Проголосуйте за это произведение |
Поэзия
07.V.2007
ПОЭТ И ДЖИН. О ЛЮБВИ
Басня
В луче предзакатного света во мгле
Дрожал силуэт на холодной скале
То к Джину за собственной тенью вослед
Входил Насреддин, острослов и поэт.
Брат бедных людей и гроза богачей,
Он был не доволен порядком вещей:
Он к правде взывает, он баев клеймит,
А в юрте один одинешенек спит.
Средь белого дня на базаре большом,
Конечно, его угостят лавашом,
Но нет никого, кто, храня его дом,
Усталые ноги омоет потом,
Кто, радостно встретив, постель развернет
И жарким, волнующим телом прильнет.
Итак - о любви заскучал Насреддин,
И к скалам пришел, где живет его Джин.
А Джин - тут как тут: "Чем, приятель, помочь?
Быть может, тебе опостылела ночь,
Когда до утра, сам себе господин,
Ты пишешь стихи и томишься один?
Бери Гюльсару, что нежна, как цветок,
Ведь лик ее лунный не скроет платок,
И руки ее, словно крылья, легки.
Тут жизнь позабудешь, не то что стихи!"
Скрывая ухмылочку, Джин замолчал.
Услышав его, Насреддин заскучал,
Подумав о том, как коварный султан
Отряд своих слуг подошлет в его стан
И что неминуемо грянет беда,
(Чего он себе не простит никогда),
И что Гюльсара, этот нежный цветок,
Погибнет в потоке, что дик и жесток.
Тут первым нарушил молчание Джин:
"Ханом, дать жену, или будешь один?"
Поправив чалму, обойдя ишака,
Сказал Насреддин:
"Нет, приятель, пока
Про баев я едкие песни пою,
Нельзя мне иметь ни жену, ни семью.
Захватят жену и растопчут детей.
Не жду я добра от подобных затей.
Я выбрал свой путь!!!"
- прокричал Насреддин
И, сев на осла, в путь пустился один.
Взглянул на него ошарашенный Джин,
Вздохнул глубоко и забрался в кувшин.
Проголосуйте за это произведение |
И пусть не смущает тень бродящего здесь по ночам неприкаянного Yuli. Хотя и сам интернет опасен для творчества - "Тут жизнь позабудешь, не то что стихи!" Дорогая Марина, спасибо за поэзию. С Праздником!
|
|
Сюжет, кстати, классический, встречается практически во всех сказках мира, перекликается с рядом сюжетов из 1001 ночь и у Орбелиани. В мировой прозе тоже широко распространен. Но, ввиду гуманистиснеской сущности своей, сюжет сей никогда не устаревает. Название рыхлое. В Насреддине Марины не виден поэт, да и образ великого насмешника в фольклоре Азии не представляется таковым. Акыном мог быть Алдар Косе (бродяга. вор, нахлебник и одновременно проповедник праведности), но не Насреддин (всегда либо молла, либо ходжа, то есть человек, хоть и нищий, но ученый). Автор сама понимает это, потому делает двойное название, но второе - самое нелепое для данного стихотворения - О любви. То есть стихотворение это якобы о том, о чем в данном произведении вообще не идет речи. Джин невесть за какие заслуги предлагает Насреддину вещь для услады его чресел и одновременно рабыню, готовую работать на него в поте лица своего, а испугавшийся ответственности за семью Насреддин отказывается от навязываемого ему подарка. Именно после этого возникает последнее двустишие, которое и подводит психологически точную черту под произведением. О качестве стиха..."В луче предзакатного света во мгле" - это нелепость с точки зрения как метерологии, так и поэтического образа, особенно если учесть, что данной строчкой открывается стихотворение, а потому являться должно прообразом всего последующего действия. Мгла - образ слишком сильный своей вялостью, требующтий размытости образов и текста, но далее идет столь откровенная четкость характеров и положений, что мгла перестает нести свою звуковую, смысловую и поэтическую функцию. Луч предзакатного света может либо проникать сквозь какую-то щель, либо растекаться от горизонта, но ни в коем случае не существовать сам по себе да еще по мгле. Фраза "Средь белого дня на базаре большом, Конечно, его угостят лавашом" - переносит Насреддина на Кавказ, то есть в Азербайджан, где по сию пору живы предания о молле. Между тем, в русском сознании, благодаря книгам Соловбьева и фильмам о насмешнике, прочно укоренилоось среднеазиатское происхожднние "веселого мудреца", а потому он признан в русском самосознании скорее ходжой, чем моллой, и есть вкушать лаваш не может. Самым распространенным в фольклоре блюдом Насреддигна следцует признать шашлык. Потом плов, потом чай с урюком, потом пресную лепешку, дыню и так далее. То есть я бы мог посоветовать Марине написать "угостят шашлыком", который едят и в Средней Азии, и на Кавказе. Фраза "Усталые ноги омоет потом" выглядит несколько нелепо, ибо может быть прочитана и как попытка использовать чей-то пот для мытья ног Насреддина. Это замечание может показаться нарочитым, но, тем не менее, оно касается очень характерных погрешностей в стихотворениях последних лет: постоянное использование двухсмысловых слов в качестве ударных - есть свидетельство ленности автора, попытка его уйти от разрешения чисто ремесленных задач, без которых случаются и пятиколесные экипажи с трехугольными колесами. "И что Гюльсара, этот нежный цветок, Погибнет в потоке, что дик и жесток" - это и вовсе моветон. Какой поток? Водный? Или образный поток дикой орды? Ответов масса. А потому не поэтический образ, а словесная шелуха. Слова же о том, что "Подумав о том, как коварный султан Отряд своих слуг подошлет в его стан" - кажутся мне верхом непрофессионализма. Какой может быть стан у бродяги Насреддина? стан - понятие кочевое-воинское либо части девичьего тела. То есть очень хорошо задуманное и неглупое стихотворение Марины Ершовой следует признать лишь заготовкой настоящей басни. Очень талантливая женщина, купившись на расточаемые ей легковесные и безответственные похвалы, просто поспешила выставить сырой материал. И хорошо, что первым об этом сказал я, а не Юлий Борисович, который попытался бы Марину за эти и ряд других мелких промахов обозвать и оскорбить. Валерий
|
Поэт и Джин. О Боге и смерти И в Небе свои предводители есть. Решают они: как нам жить, что нам есть. Вот час наступил, и о Джине Аллах Вдруг вспомнил. На встречу на небесах Понесся наш Джин, свой халат подобрав, И ветром высокие травы обдав. К Аллаху спеша, не забудьте друзей! Не стоит Аллах, чтобы мчаться скорей! ╚Помедли!╩ - ему Насреддин закричал. ╚Спеша, ты халат свой, ханом, потерял!╩ Его не услышал взволнованный Джин. В почтенье к Аллаху он жил до седин. Вздыхая, на облако к Богу как раз Взлетел он, и странный услышал рассказ: ╚Ты что суетишься?╩ - промолвил Аллах И в жилах у Джина освоился страх. ╚Султан мне сказал, что твой друг и поэт Про трон его - злобный читает памфлет. Свой нос всюду тычет, смущает народ, Про баев охальные песни поет. Куда же ты смотришь? Дойдет до того, Что станет хулить он меня самого! Я принял решенье не будем мудрить, Тебе Насреддина велю я убить!╩ Вдруг рухнуло Небо на землю у скал: Бледней мертвеца Джин пред Богом стоял. Ни слова не выдав Аллаху в ответ, Он спрыгнул на землю исполнить завет. И вдруг Насреддин перед ним: тут как тут. На ослике едет и песню поет. К горячему сердцу прижата домбра И к скалам уносится песня Добра, Которое в душах людей все же есть! Его не убили ни зависть, ни лесть. Ни похоть, ни зло равнодушных людей, Ни слабость, ни сила вселенских идей. Поет Насреддин свою песню Добра, И звонко смеется любовь Гюльсара! Поет Насреддин и несчастный народ Счастливее с песней веселой живет! Поет Насреддин! Так красиво поет, Что кажется, песня вовек не умрет! Но Джин, он всего-то трусливый слуга, И медленно камень свалила нога С высокой скалы. Так погиб Насреддин, И верный, веселый ишак вместе с ним. Не знаю, почему редакторы не поставили эту песню вместе со второй. Может им показалась слабой концовка? Что касается Ваших замечаний, то они у меня откладываются, усваиваются, становятся богажом. Спасибо.
|
|
Знаете, Марина, давайте бросим друг другу говорить комплименты. Это пусть булатоокужопцы разливают елей друг перед другом. Наша с вами обязанность довести хотя бы одну вашу задумку до логического конца. Как я понял, продолжать работу над темой ╚Соловецкие острова╩ вы отказались. Путевые заметки по Италии превратились в серию комических и прочих зарисовок, не более того. Сейчас вы начали писать о Насреддине, которого видите совсем иным, нежели видел его узбекистанец Соловьев и актеры 1942 года. Ваше право. Но ваш Насреддин пока что не выглядит юношей, да еще откровенным геваристом. Вам необходимо придать ему облик такового. То есть написать следует целый цикл историй о Насреддине в стихах, которые могут, в конце концов, сложиться в единый калейдоскоп, могущий стать поэмой. Мне думается, что редакция РП рассуждала именно так, снимая ваш весьма сырой сюжет о гибели Насреддина. Вторая причина снятия текста заключается, мне думается, в том, что в пылу борьбы с традиционным образом Насреддина вы решили и Джину придать иные черты, нежели они были и остаются в сознании восточного люда. Джин слуга не Аллаха, а Дьявола, а также Ахримана, в крайнем случае Соломона, сына Давида (того самого еврея, что камнем из пращи убил гиганта Голиафа). То есть весь диалог Джина с Аллахом есть кощунство по отношению и к шиитам, и суннитам. Такого рода поступки тоже не признаются Липуновым, человеком верующим и относящимся к представителям всех конфессий с уважением. От себя ж скажу, что Насреддин бессмертен. Иначе какой он Насреддин? И сегодня на Востоке найдется немало истинных Насреддинов. Знаю такого Сергей Копылов, автор ряда басен и сказок в прозе, разоблачающих то же самое, что разоблачал Насреддин. И это третья причина, по которой не стоит печатать вашу третью псевдобасню о великом мудреце. Подумайте об этом всем и придите к решению: писать вам эту поэму или не писать? Издательство восточной литературы АН СССР в семидесятые годы выпустило книгу ╚12 Насреддинов╩, бакинское госкнижное издательство выпустило ╚Анекдоты об молле Насреддине╩ в 1963 году. Найдите их, прочитайте, проникнитесь духом народным и увидите, что Насреддин достоин поэмы. Почувствуете в себе силу садитесь работать. Тогда можно и поговорить о качестве стиха и о художественных достоинствах каждой истории. Валерий
|
Марина, не робейте! Гоните прочь самопровозглашенных Швейцаров. Берите пример с Поэтов, милостью Божьей. Поэт и Швейцар (басня) Дорога в Поэзию очень трудна Кому-то всевышний дает скакуна А кто-то до смерти влачится в пыли Не в силах свой прах оторвать от земли Проносятся мимо его ездоки Других через силу везут ишаки Один он идет с своей ношей пешком Великой любовью к искусству влеком Истлела от пота одежда на нем Но к цели идет он и ночью и днем Хоть с болью дается ему каждый шаг И в спину смеется ревнивый ишак. И вот он Поэзии видит дворец Хвала тебе он восклицает Творец Что дал мне награду за муки в пути Что б в этот дворец наконец-то войти. Но вдруг перед ним возникает Швейцар В богатом камзоле, надменен и стар И телом своим заградив ему путь Его принуждает с дороги свернуть - Как смеешь, -кричит он - являться сюда Ты жалкий бродяга, а тут господа. Ты их испугаешь своей наготой Таких не пускают сюда на постой! И путник услышав такие слова Рассудка тот час не лишился едва И тяжко вздохнув в путь пустился назад Как грешник у райских отвергнутый врат. Но вдруг распахнулись ворота за ним - Входи в наш чертог, не робей перед ним Кичится лишь тем он, что с нами знаком Мечтая пролезти в искусство бочком! Но мы не пускаем его во дворец А ты хоть и нищ, но такой же творец И мы проведем тебя вместе с собой А наглым Швейцаром стать может - любой.
|
|
Ну что Вы такое говорите, Марина?! Как вы могли такое подумать. Как я мог бы себе позволить хамские выходки в духе Андреева. В образе Швейцара я изобразил его. А в образе поэта, я изобразил тех, кого он оскорбляет. К образу я добавил свои личные переживания. А ваша басня, которая не совсем басня (см. рецензию В. Куклина) меня вдохновила на сей опус басенного типа. Мне кажется для басен мало лирического настроя, нужен драматический подход. Это другой жанр, хотя я не специалист. Антонине. ВЫ не правы. Дурака бесполезно бить по голове (физиономии). Просто когда конкуренция идет в одной нише, она самая жестокая и беспощадная. Я беспощаден, и действую адекватно.
|
Валерий Васильевич! И вы, и другие серьезные поэты, как М.Грозовский, мне говорят, чтобы я серьезно работала, углубляла и т.д. Но я - просто скоморох. Причем не шекспировский шут из "Короля Лира", а площадный скоморох, у которого удачные шутки через одну. Когда я работала учителем математики и выступала на конкурсе "Учитель года", главный математик Москвы, просмотрев мой урок стереометрии для 11 класса на компьютерах, воскликнул: "Марина, это же балаган какой-то!" И в нашем психологическом сообществе меня считают провокатором. Ну, не умею я быть профессионалом, хоть ты режь меня! Боюсь я их, профессионалов. А на Ислам и прочие религии я не покушаюсь. Мои персонажи: Насреддин ( ну, пусть, чтобы не смущать, он будет Джаник ), Джин и Бог - это я, мой один друг и еще один друг. Один сказал другому, чтобы тот меня пнул. Вот он и пнул. А я написала обо всей этой нашей компании. Все просто.
|
|
|
ПОЭТ И ДЖИН. О СМЕРТИ И в Небе свои предводители есть. Решают они: как нам жить, что нам есть. Вот час наступил, и о Джине Аллах Вдруг вспомнил. И Джин, позабыв о делах, Понесся к владыке, халат подобрав, И ветром высокие травы обдав. На встречу спешит, забывая друзей. " Не стоит Аллах этой прыти твоей! Помедли, ханом! - Насреддин закричал.- Торопишься так, что халат потерял!" Его не услышал взволнованный Джин. В услужливом рвенье дожив до седин, На ближнее облако, белый как мел, Взлетел он и грозного Бога узрел. "Ты что суетишься? - промолвил Аллах, И Джина вдруг бросило в холод и страх.- Султан мне сказал, что твой друг и поэт, Над властью смеясь, сочиняет памфлет. Свой нос всюду тычет, смущает народ, Про баев охальные песни поет. Куда же ты смотришь? Дойдет до того, Что станет хулить он меня самого! Я принял решенье - не будем мудрить: Тебе надлежит Насреддина убить. Покоя мне нет от него, стервеца!" Джин стал пред Богом бледней мертвеца. Ни слова не выдал Аллаху в ответ, И спрыгнул на землю исполнить завет. А где же виновник? Да вот же он, вот! На ослике едет и песню поет. Веселая песенка все-таки есть! Ее не убили ни зависть, ни лесть, Ни похоть, ни зло равнодушных людей, Ни слабость, ни сила вселенских идей. Но Джин, он всего лишь трусливый слуга, И медленно камень свалила нога С высокой скалы. И погиб Насреддин, И верный, надежный ишак вместе с ним. А песня осталась. Наш добрый народ Веселые песни доныне поет! И автора имя живет в наши дни, Поскольку Поэт, он Аллаху сродни!
|
|
Марина, если действительно ваше творчество - всего лишь шутейство, и желания работать над текстом у вас нет, то господин Андреев всегда будет прав. Ваша вторичная попытка убить Насреддина мне не по душе. Бог-Аллах в сознании народном - защитник нищих и обездоленных обществом эксплуатации человека человеком, последнее пристанище, суд высшей инстанции. Ваш же Аллах встал на сторону баев, султанов, ханов, президентов, царей, кулаков, фабрикантов и так дале. Он, словно Ельцин в 1993 году, чужими руками решил уничтожить дух народный. Песня, по-вашему, жить все равно останется? Без насреддиновой души не запоешь. Сие ваше стихотворение таким образом есть тоже гимн Ельцину, как и стихотворение Пригодича на смерть людоеда.
|
Юлий Борисович, вы так лихо рзбрасываетесь сетенциями, словно вы ветер, а рожденные вами мысли - воздух. Вам бы собрать все вами высказывания в отдельный файл и выпустить книгу. Только постарайтесь не упоминать фамилий. А то можете обидеть людей или подставить себя под насмешки. Марина Ершорва - поэт талантливый, легкоязыкий, ясновидящий, искренний. При нынешнем разгуле хрумесловья и туманноизреченья она - явление едва ли не исключительное в русской поэзии. Но она не привыкла работать над текстом, не имеет опыта самоанализа. Если можете помочь ей, помогите. Но не надо унижать женщшину на глазах публики только за то, что вам баи нравятся больше, чем бродяга Насреддин. Не то вас нарекут тем самым ишаком, которого Насреддин-таки научил читать, писать и изрекать. Вас посещают когда-нибудь сомненья? Мучила хоть раз совесть? Страдали ли вы без сна при мысли, что напрасно обидели человека? Отчего вы столь агрессивны? Если нет мочи терпеть приступы разлития желчи, пишите гадости обо мне, скиньте груз с плеч. Но не обижавйте поэтов. Вам мало Пушкина. Лермонтова, Рембо?
|
Марина, правильное решение. Единственный способ общения с господами вроде непоседы Юлия - отсутствие всякого общения. Чем больше вокруг них шороху, тем активнее они себя пиарят (простите за слэнг)
|
И всех поздравляю с праздником Победы.
|
Любовь и Вера. Эпилог Никак не найдет себе места Аллах С тех пор, как поэта сгубил он в горах. ╚Меня! Не представить во век, что Меня, Попутал коварный и злой Сатана! Мне космос стал глух. В голубой пустоте Мелькают планеты и звезды не те╩. И за спину руки большие убрав, Всех преданных слуг далеко отослав, Все ходит и ходит огромный, один, А сердце стучит: ╚Насреддин, Насреддин!╩ Пока так он думал, на грешной Земле Прошло двадцать лет. На знакомой скале Сидит над могилою в черной чадре (Бледнее лежат лишь на смертном одре) Любовь Гюльсара! Этот нежный цветок Не смыл озверевший и злобный поток. Сидит Гюльсара, двадцать лет, как сидит! Дожди ее моют, и солнце палит. Сидит на могиле, печально поет. И ждет: ну когда ее Бог заберет. Наверх, к Насреддину, на небо, туда Куда не ступала живущих нога На этой земле. Двадцать лет, как сидит, А солнце ее беспощадно палит. Увидев несчастную, хмурый Аллах Совсем позабыл о насущных делах. Сел рядом на холмик могилы простой, Сел рядом с невестой-вдовой Гюльсарой. Проходят года и столетья летят А двое на камне могильном сидят
|
Вспомните К. Пруткова: "... Барон фон Грюнвальдус, сей доблестный рыцарь, всё в той же позицьи на камне сидит...". Не слишком ли Вы приземлили Аллаха?
|
|
|
|
Владимир Михайлович! А может, опубликуете поэму целиком?
|
|
Дорогая Марина! Никогда не слушайте, простите, что смею советы давать, мнения-суждения ЧУЖИХ людей о своих текстах. Никогда. Доверяйте только своему ощущению-суждению. Полагаю, что Владимир Михайлович опубликует...
|
|
|
Валерий
|
Теперь о поэме. Владимир Михайлович, видимо не совсем согласен, что я в поэме показала Бога, который приказал убить Насреддина. Но я же в эпилоге его ОЧЕНЬ оправдала. Про Бога, это не моя личная придумка. Просто у меня много клиентов, включая Бесланцев, которые после страшных несправедливых потерь и горя очень обиженны на Бога. Все очень не просто в современной постмодерновой ситуации. Но в моей поэме очень большое уважение к Богу, особенно в эпилоге.
|
|