Зачем, зачем я завязал этот роман с сероглазой,  расцветающей третьекурсницей?   

Каким невозможным, неосуществимым  казался он в начале, как  радостен был потом, и как  теперь томителен!   Долго ли - коротко ли,  два с лишним года с тех пор прошло.

                  И вот еду  в метро  на  очередное свидание.

                  Когда же я был у неё последний раз? Недели две  назад или больше? Пожалуй, больше.  Ну, она-то, наверняка, знает с точностью до  дня, а то и до часа! Странное, вообще, это женское пристрастие  к датам и числам.  А это вечное -  ты даже не помнишь!

                 Нарочно заработался на кафедре, чтобы времени на разговоры было поменьше, и даже подумывал, не отложить ли свидание,  а  вот теперь  ругаю себя за опоздание.   Как представил, что через какие-то полчаса обниму её, даже сердце сжалось. Как же все глупо!  И почему здесь такая глубокая станция метро?  Невозможно длинный эскалатор - едешь, едешь, а все на одном месте. Ну, слава Богу, заканчивается.  Выхожу с потоком пассажиров из круглого павильона  между колонн и поворачиваю направо. В лицо  бьет колючий  февральский  ветер. Наклоняю голову вниз, чтобы не сдуло шапку, поднимаю воротник пальто.

                Над Москвой черное ночное небо,  движение низких облаков. У метро и вдоль проспекта освещено гроздями фонарей,  дальше темень.  Сугробы, после недавней оттепели - потемневшие и слоистые  с боков, с блестящей ледяной бахромой, припорошенные. Смахиваю покатившиеся от ветра слёзы и быстро иду  мимо сидящего,    вдохновенно мечтающего Циолковского, готового в любой момент, невзирая на погодные условия, вскочить с пьедестала и объяснить прохожим свою теорию. Над ним, в вышине, в свете прожекторов, серебряное веретено ракеты,  впереди - силуэт телебашни с красными огоньками. Сбегаю по ступенькам вниз, пересекаю сквер. Здесь меньше дует.  

                  Как она меня встретит? Отношения стали совсем другими, оно и понятно,  давно пора   что-то решить.  Но переменить свою жизнь невозможно.   А что ждет ее?   Впереди диплом и  летом  -  прощай, институт!     Пойдет работать по распределению.  Подружки замуж пойдут одна за другой. Момент будет, как теперь стало модно говорить, "судьбоносный". От  всего этого так противно, что  уже не радует возможность встречаться  в бывшей бабушкиной квартире, куда она, живя с родителями, приезжает под предлогом  подготовки к зачетам и тому подобное, чтобы никто не мешал и, разумеется,  с ночевкой. Ни разу, тем не менее, не просила меня остаться до утра. И вообще никогда не заводила разговор  о моем  семейном положении,  будто я совершенно свободен.

                  Перехожу дорогу и иду дворами вдоль улицы Королева,  продрог уже окончательно.  Вот он,  солидный,  сталинский дом. Открываю тяжелую дверь подъезда - внутри темно  и пахнет котами. Под ногами, как всегда, бестолковый,  размокший  картон.   Пробираюсь на ощупь до первой лампочки и, чтобы согреться,  взбегаю по лестнице вверх, этажа на два,  потом  поднимаюсь медленно, выравниваю дыхание. Звоню. Быстро открывается дверь.

           - Добрый вечер,- радостно говорю я,  и раскрыв объятия вхожу в квартиру, пытаюсь поцеловать.   

           - Добрый, - отвечает она и, сдерживая мой порыв, целует в щёку. - Ты совсем замерз в этом бушлате. Раздевайся, мой руки, будем чай пить... А что так поздно?

           - Да, шеф, после заседания кафедры, совещание затеял, на ночь глядя...

 Она отводит глаза, кладет на полку снятый с меня белый аглицкий шарф (это ее произведение)   и проходит на кухню. Враньё моё не слишком удачно. Обиделась, что поздно, но и не только это. И чай пить с порога -  тоже неспроста.  Как-то  сдержана и даже строга сегодня, но и рада свиданию, вне всякого сомнения - глаза сияют.  Снимаю  пальто  и саламандры. Одеваю "мои" тапочки и  иду в ванную мыть руки. Здесь вялотекущий ремонт своими силами. Кафель отбит, стены выровнены,  подготовлены под новый до потолка, не как прежде - до уха. Ванна оставлена старая, вместо крашеных труб - блестящий полотенцесушитель. Со дня моего последнего визита прибавился розовый умывальник-тюльпан и, вот удивление - набранный из разных пластин белого мрамора, пол.  И никакого строительного мусора. Это её папочка (ни разу не видел его) медленно, но верно, удивительно аккуратно, с упорством муравья  делает ремонт в  квартире, оставшейся от бабушки, старается для дочки и будущих внуков, несмотря на то, что вовсе не строитель, а  инженерно-технический работник.  Он, наверное,  так же аккуратно задушил бы меня все теми же своими силами, если бы узнал в каких  я отношениях  с его единственной  дочерью, плюс моё семейное положение.        

                На кухне, где  ремонт уже закончен и висят полки с вездесущей  расцветкой под рогожку, уже разлит чай в  большие  волнистые чашки на блюдцах, с яркими, крупными цветами.  Такая же сахарница и другие предметы сервиза - подарок деда по случаю получения внучкой паспорта. Очевидно, ждала меня, и все время подогревала чайник.  Ставлю на стол Советское шампанское и протягиваю сверток.

              - Ой, овсяное печенье, мое любимое! - и тут же, как ребенок, пробует,  -  Какое свежее! Спасибо.

               Печенью, похоже,  обрадовалась  больше, чем мне.   Она во всем новом,  в темно-синих джинсах и тонкой нежно-розовой кофточке из неизвестного науке  материала. На ногах мягкие,  шитые золотыми нитями персидские  тапки с  загнутыми носами.     Все это я  вижу впервые, очень ей идет, как идет,  в общем-то,  всё к её стройной фигуре, необыкновенно гибкой, грациозной.  Но молчу, чувствуя, что комплименты мои будут некстати, и тихо любуюсь: удивительного оттенка светло-каштановые волосы послушно лежат колокольчиком до плеч, а  глаза,  глаза серо-голубые  - работы художника Серова - этот мой комплимент  теперь наша с ней поговорка.  

           - Можно узнать по какому поводу шампанское - встреча после долгой разлуки? - говорит она  и,  не дожидаясь моего ответа,  продолжает:

            - Присаживайся, я хотела поговорить с тобой о нас. Пожалуйста, пей чай и слушай.  И   прошу тебя ни в коем случае, не перебивать меня. Все, что я скажу очень важно.

               Ну вот, думаю я, что и требовалось доказать, что и следовало ожидать - выяснение отношений.

             Она садится на краешек стула,  держится прямо  и начинает говорить медленно, обстоятельно. Наверное, вся эта манера спокойной беседы и, конечно же, просьба не перебивать, это у неё от мамочки. Она, судя по фотографиям,  была красавица, да и сейчас, очевидно, тоже, и играет в их семье роль вседержительницы. И характер, видимо,  на это имеется.

               Она начинает с наших первых встреч,  с того, как я за нею ухаживал. Ухаживал я, разумеется, красиво.  Несмотря на  взятый строгий тон,  говорит она   очень трогательно, с нежностью вспоминая, что  сначала  она "не воспринимала меня, как человека, с которым у нее может быть  что-либо подобное", но потом почувствовала....    А  я-то,  как все это чувствовал, как читал  все это в её удивлённо-лучистых глазах!   И разве можно было не завязать этот роман? 

                Послушно пью чай, слушаю её напряженный от волнения голос и  вспоминаю,  как ходили в период ухаживания в театр "На Таганке", где возглавивший театр после "уехавшего"  Любимова,  известный   режиссер - поставил "На дне". А  после спектакля  гуляли по набережной и обсуждали игру актеров и новое прочтение классической пьесы.

          - Почему они так ужасно, так громко кричали? - спрашивала она лукаво.

          - Так ведь они же на дне, - отвечал я, показывая рукой на Москва-реку. - Боятся, что их не услышат!

             И я рассказывал о том, что в театре, с приходом нового главного режиссера, человека со стороны, - не весть что творится, говорят о предательстве,  по Москве ходят кассеты с обвинительными  монологами против него,   и  многие ведущие актеры  ушли из театра и в труппе раскол. Все это поведал мне  мой институтский друг, активный функционер билетной очереди на Таганке, через которого я и доставал билеты.  Меня поразило тогда, что она сочувствовала всем, сожалела о том, что такие прекрасные творческие личности не могут понять друг друга.                        

                  Она, между тем, говорит о том, что я раньше был такой веселый, увлекательно рассказывал,  и она могла слушать меня часами, а теперь слова  из меня не вытянешь.  Это, очевидно, тоже мамочкина формулировка, и вообще - стал невнимательным, и ещё каким-то другим, непонятным. "И  никуда-то мы не ходим, встречаемся только здесь".  И еще я перестал дарить такие маленькие, чудесные подарочки, которые называл фитюльками. При этом   в её глазах  блеснули слезинки. Интересно, какой же вывод она сделает из своего аналитического доклада?  Выставит меня вон?

                 Она всё  увереннее  продолжает вскрывать мои недостатки, а я опять вспоминаю, как когда-то, ещё до наших близких отношений,   пригласил  её посетить канал имени Москвы - "излюбленное место отдыха москвичей". Она согласилась и я места себе не находил в ожидании завтрашнего дня  от  нетерпения, от предчувствия  радостного свидания.

                  Прекрасным летним  утром, среди недели, у Северного Речного вокзала было малолюдно,  дул приятный, свежий ветерок.  Солнце освещало башню со шпилем, изящные галереи вокзала, в которых было что-то южное, приморское, что можно увидеть только где-нибудь в Сочи, Сухуми. В высоком центральном зале прохлада и полумрак, растут вверх массивные колонны, под потолком круглые витражи с гербами республик. Мы выходим на свет - перед нами широкий водный простор, корабли у причалов.  Показываю на одной из тарелок, украшающих портал -  барельеф, так и не построенного  Дворца Советов с гигантской фигурой Ильича наверху  - рука вождя указывает путь в светлое будущее. Она смеётся, прижимая ладони к щекам. Предлагаю руку, чтобы не упасть после такого эстетического укуса. Спускаемся по "потёмкинской лестнице" к причалам, переходим  по трапам на  "Ракету" и садимся на открытой палубе. Теплоход покачивает,  пищат чайки и вода часто пошлёпывает по днищу.  И вот - всего несколько минут - и так легко и приятно  отрешиться от всего, что  связано с  шумным городом, с его троллейбусами, автомашинами, пешеходами,  запахом нагретого асфальта и пыльной листвы. Он так быстро и незаметно исчез куда-то, как только зарокотал двигатель,  задрожала палуба, забурлило за кормой и, набирая скорость и поднимая брызги, мы прошли под мостами  и понеслись на крыльях по блестящей на солнце воде как будто в  какой-то неведомый, необитаемый мир.  Какой счастливой улыбкой отвечала она на мои комплименты, опуская  ресницы от летящей водяной пыли!  Через час мы уже были на диком бреге.  Она  сама  выбрала  местечко с видом на море, и мы  лежали  на душистой траве,  загорали и   слушали непривычную тишину, наслаждались летним зноем под  аккомпанемент  кузнечиков и чириканье птиц.  Вдали, там, где не было видно водной глади -  как посуху,  медленно-медленно проплыл большой,  ярко-белый на солнце, теплоход.   И я  впервые целовал её руку, тонкие пальцы, ладонь, запястье...

                   Тем временем, она закончила свой монолог. Раскритикован я был полностью. Что я мог сказать в свое оправдание?  Ничего.

                - Что же ты молчишь, добрый молодец? Какую думу думаешь? - спросила она. А я молчал и думал, что вот так, наверное,  все и может закончиться. И если она сейчас скажет об этом,  то  и быть по сему. Останется  только одно, как говорится, -   вскочить на резвы ноги...  

                 Совершенно неожиданно,  прерывая моё молчание,  с  какой-то преувеличенной, детской обидой,  она говорит, что уж скоро год пройдет с тех пор, как я был в командировке  в Ереване, Баку и еще где-то, но так толком ничего и  не рассказал о своих приключениях и об интересном попутчике.  И что я должен немедленно исправиться, иначе  даже трудно представить, какое наказание меня ждет. Странно, да и к чему это теперь?   Но она смотрит на меня такими глазами, что я  поддаюсь.   

                   Но  о чем  же рассказывать? О том, как я на перекладных добирался до Баку через Ереван? О том,  как, прилетев в Ереван, в котором давно хотел побывать, и, не достав билет на самолет, с удовольствием провел в нем целый день? Да, бродил по городу, знакомясь с его  удивительной архитектурой теплого камня, скверами, памятниками, полными внутренней силы и величия.   Видел поющие, танцующие, играющие бликами на солнце  фонтаны и фонтанчики, магазинчики в подземных переходах,  базар,  любовался грандиозным, библейским видом гор, который раньше знал только по эмблеме коньяка,  а вечером сел на  поезд. Там в поезде и познакомился  с киевлянином, который тем же способом,  что и я,  ехал в Баку.   А так, как было все это месяца через два после чернобыльской аварии, то он  рассказал мне очень много интересного.  Он руководил отделом  в одном из  научно-исследовательских институтов и ехал  проведать свою семью, жену и двоих детей, которых вывез на своей машине  (сесть на поезд было невозможно)  к родственникам жены, спасая от последствий аварии. Он предлагал жене уехать сразу же, еще до официального заявления, но она  не верила его доводам и называла трусом и обывателем.  Вернувшись потом в Киев, он заклеил в квартире все окна, как на зиму, и провел безжалостную дезактивацию, а  половики, коврики и все, что было на балконе - все с балкона же вниз, вниз!  А его школьный приятель - сотрудник милиции, тоже отец семейства, сразу после аварии пробыл в трехкилометровом оцеплении вокруг станции  недели две, пока не организовали замену. Все потому, объяснил киевлянин, что пообещали ускорить  с очередью на квартиру.  Пресловутый  жилищный вопрос так  его замучил,  что он,  как говорится, если надо было бы  сходить к  реактору  и принести оттуда ведро добра,  то  сходил  бы  и принес.

              И вот повествую, смягчая детали, но зачем, зачем я все это говорю? Но она не дает мне остановится. Требует, чтобы я  рассказывал дальше, что же я поведал в ответ такому интересному собеседнику, или я  молчал как рыба?

             Нет, конечно, я не молчал. Поезд  медленно шел вдоль реки,  по которой проходила граница. Была ночь. Двое пограничников сопровождали поезд. Один -  настоящий архангельский мужик -   плотный, круглолицый, с крупным носом и  губами. Другой -  черноволосый, широкоплечий, мужественный,  как герой армянского эпоса. Они стояли в тамбуре у открытой двери вагона, положив руки на короткоствольные автоматы, и одинаково - просто, спокойно и внимательно смотрели в темноту, туда, где за кольями проволочных заграждений,  за рекой, начинались предгорья Арарата.  И я рассказал киевлянину об  истории Армении - древней,  героической и трагической. Одни в  пустом вагоне  мы проговорили до рассвета.

                Но надо ли сейчас об этом рассказывать? Оказывается  "непременно надо", и даже "необходимо". Она нешуточно обижается на то, что я ей об этом никогда не говорил! Голова - просто разламывается.  Очевидно, меняется погода. Делать нечего, потирая затылок, продолжаю повествовать.

               Очень коротко, сообщаю о древней истории, об  армянской азбуке, которой шестнадцать веков. Теперь уже я пью чай с травами, заваренный по  бабушкиному  рецепту,  раньше  его никогда не пробовал,   он с горьковато-сладковатым вкусом, чуть мятным и ещё каким-то приятным ароматом.

                 "Нет, больше я рассказывать не буду!" - решаю я. Все как-то  нелепо.  Да и поздно уже, пора  отправляться  восвояси.  Но она  придвигается ко мне, берет за руки.  И я чувствую её нежное дыхание,  запах волос. Еще одна, последняя просьба - что-нибудь о Ереване, который мне так понравился...

                   Еле ворочая языком, сам не зная зачем, цепенея, я бормочу что-то об архитектуре, не узнавая собственный голос. Она  все не отпускает моих  рук,  и я чувствую, как ее пальцы чуть подрагивают.  Но может быть, это меня самого начинает пробирать нервная дрожь.   И  она  еще  ближе  придвигается ко мне, и почему-то говорит  уже  шепотом,  что я могу  быть и прекрасным рассказчиком, и милым, и веселым, и добрым, и прежним....  Вся  она, все её тело, как будто тянется ко мне.   Влажные глаза так близко,  и   так выразительно смотрят, что в одно мгновение долгожданная радость охватывает меня. И  не в силах больше сдерживать прилив  чувств,  мы бросаемся,  друг к другу - с таким нетерпением, с такой безоглядностью и упоением  -  как  никогда ещё не бывало!

                Около часа ночи выбегаю из подъезда. Погода переменилась - потеплело и во всю валит снег крупными  хлопьями. Ныряю в арку - скорее на улицу,  ловить последний трамвай.    Мне везет, запрыгиваю в уже тронувшийся  вагон и  сажусь  в самом  конце.   Во всём  теле - блаженная  легкость, невесомость. Совсем по-другому - новыми глазами видится все вокруг.  Снегопад преобразил  Москву -  бело,  чисто,  уютно.  Снег кружит, а в свете фонарей летит как будто  ещё быстрее.  В  этих  вихрях  монументальная,  триумфальная арка  Главного входа  Выставки Достижений кажется совсем невесомой.  Над  ней бронзовые изваяния  -  тракторист и колхозница  легко держат над головой  огромный сноп пшеницы. Наверное, та самая, ветвистая пшеница, весело думаю я.  Трамвай поворачивает с проспекта направо у  высокого плоского дома на курьих ножках, стоящего напротив знаменитой мухинской скульптуры, и  быстро катит под уклон. Останавливается у большого, построенного квадратом, темно-красного дома-крепости, чтобы высадить последних пассажиров. Дом-крепость уже спит.  Освещены  только два окна: где-то вверху и на втором, над вывеской универмага.  В окне второго  этажа  чей-то силуэт. Наверное,  какой-нибудь самый читающий юноша оторвался от книги, данной на одну ночь, и  смотрит на снежные чудеса и,  возможно, видит меня, сидящего в вагоне.  Интересно, что он читает?  Платонова,  Пастернака или что-то другое?  Трамвай бежит дальше, уже не останавливаясь на остановках за неимением пассажиров,  поднимается в горку, на мост через железную дорогу и  вот уже за окном темный, сказочный, в снегу,  Сокольнический лес.

                  И я радуюсь тому, как удивительным образом хранится во мне и никуда не исчезает все, что было с нами  в это свидание, каждое движение чувств - и сияние глаз при встрече, и серьезный разговор, и все, что было потом,  и что было еще каких-то полчаса  назад, когда мы прощались и никак не могли проститься -  целовались и строили планы -  и куда  пойти (куда лапти навострить!), и обязательно встретиться послезавтра же, и летом, после защиты диплома,  уехать на недельку-другую куда-нибудь вместе, и смеялись над трудной судьбой нетронутого шампанского. 

                  В конце августа того же года,  мы встретились вечером в сквере у Ленинского проспекта, недалеко от  академического  института,  в котором она теперь работала. 

 На  её работе отмечали чей-то день рождения, поэтому,  она немного опоздала и  была радостно возбуждена и  раскраснелась от быстрой ходьбы,  от вина,  от  веселой кампании,  из которой пришлось сбежать.  Она присела,  как всегда,  на краешек скамейки и в красках рассказывала о том,  как её не хотели отпускать, как кто-то нарочно вставал на  одно колено, заламывал руки и страстно пел на цыганский манер - не уезжай, моя голубка, печально жить мне без тебя.

                 Ряды берёз с чуть желтеющей  листвой  обрамляли  темную  зелень лип, стоящих  в середине сквера,  протянувшегося  от проспекта в сторону Университета.

                Я объявил ей о своем решении расстаться.

                Она выслушала  спокойно,  глядя  чуть мимо меня. Потом сказала, что посидит   здесь ещё немного, и что я могу идти, и  попросила,  раз уж я так решил, держать слово и  не искать больше с ней встречи.

                 Я взглянул на неё, понимая,  что надо идти,  что вижу эти родные глаза и эти  губы,  которые мог бы целовать  сегодня и завтра и вечно, в последний раз. Не оглядываясь,  какой-то деревянной походкой я   решительно  пошел прочь.

               Я добрёл до смотровой площадки на Ленинских горах.   Остановился у  гранитной балюстрады,  в стороне, - подальше от шумной компании. И долго стоял там и смотрел на  предвечернюю Москву - на излучину реки,  на колизеум  центральной арены, на купола и стройную, нарядную колокольню Новодевичьего монастыря.

                  Много лет прошло с той поры. Очень много. Но, приходя на смотровую площадку,   вспоминал  я  тот медлительный летний вечер, то расставание.

                  Вот и сейчас я стою на том же самом месте, у того же камня,  и как тогда  смотрю на  Москву, увенчанную теперь  золотым шлемом храма Христа Спасителя, и тот же розовый закатный свет окрашивает  город.   И  будто дальнее,   тихое эхо,  слышатся  мне слова  казацкой  песни:

                            " Не для меня  придет весна,

                               Не для меня Дон разольется,

                               Там  сердце девичье забьётся

                               С восторгом чувств - не для меня..."

                 Да,  да,  вот именно  -  с восторгом  чувств!  Как верно сказано! С восторгом чувств...

                 И   страшно и радостно  на сердце  оттого,  что все   пережитое  -  еще живо во мне,   и  так  беспощадно,  невозвратимо  далеко -  в прошлом.

                "Держать слово"....  В  моих  глазах  слезы...  "И не искать встречи".

                 Эту  последнюю  просьбу я исполнил.

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

283827  2008-09-18 00:44:19 В. Эйснер - Замечательный рассказ о любви. О любви, в первую очередь, к себе самому, об эгоизме человеческом... Покоряет редкая по нынешним временам грамотность автора и настрой повествования. Лирика 19 века, тонкая, чувственная, пронизанная осенней печалью. "Что имеем, не храним, потерявши, плачем". Поздравляю автора и голосую!

283832  2008-09-18 09:58:06 А Ш-С - Согласна, хороший и, на удивление, грамотный рассказ. Да, девушек надо предварять... словами, словами, даже если это хотя бы ╚что-нибудь о Ереване╩ - тогда и ╚восторги чувств╩ будут. Мужчины не понимают...

283929  2008-09-22 17:45:28 кпм - Рассказ мне очень понравился. Он написан легко и изящно. Приятно, что когда читаешь чувства твои не спят , с волнением и трепетом погружаешься в содержание. Прекрасно, что после прочтения есть о чем подумать, погрустить, помечтать. Замечательно, что в наше времечко есть авторы, которых хочется сравнить с классиками литературы. Спасибо за настоящий Восторг чувств.

283930  2008-09-22 17:47:56 кпм - Рассказ мне очень понравился. Он написан легко и изящно. Приятно, что когда читаешь чувства твои не спят , с волнением и трепетом погружаешься в содержание. Прекрасно, что после прочтения есть о чем подумать, погрустить, помечтать. Замечательно, что в наше времечко есть авторы, которых хочется сравнить с классиками литературы. Спасибо за настоящий Восторг чувств.

283931  2008-09-22 18:01:11 кпм - Рассказ мне очень понравился. Он написан легко и изящно. Приятно, что когда читаешь чувства твои не спят , с волнением и трепетом погружаешься в содержание. Прекрасно, что после прочтения есть о чем подумать, погрустить, помечтать. Замечательно, что в наше времечко есть авторы, которых хочется сравнить с классиками литературы. Спасибо за настоящий Восторг чувств.

283932  2008-09-22 18:06:56 Мария Н. - Мне очень понравился этот рассказ. Написано очень увлекательно! Желаю удачи!

283935  2008-09-22 18:34:50 Тартаковский. - Прекрасный рассказ.

283940  2008-09-22 20:34:57 Нестеров Николай Андреевич - Очень понравилось. Хорошо написано. Очень рад, что есть действительно хорошие рассказы. Приятно было погрузиться в этот мир.

283941  2008-09-22 21:02:52 Афанасьева - Что-то такое блестнуло на этом сайте. Очень красиво написано.

283944  2008-09-22 23:00:12 Сергей Герман - ...трогательно,лирично, пронзительно до слёз и хочется затаить дыхание, чтобы не вспугнуть ощущение того, что всё это происходило с тобой, много, много лет назад. Конечно же голосую. Спасибо за минуты наслаждения.

283955  2008-09-23 11:04:08 Алена - Это действительно прекрасно, спасибо за радость испытать такую красивую печаль и в скатившихся слезах увидеть свою прозрачную, очищенную душу...

283974  2008-09-23 21:55:35 Борис Тропин - Как отличается этот рассказ старой классической формы, от того, что популярно и широко продаваемо ныне! И хотя эгоизм главного персонажа явлен в достаточной мере, а образ сероглазой девушки идеализирован, характеры не видны, и такие их отношения существуют лишь в голове автора, читать приятно. Ровное дыхание, светлая печаль. Все в легкой романтичной дымке. Нам не хватает этого в родном остро-колючем кавардаке под названием "Москва", где агрессивный гламур нагло жрёт и красоту и романтику! Не думаю, что это рассказ о любви. По крайней мере, не о той, что двигает горы - ностальгия по приятному и ушедшему навсегда. Радует соответствие стиля, темы и настроения. Хорошо даны городские реалии - четко, лаконично, зримо, хотя в целом всё это мимо реальности. Еще одна приятная возможность отдохнуть от неё.

283978  2008-09-23 22:14:41 В. Эйснер - Вы точно заметили, Борис: "...агрессивный гламур нагло жрёт и красоту и романтику". А рассказ хорош, как утро в незнакомом месте. Я его дважды перечитал и снова поздравляю автора!

283979  2008-09-23 22:29:49 Светлана Л. - Я же прочла один раз, но и этого достаточно, что бы вот уже несколько дней, находится в плену содержания. Талантливо и свежо. Грустно от непоправимого. Спасибо автору.

283982  2008-09-24 10:03:49 Ия - Милый и даже изящный по изложению рассказ-воспоминание главного героя, но о чем? Сколько самолюбования, самооправдания и злой насмешки над другими, а все о чем? Разве о любви? Действительно, на ум приходят высокие аналогии, но они не идут на пользу автору. Для начала, хорошо!

283988  2008-09-24 12:16:28 Валерий Куклин - Ие И согласен с вами, и нет. Почему-то впечатление - как от фильма "Я шагаю по Москве": ни о чём история без характеров и без образов, но до того мило, так и хочется улыбнуться. Такого рода лирические вещи стали редко попадаться мне на глаза. И это печально. Да и этот автор до уровня лирической прозы не дотянул, надо признаться. К тому же не понравилось обилие сиюминутных клише. "Сталинский дом", например. Это я как должен понимать? Дом Сталина? Частное его владение или государственные апартаменты? Или здание постройки эпохи сталинизма? И беспричинные перебои ритмики лично мне мешают при чтении. В результате задуманный, как лёгкий, изящный, рассказ деревенеет и местами пробуксовывает. А в целом, все равно спасибо автору за светлую. грусть.

283994  2008-09-24 14:32:53 Ия - Сталинские , хрущевские - это для москвича обычные определения недвижимости. Не хотела развивать тему рассказа, т.к. побоялась задеть некоторых авторов. Просто я встречала и знаю подобных "небожителей", не все они красиво закончили свой земной путь, поэтому некоторые эмоциональные нотки мне показались очень узнаваемыми. Автор умело избежал какой-либо четкой оценки событий и отношений.

284104  2008-10-01 15:32:41 Вальдемар Пуппе для Валерия Куклина - Здравствуйте уважаемый Валерий! По вашему совету я позвонил в книжный каталог и мне обещали выслать вашу книгу "Истинная власть". Но у меня еще один вопрос. У вас юбилей и я тоже присоединяюсь к поздравлениям. Еще я прочел, что вас в вашем родном Джамбуле преследовали за поддержку Сальвадора Альенде и вы три раза сидели в тюрьме. Я так понял, что один раз за Сальвадора Альенде. Другой раз за М. Булгакова, а вот третий раз за что? Расскажите, пожалуйста, если это можно. Или об этом уже написано в одной из ваших книг? С уважением В. Пуппе.

284128  2008-10-03 11:53:53 Л.Лилиомфи - Несколько слов о рассказе / Содержание банальное: интрижкат на стороне. Встретились, покуковали да разбежались. Дело житейское, чего там толковать? Автора вроде нет. Никаких оценок, дескать, читатель сегодня считает за низкое, когда его нагружают проповедями, что хорошо, что плохо. Всё так, но это рассказ не человека, сочувствующего своим героям, а дневник натуралиста, наблюдающего за особенностями поведения двух птиц некоей породы. И помечающего: сошлись, курлыкают, надоели друг другу. Особенности поведения самца - самовлюблённый фазан, иногда пушит перья. Но в целом - ничего особенного. Печально это, господин сочинитель. И не надо серьёзно относиться к дежурным похвалам. Это ВЕЖЛИВОСТЬ РАВНОДУШИЯ.

284131  2008-10-03 12:43:34 В. Эйснер - Лазарю Лисинкеру-Лилиомфи. Прочитал сей Ваш постинг и сразу же прочитал рассказ ещё раз. Вы во многом правы. Написано толково, но позиции автора не чувствуется, он как будто за пыльным стеклом. (Это, впрочем, мода такая). К сожалению, я уже, по первому впечатлению, голосовал "за" , а теперь жалкую что поспешил. Перетакивать не буду. Просто надо ответственней быть в постингах (это я про себя) и читать не только сердцем, но и головой. Спасибо Вам великое за трезвый и профессиональный взгляд. Рад у Вас поучиться, В. Э.

285188  2008-12-24 19:08:33 Александр Иванов - ЧТО ПЕЧАЛИТ ЛИЛИОМФИ? Прочитал ╚монументальный╩ отзыв Л. Лилиомфи о рассказе Григорьева. Первый вопрос: о чем идет речь? О рассказе? О его недостатках? Да, нет! О чем же? О том, как легко, ничего не объясняя, излить свое негативное мнение. И чем оно негативнее, тем меньше требуется оснований для его подтверждения. Но, справедливо ли так говорить? Ведь и положительные отзывы не всегда содержат какие-либо ╚доказательства╩. Просто кто-то прочел и высказал своё мнение. Чем же Лилиомфи хуже? Да ничем он не хуже! Он лучше! Он умеет говорить не только от себя лично, но и ╚от имени народа╩. Что это за новый ╚ЦК КПСС╩?! Почему он присваивает себе право на ╚истину╩, объявляя все положительные отзывы ╚дежурной похвалой╩? Жаль, что я не прочел рассказ раньше и не дал своей положительной оценки, вот тогда бы я ответил с удовольствием по поводу ╚ДЕЖУРНОЙ ПОХВАЛЫ╩ и ╚ВЕЖЛИВОСТИ РАВНОДУШИЯ╩. Последнее словосочетание просто загадка! Какие ещё качества есть у ╚РАВНОДУШИЯ╩ кроме ╚ВЕЖЛИВОСТИ╩? Это знает только Лилиомфи. Может быть, есть и ╚ДЕЖУРНОСТЬ ПОХВАЛЬНОСТИ ВЕЖЛИВОСТИ РАВНОДУШИЯ╩? И все же, и все же давайте представим Представим, что Лилиомфи - нормальный живой человек, с которым случилась что-то ╚банальное╩ ╚интрижка на стороне╩, или просто влюбленность, неведомое раньше острое чувство быть счастливым только с ней, и ни с кем больше! И он ухаживает, страдает, жаждет взаимности, отчаивается, воспламеняется, теряет веру в себя и обретает вновь - и вот, наконец, он пьет этот напиток счастья, опьяняется ее молодостью и красотой, и кажется ему, что так будет вечно, вечно И все же наступает минута, когда он произносит прощальные слова. В его душе смятение, боль, раскаяние и желание вернуть то, что невозможно вернуть никогда. И тут, кто-то говорит о нем примерно следующее: ╚Встретились, покуковали да разбежались. Сошлись, курлыкают, надоели друг другу. Дело житейское, чего там толковать?╩ Что ответит на это Лилиомфи? Надеюсь, что услышав ответ, никто не скажет: ╚Печально это, Лилиомфи╩

285209  2008-12-26 07:07:05 Л.Лилиомфи - - ПРОЧЁЛ. МЫ НЕ СОВПАДАЕМ. А.И. / Вы слишком близко к сердцу принимаете ТЕКСТЫ. Так мне кажется. Я со свои отзывом в меньшинстве. Около 9 человек высказались за рассказ, нас двое с В.Э. - не в восторге. Вы - с большинством. Так чего же Вам волноваться? Казалось бы. Я уважаю Ваше право восторгаться. Но Вы же не хотите, чтобы я, подсчитав количество "за", наступив на горла собств. мнению, - присоединился. Так что, пусть всё идёт своим чередом. Но вот В.Э., прочитав более внимательно рассказ, усомнился в своём первоначальном оптимизме. Прочтите внимательней первые жизнерадостные отзывы на рассказ. Удачи Вам. / Н-ск, 26 дек 2008 /

285210  2008-12-26 07:19:23 Л.Лилиомфи - А.И. / Могу только привести копию высказыванию по этому поводу читателя В.Э. : ------- Прочитал сей Ваш постинг и сразу же прочитал рассказ ещё раз. Вы во многом правы. Написано толково, но позиции автора не чувствуется, он как будто за пыльным стеклом. (Это, впрочем, мода такая). К сожалению, я уже, по первому впечатлению, голосовал "за" , а теперь жалкую что поспешил. Перетакивать не буду. Просто надо ответственней быть в постингах (это я про себя) и читать не только сердцем, но и головой. Спасибо Вам ... за трезвый ... взгляд. .... В. Э. ---------- Тут нечего прибавить. / Н - ск, 26 дек 2008 /

285211  2008-12-26 09:49:23 Ия - Я тоже высказалась осторожно по поводу содержания рассказа, хотя и отметила, что написан он превосходно. Удивительным образом встретились две работы, данный рассказ и статья А.Казовского о семье. Мне показалось, что дисскусия должна быть между этими двумя авторами. Ведь тема любви и гражданского брака в данном случае рассматривается с двух диаметрально противоположных сторон. Есть такая цыганская песня, в ней такие слова:"....а на туфельку наступишь - туфли новые мне купишь, а за талию возьмешь - под венец со мной пойдешь..." . Это шутка, но и в ней заложен исторический человеческий опыт, традиции, табу, наконец. Образ девушки намеренно дан только с внешней стороны, автор не попытался ее узнать, как личность. Зато в оправдание себе поведал нам и про папу, и про маму девушки, но с насмешкой. Это меня и толкнуло об этом написать. Сюда можно было бы пригласить и автора "Что-то там про любовь к ангелу". А этот рассказ из разряда "все на продажу", даже следователь постеснялся и вернул письма герою. Все работы перекликаются удивительным образом. Наверное, редактор постарался. Вопрос одной работы находит ответ в другой. И без обид, пожалуйста. Вы пишите, а мы читаем и понимаем так, как видим. Все-таки люди, до нас жившие, были разумные и придерживались ТАБУ.

Copyright (c) "Русский переплет"