Дебют
28.III.2007

ИНОЕ

1.

Когда ему это всё впервые приснилось, он так ничего и не понял. Сны ему не снились давно, с самого детства. А тут, вдруг, и такое?! Через неделю сон повторился. Михеев не обратил на это внимание. Но когда сон стал являться почти каждую ночь и без изменений, Михеев решил пойти к "бабке", тёте Лиде. Вообще-то он бабкам не верил, но тётю Лиду знал сызмальства. Лет семнадцать назад, она вылечила Кольку (младшего брата) от заикания. Заставила пацана съесть горсть зелёных жёлудей и выпить за раз кружку заговорённой воды, и, что удивительно, действительно помогло. Николай сейчас в Питере, артистом в театре. Гнала ещё она самогон высочайшего качества, чему и обязана своей популярностью среди мужиков.

Немного посомневавшись, к вечеру, управившись по хозяйству, Михеев все-таки пошёл к соседке.

-         Здоров, тёть Лида, банджубас, ёсть, - весело крикнул Михеев с порога, отряхивая

тулуп от снежинок.

-         А, Петруша, проходи. Чего это ты вдруг за водкой на ночь, глядя, чё, выходной завтра?

Лидия Васильевна выглядела молодо, не по годам. Дважды была за мужем. Из-за её красоты, следы которой ещё можно было рассмотреть на старческом, но всегда напудренном лице, по деревне ходили разные слухи. Сколько ей лет Михеев не знал. Говорили она с его дедом в девках бегала, кто знает, может и правда. Спросить её об этом он не решался, не потому что боялся её колдовства. Хотя, стоит таки признать, что факты то были. Бабки шушукались, будто Лукерчиха как-то, вспомнив былые обиды связанные с ветхой молодостью, они с Лидой когда-то, лет этак сорок тому назад, мужика не поделили, назвала Лидию Васильевну, простите - сучкой, и если верить слухам, то, после этого, так и померла бедолага вскоре, на восьмом десятке, не с того не с сего. Так что, Михеев, помня и об этом случае, просто не хотел воротить былое. Воспоминания там разные тоже не любил, и поэтому подробностями жизни предков не интересовался.

Хозяйка смотрела на соседа в ожидании ответа. Она была не из болтливых, но всегда приветлива и умела выслушать. Пётр тоже языком не болел, но сейчас надо было что-то говорить, а то как-то смешно получалось. Быть смешным Михеев не любил.

-     Дело у меня к тебе, личное. По твоему профилю, так сказать, поможешь?

-     Садись, Петруша, чем могу, тем постараюсь. Чего там у тебя? - старуха положила на стол полотенце и внимательно посмотрела на Михеева, который сел на крашеной скамье возле двери, и как бы не старался скрыть своё замешательство, выглядел озабоченным, даже прохворавшим. Беседа завязывалась странно:

-     Слушай, ты во снах чё понимаешь?

-     Что в них понимать, сынок, пустое это всё. Ты никак приболел что ли, чайку налить?

-     Дай лучше водки - Михеев, было, чуть не выругался, но вместо этого сплюнул на пол.

-     Ты же вроде не употребляешь, случилось что? - проявила заботу хозяйка. Гость, выдержав долгую паузу, его волнение становилось всё заметнее, всё-таки начал:

-     Да шут его знает, как-то не того мне в последние дни, и дрянь всякая снится. Может, кто сглазил? Снится мне ерунда всякая. Вот уже как неделю, вижу один и тот же сон. Является мне во сне баба, ну женщина, вроде артистка какая. Протягивает мне через прилавок руку и говорит: Бросай всё, мужчина, иди за мной покажу кое-что. Ну, во мне все просыпается, я беру её за руку и иду. А идём мы по какому-то старому, старому городу, как в кино показывают. Вокруг магазины разные, я смотрю на них, думаю, может куплю чего, а там только пустые витрины и мыши бегают. Я зачем-то за ними гонюсь, но вижу, что в углах норы, и из этих нор доносятся жуткие крики. И понимаю я: там людей мучают, а это вроде как ад. Подводит она, эта артистка, меня к одному такому магазину и уже не вижу я её, но только голос слышу, сладкий такой: полезай в квартирку, я тебе спинку потру... и так нежно по спине рукой своей проводит... Здесь я просыпаюсь.

-     Часто снится? - интонацией и всем своим видом старуха показывала явную несерьёзность проблемы.

-     С неделю, говорю же тебе. К чему бы это? - успокаиваясь, всё же поинтересовался сосед.

-     Не знаю, Петя, не знаю. - Бабка явно не хотела говорить на эту тему, Михеев это понял.

-     Ты знаешь что, Петруша, сходи-ка лучше в церковь, причастись, исповедайся, свечку поставь, авось попустит, - прощебетала Васильевна, чтобы не показаться невежливой.

-     Некрещеный я вроде, да и не верю во всю эту ерунду. - Он было, уже собрался уйти, но зачем-то остановился:

-     Я, когда мы пацана моего крестили, стошнило меня там. Я на воздух вышел, возле церкви решил постоять, перекурить. Подошёл ко мне дедок один из ихних, думал сейчас погонит за ограду, а он нет, протянул мне эту, ну, Евангелию, и говорит: чего в храм не идёшь, грешный?, а я смотрю на него и думаю, знал бы ты дедуля-святой, как я с вашим батюшкой, ещё когда язвы у меня не было, водку жрал на ферме, и как мы доярку одну на двоих делили, так не заикался бы про грех. Не верю я во всё это, и другим не советую.

-     Но ко мне тогда зачем пришёл, если не веришь? - Тётя Лида стояла возле печи, спиной к гостю, и смотрела через отражение в окне на нервничающего соседа. Заметив её взгляд, Пётр уже, прямо-таки, пожалел о своём визите.

-     Ладно, схожу как-нибудь. Только ты это, не говори не кому. А то ведь высмеют. Им только повод дай. Водку ты мне все же продай.

-     Сколько тебе, бутылка есть?

-     Давай полтораху, в свою. Кум завтра ко мне придёт, телевизор новый обмоем.

Про кума он приврал. И, перейдя через темную, уваленную ранним снегом улицу, гневно сплюнул через плечо. Стало ему как-то даже стыдно за себя. В церковь Михеев конечно не пошёл. С того случая прошло около года, сон этот больше не повторялся.

2.

Вставал Петр рано и без будильника в одно и тоже время. По-утреннему раздражаясь, одевался, тихо, почти-то про себя ругался матом и проклинал все, что попадалось на его сонные глаза. Летом все-таки бывало легче, но зимой эти долгие часы до рассвета, раздражали Михеева, да так, что он буквально выходил из себя. Уже год, как он поделился надвое, нет, он не страдал раздвоением личности. Просто, неожиданно вдруг, он понял, что внутри него спокойно и даже полюбовно уживается два абсолютно разных Михеева. Значения он этому не придавал, это было бы похоже на помешательство, а здоров он был, как бык. В общем, жил в нем ещё кто-то, такой же, как он, с кем подобное не происходит? Так вот, в эти мгновения бешенства, он путался, что даже не замечал, где он, а где тот, иной Михеев, которого звала во сне таинственная незнакомка. Это иногда даже превращалось в проблему. За всеми своими гадкими поступками он всегда ощущал кого-то другого, но не себя. Стоило вчера днем прийти соседу и попросить взаймы, как он тут же решил помочь товарищу. Но вслух произнес нечто другое, что вообще не собирался говорить. Одним словом отказал Михеев. Хотя деньги были, и помочь он собирался, и даже как-то сам предлагал обратиться к нему в случае нужды, но все равно отказал. И было уже собрался дать этот несчастный полтинник, но прямо в сей самый момент, кто-то другой, не он, возьми и скажи соседу, да так грубо, правда потом извинился, прости мол, нет денег, сам в долгах как в шелках, вот если бы вот вчера пришел, то, может быть, и получилось бы выручить. Вспомнил здесь не цензурным словом и тех, кто страну угробил, и пожалился на жизнь нищенскую, ну и всё в таком же роде. Сосед поверил, не обиделся, а Михеев, немного подумав, решил, что поступил он все-таки правильно, полтинник он тоже на дороге не валяется. Правды ради, стоит сказать, что на душе было гадко, но длилось это не долго.

Но было и другое. Жил Михеев не бедно: дом большой и кирпичный, во дворе флигель, гараж, в гараже - "Жигули" новенькая, асфальт кругом, газ. В сараях свиньи хрюкают, не один десяток, ещё корова, бычки, птица... Управлялся по хозяйству сам, за бутылку не нанимал, не потому что экономил или не доверял, а так, как он сам выражался: из принципа. Суть этого принципа не была известна никому, даже самому Михееву и относилась к загадкам русской души с коей он себя единил. Но людям-соседям это нравилось, всяк почитал его за своего и рад был дружбе с ним. И прожил бы он долгие лета холостым, если бы не получил в один дождливый февральский вторник почтовый серый конверт с двумя голубыми марками и с письмом написанным женским подчерком: "так-то и так Михеев, если помнишь ты прошлое лето и жаркий кавказский курорт, и если ты не такая сволочь как о тебе говорят, то приедь и посмотри на своего сыночка, а больше я тебя не о чем не прошу. Катя С."

Вспомнил он все и сразу: и колхозный автобус, что возил их на море на трое суток; и предусмотрительно, за неделю до этого сваренный самогон, чтобы на водку не тратиться. Но больше - ничего вспомнить не смог. Посмотрел на адрес отправителя и удивился, письмо было отправлено из его же станицы. Казалось бы, брось конверт в печку и забудь, так нет, опять кто-то другой, не он, завел машину, съездил в сельсовет; уточнил дату рождения ребенка; счел факт зачатия вероятным и забрал Катю С. вместе с дитем к себе; правда, брак не оформил. Жену он, конечно, не любил, но жил честно, по бабам не бегал. И вопреки человеческому злословию, знакомые все-таки почитали его за человека порядочного.

Но вчера с самого утра почувствовал Михеев в себе что-то иное, не то. Не стал он будить Катьку, требовать чаю. Не ударил он ногой рыжего кота, неизвестно какими путями проникающего в дом, когда все двери заперты от него же, специально. Не материл поросят из-за перевернутой кормушки и растоптанного зерна. Даже не завтракал. Тихо и спокойно, думая о странном сне, бросил он в багажник жигуленка разделанную тушку стовосьмидесятикилограммового кабанчика, прогрел машину и поехал в город на базар. Когда выезжал со двора, бросилась ему в глаза луна, большая, яркая, и кто-то прошептал внутри него: " а может действительно все бросить?"

3.

Торговал Михеев мясом. Когда своих свиней бил, но большей частью покупал у других, смолил, разделывал и продавал. В результате получалось не плохо: бывало до семи сотен за день, а если хороший бычок попадался, то и до полторы тысячи доходило. В те года, таких как он "предпринимателей" в мясном павильоне было много, почти все. Своеобразная каста. Торговали под чужими фамилиями, чтобы не платить налоги и это их объединяло. Но во всем остальном конкуренция диктовала свои условия. Самое главное - первым пройти санпроверку мяса и раньше других войти в торговый зал. Раньше начать торговлю, больше продать, больше заработать. Здесь Михеев преуспевал. Каждый месяц он носил в лабораторию, в администрацию рынка "магарычи", поэтому проходил везде без очереди, мясо у него не браковали, проверочные комиссии к нему не подходили. Начальство рынка отмечало его как человека благодарного и шло на всякие уступки. И как говорили люди, хотя и с завистью: "Михеев - человек дела".

Но вчера с самого утра почувствовал Михеев в себе что-то иное, не то. Подъехал он к рынку в половине пятого и занял очередь в длинной веренице машин. Многие его даже не узнали, еще бы, Михеев и в очереди?! Зашел он в павильон одним из последних. Разложил рубленое мясо на прилавок и посмотрел на все каким-то странным, не свойственным ему, взглядом. Перед новогодними праздниками торговля идет великолепно, мясо стоит дорого, покупают хорошо и много, и, главное - все довольны. Покупатели, в порыве предпраздничного азарта, не жалеют денег, продавцы, ощущая хороший барыш, улыбаются, желают счастья. Возле прилавков суета и давка, банальные шутки; только у Михеева ничего не происходит.

К концу дня Михеев ничего не продал. Соседи со злорадством шептались между собой, кивая в его сторону. А он казалось, не замечал этого, думал. Павильон заметно пустел, особо неудачливые допродовывали последние куски. Кто поуспешнее уже собирался домой, унося в сумках потраченный заработок. А Михеев так и стоял возле своего полного прилавка, пока не подошла к нему красивая женщина тридцати лет.

-         Ну что, хозяин, продаете мясо?

Её нежный, бархатный голос разбудил Михеева, вернул к реальности. Смотрел он на неё, словно только проснулся, и понять ничего не мог.

-         Продаю потихоньку...

Городских Михеев не любил, за их белые руки, чистую обувь, пренебрежительный взгляд. Эта была из таких: стройная, в песцовой шубе. Но смотрела она не так. Те тебя не замечают, словно ты стекло, эта же, напротив, будто душу сверлила своими синими глазами.

-         И какая же цена?

-         Разная - от тридцати до пятидесяти.

Михеев начинал приходить в себя, понимал, что конец рынка, мясо необходимо продать, а эта, судя по всему, клиент серьёзный, меньше трёх кило не возьмёт.

-         Берите женщина, свежина, утром колол, свинка молодая. Вот, смотрите, задочки хорошие, антрекотик без кости, лопаточка на пельменьки мужу. Берите, цена прекрасная, выручайте колхозника.

- Я возьму, - она немного помолчала, будто высчитывала что-то и затем добавила:

- всё возьму. Посчитайте, сколько это выйдет по деньгам?

Такого поворота событий Михеев не ожидал. Не ожидал такого выхода и сосед Михеева по прилавку, зоотехник Тепикин. Петр посмотрел на своего коллегу, словно ожидая какой-то помощи. И вдруг, сам того не желая, весело спросил:

-         А что Васёк, как называются люди, которые мясо не едят?

-         Хрен его знает, вегетарианцы, по-моему. Ты чего чудишь, укатывай тётку, это же вариант. - Почти шепотом ответил зоотехник

. То, что это вариант, Михеев и сам видел. Не сводя глаз с продавца, красивая покупательница стояла напротив прилавка, держа в руках кожаный с золотыми застёжками, дамский кошелёк. А душу колхозника терзали смутные сомнения. Конечно, случалось, чтобы мясо брали оптом. Но это были совсем другие люди, такие же, как он, спекулянты, владельцы небольших шашлычных на трассе Ростов - Баку, и, как правило, - армяне. Продавать им было не выгодно, торгуются, на весах обмануть могут. С такими Михеев не связывался. Что же вот это, за такое странное предложение он понять не мог, и, следовательно, волновался. Клиентка буквально продолжала пожирать Михеева своими большими синими глазами.

-         Долго ли мне ждать вашего решения, м у -ж ч и -н а ?

Последнее слово она пропела по слогам, почти с издёвкой в голосе. Такого обращения Михеев не любил и поэтому очень даже резко ответил:

-         Шестьдесят за кило!!!

-         Вы же только что сказали от тридцати до пятидесяти?

-         Я передумал, конец рынка, мяса больше нет. Хотите, берите, хотите, нет. Ваше дело - он сплюнул на пол, он всегда это делал когда волновался.

Павильон действительно был пуст. Выходка Михеева видимо красивую женщину не смутила и она, мило улыбнувшись, кокетливо моргнула тому правым глазом.

-         Хорошо. Взвешивайте.

Здесь Михеев растерялся, в голове отдавало повышенное сердцебиение.

-         Как? На весы же все не поместится.

Та гневно сверкнула взглядом:

-         Так придумайте, что ни будь, или может мне этим заняться?

Вдруг Михееву стало страшно и одновременно стыдно от собственного страха. Ему захотелось всё бросить и убежать, куда ни будь, или даже ещё лучше, уснуть. Но кошмар только начинался. Прилавок был завален непроданным мясом, напротив стояла странная покупательница, голова не соображала. С открытого входа веяло холодом. Торговый зал был пуст. В ушах парадным маршем барабанило сердце. Руки задрожали, и от этого стало стыдно втройне. В горле пересохло, но пить не хотелось. Казалось, время остановилось. Мясник не выдержал такого переживания и сдался:

-         Простите, я не буду вам ничего продавать, я вас боюсь. Уходите.

Он сказал это тихим, хриплым и уставшим голосом.

-         Что с вами, вы больны?

Она смеялась. Михеев молчал. Она же не успокаивалась:

- Похмелье? Ну-ка, посмотрите на меня, колхозничек.

Михеев искал оправдание своему странному поведению. Скорее всего, она аферистка и деньги у неё фальшивые - придумало его взбунтовавшееся воображение. Точно, и шуба искусственная, как же я сразу не догадался! На секунду Петя воспрял духом и сам не заметил, как рука его потянулась через прилавок, проверить подлинность шубы.

-         О-го! Вы это к чему?

Женщина засмеялась ещё громче, на весь павильон разлетелось эхо её нежного голоса.

-         Простите, я не за тем...

-         Короче, я даю вам четыре тысячи, хватит?

-         Сколько?!?

-         Пять тысяч! И по рукам, как говорится.

-         !?!?!?

Тот Михеев, который намедни отказал в полтиннике соседу, моментально пришел в себя. Это получалось вдвое больше, чем можно было бы выручить за такого кабана. Просто мечты сбывались какие-то. Да, да, мечты. Долгими хмурыми днями, когда нет торговли, он мечтал именно об этом. Вот так вот, лихо, продать всем на зависть всего кабана и зайти в ресторан с такой вот красоткой, пожить хоть день по-людски, как другие живут... Но так не бывает!? Подсказывали прожитые им года. Сознание боролось с действительностью. На лбу Михеева выступили крупные капли пота. Бедняга еле держался на ногах.

Голос почти пропал.

-         Зачем вам столько мяса?....У вас настоящие деньги?

Он понимал, что говорил лишнее, и от этого становилось всё страшнее.

- Убедитесь, сами и посчитайте.

Она протянула пачку банкнот. Увидев купюры Михеев, чуть не упал в обморок, ему казалось, что он стал что-то понимать. Ещё с утра он почувствовал в себе это, иное, не то. И вот сейчас это иное покидало его. Он смотрел на незнакомку и о чем-то догадывался. На волю рвался другой Михеев, он мог бы отдать её деньги, извиниться, но и это было не то. А то, ИНОЕ, бесследно исчезало. Он вспомнил свой сон, вспомнил эту женщину, удивился, почему не узнал её сразу. Вспомнил детство, пьяного отца, похороны матери. Вспомнил присягу в армии, и как били его тупые якуты в казарме. Вспомнил как Светка, единственная кого он любил, вышла замуж за другого, уехала с ним в Краснодар. Вспомнил запах зелёных яблок и любимый аромат сентябрьского луга. Вспомнил, как любил плавать в ночи в теплом, туманном озере. Многое вспомнил... Он держал деньги в руках и смотрел на лежавшее на прилавке мясо. По небритым щекам текли слёзы. Это произошло. Она уходила, и уже ничего нельзя было изменить. Страшный сон вновь прояснился в сознании. Старый город. ОНА, в такой же шубе. Магазины. Мышиные норы. Крики мучаемых людей и голос, такой нежный: полезай в квартирку, там тебе спинку потрут. И вот он уже кричит во сне: но почему же я, за что меня? Не за что, просто так - отвечают черти нежными голосами. А рай, то есть, Бог есть? - спрашивает Михеев. Нет, конечно, нет! - напевают бесы. А может, вы отпустите меня, - умоляет Михеев. Пришло твое время, голубчик, не как не можем, - радуются мучители. Ещё что-то вспомнил, но не захотел себе в этом признаться. Всему приходит завершение. Павильон наполнялся уборщицами. Мясо лежало на столе. Пять тысяч были в руках. Женщина в шубе исчезла.

К вечеру пьяный Михеев вернулся домой, избил Катерину, испугал ребёнка и выкинул в окно совсем новый, недавно купленный телевизор. Затем сходил к тёте Лиде и потребовал, чтобы она продала ему четверть самогона за пять тысяч, но та согласилась только на три. Михеев этого уже не помнил. Он ходил по тёмным деревенским улицам и угощал бездомных собак проданным мясом. Под утро, ещё раз отхлебнув "с горла" крепкого самогона, он, сидя под покосившимся забором, уснул, и перед затяжным зимним рассветом умер.

Люди говорили: замерз - от этого никто не застрахован.

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

272857  2007-04-10 22:24:15 В. Эйснер - Уважаемый Даниил! Давно не читал я таких глубоких, психологически верных текстов. И Вам спасибо, и В. Никитину спасибо, что поместил. Желаю дальнейших успехов. Я - за.

275486  2007-07-03 23:56:40 В. Эйснер - Уважаемый Даниил! "Конец Сезона" - образец великолепной психологической прозы. Произведение горячего душой и сердцем человека. Как-то не верится, что столь сильная вешь сделана дебютантом Ведь это всего второй размещённая в РП Ваш рассказ, если не ошибаюсь? Мне уже тогда, в апреле, очень глянулся ваш рассказ "Иное" и рад видеть, что Вы создали ещё более сильную вещь, чем первая. Первая мысль была как в детстве: "Что, уже конец Жаль..." И жаль, что наши переплётовцы не прочитали. Но "Иное" набрал хороший рейтинг. Надеюсь, и "Конец сезона" тоже не останется незамеченным читателем.

Copyright (c) "Русский переплет"