Рассказы
8 января 2007

БЫЛО ВРЕМЯ

Было время, когда неслась над страной песня: "Мой адрес не дом и не улица, мой адрес - Советский Союз", когда буханка хлеба стоила восемнадцать копеек, а стакан газировки с сиропом - три. Был я холост, молод и весел. Отслужил в армии и работал на заводе. И всех-то забот у меня было - не проспать на работу. Мать ещё была жива, и я ездил к ней в деревню на выходные и в отпуск. И даже кажется, что в те годы весной сочнее зеленела молодая листва; летом ярче светило солнце; осенью деревья красивее были расцвечены жёлтым и красным; зимой белее был снег. Но, конечно, это лишь кажется.

Да, было время... Хорошее было время!

ПОЯВЛЕНИЕ БАТОНА

Прошло уж много лет, а как сейчас помню первое появление Батона.

Вообще-то его звали Буйлов Андрей Антонович. Да, у него и паспорт был. Я сам видел. Правда, без прописки, но и без отметки о судимости.

Встретились мы у магазина.

- Братан, дай рубль, - были первые его слова, обращенные ко мне. И как-то просто, по-дружески они прозвучали, и без просительных ноток, и без требовательных: мол, выручи, если можешь, а нет - так нет.

На нём была, несмотря на минусовую температуру, тонкая брезентовая штормовка, из-под неё виднелся потрёпанный, неопределённого цвета свитерок, на ногах - кеды и девятирублёвые советские джинсы. Шапку он никогда не носил.

Правда, и сам я в ту пору был одет не слишком шикарно, но всё-таки куртка моя была на меху, пусть и искусственном, на ногах зимние ботинки, а на голове вязаная шапочка.

Я выгреб из кармана мелочь, стал считать на ладони.

- Э-э! - Он махнул рукой. - Оставь себе.

Мимо нас во двор магазина въехал фургон.

Он проводил машину взглядом, повернулся ко мне и вдруг протянул руку:

- Батон.

- Что?

- Батоном меня кличут.

- А-а. Саня. - И мы пожали друг другу руки.

- Ну что, Саня, идём на дело? - спросил Батон. Я не понял, что это означает, но, чтобы не обидеть нового знакомого, ответил:

- Идём. - Тем более, что делать-то мне было нечего.

ИДЁМ НА ДЕЛО

Батон уверенно зашагал в магазинный двор, я за ним. За плечами его болтался пустой рюкзак.

Машина была подогнана фургоном к дверям. Водитель сидит в кабине, покуривает, в ус не дует. Глянул я в фургон, а там в деревянных ящиках поблёскивают горлышками бутылки водочные.

На крыльце толстая женщина в белом халате орала, широко раскрывая рот и сверкая золотыми зубами, на маленького, щуплого мужичка в грязной фуфайке, нетвёрдо стоявшего перед ней:

- Уволю я тебя, панфурик, уволю! Гад такой! Что, мне самой ящики таскать?

- Так я, Марья Ивановна, я... как штык... - бубнил мужичонка.

Батон подмигнул мне и говорит:

- Хозяюшка, может, помощь нужна?

Оглядела она нас:

- Как же... сразу и помощники нашлись... - скривила рот. - Ну, давайте.

И принялись мы за работу. Я Батону ящики подаю, он их таскает, куда ему та баба показала.

Сначала она всё на крыльце стояла, присматривала за нами, потом ушла куда-то. Когда я подавал Батону предпоследний ящик, он тихо сказал:

- Иди за мной. - Оглянулся на двери магазина и пошёл мимо машины со двора, всё быстрее и быстрее. Я спрыгнул на землю и побежал за ним.

Батон, на удивление, легко держал ящик в руках перед собой и бежал так, что я едва поспевал.

Спохватились нас, видимо, не скоро. Мы, уже отпыхавшись, перекладывали бутылки из ящика в рюкзак на берегу зловонной речки. Тут только я и сумел ему сказать:

- Ну, ты даёшь. А если бы попались?

- Если бы, да кабы, да во рту б росли грибы...

- Вон они! - раздался громкий визгливый крик.

Подхватили мы рюкзак и дёру. Хорошо так бежим, по тропке между кустами виляем. И вдруг - бетонная стена, тупик, а сзади уже топот слышен.

- Лезь быстрее! - Батон нагнулся, я вскочил на его спину и вскарабкался на стену, он мне рюкзак подал и сам, лихо так, на стену запрыгнул.

И тут, как на грех, выпустил я рюкзак из рук, хорошо ещё не на ту сторону, откуда догоняли нас.

- И-и!.. - только и смог выговорить Батон, схватил мокрый рюкзак - и бежать.

Пока там погоня через стену корячилась, мы уже далеко были.

- У тебя, видать, вместо рук-то ноги выросли! Эх! - Батон аккуратно разгребал бутылочные осколки. Я молчал. Понимал - нет мне оправдания. И вдруг:

- Есть! Есть... - целая, чудом не разбитая бутылка "Столичной" сияла, переливалась всеми цветами радуги в его руке.

НО ПАСАРАН !

Подходили к общежитию. Сверкающая стёклами девятиэтажная коробка была похожа на ящики с бутылками, поставленные друг на дружку.

- Саня, ты местный? - спросил Батон.

- Из деревни. На ОМЗ работаю, здесь в общаге живу.

- В общаге? Это хорошо... Понимаешь, я только сегодня приехал в этот город, никого у меня здесь... Я могу, конечно, и на бану перекантоваться...

- Да зачем! Ночуй у меня.

- Ну вот и спасибо, Саша, я знал, что ты меня выручишь, - и он хлопнул меня по плечу.

- Батон, а ты чем вообще занимаешься?

- Бичую.

- А-а...

Остановились у дверей общежития.

- Правда, у нас тут строго. Только по паспортам и до двадцати трёх часов пускают.

- Ничего, прорвёмся.

Всё-таки я показал ему окно своей комнаты на втором этаже, туда легко можно было влезть по росшему рядом тополю. Но сейчас ещё было светло - могли увидеть.

Вахтёрша, непреклонная тётя Клава, сидела на своём обычном месте, за невысокой перегородкой, готовая в любой момент выдвинуть деревянный брус, стопорящий "вертушку" на входе.

- Тётя Клава, - как можно ласковее обратился я к ней, - тут такое дело, ко мне дядя приехал из деревни...

- Паспорт, - привычно потребовала вахтёрша.

- Забыл паспорт.

- Не пущу.

- Ну, тёть Клава...

- Что "тётя Клава", что "тётя Клава"! Я уже шестой десяток тётя Клава! Наведёте алкоголиков да бичей, мне отвечать потом. Не пущу сказала, выходи, - это она уже Батону кричала.

В это время сзади нас в дверь ввалилась весёлая компания. Отталкивая меня и Батона, полезли прямо через застопоренную "вертушку".

- Назад!

- Мать, всё ништяк...

Батон схватил патлатого, пьяненького парня за куртку и дёрнул к себе:

- Сказано же - нельзя.

- А ты кто такой? - Подступили ещё двое. - Ты на кого руку поднял? Да мы тебя...

И тут Батон мгновенно преобразился: выдвинулась челюсть, забугрились желваки на скулах, глаза сузились, вся его невысокая коренастая фигура напряглась:

- Я таких как ты, мразь, двенадцать лет из параши поил. - Он взял за лицо ближайшего из парней и несильно пристукнул затылком об стену. Тот медленно стал отступать к выходу, двое других за ним. Уже закрывая дверь со стороны улицы, один из них прошипел:

- Мы с тобой ещё потолкуем, дядя.

Батон же обратился к ошеломлённой тёте Клаве:

- Но пасаран! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях! - Потряс кулаком правой руки. И с такой яростью произнёс он эти слова, что поверилось - не шутит Батон.

Тётя Клава молча убрала задвижку, пропуская нас в общежитие.

Мы уже поднимались по лестнице, когда она опомнилась:

- Эй! Назад! Паспорт! Петров, я коменданту доложу!

Пришлось вернуться. Батон пожал мне руку. Громко сказал:

- До свидания, Александр, до завтра. Всего хорошего, тётя Клава, - и вышел на улицу.

Я ещё выглянул за ним - не поджидают ли его те архаровцы, но никого не было, и я пошёл в свою комнату.

Батон ждал под окном.

ЗА ЗНАКОМСТВО

Батон разбулькал содержимое бутылки по стаканам... дверь распахнулась, вошёл мой сосед по комнате Вася Подхомутов.

Взгляды их пересеклись.

- Вася, познакомься, это Батон.

- Очень приятно, - Вася разделся, лёг на свою, коротковатую для него койку и раскрыл книгу. Наверное, он с удовольствием бы ушёл из комнаты, но идти ему, впрочем, как и нам, было некуда.

- Василий, присоединяйся, - пригласил Батон.

- Нет. Спасибо.

- Ну что ж, а мы с Сашей выпьем. За знакомство! - И мы выпили.

- Везёт мне всё-таки на хороших людей, - Батон приобнял меня. -А ты, мил человек, больной, что ль? - обратился он снова к Васе.

- Почему больной?

- Ну, не пьёшь-то? Болит, поди-ка, чего? Может, язва?

- Нет. - Василий вдруг отложил книгу и повернулся к нам. - Тут, мужики, другое.

РАССКАЗ ПОДХОМУТОВА

- Вот вы пьёте. Хорошо. А мне, думаете, не хочется?

- Так я же предлагал...

- Да подожди ты! - Он махнул рукой на Батона. - Я ведь тоже когда-то бухал - будь здоров! И ни за что бы не бросил, если бы не один случай.

Мы с Батоном допили водку. Ясно, что этого мало, надо искать деньги и бежать в магазин. Деньги можно занять и у Васи, но сначала надо выслушать его до конца, чтобы не обидеть.

И мы слушали.

- Было это года два назад - золотая осень, пора листопада, так сказать. И пили мы "Золотую осень". На балконе четвёртого этажа сидели. Я в то время в институте учился...

- Отчислили из института? Догадался я. Раньше Вася ничего о себе не рассказывал.

- Отчислили, он недовольно поморщился. - Ну вот - сидим, пьём. Захорошело. А на балконе в ограждении несколько железных прутьев были выломаны - ну, общага и есть общага. Буревестник - кликуха такая у него - допил бутылку и бросил вниз, да и сам вслед за бутылкой в пролом полетел. На газон упал. Вызвали "скорую", увезли его, пока то да сё - протрезвели вроде. Взяли ещё. Сидим вдвоём с Сеней на том же балконе, пьём. А Сеня удивляется, как, мол, угораздило Буревестника в такую дыру вылететь, тут и не пролезешь, да в пролом этот чёртов и сунулся. Только башмаки у меня перед глазами мелькнули. Я вниз-то глянул - как там Сеня - голова у меня закружилась, ну и...

Мы едва сдерживали смех.

- ... вот, очнулся и не могу понять - живой я или уже на том свете. Лежу по рукам и ногам спелёнатый. Медсестричка по палате, как ангелок порхает... Вдруг дверь открывается, и вваливаются Буревестник с Сеней. Буревестник своим ходом прёт, а Сеня на костылях. Оказалось: Буревестник только пятку отшиб, Сеня ногу сломал, а у меня - сотрясение мозга, перелом ребра, руки и ноги... И до того мне плохо было!.. Поклялся - больше ни капли. Уже два года держусь. И вы меня, мужики, не уговаривайте. Как говорится: пить - здоровью вредить. А здоровье - всему голова...

СВОИМ ЧЕРЕДОМ

- Золотые слова! Твоими бы устами, Василий, мёд пить... А ещё лучше водку. - Батон тревожно взглянул на будильник и толкнул меня в бок. До закрытия магазина оставалось совсем мало времени.

Я, будто бы невзначай, обратился к Подхомутову:

- Вася, дай пять рублей до получки.

Вася не отозвался.

- Да отдам я, отдам! Когда я не отдавал-то?

- Тебе завтра на работу, - подал голос Вася.

- Что я тебе - ребёнок?

- Вася, это западло, - сурово сказал Батон.

Подхомутов вдруг легко согласился. Достал из кармана брюк пятёрку и подал мне.

- До получки.

- Змётано.

И дальше всё пошло своим чередом...

Тяжело было утром. Но Вася был неумолим. Поднял меня и Батона, отпаивал крепким чаем. Потом мы с Васей на работу пошли, а Батон, опять же через окно, вылез на улицу и тоже куда-то двинул.

Вечером под окном раздался свист. Выглянул я - Батон, рюкзак полный держит. Помог я ему влезть, а в рюкзаке позвякивает.

Оказалось, в другом магазине он провернул ту же операцию, но более удачно.

- Ну, ты, Батон, даёшь...

- Даём стране угля, мелкого, но много! Гулял весь этаж.

Кто-то предупредил, что идет комендант, а Батон уж и не шевелится, на койке моей лежит. Мы его с Васей только-только успели в шкаф запихнуть. Зашла Софья Павловна.

- Так, Петров, так... На какие шиши гуляем? - Я молчу. - В профком будет доложено. Голубчики. Хороши. - Тут Батон чего-то зашевелился в шкафу. Софья Павловна насторожилась, прислушалась, но всё стихло. - Сейчас всем сидеть по своим комнатам, будете болтаться тут пьяные - сразу вызову милицию. Всё! - Опять шорохи и кряхтение из шкафа. Она оглянулась, у двери, прислонившись к косяку, стоял Валера Воробьёв: убери косяк - упадёт. Из соседней комнаты неслось дружное: "Где ты, моя черноглазая, где?.." Софья Павловна ринулась туда.

Я довёл Валеру до его комнаты, вернулся и запер дверь. Открыл шкаф - Батон, потянув колени к подбородку, спокойно спал. Вытащили мы его с Васей, уложили на мою койку.

Я рухнул на пол и тут же уснул.

АЛЬФОНС

Меня лишили тринадцатой зарплаты, перенесли отпуск с июля на апрель. Батон куда-то пропал.

Появился недели через три. Чистый, бритый, сытый. Похохатывает.

- Остановился тут у вдовушки на зиму. И ей хорошо и мне. Домик у неё свой, так крышу подчинил, дрова поколол. Ну и она ко мне отзывчивая, - рассказывал он мне и Подхомутову.

- Значит, в альфонсы заделался, - сказал Вася.

- Чего? - не понял Батон.

- Ну, альфонсами таких называют.

- Альфонс... А что? Хорошо! Я теперь Нюрке так и скажу - чтоб Альфонсом меня звала. Красиво!

Засиживаться Батон не стал и скоро ушёл.

- Я теперь человек семейный... до весны!

СИРОТА

В тот день я пришёл с работы поздно. Захожу в комнату и вижу: сидят Батон и Вася Подхомутов. На столе бутылка и кой-какая закуска.

На мою кровать брошена "лётная" куртка и шарф, у дверей ботинки новые стоят - видимо, вдова позаботилась.

- ... выстроили нас, и начальник - подполковник Жуков - век не забуду! - орёт: "Я вас научу свободу любить! Вы у меня узнаете, как кипежи поднимать!" И пошла работа - подгоняют лесовоз, а мы таскаем на себе лесины за сто метров и укладываем в штабель три метра высотой. Норму не выполнил - пайка вдвое урезается... Я ещё легко отделался - через месяц в больничку попал, а двое померли. - Батон сидел спиной к двери и не видел меня.

Вася подпёр кулаком голову, смотрел прямо на Батона и, кажется, готов был заплакать.

- Здорово, Батон! - подал я голос

- О-о! Са-а-ня! - Батон развёл руки и случайно сбил со стола бутылку, но успел подхватить её у самого пола и поставил на место.

Подхомутов поднял на меня глаза, хотел, видимо, что-то сказать, но только мыкнул, опустил голову на стол, затих.

Я увидел под столом ещё две, уже пустые, бутылки.

- Батон, ты почто Васю напоил? - в шутку спросил я.

- Васю?.. Да ты знаешь, что Вася вот такой мужик, - Батон поднял вверх большой палец. - Ты знаешь, что он сирота, детдомовский, как и я? - В голосе Батона слышалась обида.

Мне стало отчего-то стыдно.

На следующий день, в субботу, я собрался к матери в деревню. Батон попросился со мной. Поехали.

Мать встретила как обычно: баня, обед с поллитровочкой, чай.

Я гляжу на Батона - оттаял мужик, Морщины на лбу разгладились вроде, и желваки по скулам не катаются.

Сидел он у окна перед самоваром. Посматривал на стены, где висели большие, старинные, в рамках фотографии: бабушка, дед, мать с отцом - жених и невеста. За рамку зеркала заложены открытки - поздравления с Новым годом и октябрьскими. В углу икона и лампада перед ней - это уже без меня появилось. Раньше икона эта в горнице висела, и я ни разу не видел, чтобы мать на неё молилась.

В общем, всё в доме как обычно, знакомо мне с детства. Батон от меня отворачивается, в окно смотрит, увидел там что-то...

Погостили у матери, да через день обратно в город. Мне на работу надо было.

Шли по дороге к автобусной остановке, и Батон сказал:

- Счастливый ты, у тебя мать есть, живая. А я свою даже не помню.

И молчал до самого города.

Потом Батон куда-то пропал. Я уже думал, что он уехал из города. Но в конце марта он появился. Пришёл, как всегда, через окно.

- Ты откуда взялся, Батон? - радостно спросил я.

- Из-под снега вытаял. Всё, Саня, прощаться пришёл, уезжаю. Чувствую: ещё немного - прирасту здесь, корни пущу, а это не по мне. Я дорогу люблю, волю.

- Дождись Васю.

- Нет, пойду. Я ведь и билет купил. А чего? - деньги есть пока!

- Куда ж ты теперь?

- Страна большая.

- Провожу тебя.

- Не надо, Саня. Ну, давай пять! Ты хороший мужик. - Он протянул мне руку, и я крепко пожал её, хотел и обнять Батона, но он уже развернулся и шагнул за дверь.

- Привет Васе! - и пошёл по коридору к лестнице, ему уже не нужно было прятаться от вахтёрши.

Прошло много лет. Всё изменилось кругом. Изменилась моя жизнь, жизнь Васи Подхомутова. Наверное, изменилась как-то и жизнь Батона - вольного человека.

Copyright (c) "Русский переплет"