?!"

Как всегда, сильнее всех возмущались бы рыцари из аппарата Папы и разных королей, никогда не бывавшие в святой земле, но прекрасно разбиравшиеся в тонкостях военного дела, в смысле его материального приложения - шпоры, седла, узоры на доспехах, цвета гербов, форма стремян и длина шрамов. В то время был моден макияж в виде шрамов, потому что Ричард Львиное Сердце как раз отсутствовал.

Рыцарь не избежал бы неприятностей по рыцарской и дворянской линиям, но он исхитрился за свой короткий поход отбить у сарацинов какую-то там плащаницу и подарить ее самому Папе. После этого молодые, перспективные рыцари из разных аппаратов были вынуждены поправить узенькие - чтоб не мешали в битвах - шейные платки дам своих сердец и приняться за составление булл по инстанциям.

А Рыцарь уехал к себе в Душу и стал ждать Даму, высаживая розы Приязни и кипарисы Восхищения, где только мог. Дама знала толк в сердечных делах, поэтому приехала сразу после дождя, трогательно вымокнув по дороге. Она приехала и сразу посмотрела по сторонам, ища Душу Рыцаря, и все остальные души, кружившие вокруг нее, сразу зароптали и забились. А Рыцарь спросил:

- Вы не сильно замерзли?

- Я не боюсь дождя, - гордо ответила Дама и захлопала в ладоши - Ой, какой красивый лебедь!

Лебедь плавал по зеркальной глади озера Мудрости, и Рыцарь тут же подарил его Даме. Вполне вероятно, он поспешил, но рыцарь без страха и упрека может поспешить только с нашей точки зрения, а на самом деле они все делают именно тогда, когда это необходимо.

И дни полетели один за другим, лучшие дни их жизни, подобные легкому ароматному вину, пьянящему незаметно и сильно. Но ни Дама, ни Рыцарь даже не предполагали, что засыпать в сладком предвкушении завтрашнего дня - так много. Что делать, таков человек - пока у него не болит сердце, он не знает, что оно здорово, точно так, как не замечает своих здоровых глаз, рук, губ...

Дама... Она была виновата в том, что дни становились все короче и короче. Ее сердце боролось с ее честолюбием, и это приводило к тому, что Рыцарь становился все нужней и нужней Даме, и с каждым часом ей все меньше и меньше хватало его слов, взглядов, голоса, улыбок. Конечно, Дама все время была озабочена тем, что высматривала душу Рыцаря, и каждый день он дарил ей целую кучу животных. Вечером Дама понимала, что душа ей не досталась - ведь это видно по поведению Рыцаря, и обижалась, и злилась, и нервничала, вспоминая, помимо всего прочего, что день пропал, что вместо того, чтоб смотреть на Рыцаря, она, как дура, высматривала то какого-нибудь оленя, то еще что-то.

И вот однажды, во время прогулки вдоль реки Спокойствия, высоко-высоко в небе Рыцарь увидел точку, ослепительно блеснувшую в лучах Солнца. Он так долго смотрел вверх, что Дама заметила это и спросила:

- В чем дело, мой друг? - улыбка ее, как всегда, была безмятежна.

- Птица. Никогда раньше я не видел ее в своих владениях.

- Ах, это? - Дама негромко засмеялась. - Это моя Птица.

- Ваша? - спросил Рыцарь и едва заметно нахмурился. Он не любил, когда кто-то появлялся в Душе без его разрешенья.

- Да, это моя Птица. Во всяком случае, сколько я ни помню себя, она летает только надо мной. - Дама, казалось, гордится тем, что какая-то неизвестная птица летает над ней. - Я называю ее просто Птицей.

Рыцарь промолчал. Он видел, как день ото дня копится фиолетовая тень в глубине зрачков Дамы и уже знал, что лето с его солнечными бликами, заснувшими на цветной гальке парковых аллей, на исходе.

И вот Дама проснулась. "Что я здесь делаю?" - спросила она себя и, встав с постели, подошла к окну. Внизу, во дворе, резвились и бегали все звери, подаренные Рыцарем. Но души Рыцаря среди них не было, и Даме стало обидно. Как, она пожертвовала собой, приехала в эту глушь, где нет ни галантных кавалеров, ни интересных сплетен, где, в конце концов, никто не устраивает турниры в ее честь, и после этого ей до сих пор не принадлежит душа Рыцаря?! Это просто невоспитанность с его стороны! Она не привыкла к такому обращению и сейчас же пойдет и скажет об этом нечуткому, нетактичному Рыцарю. И Дама пошла к Рыцарю, упражнявшемуся в сбивании звезд с неба, и сказала:

- Друг мой, мне кажется, что пора уезжать! - И подумала при этом, что Рыцарь посмел ее обмануть, заперев свою черную душу - а что она именно такая, сомневаться не приходится! - в какой-то из подвалов замка. Фи, как это нехорошо!

Как видно из этого, Дама разгневалась. Рыцарь же был человек не глупее нас с вами, и то, что поняли мы, он чувствовал отлично. Поэтому он поклонился и ответил:

- Ваши решенья для меня святы, сударыня.

Дама мило улыбнулась в ответ и, поднявшись в свои покои, разорвала по крайней мере дюжину шелковых платьев. Но делать было нечего, как всегда бывает, когда сердце и разум в раздоре и на престол восходит его Величество Глупый Шаг. Человек не может поверить, что дела обстоят не совсем плохо, и вот, чтобы точно оценить обстановку, он делает глупость и, удостоверившись, что ему стало хуже, с удовлетвореньем говорит себе: "Итак, я был прав - мне было хорошо тогда!". Ни дамы, ни рыцари не застрахованы от этого.

Поэтому, подъехав к выходу узкого и темного ущелья, бывшего единственной дорогой в Душу, Дама остановила коня.

- Друг мой, - сказала она, бросив бархатный взгляд на Рыцаря, - дальше тропа безопасна, и я поеду одна, провожать меня не стоит.

- Но... - начал было Рыцарь.

Однако Дама перебила его:

- Да-да. Не стоит! Лицо ее приняло несколько высокомерное выражение, а уж в таких делах Дама была очень, ну, очень искусна - Что могут подумать люди? Это во-первых. Во-вторых, мой личный эскорт никак не уступает в надежности такой охране, как вы! - И Дама указала на кучку увядших душ, переминавшихся чуть поодаль.

Это было явное оскорбление. Рыцарь улыбнулся и сказал:

- Ну что ж. До свидания, Дама.

Он сказал только то, что сказал, да и делать больше ничего не оставалось. Но лучше бы он упал на камни ущелья Недоверья и умер! Увы, умереть он не мог, ибо был молод, падают же рыцари только тогда, когда умирают. Рыцарь сказал это и ждал ответных прощальных слов Дамы. И он их дождался:

- Рыцарь! - улыбка ее неожиданно стала тонка и остра, как лезвие толедского стилета у нее за поясом - Посмотрите вверх. Вы видите мою Птицу. - И Дама засмеялась так, как умела смеяться только она - свободно и нежно, печально и сильно - так, как падает лепесток розы с благоуханного венца, так, как в ночи кричат заблудившиеся лебеди, так, как заря погибает в небе, чтоб пришел новый день!

Она засмеялась и сказала:

- Это моя, только моя Птица. Она всегда парит надо мной. Посмотри же на нее и скажи мне "прощай" - больше ты никогда не увидишь ее!

Дама хлестнула коня и ускакала, и ветер долго шелестел на морщинистых и мрачных скалах ущелья, и дикие оранжевые маки долго качали головами. Так они расстались.

Прошли крестовые походы. Некоторые были удачны, другие - не очень. Все менялось, менялись люди, города и страны. Уже не было Ричарда Львиное Сердце и многих других, зато появились новые, похожие и непохожие.

Рыцарь жил в своей Душе, Дама продолжала собирать свою коллекцию - это так прекрасно, когда есть что-то постоянное! Улыбки и смех Дамы оставались такими же сказочными, шутки Рыцаря - такими же веселыми. Говорят лишь, что глаза Дамы стали глубже, а голос Рыцаря жестче, но это всего лишь говорят. Чужая душа, до тех пор, пока она не попала на булавку, покрыта мраком тайны, мы не можем знать ничего, а потому будем говорить только правду.

В полдень, когда тени коротки, а мгновенья протяжны, Рыцарь увидел Белую Птицу. Она летела над бескрайним полем Ожиданья, величаво расправив свои блистающие крылья, и небо было сине до слез, и оно скользило и хрупко звенело на кромках ее тугих перьев. Рыцарь помнил, что Птица летает лишь над Дамой, и мы не будем говорить, что сердце его забилось, - мы этого не можем знать - нет! Мы не будем. Рыцарь просто поехал навстречу.

- Здравствуй, - сказал он и улыбнулся.

- В последний раз я выразилась немного резковато, - ответила ему Дама и тоже улыбнулась. - Я приехала извиниться за свою грубость и надеюсь, что не сильно обидела Вас.

- Что вы! - удивился Рыцарь, и они поехали рядом.

А в это время стоял май месяц - душный от запахов сочных трав май. Птицы, уже свившие гнезда, были еще беззаботны, и их песнями были густо напоены вечера и легкие вечерние ветра, ласково обдувающие кожу. Свирепо цвели огромные, невиданные цветы, источавшие тонкие ароматы, кружившие голову, напоминавшие об Эдеме, на пыльные и горячие солончаки выползали ядовитые гады и нежили в солнечных лучах кольца своих влюбленных тел, и терпкая полынь серебрилась в их непрозрачно-тусклых глазах, и дни пролетали незаметно, захлебываясь плотным светом солнца, стрекотанием насекомых, гулким полумраком лесов, короткими и бешеными ливнями, после которых от тучной земли клубами поднимался в небо тяжелый дух плодородной и жирной почвы, не могущей исчерпать в себе жизни.

О чем думали Дама и Рыцарь зябкими до хруста утрами, когда едва взошедшее солнце начинает жечь лицо? Фиолетовый лед в глазах Дамы стаял, голос Рыцаря стал гортанен, и нельзя знать того, что скрыто от нас, но я говорю: "Они думали друг о друге", ибо Дама любила Рыцаря, а Рыцарь любил Даму, и говорю это я - вечный и мудрый, говорящий одну только правду.

"Любоо-офь!" - посмеются те, чей куцый ум не идет дальше слов "положено" и "не положено". Да! Им это чувство не может дать ничего, кроме изжоги, потому что оно и не посещает их. Ведь нельзя назвать любовью слюнявые переживания гладеньких молодых людей в промежутках между приемами пищи, не опускающиеся ниже границ приличий и не поднимающиеся выше пределов дозволенного. Никто из них и не подозревает, что и свинью можно приучить носить одежду, есть за столом, считать и складывать, но она от этого не станет человеком.

Есть и другие - мнящие себя сильными, но всего лишь жестокие люди, не признающие любовь, хотя и знающие о ее существовании и презирающие её как слабость...

Но я рассказываю о Рыцаре и Даме, отнюдь не о трусах, закрывающих глаза лицемерным и бессильным прищуром... Вернемся к сказанию о Белой Птице, ведь время не существует только для Дамы и Рыцаря, для всех же остальных, и для нас с вами время - странная вещь, имеющая обыкновение проходить и таять.

Оно шло - плавно и мощно - и настал тот день, и Дама сорвала цветок и протянула его Рыцарю:

- Посмотри, он увял. - И легкая тень мелькнула на ее прекрасном лице.

Они стояли на склоне, покрытом волнующимися на ветру травами, Белая Птица парила над ними, и облака быстро летели по гладкому небу, время от времени захлестывая солнце рваными краями.

- Нас это не касается, - тихо сказал Рыцарь Даме, но слова его были невнятны, и Дама чувствовала это. Она грустно улыбалась Рыцарю, а он продолжал:

- Нас не касается это, потому что мы растворимся друг в друге, потонем в душах друг у друга, а церковники говорят, что души бессмертны.

Но Дама усмехнулась:

- Дорогой друг, душа бессмертна, но тело стареет. Мы вышли из реки Времени, но оно, время, в нас, и мы беспомощны...

Дама была права, как всегда. То, о чем она слабо догадывалась, еще не выражалось словами и чувствами, но уже слегка царапало краешек ее сердца, сгоняя с губ улыбку и заставляя сдвигать к переносице тонко выписанные брови. Жизнь такова, что люди, слабые духом, неизбежно приходят к ее концу, по тяжелой этой дороге теряя молодость, друзей, счастье. Сильные же умы не тратятся на мелкие трепыхания сущего и потому бессмертны. Избранные настолько неподвластны серому нашему бытию, что лишь собственные их души могут погубить таких людей, лишь собственные страсти надламывают стержневую основу их жизни, лишь они сами могут победить себя, проложить дорогу в царство теней. В каждом из них - свое мироздание и свое время, и распорядку внутреннего его шага подчинены они, только лишь сокрушающим толчкам собственного сердца... Дама и рыцарь были именно такими людьми.

Но лишь теперь она стала понимать, перед каким выбором поставил ее Рыцарь. Она уже знала, что есть душа Рыцаря, знала, что, ни секунды не задумываясь, он отдаст Душу, положит к ее ногам, даже не спрашивая, что она сделает с ней. Смешно! Остатки ее коллекции все еще вертелись вокруг, совсем недавно это так забавляло ее - теперь же перед ней лежала бескрайняя Душа Рыцаря, и вся она могла принадлежать ей. Может быть, не вся целиком, ибо и сам Рыцарь не знал границ своих владений, а следовательно, не мог их подарить полностью. Неважно. Цена за обладание Душой Рыцаря была - смерть!

Любовь его была безмерна, она давила, рвала тонкие струны сердца, сжигала, и Дама постоянно чувствовала себя на краю пропасти, имя которой - Ничто. Лишь оно, великое и непонятное, не имеет пределов, первопричины и цели, лишь его можно сравнить с истинной любовью. Пусть те лжецы, что твердят о созидающей любви, и те негодяи, что бормочут о хаосе этого чувства, прислушаются к словам того, кто безмерно мудрее их! Любовь не добра и не зла, это не чувство, не страсть, не мысль, не дух... Нет ничего, что сравнимо с ней, лишь великое Ничто. Но если Любовь - способ существования для людей, в своем величии ушедших вверх, то Ничто ждет нас всех внизу. Мы, простые люди, обитающие меж двумя субстанциями, нам снятся мутные кошмары от вползающих по ночам испарений, наши сердца болят от безжалостных граней истинной Любви, и мы послушно катимся в ветре времени к черному кругу смерти, однако это мы - слабые люди. Рыцарь же и Дама могли спокойно стоять на земле, провожая взглядами сухие клубки перекати-поля, стремящиеся к горизонту. Но они поднялись в высокую сферу Любви, а чем выше от поверхности планеты, тем сильнее ветер, и там, за нежной хрустальной гранью, голубовато отблескивающей на солнце, там - вечный ураган, выстоять против которого не в силах даже Рыцарь и даже Дама!

И Дама уехала. Она уехала ночью, тайком от Рыцаря, и спустилась по ущелью на равнины, на низменные равнины, где кавалькады веселых всадников устраивали турниры для своих благородных спутниц, где вовсю шла соколиная охота, где крестьяне пахали, ткачи ткали, кузнецы ковали, воры воровали, судьи наказывали, ну, а рыцари воевали за веру. Дама, конечно же, заняла в светском обществе подобающее ей место, и - она была сильная женщина - никто не мог сказать, что чаша смертельного знания до дна выпита прекрасной, как ангел, Дамой. Жизнь текла спокойно и размеренно, людей в этих местах очень много - большинству приятны и теплое солнышко, и незаметно подталкивающий нас ветерок... В конце концов Дама вновь затерялась на блестящих балах и праздниках, и не будем гадать о ее жизни.

... Рыцарь проснулся утром - внезапно и больно, словно его толкнули. Он, посмеиваясь и досадуя на себя, встал, хотя еще не светало, и вышел во двор замка. Копошились и ссорились звери - Рыцарь по выработанной привычке каждый день дарил их Даме - шумели деревья в замковом парке, где-то вдали ревел, задрав хобот, мамонт Тревоги. Что-то мешало Рыцарю, какая-то мелочь, ускользавшая от сознания. Он посмотрел на окна Дамы, они, естественно, были темны, и Рыцарь, вздохнув, повернулся, чтоб идти обратно в замок, но тут он понял, что беспокоит его. На шпиле большого донжона замка не сидела Белая Птица. Рыцарь остановился, размышляя о возможных последствиях этого, и, повернувшись к Звезде своего Счастья, увидел, что она клонится к горизонту. Вдруг страшная догадка мелькнула у него в голове, и он бросился к конюшням. Скакуна Дамы не было.

Как гнал коня Рыцарь! Стебли трав под копытами обрывали свои песни, с шипением тянулись вслед умчавшемуся всаднику, перепелки испуганно вспархивали с гнезд и слепо метались в светлеющем небе, крадущиеся от рек туманы настороженно замирали у самой земли, прислушиваясь к бешеному бегу, мерцали звезды, задыхались ветра. Как гнал коня Рыцарь!.. Однако, видимо, знание сильнее желаний... Дамой был сделан выбор, Рыцарь понял это, и вход в ущелье Недоверия - единственную дорогу в Душу - был отрезан огромной трещиной. Там, за ней, за отрогами гор, за гранитными плитами скал, остро поблескивало в лучах зари оперенье Белой Птицы, и Рыцарь знал, он привык, что Птица парит над Дамой.

Но! Но все разговоры о крыльях любви - обычная ложь бумагомарак, выросших, питаясь желтыми листами глупых книг. Вот крылья Птицы сверкнули еще раз, еще и - исчезли. Край солнца за спиной Рыцаря поднимался теперь молчаливо и бессмысленно, ничто не задерживало его лучи, и они уходили за неровный гористый горизонт перед Рыцарем и бесцельно пропадали, гибли в фиолетовом небе.

Что сделал рыцарь? Он спрыгнул с коня и шагнул к раскрывшейся перед ним пропасти. Но там, на маленьком уступе, прижимаясь к стенке разлома, жалобно поскуливала душа из коллекции Дамы. Рыцарь бросил на нее долгий взгляд и, рассмеявшись горько и громко, вскочил в седло. Скоро стук копыт затих и лишь тихий ветерок слабо шуршал каменной пылью, завивая ее кольцами и бросая их на стебли трав.

Вечером этого же дня Белая Птица вернулась к Рыцарю. Одна. Без Дамы. Впрочем, Рыцарю это было безразлично, во всяком случае теперь. Он не прощал двух вещей: мужчинам - глупости, а женщинам - трусости. Не прощал, по крайней мере, пытался себя в этом уверить. Да и крестовые походы не могли откладываться из-за его личных неурядиц, он и так пропустил несколько сезонов, а все же не уходил из Души. Что трещина! При теперешнем обилии свободного времени навести мост не составляло труда. Рыцарь медлил. Кого он ждал в Душе - в этом он не признавался даже самому себе, но ведь это не тайна! Сутками лежал он навзничь на земле, глядя на кружившую в небе Птицу и вспоминая Даму. Ее голос и смех были слишком живы и слишком отчетливо звучали в нем, чтоб он мог себе позволить заглушить их стуком топора или визгом пилы. К тому же все в Душе было связано с Дамой, как он мог рубить деревья, в тени которых она гуляла? С другой стороны, позволительно ли ему считаться рыцарем, имеет ли на это право человек, позволивший любимой женщине испугаться? Чего - неважно. Бога, дьявола, жизни, смерти - неважно, но раз он был рядом, а она испугалась - какой же он рыцарь?

Так проходили долгие дни, а Рыцарь бездействовал. Погода в Душе между тем портилась. В трещину уходили почти все реки, влага исчезла, и пустыня Одиночества вместе со степями Тоски быстро поглощала все новые и новые земли. И вот - не первый раз, но все уже было когда-то, все - Рыцарь просыпал песок меж пальцев и огляделся вокруг.

Замок разрушился, реки высохли, парк исчез, впрочем, исчезли и леса, и луга. Рыцарь сидел один посреди безбрежных песков, и Белая Птица кружила в небе над ним, сверкая опереньем в палящих лучах безжалостного светила. Душа умирала и ничто не могло ее спасти. Это так банально!

Часы, и дни, и вся жизнь Рыцаря потекли теперь спокойно и размеренно. Конь его пал, и Рыцарь, проснувшись утром, вставал и, не торопясь, шел. Шел просто так, никуда, время от времени посматривая на кружившую в жарком небе Птицу, удивляясь ее непонятной к нему привязанности и ожидая вечера, когда можно, наконец, будет лечь на песок и закрыть глаза. Ночью на его меч оседала роса, утром он выпивал горсть воды и продолжал путь.

Найти границу своей Души, ее предел... Это не приходило ему в голову, но, возможно, принесло бы ему облегчение, и инстинкт вел его вперед. В те далекие темные времена даже ангел-хранитель Рыцаря не был вполне образованной личностью и, естественно, не знал слов Гегеля о том, что дух, познавший предел, этого предела не знает. Так что, движение Рыцаря лишь расширяло границы его Души, что, в сущности, грозило образованием еще одной, наряду с Сахарой, великой пустыни. Да, имеет смысл стремиться за горизонт, но только не в том случае, когда твоя душа представляет собой голую пустыню или выжженную степь!

А Рыцарь шел, и шли дни, и пошли снега, и пришло то утро, когда Белая Птица спустилась к нему, чтобы отогреть его, замерзающего среди холодных песков, лениво переползающих шипучей поземкой. И с этого рассвета Белая Птица начала приносить ему еду и питье, и по ночам накрывала его своими большими крыльями, и Рыцарь улыбался во сне. Так продолжалось долго.

В один из дней - таких же, как все остальные, сирых и убогих дней - Рыцарь шел по мерзлому такыру, опустив голову и скользя взглядом по паутине трещин у себя под ногами. На дальних барханах выл ветер, небо было серо и холодно. Внезапно раздался пронзительный клекот Белой Птицы. Он поднял голову... Перед ним стояла Дама.

"Как же трещина?" - спросят дотошные радетели и искатели точных деталей. Полно, разве кто-то уже выяснил, каким образом любимая женщина входит в душу? Некоторые вползают, некоторые влетают. Гурманы слова употребляют выражения типа "врываются", но все это второстепенные нюансы - так считаю я, чего вполне достаточно, чтоб принять это за истину.

- Я так долго искала тебя, - пожаловалась Дама. - Здесь все так изменилось, так... - Она попыталась найти нужное слово, но не смогла и улыбнулась.

- А ты не меняешься. Все такая же. - ответил Рыцарь и тоже улыбнулся. - Зачем ты искала меня?

Дама подумала, что раньше Рыцарь ни о чем ее не спрашивал, и внимательно посмотрела ему в лицо.

- Разве ты не рад мне?

Да, она не менялась, оставаясь по-прежнему дерзкой и прекрасной.

- Ты видишь, я выбрал не то, что выбрала ты, - Рыцарь смотрел прямо в глаза Даме. Конечно, трудно простить, если тебе дали понять, что не считают тебя рыцарем без страха и упрека. Есть и другая версия: ни один рыцарь не простит даме, ни одной даме то, что он позволил ей усомниться в нем.

- И ты не рад мне? - повторила Дама.

- Я ждал тебя, - сказал Рыцарь, и он не солгал, ибо все эти долгие нищие дни действительно ждал Даму. Ведь если бы он ушел, не дождавшись, она могла бы искать его здесь, в то время как он был бы где-нибудь в другом месте.

- Ждал? - обрадовалась Дама, но Рыцарь коротким жестом руки остановил ее:

- Ждал, чтоб сказать, что это все. - Он непонятно улыбался Даме, и голос его был нежен.

- Что - все? - не поняла Дама, чувствуя, как сжалось ее сердце.

- У меня нет ничего, что я мог бы дать тебе, - он нагнулся и, зачерпнув рукою песок, протянул его Даме. - Только песок.

Выл ветер на дальних барханах, и под ногами шипела поземка. Долгое мгновение они стояли неподвижно, потом Рыцарь ссыпал песок с ладони.

- Я ухожу. Прощай. - И он повернулся, чтобы идти, но Дама - простим ей такую невоспитанность! - схватила его за руку:

- Постой! - Она не хотела, нет, она не хотела, чтобы Рыцарь ушел. Что вы, какая дама захочет этого!

- Прости меня, - сказал Рыцарь и осторожно высвободился. - Я пойду.

Он повернулся и зашагал к гребню бархана, и Белая Птица тоже сдвинула свои плавные круги на низком небе.

- Постой! - закричала Дама и горько заплакала. - Я теперь заблужусь! Я умру здесь! - Бедняжка, она все еще не верила в то, что Рыцарь уходит, и пыталась дать ему веское основание остаться.

Он действительно остановился и медленно повернулся к ней:

- Неправда. Тебя нет в моей Душе, и как только ты захочешь, ты исчезнешь отсюда. - Рыцарь постоял, словно бы о чем-то размышляя, и Дама поняла, что он может действительно уйти, что он уже уходит!

- А Птица? Ты отнял мою Птицу, - всхлипнула она.

Рыцарь улыбнулся и посмотрел в небо. Там плавными кругами летала Белая Птица, и, сквозь невесть откуда взявшиеся разрывы в тяжелых тучах, солнце играло на ее чистых крыльях. Рыцарь взял свой меч и снова улыбнулся Даме.

Он был хороший воин - может быть, даже не хуже, чем Ричард Львиное Сердце, и поэтому не промахивался, и Белая Птица с коротким предсмертным криком рухнула к ногам потрясенной Дамы, и в белоснежной груди ее торчал меч Рыцаря - знаменитый меч Улыбка Смерти.

Рыцарь вынул его из раны, и глаза Птицы подернулись голубоватой паволокой.

- Я вернул тебе твою Птицу. - Он повернулся и ушел бить неверных.

...Так заканчивается легенда о Белой Птице. Грустно, но, сознайтесь - красиво. Это, согласитесь, не "Жили они долго и счастливо, и она нарожала ему кучу детей!". Дама никого не рожала, а просто исчезла, во всяком случае я больше ничего о ней не слышал.

Ну, а Рыцарь... Что ж, Рыцарь до сих пор бьет сарацинов, и одно его имя наводит ужас на неверных.

Острия вражеских мечей и копья мавров - лучших в мире метателей - не могут причинить ему вреда. Он непобедим и неуязвим. Говорят - нет, сам я ничего такого не видел - говорят, что в самые жаркие минуты сражений, когда земля раскисает от пролитой крови и за тучами стрел не видно солнца, с небес опускается огромная Белая Птица и закрывает Рыцаря своими крыльями.

Скептики заволнуются: "Он же убил ее собственными руками!" - и так далее и тому подобное. Но надо слушать меня, а не их. Я мудр настолько, что ничтожная крупица моих знаний способна успокоить вечным сном страха перед разверзшейся бездной, и я говорю: "Да. Это правда". Я говорю правду, одну только правду, ничего, кроме правды... Белая Птица была не что иное, как птица Счастья - Феникс. Феникс же бессмертен. Некоторые люди почему-то считают, что Феникс - синий... Пусть так. Значит, это был Феникс-альбинос.

Проголосуйте за это произведение

Copyright (c) "Русский переплет"