Критика
31 января 2008

ЮРИЙ ГОСТЕВ И БАЛАЛАЙКА

о романе Виктора Никитина "Исчезнут, как птицы" (Центрально-Черноземное книжное издательство, 2007 г.)

Странный роман написал Виктор Никитин...

В чём его странность?.. Да и в форме, и в содержании... и в итоге произведения. Как признаётся в предисловии сам автор: "Я уже, конечно, знал тогда, в 1989 году, приступая к работе, что всё закончится "балалайкой", но путь к этому оказался довольно длинным".

Может, "странность" романа задана изначально этой вот "балалайкой"? А может, "балалайка" один из тех приёмов, с помощью которых и ловит читателя на крючок интереса автор? (Много таких "может" возникает по ходу чтения)...

...Но обратимся, насколько это возможно, к внешней стороне произведения.

Действие романа начинается в позднесоветские, глухозастойные уже годы, в "шараге" - отделении некоего треста, занимающегося то ли проектированием строительства дорог, то ли... да разве поймёшь, если, судя по всему, сами работники "шараги" и всего треста не вполне понимали, чем занимаются. И попадает в такую-то "шарагу" по окончании института "молодой специалист" Юрий Петрович Гостев (в меру "говорящая" фамилия).

И, поначалу, даже кажется, что предстоит прочитать традиционный роман (чуть ли не "производственный") о советских (с грустью о молодости своей, о бывшем тогда счастье - как и всегда вспоминается прошлое) временах. Зримо описано всё, узнаваемо: трест, мастерские, столовая, рабочие и инженерно-технические работники и т.д. Всё ещё живо, всё ещё (внешне) надежно, прочно. Весь этот трест, с его многочисленными ответвлениями и отделами напоминает могучее дерево. Но уже чувствуется, что там, под корой, под всеми слоями, сердцевина-то уже гниёт, если не прогнила совсем. Это теперь мы знаем, что к тому времени всё прогнило, а тогда-то верили, что стоять нашему "советскому дереву" ещё если не века, то уж десятилетия точно...

Но нет, уже через несколько глав понимаешь, что роман-то, пожалуй, о другом. О рефлексирующем молодом (явно, советском) человеке... Вся первая часть романа - три, кажется, дня жизни Юрия Гостева, предпраздничный, праздничный (1-е мая) и послепраздничный. Но в эти три дня, в общем-то, обычные (если не считать чем-то необычным предпраздничные и праздничные хлопоты), и в жизни страны, и в жизни треста и "шараги", и в жизни Гостева, уместились ведь и его взгляд на текущую сиюминутную жизнь, и его память о детстве, и сны, и чтение романа "Девонширская изменница", и всевозможные мысли и впечатления. Внешне случайная, и, казалось бы, незначительная встреча тянет за собой опять же цепь воспоминаний, догадок, ассоциаций...

Или это роман о любви? Да, есть любовная линия... Но какая-то рваная, пунктирная линия... Ускользающая, постоянно меняющаяся Лариса... Робкая любовь Гостева... Да и любовь ли?

Но уходит и этот слой романа... Вернее, идет "наслоение"... И молодой человек оказывается не таким уж "советским"... И весь роман какой-то совсем уж нетрадиционный получается... И всё сложнее уловить главную нить сюжета. Второстепенные, вроде бы, персонажи вдруг выходят на первые роли, сон оказывается явью, явь - сном... Всё это уже и Булгакова начинает напоминать...

На протяжении всего роман Гостев читает роман "Девонширская изменница", события которого происходят в Англии и Индии 18 века (современного латиноамериканского писателя, живущего в Париже). И если для Гостева "... ходить на работу - значит становиться хуже, чем ты был до работы. И то что ты сделал, потом обратится против тебя, и то, что не сделал", то: "... книгу он приравнял к работе, к поиску той жизни, которой не обладал и не мог бы иметь, - там всё уже готово, не надо ничего строить, только читать. Книжная ложь заключается в том, что в книгах люди более живут, чем в действительности". Но ведь роман-то (мистификация, конечно), абсолютно случайно выбран Гостевым для чтения, мог быть любой другой - не важно, лишь бы, пусть мысленно, вырваться из этой "шараги". Но и в жизни вне "шараги", отчего-то неуютно чувствует себя Гостев. "... но почему в книге лучше, чем в жизни? Сколько бы он продержался на так называемой воле, стопроцентно совпадая с самим собой - минуту, пять?.." Невозможность в реальной жизни "совпадать с самим собой" - вот что не даёт покоя Юрию Гостеву. А для Пальчикова, Кирюкова, Базякина, Витюшки, "Шестигранника", Алексея Ивановича - это "несовпадение", оборачивается уже трагедией... И, кажется, всех, всех в этой "шараге", в этом тресте, а может и во всём этом мире, ждёт то же самое - исчезновение, небытие, бессмысленность, "балалайка"...

Для Юрия Гостева книжная жизнь (жизнь в книге), жизнь во сне (жизнь сна) - оказываются более живыми, чем жизнь настоящая, и ведь это путь к той же трагедии, к исчезновению ("как птицы"), к той самой "балалайке".

Но, между прочим, (что важно - не навязчиво-обязательно, а как бы случайно) узнаём мы, что Гостев пробовал себя, как писатель. И проба эта писательская (а в романе приводятся тексты двух рассказов Юрия Гостева) - весьма высокого уровня, то есть, уровня Виктора Никитина, хотя в журналах рассказы и были отклонены... А это значит, учитывая, возраст Гостева, что, пусть сейчас он не пишет (но он читает, он наблюдает, думает, он любит, он страдает), он ещё будет писать. И вот это - любовь, страдание, творчество - даёт надежду, что он выживет, не растеряет себя... А значит, даёт надежду на тоже самое и читателю романа. А иначе (без любви, страдания, творчества) - тяжко, невозможно жить... иначе - балалайка...

Ещё один "герой" романа - время.

Бывает - пишет писатель: "прошло три дня" или "три года" и т.д. Но ведь человек-то живёт каждое мгновение, каждую секунду что-то происходит, меняется, совершается, но всё это проходит мимо, потому что - "прошло три дня"...

Виктору Никитину удалось избежать такого разрыва, не впадая при этом в нудную последовательную описательность. Как я уже говорил - действие романа начинается в "позднесоветские" времена. Есть чёткие на то указания - "всесоюзные похороны" и т.д. Но вот случайный, ошибочный, как показалось мне сперва, "чай липтон", о котором в советские времена мы и не слыхивали, затем уж явно "перестроечные" реалии, а потом и точно указанный 92-й год, причём, упоминаемый уже, как прошедший... А возраст героев не меняется, а "Девонширская изменница" всё читается... Да и в природе, кажется, лишь сменилось безумно жаркое (от этой жары, что ли, странные мысли и поступки героев романа?) лето на дождливую осень и холодную зиму... Да ещё начальник отдела Шиловский превратился из скромного служащего в бойкого предпринимателя... Что это? Да это жизнь наша. Наше время, дни, годы, невозвратимо улетающие в вечность...

Язык и стиль основной части романа (в нём множество разностилевых вставок: рассказы Гостева, статья об авторе "Девонширской изменницы", отрывки текста "романа в романе" и т.п.), внешне, чуть развинченные, будто бы всё (значение слова, фразы), едва-едва (но ощутимо), сдвинуто со своего привычного места - и приоткрывается, где-то настоящее, где-то - возможно настоящее, где-то - другое возможное значение слова, фразы...

И тут единство языковое и сюжетное - там, в жизни описанной Виктором Никитиным (в нашей, узнаваемой жизни) всё неоднозначно, и за внешними, привычными значениями и понятиями обычных явлений, приоткрываются (или скрываются) другие значения, появляется возможность иного взгляда на давно, казалось бы, знакомые явления. И в языке романа тоже всё неоднозначно.

И за каждой фразой, за каждой ситуацией - хитроватая усмешка автора...

Будто бы Виктор Никитин стесняется сказать какие-то "высокие" слова, и вот прикрывается этими "приёмчиками", этой усмешкой, этой, вроде бы, литературной игрой... Но герои-то романа - живые люди, и относится к ним автор, как к живым людям. Да любит он (не постесняюсь уж этого "высокого" слова) своих героев. И поэтому роман "Исчезнут, как птицы" (при всей своей нетрадиционности, странности) - роман традиционный. Традиционный русский роман.

Читать его будут долго. Он занял своё место в русской литературе.

Copyright (c) "Русский переплет"