Что мы точно знаем о связи судеб человека и его небесного тезки, покровителя по святому крещению? Вот католикам, тем хорошо: там с самого раннего средневековья уделялось немало сил гороскопам, со ссылками на поклонение волхвов. У них все официально. А вот нам, православным? Как нам-то как? В византийской традиции нет особого культа восточных мудрецов и царей, по звездам вычисливших Рождество Христово. Мы как-то более сочувствуем простым пастухам, пусть не умевших читать, но, зато услышавших хоры ангелов. А кроме имянаречения, есть еще и сами эти дни, события которых никак не обходятся без памяти. И относиться к этому приходится на собственный страх и риск. Без благословения. Вот, наш последний Император Николай родился в день Иова Многострадального, и из этого упорно выводил свою судьбу. Может быть, он в тайне надеялся и на "счастливый конец" своих испытаний? Но Новый Завет не обещает земного вознаграждения за вынесенное при этой жизни. Ни множества вновь рожденных детей, ни обилия заново приумноженных стад... Терпи. Вот и Аввакум об этом: "Доколе претерпевать, протопоп?" "До смерти, родная." И радость твоя будет там... Только там... Там, там-тарам, там-тарам... Тяжело быть православным. Нам.

Несмотря на густейший туман, осязаемыми липкими каплями клубящийся над теплым ручьем, возвращался Глеб быстро. Нужно было успеть в лагерь как можно раньше, чтобы не объясняться с охраной откуда и зачем. Затем!.. Ну и баба-Таня! Задала же тему к размышлению. И Мурка у нее хороша. "Мурка, Мурка, в кожаной тужурке." Птичку вот зачем обижает? Та, бедная, жалуется, жалуется, а ее никто не понимает. А разве дело в языке? Конечно, вот если бы попугаем родиться. Полиглотом Хазановым. Тогда, конечно, жаловаться можно. Хоть в Гаагский трибунал. А иначе терпи, потому что остальная фауна делится по гастрономическому принципу. Ну, кто за такую заступится? За такую маленькую. Вот если бы за индейку, или, на худой конец, бройлерную курицу.

Он-то разок заступился. За такую же маленькую. Давно, очень давно в ... о, ужас! в тысяча девятьсот восемьдесят первом! Глеб даже пощупал свое лицо: нет, оно пока умещалось в ладошки, щеки пока не свисали морщинами до подбородка. И седых волосков пока по пятку на висок. Четырнадцать лет. Так вот быстро. А он и не успел понять √ за что же, гражданин начальник?.. Тогда ее, маленькую, жутко третировали в комитете комсомола за "демонстративный отказ от общественных работ по оказанию помощи в уборке урожая подшефному совхозу". Ну и Глеб, как член бюро... а потом ему вдруг стало противно: за какую-то там картошку, с которой он и сам на третий день сбежал, правда не выделываясь как она, а под каким-то весьма благовидным предлогом, теперь делать страшно грозный вид над крохотной, пухленькой, отчаянно насупленной, с золотыми косичками, почти девчонкой. Ну высказала она вслух проректору все то, о чем все остальные только лишь думали... В общем, Глеб поддался настроению защитника слабых. И постарался вопрос замять. Она даже спасибо не сказала... А потом было Первое мая. Гм... Да, именно Первое мая.

Отмечать славный праздник единения всех трудящихся они начали по стойкой партийной традиции, еще тогда ничего не зная про Вальпургиеву ночь, с вечера тридцатого апреля. Пили в общаге на Ломоносова. В комнате было накурено как в аду. Совсем к ночи остались только самые закаленные. Каждый третий тост не чокались √ в память о расстреле рабочей демонстрации в Чикаго. Каждый второй √ за отсутствующих дам. Каждый первый √ за что попало: за весну, за вовкину удачу, за победу глебова брата, за гения Тарковского ... и Ломоносова тоже. Потом, совсем ночью, пошли, как настоящие каратисты, бегать по деревьям. Потом долго что-то кричали на четвертый этаж в комнаты девчонкам. Но войти не могли, так как, после этого самого бега по деревьям и демонстраций растяжек, у троих брюки разошлись от ширинки до пояса... Потом потеряли Вовку, искали, искали и вернулись спать под самый рассвет праздничного дня... Утром же, как лучшие из лучших на потоке, они, вместе с праздничным оформлением колонны, были доставлены к площади Восстания для прохождения по Красной площади в этой самой оформленной колонне Московского государственного университета им. Ломоносова.

Погода с утра начала портиться. Небо затянуло за беспросветно серые облака, в промежутки между домами чувствительно продувало. Потом и вовсе мелко-мелко и гадко-гадко заморосило. Они, зябко невыспавшиеся, кутались плечами, ушами и затылками в свои болоневые куртки, коченеющими руками придерживая сырые тяжелые древки знамен и портретов "членов" Политбюро. Настроение было далеко не то, что с вечера... И тут наконец-то нашелся пропащий Володька. Он был очень даже заметно весел. Заметно. Пришлось прямо-таки "по-матросовски" грудью прикрывать его от пытливых взоров преподавателей, а Володька в благодарность откинул полы своего серого полупальто: там таились две чудные капроновые головки. Передав древки первокурсникам, они, дружно рассеявшись, так же дружно собрались у крайнего подъезда ближней арки. Пустили по три буля. Старые дрожжи возбудились, и потеплело. Когда вернулись в славные ряды комсомола, уже хотелось немного петь, можно даже и про вихри враждебные. Дождь усилился, а выступление колонны все оттягивалось и оттягивалось. Народу в накопителе Ленинского района все прибывало. Рядом с ними расположился чей-то духовой оркестр. Музыканты неспеша расчехлили свои блестящие на фоне общей серости инструменты, стали продувать их, прокашливаясь и отплевываясь. Мельчайшие капли через брови перетекали уже в глаза, по древку от кумача за рукава расползалась жидкая краска, ботинки только что еще не хлюпали... Но тут оркестр на секунду разом замер √ и! √ зазвучал, запел, грянул и вспыхнул огненными протуберанцами вальс! Это был тот самый вальс Овчинникова из "Войны и мира", столь любимый глебовой мамой. Вальс, звучавший у них дома с пластинки почти каждое воскресенье. И Глеб не мог не срефлексировать √ звуки, знакомые с детства звуки выносили душу на воздух, нужно было кружиться, кружиться. Он сунул кому-то свой надоевший флаг и шагнул к девчонкам, вытирая красные ладони сзади о штаны...

Маленькая стояла ... ну, она просто стояла скраю. Он и не видел ее до этого момента. Золотые, но теперь уже остриженные и выбивающиеся из-под шелкового платочка, чуть вьющиеся волосы. Пухлые блестящие губки. Ресницы длинные, живые, в мельчайших капельках дождя. Глеб подтянулся, щелкнул каблуками, тряхнул мокрой "кукушкой". Она, о чем-то очень по-девчоночьи смеявшаяся с подружками, недоумевающе повернулась. Их глаза встретились, уперлись в противостоянии. И она уступила. Оглянулась на оркестр, на смотрящих вслед Глебу парням, чуть скосилась на притихших девчонок. И, тоже подтянувшись, полуприсела, раздвинув воображаемые фижмы, и положила руку ему на плечо... Вокруг сразу стали расступаться, освобождая им круг. Оркестр набирал силу. Его трубы мягко сверкали и отражались во множестве мелких, дрожащих под падающими каплями лужицах. Вальс вкрадчиво обнял, отделив размытостью всех, кто не попал в замкнутый круг их рук и плеч. И понес по набирающей восторг спирали, все быстрее и все выше вознося от этой черной блестящей мостовой, от мокрого озябшего в сыром ветре оркестра, от подозрительно внюхивающихся преподавателей и от восхищенных подружек. И даже от чикагских рабочих... Глаза в глаза, дыхание в дыхание... Да как же он раньше ее не видел? Где же она пряталась? Она очень даже неплохо вальсирует √ откуда? Это вам же не диско?.. А, собственно, плевать. Такой восторг, восторг, полет...

Они поженились ровно через два месяца, то есть, через два месяца обязательной очереди в Загсе. А заявление подали четвертого мая... Маленькая была младше на курс. Поэтому они ждали ее диплома... Затем ждали его возможных заработков после окончания аспирантуры... Затем... Наконец, родилась Катька. И с ее приходом в это мир, словно из этого мира что-то ушло. Словно некто развел, тайно хранимый от всех мостик из их глаз, упершихся противостоянием в то самое первое заветное мгновение. Теперь у них была реальная девочка, реальный плод их любви. А сама любовь √ любовь только для двоих √ стала вдруг чем-то вчерашним... Они теперь вместе умилялись, вместе обожали и заботились об этом крохотном писклявом чуде, ревнуя к навязчиво опытным бабкам и такому вдруг обмякшему деду. Но за этим, видим для всех любованием не было уже той строго закрытой от всех страны, в которую они уходили из густо заселенной Москвы, захлопывая железные двери, взрывая мосты и укутываясь мраком... Теперь, вслед за ребенком, между ними уже могли встраиваться и другие: сначала ее мать, потом его, потом... Пока, кроме ребенка, ничего и не осталось...

... С Еленой они встретились на вернисаже "молодых", то бишь, "левых" фотографов в Доме архитектора на Щусева. Что он там не видел? Технические выкрутасы? И так каждый дурак знает, что может дорогая немецкая оптика и классная японская электроника. А насчет сюжетов Глеб даже не надеялся: обязательная восторженность лизания "западных" задниц со времен воцарения Михася "Меченного" откровенно утомляла. Все эти теперь пупы с кирпичами и груди с экскаваторами, после просмотра даже небольшой кипы старых американских и польских журналов, уже никого не восхищали. Может, где-нибудь в заснеженной провинции, это бы и прошло за нечто "решительное", но ты-то, матушка Москва! Тебе-то какого... наполеона в ермолке?.. Все различия выставленных работ заключались в том, использовал ли автор зерно или соляризацию. И еще какие-нибудь мелочи... А самая скука таилась в том, что посещали эти "тасовки" только очень, ну очень заинтересованные люди: сами авторы и их подружки или "педружки", в зависимости от ориентации... Для любого случайного посетителя была только одна опасность: когда несколько притертых кланом членов "союза" окружали незнакомое лицо и все разом начинали √ от долгого единоварения даже предварительно не сговариваясь √ набивать неофита соломой с иголками и булавками, чтобы затем короновать его как лучшего в мире √ и в крестьянской России тем более! √ почитателя и знатока "нонконформизма", дабы посадить его затем на трон Изумрудного города... Почему Изумрудного? Да потому, что этот камень √ знак Гермеса Трисмегиста, покровителя тайного... И будет новичок там править по закону и совести, пока один раз не спадут с него зеленые √ любимый цвет шизофреников √ очки, и не увидит он вокруг вместо драгоценностей одни битые стекляшки...

Никита возвышался в снующей, целующейся в щечки и тут же шипящей в спины толпе несколько отделено: в среде "левых" он был самым "правым". Вообще-то они с Глебом полудружили уже больше пяти лет, обязательно встречаясь два раза в год за именинным столом у брата и жены брата, и еще пару разов необязательно, где придется. Да, так было и позавчера: на спуске в "Краснопресненскую" Глеб буквально воткнулся в подымающегося Никиту. И как тут было отказаться? Тем паче, на фирме были вынужденные каникулы из-за ремонта "конторы", а дома сидела одна теща - жена с Катькой отдыхала у его дедов на даче в Клину. Ну, что тут делать бедному и бестолковому зятю?! Да. Идти на выставку.

Работы Никиты на общем фоне несколько выделялись: кроме обычного "джентльменского" набора из урбанизированной обнаженки, он выставил шесть сюжетных портретов балетного закулисья. И именно эти работы задерживали внимание: прекрасный психологизм репетиционных моментов, неизъяснимая изысканная красота отдыхающих танцовщиц, контраст наваленной на краю сцены кучи чугунных "чушек" и опершейся на них пуанты... Сам автор взирал на всех как победитель, прячась в контровом свете у окна... Глеб и не собирался обходить залы. Он сразу прилепился к Никите и выслушивал его заздравия и злословия по фланирующей вокруг богемной публике. Они уже даже начали соревноваться в шаржировании этого собрания избранных, когда вошла она... она √ с портрета.

- Муксик, будь милостив, попридержи язычок. И познакомься √ Елена.

- Елена? Та самая?

Она смутилась. Длинная лебяжья шея чуть склонилась к покатому плечику. Она же не слышала их разговора с раздачей кличек любимых народом литературных персонажей. И явно приняла на счет чего-то их личного с Никитой. Пришлось оправдываться:

- Я имею в виду несчастную Трою. Вы из "Илиады"?

- Муксик, это ты нарываешься на войну. Лена, сразу говорю √ он муж.

- И отец. И не скрываю. И не скрываюсь, как некоторые.

- Муксик, ты меня правильно пойми, я не затем, чтобы тебя в лужу сунуть. А потому, что мне крайняя надобность покинуть это заведение до фуршета. И, возможно, даже опоздать на него. А, посему, я сразу ставлю все точки над "и": только мужу и отцу я могу доверить эту девушку.

- А так ты бы мне отказал в кредите?

- Скажу как человек уже многоопытный, отказал б...

Простой такой человек Никита. Жаль только, что гений. Точнее, жаль, что он как-то постоянно помнил об этом. И другим старался не давать забывать. Такое тонкое, тонкое, ну... небрежение, что ли. Так, вроде все у всех хорошо, но ... он, Никита, тебя лучше. Лучше знает, лучше видит, лучше подводит итог. И твое мнение, если оно полностью с его не совпадает, никого уже нисколько не интересует. Хочешь √ подстраивайся, не хочешь √ гуляй... Он-то все равно гений...

Елене было двадцать пять, Никите √ вот-вот сорок. У него уже побывало три жены, и от двух росли дети. Поэтому какой-то особой жалости Глеб к нему не испытывал. Он только поискал к ней ключик. Причем, даже так, безо всяких там надежд и перспектив... И нашел... Он же не знал в ту пятницу, что в воскресенье у Елены и Никиты должна была состояться свадьба. И что уже для нее было сшито свадебное платье, а в его фотоателье стояли дефицитные ящик шампанского и чуть-чуть початый ящик водки...

Это был совершенно новый, доселе невиданный мир, о котором он даже и не подозревал. Мир самых серьезных фантазий... Мир необыкновенного пьяного запаха пыльных кулис... Раскаленных фонарей в осветительских ложах, что счастливыми квазимодами таились под самым потолком... Мир трепета завсегдатаев "пятнадцатого" подъезда... Узких и кривых коридоров, и старых-старых лифтов со слепыми консьержами, где всегда жила возможность лицом к лицу столкнуться с Образцовой или Улановой... Глеб никогда не забудет тех двух своих коротких "видений" Григоровича: невысокий, сухой, какой-то подчеркнуто ледяной, он шел, рассыпая обжигающие всех искры. Тогда уже его травила вся эта свора грассирующей критики и стареющих, вихляющих задами танцоров. В то время же Глеб и услышал эту точную в своей житейской злости театральную формулу: "Актер √ это человек, похожий на героя". Что потом хорошо помогало не купиться даже на самые громкие и благородные фразы "депутатов от интеллигенции": человек, который сегодня так же искренне произносит монолог Чичикова, как и вчера Городничего, будет самым отвратительным актером, в профессиональном плане, если у него есть хоть малый врожденный самоанализ. Врожденные данные не дозволяет артисту сомневаться в себе ни в чем, все равно, что бы он сейчас, в данную минуту, ни говорил √ или в нем будут сомневаться и зрители... И не похлопают... Кто бы раньше ему объяснил, что между профессией режиссера и актера лежит непреодолимая пропасть: как между тигром и дрессировщиком, между овцой и пастухом. Отцом родным и капризным ребенком... И действительно, стоило теперь "разбирающемуся" в проблеме Глебу только оглянуться, чтобы увидеть столь явную закономерность: там, где в московском театре становился директором актер √ театр неминуемо разлагался... Прекрасный, хрупкий, болезненный мир...

Елена была приезжей: московский кордебалет, как исключения, изредка пополнялся из отличников новосибирского и красноярского училищ, так же, как питерский из пермского и ташкентского. След от военной эмиграции спецов. Она снимала квартиру в Солнцево... И он все чаще оставался там ночевать, уже никак не объясняясь онемевшей жене...

Солнцево... Они были в нем фантастично, постыдно счастливы. Глеб бросал свою "копейку" внизу, зачастую даже не запирая √ пустую машину просто прошаривали, без всякого умысла угнать. Если рядом стояла белая "шестерка" Елены, счастье начиналось уже там, сразу у подъезда...

Огромная, абсолютно пустая √ кровать, телевизор и два стула на кухне √ ее трехкомнатная, действительно солнечная квартира была тайно построенной для них двоих Троей. Неприступной, недосягаемой, непосягаемой, только их Троей, которую никто не осаждал... И которую они разрушили сами, только сами...

"Ни одно царство не устоит, если разделится между собою..." Они не перестали служить разным богам: Глеба все больше забирала накаляющаяся не по дням, а по часам атмосфера политики, Елена же не знала ничего, кроме мира репетиторов и надежд на сольные партии в тройках-четверках... Ну и хорошо, если бы ей светило хоть какое-то лидерство! Но как так можно было любить балет ради просто балета?.. Он же сразу прошел от простых посетителей собраний до участников советов... Это были времена его больших надежд... Она же только уперто держала режим, диету, пунктуально смотрела все спектакли всех заезжих и проезжих... Он уже делал... Она все еще присутствовала... Ей достаточно было уже просто стоять в атмосфере, а он хотел быть только в фокусе...

Он в один день окончательно ушел от семьи и Елены. Это слабое, но все же оправдание. Чувство приходит и уходит. Без объяснений. Утро, вечер. И тьма. Осталось, что же ему осталось? Только память? Нет, еще такое тайное, тонко-тонко щемящее как комариный зуд, раздражающее понимание, что он что-то не сумел распознать, чего-то не сумел коснуться там, куда его впускали... Его зачаровывала женская доверчивость и красота, он был всегда готов на любую жертву, любую защиту этой веры в него. Он даже помнит, что точно ощутил, как в этой отданной ему красоте, в сердечном звоне, тонким прозрачным стебельком прорастает ребенок √ его ребенок! И ему дано было видеть как женщина дышит и жречествует в музыке... И все же в чем-то, может быть самом главном, он прошел мимо.

Страна дымила внутренним тлением. Трухлявый социализм опадал огромными националистическими обломками. О "ветре перемен" закатывая в истоме глаза пели все √ от великой Мери Поппинс до малюсенького попрыгунчика Газманова. Всем чего-то хотелось. Особенно тварям. Россию, лежащую в болевом шоке, бесстыдно раздевали, разрезали, пили кровь, даже не оглядываясь √ жива ли, выживет ли... Ее, ослабевшую, смело ненавидели... Все недоноски всех несостоявшихся этносов, все те, кто не имел за плечами Глинку, Чайковского, Рахманинова и Свиридова, в чьих жилах не текла кровь Державиных, Пушкиных, Толстых, Достоевских и Гумилевых, недопонимая своей сатанинской "павлико-морозовской" одержимости, плясали на крохотных лилипутских площадях своих "Свобод" и глумились, глумились над русскими. Даже не за тридцать серебряников, а именно из безумия они соревновались похвальбой в убийстве Империи √ общей семьи, по-матерински жертвенно их вскормившей, и научившей многих хотя бы пользоваться унитазом... И Глеб тогда просто прилепился к Антонову. Этот сгорбленный, головастый, всем больной старичок, не обходившийся более двух часов без какой-нибудь таблеточки, он знал, куда ведут эти завихренные оргии экстазов, и стоял на своем не сгибаясь ни на приманки агонизирующей без единого своего вожака компартии, ни на обожествляющих в своем молочном младенчестве белоэмиграцию монархистов, ни на колдующих и кощунствующих "реликтовых" панславянистов. За свое убежденное, опытное знание всех этих тупиков, он уже отдал совкам больше десяти лет лагерей и спецпсихушек. Какие пряники ему можно было предложить?.. Поэтому с ним все позаигрывали √ и бросили. Но он успел вывести Глеба на уровень непоследних людей, успел дать ему уроки своей лобастой упертости бескомпромиссного упрямства мученика, не нуждающегося в тысячах зрителей Колизея для смерти "за веру"...

Основная война шла на печатном поле. Толстые журналы переживали свой звездный час. В метро и электричках люди с "Новым миром" в руках не садились рядом с людьми, читавшими "Наш современник". Коротич и Куняев были символами, значками, повязками на рукавах и папахах. На место павших каменных и чугунных кумиров ставились "нерукотворные", лирные. Пенсионер и студент, челнок и банкир √ все теперь связывались не по профессиональным, не по семейным принципам, а по "убеждениям": каждая новая статья Яблокова получала противовес из работы Шафаревича, каждый новый лозунг Окуджавы оспаривался Беловым. Писателей просто возвели в ранг небожителей... И они охотно верили в это сами...

Вспомнить только поездки по периферии. Ударная бригада обычно состояла из Главного Редактора, Великого русского Поэта, двух-трех Писателей (из них хотя бы один √ обязательный Сибирский Охотник), пары Критиков-славянофилов и одного Генерала в запасе. Глеб проходил как Критик... Нижний, Вологда, Свердловск и Новосибирск... В Новосибирске их приезд совпал с открытием там местного отделения Союза духовного возрождения Отечества и выборами в местные же Советы. Выступления, встречи, интервью и снова выступления в Доме ученых Академгородка, студенческих аудиториях, концертных залах, Красных уголках многочисленной оборонки... Постоянные гостевые вечера √ как их носили на руках! Как ловили каждое слово, пытаясь в новых культовых лидерах расшифровать тайны пророчеств о скором светлом будущем... Им оставалось только воспринимать это как должное и, не стыдясь друг друга, наперегонки зубилом удачи скоренько врубать свое имячко в новейшую историю государства Российского... В Новосибирске они поделились на группы поддержки "своих" кандидатов. Сам Главный и Поэт водились со взъерошенной, но, в принципе, достаточно на фоне патриотической нищеты благополучно выглядевшей, толстушкой-говорушкой от "национальной" экономики, коммунисткой и кандидатом наук Жнец. Двум Писателям был выделен местный фольклорист, член всех союзов и комитетов мира, страны и города, профессор Мыльников. А Критикам достался всего лишь доцент Мурченко. Хотя-то по внутреннему журнальному ранжиру Критики шли сразу же за Главным, а Писателей-то можно было всегда и заменять √ в зависимости от их личной покладистости или родственных связей... Но само это распределение могло быть уже и пониманием тайных, но, именно от этого истинных ценностей сего столь бренного мира.

Мурченко √ худой, выпукло кареглазый и очень смуглый, с ровно поседевшей длинной бородой, он очень уж просил Глеба, забывшего в гостиничном номере предназначенную для него пачку брошюр Антонова, по возможности попозже прийти вместе с местным юным патриотом к нему домой... Молодой патриот, ожидая в тамбуре, пока Глеб оденется, даже заочно вытягивался в струнку перед Учителем. Они прошли по хмурому заснежному городу уже совсем по темноте, благо недалеко. Фонари изредка горели только на главных улицах, а им достались боковые. И узкие кривые тропинки через нечищеные дворы, заваленные мусором и густо загаженные собаками. Приходилось всматриваться. Само приглашение забавляло и интриговало: зачем? Не из-за книжек же... Звонок. Двери открывает стройная пожилая женщина, со следами былой красоты: "А, это вы. Георгий вас просил впустить." Интересно, а если бы да забыл?.. Квартирка подчеркнуто аскетична, до плаката бедна. Только книги. А из дальней комнаты трудно рвутся баянные звуки какой-то неуловимо знакомой русской песни. Вошли: вся комната усыпана разрозненными листами с машинным текстом. "Ах, это вы, родные мои! Ах, как хорошо! Как хорошо! А у меня сегодня такой день, такой день √ вторая годовщина, как умерла мама." Мурченко откинул облегченно вздохнувший баян, вскочил с низкой кровати и стал судорожно собирать разбросанные бумаги: "Вот я вспомнил ее любимую песню... А это рукопись одного местного автора √ принес мне на рецензию. Исторический роман о Сибири. Наш человек, от сионистов очень даже пострадал." Он все суетился, нервничал, кричал жене, чтобы подала чаю таким дорогим и нежданным гостям. Глеб тоже растрогался, стал помогать: у человека такой день, а он тут со своими делами. "Нет, ничего, разве нам можно о своем? Сейчас важен каждый час √ Родина на грани гибели! Сейчас так важно спешить, родные мои, спешить!" Мурченко был совсем не таким надменным, как показался днем √ дома он стал "своим", теплым и... беззащитным... "Когда я предложил создать из всех патриотических течений единый Союз..." Но, позвольте, разве вы? "Да, да, это моя идея √ я только отдал ее озвучить Антонову. Это же ведь очень, очень старое название √ Союз борьбы за духовность и истину... Тогда эти тайные предатели, вы их уже видели и, я думаю, раскусили, эта поджидок Жнец и ничего уже давно не понимающий ветеран НКВД Мыльников... Надеюсь, это все между нами?.." Гм, пластинка была очень знакомой, Глеб вопросительно взглянул на замершего от такого ярко выраженного к нему доверия Молодого патриота, вообще-то, если бы не "любимая песня умершей мамы", пора бы уже собраться и уходить... Его понурый вид был несколько неточно прочитан Мурченко: "Вы же прекрасно понимаете, в каких жутких условиях мы здесь работаем. Наша так называемая "Память" √ это же чисто КГБэшный проект! Они же все через это рвутся в депутаты. Поэтому остро встает вопрос о необходимости создания еще одного - тайного Союза. Внутри уже существующего."┘ Для убедительности Мурченко поплотнее прикрыл дверь комнатки и перешел на шепот. А Молодой просто ел своего Учителя глазами, он, еще немного, и точно бы тихонечко запел про "Варяга". "И тут особо важно, чтобы у нас были во всех городах свои надежные, верные русские люди. Люди, которые бы могли во всем доверять друг другу, вовремя обмениваться информацией..." Ага! Вот ты, братец-кролик, куда, оказывается, клонишь √ информации тебе захотелось! Ну-ну-ну! Глеб окончательно уткнулся лицом в колени и терпел, терпел... "Наш Союз будет иметь кроме круга региональных агентов, еще и вертикальную систему входов. Вы, Максуд, должны будете возглавить у себя молодежное отделение! Вам в Москве, может быть, будет особенно тяжело √ я-то понимаю, какой напор тайного внедрения КГБ вы должны будете сдержать! Но и, насколько смогу, настолько буду держать вас под защитой √ у меня уже есть в Москве несколько верных людей, придет время, и вы их узнаете..." Что это бы значило? Бред очень местного сумасшедшего? Или действительно на его так тупо давили?.. У молчания всегда есть свои выгоды. И, тем паче, у кивания головой, даже если это кивание от тугой ломоты в висках. "Самое неприятное, что вы должны сейчас будете узнать... Я понимаю, как вам это трудно, но... поймите √ Антонов провел столько лет в лагерях и по психбольницам. Там ведь не такие ломались... А, главное, вопрос √ почему они его выпустили? Вы не задумывались? Ведь КГБэшники никого вот так не отпускают... Вы же поняли о чем я?.. Это значит, что Антонов подписал..." Глебу был тогда тридцать один год. Мурченко √ уже пятьдесят семь. Бить по смуглому, обрамленному благородно седой бородой, лицу хозяина дома было бы, ну, как-то уже некрасиво... Так бить или перебить?.. А тот, как глухарь на любовном току, уже ничего не видел и не слышал. Можно и нужно было бы тихонько, даже не останавливая потока счастливо и сладко разоблачительных речей, уйти "по-англицки". Никто бы и не заметил. Но Глеб положил руку на плечо Мурченко, и так прямо, и так доверчиво спросил, не давая закрыть переполненный планами тайного спасения России слюнявый рот: "А где тут туалет? Писить хочется."

В самолете, компанейский Писатель-Охотник, оказавшийся в одном ряду с Глебом, весело поведал ему на ухо, как и он побывал в гостях дома у своего подопечного фольклорного профессора Мыльникова: "А там накладочка вышла √ профессор-то ключ потерял, и пришлось звонить. Понимаешь, мы же перед этим целый день про сохранение чистоты русского генофонда говорили! Про то, как категорически нельзя с чужой кровью смешиваться! Это же какой грех! Как это потом в детях будет необратимо дегенерацией наказуемо! А двери нам вдруг открыла Сара Абрамовна! Жена у него оказывается такая. Да. И весь вечер она нам чай "с лимоном" подавала и улыбалась. А он-то официальный антисемит." Потом они уже с Глебом вместе, ехидно поглядывая на сидящего впереди, напряженно вертящегося, но никак не могущего из-за своей высокой спинки их подслушать, Главного Редактора, тихо и незло похохотали над трезвенниками-"шичкистами". Те по доброте душевной, чтобы отогреть москвичей от жутких в те дни сибирских морозов, вывезли всю их бригаду в "баню". А хозяин сауны, отставной усатый полковник-патриот, вдруг выставил на стол литр водки и мелко порезанную сырую вяленую лосятину. Бедные борцы за народную трезвость и раздельное питание получили настоящий дзеновский шок, глядя, как их столичные полуголые полубоги стали пить водку и закусывать ее сырым мясом совсем как простые смертные. А когда Великий Русский Поэт стал еще и материться... Веселее было, пожалуй, только в Челябинске, где главный атаман местного казачьего войска оказался ярко выраженным евреем, лысым и в постоянно сползающем, вместе с папахой, рыжем парике...

Россия в своей бесконечной повторяемости сюжетов ужасала догадкой о человеческой (страшное по ответственности слово √ "народной") неготовности к неумолимо скоро надвигающейся буре самых черных событий. Если бы тогда в Москве Глеба кто-то бы смог внимательно выслушать, понять и принять его непереносимую подкорковую боль от несоответствия величин единой для всех цели и множества желающих ее достигнуть... Почему же ни одна и ни другая не захотели, до истерик не захотели даже слышать о том, что так крутило, не давало дышать, рвало на части от полностью уже физического предчувствия катастрофы?.. Почему он был среди них так одинок во всем, что не касалось их только личных интересов?..

Почему ни одна, ни другая не только не разделяли его страсти, а более того, явно по-женски, ненужно ревновали к политике?.. Нет, он не "нарцисс" от идеи! Ведь он, он, он-то! мог погружаться в их проблемы "школы", их отношения с "главнюками", и... Неужели Анюшкин до такой степени прав? Прав: "О Русь моя! Жена моя!"... Господи, помилуй меня грешного! Катюшка... И как же теперь? Ведь теперь-то ничего не вернуть, не повернуть, не переписать... Только дочь одна смогла бы прочувствовать его. Нет, еще мать! Дочь и мать. Только вы и принимали его смертную тоску...

Мама, мама! Ты ведь со своим Есениным √ ты все, уже все знала точно:

"Если тронуть страсти в человеке" √ "тронуть страсти" √ "страсти в человеке" √ "если" √ "если в человеке" √ "тронуть" √ "тронуть в человеке"... Только ты, мама, ведь не предчувствовала, а именно знала, непонятно как, но каким скорым ужасом это все обернется... Потому и приняла его развод как свою собственную неизбежность, и пожалела...

Из рукописей Глеба:

В лобно-теменной области в 1.5 см справа отсрединной линии и на 8.5 см выше верхнего края правой глазницы обнаружена входная огнестрельная рана округлой формы...

Они уже с полчаса тихо сидели рядом √ Глеб и Филин. Мелколиственная, чуть ржавеющая снизу акация давала прозрачную тень, круглые, теплые от полуденного солнца валуны служили им удобными "седушками". Где-то далеко внизу звучали распевки детского хора, там вовсю готовились к большому вечернему общелагерному "костру"... Хорошо, когда можно и нужно никуда не спешить. Глеб опять находился под чьим-то патронажем, опять тут его опекали и заботились. На перспективное будущее √ а вдруг пригодится!.. И он старался тоже не обмануть надежд... Пусть даже не из бескорыстных целей. Да, так. Это ему сейчас очень важно: быть нужным. Полезным. За это и покормят, и выдадут новую, взамен уплывшей, рубашку. А про то, что там про себя думаешь, можно и не особо распространяться. Дело сугубо личное.

Филин был шестидесятилетним, невысоким, чуть сутулящимся, каким-то очень уж "сереньким" человеком с болезненно бледным лицом. Маленькая, с сильной проседью, бородка, темно-коричневый и весьма уже поношенный костюм с, не смотря на тепло, надетой под него синей вязанной жилеткой. И, как настоящий художник, в сером старом фетровом берете... От филина у него только были разве что толстые, лохмато торчащие в разлет брови и маленький, острый, немного пригнутый к выпуклой губе носик... Голос неспешный, своей тенорковой негромкостью заставлявший внимательно вслушиваться в произносимые им словам. Беседа шла кругами, вроде как и не о чем. Так, искали общих тем через книги, через известных людей. Это как две встретившиеся улитки тихо-тихо ощупываются рожками, в любой момент обе готовые уступить и отступить, разойтись по своим путям.

И тут Глеб опять увидел, как из травки под руку Филину выползла небольшая серо-рябенькая, как бы плетеная из тонких телефонных проводков, змейка и стала, ласкаясь, сматываться колечком ему под ладонь. У змейки не было желтых пятнышек на голове, значит, это была гадюка... Филин осторожно выпустил из рук змейку подальше от Глеба.

- Хорошо, что ты змеек не боишься. Важно человеку этот свой животный страх перед другими животными перешагнуть. У тебя действительно очень сильное поле. Только нужно научиться им управлять. Что, впрочем, будет весьма несложно. Ты, говорил, кандидат?

- Физико-математических.

- Замечательно, просто замечательно. Я знаю, между просто хорошим студентом и студентом-отличником всегда стоит принципиальная разница. Красный диплом √ это вовсе не дверь на хорошую работу, нет, у нас чаще наоборот √ только троешники могут рассчитывать на карьеру. Но это дверь в элиту, национальную элиту. Знаешь, сколько проблем у всех дворянских родов? Ну да, ты же Климова читал. Не все там глупость. Вот так и рассыпается идея о чисто наследственной передачи элитности. Сколько при этом выдувалось несуразностей: и Ломоносову приписывали не крестьянское происхождение √ мол, проезжал мимо боярин! И Жанне Д,Арк подводили внебрачность Гизов. Нет, все вымысел. И его несостоятельность доказали большевики. Да, те самые, наши с вами любимые большевики. Они же дарвинисты! Вот после победы первого в мире и до того небывалого государственного строя, встал вопрос о создании и принципиально нового народа, способного достойно соответствовать новой государственности. Первый их эксперимент √ Сухумский обезьянник. Это только нужно представить: еще не закончилась гражданская война, еще всюду разруха и голод, а тут уже выделяются огромные по тем временам суммы на создание научного центра по выведению расы рабов под видом "восстановления промежуточного звена"! Платоновцы. То есть, остались документы, что там производилось искусственное перекрестное осеменение людей и обезьян. Какая там фантастика! После такого все переселения народов в целях скорейшей их ассимиляции, просто бытовой рабочий момент. И борьба с голубой интеллигенцией в двадцать девятом... А вот совсем уже близко: проект еще одного лысого покровителя селекции √ строительство Академгородков. Мол, пусть умные люди между собой женятся и рожают еще более умных. "Нашу советскую элиту!" Но, почему-то, получившиеся дети в основной массе даже высшего образования не осваивали.

- И Климов ведь тоже не на пустом месте вырос. Он весь из розановского "лунного света", а того ведь простачком не обзовешь. Тут совсем другое: если бы действительно элитность нации передавалась одним только наследственным путем, то и не было б революций. То есть, каждый народ раз и навсегда выстраивал бы самый удобный для своего менталитета государственный строй, с самыми достойными представителями на верхушке пирамиды. И процветал бы потом до конца света. Для голландских протестантов √ да, это демократия, для иудеев √ уже совет жрецов, а для монголов √ родовое рабовладение.

- Совершенно верно. Совершенно. Только вот в нашем народе говорили: "Царство справедливости". Так-то оно так. Но революции существуют. И народы то и дело меняют свои правительственные и социальные взаимоуклады. Через бунт и разруху. Хаос, то есть рождение через смерть. При этом происходит самое главное √ обновление правящих элит. У одного нашего замечательного философа есть эта тема √ Федотова не читали? нет? не страшно, очень редкое издание. Но он лишь только-только ее обозначил: это проблема "чина" Мелхиседека. Помните из Библии: это тот неизвестного происхождения жрец и царь, что благословлял Авраама? Понимаете? Царь и жрец, но не имеющий родословной! Неизвестно от кого и откуда. Для Библии, с ее скрупулезными списками потомства, просто безумие. Тысячелетия вопросов: откуда? от кого? То есть, почему он имел право благословлять первого еврейского патриарха? А потом апостол им вдруг про Христа провозгласил: "Первосвященник по чину Мелхиседекову!" Опять иудеи сломались... А тут вся тайна элиты: не только все по крови, по душе, но и по духу √ "по чину Мелхиседекову" право на лидерство передается.

- Дух и золото противоположны по направленности. Вот пример так называемого "американского образа жизни", это же агония, агония духа! Смотри, пусть они сейчас покрывают мир, но это же только пародия на Империю. Такая же пародия, как у Наполеона и Гитлера. На три-пять десятков лет, больше ведь на одном насилии не удержаться. На насилии и ублажении жирных телес... Потом все равно эра России. Только в ней, в ее народе вечный дух иерархии, прообраз всемирного взаимоустройства √ Великая пирамида всех этносов... Да... А наш лагерь замечателен, зря ты так пренебрежительно поглядываешь. На людей-то. То, что они все здесь разных идейных направлений собранны, это и хорошо. Пусть побьются, потягаются. В таком вот столкновении побеждают не идеи √ нет! На самом-то деле идеи не могут столкнуться вовсе. Ведь они не этого, а ментального мира. Побеждают духи, которые эти идеи приносят. Идея √ только тень, она сама по себе ничто. За ней должна стоять сила, то есть, этот самый дух. Тогда опрос: чья это тень? Как его имя? Кто там склонился над нашей Землей? Чьи руки касаются ее гор и долин, кто навевает сны и возбуждает самые жуткие, самые неодолимые желания и страсти? И тут не хаос. Я внимательно все отслеживаю. И по сторонам развожу, если нужно. Пусть спорят, шумят, пугают √ лишь бы крови не пролили. Помнишь, как инквизиция даже самых злостных преступников казнила? Бескровно. Да! Человеческая кровь не принадлежит людям. Она для Бога. Всякая, пусть и случайно пролитая человеческая кровь √ это всегда жертва. Жертва, но кому?

- Нет. Уже нет. Просто здесь - под моим, извини, надзором и происходит это самое уложение новых устоев. Здесь, как не напыщенно звучит, но выводится закваска будущей всемирной России. Здесь ее бродило и беременность. Так-то ведь лучше, чем народ на площадь выводить. И к тому же: всякое бунтование в принципе бесцельно. Это же истерика, бессмысленность. Все эти взятия мэрий и телебашен. Там людская кровь, как недобродившее молодое вино, из старых прогнивших мехов сливается в грязь. Просто, в грязь.

На плечо Филину села крохотная малиновка. Чуток повертелась, низко опустив головку, знакомо боком посмотрела на Глеба, что-то заговорщицки пискнула и спорхнула в кусты.

- Да, молодой человек. Это вам пока страшно. Но, и мне в свое время не легко было понять. Очень не легко. Проще было взять да и погибнуть. По молодости же главное √ чтоб красиво. Но с возрастом и опытом приходит понимание своих сил. И задач. У меня здесь собраны концы очень многих, очень многих ниточек. Со всей станы. И еще дальше. Здесь узелок, а сеть по всему миру растянута... Слушай. Слушай внимательно. Очень, очень внимательно. Готов?.. Тогда слушай... Да, мы живем в Седьмой день творения. Я сказал √ творения! Это не ошибка. Ибо наш день не тот день отдыха по иудео-христиаской традиции, когда уже ничего не происходит. В этот день Демиург продолжает творить. Как и в первый, и во второй, и в третий... Только теперь творятся не стихии и животные, не ангелы и люди, а новое, высшее земное существо, где все люди только его клеточки, его составные. Имя ему √ Левиафан. Это единое, совершенное, вечное и прекрасное государство для всех племен и народов. Для всех, всех... Гоббса когда-нибудь приходилось читать? Это великая цель непролития человеческой крови. Мира для всего мира.

- Как же для всех? Утопия! Вот здесь вроде одни патриоты собраны, демократов и близко нет, ну и где он, этот мир? А добавь сюда хасидов, толибанцев или мормонов! Они же и двух дней не переживут. Где он, этот ваш мир?

- Правильно, правильно, Глеб. Вот поэтому здесь только патриоты. Ибо на ближайшем историческом этапе Земле предстоит задача обустройства России. И все, только одной России. Почему? Да потому, что именно в нас зреет призвание на мессианство. То, что так исказили православные апологеты: "богоносность"! А на самом деле √ на мировую социальную справедливость! Ибо в России одной до нашего времени сохранился идеал Царства. Справедливого Царства. То бишь √ Вечной Иерархии! Законности через неравенство. Какая нам, русским, демократия? Это только для мелких западных амеб: когда путем голосования ухо может быть избрано глазом, а шея √ прямой кишкой! Это только для их бесформенного студня, где нет ничего, кроме элементалиев. Но, и это же, ты сам понимаешь, ложь: там тоже иерархия, но в худшей своей форме √ финансовая, т. е., алчности... Нет! Наш Левиафан должен будет иметь самое строгое деление на касты √ свои органы жизни. Но это все должно происходить без насилия, без создания базы для революций, для переворотов. Все только по доброй воле и идейным, то бишь партийным, соображениям. Отсюда все современные партийные идеи и есть эмбриональные зачатки будущих органов и тканей. Ибо только они собирают и сортируют определенные сходные психотипажи. И, повторяю, все произойдет безо всякого принуждения √ от природы... Ведь наши партии имеют уже очень, очень древние родословные. Церковники называют их сектами, а, на самом-то деле, они суть прообразы Тех, кто проецирует из Космоса на Землю свои тени-идеи! До срока!.. Да! Да! В партиях спит до поры, до времени заряд страшной силы, но который сработает только при правильной последовательности соединений кем-то только всей электрической цепи!

Филин возбудился: он перешел совсем на шепот, пригнувшись к Глебу, словно их кто-то мог здесь подслушать и предать гласности их тайну осознания своей элитарности. От него, от его давящего и подчиняющего возбуждения хотелось бы и отойти, и приклониться одновременно. Какие-то равно чередующиеся волны притяжения и отталкивания, как прибой, просто физически раскачивали Глеба. Но куда уйти? И куда приклониться? Он попытался противостоять этому прибою. И для этого почти не слушал, почти не включался в тихое властное шипение шепота, в силовое излучение дыхания, в смысл его загружения ...

- Самое главное нам сейчас √ убить Церковь. Она принесла и навязала русскому народу совершенно противоположную по своей цели задачу √ строительства идеального царства в ином мире, после смерти. Счастье и справедливость √ только после смерти! Как это может понять пусть простой, неразвитый, необразованный, но чувствующий человек? Никак. Поэтому Церковь не могла и никогда не сможет насытить всю Россию: все время в народе идет бунт против этой жуткой идеи рабской покорности смерти, идеи обязательно только загробного счастья. А как иначе? Народ хочет жить, а не умирать! Так было всегда: настоящие русские люди не желали склонять головы перед чужой им религией, навязанной варяжской дружиной варяга Владимира. Да! Россия всегда сопротивлялась Церкви, всегда пыталась разорвать ее душные цепи на множество частей: наши стригольники, иудействующие, хлысты, скопцы, духоборы, толстовцы √ это все очень стабильные симптомы!.. Смотрите, вот хотя бы те самые, оболганные хлысты, Люди Божии, это ли только отказ от вина и общий секс? Неправда! "Свальный грех?" Это только в самых отдельных, самых исключительных случаях. А главное √ это она! √ их "корабль", община с единством имущества, полной открытостью всей без остатка личной жизни перед ближними. Братство. И, в то же время, в нем есть иерархия. Иерархия духа: христы, богородицы и кормчие! А если и секс, то он тоже ничего для себя √ бездетный! От них, только от них пошли русские большевики. В самом чистом виде! Вся корчагинская страсть от заповедей нашего Данилы Филипова, от жажды равенства и свободы в духе, а не от этих примитивных европейских марксовых бормотаний о взаимной выгоде общих орудий... Какая кому там выгода? Нет. Братство! И по духу, и по плоти. Вот главное, что не поддавалось ни казням, ни уговорам: в то время идеология называлась откровенно √ вера!! Вера... Это же все, ну, уж с семнадцатого века точно, поименно, доподлинно проследить можно любую партию. От анархистов до супермонархистов... Всегда были и есть люди, требующие для себя особого, непереносимого для других духовного накала, требующих рая уже здесь, сейчас, на этой грешной земле... Коммуны народников? Ячейки социал-демократов? Вот и опять знакомые "корабли": в ячейке все должно быть общее. Идеально общее, вплоть до отказа от семьи, детей, от себя самого. От жизни. От будущего. Без компромиссов. И здесь навсегда главное √ их опаляющая, иллюминирующая, феерическая страсть! Это же такая страсть всеобщей чистоты и справедливости √ всем √ уже тут, сейчас, а не за далекими облаками! Настоящие коммунисты! И поэтому, кем же им еще быть? Да! Конечно: саваофами, христами, богородицами, не меньше! Да! От этого же все эти Петербурги, Екатеринбурги и Сергиевы Посады переименовывались от христианский святых на собственные имена. Так новые святые заполняли российский небосвод!.. И пусть на какое-то время запал ослаб... Но, - это было! Было! Это же какая сила, какая сила вырвалась тогда из-под давящего церковного спуда...

Филин привстал, и из его рукава выпала в траву пригревшаяся там змейка. Глеб отшатнулся, но Филин удержал его за плечо, потом удивленно посмотрел на свою левую ладонь:

- Какое, однако, у тебя поле сильное. Смотри дальше: кто тут у нас еще? "Шичкисты"? Так они же и не скрывают, что от чуриковцев свое происхождение ведут. И их родоначальник, доктор Квадратов, прошел у "братцев" полное √ ты понимаешь? √ полное посвящение. А те с 1906 года только для вида как "Общество трезвости" функционируют. Это же для жандармов, а как они были "молоканами", так в тайне и остались. Почему в тайне? Дело в том, что отказ от водки, мяса и табака √ это всегда был очень заметный признак так гонимого "сектантства". По нему полиция всегда очень легко вычисляла общины. А когда уже множество не пьет, не курит √ все скрыто... Ведь, на самом-то деле, нет вопроса "пить или не пить", а есть главная задача: через неодолимую, уже физиологическую ненависть к вину оторвать русских людей от жидовского причастия. Мистически освободить их от христианского загробного Бога. Повернуть главный интерес к жизни на Земле. Вот где беспощадный фронт!.. И они уже много сделали. Да, много... Пойдем-ка пройдемся.

- Но, я как-то теперь и не представляю Россию без уже тысячелетнего Православия.

- Тысяча лет? Тебя так давит эта циферка? Так нужно, чтобы мы поверили, что нам семь, десять, двадцать тысяч! Когда мы будем знать свою родословную на миллион лет, тогда нас, так же, как и евреев, уже на эту удочку √ "придите ко Мне все труждающиеся и обремененные..." √ не поймаешь... А потом, кто вообще говорит, что православие надо бы насовсем убирать? Нет! В нашем будущем государстве всему место найдется. Для всех типов психики, и для рабской в том числе. Лишь нужно правильно определить ему место. И чуток реформировать в националистический толк. Сместить акценты в уже существующем: мне, например, очень близок Климент Александрийский. Он почти полностью наш, почти чистый гностик... Я даже больше скажу, здесь, в лагере, специально нет церковной секции, чтобы подтвердить идею о ее необходимости. Помнишь теорию о стабильной полноценности любой философской системы? Условие: обязательно нести самой в себе элемент несостоятельности, эдакий подконтрольный сектор протеста. Иначе эта система не жива.

- Шафаревича?.. В чем-то и он, конечно, прав. Но, ведь он описывает только Запад, католицизм. Его болезни, конечно же, заразные и для нас, но не смертельные. Все прививки европейского происхождения были в лучшем случае катализаторами своего собственно русского процесса брожения, не имевшими возможности спуститься за определенный интеллектуальный барьер и саморазрушавшиеся в чуждой им народной среде. Например, те же анархисты, ввезенные Восточными тамплиерами, или либералы Розенкрейцеров... А интернациональные коммунисты, произошедшие от иллюминатов, были просто физически уничтожены "своими" детьми √ национальными большевиками... Шафаревич... Это его, якобы такое наивное, желание снова хоть как-нибудь придать православию человеческое лицо, оправдать его историческую тупиковость... И прости: мне трудно о нем говорить справедливо, он мой личный враг.

Они потихоньку подошли к воротам лагеря. Забавно, что на вид такой "серенький" Филин распространял свою "серость" и на Глеба. На них никто не смотрел. С ними даже не здоровались... А, может, все лагеряне так привыкли за эту неделю друг к другу, так передружились или перессорились, что уже и не желали друг друга видеть... Главное полотнище окончательно провисло. Флага с Андреевским косым крестом просто не было: "Антропософы либералов уехали от нас вчера с вечера. Но, это ничего, ничего, они свою лабораторию хорошо отвели." Зато рериховский вымпел был аккуратно выглажен. "А над "Белым Домом" ни "рерихианского", ни "либерального" не было..." Тут Глеба снова закачало. Он едва устоял...

Глеб хотел войти в ворота, но Филин опять тихо, но с усилием удержал его за рукав. Почему?.. Навстречу им вываливали те самые ребята-футболисты, под прикрытием которых Глеб сумел оторваться от "пастушков". Ребята остановились, закивали в его сторону: "Вот он! тот самый!" √ "Он, гад!" √ "Да, да! Он, сволочь." Они широким неплотным кольцом вдруг стали обступать их. Филин застыл, слегка прикрыв глаза своими полупрозрачными, как промасленный пергамент, не скрывающими зрачков, веками. На Глеба повеяло холодом. Что-то почувствовали и сами ребята, стали переглядываться, ища, кто возьмет на себя лидерство в явно намечающемся конфликте. Наконец вперед высунулся невысокий крепыш с хорошо закаченной шеей:

- Ты кто? - зря он так грубовато начал свою атаку. Опыта ему еще пока не хватало. Глеб тоже, как и Филин, приспустил веки. Растопырил пальцы опущенных ладоней. Тихо выдохнул:

- А ты кто?

- Ты здесь чего ищешь? - парень не мог уже перестроиться.

- Я, кажется, тебя спросил: ты кто?

- А охрана!

- Тогда поди-ка к своему начальству. За справками.

Ситуация становилась все глупее и глупее. Нужно было ее разрядить необидно для ребят и себя. Глеб решил просто игнорировать этого самозванного лидера, и обратился через его голову:

- Ребята, что вы хотели? Говорите, не стесняйтесь.

Те опять замялись, похоже, что настоящий вожак, направивший их так агрессивно на Глеба и Филина, прятался, выставив крепыша в подставку. Но тот уже сам не останавливался, не желая терять возможность покрасоваться в предложенной ему случаем роли:

- Я же тебя спросил: что ты ищешь в нашем лагере? Что ищешь?

Его нужно было отключить.

- Ребята, я весь внимание.

- Мне отвечай! - парень сделал шаг протягивая руку.

Урок первый: как только рука коснулась глебова плеча, она оказалась прижатой ладонью. Легкий поворот корпуса √ и парню пришлось стать на колени. Все расступились и обнажили истинного лидера. Высокий, очень худой, он от неожиданности оглядывался, ища куда скрыться от нестандартно сложившейся ситуации. Глеб обратился к нему:

- Я все же не понял: в чем я виноват?

- Вчера был разрушен наш знак на берегу. А там видели ваших друзей. В таких вот белых же кроссовках. И в солдатском камуфляже.

- У меня тут из друзей только Дажнев и Семен Семенович.

Малый попытался встать. Глеб ему разрешил, отступив на полшага.

- Тут еще двое вас искали. Они так и сказали: "Друга".

На "Вы" √ это уже неплохо. Очень неплохо. Это признание, что он выиграл. Можно мягко перевести стрелки в сторону.

- Семен Семенович, я не знаю о ком они говорят.

И √ совсем неожиданно √ Филин полушепотом:

- Пошли вон. Быстро.

Ребята и пошли. Пошли дружно, даже не оглядываясь. Глеб удивленно покосился на Филина. Тот тоже хитро посмотрел на Глеба:

- С твоим полем не обязательно пальцы заламывать. Если тебя раскрыть, ты и так будешь на колени ставить... А они как мои ученики. С теми тоже периодически случается, бунтуют. Закон противовеса стаи и вожака. Проверяют меня на прочность, себя на взрослость. Ладно, мы с ними вечером, у "костра" помиримся. А пока пусть чуток поволнуются, пошумят, попереживают.

Молодежь, отойдя на достойное расстояние, бурно разбирала свои ошибки... А Глебу пришлось теперь все рассказывать Филину: и про убийство на повороте, нечаянным свидетелем которого он стал, и про скитания по горам и по долам... И про Бабу-Таню в том числе, с ее теплым ручейком и кошкой... При последнем рассказе Филин заметно напрягся, стал чуть-чуть подергивать левым плечом, похрустывать суставами пальцев:

- Где, где ты говоришь, она живет? Надо бы мне с ней обязательно встретиться. Обязательно. Это, судя по всему, наш человек. Местные старообрядцы, кержаки, очень, очень интересный народ. Покажи-ка пояс... Да, да, это они, контровые свастики... Здесь же, Глеб, на Алтае, сходятся мировые полюса. Но не земные, географические, а этого мира и антимира. Здесь, где-то совсем рядом, второй проход в Беловодье √ в Шамбалу. И ведь кержаки знают где, но молчат. Скрывают... Может она тебе откроет? Так просто она бы не подарила, значит "отметила"... Первый-то проход хорошо описан Рерихом: под пятью вершинами Кинчинджунги... Беловодье-Шамбала-Агарта... Это сакральной город арийской космической мудрости, охраняемый злом. Мир, о котором так мечтал доктор Фауст...

После Глебова рассказа, Филин перестал прятаться окончательно. Он даже теперь не смотрел на него, не сомневаясь в глебовой покорности √ он нескрываемо пел... Что-то это очень, очень напоминало... И от этой похожести у Глеба чесалось в висках, зажимало спину... Сколько же раз его уже принимали за другого? Сколько раз, даже и не спрашивая согласия у него самого, "женили" на самых странных, фантастических и отвратительных идеях. Посчитать?.. А все из-за его молчания √ внутреннего, именно внутреннего, молчания. Один раз какой-то питерский маститый программист, с которым они оказались долгими соседями по комнате в гостинице, когда собирали "систему" для молодого губернатора Нижнего, после трех вечеров активного и тупого анкетирования на темы морали и политики, щелкнул в своей голове каким-то выключателем и стал вдруг напористо убеждать Глеба изменить "неверное" мнение о масонах. Предлагал новые знакомства в Москве, новые книги... Глеб тогда, лежа на своей кровати, смотрел на нестарого еще доктора наук, и беззастенчиво улыбался... Было даже первое желание подыграть и дальше, узнать имена "новых знакомых". Но! Только что они "убрали" своего собственного Меня. А с Глебом бы и подавно не стали церемониться. И, ко всему, это питерец просто не знал кто такой Глеб, а вот его-то столичные "братья" сразу бы подняли свои списки "неблагонадежных". И тогда уж, вместо ожидаемой денежной премии за нового кандидата в ложу, "рекомендатель" получил бы лишь по жирной шее... Но это только занимательный анекдот из жизни профессионального патриота... А тут все гораздо болезненней: если установить эту математически постоянную "узнавания" в нем "своего" теми, кого он, мягко говоря, за "своих" не считает, то тогда получается, что в нем чрезвычайно высок этот фон тайного с ними созвучия. Да, Филин намного и умнее, и интереснее, сильнее, в конце концов, какого-нибудь там Мурченко или Дажнева. Даже еще точнее √ сильнее, ибо подобную внутреннюю раскачку Глеб испытывал только в присутствии Джуны, раз случайно оказавшись с ней совсем рядом на похоронах Талькова... И все же - что в нем самом сидит такого, что заставляет этих, ну, неприятных ему людей, так часто принимать его за "своего"?.. Вот и теперь Филин, как Карабас-Барабас или тот колдун из Магрибы, явно увидел в нем своего Буратино или Аладина, с помощью которого он обязательно легко откроет потайную дверь или достанет лампу. То есть, проникнет к старообрядцам. В их Беловодье. Так вот просто. А почему он так решил? Так уверенно принял желаемое за действительное? Или это как-то связанно с картинкой, что на водопаде ему показала Светлана?.. Тот змей... Но от кого это зависит: уйти от этого своего безногого тотема? Волчица была его сном, и сном исчезла... А змей √ уже реальность дня... Иногда день сам становился самым жутким сном...

- ... Все равновесия Евразии соблюдены здесь. Хан Алтай √ не просто ось, он есть связь всех трех миров. Здесь, и только здесь, можно проникать в любую зону материи... Эрлик подарил смерть, он успокаивает людей, освобождая их от стареющих тел... И в этом же прохождении вверх-вниз мы можем также уйти в бессмертие √ телесное бессмертие... Смотри... Там, в Шамбале, лежит сам Великий Арий... Смотри... Когда-то эта Земля вращалась гораздо быстрее, и около нее кружилось четыре луны. Притяжению материи противостояла мощная центробежная сила... И тогда на земле росли и не ломались под собственной тяжестью гигантские рыхлые хвощи. Их следы мы находим повсюду... Но скорость вращения замедлялась. И вот упала самая малая луна... Был первый потоп. Погибли гигантские растения... В уголь... Смотри... Наступила эра великих динозавров. Все же Земля, окруженная тремя лунами, тогда еще не так давила на жизнь, ее заполнявшую... Их большие сердца могли прокачивать густую кровь, их огромные мышцы позволяли гордо подымать свои головы... Потом упала и вторая луна. И опять был потоп... Кровь гигантских животных √ наша нефть... На небе оставалось две луны... На Земле жили гигантские люди. Это были дети богов, или дети ангелов √ по Библии... Они не теряли связи со своими отцами, они могли слышать Космос... Их мир слишком условно мы можем назвать цивилизацией... Смотри, смотри!.. Нет, это было нечто иное... Но упала третья луна... Земля теперь вращалась совсем лениво, как сейчас... Потоп опять залил все равнины, и только вершины гор сохранили жизнь. Последние из оставшихся Ариев теперь уже только лежали, они не могли больше даже стоять, собственный вес убивал их, великие сердца останавливались. Они умирали... И тогда трое самых молодых, Мужчина и с ним две Женщины, были унесены в подземелье реликтовыми человекоподобными обезьянами йети. И там они заснули... Ты видишь?.. У всех народов арийской группы существует удивительно одинаковое описание этих спящих. Спящих... Во всех наших сказках и легендах Герой ждет срока пробуждения... Где-то он Бова-королевич, укрытый до времени в дупле священного дуба, где-то Святогор, живой, но в гробу... Буддисты ждут его как Майтрейю... Но одно главное для всех: найти его, разбудить, получить его наследство √ живую связь с Космосом. Без этого арии погибнут под беспрестанными атаками недочеловеков... Да. Эта идея всегда поднимала белые имперские волны с запада на восток, вопреки всем желтым "переселениям народов": Александр Македонский, Траян, Наполеон, Гитлер... Они все искали тайную страну Гипербореев, границу с которой стерегут в золотоносных пещерах одноглазые карлики... Искали... Но только для России этот путь оказался открыт! Только ей дано было лечь так, чтобы центр Мира стал и ее центром. Здесь! Он √ Хан Алтай. Это и есть полюс, ось трех миров. И... и эта вот свастика √ из Атлантиды √ через Трою √ через кельтов √ через наш Север √ сюда √ в Алтай! Это наш арийский ключ к Космосу!.. Сталин чувствовал это, но ни сам Джугашвили √ "Сын жида" по-грузински, ни его семитское окружение не могли вот так взять и применить свастику. Поэтому у него и не получилось с переносом столицы в Новосибирск. Да! Он лишь успел подписать Генеральный проект его перестройки, и через три месяца был убит... Так было надо... Но все-таки столица будет именно здесь: Москва слишком забита энергетикой христианства и не сможет принять на себя миссию Столицы Великого Левиафана. Там слишком много этих православных мертвецов, их мощей и икон... Скоро, скоро она за это обязательно утонет в своей собственной крови... "Белый Дом" - только очень слабое, дальнее предвестие, зарница... Мы работаем. Нас уже хватает...

Они стояли на берегу. Глеб присел внизу у воды. Филин возвышался над ним на округлом, косо торчащем камне: точно еще живой, но уже памятник себе √ маленькому потомку великих предков. Так он, сцепив пальцы за спиной и вытянувшись в струнку на самом краю залепленного цветным лишайником, серого, крупнозернистого валуна с подбивающими под него мерно хлюпающими волнами, смотрел из-под своих прозрачных полуприкрытых век вдаль и словно спал. А его сны видел Глеб: тупая боль в затылке все разрасталась и вызывала странный паралич воли. Свет вокруг потускнел, а слух наоборот обострился до звонкой рези, и чужие слова, властно прорезая мозг, превращались в картины. Сначала туманные, серовато-дымные, перламутрово скользящие в боковом зрении, потом они стягивались к центру, становясь все контрастней, живее, перебивая реальность. И вот они и сами объявлялись реальностью: словно оживающие фотографии со спутника √ гигантский, выпуклый полукруг Земли √ вихри циклонов, спирали облаков и ветров над материками √ и над всем √ чьи-то черные руки в круговых магических пасах... Пасы заводили и смешивали в хороводы облака и народы... Земля все уменьшалась, удалялась и превращалась в уже крохотный, переливающийся ртутным металлическим блеском, шарик... А руки... Так это же были теперь его собственные руки!!.. Его, Глебовы, руки... Так когда-то он засыпал за рулем √ одни видения просто заслоняли другие, и, вместо дороги, он вдруг оказывался дома, он был маленький и виноватый, и отец ему что-то выговаривал, выговаривал... А он, такой беспомощно неправый, слушал, слушал... Пока почти не уткнулся лицом в огромное колесо КАМАЗа...

Филин весь выговорился и опал. Сошел с постамента, зябко сунул ладони под мышки. Из-под лохматых бровок неярко горели желтоватые огоньки. Но он теперь очень ласково заглядывал Глебу в глаза, очень. Совсем как родному. Даже несколько заискивающе √ конечно, кто его к Беловодью-то проведет? К Арию? Он, он, Глебушка. Баба-Таня другому-то Буратино-Аладину не доверится. А без ее волшебного клубочка туда дорожки никому не отыскать. Да... А что дают взамен? Посвящение в элиту будущего мира? Ну, как же! Как же, начинали-то разговор с Красного диплома. Власть, власть дадут! И он не будет там какой-нибудь слепой кишкой в Великом Левиафане, нет! √ он будет его глазом. Или пупом...

- Мне так хорошо сейчас было... Хорошо. Ты мне очень неожиданно раскрылся, ты даже сам не подозреваешь, какая у тебя судьба может быть. Может быть... Может и не быть. Но я постараюсь, постараюсь тебе помочь... Я могу это. И ты скоро многое сам сможешь, когда познаешь суть. Гносис √ это та единственная реальная сила, направленно меняющая мир... Но, главное, нас с тобой теперь завязало. Так вот просто мы уже не расстанемся, я тебя не отпущу, уж не отпущу... Но, прости, у меня вот-вот занятия начнутся с детишками... Они у меня про четыре луны в себе все ищут. И находят. Удивительно ведь легко, если им технику медитации пораньше давать... Жаль, твоей дочки здесь нет, я бы и ее раскрыл...

Ага. Вот уж спасибо. Этого ей очень не хватало. Глебу нужно было срочно обмыться: кроме непреходящей боли в затылке, он как будто разом весь покрылся какой-то липкой, сальной грязью. И просто мучительно захотелось как можно скорее расстаться с Филиным, чтобы побыстрей пойти куда-нибудь окунуться.

- А еще... Там около кухни, на берегу стоит двойная палатка. С трубой. Так это баня. Приходи-ка сегодня часиков в двенадцать ночи. Тогда все уже разойдутся, и только свои останутся. Со своими мы и помоемся. Обязательно приходи... Обязательно, там только свои будут. Свои.

Филин отходил, продолжая оглядываться и улыбаться. Глеб тоже ему разок улыбнулся... И ужаснулся внутренней опустошенности: от внезапно охватившей анемии его руки и ноги отнялись. Он опустился к воде на коленях, зачерпнул полные бесчувственные ладони. Ни тепла, ни холода. Потом просто прилег на камни и погрузил лицо в упругие стерильные струи. Выдохнул, пуская щекочущие пузыри... Сердце колотилось жутко. Даже вода не успокаивала. Глеб встал, повернулся и... увидел давешнего крепыша. Так. Только этого и ждали...

Парень стоял поодаль. Переминался с ноги на ногу. Потом все же шагнул и, через шум реки, стал извиняться:

- Глеб, я хочу попросить у вас прощения! Я же не знал кто вы! Мне Юра рассказал (Юра √ это кто?). Если вы не заняты, мы вас приглашаем к себе в гости. Посидеть, поговорить. Немного перекусим.

Говорить сегодня уже невмоготу. Но нельзя ему было и отказать. Мир всегда всего дороже.

Угощение было искренним. Человек двадцать, развалившись, как древние греки на два ряда, уже лениво поглощали остатки привезенных из чемальского магазина продукты √ "...а надоела вся эта каша с лапшей!" √ полупустые консервные банки просто изрыгали на свежий хвойный воздух запахи толстолобика в томате, тушеной свинины и подкрашенного зеленого горошка. Мелко изрезанный белый хлеб с "Рамой" и плавленым сыром, сосиски и яйца √ стол был неслыханно богат. Карамель и два арбуза были последним его излишеством... Председательствовал на собрании глава питерской монархической миссии Саша Б.. Светло-русый, стриженный под полубокс, с круто закрученными вверх пышными усами, тридцатидевятилетний красавец, он словно сошел с офицерской фотокарточки конца девятнадцатого века. Немного выпуклые серые глаза его смотрели на мир почти не мигая... Открыв собрание своим командирским словом о почетном, возлежащим от него по правую руку, дорогом госте √ герое обороны Белого дома и соратнике уважаемого генерала, Саша все остальное время молчал. Говорили, по мере прохождения по кругам "братчины", наливаемой и испиваемой ими подпольно от "сухого" устава всего лагеря деревянной литровой кружки с вином, все остальные. Вначале тостами, затем и просто так. В основном это была достаточно зеленая молодежь. Где-то с краю притулился и "обидчик" Глеба. Он только поглядывал, чувствовалось, что он здесь из самых младших по статусу. Ох, и досталось ему, поди, от них, когда выяснилось, на кого он дернулся. Ничего, это урок второй: перед любым противоправным действием, выясни √ на кого нарываешься. Может, тогда свою обиду лучше съесть самому... Надо потом будет его ободрить, как третий урок... Урок терпения сильного.

Разговоры в основном вертелись около династийных притязаний очень уж чернявого внучка покойного ныне Кирилла. Протестовали дружно √ тут уж доставалось и самой "царице Цаце", и ее старшей сестре, жене наркома Берии, и Собчаку с младшим Бурбулисом √ всем ее сопродвижникам. Спорили и о только что заявившем о себе Самозванце. Глеб всегда удивлялся этой, ну, что ли √ неумираемости самых пустых и ненужных тем. Сколько же можно это все муссировать? Сколько? Зачем помнить всех геростратов? Ясно, там, древние греки, у них не было иного загробного пребывания, кроме как в памяти потомков. Вот они и строили, и жгли храмы. Воспевали и предавали, любили и воевали. Лишь бы о них говорили и говорили. Так только их души в Аиде и питались... А нам-то чего врагов в аду кормить? Своими собственными силами?

Темнело по горному быстро, вот только как полчаса назад солнце зашло за правую гору, а слева уже небо было синим-синим, и лес вокруг темным-темным. И от речки чувствительно потянуло сырым холодком. Послышались предложения о костре и о чае. Но тут вновь заговорил Саша. Он резко сел, отряхнулся:

- Так. Три человека остаются. Прибираются. Заготавливают все для огня. Но зажжем, когда вернемся. - Повернулся в сторону гостя, - Сегодня у нас маленькая заготовка. Пойдешь с нами? Дундуков попугаем.

- Кого?

- НЛОшников. Тарелочников.

Глеб вспомнил альпинистов. Если идти пугать тех, то напрасный труд. Те мужички смерти в глаза не раз заглядывали, они пацанов не забоятся. Один вожак чего только стоил. Металл.

- Нет. Альпинисты еще с белков не вернулись. А тут космисты и колдуны секцию свою ведут. Ну, конечно, русских почти нет. И все только о мире, о добре, о пацифизме гуторят. Армия для них √ самое главное зло. А владение оружием √ это уж самый страшный грех. Боятся насилия над личностью. Своей конечно. А что там кто-то будет слабого обижать, это не их заботы. Они просто осуждают любое насилие. Даже над теми, кто насилует. Причем это только слова, прикрывающие собственное желание давить других, не согласных... Да, именно с ними эта мразь Ковалев! Этот защитник прав... У нас в Питере есть госпиталь. В нем двенадцать обрубков. Человеческих обрубков. Это мальчишки-солдатики из Чечни. Их там духи окружили, загнали в подвал. А, тут как тут, Ковалев. Ну, эта сука и стал уговаривать ребят сдаться. Мол, под его гарантии жизни. Они и вышли... Их три месяца как вьючный скот использовали. И еще насиловали... А потом кастрировали. Да поотрубали руки-ноги... Сейчас там за ними наши ребята из патриотического клуба ухаживают...

Они прошли вдоль реки до конца лагеря. Перелезли через веревку ограничения, стали подниматься в гору. Это было направление к кордону. Глеб поежился. И пошел поближе к Саше. Остальные двигались за ними в две колонны. Нет, впереди в шагах двадцати шел еще и разведчик. Порядочек. А вообще, это даже приятно. Так-то вот можно было бы смело и до Анюшкина дойти. В таком-то качестве. И количестве. А уж тот бы обрадовался! Он сразу бы вывел какую-нибудь все разрушающую теорьицу: "О гибели личности, зажатой в самой себе посредством плотно окружающего ее коллектива". Или "О возрождении личности в этом самом коллективе через коллективное же подсознательное". Это для Анюшкина, в конечном счете, и не важно. А Глебу тут, внутри, было просто хорошо... Колонна поднялась наверх. Здесь лесок кончался, обнажая большую, каменистую, поросшую редкими прутиками шиповника, выпуклую поляну. Саша поднял руку, все остановились. Потом быстро перестроились в две шеренги, выровнялись и немного раздвинулись на два-три метра друг от друга. Впереди на вершине этой выпуклости, под уже высыпавшими в густой голубизне звездами, ало полыхал большой костер. Около него широким кругом сидело человек двенадцать-пятнадцать мужчин и женщин. Ярко высвечивались лица и руки, белые фрагменты одежд. Они все чем-то были очень увлечены, спорили, рассыпались на несколько группок, перемешивались и снова рассыпались. Двое одинаково лысых и бородатых, черных и носатых как грачи, мужчин в вязанных длиннорукавных свитерах, стояли друг перед другом и как петухи размахивали рукавами. А вокруг теснились исключительно женщины. Или некто-то очень похожие на женщин... Отмашка, и из темноты на костер зашагали редкие цепи. Громко и грозно распевая, может и не слаженным, несогласованным, но очень напористым хором вслед за звонким сильным тенором:

Так громче музыка!

Сидевшие около костра почитатели внеземного разума сыграли в "море замри": двое споривших застыли со своими широко разлетевшимися в разные стороны рукавами, остальные, остекленев глазами, как стояли и сидели √ так и стояли, и сидел. В позах выражающих личное каждого отношение к предмету только что оборванного спора. Их можно было и пощупать... Разве что из объятий одной женщины выпала большая книга прямо в огонь. И она одна, на фоне общей недвижимости, нервно и мелко вздрагивая плечиками, пыталась незаметно для нападающих вытолкнуть ее носком ботинка из костра. От этого ее старания исходила тонкая и неправая обида на людскую слабость: только что, глядя на выпавший всеми своими крупными и мелкими звездами Млечный Путь, они рассуждали и даже спорили о судьбах Вселенной, только что к ним прикасался живой голос разума иных миров, и в их душах, как в паутинках, трепетали уловленные лучистые токи дальних энергий... Как вот √ они просто испугались, по-животному, по-скотскому, обмерев от неожиданно раздавшихся близких чужих шагов, чужого, чуть пьяного дыхания. И такой совершенно дурацкой в этой священной ночи, и от этого еще более интеллектуально обессиливающей, драной в гавканье песни... "Вообще, какой это кайф √ пугать!" Особенно, после того, как два года пугают только тебя. Глеб только теперь стал осознавать, в какую дурацкую ситуацию его затянул этот слишком краткий отдых от уже намозоленного состояния постоянной готовности убегать. Вот так, только полчаса он погрелся внутри стаи, и она уже занесла "в нетуда". Он постарался пока не подходить близко к свету и не попадаться на глаза этим, на вид таким незлобивым людям. Присел на ствол совсем недавно завалившейся, но уже обрубленной на дрова сухой сосны. Откуда у него это: "Хулиганство √ бескорыстное вредительство"? Не из Уголовного ли кодекса?

- Здорово, соратники! √ гаркнул кто-то из подступивших к огню "хулиганов". Саша, похоже, тоже держался где-то в стороне. И сразу от костра заигрывающе, торопливо и подобострастно закивали, нервно заприветствовали. Ну-ну. Что дальше?

- Позволите к вашему огню? √ "Еще бы нет!"

- О, да! Да!.. Конечно!.. Мы рады... Рассаживайтесь... Поместимся...

Так зачем же все это? Глеб нашел замершую в темном отстоянии фигуру и теперь неотрывно следил только за Сашей. А несколько человек уже сразу бросились вытаскивать из огня и обдувать почерневшую по краю книгу. Аборигены ахали и охали, облегченно похихикивая и заглядывая на всякий случай в лица подошедших. И тоже √ из темноты очень заметно √ пытались разгадать: кем и зачем была проведена эта атака? А "хулиганы" продолжали давить:

- Ну как вы тут? За небом наблюдали? Тарелки-то седня не летают?

- Нет, пока ни одной не видели. √ То ли пошутил, то ли нет, один из уже чуток оживших НЛОшников. Вокруг опять робко захихикали.

- А мы вот вчера за рекой что-то такое видели. Поэтому и пришли.

Неужели на эту глупость можно было купиться? Оказывается √ можно: та самая женщина с подкопченной книгой первой впала в восторг, сразу же вытянулась в стойку:

- Да вы что?!

- Ага, видели. Что-то круглое. Но на тарелку не похоже.

Тут к восторгу подсоединилось сразу еще несколько человек. Вопросы, предположения и предложения √ возле костра наступало робкое успокоение... Причем пришлые "варвары" сами активно входили внутрь самых "космических" тем, заново возрожденных и продолженных оттаивающими на глазах "НЛОошниками": "А вот в прошлом году в Карпатах...", "Нет, нет √ это случилось над Таймыром...", "И еще его видели в Горьком..."┘ Людские массы окончательно смешались и начался активный обмен и угощение самыми различными историями из своей, но, зачастую, все же из соседской жизни... Глеб все смотрел, как Саша в темноте, не приближаясь, продолжал чертить вокруг бурно ожившего костра круг за кругом. Зачем?.. Два носатых и лысых спорщика, которых заставила замереть неожиданная песня, опять стали набирать громкость и махать длинющими рукавами, пытаясь через это вновь овладеть всеобщим вниманием. А спор у них шел о гурджиевской теории кратеров и разломов при уменьшении нашей Земли за счет роста Луны... Возле них, просто раскрыв рты, присело не меньше пяти "хулиганов", начавших перевоплощаться в восторженных почитателей покойного мага. Напротив еще трое молодых монархистов мило разглядывали в свете костра вместе с нервной дамочкой из теософского общества ее злополучную подпаленную книгу по херопрактической тибетской медицине... Еще несколько человек смешанным составом смотрели на импровизационный экран из салфетки с чертежом взрыва на Тунгуске... Вот оно √ нововавилонское смешение языков: ожившая масонская мечта о мире во всем мире... Какая красота победы общечеловеческих ценностей над узко партийными или собственнически шкурными интересами! И что им еще теперь Саша предложит?.. Диффузия двух секций была уже довольно глубокой, когда почти незаметно для чужого глаза взлетела рука и раздался очень короткий, сухой приказ: "Прощаемся!" В пять секунд от света назад во тьму метнулись быстрые молодые тени и, под уже не так воинствующую: "Соловей, соловей, пташечка...", ночь, как волна, смыла нежданных и не очень-то, если честно, дорогих гостей. "До свидания!" - Это только женщина с книгой попыталась идти с ними и что-то договорить, дорассказать им про Солнце и про культуру Египта, но споткнулась и отстала... Так зачем все это было? Зачем этот километровый ночной поход? Что стояло за унижением этих, наверно самых безобидных в лагере, чудаков на букву "м"?

Их уже ожидал подготовленный правильным шалашиком, но не зажженный без команды костер. И объедки были убраны... Расселись двойным полукругом с одной стороны, Саша, один напротив всех, с другой. В постепенно наступившем молчании звонко чиркнула зажигалка, и огонь прихватился почти сразу. "Тоже лидера слушается. Порядочек." Глеб, пользуясь гостевым статусом, не сел, а стал медленно прохаживаться по границе света и тени, за спинами сидящих √ пора было опять отвыкать от стаи. Огонь быстро разросся, превратив лица в оранжевые пятна с фиолетовыми тенями вокруг блестящих глаз . Ребята были возбужденны, и вскоре вполголоса, но почти все начали шутить над своим походом. Кто-то прыснул слишком громко, и поднялась рука. В свете на пальце блеснул серебряный перстенек. Они затихли. "Порядочек."

- Сейчас вы все участвовали, и успешно, в небольшом эксперименте. В котором вы сумели доказать себе простую истину, что любая, даже самая безумная на первый взгляд, форма поведения принимается, причем это людьми принципиально противного вам мышления, как нечто совершенно адекватное, если это поведение заранее оговорено достаточно большим кругом единомышленников. Вы видели: двенадцать, по крайней мере, из пятнадцати идеологических противников, стали вести себя так, как вы им то навязали. Вначале был страх от нелепой, но агрессивной атаки. Потом, как люди страстные, при самом грубом заигрывании они не смогли зафиксироваться на недоверии, так как перед ними оказалась новая "жадная" до переполняющих их знаний аудитория. Сейчас они там ссорятся и, может, даже дерутся в попытке объяснить произошедшее с ними. Но, так как, они не были в предварительном сговоре и не распределяли отдельные функциональные роли в коллективе, они не смогут ни придти к единому мнению. И, тем более, разгадать поставленную перед ними загадку. Хотя, вполне может быть, что кто-то один, сам по себе и сделает правильный вывод.

Глеб присел рядом с тем молодым крепышом. До такого уровня догадок он и не поднимался. Тут действительно не баловали, а работали, и работали весьма серьезно. Стоило бы все видимое им сегодня вокруг √ от обеденной "братчины" и кильки в томате √ переоценить на другую валюту. "Но как Филин разом подавил их? Там ведь половина была этих же ребят?" Наверное, и механизмы управляемости, или подавляемости, у коллектива исходят от единого лидера. Вон, как тот же Саша их держит. "А что, кстати, за перстенек?" Тут ухо держи. Вопрос: а кто становится лидером:

- В нашей сегодняшней модели участвовали, пусть невольно, но от этого искренне, люди наиболее далеких от нас политических взглядов. Это были самые отъявленные космополиты среди патриотического лагеря. В России их интересуют только: во-первых, остатки проарийских культов в языческой славянской магии; во-вторых, предчувствие мессианской роли русского народа. Из-за этих двух составляющих √ наследия и перспектив √ они не уходят в стан врага открыто. Но не могут причисляться и к нашим союзникам... Как ни парадоксально звучит, но сегодня ближе всего к нашему монархическому движению находятся его вроде как принципиальные противники √ крайние большевики. При всех своих лозунгах о дружбе и братстве, оставшихся им от коммунистов-ленинцев, у них присутствуют практически все внутренние и внешние атрибуты имперского устроения партии. Не неся с собой устаревшего каменного груза скрижалей космополитизма, в тоже время не имеют своей собственной новой государственной теории. Они, в принципе, просто наша пародия. Пародия до мелочей. Так у обезьяны всегда есть жажда выглядеть человеком, а у новых большевиков это заложено и просто генетически, ведь нравится им это или нет, но их старый папаша Маркс √ даже внешне тоже лишь человекообразная обезьяна. И пока они не смогут отказаться от своего прошлого и повторить "подвиг" собственного героя Павлика Морозова, они не смогут стоять двумя ногами на Русской земле, а не висеть всеми четырьмя руками на ливанском кедре.

Саше поднесли кружку с чаем. Потом такие же кружки и овсяное печенье стали раздавать остальным. "Порядок." Эмалированная кружка была жутко горячей, Глеб осторожно, но быстро поставил ее перед собой. Нет, ему здесь опять нравилось. Опять захотелось в эту стаю... Печенье, стоило его окунуть в кипяток, тут же ломалось. Нужно было успевать прихватывать мокрый край губами... И, главное, никаких глаз на затылке не требовалось √ на это за спиной были специальные люди. Как и люди для чая. И для костра... И, наверное, для мыслей на завтра... Гм. Кажется, он заразился оппортунизмом от Анюшкина...

- Для того, чтобы начать программировать человека, перестраивать его психику, его нужно исключить, изъять из стереотипов его мышления, из потока инерционного восприятия и рефлективные реакции на окружающий мир. Такое состояние ума, когда уже не требуется напрягать зрение или память, чтобы включить свет на своей кухне, является очень глубоко эшелонированной обороной полуспящего мозга. В таком состоянии человек не способен ни слушать, ни, тем более, слушаться. А попробуйте оголить выключатель? Шок электрического удара! И он уже весь внимание! Шок √ вот что является началом всякого обучения. Это хорошо сформулировано нашим уже знакомым Соломоном: "Начало премудрости есть страх!" Это мы сегодня и изучили на практике: люди, говоря открыто, днем просто ненавидящие нас, ночью были настолько напуганы этой организованной, я повторяю √ нашей организованной! √ психоатакой, что даже стали униженно заигрывать с вами. С теми, кого они до этого презирали как существ низших, "неразвитых". Но, их испуг не самоцель эксперимента. Это лишь ключик, отворяющий чужие двери. Есть еще и вторая система проникновения: это обман, или розыгрыш. Тот самый "Троянский конь" Одиссея-Улисса. И неизмеримую роль тут тоже играет слаженность в розыгрыше ситуации коллектива. Его подготовленность, притертость, умение уже чувствовать, а не только понимать друг друга... Но об этом завтра! Всем спасибо, и спать!

Все встали, пожимая друг другу руки. Глеб подошел к Саше.

- А мы посидим еще ?

Как будто Глебу в самом деле можно было выбирать.

- Да, с удовольствием.

- Сейчас ребят отпущу. Потом чайку попьем узким кругом.

С Сашей он сталкивались по жизни несколько раз, обычно на каких-то вот сборных солянках. Последний раз, правда, очень давно - до того... Кажется это было в Колонном зале на "Съезде русского народа". Да, тогда о монархическом движении, как о новой политической реалии, вообще никто всерьез-то и не думал. А оно, смотри-ка, набрало силу. Чистится по составу, и идеологически, и тактически встает на собственные оригинальные рельсы. Теперь точно будет жить √ с таким вот лидером. Назло всем коммунистам, со всем их непониманием своего тупика: бессмысленного лозунга всеобщей обязательной ассимиляции народов. Что хорошо для немца √ русскому смерть. Или наоборот? В коммунизме это не важно, ассимиляция √ это смерть и немцу, и русскому. Вот уж ночная пытка для многих убежденных днем. И зачем, скажите на милость, насиловать себя космополитизмом Сажи Умалатовой, если ее отец погиб в Грозном именно от русских? Она √ что? Как тот хохол из анекдота про лычки? Но человек-то где? С его такой естественной любовью, обидой, ненавистью? Где? Ради какого там "светлого будущего" можно так себя изуродовать? Тем более √ женщине? Красивой женщине. Яркой чеченке?.. Отказ от родства... От "вчера" ради "завтра"?.. Нет, что-то не так однозначно...

У догорающего костра их осталось трое: Глеб, Саша и еще тот молодой толстяк, который встретился им с Анюшкиным в первый день. "Юра! Ну да, это он Юра..." Они теперь вольготно развалились, уже не напрягаясь друг перед другом на фоне подрастающего поколения патриотов... Когда это случилось, Саша был в Аргентине... Как депутат еще того Верховного и городского советов, он, уже вернувшись, помогал, насколько мог, уйти "участникам государственного переворота" от преследований КГБ и МВД. И прикрывал от мстительной травли обосравшейся было, но воспрянувшей жаждой за свой страх репрессий, газетной демократической интеллигенции, всех тех патриотов-депутатов из местных питерских советов, кто тогда засветился поддержкой расстрелянного Парламента... Но даже через все его умение держать себя, через "стеклянный" взгляд его слишком всегда раскрытых жестких глаз, в сторону Глеба от него тонко-тонко сочилось чувство вины. Вины личного неучастия...

- ...Я теперь только одним душу и живу: пониманием величия, в смысле величины, времени. Мы были слишком опьянены этой перестроечной спринтовской демагогией. Казалось, вот-вот, и все! Все! Комунягам конец! Со всеми их марксами и клара-цетками. С троцкими, шариковыми и швондерами. С Соловками и мавзолеями... Тогда еще не было понимания, как они изворотливы, беспринципны. Я, даже в конце-то концов, на какое-то время с Тюлькиным сошелся... Тот хоть не умел так подло изгибаться... Но они сами себя подрубили, тем, что по ветеранским стереотипам долго и удобно для себя, для своего дряблого руководства ходили. И тем молодежь свою уже окончательно утеряли. Окончательно. Она - в большевики пошла, к Лимонову, на самый край. Это хорошо. Это уже полпути к нам, к кастовой русской государственности... Я, понимаешь, по ночам не сплю все последнее время. Голову кружит... Только на земле могу лежать. А когда на кровати, и, особенно, если на каком-нибудь этаже √ нет, кружит. И я все думаю: хватит мне жизни или нет? Так хочется увидеть Белого царя. Я бы за это все смог перетерпеть, все вынести... Особенно сейчас время тяжело тянется. После той эйфории. Только посмотри, как вокруг масонство наглеет! Совсем перестали прятаться: президент сам Командор Мальтийцев. Пешка, урод, но туда же! А после него ни одного крупного назначения √ ни премьера, ни министра иностранных дел √ без такой поездки на "руковозложение" не происходит! Только и смотришь: кого где? В какую? В Лондоне или Париже? Флаг Российской Федерации, и тот трех цветов ложи Великого Востока...

- Так что здесь плохого? Было тайным, стало явным. Ты вот начал о коммунистах, и √ что? Они раньше посвящение разве не получали? Может, лишь в самый короткий околовоенный период...

- Так это и раздражает: как же они сейчас с демократами воюют, если на одной грядке выросли? "Свобода, равенство, братство!" И еще что там? А: "Будь готов! √ Всегда готов!" Получается, что эта современная КПРФ √ только "засохшая ветвь"?

- Да что? Что злит? Ну, была революция, гражданская война. Тогда коммунисты демократам по зубам надавали. Теперь перестройка, тоже война, но теперь демократы коммунистам хвост вертят. Закон маятника.

- Потому что мы, русские, учимся плохо. Плохо учимся в себе себя самих любить. А где нет любви, там нет и чистоты. И нет горения. Я в Зарубежную церковь столько вложил! Помогал им приходы открывать, помогал печататься. Сколько фактов про продажность наших архиереев достал из закрытых архивов... И что? Они столько нам оттуда об истине говорили, а на проверку сами-то почти все демократами оказались. Ты понимаешь, в Америке с ума можно было сойти: кроме тех, кому за семьдесят, ни одного последовательного монархиста! Я вначале просто себе не верил.

Толстенький Юрка молча прятался с той стороны слабеющего огня. На виду от него остался только блестящий, и краснеющий сквозь извивающийся горячий воздух, лоб. Глебу, видимо, не стоило очень-то духарить Сашу даже при этом бессловесном подчиненном. Стоило не нажимать, оставляя лазейку для выверта, "сохранения лица" √ как говорят японцы. Но он переоценил свой гостевой статус:

- Саша, кто тебя в этом уверял? Мы все играли, да и продолжаем играть, даже не понимая √ с кем и во что? Видимо, каждому нужно где-нибудь посидеть хоть с годик, в какой-то пещере или шалаше одному. Перебрать себя по частям, чтобы забыть, забыть навсегда эту наглую, жутко хамскую уверенность, что вот ты можешь спасти Россию. Муравей! Пылинка! Да если тебя не подхватит ветром, не вознесет √ кто ты? Кто?.. Что ты сейчас себя с коммунистами сравниваешь? Знаешь сколько их? Миллионы. Миллионы! А таких, как ты? Ну, если честно?! Так может, в этом самом "гомо советикус" тоже что-то такое есть? Может, не все только временем определяется? Они, мол, вчера, а мы завтра. Может и в них не только красная чечевичная похлебка... Я это не от упадничества, пытаюсь как бы со стороны на все взглянуть. Что пользы нашей Родине от такого нашего же упрощения друг друга?

- Ты, Максуд, что? Ты меня хочешь уговорить в вере засомневаться? Ну и пусть "зарубежка" вымерла. У меня еще ИПХ останется... Я катакомбы вскрою, и их по своим приходам высажу.

- Почему ты свою правду все где-то на стороне ищешь? Почему вот Истинно Православные Христиане тоже за восемьдесят лет в кислую труху не выродились?

- Две. Когда пресекся род Русов, то у славян не было другой с правом династии, кроме Рюрика. А теперь все идет к тому, чтобы восстановить первую. И сделаем это мы! Мы! Коммунисты уже расчистили место: в этом смысл советского ужаса.

- Я ищу. И те ищут. Слышал: здесь на Алтае есть проход в Шамбалу? Или в Беловодье.

- Филин пригласил. Чтобы мы могли рядом с этими вот НЛОшниками, язычниками и рерихнутыми поработать.

- Да, у Воробьевского читал: первая европейская экспедиция прошедшая в священный город.

- Вторая. А первую туда водил Рерих. Это была экспедиция НКВД. И, знаешь, что особо интересно? В ней участвовал некто Яков Блюмкин!

- Эрлик... Стоп! Да! Именно Эрлих заманил Есенина тогда на смерть... Надо же, действительно √ Эрлик-Эрлих... Бог смерти.

Костер догорал. Ослабевшие синие и белые всполохи нервно гонялись друг за другом по мерцающим рубиново-сизым головням. Молчаливый до неудобства Юра поковырял угли полуобгорелой палкой, толкнул дымящее основное бревно и все отстранились от выброса взметнувшегося в небо длинного роя искр. Черный, пробитый звездами, лес нависал на них со всех сторон детской тайной и восторженностью. Нет, в детстве у Глеба такого вот ночного костра не случилось. Была только мечта. Мечта об этих небольно колющих лапах, о вяжущем запахе бадана, о так вкусно шипящих смолой и пощелкивающих на разрыв угольках... И мягкой, бархатной тишине по всей земле... В темноте кто-то зацепил сухую ветку, она звонко отломилась. Юра массивно вскинулся:

- Что там?

- Все тихо. - Это был часовой. Нет, все у них хорошо.

Саша достал из брюк примятую пачку "Невы", поискал в ней, протянул одну сигарету Юре, одну сунул в рот себе. Они прикурили от тонко дымящей палки.

- Рерих страшно гордился своей фамилией. Он ее как "Рюрик" и воспринимал. И у него была надежда, что в Шамбале ему дадут силу на трон. И даже не на русский, а на мировой. То есть, для него большевики тоже были теми, кто только освобождает место. В Европе уже не раз масоны сажали на троны "своих" монархов... И кто еще знает, чем бы это еще кончилось? Но Господь не впустил поганца в Россию. Помер на пороге. И √ только пепел по ветру... Чтоб нашу Землю не поганил.

- Так, а Есенин тут при чем?

- А ты о теории крови что знаешь?

- Говори.

- В мире между собой нет равных. Как? А просто так: если бы мать Сталина, или там бабка Гитлера, или же мать Жанны Д,Арк √ полы в господских домах не помыли в свое время...

- То и Ломоносова бы не было!

- Точно! В каждом пассионарии обязательно кровь царская. Если бы в Пушкине не текла кровь абиссинских царей, то мы бы до сих пор ямбом бы не пользовались.

- Стоп. Чуть помедленней. Я перегреваюсь.

- Ну, давай передохнем?

- Нет уж, закончим. Но, только прошу: очень, очень медленно. А прерываться нельзя, программную информацию надо по полной загружать. А то услышишь звон...

- Тогда грузись: Пушкин √ это новый ритм, потрясший Россию. До того все как византийцы писали. Вот и было разделение языков √ на бытовой и поэтический. А Пушкин стал писать не для пения, а для чтения. И вдруг его ритм срезонировал на всю страну! На ритме же вообще все стоит. Все, что вяжет народ в единую систему. Сердца людей √ в ритме. И сердца людей √ в царской власти. Сила-то воздействия одна и та же. А, если так, то можно в любом поэте сразу же предположить царскую кровь, властвующую и единящую. И уже понятно, почему ими убиваются поэты с царями.

- Есенины √ крестьяне.

- Как и Ломоносовы. И Жанны.

- Что-то шатко...

- Смотри: вот Солженицын. Он самый, казалось, "раскрученный" литератор. А кто его читает? Ну, все у него есть, все, что нужно для заинтересованности читателя: и боль, и судьбы, родные нам судьбы! Все! А ритма нет: не русский. И хоть зарекламируйся, не будут читать. Изучать будут, а читать, перечитывать √ нет. Чужой... Народом не владеет. А вот противоположный пример √ великий князь Константин...

- Кто бы спорил.

- Кто бы посмел... Но ты еще знай: я в тайне от своих Астафьева люблю.

- Ну?

- Он так зримо все пишет. Именно √ зримо... Понимаешь, да?.. Когда, там, Белова или Распутина читаешь, то просто понимаешь о чем. Понимаешь, но ничего при этом не видишь: ни каких картинок не возникает. А Астафьев... Он, при всех своих политических закидонах, через это вот свое слышание и виденье сути фонетики все равно самый русский... Но, учти, если мои "соратники" узнают...

- Я теперь долго молчать буду... Но. Вот и у меня один вопрос: ведь на царство помазуют. Это же чисто церковный акт. И без него кто бы там не явился, он только самозванцем будет. Без именно патриаршего-то помазания.

Саша откинулся в темноту. Немигающе уставился Глебу в лицо:

- Наши попы все красные. Они за Зюганова голосуют. Хуже этих вот НЛОшников. Они, как раз лобызнули гэбэшные погоны, так и не могут без них ничего теперь решать. Прикажет партия √ помажут и Тулеева!

- То-то. Понимаешь, то, что сейчас вокруг происходит, должно было бы остановить поспешливось в выборе дружбы и вражды. Надо бы чуток притормозить и осмотреться, чтобы больше не терять лучших бойцов в этих площадных ловушках. Кровь слишком дорога, чтобы не научиться ее беречь... Необходимо сжаться в кулак. Не нужно больше массы бросать на пулеметы. Все равно всегда все решают единицы. Личности. Но, при этом, только организованные вместе по принципу спецназа. Смотри сам: за всю мировую историю только иезуитам одним удалось удачно противостоять масонам. Только лишь напрочь закрытому монашеско-рыцарскому ордену целых четыреста лет удавалось сдерживать атаку сатанизма! По всему миру! Пока не разложились от собственной силы. И роскоши. Но как масоны их боялись! И поэтому теперь мы, если на самом деле хотим что-то реально сделать со своей страной, должны принять на себя их крест, подхватить их знамя... Понимаешь, мы должны создать партию нового типа √ не политическую, а политико-мистическую. Наше время требует совсем особого подхода к организации национальной власти: мы должны создать Орден. Русский Христианский Орден.

Глеб не хотел больше спрашивать √ почему христианский, а не православный? Зачем? У кого? Православный, значит √ подчиненный патриарху, синоду... Какому-нибудь там "батюшке"... А тут человек сам себе открывает приходы. Сам их закрывает, переориентирует на ИПХ. Если не будут слушаться... И там уже полшага до унии, до папы римского, как "главного борца с коммунистами"... Да, а так хорошо начинал.. .

- Мы должны будем полностью скопировать иезуитский устав и уклад. Ибо это уже были проверенно временем... Русский Орден... С основой на самом жестком, самом утонченном ритуале... Ритуал √ это все! Эта именно та огранка камней, из-за которой не рушатся пирамиды... И, в то же время, защита от внутреннего гниения: тут ступени от рядового до генерала будут не просто ростом карьеры √ каждый подъем, каждое звание только за конкретное дело, как на войне. Что, собственно, сейчас так и есть. Нужно, что бы звание рыцаря выкупалось кровью. Только кровью, своей или вражеской. Кровь будет основой любого круга ритуала. Рыцарское звание √ как сан. У нас и посвящение тоже ничем не будет отличаться от церковного, но, все именно через кровь, через ее реальное обобщение в реальной чаше. И братание, а не водяная купель... Крест и меч √ вот наше оружие. А крест, он уже и есть меч, острие которого направленно вниз √ в сатану... И выхода назад никому не будет... Все тоже как в монастыре! Если не смерть, значит пожизненное заточение. В подвалах, в цепях... Все у нас будет без оглядки. Все будут друг за друга заложниками... Это и есть единственная форма защиты от внедрения чужих... Как в опричнине...

- Так ты мне достаточно среднюю сектантскую или воровскую банду описываешь. У блататы ведь тоже все на страхе смерти завязано. Это уже совсем как-то не по-христиански, на страхе-то. Это уже простая круговая порука, подельничество...

Ну, положим, Глеба даже очень выкаченные глаза уже давно не пугали. И спрятанные за спину руки. Его это только обижало: остались вроде одни, вроде для честной такой беседы, без свидетелей и нервов. Вроде как √ выговаривай каждый что думает, без ... А получается как на собрании. Зачем же им эта ампиловщина?

- Глеб. Прости меня. - Саша сел. Вновь простучал по карманам, но сигарет больше не было. Позади ельных зубцов слабо-слабо обозначился скорый уже рассвет. Где-то вовсю запела малиновка. О чем она? Гнездовой-то период давно кончился. Недалекая река напомнила о себе тонким слоем тумана, стелящимся над травой ощутимой свежестью. Глеб встал, потянулся в рост. От такой напряженной ночи все тело гудело, и слегка подташнивало от крепкого чая. Доболтались. И зачем, главное? Кто кого был должен в чем-то переубедить? Кому должен? Все от неуверенности. В себе. В патриотизме... Но это √ если уж совсем честно...

- О чем ты? Все нормально.

Но Саша не удержался. Наверно √ все тоже √ из-за присутствия Юры:

- Прости. Зря я на тебя так давил. Ты все равно этого не поймешь, твоя ... э, кровь запротестует. Потому что ты не русский.

Что тут можно было ответить? Поэтому Глеб только спросил:

- И что мне теперь делать?

Саша сам понял свой перебор. Но и остановиться было ему уже трудно:

- Терпеть. Думать. И ... придти к нам .

Они шли бойко. Они - Глеб и Павел, тот самый крепыш-"задира". Когда Глеб вежливо, подчеркнуто вежливо, попрощался с хозяевами, поблагодарил за угощение и науку, он отправился в сторону кордона. Если там "важные шишки" еще не отъехали, то оттуда к Семенову дорогу он теперь тоже знал. "Елки-палки! Совсем про баню забыл! А Филин-то поди ждал. Забыл... Или не забыл? Вот, если уж настало время побыть хотя бы с собой действительно честным, может просто не захотел? И воспользовался поводом? А как тут честно? Когда так звонко по носу щелкнули. Уже не получается..." Стоило ему на пару сотен метров отойти от затушенного "по-пионерски" останков кострища, как его догнал Павел. Повздыхал и предложил проводить. Ну, так, на всякий там какой случай. Почти полчаса молчал. Потом разом вернулся к старой теме:

- Там ведь какая накладка вышла. Это ведь мой братан младший со своей Олькой на берегу были. Он все и напутал, решил, что вы заодно с теми парнями были. Он рассказал, а я закипел. Побегал тогда по лесу, побегал, а никого нет. Ну, еще и вспомнил, как вы тогда подозрительно реку перебредали... А тут у нас крест и меч на берегу стояли √ их кто-то не просто сломал, а ... это, надругался, другими словами... Вот я уже ничего и не мог с собой сделать. Потом, конечно, стыдно было. Получилось, что все на одного.

Глеб рассмеялся. Надо же: "все на одного". Такое стало уже забываться. В том смысле, что "стыдно". Это уже давно норма.

- Ладно. Забыли. Только об одном прошу: ты больше тех не ищи. Они убить могут. Без шуток. Это ведь даже не придурки, не отморозки. Это зомби. Ты для них только объект. Запомни, тебя мама не за тем рожала, чтобы кто-то упражнялся в метании ножиков в движущийся "объект Пашу". А сам ты убивать не готов.

- Ты вот когда вырастешь, когда женишься, когда родишь и подержишь на руках ма-аленькую такую капельку, вот тогда и хорохорься. "Пока"!

Глеб остановился. Посмотрел по сторонам. Они стояли на уже косо подсвеченной снизу маленьким красным солнышком округлой верхушке лысой горы. Теперь впереди предстоял долгий, долгий спуск. Он похлопал Павла по плечу.

- Шагай назад, балда! Спасибо за проводы.

Алтай √ центр Земли. Вот идет человек по огромному, в низкой легкой бледно-фиолетовой дымке, такому серебристо-серому на свету и васильковому в длинных тенях, бесконечному каменистому полю. Вдыхает полынную сырость. Брусничку подбирает. Идет и думает: кто он? Кто? До сегодняшнего дня и не сомневался √ русский. Правда, еще и татарин. Жили ли эти прилагательное и существительное мирно? Когда как... Но, при всем этом, сие было его личной, очень интимной темой. Ее никак нельзя было поведать никому "нетакому": смешно, но ни отцу, ни матери. Ни дочери, ни, тем паче, жене... В двадцать один год ему вдруг сильно захотелось обрести в себе цельность. Он начал ходить заниматься татарским языком, попытался даже дружить только по этническому признаку... Отличник университета и гордость курса мог составить украшение для любой компании, даже если он не обрезан. Тем более, что и старший брат, несколько скептически относившийся к его корневым исканиям с космических высот своего дзен-буддизма, тогда тоже блистал на турнирах. Но все, молодые и не очень, московские националисты не смогли дать именно той, искомой им чистой радости познания своего рода. Ожидаемой чистоты и ясности личной судьбы в судьбе народа. Этакой древней, густо спящей в его крови прадедовской степной, ковыльно-пожарной воли и мужественности гордого бесприютного патриаршества. От их разговоров о героях Ислама до него не доходил тот, может быть и выдуманный им самим, но столь желаемый вкус утонченной изысканнейшей культуры ночных душевных соприкосновений с мудростью Великого Востока. Все было слишком просто, слишком буднично. То, что полюбил в книгах, не имело продолжения в людях. Наверное, ему просто на повезло со встречей? Но, что тут можно назвать везением? Для неспособного к однозначности полукровки?.. А от него прежде требовалась, тупо воспаляемая обязательными ежедневными упражнениями в самых жестких матах, "трехвековая" ненависть ко всему русскому. Это в центре-то Москвы!! Одна Шаболовка только чего стоила √ с ее "татарской полудирекцией"... Ненависть к русским... То есть, для него конкретно: сына к собственной матери. К ее жертвенной и терпеливо-нежной, на протяжении всей жизни, любви к отцу... Да, в нем все степное от отца... Отца. Который сам как раз и порвал с корнями, и по-татарски уперто считал себя только "советским"... Татарин... А мать? Ведь именно она-то и дала ему это, свое собственное неизменное восхищенное отношение к отцу. Не смотря ни на какие обстоятельства. Мамино святое терпение. Им она перекрыла в семье все нерусское, все нервное и болевое, сама поднявшись на недосягаемую высоту надмирной сердечной красоты... Неужели ему так и остаться полукровкой? Или как тогда стать русским? Стать? А что же тогда произошло в крещении?

"Ты все равно этого не поймешь, твоя ┘ э, кровь запротестует: потому что ты не русский." "А что мне теперь делать?" "Терпеть. Думать. И ... придти к нам".

Ну и Саша... Вот урод... Как пить дать, сам тоже полу или четвертькровка... Иначе, с чего бы ему настолько-то щепетильным националистом быть? Такое только от непонимания √ что, собственно-то, есть "русский" и случается. От нечувствия этого. "Этого" √ долга жертвенной любви. Русской любви. Той, что собрала под себя одну шестую. И еще больше бы могла... Кто их рожал, таких уродов? Кто их грудью выкармливал? Немка? Эстонка? Что же это за женщина, что не смогла с молоком им передать своего материнского чувства бескорыстной щедрости терпения? Даже подходящую нацию ей не придумать √ нет таких. Не может быть.

А он, случаем, не из пробирки?

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

248257  2002-08-06 19:06:10 LOM /avtori/lyubimov.html - Привожу вступительное слово к роману: Патриотизм. Любовь к Родине. Честь нации и долг веры... Святые идеи и их грешные носители... Роман Василия Дворцова (Нестеренко) является, может быть, только одной, но очень важной страницей дневника жизни провинциальной России уже ушедшего века. Через мучительные блуждания героя в поисках смысла жизни, автор выводит целую галерею портретов своих современников, лишь слегка изменяя их имена и внешние приметы. Детективная интрига, живая мистика, религиозные и политические споры, философия и лингвистика, эгоистическая любовь и долг памяти все это составляет сложнейший узор повествования, где поднятых вопросов гораздо больше, чем предложенных ответов. Книга явно перенасыщена информацией, поисками логических эффектностей, причем некоторые реальные факты, приводимые Василием Несторенко, фантастичнее любого вымысла. И поэтому можно только представить, сколько критики и откровенного неприятия вызовет роман у некоторой части читателей. Но, будем надеяться, что найдутся и те, кому будет понятна и приятна хотя бы сама смелость автора в желании внести свою лепту на дело служения единой для всех истине нашей России. Несомненно, самостоятельную ценность представляет собой послесловие православного монаха, нашедшего в себе силы и решимость выразить мнение по одной из основных тем книги. В романе использованы фрагменты книги Ивана Иванова ╚Анафема╩ с разрешения автора. Петр Петров

248376  2002-08-10 10:00:33 Читатель - Продолжение долго следует, забудешь начало.

251818  2003-02-13 16:46:13 -

252529  2003-06-20 12:19:46 Дворцов - Вот и закончилась публикация ╚одиссеи╩. Теперь можно (ибо нужно) принести свои извинения Читателю за несусветно-непроходимую дремучесть текста, не выдерживающего никакой, даже самой щадящей, литературной критики. А оправдаться можно лишь тем, что когда данная хроника политико-патриотической жизни 90-х годов была написана на первый слой (т.е. без внимания на то КАК, а только О ЧЁМ), с ней начались твориться самые невероятные злоключения. Вначале у редактора текст два раза без видимой причины просто ╚пропадал╩ вместе со всеми наработками, и в то же время авторский компьютер словил вирус, который ╚выгрыз╩ твёрдый диск. Когда, в конце концов, проправленный и причёсанный материал был всё же выведен на плёнку (она тоже оказалась с браком, потом частично переделывали) и отпечатаны пробные бумажные экземпляры маленькая типография, взявшаяся за книгу, ╚прогорела╩, причём, при изгнании её из помещения, плёнки новые хозяева выкинули, а всё отпечатанное через неделю украли вместе с моей машиной. Будучи уверен, что книга пропала, автор скорбел и скулил, но тут на него навалились такие неприятности (наркоман чуть не убил жену, храм, который расписывал пять лет, сгорел), что он смирился. И вдруг отыскался (в США) один из первых вариантов, посланный когда-то по емейке близким друзьям на отзыв. К сожалению, автор малодушно тут же предложил этот безобразнейший текст Русскому Переплёту, боясь очередной его пропажи. Да! ещё одно уродство (1/3 от объёма) напечатано в двух номерах ╚Москвы╩, где редакция ╚выкроила╩ совершенно самостоятельную версию. Сейчас есть текст более-менее выправленный, но простите.

252532  2003-06-20 13:03:43 AVD - Ну ладно, дорогой Василий Владимирович, если Вы считаете текст безобразнейшим - Вам виднее. По мне так и этот совсем не плох - вчера читал до 3-х часов ночи. Да, имейте в виду. У меня сейчас есть копия этого текста на диске и отпечатанная на машинке. Так что если опять пропадет - я к Вашим услугам.

270170  2006-12-06 11:14:35 - Валентина Ерофеева: " ...устами одного из своих героев поклонника карсавинского направления в философии, автор предоставляет "уникальную возможность решить всё", все наболевшие многовековые проблемы И очень уверенно, доказательно развивает, разворачивает свои идеи вглубь, к практическим, действенным истокам. Кому-то это покажется романтически-наивным, кому-то провид- чески-верным. Но ровное дыхание собьётся у всех роман "Аз буки ведал" не для ровнодышащих. Это, пожалуй, самый оптимистичный роман последних полутора десятилетий жизни русской корневой литературы." Полностью статья в газете "День литературы" ╧ 11 http://www.zavtra.ru/cgi//veil//data/denlit/123/81.html

272055  2007-03-05 23:25:28 http://www.bookland.ru/book2889259.htm - Роман "Аз буки ведал..." поступил в продажу в инет-магазине http://www.bookland.ru/book2889259.htm

Copyright (c) "Русский переплет"