Проголосуйте за это произведение |
Рассказы
25.XII.2007
Два рассказа
Галька и Валька
(быль)
Жили-были две подруги, старухи не
старухи, а
так, бабы лет под шестьдесят.
Одну звали Галька, а другую Валька, сроду их по-другому не кликали, обе по фамилии Остапенко. Родственницами не были, разве может очень
дальними, а просто весь их хутор Остаповка был под
одной фамилией. С детства бегали они по Остаповке
вместе -- чёрненькая Галька и беляночка
Валька. И судьба им одна выпала.
Нагуляли они во время войны и родили по
мальчику; в послевоенную голодуху сбежали в город
няньками; потом, как обе говорили, "пошли в завод", на вредное
производство; мыкались по общежитиям, мальчики были то в интернате, то в
ФЗО. Повзрослевшие
сыновья: Галькин --
Стасик,
в честь отца поляка, и Валькин -- Мишка, стали рабочими, женились,
обзавелись
детьми, получили в городе квартиры. Но пили, Миша --
в
горькую, а Стасик -- запоями, и Стасика жена била, а Мишкина запивала на
пару с
мужем.
А Галька с Валькой, заработав на вредном
производстве раннюю пенсию, вернулись в Остаповку.
Почти полжизни отсутствовали и вернулись. Хутор же, вернее его население,
вобрал в себя промышленный центр. Дома стояли заколоченными, оживляясь
летом,
когда съезжались бывшие его жители в отпуск, "на
дачу".
Так и стали жить Галька с Валькой на
хуторе
одни, домами друг против друга, через дорогу, по которой никто не
проезжал.
Неподалеку от Остаповки
вроде бы нашли геологи газ и поставили буровую вышку, взрывавшую во время
работы окрестную тишину. И Гальке с Валькой стало веселее, принаряжённые и
помолодевшие,
ходили они на буровую за продуктами, в их буфет, и громко смеялись шуткам и
облапыванью рабочих. Нашли себе и ухажёров, женатых
обоих.
Да у тех жёны-то были далеко, а им же ночами было иногда так жутко и
страшно,
что казалось в тишине и темноте по всей земле не осталось никого
живого.
Кавалеры тотчас исчезли, как только
заболела
Валька. В городе её и оперировали, и облучали, и заставляли горстями есть
пилюли. Гальке врач сказал -- она ходила к нему
вместе
с Валькиным Мишей -- что это рак и что уже поздно. Операция, оказывается,
была
ненастоящей, разрезали Вальку, посмотрели что там, развели руками и зашили.
А
потом пушку наводили -- лучи пускать. Приходившая
навестить подругу Галька обычно слушала её вполуха.
В
многолюдной палате, где стонали и охали, и плакали, жалко ей было не только
Вальку, но и всех этих ходячих и
лежачих
баб. Все они, бледные с осторожными движениями, вялостью, кого-то ей
напоминали, только кого -- запамятовала
она.
Но как-то сидя у окна в электричке, она
вдруг припомнила насекомых которых посыпала ДДТ,
давным-давно, в послевоенные годы. Обсыпанные дустом, становились они такими
же
безжизненными, хоть и продолжали шевелить крылышками и перебирать лапками,
пытаясь избежать погибели.
Умерла Валька осенью. Забрали они её
вместе
с Мишкой и Стасиком из морга не только обмытую и одетую, но и с чуть
розовыми
от румян щеками и слегка подкрашенными губами --
косметика
обошлась им и не так уж и дорого.
Похоронили, как полагается, на старом
Остаповском кладбище, где во времени оседали могилы
былых
обитателей, поставили небольшой деревянный крест, на табличке назвали
покойную
полным именем -- Валентина.
На поминках были старухи из соседней
деревни. Опьяневший Мишка кричал про крематорий, где жгут и где большая
гигиена, а потом они со Стасиком подрались в кровь.
Галька обмыла им лица, и они вместе со
старухами двинулись к железнодорожной
станции через деревню.
Осталась Галька одна. Опускались сумерки,
бурилка уже давно
не
работала -- газа не оказалось. Окна через дорогу
напротив
заколотили, тёмной была тишина. Она отхлёбывала из стопки самогон и думала,
что
душа Вальки ещё сорок дней будет неприкаянной здесь, неподалеку от земли. На
подоконнике по обычаю была поставлена стопка...И так же спокойно-равнодушно
размышляла она о том, что раз уж умерла Валька, значит скоро и ей самой
суждено
сойти в землю, ведь они всегда рядышком были. И хоть правда нельзя было
сказать, чтоб любили они друг друга, а выпало им, видать вместе
быть, от начала до конца. И неожиданно для неё всплыл вопрос: "А для чего
ж
мы родились, жили и мучались, и других родили, а те ещё...
Чтоб
просто столько-то прожить, пролюбить, проспать,
проесть, и в молодости раз и навсегда отсмеяться беззаботным
смехом?"
Ответа не было, а и нужен
зачем он? Валька, вернее её тело с загримированным лицом, лежит сейчас под
землёй, в гробу, а пасмурное с утра небо очистилось и сияет яркими
звёздами.
Галька выплеснула остатки самогона и
побыстрей отошла от окна, темнота заколоченных Валькиных
окон напротив притягивала к себе глубиной, чернотой,
могилой...
Улеглась наконец
Галька спать и вдруг услыхала шелест, становившийся всё более звучным и
отчётливым. Это с полей на хутор шли по осени мыши и селились в оставленных
людьми жилищах, до весны. В прошлом году они съели почти всё в Галькином погребе, а у Вальки даже забрались в
радиоприёмник и объели изоляцию.
Она укрылась одеялом с головой, и во тьме
и
тишине только попискиванье да нескончаемая мышиная
возня напоминали ей о том, что она ещё жива.
Прохор, Баська
и Лорд
Щенка колли хозяева принесли в квартиру, когда Прохор
был
молодым, бесстрашным псом. Правда, как любила пошутить хозяйка, псом
"неизвестной"
породы, помесью дворняжки с фокстерьером, и с пуделем и ещё Бог знает с кем.
К
тому ж проживая в этой квартире со времён детства Прохор
/почему назвали его этим человечьим именем он и сам не знал/, всё равно
оставался "уличным", просидеть хотя бы сутки дома, в квартире, было ему
невыносимо. Но всегда возвращаясь сюда с уличных
потасовок, он покорно давал себя и выкупать да и смазать чем-то
болеутоляющим
боевые раны.
Когда принесли этого длинноморденького
щенка в Прохоре будто отцовские чувства
всколыхнулись.
Может они дремали в нём всегда да только он о том
не
ведал, кто знает?
Даже дети, мальчик с девочкой, удивлялись тому, что их
храбрый Прошка не рвётся, по обыкновению, на
улицу.
Щенок рос быстро и уже через
несколько каких-то недель он стал больше Прохора и
ростом, и весом. Впрочем это было естественно,
поскольку пёс "неизвестной" породы был и малорослым и
худым.
Вырос колли в огромного пышношерстного
пса с гордым английским именем-титулом --
Лорд!
Но, если Прохор бегал по всему городу сам, то Лорда на
коротком поводке выводили на прогулку трижды в день. Специально для него в
огромной кастрюле хозяйка варила мясную супо-кашу.
Его мягко ступавшие лапы были всегда чисто вымыты, а густая шерсть хорошо
вычесана. Всё в нём дышало спокойствием, величием даже, ведь недаром же он
ЛОРД
был! Только в отношениях со стареющим, но неутомимо-бесшабашным Прохором
Лорд
ощущал себя будто бы младшим, братом меньшим был он, возвышаясь надо псом
"неизвестной"
породы. И, верно потому что был Лорд вечно младшеньким, был он и несколько
трусоват, что ли. Так, в те нечастые прогулки, когда
Прохор отправлялся вместе с Лордом и
кем-нибудь из хозяев, он ощеривался на всех встречных собак и готов был
защищать "малыша" Лорда, до смерти... "Благородные", с длинной
родословной, псы недоумевали, когда перед их мордами начинала маячить
неприглядная, почти чёрная собачонка, грозно скалившая свои небольшие клыки.
"С
чего бы это?" - задавались многие из них вопросом, но не успевали
додумывать из-за натянутого хозяином поводка.
Проживали они на пару дружно. Лорд спал на специально для него купленном
коврике, а Прохор, если ночевал дома, то спал, где придётся, он был
неприхотлив.
Но, вот девочка принесла домой исцарапанного,
испуганно-мяукавшего рыжего котёнка. Прохор не одобрил этого её поступка.
"Ну,
вот, нам ещё только кошки не хватало?!" - искал он сочувствия у Лорда. Тот
был во всём согласен с Прохором заранее.
Завидев собак, особенно шерстяную громадину, котёнок
поднял переполох, взлетев на шторы, а затем повиснув, зацепившись когтями,
на
гардинах. Еле удалось его оттуда снять.
Девочка назвала котёнка Баськой,
убедившись, что тот женского полу.
Баська тоже обрела своё, "законное" место в звериной
семье. Иногда, правда Прохор ворчал, что можно было
хотя бы не столь беспородную, невзрачную рыжую кошку найти, словно сам он
был
породистым псом, а не собакой "неизвестной"
породы!
Прохор был доволен, что Баська
была "домоседкой", и не участвовала в их, совместных с Лордом и
хозяевами,
прогулках.
Существование Лорда и Баськи,
ограниченное стенами большой квартиры было, практически безоблачным. Их
никто
никогда не обижал, и потому они считали людей, и своих хозяев и их близких и знакомых, да, пожалуй, всех, лучшими в мире
существами! Хозяев особенно, ведь те давали им и еду, и питьё, и тепло, и
ласкали их, значит л
ю б и л и!
Только Прохор, "уличный", знал п
р а в д у! Что люди
очень-и-очень разные, и что мир устроен не просто, и
что п л о х о г о в нём тоже
очень-и-очень много!!! Но, никогда этим своим
"знанием"
не делился он не только с Баськой, но даже и с
Лордом, которого считал самым близким родственником. Ни к чему это было.
В доме начало происходить что-то зловеще-непонятное.
Даже
умный, многознающий Прохор не понимал? Ясно было
одно, что-то у старшего поколения хозяев не заладилось!
И им необходимо было не просто уезжать, а просто-таки бегством спасаться!
Хозяин, оказывается, смыслил только в программировании, а в людях не очень,
и
сделал ч т о- т
о не так. И, нынче приходившие в дом
люди,
которых Прохор определил как "бандитов", чего-то требовали и от него, и
от
хозяйки, и даже детям чем-то угрожали?!
Прохор первым
"оценил"
размеры бедствия. До него дошло, что животных своих, хозяева бросят. И
первым
доказательством этому было то, что Баську они
отдали
своим знакомым, у которых была маленькая дочка.
Много вечеров провёл Прохор под окнами новых Баськиных хозяев, благо жили они на первом этаже.
Довелось
ему услыхать как неистово вопила ничего не понимавшая глупая Баська... Потом, видимо, она смирилась перед неотвратимостью
перемен
и затихла. Сидевший под окнами Прохор, замирая
пытался
услыхать хоть какой-нибудь звук...Услыхав же как-то её сытое мяуканье, в
отчаянии, досадуя на эту дуру
убежал.
Их с Лордом отдали тоже, правда
самым близким друзьям, так называемым "собачникам" без собаки. Собаки у
них
не было во-первых потому, что жили они в
малютке-квартирке "трамвайчике" /т.е. в смежных комнатах/ в хрущобе; во-вторых у них когда-то была маленькая
комнатная
собачка, которая померла от чумки и смерть которой
они переживали и по сию пору.
Но вот и у них в крошечной квартирке появились сразу
двое
взрослых псов -- и Лорд, и Прохор. Младшее
поколение
хозяев слезами обливалось, прощаясь со своими животными. Девочка клятвенно
обещала, что они, при первой же возможности заберут их к себе, что не могут
их
взять сейчас только потому, что поспешно уезжают за границу. И, не только
нераздумчивый Лорд, но даже мудрый Прохор, поверили словам младших, и
обещаниям
старших тоже...Тому, что у хороших "собачников
без
собаки" они проживут недолго...
Хорошо жилось им у "собачников без собаки", хоть
там
и повернуться негде было, да их любили! Всё б ничего, да обоим псам не
хватало
тех, уехавших, будто на них сошёлся клином белый свет!
Но вот начали водить Лорда по каким-то официальным
учреждениям, какие-то бумаги на него заводить, делать множество разных
прививок, а ведь казалось бы он был от всего
вакцинирован?!
Прохор хоть и видел всё да понимать не желал. Он
уговаривал себя, что Лорд крупный пёс, породистый, вот ему и необходимо
большее
количество прививок; что Лорд -- представляет
большую
ценность, и ему нужно огромное количество справок для переезда в другое
государство, не то, что ему, Прохору беспородному, значит и беспаспортному,
он
поедет и без всех этих бумажек.
Наблюдал он за тем как
измеряют
Лорда, тот позже разъяснял, что это для того, чтобы подобрать
клетку-контейнер
для перевозки животного в самолёте. И здесь Прохор убедил себя, что ему-то,
мелкому, клетки для перевозки не потребуется, и так, безо всего, его
перевезут.
Приученный только повиноваться хозяевам, всё равно
каким,
неразумный Лорд не проявлял никакого беспокойства, ведь люди лучше знают,
как
ему должно быть лучше.
Мрачневший день ото дня Прохор предпочитал всё же
заниматься самообманом. Ведь не могли же эти люди, те, кому он был предан с
детства, да ещё и мальчик с девочкой, не могли же они, все сразу, оказаться
предателями? Это было н е в о з
м о ж н о!!!
Даже когда на несколько дней исчезли "собачники" вместе с Лордом, Прохор тоже
как-то объяснил себе это.
Только когда вернулись они одни, без Лорда, врать
самому
себе, оправдывая их всех было уже
н е л ь з я!
"Собачники" лишь виновато поглядывали
на Прохора да женщина лишь украдкой вытирала глаза. Но его это уже не
трогало.
Он убежал из этого, как считал когда-то
"временного"
пристанища на улицу, где никто уже не смог бы его предать. Стало ему всё
равно
где и как жить, лишь бы не с людьми,
ведь не родился он счастливым как породистые собаки, составлявшие для своих
хозяев не только ценность, но и гордость. А что собой представлял он -- пёс "неизвестной породы"! Бесчувственным стал он
и к
холоду и к голоду, и к тем пинкам, что награждали его либо пьяницы бессильные либо мальчишки в своей детской жестокости.
Будто
оглохший и ослепший, он и не почувствовал как попал под колёса автомобиля.
Конец его был мгновенным.
Растолстевшая рыжая Баська по-прежнему сторожит свою еду на кухне. Сторожит
она
её не от людей, а от Прохора с Лордом. Знает она, что кошачья еда им не
нужна,
но могут же они, невзначай, перевернуть её миску или блюдце. А тех почему-то
всё нет, всё с прогулки задерживаются...
Лорд на чистых заграничных улицах-стритах тоже всё ждёт своего старшего брата --
Прохора, и теряется в догадках, и недоумевает... да спросить у хозяев не
может!
Проголосуйте за это произведение |
|
|
Потому тот момент, где Рита вновь, после того, как порвала фото, запела и заплясала, показался мне фальшивым. Удар от вида собственного оскаленного лица на фото должен быть силен так, что мне, как читателю, страшно должно стать не только за то, что фотограф-подлец подглядел за Раей, но за всю ее жизнь беспросветную. Ради этого, по-моему, и написан рассказ. А она вновь пустилась в пляс - и весь катарсис насмарку. Потому нудное начало рассказа с описанием фото артисток и перекликается с грошовым артистизмом уборщицы, а вся соль рассказа, спрятанная внутри, забывается тотчас. В том числе и из-за обыденности ее житейской ситуации. А ведь в обыденности и заключен смысл бытия, то есть именно то, что сделала автор второстепенным, могло и рассказ сделать великим. Валерий
|
|
|
|
Хоть и коротко, но пронзительно ёмко. И столько за строками остаётся! И хочется говорить, говорить, говорить о безрадостной судьбе простого человека... "Прохор, Баська и Лорд". Автору удаётся внутренний мир и совсем не важно, что мир этот животный.
|
|