Драматургия
06.V.2008

Синематографическая трагедия

Посвящается светлой памяти прекрасных актрис:

Людмилы Марченко, Екатерины Савиновой,

Клары Румяновой, Марины Ладыниной...

Пьеса в двух действиях

(Время действия: с конца 50-х до конца 60-х годов, имена и фамилии изменены. Есть подвижки по времени.)

Действующие лица:

Первый секретарь ЦК КПСС, мужчина лет 65-ти, энергичный, но суетливый; временами- резкий. Полный, лысый, невысокий.

Член политбюро, товарищ и помощник первого секретаря, армянин по национальности, осторожный, изворотливый человек. Приблизительно также около 65 лет.

Член ЦК КПСС, женщина- чуть старше средних лет, красивая, стройная, величественная. Одевается хорошо, элегантно, но не позволяет себе модных излишеств.

Член ЦК ВЛКСМ, лет 32-х, элегантно одетый, начавший полнеть.

Кинорежиссер, один из лучших специалистов страны в области кино. Мужчина за пятьдесят, высокий, худой, элегантно одетый.

Студенты, ученики кинорежиссера:

Люба Малышенко,

Володя Уткин и др.

Первое действие, 1 акт.

Обычная московская однокомнатная квартира. Сервант, железная кровать с ярким покрывалом, шторы плюшевые и тюлевые на окнах. По квартире суетливо и нервно передвигается известный Кинорежиссер, он что-то поправляет на столе, на подоконнике, на кровати. Разложил "Шампанское", торт, конфеты, фрукты.

Звонок в дверь... Режиссер дергается, стремительно ширмой прикрывает кровать, бросается в прихожую.

Режиссер (бережно, под локоток, вводит в комнату девушку лет 19-ти- Любу Малышенко): Проходи, проходи радость моя, дружочек мой дорогой... Посмотри на свою комнату... Вся квартира теперь твоя... на кухню зайди...

Люба Малышенко (пытается выдернуть свою ладонь из ладони Режиссера): Ну, что Вы такое говорите, Иван Александрович?! Я же Вам объясняла: ну не люблю я Вас, не могу полюбить- ведь Вы же ровесник моего дедушки. К тому же есть у меня друг, тоже во ВГИКе учится... Вот он мне нравится... (мечтательно), кажется предложил бы он мне... и я тут же согласилась ...

Режиссер (Р.): Глупость, глупость... (немного раздражается), что ты глупости говоришь... Как можно сравнивать меня и его?! Кто он, и кто я?! Да, знаю я, о ком ты, дурешка, говоришь. Он же в одной с тобой группе учится... Вот отчислю его, тогда будете знать...

Люба Малышенко (Л.М.): Да и не обязательно, чтобы в семье все артистами были. Отчислите- он работать устроится...

Р. (уже кричит): Ах, ты, о замужестве думаешь?! Может у вас было уже что-то? Ну, я вам устрою жизнь! (трясет Любу за плечи)...

Л. М. (со слезами в голосе): Мне больно!

Режиссер отпускает девушку и начинает быстро ходить по комнате, постепенно успокаивается.

Р. : Тише, тише, легче надо... Не с того начали... Зачем ты мне сразу же о своем дружке напомнила? Все, все- забудем... Прости меня неразумного. Я же- ревнивый... Ох, какой ревнивый. Давай поговорим спокойно. Садись.

Люба садится за стол, Режиссер- напротив нее. Потер ладонью левую сторону груди...

Р. : Ты все-таки, деточка моя, осмотри квартиру, какая кухня светлая, а потолки- высокие... Я и часть вещей уже доставил и еще привезу,- что надо, что скажешь...

Л.М. (опять почти плача): Иван Александрович! Можно я пойду и никогда уже сюда не приду? Тяжко мне...

Р. (с нежностью в голосе, совсем успокоившись): Маленькая моя, глупенькая... Еще успеешь и уйти, и опять придти и остаться... и сыночка мне родишь... Ну, ну- не сверкай глазищами своими прекрасными. Посидим, поговорим... (с выстрелом открывает "Шампанское"). Как там у Пушкина? "Коль мысли мрачные к тебе придут..." (разливает).

Режиссер выпивает бокал до дна, Люба только слегка пригубила, берет шоколадную конфету.

Р. : Кушай, кушай, Любушка, зоренька ты моя ясная,- на всю мою оставшуюся жизнь. И- пока помолчи, послушай своего учителя. Я серьезные вещи буду говорить. Первое и главное: я со своей Ладыгиной развожусь, можешь мне поверить. Имя я ей создал, в самых лучших фильмах снимал, ее даже в Политбюро любят. Говорят, 1-й секретарь ЦК, наш нынешний вождь, когда смотрел "Встретимся после войны", так- прослезился... Известностью и славой она не обделена, деньжат я ей оставил, жить ей- есть где, а захочет другого мужа- так ее с руками и ногами- прости, Господи,- готовы будут отхватить, и даже известные люди! Да ее во всем Союзе обожают даже товарищ Сталин всегда хорошо о ней отзывался... Конечно, я вроде бы ее предал, но... А ты молчи пока, помолчи... Мне ведь и поговорить-то с тобой- один на один- редко, когда удавалось: всё вокруг тебя подруги хоровод водят или мужики тебя обхаживают... Ты, когда сыграла в "Родном доме", то все, как с ума посходили... И я- в первую очередь. А ведь я, действительно- не молод. Но тебе надо за меня выйти замуж: я ведь человек очень надежный. Ну предал Ладыгину, так перед твоими чарами не устоял... И- удачливый я, сильный! Кто в нашем кинемотографе со мной сравнится? Да и в мировом... А ты пока помолчи, помолчи... Давай-ка лучше еще выпьем (разливает).

Пьют: Режиссер снова- весь бокал, Люба- один-два глотка... Девушка берет конфету.

Р. : Да что ты, глупенькая, опять конфету... Не видишь,- я даже икры достал. Дай-ка я тебе бутерброд намажу, а ты пока ешь колбасу, сыр... Да, уж, как сыр в масле будешь! Шучу, шучу! Не обижайся... Ведь люблю, знала бы ты, как я люблю тебя, как с ума по тебе схожу... Радость ты моя, горе ты мое... Кушай.

Люба берет бутерброд, медленно ест. Режиссер пытается погладить ее по голове, она уклоняется.

Р. : Стесняешься? Ничего, ничего- привыкнешь! Не страшный я; добрый, для тех, кто меня любит и уважает. Все у нас с тобой будет хорошо.

Л.М. (с мольбой): Дайте же мне сказать, Иван Александрович.

Р. : Говори, конечно, говори...

Л.М. : Иван Александрович, Вы ведь мой учитель... Неужели не понимаете, как тяжело мне- Вашей ученице. Я же- маленькая мошка по сравнению с Вами, Вы же- великан. Как же мне объяснить Вам, что не могу я быть Вашей женой, а любовницей быть не хочу. Спасибо за то, что квартиру эту для меня нашли, но жить здесь я не буду. Спасибо за вкусную еду, за заботу, но не смогу я Вас полюбить, а без любви- по рассчету- противно мне. Меня ведь родители учили честь смолоду беречь...

Р. (перебивая): Я потерплю, родная моя; верю я, что ты меня еще полюбишь... Но раз не хочешь о любви говорить- и не надо. Времени еще впереди у нас много, еще ско-о-олько лет. Я не старик, я- молодой, фартовый... Все еще на свои места встанет, только не руби с плеча, это не для тебя. Потерпи... Привыкнешь ко мне, поймешь, как я люблю тебя, как хорошо тебе со мной будет... Возьми ключ, квартира твоя, живи здесь, я и приходить пока не буду. Только продукты буду присылать, одежду... Знаю я, как вы в общежитии-то бедствуете; я и телефон тебе поставлю, и машина моя за тобой будет заезжать, или такси... И не только это. Я же, наконец, Достоевского ставить в кино буду, главная роль- твоя... А потом и еще роли пойдут, за границей будешь сниматься, у лучших режиссеров. По всему миру, как птица пролетишь... Таньку Самойлову не пустили, а тебя- пустят, потому что я пробивать это буду. Меня послушают...

(Режиссер резко обнимает Любу, целует и пытается подтолкнуть ее к кровати. Та в ужасе вырывается, бежит к двери, бросает на пол ключ)

Л.М. : Нет! Не-е-т! Не хочу, не могу, противно! (выбегает, хлопнув дверью).

Р. (кричит в бешенстве): Дрянь, девчонка! Дрянь! За мою-то любовь, за мою-то доброту... Все равно моей будешь...

(Поднимает ключ, швыряет его об стену).

Конец первого акта.

Второй акт

Комната студенческого общежития, очень простая, даже бедная обстановка: несколько стульев и ободраный стол. На стене висит афиша с большой надписью "Родной дом" и с большим фотопортретом Любы Малышенко.

Со смехом и визгом в комнату вбегают студенты и студентки. Все молодые и красивые, простенько одетые. Среди них выделяются Люба Малышенко и Володя- высокий, стройный, красивый парень.

Володя (В): Вот что, братцы- кролики, сдачу экзамена необходимо отметить. Высыпайте все на стол свою мелочь.

Молодежь роется по карманам, бренчит "серебром", ведутся подсчеты.

В. : Так, хватит на бутылку портвейна, бутылку пива, на "крем-соду" для девчонок и даже на батон- на самый большой батон хлеба. Ура!

Кто-то из девчонок кричит: "Лучше макарон купите- есть хочется", но ребята только машут руками и быстро убегают. Девушки остаются одни, прихорашиваются, смотрятся в маленькое зеркало на стене (рядом с афишей).

1-я студентка: Ох, девчонки, какие мы все-таки красивые, а вот одеть нечего: у каждой всего по одному платью.

2-я студентка (весело): Так меняться будем, кто по росту подходит... Институт закончим, сниматься начнем и свое наверстаем...

1 ст. : Да вот Любашка снялась, (показывает пальцем на афишу), а богаче что-то не стала...

Л.М. : Да денег-то дали не так уж и много: кое что из одежды купила, маме и бабушке отдала остальное- они совсем поиздержались.

2 ст. (лукаво): Люб, а Люб, а говорят, что ты опять сниматься будешь, в фильме по Достоевскому.

Л.М. : Ох, подруги, лучше бы мне не сниматься. Окончить бы институт и ехать бы куда- нибудь далеко-далеко, где качуют туманы...

1 ст. : Ты не думай, старый козел тебя найдет, где угодно. Все уже знают, как он в тебя втрескался. А что ты нос от него воротишь? Плюнь и переспи с ним один раз, а потом скажи, что забеременела: он испугается и оставит тебя, да еще и на аборт денег даст, а ты их себе оставишь...

Л.М. : Этот не испугается, он и хотел бы ребенка, женится на мне хочет...

Студентки : Да, ты что!

2 ст. : Соглашайся, не раздумывай! Поживешь с ним немного, институт окончишь, имя себе создашь, потом уйдешь...

1 ст. : Да он вообще-то ничего: высокий, представительный, а мастер- дай Боже! Ох, мне бы у него сняться... Я бы за такого пошла!

Л.М. : А я не могу, не по любви- противно мне и страшно.

Врываются студенты, ставят на стол добычу.

В. : В "Трех ступеньках" моментально отоварились! (Весело) А ну, все за стол.

Выпивают, немного закусывают. Шутят, смеются. Потом включают радио: старую "тарелку". Звучит музыка, начинаются танцы.

Люба танцует с Володей, прижимается головой к его плечу.

В. : Ты опять грустишь, Любушка? (Украдкой целует ее в щеку).

Л.М. : Плохо мне, Володенька, не знаю, что и делать. Меня кажется утвердили на главную роль в фильме по Достоевскому. Теперь Иван Александрович житья мне не даст.

В. : А отказаться от роли- равносильно тому, чтобы уйти из института. И сниматься никогда уже не будешь.

Л.М. : Помнишь, мы шутили, что когда-нибудь поженимся? А- может...? Тогда он не посмеет ко мне приставать.

Володя опускает голову, долго молчит. Морщится, трет виски ладонями. Потом подходит к столу наливает портвейн и пьет под возгласы остальных: "Почему без нас?" Володя возвращается к Любе.

В. : Он нас уничтожит, нас выгонят... А мне так хочется учиться, я ведь тоже удачно снялся уже два раза. И хочу, чтобы ты училась и снималась... (задумывается). Надо придумать что-то другое...

Музыка по радио закончилась. Начинаются последние известия и все подходят к столу, разливают остатки портвейна и крем-соды.

В. : Девчонки, отвечайте по честному, помогите для общей пользы. Большой Иван ко многим из вас приставал?

Студентки (хором): Да у кого мордашка хорошенькая, или фигура, так он и щипал и под юбку лазил...

В. : А если жалобу на него в партком написать, подпишитесь?

1 ст. : Да на него уже много лет жалуются, но толку никакого нет... Он- Герой соц. труда и сам член парткома.

В. : Да, надо писать выше... (задумывается). Я вообще-то случайно познакомился недавно с одним высоким комсомольским работником, может быть он поможет жалобу в верха передать?! Так подпишитесь?

Студенты (в разнобой): Подпишимся, подпишимся... (но кто-то отходит в сторону).

1 ст. : Надо поговорить еще с Катей Савиновой, она же несколько лет назад дала Ивану по морде, так он взбеленился и ее снимать перестали, даже муж помочь не может, а с Кларой Румяновой- то же самое: он к ней под юбку, она- возмущаться, а теперь осталась без работы почти, только озвучивание в мультяшках иногда дают. Может и они подпишутся.

Володя сел за стол, пишет. Остальные склонились над ним, а двое участников выходят из комнаты. Одобрительные возгласы: "Правильно пишет! Молодец..." Когда текст написан, все ставят свои подписи.

В. : Теперь главное- в нужные руки передать...

Конец второго акта.

Третий акт

Скверик, забор, чахлая растительность. Длинная скамья. По сцене передвигается вальяжно молодой человек в добротной, но старомодной одежде. Это крупный комсомольский работник. Из глубины сцены навстречу ему выходит Володя.

Комсомольский работник: О, комсомольский привет! Гуляешь, Володя. Как дела, как учеба? В подшефные школы заходите?

В. : Все хорошо Николай Михайлович, все успеваем... А как у Вас дела?

К.Р. : Да ладно тебе на "Вы", мы ж молодые- давай по имени и на "ты". Вижу по глазам твоим, что забота у тебя есть. Говори.

В. : Да, серьезная проблема есть, помоги Николай Михайлович! (протягивает ему бумагу).

Тот долго читает, шевеля губами. Раздумывает. Качает головой.

К.Р. : Проблема эта мне понятна. Про Ивана нам давно все хорошо известно. Его и в ЦК КПСС вызывали, хвоста ему накручивали. Да он отбрехался, гад. Любят его фильмы и простой народ, и руководители. Я тебе историю расскажу. На праздник сорокалетия революции меня пригласили на банкет по этому случаю. Сначала выпили, закусили. Потом, чтобы не перепились, сделали перерыв и кино стали показывать. Ивана фильм: "Встретимся после войны". Там его Ладыгина играла. Так Никита Сергеевич, когда героиня Ладыгиной по фашистским самолетам из пулемета стреляла и ее ранили, так он- заплакал. Вот она- сила искусства! Нет, не сломать нам Большого Ивана, он ведь в ЦК КПСС- свой человек, любую дверь ногой открывает... Постой, постой... (раздумывает). А ведь он со своей Мариной разводится... Вот, где сыграть можно... Ведь ее все очень сильно любят...

Показывает Володе на скамейку, сам садится, обхватывает голову руками.

К.р. (после долгого раздумья) : Нет, пожалуй, с Иваном нам не справиться. Если я к нему подойду, так он меня пошлет. ВЛКСМ- это же не партия, это молодой помощник КПСС.

Володя вскакивает, пытается что-то сказать, но Николай осаживает его и продолжает думать, низко опустив голову. Володя нервно ходит вокруг скамейки.

К.р. : Вот что, попробую- ка я поговорить с Екатериной Алексеевной из ЦК КПСС.

Она ко мне хорошо относится, выслушает. Говорят, что она, тем более, скоро станет министром культуры. Я буду нажимать на Ладыгину, на их развод. А то уже

больше сорока лет прошло после Октябрьской революции, а получается одним- все, а другим- ничего. Завелись тут князьки, понимаешь ли. Коммунисты липовые.

Ладно, ничего обещать не могу, но постараюсь помочь. Давай руку...

Конец третьего акта.

Четвертый акт.

Кабинет в ЦК КПСС, за столом сидит красивая, элегантно одетая женщина.

Что-то пишет, читает. На столе срабатывает громкая свьзь.

Голос по селектору: Екатерина Алексеевна, к Вам Николай Васильев.

Ек.Ал. : Хорошо, пусть входит.

Николай входит, останавливается у стола. Екатерина Алексеевна сидя протягивает ему руку.

Ек.Ал. : Ну, здравствуй, комсомолия. Что- ты так ко мне рвался, Коля? Садись, рассказывай.

Николай (К.р.) : История давно известная, прочитайте, пожалуйста, Екатерина Алексеевна. (Протягивает бумагу).

Ек.Ал. (закончив читать):Да, знаю я этого сукиного сына. Режиссер отличный, но- бабни-и-и-к! Попробовал бы он меня так ухватить, я б ему рожу-то порвала. Ну, да он трусливый, соблюдает субординацию. Но боюсь, Коля, что помочь я здесь не смогу...

К.р. : Екатерина Алексеевна, уж если Вы не сможете, то- кто?! Вас же, я слышал, прочат скоро в министры культуры.

Ек.Ал. : Прочат-то, конечно,- прочат, но, когда это будет?! Его же уже в ЦК КПСС вызывали и песочили. Но он, извиняюсь, отбрехался. Сказал, что это его враги оклеветали. Поди- проверь! Хотя признался, что женщин любит... Постой, постой... Он же со своей Ладыгиной разводится, так это из-за Любки Малышенко? Ах, старый кобель! Тоже мне, коммунисты развелись. Строители коммунизма! Надо пожаловаться Никите Сергеевичу, он за Ладыгину ему шею намылит! Помню смотрели мы- члены ЦК. на праздник фильм "Встретимся после войны", так Никита Сергеевич, когда Ладыгину в фильме ранили,- заплакал... Ну, я ему все расскажу, развод мы отменим. И заставим отстать от Малышенко. А уж если меня назначат министром культуры, ну тогда я ему покажу... Спасибо, Коля, за сигнал. Ну, давай руку. Работай!

Конец четвертого акта.

Пятый акт

Кабинет 1-го Секретаря ЦК КПСС, обстановка почти такая же, как у Екатерины Алексеевны, но здесь все более фундаментально, с тяжелой мебелью. За столом сидит первый секретарь ЦК КПСС, читает документы. Иногда грозит кому-то пальцем, кряхтит, машет кулаком.

Голос в селекторе: Никита Сергеевич, к Вам Екатерина Алексеевна...

Н.С. : А, вот и хорошо, давай ее сюда.

Входит Екатерина Алексеевна, подходит к столу, первый секретарь, не вставая, протягивает ей руку.

Н.С. : Здравствуй, здравствуй, Катерина, во-время ты пришла, молодец! Хочу я с тобой поговорить. Культуру нам надо укреплять. Вот смотри (протягивает ей бумагу): Ашкенази в Англию просится на ПМЖ, других проблем хватает. Ты может слышала, я тебя прочу на министерство культуры... Помню я, как ты мне помогла, когда меня Молотов с Когановичем и с Маленковым пытались скинуть. Я добро хорошо помню! Так, как ты на министерство культуры смотришь, Катерина?

Ек.Ал. : Ох, боюсь я Никита Сергеевич, трудное это министерство... А вдруг я не справлюсь?

Н.С. Ничего, Катя, поможем! Сначала все новое с трудом дается, а потом- привыкаешь. Думаешь, мне легко страной руководить, да еще и после Хозяина. Никакого отдыха, никакого покоя, сплошные нервы, но надо строить коммунизЬм! Вот себя и не жалеешь. А давай-ка с тобой по рюмочке. (Лезет в стол, вынимает початую бутылку водки, две стопки, блюдечко с закуской. Екатерина Алексеевна отрицательно мотает головой, машет рукой). Ничего, Катерина, хоть мы и на работе, но со мной- можно, разрешаю (Пьют, немного закусывают).

Ек.Ал.: Теперь, Никита Сергеевич, почитайте, пожалуйста, жалобу. (Протягивает ему бумагу, составленную студентами). Мне по комсомольской линии передали.

Н.С. (внимательно и долго читает, размышляет): А может, Катерина, это- клевета? Мы ж его, старого потаскуна, пропесочили в ЦК КПСС, он каялся, чуть не плакал...Вот, стервец, неужели опять девок щупает- извини Катерина. А ведь какие фильмы поставил... Я помню, смотрел "Встретимся после войны", так слезы прошибли, никак остановиться не мог...

Ек.Ал. (осторожно перебивает вождя): Так он же свою Ладыгину бросил и молодой актрисочкой увлекся, так что- нет никакой здесь клеветы...

Н.С. (держится обеими руками за лоб, словно у него разрывается голова): Что ж творится такое: революция победила, кулаков и всякую нечисть задавили, фашизм уничтожили, целину подняли, коммунизЬм строим, а всякая дрянь порочит наши завоевания! Разве ж это норма, что какой-то стервец- коммунист- творит беззакония. Чуть не насилует девчонок, жену бросил... А мы не можем его к ответу призвать... Нет, так дальше нельзя! Катерина, обработай его хорошенько! Чтобы знал, где раки зимуют! Покажи ему кузькину мать... (осекается).

Ек.Ал. : Я ж еще пока не культурой заведую, Никита Сергеевич, боюсь не хватит мне авторитета задавить Режиссера. Я ж до этого текстилем занималась...

Н.С.: Текстилем, текстилем... Осторожничаешь, Катерина! А вообще-то ты права, на такого сук-к-киного сына надо мужика напустить, чтобы разогнал его в последний раз... Но, чтобы тот работал!! Чтобы фильмы для народа создавал!! Чтобы искупил свою вину, мать его... все, все, извини... Давай-ка еще по рюмочке и не отказывайся, не имеешь права со мной не выпить, когда я этого хочу (пьют)... (в селектор): Анастаса вызови ко мне! Ладно, Катерина, ты не дрейфь, готовься выполнять любые поручения Партии. Ты учти, мы же коммунизЬм строим, мы Америке рыло должны начистить, скоро в космос полетим! Перспектива- то какая... Ну, давай руку, действуй...

(Екатерина Алексеевна уходит, 1-й секретарь резко шагает по кабинету, забыв убрать со стола бутылку и все прочее, машет руками, грозит кому-то пальцем. Без предупреждения входит, вызванный член ЦК).

Анастас Иванович (А.И.) : Здравствуй, Ныкита (с кавказским акцентом), ты,что с утра пьешь? Ты же руководитель партии, всего советского народа руководитель! Ай, яй, яй, как ты можешь?

Н.С. : У тебя не спросил! Ладно, садись, слушай. Помнишь, мы Режиссера вызывали и накрутили ему хвоста за моральное разложение? Он молоденьких студенточек совращал... Он тогда обещал исправиться... А сейчас на него опять жалуются: за старое принялся, свою жену Ладыгину бросил. Поговори ты с ним, Анастас, как следует поговори, в последний раз поговори. Объясни ему, козлу, что погоним мы его из партии поганой метлой. В социалистическом обществе не должно быть паршивых овец!

А.И. : Козел, овцы... Так-то оно так, да уж больно он хорош, как режиссер... Помнишь, мы как-то на праздник фильм его- "Встретимся после войны" смотрели.

Выпили... Так тебя такие слезы прошибли, когда Ладыгину ранили, что ты попросил бутылку молока и пока ее не выпил, так не успокоился. Вот она- сила искусства! А ты говоришь: из партии его гнать! А ведь он для многих артистов квартиры в Москве пробил, строительство домов отдыха для них же организовал, театр-студию Киноактера построил, для тех, у кого постоянной работы нет, зарплату повышает... А какие замечательные фильмы, не только он, но и другие выпускают сейчас. Нет, надо опять его, как следует проработать...

Н.С. : А что же народ о нас говорить будет?! Скажут: в ЦК наверное такие же прохвосты сидят...

А.И. : Да, честно говоря, и в ЦК таких много. Вспомни, каким Серго был неуемным. Я уж не говорю про Ежова и Берию... А помнишь Дыбенко с Коллонтай? Ну, он-то анархист, а к партии только примазался, а уж она-то со своей теорией "стакана воды", как партии подгадила- коммунистка, на передок слабая. А Бухарин и Раскольников себе семнадцатилетних жен отхватили...

Н.С. : Тогда уж и Инессу вспомнить надо. Мы-то с тобой ее не знали, но товарищи рассказывали, как она Ленина совратила. Впрочем, это тайна- из тайн, в народе ничего не должны знать. Ленин- свят! Ему, конечно, с Крупской не повезло: некрасивая, неопрятная, одевалась черт знает, во что! Я как-то месяца за два до ее смерти с ней разговаривал, так просто неприятно было...

А.И. : Я вот думаю: зря ты все-таки, Ныкита, культ личности Сталина стал развенчивать сейчас. Ну, умер вождь и умер! А вот, когда нас не будет, вот тогда новое поколение пусть и разобралось бы в его культе. И наши кости тогда можно перемыть. Ведь после гибели Надежды, хоть про Иосифа Виссарионовича и говорили, что он когда-то артисток обхаживал, но по-моему это- брехня. Кажется только одна женщина из обслуги была к нему вхожа... Он ведь все время работал. А уж, когда Мироныча убили, он совсем закрылся...

Н.С. : Кстати Мироныч тоже по бабам любил шастать, из-за чего и пострадал... до смерти. Давай-ка выпьем!

А.И. : Ныкита, ты же знаешь, я- не пью.

Н.С. : За память о вожде давай выпьем. Обязан со мной выпить...

А.И. : Какой же ты, Ныкита, двуличный. То Сталина с дерьмом смешал, а то за его память хочешь пить... Ай, яй...

Н.С. : Я и сам не пойму... Иногда он мне, как отец, который все время учит и- правильно учит. Но при этом почти все время я ощущал, что он, как тот же отец, меня может высечь, то есть уничтожить... Великий человек... Сильный человек... Жестокий человек... Страшный человек... Пьем...

А.И. (опускает верхнюю губу в стопку) : Ладно, за память о вожде...

Н.С. : Я ведь, когда прочитал все документы по арестам, лагерям, тюрьмам, по расстрелам, то ужаснулся: сколько же всего было! Нет, культ личности надо было вскрыть...

А.И. : Да не так уж много и расстреляли: всего-то полтора миллиона. И это все были скрытые враги, или воры. Конечно, кто-то попал под горячую руку несправедливо. Ведь в конце пятьдесят второго вождь и меня с Молотовым хотел готовить к логическому концу..., да, да..., вот только через четыре месяца сам умер... А дальше твоя очередь была и Когановича, а потом уже- Маленкова и Берия... Скажи, Ныкита, а если бы в расстрельном списке была моя фамилия, ты бы его подписал?

Н.С. : Издеваешься?! Ты что ли бы не подписал список с моей фамилией? Сам знаешь, как Хозяин в таком случае поступил бы. И с нами, и с нашими семьями... А ты говоришь- зря развенчал. Нет, пусть он за все сам ответит. Хотя, конечно, и

мы с тобой уйму списков подписали, а уж эти кавалеристы: Ворошилов с Буденным- тем более. Да, все свои шкуры спасали... Полтора миллиона, полтора миллиона... А болтают, что двадцать миллионов! Надо уточнить и опровергнуть. Ладно, давай еще по стопке и будем заканчивать. А Режиссера-то этого ты все равно прижми, справедливость- прежде всего!

А.И. : Ныкита, а помнишь дело футболистов, ты ведь тогда тоже поспешил...

Н.С. : Это Стрелков, что ли?

А.И. : Стрельцов, а также "примкнувшие к нему" Огоньков и Татушин. Ну, ты представь себе: пригласили трех девок на дачу, а они и рады- радешеньки- поехали... Пили. Потом две добровольно по постелям пошли. Третья, правда, даже укусила Стрельцова, но вот ты скажи: разве ты своих дочерей мог с мужиками молодыми и незнакомыми на чужую дачу отпустить? Или они сами- разве поехали бы по своей инициативе? Вот- то-то! Так что, Огоньков с Татушиным вообще под твою горячую руку попали, а Стрельцова надо было с той девкой расписать и денег с него взять- для нее же... А потом- пусть бы развелись, а штампы в паспорте остались бы...

Н.С. : За то мы провели показательный процесс- чтобы другим неповадно было...

А.И. : Но чемпионат мира проср..., ну, в общем, просадили... Теперь- жди четыре года... Знаешь, что, Ныкита, я, конечно, Режиссера погоняю, я его на место поставлю, но пусть по прежнему работает для народа и партии. А эти девки, может, сами к нему в постель лезут...

Н.С. : Ладно, давай еще по стопке и- действуй...

Конец пятого акта.

Шестой акт.

Та же самая московская квартира, что и в первом акте. Обстановки прибавилось, стоит сервант с посудой, небольшой книжный шкаф и т. д. На кровати, укрывшись одеялом до самых глаз, лежит Люба Малышенко. Рядом стоит Режиссер в пижаме, клеит над кроватью афишу. На ней написано- "Белые ночи", изображены портреты Любы и молодого красивого мужчины (Олег Стриженов). После предыдущих событий прошло видимо несколько месяцев.

Режиссер: Вот видишь, милая, я оказался прав: сыграла ты в моем фильме по Достоевскому. А скоро в совместной с французами картине будешь участвовать. Там, правда, Таньке Самойловой главную роль отдали, но ее задвигать совсем- нельзя. Но вторая роль- тоже очень хорошо. На такую орбиту выходишь! (Смотрит внимательно на Любу, вздыхает) Хоть бы раз спасибо сказала! Никакой от тебя благодарности... Тогда жалобу на меня накатали... Да что толку от ваших жалоб! Вызвал меня к себе Анастас Иванович, пожурил... Вот, правда, за Маринку- мою бывшую- вот за нее, как следует отругал. А я у него сразу денег попросил на новую аппаратуру: за границей купить надо- у нас такой нет. Так у него челюсть отвисла от такой наглости. Он так и сказал: "Ну и наглец, ты" и по плечу меня похлопал, ха, ха... Большого Ивана так легко не сломаешь! Я в союзе главный кинематографист! Раньше мы говорили: синематограф... Вместо "фильм" говорили- "фильма", звучало это как-то даже нежно. "Фильма, фильма"! Эх, синематограф... Не вздумай больше против меня идти, а то- сломаю... Володьку твоего снимать я запретил, а если будет возможно, то и из ВГИКа выгоню к чертовой матери. Ух, чувствую я в себе силу! (разводит руки в

стороны напрягает тощий бицепс). Всех врагов в порошок сотру! Будут передо мной по струнке стоять, по одной половице ходить! Видишь, меня и в ЦК любят... Дорога у меня впереди широкая, широчайшая... Все, кто со мной- далеко пойдут... А ты- даже первой меня никогда не поцелуешь, лежишь подо мной, как бревно... Муж я твой, муж! Уважать хотя бы должна, если не любишь... Распишусь с тобой, как только пожелаешь... (становится на колени, опираясь на кровать). Люблю ведь тебя, Любушка! Никого так не любил, а сколько у меня баб было... Отворачиваешься, брезгуешь, забыла, что я- твой благодетель? Ну, да ладно, я еще потерплю, но терпение и у меня может лопнуть! Не дай Бог, уйдешь, или изменишь... Без работы пропадешь... Забудут тебя, никому ты не нужна будешь... Я тебя создал, я- Большой Иван! (долго молчит) А, ладно! (лезет кряхтя под одеяло)...

Конец первого действия.

Действие второе

Седьмой акт.

Снова кабинет первого секретаря ЦК КПСС. Прошло уже лет пять: на стене висит календарь 1964 год. В основном обстановка- старая. За столом сидит усталый Никита Сергеевич. Нервно и неохотно перекладывает бумаги. Без предупреждения входит Анастас Иванович.

Н.С. : Ну, наконец-то, почему так долго!? Ты разузнал, правда ли, что меня после нашего отпуска хотят снимать? Есть или нет заговор?

А.И. : Во-первых- здравствуй, ведь три дня не виделись. Во- вторых, я самым тщательнейшим образом, по своим каналам, выполнил твое партийное поручение: проверил есть ли против тебя заговор. Считаю, что ты неправ. Твои партийные товарищи преданно занимаются строительством коммунизма в отдельно взятой стране и верно выполняют заветы Маркса, Энгельса, Ленина под твоим руководством!

Н.С. : Ты что, издеваешься?! На митинге что ли выступаешь!? Чем дольше тебя слушаю, тем больше мне кажется, что ты с ними уже снюхался! Ух, Сталина на вас нет! Он бы вам всем показал, как заговоры крутить!

А.И. (примирительно): Хватит ругаться, Ныкита! Ты просто устал, вот и нервы у тебя расшатались. Подозрительным стал, вот тебе везде враги и кажутся... А ты верь, что твои товарищи поддерживают линию партии, которую ты- лично- и, вместе с ними, проводишь в жизнь.

Н.С. (с ехидством) : КоммунизЬм они вместе со мной строят?! А при этом только мечтают, как бы меня скинуть! Я ж их, сволочей, из дерьма, из грязи поднял! А для них, видишь, плох стал Никита! Даже Катька- и та по телефону про меня анекдоты рассказывает: дескать прическа у Никиты Сергеевича,- а ля урожай 1963 г.! Не понимает, дура, что все разговоры в кремле прослушиваются! И не только в кремле... Я их всех на чистую воду выведу, они у меня сами по своим деревням разбегутся! Я, видишь ли, рано объявил, что к 80-м годам коммунизЬм можно построить. А что ж раньше молчали? Боялись? Подхалимы, лизоблюды! Да они не блюда, а задницу мою готовы были лизать, а теперь под меня копают!

А.И. : Успокойся, Ныкита! Хочешь, я тебе хороший анекдот про тебя расскажу. В ЦК друг друга члены спрашивают: почему Ныкита Сергеевич любит свиней, а овец не любит разводить? А потому, что свинью, хоть не корми, а она все- "хрущ, хрущ", а овцу, сколько ни корми, а она все- "бе-е-рия, бе-е-рия". Ха,ха...

Н.С. : Эх, болтуны! Строители коммунизЬма... Ладно, приедем из отпуска- я им задам! Нет, что-то у нас в стране, не то происходит, как- то успокоились все. Решил я тут нагрянуть внезапно на уборку урожая во Владимирскую область. Сам выбрал деревню, быстро приезжаем, осматриваем поля: мама моя родная, половина картофеля на полях осталась, кукуруза мелкая, мелкая... пшеницу тоже половину оставили на поле. Прошли по дворам: колхозники, тоже наполовину дома находятся, свою картошку копают! Я спрашиваю: зачем вам приусадебные участки? Лучше в колхозе работайте, урожай правильно собирайте, столовую себе постройте- там будете и завтракать, и обедать, и ужинать... Нет, говорят, дома кушать вкуснее, а за трудодни вкалывать неинтересно... Посмотрел я, а у них даже электричества нет! Вот тебе и коммунизЬм! Да, сделал я промашку с коммунизЬмом... А ты, что же тогда головой кивал, поддерживал меня?

А.И. : А попробовал бы я тогда сказать "нет", ты бы меня живым съел!

Н.С. : А как ты меня подвел с Новочеркасском в 1962 г.? Люди на демонстрацию вышли, просили прибавить зарплату; я тебя послал разобраться, а ты оттуда сообщил, что надо стрелять... Я и отдал приказ... Через 45 лет после революции в свой народ стреляли, а директор их завода им кричал: "Не хватает денег на мясо- жрите ливер...", это своим-то рабочим кричал, сволочь... А мы этих рабочих потом еще арестовывали, судили и расстреливали... Нет, не будет нам прощения... Сталин не позволил бы в свой простой народ стрелять...

А.И. : Ну, я вижу, ты, Ныкита, совсем по Сталину заскучал... Был бы он сейчас жив, тебя бы не было уже... А в Новочеркасске бунтовали враги народа и партии.

Н.С. : Эх, ты... друг народа (опускает голову на руки, так проходит минута-другая) Ладно, Анастас, давай-ка выпьем... (достает бутылку).

А.И. : Нет, нет, Ныкита, я теперь совсем не пью, ты же знаешь; меня моя Ашхен давно отучила... Надо твоей Нине Петровне сказать, чтоб за тобой следила...

Н.С. : Ладно, иди... Нет, постой, я все у тебя забываю спросить, как тот Режиссер, что свою жену бросил, а все время за девками бегал... Помнишь, лет пять назад, я просил тебя с ним разобратья... Забыл я, чем кончилось?

А.И. : Давно это было... А что, хороший мужик тот Режиссер: фильмы отличные ставил, общественной деятельностью занимался, одним словом проявил себя хорошо, ну, а то, что развелся, так это у многих сейчас происходит...

Н.С. : Да-а, ты углы все очень хорошо сгладил, а по-моему- это нарушение правил социалистического общежития,- то, что он девок едва ли не насильно заставлял с собой сожительствовать...

А.И. : Да, уж пять лет прошло...

Н.С. : Ладно, иди... (в селектор): Екатерину Алексеевну ко мне...

(Проходит несколько минут, появляется министр культуры, за эти пять лет она как-то сдала, одевается добротно, но несколько небрежно).

Н.С. : Здравствуй, Катерина, проходи... (жмут друг другу руки). Как дела? Обижаешься на меня за то, что я тебя ругал по поводу телефонного того разговора? Но ты сама здесь виновата...

Ек.Ал. : Верно, Никита Сергеевич, не надо было про Вас анекдоты рассказывать. Простите бабу-дуру...

Н.С. : Ладно, Катерина, кто старое помянет... А, давай-ка с тобой выпьем, обмоем мой предстоящий отпуск...

Ек.Ал. : Хорошо бы, Никита Сергеевич, а- то с утра, во рту, как полк солдат ночевал...

Н.С. : Что-то с тобой не то творится, Катерина. Знаю, попиваешь ты, и в семье у тебя проблемы... Но на работе это не должно отражаться... А пока скажи, ты все-таки со мной или- против меня, а то я сейчас с Анастасом говорил, так он скользкий, как угорь, утверждает, что со мной, а не верю я ему! Кто меня только ни окружает... Вот Железный Шурик (Шелепин), я все думал- почему его железным называют? Так его, как Феликса, прозвали! Да, какой он- Железный, так . медуза... предатель... заговорщик... Вообще-то я слышал, что и сам Феликс ничего из себя не представлял, так- знал Ленина, Сталина... Так ты- со мной?

Ек.Ал. : Конечно, я- с Вами, я- добро помню... Давайте же по рюмочке...

Н.С. (досадливо машет рукой, разливает водку): Ну,- по первой... Хорошо... Давай уж сразу и по второй, чтобы она первую догнала... Да, ты- закусывай...

Ек.Ал. : Да, я теперь и после первой и после второй- не закусываю... Сейчас полегчает...

Н.С. : А вот в коммунизЬм ты сейчас веришь, Катерина?

Ек.Ал. (помедлив): Верю, Никита Сергеевич... Но наступит он, мне кажется не скоро...

Н.С. : Хорошо, что хоть не врешь... Я на днях сына своего, Сергея (он сейчас кандидат наук), спросил про коммунизЬм. Он долго мялся, потом сказал, что в коммунизЬм, где от каждого по способностям, а каждому- по потребностям, он не верит. Но если наступит такое время, когда у тебя всегда полный карман денег, а ты приходишь в любой магазин, а там- все есть, и ты любое можешь купить, так это и заменит нам коммунизЬм, который я представлял себе вполне искренне... Ну, что ж, давай, хотя бы за этот новый коммунизЬм выпьем (пьют, немного закусывают).

Ек.Ал. : Ух, полегчало наконец-то... А Вы, что меня сегодня вызвали, Никита Сергеевич, я ж Вам все отчеты уже послала...

Н.С. : Да, что мне твои отчеты, Катерина... Меня, в первую очередь интересует, поддерживаешь ты меня или нет, а- во вторую, вспомнил я про того Режиссера, который очень охочий был до молоденьких актрис...

Ек.Ал. (игриво): Который их за задницы хватал...

Н.С. : Ну, да, про него, про него... Он еще тогда с Ладыгиной разводился... (опять наливает, пьют). Мне Анастас про него тогда так ничего и не сообщил.

Ек.Ал. : Я, Никита Сергеевич, очень удивляюсь, как Вы за народ волнуетесь, помните проблемы даже каких-то маленьких актрисочек...

Н.С. : Я за судьбы всех советских людей волнуюсь, Катерина. Ведь наш народ- он ведь хорошо никогда еще и не жил: то революции, то войны, то засуха и мор в Поволжье и на Украине... ДнепроГЭС восстанавливали, целину в грязи и в холоде поднимали... Сколько же людей счастья никогда не видело... За это мне очень горько и больно, Катерина... (опять наливает, оба пьют) Мне уж скоро туда (показывает рукой на небо). А ты молчи, молчи... Так вот, не успеваю я жизнь советских людей быстро и существенно улучшить, а вся эта мелкота, что мне на смену придет- так она о себе только думает, им на наш народ начхать... А ведь какую мощную страну нам оставил товарищ Сталин, а мы никак не можем нашему народу жизнь нормальную организовать... Эх... (неожиданно начинает плакать, трет платком глаза, громко сморкается)

Ек.Ал. : Ох, не плачьте, Никита Сергеевич, а то и я сейчас разревусь... (начинает в голос, с подвываниями, плакать)

Оба долго не могут успокоиться. А на стене появилась неожиданно тень Сталина. Вождь значительно больше габаритами сидящих внизу людей, в руке- трубка. Кажется он укоризненно качает головой. Никита Сергеевич поднимает голову и вздрагивает... Тень исчезает.

Н.С. (опять разливает водку): Фу- ты, покажется же такое...А сейчас расскажи, как там с Режиссером, а потом допьем.

Ек.Ал. : Ну, Режиссер... С Ладыгиной развелся, фильмы новые ставит реже, вот что-то с женским вопросом у него творится непонятное... С той молодой,- с Любой, он начал сожительствовать года четыре тому назад. Кажется уломал ее... Снимал для нее квартиру, вроде бы ни в чем она не нуждалась. Но, после фильма по Достоевскому она видимо влюбилась в красавца- актера, был скандал... Ах, какой тот красавец... Я уж не знаю, но когда-то они разошлись с Режиссером, и ругани там было- море. Так он запретил кому-либо ее снимать, правда ВГИК она кажется окончила. А вообще-то надоели они мне все, хотя это- и наш народ... Ох, как мне-то покоя хочется... А Ладыгина больше не снимается, не хочет... Режиссер опять собирается Достоевского в кино ставить и нашел молодую пассию на главную роль... Много всякого мне про него говорили: иной раз на съемочной площадке на всех матом может орать, а кругом- женщины, дети... А, черт с ними, со всеми, пусть живут, как хотят...

Н.С. : Действительно, черт с ними... Давай-ка по последней... Как там поется: "Стопку за Родину, стопку за Сталина, стопку за наших людей..." (Осторожно смотрит на стену). Ну, иди теперь и смотри- меня не предавай; ступай, двигай свою культуру...

Екатерина Алексеевна уходит не совсем твердой походкой.

Н.С. : Эх-х, Екатерина Великая...

Конец седьмого акта.

Восьмой акт.

Тот же скверик, что и в третьем акте. Забор, скамейка, чахлые деревца. На заборе висит обрывок афиши, где можно прочитать: 1967 г. Подходит женщина в поношенном пальто, голова укутана в платок до самых глаз, она обрывает остатки афиши, потом приклеивает новую, там значится: "Братья Карамазовы". Мимо идет Режиссер, заметно, что он сильно постарел, походка нетвердая, седые волосы растрепаны, одежда болтается, как на старой вешалке. Он видит афишу, останавливается и довольный ее рассматривает, радостно смеется. Женщина, увидев его, пытается ускользнуть, но он замечает ее.

Р. : Что-то знакомое в вас мне почудилось, что ж вы так укутались? Постойте, постойте... Люба!? Любушка, радость моя, ты ли это? (хватает ее за плечи)

Л.М. : Пустите меня, Иван Александрович, опять мне больно делаете... Не видите,- плохо мне...

Р. : Подожди, не уходи, хорошая моя, дай хоть посмотрю на тебя... (берет ее руки в свои ладони, прижимает их к своей груди). Любушка, Любушка! Сколько же лет я тебя не видел...

Л.М. : Да, уж года четыре или даже- пять... Кажется году в шестьдесят третьем Вы меня в последний раз прилюдно с грязью смешали и окончательно мы разошлись.

Да, пожалуй, больше и не виделись, только, наверное, иногда слышали друг о друге...

Р. : Да, слышал я, что проблемы у тебя были... И болела ты...

Л.М. : А у Вас наоборот: все хорошо. Слышала я- женились на молодой, снимаете ее. Фильмы по Достоевскому у Вас один за другим идут... По прежнему общественной деятельностью занимаетесь? И партия вас уважает...

Р. : Да, все это так... Женился... Жена молодая... Снимаю... Талантик, правда, слабенький у нее: не то, что у тебя, но красивая, фигуристая... Еще я и депутат Верховного Совета. А ведь я, Любушка, не могу никак тебя забыть, да видно уж и не забуду до смерти... Что ж ты тогда натворила, зачем на принцип пошла, как мы жить могли бы...

Л.М. : А знаете, Иван Александрович, за эти, почти десять лет, и я многое передумала... Ну, пожила бы со старым и нелюбимым, зато, как Вы тогда сказали, как сыр в масле каталась бы: снималась бы в лучших фильмах, в какой-нибудь самый хороший театр поступила ... Ребеночка бы родила, а теперь- после аборта- детей у меня уже не может быть. Когда я от Вас ушла, Вы меня к Володьке Уткину ревновали и его приказали никому не снимать, мы с ним ссориться стали: жить негде, денег нет. А он-то мне очень нравился... Потом, по Вашей милости, и меня снимать перестали... Это уж- всему конец... Но за мной мужчины-то бегали, на руках готовы были носить, я потом за геолога вышла... Уезжал он в свои экспедиции надолго, а я молодая, мне, как говорится, хвостом повертеть было интересно. Вот кокетство меня и разбирало... А муж приезжал и меня дико ревновал, а я- смеялась. Вот однажды, после моих смехов, он и принялся меня колотить, да, так, что я света белого не могла взвидеть. Не знала я, что можно бить с такой яростью... Полюбуйтесь теперь на меня, мне ведь еще и тридцати- нет...

(Сдергивает с головы платок, левой щекой она повернулась "от зрительного зала").

Р. (правой ладонью гладит ее левую щеку): Господи, Господи, не знал я, что так было! Слышал я только, что этот изверг тебя побил... Да он же изуродовал тебя, страшно изуродовал! Не человек- дьявол! Но я ему отомщу, я ведь депутат Верховного Совета, я его из под земли достану!

Л.М. : Не надо мстить, я его давно простила; милиции я заявила, что с лестницы упала и разбилась...

Р. : Ладно, это мы еще посмотрим, я- злопамятный... А сейчас-то, ответь, ты- замужем?

Л.М. : Замужем, муж постарше меня, но я и его не люблю. Уважаю. Хороший он человек, но- не до любви мне сейчас. Да и он-то меня за прежнии заслуги взял, личико-то мое уже было покореженное...

Р. : (издает звук, похожий на стон) : О-о-о-о... (поднимает кулаки к небу) Плохо-то как, как несправе-е-дливо-о! А что же ты сейчас здесь делаешь?

Л.М. : Работу кое-какую получаю от синематографа. Вот- афишки клею. Сначала меня не снимали по Вашим указаниям, сейчас- по причине моего ободранного личика. В театре Киноактера я- такая- тем более никому не нужна... Берусь за то, что дают. Муж сейчас болеет, ему лекарства нужны...

Р. : Любушка, Любушка! Возьми денег на лекарство... (вынимает из кармана пачку денег) Возьми, возьми все, у меня много есть...

Л.М. : Мне много не надо, мне бы только на бутылки четыре пива... (берет одну маленькую бумажку) А то, уж надоело у соседей занимать...

Р. : Пива?! Так ты... так вы... Ох, несчастье...

Л.М. : Да, и это есть... К этому быстро привыкаешь, особенно при такой-то внешности... Но что же мы- все обо мне и обо мне, Вы о себе-то еще расскажите.

Я вот увидела Вас, а зла почему-то не держу, хоть Вы и мой злой гений... Как-то все забылось, даже и в кино сниматься не хочется... Хочется вот на печи лежать и ничего не делать...

Р. : А, что- я... Иногда кое-что удавалось снять, самому нравилось... Но больше все квартиры пробиваю, дома отдыха строю... Администратор, депутат... Сам бы запил, да уж пять инфарктов было, шестой будет последним... Раньше меня по вашим жалобам все в ЦК вызывали, шею мылили. А теперь Никиты давно нет, про

меня уже забыли... Да, черт с ними... Любушка, я тебе денег привезу столько- сколько надо. Операцию на лице сделаем... Опять снимать тебя буду, даже если ты ко мне не вернешься, а уж если вернешься, так на руках до последнего моего вздоха пронесу... Вымолю прощение... Виноват я перед тобой, Любушка, жизнь твою я сломал, навредил жестоко... Это же я тебя искалечил, я... А ведь, когда молодым был, хотел всю жизнь для народа положить: в гражданскую- в красной армии служил, потом синематографом увлекся- хотел наше кино лучшим в мире сделать и получилось... А вот нажил ли счастья? Счастлив был, когда ты была рядом... Любушка, вернись! Уйду я от этой своей... только слово скажи...

Л.М. : Поздно уже, пора мне идти, Иван Александрович. Мужа надо подлечить и самой подлечиться... Вот такие-то у нас дела. И денег мне не надо, деньги счастье не приносят... Прошло счастливое время... Но хорошо, что я Вас повидала, злость моя к Вам растопилась... Прощайте, счастья желать Вам не буду... поздно...

Р. (остается один, со стоном садится на скамейку, трет левую сторону груди) Что ж я наделал? Погубил девчонку! И никто сдержать меня не смог... Думал, что для народа тружусь и мне все можно... А сколько я гадостей людям сделал... (обращается к зрительному залу, протягивая руки) Я ведь правда ее любил, любил, как никакую другую... На коленях готов был за ней ползать... Она для меня была божеством! А сейчас я ее любить продолжаю, все время думаю только о ней, ночами не сплю... Вернулась бы- вылечил ее... Ревновать бы ни к кому не стал... Сломала Любовь Большого Ивана... Ох, как плохо, как сердце-то болит; неужели это шестой стучится? Неужели- конец? И- поделом мне подлецу... Где нитроглицерин? Забыл? Значит- судьба... Любушка, прости меня, помоги мне, любимая...

Режиссер откидывается на спинку скамейки, его голова свешивается на грудь. Отклеивается афиша "Братья Карамазовы", из-под нее видна афиша, на которой изображена Люба Малышенко.

Занавес

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

281239  2008-05-10 16:53:09 Евгений Прозоров о "Синематографической трагедии" - Очень понравилось, вернулся лет на сорок-пятьдесят назад. Но все-таки хочу пожелать автору увеличить по времени второе действие процентов на тридцать. Но,хорошо! Спасибо!

281314  2008-05-13 07:58:34 В. Эйснер - Удачная, злободневная вешь! Особенно впечатляет неожиданная, резкая концовка. Сколько таких "режиссёров" изломали молодых судеб? Сколько ломать продолжают? Поздравляю Вас, Борис, и голосую!

281326  2008-05-13 14:52:40 LOM /avtori/lyubimov.html - Лихо написано, в конце, как и полагается, все умерли. Власть гнилая, правды нет, кругом беспредел. Вывод ясен: за все надо платить. За чистую совесть в сто крат. Была бы героиня поумней, да поопытней глядишь, сложилась бы судьба по-другому. Актер не продает себя, но продает свой талант, а выходит, чтобы продавать талант надо продать себя. Правда, сейчас зачастую успешно продают себя и без всякого таланта. Так что ситуация заметно изменилась...

281339  2008-05-13 19:35:12 Борис Дьяков- Владимиру Эйснеру. - Владимир! Отдельно Вас поздравляю! И спасибо за отзыв на мою пьесу! Кстати, написал ее совершенно случайно, за несколько часов. С месяц тому назад посмотрел "Отчий дом" с молоденькой девчонкой- Людмилой Марченко, потом вспомнил Ивана Пырьева с его амбициями и непомерной злостью и как-то вдруг сложилось... Кажется пятьдесят уже лет прошло с начала тех событий.С уважением, Борис.

281342  2008-05-13 19:54:28 Борис Дьяков-LOMу - Олег! Спасибо за отзыв. Хочу уточнить кое-что: в момент начала этой действительной истории (конечно, я не претендую на большую степень документальности) Людмиле Марченко было всего девятнадцать лет. Трудно обвинять девчонку, ведь на пролом к ней рвался "Иван Грозный"- Пырьев. Да и победу тогда никто не одержал: Пырьев вроде бы любил Людмилу до самой смерти. Если будете смотреть "Стряпуху", то Марченко там играет в эпизоде, она поет на телеге. При этом под камеру подставляет только правую щеку, прикрывая покалеченную левую. Не сложилось у нее, как впрочем даже у многих представителей власти. А умерла Марченко около десяти лет назад. С уважением, Борис.

281361  2008-05-14 12:07:43 LOM /avtori/lyubimov.html - Уважаемый Борис! Я ни в коем разе не осуждаю Людмилу Марченко, как, впрочем, и Пырьева. Помните, Тургенев на вопрос к каким человеческим слабостям он относится с наибольшим снисхождением? - ответил Ко всем. (не дословно, но смысл верный). Будем действовать так же. И еще: ╚Не судите, да не судимы будете╩ (это все знают). И еще: ╚Ни один человек не достоин похвалы, но всякий достоин жалости╩ (Розанов). Правда известно, что ╚художника следует судить по законам, которые он сам для себя установил╩. Ну что ж, возможно Белинский высказался бы в таком духе, что Вы рассказали интересную, поучительную и правдивую историю, но написали не слишком удачную пьесу. Для пьесы, тем более трагедии, важен конфликт, описанный полностью, развернуто, с раскрытием внутреннего мира героев, с диалогами и действием. Персонаж художественного произведения становится самостоятельной фигурой и вовсе не обязан в точности копировать все убогие поступки своего прототипа. Хрущев, Микоян и Фурцева в этой пьесе, если это пьеса, вообще не нужны. Эта пьеса не про них. Лишние персонажи разбивают пьесу на фрагменты, отвлекают внимание и снижают силу сопереживания. Да еще и тень Сталина (привет от Гамлета). И, пожалуй, зря вы ╚бросили╩ молодого человека, возлюбленного героини, здесь могла бы выйти неплохая сцена. В заключение хочу сказать, что взятая Вами тема очень хороша и актуальна, и будет актуальна всегда, пока существует человечество. Это вечная тема. Через конфликт молодой актрисы и старого режиссера Вы показали конфликт таланта и власти, свободной юной души и мира с его законами и несовершенством. В целом это большая удача.

281370  2008-05-14 17:48:05 Ия - Считаю, что тема пьесы очень интересная и при этом вечная. Все действующие лица "на месте". Согласна с В.Эйснером, можно тему "расширить". И.Пырьев - личность востребованная тем временем, теми вождями и он служил им....

281379  2008-05-14 21:01:35 Борис Дьяков-LOMу - Олег,когда я писал пьесу, то следовал лозунгу "Народ и партия едины!" (Надо же было мне вернуться в то время). Тень "отца" мне уж очень хотелось показать, да, я сделал это не без умысла. Пырьева действительно неоднократно "песочили" в ЦК. А тот молодой человек сейчас жив и мне не хотелось "углубляться" и в его жизнь тоже. Борис.

281392  2008-05-15 13:48:08 LOM /avtori/lyubimov.html - Борис, позвольте присоветовать другой лозунг: "Истина страстей, правдоподобие чувствований!" Как известно, в драматическом искусстве есть три ноты - смех, жалость, ужас. У Вас объявлена трагедия, значит Смех не совсем уместен. Согласитесь, что и Ужас Вам не покорился. Таким образом, у Вас остается Жалость. А вызвать глубокую жалость без раскрытия внутреннего мира героини, без того, чтобы зритель-читатель близко узнал ее, почувствовал, понял, простил и сопереживал - невозможно.

283034  2008-08-10 14:33:55 Максим Есипов - Р. (остается один, со стоном садится на скамейку, трет левую сторону груди) Что ж я наделал? Погубил девчонку! И никто сдержать меня не смог... Думал, что для народа тружусь и мне все можно... А сколько я гадостей людям сделал... (обращается к зрительному залу, протягивая руки) Я ведь правда ее любил, любил, как никакую другую... На коленях готов был за ней ползать... и т.д. А зал тем временем спал. Я б точно уснул. На 100% согласен с LOM отзывом: ╚ Ну что ж, возможно Белинский высказался бы в таком духе, что Вы рассказали интересную, поучительную и правдивую историю, но написали не слишком удачную пьесу. Для пьесы, тем более трагедии, важен конфликт, описанный полностью, развернуто, с раскрытием внутреннего мира героев, с диалогами и действием. Персонаж художественного произведения становится самостоятельной фигурой и вовсе не обязан в точности копировать все убогие поступки своего прототипа. Хрущев, Микоян и Фурцева в этой пьесе, если это пьеса, вообще не нужны. Эта пьеса не про них. Лишние персонажи разбивают пьесу на фрагменты, отвлекают внимание и снижают силу сопереживания. Да еще и тень Сталина (привет от Гамлета). И, пожалуй, зря вы ╚бросили╩ молодого человека, возлюбленного героини, здесь могла бы выйти неплохая сцена╩.

283044  2008-08-10 19:34:41 Борис Дьяков- Максиму Есипову - Досадно... Есипову не понравилось! Ну, а если на спектакле хочется спать, то лучше совсем уйти или, хотя бы, пойти в театральный буфет: там иногда продают пиво.Б.Д.

Copyright (c) "Русский переплет" 2004