Рассказы
14 апреля 2008

НОЖИЛОВ

Их было двое в этом большом, богато обставленном, и всё же неуютном кабинете. Между ними на столе доска для игры в нарды ручной, наверное, лагерной работы.

Первый - коренастый, очень плотный, с короткой стрижкой, нагловатыми глазами и всегдашней, будто прилепившейся к губам, усмешкой.

Второй - высокий, рыхлый, краснолицый (видимо, давление), с неожиданно тихим для столь крупного тела голосом.

Перед коренастым пепельница полная окурков. Дым, несмотря на открытую форточку, пластается по кабинету. Но его некурящего соперника это нисколько не раздражает, он человек привычный - профессиональный "игровой".

Партия кончилась, и некурящий положил на свою половину стола ещё одну спичку - выиграл. Запиликал сотовый телефон, и он достал трубку из кожаного карманчика на поясе.

- Да, роднуля, - сказал вкрадчиво, слащаво улыбаясь. - Ещё работаю... Роднуля, игра - это работа... Скоро... Целую в носик, роднуля.- Он отключил телефон и, кивнув на стенные часы, обратился к коренастому: - Как договаривались, Максим Петрович, ещё партеечку и заканчиваем?

- Как договаривались, Костик, - кивнул Максим Петрович и снова закурил.

Расставили фишки. Первый ход был за Костиком, и он выкинул шесть-пять - удачно начал...

Фишки в "дома" загнали почти одновременно. Костик обгонял всего на ход, но построение у него было лучше, почти все фишки стояли на единице, только одна на тройке и одна на пятёрке.

Костик кинул кубики в пластиковый стаканчик, встряхнул и выкатил на доску - четыре-один, выкинул лишь одну фишку, с пятёрки.

Максим Петрович, опустив кубики в стакан, замер на мгновение и, не встряхивая, перевернул - шесть-шесть...

- Ну как с вами бороться, - попробовал пошутить Костик, а бросил снова неудачно - ушли лишь две фишки.

Потом Максим Петрович кинул - пять-пять, три-три... Вырвал партию.

Ошеломленный Костик враз покраснел, молча поднял руки - сдаюсь. Но когда его соперник, так же молча, вытащил из кармана пиджака перехваченную резинкой пачку купюр, отсчитал несколько и протянул ему, настроение Костика моментально поправилось. В целом-то, по партиям, он сегодня выиграл.

- Люблю обязательных людей.- Бережно принял деньги, завернул в целлофановый пакетик и убрал в карман джинсовой куртки.

- Ты свою жену люби, Костик. - Максим Петрович Ножилов, хоть и проиграл, но был доволен - последнее слово всё же осталось за ним.

- В депутаты-то собираешься идти, Макс? - неожиданно спросил Костик.

Ножилов подозрительно глянул на него и ответил:

- Разберёмся.

- С твоим характером надо.

- Разберёмся, - повторил Ножилов.

Они вышли из кабинета, прошли мимо дремавшего охранника. Максим Петрович ткнул его в плечо: "Не спи, замёрзнешь". Вышли на улицу. Было уже утро - тихое, свежее. Всю ночь проиграли.

Расстались. Костик двинул к автобусной остановке, а Максим Ножилов к машине, джипу...

Максим не торопясь катил по своему городу. Не то чтобы он считал себя хозяином города, но не последним человеком - точно.

Улицы пустынны. В это время рабочий люд и дачники уже разъехались по трудовым местам, а праздный народ ещё спит. Максим ехал бесцельно, сворачивая с одной улицы на другую, лишь бы подольше не видеть укоризненных глаз жены. Договорились, что в десять с Женькой в парк поедут, вот к десяти и подъедет.

Он выпил стакан кофе со сливками и съел пирожное в кулинарии, как делал это в годы учёбы в ПТУ, если, конечно, бывали деньги, и был доволен, что никто не проявляет здесь к нему повышенного внимания, как это было бы непременно, зайди он в соседний ресторан, хотя, кажется, девушка за кассой узнала его, впрочем, она, наверное, всем так улыбается, трудно предположить, что она читает газеты и смотрит местное телевидение.

Только закурил на улице - звонок, жена.

- Да, Оля... Скоро, уже подъезжаю к городу. Давай.

Сел в джип. И опять запищал мобильный телефон.

На этот раз звонил тренер по боксу Игорь Николаевич Мышкин и нёс какую-то несуразицу: мол, на площадке перед спортклубом, который финансирует Ножилов, и который, хотя и не является его официальной собственностью, но негласно считается его неприкосновенной территорией, какие-то мужики устанавливают пивной павильон...

- Сейчас буду, разберёмся. - Максим глянул на часы, матюгнулся и поехал к спорткомплексу.

По дороге набрал номер жены:

- Я задержусь. Возьми "десятку", езжайте сами. Увидимся в парке... Так надо.

Спорткомплекс в самом центре города, и площадка перед ним, обнесенная высоким металлическим забором - очень выгодное место. Максим давно бы мог устроить там платную автостоянку или даже торговый комплекс выстроить, не то что пивной павильон на лето поставить, но он твёрдо решил ничего там не строить, как играли его боксёры на этой площадке в футбол, так и будут.

Въехал в ворота спорткомплекса. Мышкин в своём стареньком, но опрятном спортивном костюме стоял на крыльце. Но Максим не пошёл к нему, сразу на площадку двинул, где бригада в синих комбинезонах уже натянула голубой тент с надписью "Пиво" и теперь лихо устанавливала прилавок и столы.

- Построились! - рявкнул Ножилов. Но никто не обратил на него внимания, все занимались своим делом. И тогда Максим вдруг резко качнулся к одному из рабочих, и кулак его вошёл в толстый живот, как в подушку. Мужик тяжко осел на пластиковый стул, который сразу же повалился под ним, и бедолага лежал с задранными ногами, видны стали стёртые подошвы его полуботинок и белые носки с весёлой желтой каёмочкой.

- Построились, - тихо повторил Ножилов, но на этот раз его услышали. Шесть человек в синей униформе встали перед ним в одну шеренгу. Седьмой - в белой рубашке с короткими рукавами, в чёрных с безукоризненной стрелкой брюках, и с блестящей на солнце лысиной в шеренгу не встал, голос подал:

- В чём дело?

- Сейчас объясню, - Максим лишь повёл плечом в его сторону, будто начиная удар, и лысый испуганно откачнулся, как бы случайно встал в шеренгу. Ножилов шагнул к нему, провёл ладонью по лысине:

- Диалектический переход от головы к заднице... Ты меня знаешь?

- Да.

- А я тебя - нет. Что тут происходит?

- У нас есть разрешение мэрии, у нас заключен договор с директором спорткомплекса...

- Разберёмся с директором. Кто твой хозяин?

- Роман Феликсович.

Ножилов набрал на трубке номер:

- Рома, тут твои орлы заблудились, так я им дорожку укажу...Да, да... Давай, если хочешь...

Максим протянул трубку окончательно раздавленному бригадиру, тот, видимо, выслушал указание своего начальника и подобострастно вернул трубку.

- Десять минут вам, - и Ножилов пошёл к Мышкину, с интересом наблюдавшему сцену. Обиженный им толстый мужик сидел прямо на асфальте, постанывал и на Максима с ненавистью глянул.

- Вы ж по-другому не понимаете, - Ножилов хлопнул его по плечу.

Он подошёл к Мышкину, закурил и угостил сигаретой тренера. Тот сигарету взял, прочитал название:

- Дорогие.

- Ничего... Ну, как, Николаич, могу ещё? - он на мгновение принял подобие боксёрской стойки.

- Хороший удар, Максим. Кулак, правда, немножко не довернул.

- Где пацаны?

- По домам. Вчера вечером только с турнира приехали, отдыхают.

- Как выступили?

- Семь призёров.

- Хорошо. Не забудь в прессу информацию дать.

- Не забуду, Максим. А лихо ты с этими разобрался...

- А с ними только так и надо. Больше не сунутся. Чужой земли ни пяди нам не надо, но и своей вершка не отдадим! Верно, Николаич?

Мышкин пожал плечами:

- Мне бы только работать спокойно... А ты совсем стал ...

- Какой?

- Солидный. А был - шпана-шпаной.

- Да я, Игорь Николаевич, шпаной и остался... Слушай, а директор-то, Комаров-то где?

- В отпуске. Уехал куда-то.

- Нюх, видать, потерял. Без спросу договора подписывает.

На площадке синие комбинезоны уже скрутили павильонный тент, закидывали в машину, крытую "Газель", столы и стулья. А к Мышкину и Ножилову шёл нетвёрдой походкой Валерий Семёнович Бубель - врач боксёрской команды. Одет он был странно. Парадный китель с погонами подполковника медицинской службы, белые брюки и какие-то босоножки. Он шёл, заранее улыбаясь, так что щёки на глаза налезали, выставив вперёд обе руки для пожатия.

- Что, Валерий Семёныч, празднуешь присвоение звания маршала? - Спросил Ножилов, протягивая руку.

- Пап-ра-шу секунду внимания! - торжественно произнёс Бубель, сунул руку в боковой карман кителя, достал что-то, раскрыл ладонь, и на ней засверкал новенький орден "Красной Звезды".

- Ничего себе. Это твой, что ли? - удивился Мышкин.

- Мой. За выход из Афгана. Награда нашла героя!

- Долго же она тебя искала. Ты на китель прикрепи, чего в кармане-то...- Максим подержал орден в руке и вернул Бубелю.

- А-а... Кому это интересно... - Подполковник сунул орден обратно в карман. - Обмоем, мужики!

- Не могу, Валерий Семёныч, работа, - отказался Максим.

- Э-э... Ты, Валера, извини, знаешь ведь, закодирован я...

- Эх вы! - Бубель махнул рукой и пошёл через ворота на улицу. В воротах остановился, обернулся и продекламировал, подняв вверх указательный палец правой руки: - Афганистан - страна чудес, зашёл в духан и там исчез, - снова махнул рукой и пошаркал дальше, не оборачиваясь.

- Когда ж он успел орден получить, да и напиться, если вы вчера вечером приехали?

Мышкин хмыкнул.

- Хотя, - Максим глянул на часы, - время-то... Ладно, Николаич, поехал я. Звони, если что.

Минут через десять Максим Ножилов подъехал к детскому парку.

Здесь было солнечно, весело, звонко. Ребятня крутилась на каруселях, бегала по дорожкам и газонам, молодые мамы чинно катали коляски, бабушки сидели на скамейках... Жену и сына Максим нашёл у высокого сетчатого забора, за которым гоняли на электрических машинах дети и взрослые.

- Привет.

Ольга промолчала, а Женька - худенький, русоволосый мальчик десяти лет, ответил нерадостно:

- Привет, папа.

Ольга молчала... Лучше бы она заругалась, истерику закатила. Но она не истеричка и никогда не ругается... Она молчит.

- Ну, пошли, Женька, на карусели, - наигранно весело позвал Ножилов.

- Неохота, - уныло протянул мальчик.

Постояли, посмотрели на суматошную беготню машинок. Максим отошёл к киоску, купил два эскимо:

- Ну, ваше дело молодое, отдыхайте, а я на работу, - едва сдерживая себя, сказал и растянул губы в улыбку.

- Когда будешь? - подала голос Ольга.

- Я позвоню.

- Можешь не звонить.

Максим поскорее отвернулся, почти побежал к машине. "Так тебе хочется, да? Ну, пусть будет так..."

На встречу с Ромой ехать было еще рано, и он опять катил по городу без цели, и это было необычно для него ежеминутно на что-то нацеленного.

Проезжая мимо рюмочной, видел Бубеля. Его белые брюки были испачканы чем-то красным, он что-то говорил взмахивая правой рукой, как оратор на митинге, а под левую его придерживал известный карманник Лёха Череп, наверное Бубель получил не только орден, но и пенсию... Надо бы отвезти его домой, да ведь пьяный Бубель это стихийное бедствие...

Тормознул у ресторана. Ел много и торопливо.

Позвонил в офис:

- Меня сегодня не будет, если что-то срочное - звони.

- Тут вас какой-то журналист ждёт, - сказала секретарша.

- Завтра.

Поехал на встречу с Ромой.

Они встретились в открытой кафешке на берегу реки. Сели за крайний столик, поближе к воде, на ветерок, им быстренько принесли кофе.

Зелень кустов и деревьев, солнечные золотистые чешуйки на воде, старинные здания церквей на каждом повороте реки.

- Хорошо у нас, тихо, красиво, - меланхолично изрёк Роман Феликсович Буцельман. Он рыжеват, нос с горбинкой, глаза водянисто-голубые, в белой рубашке, серых брюках, и кожаных шлёпанцах, на шее тонка золотая цепка, золотой браслет на запястьи правой руки. Невысокий, по-мальчишески стройный, даже, можно сказать, хрупкий.

- Мозги не компостируй. Что за дела объясни, чего в мою вотчину лезешь? - не поддержал его мирный, вернее, умиротворяющий тон Максим.

- Да ошиблись ребята, просто ошиблись.

- Не они ошиблись, а те, кто велел тебе устроить мне проверку на вшивость. Москвичи. Верно?

Буцельман ухмыльнулся, помолчал, крутнул зачем-то браслетик на руке:

- Ну, считай, что ты эту проверку выдержал.

К ним подсела молоденькая девушка:

- Господа, у вас свободно?

Рома брезгливо скривил губы и отвернулся. А Ножилов спокойно, но строго сказал:

- Отойди, мешаешь.

Девушка села за соседний столик, всё посматривала на них.

- Макс, неужели ты не понимаешь, что если мы не войдём в их команду, нас просто отстреляют? - вставая, произнёс Буцельман.

- Я их сам отстреляю, так и передай. - Максим тоже поднялся.

И пошли в разные стороны - Ножилов к своему джипу, а Буцельман к скромной "девятке".

Ветерок стал уже прохладный, чешуйки на воде порозовели...

Когда Максим открывал дверь машины, услышал через звуки льющейся из динамиков блатной музычки резкий хлопок, обернулся - Рома лежал у своей машины ничком, поджав левую ногу, шлёпанец с неё отлетел в сторону. Сразу было видно, что Буцельман мёртв. К нему бежали люди, девочка садившаяся к ним за стол истерично рыдала, полотняно белый бармен вызывал по мобильному телефону милицию. Максим Ножилов быстро сел в машину и уехал.

"Рома не справился с заданием, и его отстреляли... Быстро у них. Ну, я-то им пока живой нужен. Чтоб сам на блюдечке всё поднёс. Не дождётесь".

Подъезжая к своему большому дому с узкими, почти как бойницы, окнами, он почувствовал что-то неладное. Ни в одном из окон не было света, только по углам и над входом горели фонари. Но охранник распахнувший ворота был как обычно спокоен и молчалив. Максим не загнал машину в гараж, сразу вбежал в дом, поднялся по широкой лестнице на второй этаж, включил свет. На круглом столе, покрытом белой скатертью с тяжёлыми кистями, лежал криво вырванный из тетрадки листок в клетку. "Мы в деревне. О." Максим сразу набрал номер жены, но её телефон, видимо, был отключен.

"Ну и ладно, значит, так надо". Он опустился на кожаный диван, сильно прожавшийся под его тяжёлым телом, выкурил сигарету. "Ну и ладно... На карачках и к тебе не поползу". Погасил свет и, не раздеваясь, лёг на диван, попытался уснуть.

Но не уснул. Думалось о жене, о сыне, об убитом Буцельмане. Вспомнилась почему-то та девочка, рыдавшая над Ромой. "Не просто так она к нам подсаживалась..."

Он спустился во двор. Завёл машину.

- Повнимательней тут, Сергей. Если что - сразу звони, - сказал охраннику. Тот молча кивнул.

Ножилов тормознул перед красным огнём светофора. И вдруг увидел себя со стороны: крупный, круглоголовый, немолодой уже мужчина, с усталым лицом, в белой рубашке с короткими рукавами; руки лежат на руле, предплечья мощные, а кисти небольшие, почти женские... Сзади гуднули, и он вернулся в себя. "Уснул я, что ли...Курить надо поменьше тоже..." И он опять закурил.

Припарковался у крупнейшей в городе гостиницы, прошёл в ресторан на первом её этаже.

Машка-чёрная сидела на обычном месте - за крайним столиком. На коленях её здоровенный антроцитно-чёрный котяра с широким золотым ошейником глазищи жёлтые жмурил, мурлыкал. "Ну, Машка... Ну, артистка..." В зале много знакомых: Костик с другого конца зала махнул, Гиви, глава грузинской диаспоры мило беседует с машкиными девочками, а рядом его двухметровый дебиловатый охранник. Певица в длинном и узком темно-зелёном платье поёт про то, как "летят перелётные птицы в туманной дали голубой..." Это уж Гиви заказал, его любимая. Тоже - патриот...

Максим подсел к Машке.

- Привет.

Она даже не кивнула ему, сразу сказала:

- Рому Буцельмана убили.

- Знаю... Слушай, у тебя есть такая молоденькая, светлая?.. Новенькая, кажется...

Её тонкая сигарета со сладким запахом дотлела в пепельнице до фильтра, и Машка длинным фиолетовым ногтем рассыпала аккуратный столбик пепла.

- И когда вам надоест в казаки-разбойники играть...

- В гробу я видал такие игры, - зло ответил Максим. - Молоденькая такая, в сером платье, - повторил.

- Вот именно, в гробу... Наташка... Валерьянкой её напоила и спать уложила... Не трогай её сегодня, Ножил.

- В каком номере?

- Не трогай.

- Да мне только спросить, не трону. Говори.

- В двести двадцатом.

Ножилов поднялся и увидел, как официант трясёт за плечо Бубеля, одиноко сидящего за столом, пошел к ним.

Бубель сидел, уткнувшись лбом в стол, в правой руке был зажат орден, звезда, и струйка крови из пораненной ладони уже засохла на скатерти.

- Сколько с него? - спросил Максим.

- Пять, - охотно откликнулся официант. - Втроём гуляли, двое ушли.

- А ты и рад. На. - Ножилов подал деньги. Добавил ещё купюру: - Посадишь Валерия Семёновича в такси. Таксисту сверху дай, чтоб до квартиры довёл. Я проверю.

- Всё сделаю, не беспокойтесь.

Максим вышел из ресторана и поднялся на второй этаж, нашёл двести двадцатый номер. Дверь оказалась не заперта. Он вошёл. Горела настольная лампа. Девушка, та самая, спала на широкой двуспальной кровати, уткнувшись в подушку, поджав ноги.

Она будто почувствовала его взгляд, встрепенулась, села, одёрнула платье.

- Не бойся, не трону. - Ножилов сел в кресло, двинул к себе пепельницу из толстого зелёного стекла, закурил.

- Ты кто?

- Наташа.

- Знала Рому?

Она кивнула. Губы её опять задрожали.

"Влюблённая проститутка. Рома использовал и бросил".

Только сейчас Максим внимательно разглядел ее: припухшие от слёз, карие, кажется, глаза, чёлка косо спадает на лоб, серое платьице. Вся фигурка ещё девчоночья.

- Студентка?

- А твоё какое дело! - зло вдруг ответила она. - Чего ты пристал!

- Да так... "А может попробовать?.." - в голове мелькнуло.

И она вмиг почувствовала его мысль:

- Не подходи, - глаза по-кошачьи сузила, даже как будто когти выпустила.

- Я ж тебя, сучка, двумя пальцами удавлю, - процедил Ножилов.

И девушка сразу обмякла, отвернулась к окну.

"И чего я, правда, к ней пристал? Что она может знать?" Максим раздавил в пепельнице окурок, поднялся:

- Ладно, Натаха, отдыхай. А о Роме не жалей, не стоит того.

- Как у вас всё просто. Любой стоит жалости.

- Ну-ну... Это ты в институте своём заучилась... Он-то тебя пожалел?

Она опять зло вскинулась, но Максим не дал ей сказать:

- Меня знаешь. Приходи, возьму секретаршей. Не трону. - И вышел.

Он уже садился в машину, когда она выбежала на широкое гостиничное крыльцо:

- Подождите!

- Чего ещё?

- Увезите меня.

- Домой?

Она отрицательно мотнула головой.

- Садись.

Он повёз её на одну из своих квартир.

Квартира была однокомнатная. В кухне - стол, две табуретки, холодильник, навесной шкаф, окно без занавески, под потолком голая лампочка.

Максим заглянул в холодильник и захлопнул, ничего там не было, а в магазин он заехать забыл. Но в шкафу нашёл початую банку растворимого кофе, поставил чайник с водой на плиту.

- Ну, рассказывай, как до жизни такой докатилась, - попытался пошутить с девушкой.

- Я в душ, - ответила она, не принимая шутку.

- Ну, в душ так душ. Полотенце там есть.

Максим выпил чашку крепкого кофе. "Ах, что я делаю, зачем я мучаю больной и маленький свой организм? Ах, по какому же такому случаю, ведь люди борются за коммунизьм", - вспомнил когда-то слышанный куплетик. И вслух повторил: "За ком-мунизьм". Пошёл в комнату, не раздеваясь вальнулся на широкую кровать, только полуботинки скинул.

И опять увидел себя со стороны, сверху, лежащего ничком на бордовом в чёрных разводах покрывале; в носке на левой ноге дырка, на пятке. Особенно чётко увидел эту дырку и жёлтую пятку - непорядок...

Почувствовал на шее что-то холодное, очнулся, вскинулся.

Девушка с широко распахнутыми испуганными глазами склонилась над ним. Она была укутана до выпирающих ключиц в махровое полотенце, капли с её волос падали на него.

- Ты чего?

А она вдруг заревела, села на кровать, рядом с ним.

- Чего ты?

- Мне показалось, что ты умер. - И заревела опять.

- Поживу ещё.

Спала она тихо-тихо. Максим боялся шевельнуться, потревожить её. А когда проснулся утром, её уже не было.

"Старею, что ли? С бабой спал и не тронул", - сам себе удивился.

Позвонил в офис.

- Как дела? Буду после обеда.

День опять непростой начинался. Сегодня встреча у мэра. Не официальная, на даче.

В большом загородном доме собрались: мэр города Долгов; какой-то зам его, кажется, по строительству Велиханов; местный банкир Синайский; и представитель московской финансовой группы, активно прибиравшей к рукам лесоперерабатывающие предприятия области, а за одно скупившей в их городе уже множество магазинов, швейную фабрику, кирпичный завод Игорь Степанович Щелкан. И Максим Ножилов там оказался.

Они сидели на веранде второго этажа, в прохладной тени. На столе запотевшие бутылки с минеральной водой, фрукты.

Долгов на правах хозяина и начал разговор. Он статен, высок и усат. А глаза - мышастые, бегающие, за взгляд не зацепишься... Заговорил, мол, Москва ведь не чужое государство, и если москвичи восстанавливают предприятия, вкладывают средства в местную экономику, что в этом плохого?

"В тебя, видать, уже прилично вложили", - подумал Максим.

Разговор-то, собственно, шёл о двух леспромхозах принадлежащих Ножилову, которые он никак не хотел отдавать-продавать...

Максим всё понял, что для него было сказано. Ответа прямо сейчас никто и не ждал. Но долго ждать тоже не будут, вот этот Щелкан щелканистый - не будет. Рома - последнее предупреждение...

Щелкан - вальяжный, в сером льняном костюме, уперся взглядом в него. И Максим, с ухмылочкой своей нагловатой, отрицательно мотнул головой.

Засобирались в баньку, что во дворе стоит у пруда, хотя всем уже было неинтересно общение. Всё было ясно. Но нужно было сохранять видимость непринуждённых приятельских отношений.

Каждый из них (кроме Ножилова) приехал со своим охранником-телохранителем, которые всё это время находились внизу, в бильярдной. Все они были крутые ребята. И что уж они там не поделили, неизвестно. Боссы, спускаясь по лестнице, лишь услышали, как телохранитель Щелкана спрашивал:

- А чего ты блатуешь-то, а?

- Тебя не спросил, - резонно ответил хранитель банкирского тела.

Они сошлись - один резкий, взрывной, второй - неторопливый, самоуверенно-спокойный. И не могли же они знать, что у обоих излюбленный приём - удар лбом в переносицу противника.

И сшиблись два могучих лба.

Оба, постояв, будто пытаясь переждать супостата, начали медленно оседать, закатывая глаза.

- Чего стоишь! - рявкнул Долгов на дежурившего у входа милицейского лейтенантика. - Аптечку тащи!

- Не к добру это, господа, - прокомментировал ситуацию Щелкан. И опять в Максима взглядом уставился. Они рядом стояли, но Максим ещё шагнул к нему, в ухо сказал: "У меня лоб покрепче будет. Твоего."

Он не пошёл в баню. Распрощался. Поехал в офис.

И с депутатством решил окончательно - будет выдвигаться.

А жара была: казалось, ещё немного и весь город упадёт от солнечного удара - люди, мосты, дома, животные, деревья...Возможно, лишь вон та ворона, тяжело проталкивающая себя крыльями в горячем небе, вырвется в прохладу болотистых лесов к северу от города...

И джип его встал, будто влип, поблизости от пивного ларька. Ножилов решил взять холодненького. Вышел. И тут его окликнул, явно чем-то напуганный, неопрятный мужчина:

- Друг, тебя можно спросить?

- Спроси.

Мужчина быстро огляделся по сторонам и тихо произнёс:

- Мы на какой планете находимся?

- Мы находимся на планете Земля, - серьёзно ответил Максим.

- Значит, и сюда добрались! - с неподдельным отчаянием вскрикнул мужик. И на Максима пронзительно глянул, выдохнул: - Да ты ведь и сам из них! . И рванул в сторону, побежал бедолага.

Ножилов как-то особенно чётко увидел окружающее. Улица похожа на картинку из глянцевого журнала: зеркальные витрины магазинов, рекламные щиты, красивые вызывающе-полуголые девушки, самоуверенные юноши, иностранные машины... И разрушая эту картинку, не давая ей сбыться: старик собирающий пустые бутылки, усталые глаза идущей мимо женщины... И он, Максим Ножилов, зачем-то тут...

Забыв про пиво, Максим сел в машину и уже вскоре входил в свой офис.

Его поджидал какой-то парень, сидел в приёмной на стуле. Поднялся, как только Ножилов вошёл: среднего роста, худощавый, в высоких шнурованных ботинках, джинсах, футболке с какой-то надписью, длинные волосы, усики, бородёнка...

- Максим Петрович, здравствуйте, - затараторил, - я корреспондент газеты "Курилка", хочу взять у вас интервью. . И удостоверение протянул.

Ножилов не поленился, взял книжицу с надписью по красному фону . "Пресса". Раскрыл. На фотографии, точно, был этот парень, а фамилия его была . Заборный.

- Мурзилка, говоришь...

- Курилка, - поправил журналист

- Ну, пошли, Подзаборный, потолкуем. . И бросил молодой симпатичной секретарше: - Катя, я занят.

- Максим Петрович, вы известный в нашей области человек, расскажите, пожалуйста, каким был ваш путь наверх. Нынешняя молодёжь нуждается в подобных примерах, - опять забарабанил Заборный, едва вошли в кабинет.

"Ментами, что ли, подослан? Или дурак?.. Похоже, что дурак".

И он взял да и рассказал, как начинал когда-то с мелкого вымогательства в юности, с киосков коммерческих, и, изображая отчаянную откровенность, приврал про устранение конкурентов...

Паренёк заметно струхнул от таких откровений, диктофон в руке задрожал.

- Вот и всё, господин журналист, - закончил Ножилов, выдернул из его руки диктофон, достал кассету и бросил в ящик своего стола. . Не задерживаю. Будь здоров, не кашляй.

Заборный, пятясь, и даже, кажется, кланяясь, вышел.

Максим удовлетворённо откинулся в кресле, усмехнулся. Он и сам не знал, зачем поиздевался над этим заборным. Так захотелось. Пар выпустил. "Пример для молодёжи... Дурак..." Потыкал в кнопки сотового:

- Коля, зайди.

И вскоре зашёл упругой и в то же время расхлябанной походочкой Коля . невысокий, худощавый, в простых чёрных брюках и цветастой рубахе. Развалился небрежно в кресле для посетителей, но чувствовал себя, явно, не посетителем . если уж не хозяином, то ровней хозяину.

- Коля, надо узнать всё по убийству Буцельмана, по всем каналам. . И глянул на него внимательно: - Или уже знаешь?

- Нет... Странно. Никому он вроде уже не мешал... Хотя, мало ли кому Рома на мозоль наступил... Узнаем. . И тут же сам сказал Ножилову: - Пора, Макс, братву подогреть.

- На следующей неделе будут деньги.

- Ладно, - сказал Коля, поднялся, подмигнул Ножилову и вышел, не до конца закрыв за собой дверь.

Максим видел и слышал, как Коля, подойдя вплотную к секретарше, спросил:

- Шлёпаешь? . и сам её шлёпнул.

- Руки не распускайте!

- Не тявкай, сучка, удавлю, - спокойно ответил Коля и блатной своей походочкой прошаркал к двери, вышел из приёмной. Секретарша, Катя, глянулась в зеркальце, стоящее перед ней на столе и поправила причёску. Максима через приоткрытую дверь она не видела. А он глядел на неё с усмешкой. Было у него с ней пару раз . будто и не было, и сейчас она, красивая и доступная баба, абсолютно ему безразлична. "Правда, что ли, старею?.."

И увидел . Наташа в приёмную входит.

- Здравствуйте, - Кате сказала.

- Проходи, проходи, - не давая вступить в разговор секретарше, позвал Максим девушку.

Она прошла в кабинет, прикрыла дверь.

- Садись.

Села на краешек кресла.

- Здравствуйте. Я подумала и пришла, хочу работать у вас.

- А я звал тебя, что ли, работать?

- Да, вчера... - удивление и обида в глазах.

Максим даже сморщился болезненно, к сигаретам потянулся:

- Ну нельзя так, нельзя, - то ли самому себе, то ли девушке сказал. Закурил. А она сидела, опустив голову, не решаясь, видно, сразу уйти. . Ну что ты, как маленькая, - добавил Ножилов. . От Машки-чёрной ушла, что ли?

Она кивнула.

- Совсем?

- Совсем.

- Ну, и здесь тебе нечего делать, целее будешь.

Она встала, не глядя на него, пошла к двери.

- Стой! Вернись. Есть тебе работа...

- Нет уж, спасибо...

- Вернись, говорю... Обидчивые все до чего...

Девушка села на прежнее место.

- Значит так. Будешь моим доверенным лицом. Прямо сейчас поедешь в избирательную комиссию, узнаешь, какие документы нужно подавать для выдвижения кандидата в депутаты городской думы... Чего так смотришь-то? Не устраивает что-то?

- В общем, устраивает.

- Ну, вот . всё это на тебе будет. Мне можешь звонить в любое время, на вот, - он достал из нагрудного кармана рубашки и подал Наташе белый кусочек картона с "золотым" тиснением . визитку. - Вот ещё, пока, - положил на стол две сотенные бумажки, достав их из того же кармана. Добавил к ним ещё одну и подвинул к девушке. . На транспорт, ну, и мало ли...

- Спасибо... Как-то неожиданно...

- Ничего. Это жизнь, Наташа. Не боись, платить нормально буду.

Она не спросила сколько, и это ему понравилось.

- Ну, так я пойду, Максим Петрович?

- Давай.

Когда девушка ушла, он попросил секретаршу сделать кофе.

Пил кофе, курил. Пытался отключиться, не думать. Но мысли о жене, о смерти Буцельмана, о Наташе этой . не оставляли. "Бестолково как-то всё в последнее время..."

Набрал номер жены. Всё то же: "выключен или вне зоны действия сети".

Домой ехать не хотелось, пусто там. И он позвонил Бубелю:

- Семёныч, я заеду минут через сорок, будь готов. В парк.

Набрал другой номер:

- Вовчик, ты мне нужен сегодня. Заеду в течении часа.

"В парк" . это на собачьи бои, которые проводят в пригородном парке.

Всё же пришлось ехать домой за Фрэдом.

- Как он? . спросил у охранника, по совместительству надсмотрщика за собакой.

- Готов. Меня-то возьмёте, Максим Петрович?

- Нет, Сергей. Оставайся, и повнимательнее тут.

Охранник молча кивнул.

Бубель уже ждал его у своего дома. Одет сегодня прилично, в штатское. Только одутловатое лицо в лиловых прожилках и нервозность движений (он ходил по дорожке вдоль дома, торопливо куря) выдают похмелье.

- Ну, ты гульнул вчера, Семёныч, всю зарплату за этот месяц ухнул.

- Какую зарплату? Я в этом месяце не получал ещё...

- И не получишь. Ухлопал, Семёныч, ухлопал всю.

- А-а, - Бубель понял в чём дело, махнул рукой.

- Да ладно, не переживай, отдельный гонорар выпишу сегодня.

Бубель оживился. Взглянул на себя в машинное зеркальце.

- Да-а, страшен лик алкоголика! Петрович, мне бы остограмиться, в счёт гонорара.

- Перебьёшься... - Но заметив, как нахмурился доктор, передумал. . Ладно, быстро давай. . Тормознул у рюмочной.

Минут через пять Бубель вернулся . порозовевший, весёлый.

- Жить стало лучше, жить стало веселей! . И пропел неожиданно: - А мы гуляли не пропали, и гульнём не пропадём!

Фрэд недовольно рыкнул с заднего сиденья.

- Лежать, Фрэд, - пристрожил пса Ножилов.

Вовчик тоже ждал. Сидел на скамейке у своего подъезда. Гора мускулов и низкий лоб.

Когда-то Вовчика, Мастера спорта по боксу, прихватили за драку, после которой его оппонент попал в реанимацию. Ножилову удалось откупить его от суда и следствия. Так он и получил в своё распоряжение эту бесплатную на всё готовую силу.

Выехали из двора. На обочине стояла бабулька, обычная, с палочкой и кошёлкой. И вдруг метров за десять перед машиной она шагнула на дорогу.

Максим резко тормознул, гуднул старухе, а она, не оглядываясь, семенила.

- Камикадзе, - процедил сквозь зубы Ножилов.

- Ещё нас переживёт, - не согласился Бубель. И добавил: - У этих старушек рефлекс на близкоидущий транспорт, как у собаки Павлова.

- А чё за собака, чё за Павлов? . заинтересовался Вовчик.

Бубель подробно и спокойно рассказал об учёном Павлове, об его экспериментах на собаках.

- Да, Семёныч, - уважительно сказал Вовчик, - сразу видно . высшее образование.

- Это же школьная программа, Володя.

- Не, Семёныч, в моей школе этому не учили, - твёрдо возразил боксёр.

Выехали в пригородную парковую зону, свернули на грунтовку и вскоре оказались перед круглой полянкой, обставленной машинами. Тут уже суетились собачники со своими "бойцами"...

В бою против "кавказца" всё складывалось вроде бы удачно для Фрэда.

Но, хотя он всё время атаковал, результата не было. Пасть его забивалась длинной шерстью, и он уже явно уставал...

Ножилов смотрел, стиснув зубы. Вовчик глыбоподобно вздымался за не мелкой фигурой шефа, посматривал строго по сторонам. Бубель переживал, будто сам дрался: наклонялся, отшатывался, взмахивал правой рукой. Только что сам не рычал и не кусался. В левой руке он держал чёрную матерчатую сумку с медикаментами.

- Рви его, рви! . не выдержав, заорал хозяин "кавказца", плешивый и пузатый мужик в спортивном костюме. Максим обернулся на этот дикий крик, а когда снова глянул на собак . Фрэд полз по вспаханной когтями земле, собирая на выпавшие из брюшины кишки грязь, пыль...

Ножилов бросился к нему, подхватил на руки, безнадёжно пачкая одежду, заорал на Бубеля:

- Зашивай, зашивай, падла! Делай что-нибудь!

Вовчик расталкивал перед шефом зевак, расчищал дорогу к машине. Уложили пса на заднее, застеленное клеёнкой сиденье:

- Семёныч, сделай что-нибудь.

Бубель обломил наконечник ампулы, набрал жидкости в шприц и сделал укол. Через несколько секунд Фрэд, скульнув последний раз, закрыл глаза.

Ножилов сел за руль, рванул с места. Бубель тронул его за руку:

- Спокойно, Максим, спокойно... Когда-нибудь это должно было случиться. . И Ножилов, внешне, успокоился.

Вовчик решил пособолезновать:

- Ответят, суки, ответят они нам, Петрович.

- Заткнись.

Ножилов остановил машину. Они были на въезде в город, с обеих сторон дороги болотина поросшая кустами.

- Доставай, - сказал Максим боксёру.

Вовчик достал мёртвое тело.

- Чего делать-то?

- Не знаю... Похорони, что ли, как нибудь, - Максим сунул ему деньги и газанул, оставив задумавшегося боксёра на ночной уже почти дороге.

Ножилов подвёз доктора домой и только тут сказал:

- Ты не обижайся, Семёныч, что я орал на тебя...

- Да ладно, Максим Петрович. Я ж вижу . тяжко тебе... - И неожиданно добавил: - А с женой тебе повезло. Любит тебя Ольга...

Ножилов кашлянул, будто поперхнулся.

- На вот, - протянул Бубелю деньги. . Я бы выпил с тобой, Семёныч, да вот за рулём.

Доктор махнул рукой:

- Ерунда всё... А Вовчика зря обидел.

- А-а, - Максим тоже махнул рукой.

Бубель ушёл. А Максим Ножилов поехал к своему дому.

Сказав про жену, Бубель задел его за живое. Тревога, неясная пока, нарастала в душе. "Ох, Ольга. Ольга..."

... Ольга долго сидела на крыльце. Темнеть уже стало, и ветерок знобкий с озера тянул. В деревне пустынно и тихо было. Проехала ещё засветло легковушка к озеру, шумно, с музыкой. И такие рожи уголовные на неё из машины пялились... И всё, тихо, пустынно. Тёмные дома. Лишь в одном горит ещё свет . тоже какие-то городские гости к бабушке приехали.

Дом его, Максима, родителей. И сам он тут родился. И разве она уехала от него. Нет . к нему. И он обязательно приедет сюда.

Ольга вошла в дом.

То ли она разбудила сына, то ли он и не спал.

- Мама.

- Что, Женька, ты чего не спишь?

- А ты?

- Я ложусь.

- Мама...

- Ну, что ты... Всё хорошо, всё хорошо, - погладила сына по голове.

Женька скоро уснул, а она ещё долго лежала в своей постели. С глазами открытыми в темноту...

Любит она своего Ножилова. Втюрилась в него, что называется, с первого взгляда. На какой-то училищной дискотеке, на которую пришли ребята из ПТУ, и Максим был среди них.

Она помнила, как ругались всё время её родители. Отец . человек слабый и добрый . пил, а сильная и властная мать пилила его. И отец умер. И Ольга не могла простить мать. Трудно жить с этим, а не могла... Поэтому хотела, чтобы в её семье всё было хорошо. Её не смущала его репутация сначала хулигана, потом бандита, а теперь удачливого богатого человека, она как-то и не думала обо всём этом, просто любила.

У них долго не было детей. Ольга лечилась, ездила на курорты. Она знала, что Максим изменяет ей, но не показывала вида. А он знал, конечно, что она знает и не скрывал особенно-то измен, хотя и напоказ не гулял, но городок-то маленький... Но не сказав ничего сразу, она уже не могла сказать и потом. Она прощала его, находя оправдание в том, что не может родить. И, главное, она знала, что нужна ему, что ни с одной другой ему не будет так хорошо и надёжно. Но теперь она жалела, что не сказала тогда... Может, он и правда, работает круглыми сутками, как говорит. Не в этом дело. Устала она...

Наконец, родился Женька. Болезненный, с врождённым, как вскоре выяснилось, пороком сердца.

И рождение сына никак не повлияло на Максима, он так же отдавал всё время своим "делам". Но любил Женьку. И любит. Она знает это. И Женька знает.

И хотя Женька почти всё время был с ней, характер стал проявляться отцовский . упёртый. Как ни оберегала его . то подерётся в школе, то убежит с дружками купаться на реку, в прошлое лето смастерил из картофельного мешка боксёрскую "грушу", повесил за домом на дереве и лупцевал до истощения болезненных силёнок. Ольга, увидев его у этой "груши", чуть в обморок не упала.

И всё молчит Женька. Слушает, кивает и делает по-своему.

Она вслушалась в дыхание сына. Прикрыла глаза. И уже в полудрёме вспомнила первую поездку на курорт.

Ездила без Максима. Отпустил. Даже . отправил. Очень хотелось, чтобы он поехал с ней, но не поехал. Поселилась в частном домике, на втором этаже, куда нужно было подниматься по крутой лесенке вдоль стены. Собственно, это была крытая веранда, разделённая на две комнаты тонкой перегородкой. Хозяева . муж и жена . жили внизу. Соседкой её оказалась тоже молодая женщина, тоже без мужа. Подружились ни к чему не обязывающей курортной дружбой.

На пляже Марина (так звали новую подругу) сразу познакомилась с двумя парнями. Понятно было для чего... Но в первый день ничего не произошло: выпили с кавалерами местного вина и разошлись, договорились встретиться завтра.

- Ну, сегодня пора, - сказала Марина на следующий день, собираясь на пляж.

- Без меня, - ответила Ольга.

- Ты чего?

- Ничего. У меня муж.

- Ну-у, подруга... Каждая имеет право на красивый короткий роман. Это не измена. Они там без нас . будь спокойна . не теряются.

Ольга не пошла с ней. Слышала скрип лестницы ночью, стук двери.

Через перегородку был слышен даже шорох скидываемой одежды...

Не изменяла она Максиму. И не изменит никогда. "Приезжай, приезжай..." . просила уже во сне.

... Максим гнал машину. Себя гнал. Туда . к жене и сыну.

Запиликал телефон.

- Да.

- Максим Петрович, добрый вечер, - приторно пропело в трубке. Костик . игровой.

- Здорово.

- Как насчёт партии в нарды?

- Да пошёл ты, - взорвался Максим. Выключил телефон, бросил трубку на соседнее сиденье. Трубка, вдруг, жалобно запищала, замигал экран. И затихла, вырубилась совсем, умерла . заряд кончился...

Близко уже деревня, скоро увидит своих. Фары выхватили знак у дороги . отворотка вправо. И Максим притормозил. Тяжёлый джип медленно, будто раздумывая, повернул вправо, в сторону от деревни...

Вскоре грунтовка круто взяла вверх, и здесь он остановил машину, вынул из-под сиденья фонарик, вышел, просветил себе путь.

Трава здесь была густая, а тропка совсем сузилась, стебли цеплялись за ноги, и подъём показался Ножилову очень тяжёлым, а когда-то взбегал...

И выбрался на угор, не густо поросший соснами. Здесь сразу стало светлее. Ближе к звёздам, к небу. Максим выключил фонарик.

Деревенское кладбище. Тихое и нетесное. Погост. Оградки . больше деревянные, крашеные, есть и металлические, а многие могилы вообще без оград. Кресты деревянные либо железные, тумбы со звёздочками. Бугорки, густо поросшие травами, кто здесь лежит уже никто не скажет... Вот похоронили человека, поставили крест, ходили на могилу дети, внуки, потом крест упал, сгнил, скоро и бугорок сравняется... И в этом есть какая-то глубокая правда. Сгниют когда-то и металлические кресты, и даже мраморные плиты городских кладбищ обратятся прахом...

Вот и его уголок . за единой оградой два креста. Отец и мать.

Стоял над ними Максим Ножилов, думал... Простые были люди., жили, трудились на этой земле, дали жизнь ему, Максиму, и умерли, и всё... И он живёт. Мечтал, между прочим, в детстве, стать археологом. А стал... Ну, кем стал-то?.. Ведь уже тридцать пять. Или ещё тридцать пять. И кто он? Зачем он?..

... А на въезде в деревню, у разбитого участка дороги, где Ножилов неизбежно притормозит, в зарослях придорожного ивняка поджидают его двое, и у одного в руках автомат... Час назад им позвонили из города: "Встречайте, едет". И они . встречают. Минут двадцать назад слышали звук машины впереди. Предохранитель сдвинут, затвор передёрнут... Но куда пропала машина? Где Ножилов?

Максим не стал спускаться к машине, прямиком в деревню пошёл. К своим...

Copyright (c) "Русский переплет"