Всякий православный знает об особой любви в России к Николаю угоднику. Для русского человека он больше, чем святой. В Николин день в церквах собирается народу не меньше, чем на Пасху. Ему посвящены тысячи церквей. До революции в деревнях икон с его изображением было не меньше, чем икон Спасителя и Богородицы. В крестьянских избах в красном углу так и стояли они втроем: Спаситель, Божия Матерь и Никола. Многие полагали что это и есть Пресвятая Троица.

Иной и жития его толком не знал, но знал что Никола всегда поможет. И от неправедного суда спасет, и от лютой смерти, и от морского потопления, и от позора, и от разора. Да не было такой беды, из которой бы не выручил великий Божий угодник. Спроси у народа - какой он? "Самый добрый. самый сердечный и самый простой ".

К его молитвенной помощи прибегали гораздо чаще, чем к чьей- либо. Христа беспокоить боялись, а к Николе обращались бестрепетно, по-свойски, как к своему брату - мужику. А почему, собственно, мужику? И происхождения он был благородного, и сан имел архиерейский...

А скажи, что про валенки не слыхали ни в Мирах Ликийских, где он архиерействовал, ни в италийском городе Бари, где почивают его мощи... Засмеют, не поймут, за клеветника примут. Кака така Италия-Ликия! Наш он и все тут! А новгородский или вологодский -устюжский эт мы сами разберемся...

Сейчас, конечно, от той наивной народной веры мало что осталось. И по телевизору показывают, как служат в крипте, у его мощей И паломники из России регулярно посещают Бар-град. Действительно, Италия. Только итальянцев на службе с полтора десятка на получасовой мессе, а русских - сотни и на весь день: с литургией, молебнами и акафистами. А ведь не с соседней улицы пришли на престольный паздник.

19 декабря 2003 года целых пять групп из разных городов и весей Российских и на самолетах, и на автобусах через всю Европу к дорогому угоднику съехались... В нашей группе даже с Чукотки было несколько человек.

По пути к святителю Николаю побывали мы на острове Корфу в Керкире, где находятся мощи другого особо почитаемого на Руси святого - Спиридона Тримифундского. Если лететь из России в Бари на самолете, то Корфу оказывается на пути следования. Не надо делать никаких крюков. Только приземлиться. Словно для удобства русских поломников оказались эти два дорогих русскому сердцу святителя на линии самолетного маршрута.

Но нет туда регулярных рейсов. Ни из одной страны мира Только руководители русского Фонда имени святителя Николая догадались организовать такое паломничество.

Я давно мечтал побывать в Греции и невольно сравнивал все увиденное с Россией. Удивительно, но совсем не чувствовалось, что находишься за границей. И это понятно. Ведь Греция - наша духовная Родина

Греки мало чем отличаются от нас. Мужчины одеты скромно, женщины в плащах и пальто, как от фабрики "Большевичка".

Все, с кем пришлось общаться были приветливы и сдержаны. Во всем чувствовалось, что на Корфу живет православный народ. Город готовился к встрече Рождества. Повсюду елки. Правда, искуственные. На каждом фонарном столбе, во многих витринах и окнах домов горела вифлеемская звезда. Но она не была похожа на "нашу" восьмиконечную. Была она о пяти концах и скорее напоминала падающую комету.

В храме Спиридона Тримифундского меня поразило то, что у раки с мощами святителя нет никакой очереди. Понятно, остров мал, и население его невелико, но у нас и у Сергия Радонежского, и у Серафима Саровского, и у блаженной Ксении Петербургской постоянно толпы людей изо всех краев. И не только в дни памяти любимых святых, а во всякий день с утра и до самого закрытия обителей..

В Петербурге в день памяти святителя Спиридона вокруг его часовни всегда много молящихся. Мужчины без шапок на декабрьском морозе идут крестным ходом, слушают Евангелие, поют тропарь...

В этой любви к святителю Спиридону и в том, что он оказался, по нынешним меркам, соседом своего прижизненного друга - Николая чудотворца виден промысел Божий. Но понятен он не всем. Возможно, только их русским почитателям. Ведь в России из всех участников семи Вселенских соборов простые верующие знают только их двоих. И деревенская бабушка, и малыш из воскресной школы знают о том, как святитель Николай отхлестал по щекам Ария за его еритическое учение. В чем суть арианства вам они вряд ли расскажут, а вот то, что угодник Божий показал, как надо поступать с богохульниками, знают все. Многие помнят об удивительном примере "практического богословия", когда Спиридон Тримифундский чтобы показать троичность Бога сжал рукою кирпич, а из него изшел огонь, истекла вода и осталась глина.

Верующий народ не ведет отвлеченных богословских споров, но из Церковного Предания и житий святых запомнил и усвоил главное - то, на что откликается сердце - любовь, простоту и мудрость без мудрования.

Поэтому у русских православных есть свои самые любимые святые. А то, что они греки, сирийцы, или египтяне - совершенно не важно. Они воспринимаются, как свои природные, понятные и близкие. Многим и в голову не приходит, что они и слыхом не слыхивали о России и о том, что в те годы, когда они жили, и самой России еще не было. ..

Литургию в храме святителя Спиридона служили волгоградский митрополит Герман и владимирский архиепископ Евлогий. Им сослужили более десяти священников из разных епархий.

Рака святителя Спиридона находится справа от царских врат - в небольшом приделе. Несколько греков не дожидаясь конца службы проходили к ней прямо через амвон. Один из наших священников пошутил по поводу неблагоговейного отношения к службе и непочтения к нашим архиереям: "Имеют право. Ведь православие у нас от них. Надо старшим братьям все прощать."

После службы, за которой почти все паломники причастились, стали подходить к мощам. В раке открыли окошко. Через него можно было приложиться к ногам святителя, обутым в парчовые тапочки. Через стекло была видна глава.

И старушки, и молодые люди прикладывали к раке иконки, образки, крестики, записочки, четки. Подолгу замирали, прижавшись губами к стеклу, шептали просьбы, некоторые плакали. То же самое потом произошло и в Бари. Люди не могли оторваться от "Николушки". Приходилось подолгу упрашивать их поторопиться.

А ведь мы могли и не попасть к Николаю угоднику. Но на то он и чудотворец,чтобы совершать чудеса.

Наш самолет перед самым приземлением в Бари стал описывать круги. Он долго кружил на месте, и я подумал, что заклинило шасси и нужно сжечь топливо, чтобы сесть на воду. Потом нам объявили, что Италия нас не принимает "по политическим соображениям." и мы полетели назад на Корфу.

В зале ожидания нам сказали, что идут переговоры Москвы с Италией. Что нет никаких католических интриг, о чем стали говорить еще в самолете. Дело в простом итальянском разгильдяйстве. Какой-то Джузеппе чего-то не передал какому-то Антонио, а тот решил, что нам не выделили коридора. И завернул нас, хотя, если бы воздушный коридор действительно бы не был нам предоставлен, то мы не смогли бы даже покинуть аэропорт Керкиры.

Пока в эфире три страны выяснили какой национальности главный разгильдяй, владыка Герман предложил пропеть акафист святителю Николаю. Он прочел первый кондак, паломники дружно запели "Радуйся..." Никаких пассажиров, кроме нас в зале не было, но по удивленным лицам служителей воздушных перевозок было видно, что такого они никогда не видывали.

На восточной стене священники повесили икону Николая чудотворца. Под ней стоял человек в униформе и два грека в цивильной одежде.

Они стояли лицами к нам. Мы крестились и кланялись иконе, а они оторопело смотрели на нас, словно мы кланялись им. При этом никто из них ни разу не перекрестился. Один из них простоял полчаса с открытым ртом. Очевидно, до сей поры он видел русских на местных пляжах и в барах за иными занятиями.

На тринадцатом кондаке пришло разрешение на вылет. Но тут случилась другая незадача - уехал на обед водитель автобуса, а пройти пятьдесят метров до самолета пешком нам решительно не позволили.

Минут двадцать ждали водителя.

Но радость от того, что Николай чудотворец нас улышал и помог, и что мы все-таки попадем к нему была настолько велика, что никто не возроптал.

Вскоре мы снова пролетали над живописной бухтой, над знаменитой крепостью, которую отбил у французов наш прославленный святой адмирал Ушаков. У его памятника мы побывали накануне.

И я вдруг вспомнил, что знал о Корфу задолго до знакомства с мифами древней Греции. О подвигах Суворова и Ушакова мне читала моя бабушка вместе со сказками Пушкина. Возможно, поэтому я предствавлял Корфу, как остров, где правил царь Гвидон, с теремами, с белкой, грызшей орехи с золотой скорлупой и изумрудными ядрами. Пушечные ядра корабельной артиллерии адмирала Ушакова надолго перепутались в моем воображении с содержимым золотых орехов. Но Корфу оказался совсем не тем круглым островом, окруженным кораблями с надутыми парусами на бурных волнах с белыми гребешками, как на картинках из моей первой книжки сказок.

В гавани стояло на якорях множество яхт, но это были не торговые парусники и не боевые корабли нашего знаменитого земляка, а символы рекламируемой повсюду беспечной богатой жизни. Паруса их были сняты до следующего сезона, а их хозяева, должно быть, уехали в свою далекую немецкую землю.

В парках, во дворах частных домов, вдоль дорог и даже в самой крепости росли апельсиновые и лимонные деревья, сплошь покрытые оранжевыми и желтыми плодами. Высоченные пальмы соседствовали с пятиметровыми кактусами. За городом повсюду были видны оливковые рощи, над которыми кое-где возвышались темнозеленые свечи кипарисов. На кустах камелий набухли готовые распуститься бутоны. Ровные ряды живой изгороди из кустов лавра и самшита были разрежены воротцами, обвитыми не известными мне экзотическими вьюнами. Я узнал лишь темнофиолетовые граммофончики бургенвилей.

Ландшафт Корфу с бесчисленными гаванями и заливчиками кажется специально разделенным Создателем на отдельные живописные уголки, чтобы человек, пораженный их красотой, увидев новое место, поразился еще больше и не мог сказать какое из них - лучше.

Полого спускающиеся к морю горы напоминают огромных мифических животных, пришедших на водопой и замерших навеки, в наказание за

ослушание Зевсу.

Скалы с бьющими в них волнами похожи на древние крепости. Повсюду небольшие острова. Одни торчат острыми гребнями и пирамидами, другие возвышаются над водой как макушки голов или спины все тех же мифических созданий, превращенных в камни.

На некоторых островках церкви и небольшие монастыри самых разных архитектурных стилей.

Церкви повсюду: на островах, на вершинах холмов, в долинах, в крепостях, на площадях и в узких улочках. Они как последний штрих великого Художника, завершающего прекрасную картину.

Я нигде не заметил ни одного уродливого здания, портящего пейзаж. Даже современные гостиницы, построенные без особого архитектурного изыска, строительные площадки и технические склады включены в ландшафт так, что их вид не оскорбляет глаз и не нарушает общей гармонии.

Чувствуется, что родство с эллинами, давшими миру высочайшие образцы искусства и эталоны подлинной культуры, помогает современным грекам не утратить выработанные тысячелетиями вкус и чувство меры,

Единственным диссонансом в симфонии природы и творением человеческих рук была статуя торжествующего Ахилла в парке имения "Ахиллеон", принадлежавшем королеве Елизавете. Но вина за то, что ахейский герой сильно смахивает на "белокурую бестию", облаченного в стилизованные греческие доспехи лежит не на греках, а на императоре Вильгельме, ставшем владельцем прекрасной виллы. Статуя умирающего Ахилла, пораженного стрелой в пяту, возмущала тефтонский дух германского императора и его спрятали вглубь парка, поближе к нимфам. Герой, возвышавшийся над главным городом Корфу, должен был олицетворять гордый воинственный дух, способный взбодрить одряхлевушую обуржуазившуюся Европу...

Жители Корфу, долго жившие под властью венецианцев, турок, французов, немцев, помнят о том, что 7 лет остров находился под русским управлением. Помнят здесь не только адмирала Ушакова, но и русских государей и политических деятелей, сделавших очень много для освобождения Греции от турецкого ига.

Многое связывает нас с Грецией. Но главное - это православие. Православие делает нас братьями и гражданами единого

царства Христова, простершегося от Камчатки до Корфу...

Внизу море из лазурного на глазах превращалось в зеленое. Это был путь не "из варяг в греки", а "из грек к латинам". На итальянском берегу показались заводские трубы с дымами, от чего мы успели отвыкнуть на Корфу. Четко была видна разделительная полоса -словно чистая морская вода не хотела смешиваться с водой, замутненной техническими выбросами.

На Корфу мы не увидели ни одного полицейского. Италия встретила нас военными патрулями. Парни в пятнистом коммуфляже с американскими автоматическими винтовками стояли в здании аэровокзала, на площади у стоянки такси. Один из них пристроился к нашему автобусу.

Уже в аэропорту Бари было видно, что мы в другом мире. Даже у трапа работники аэропорта не походили на простых рабочих: в модных куртках с желтыми и красными шарфами. Разговаривали они громко и жестикулировали, как в знакомых итальянских кинокомедиях.

Вдоль дорог до самого центра было немало реклам, но все же гораздо меньше, чем в Москве. И главное - в лицах рекламных красоток не было той демонической энергетики, которой пышет московская пеклама.

Проехав однообразные кварталы индустриальной окраины, мы оказались на набережной. Когда автобус остановился, все бросились вправо в узкую улицу, над которой возвышалась колокольня собора.

Никто не дал команды и не объяснил куда идти, но все устремились туда, куда звало сердце. В огромном пустом соборе с традиционным органом и небольшими боковыми алтарями в правом нефе была видна лестница в крипт.

Народу в крипте было очень много. Не нужно быть ни этнографом, ни антропологом, чтобы понять, что это русские. Самой заметной была группа девочек в одинаковых хорошо сшитых платьицах и белых платочках. Это были воспитаницы приюта из Переяславля Залесского.

Возможно, единственными итальянцами в крипте были священник в белом облачении и два монаха в балахонах из мешковины. Они стояли у входа и благосклонно наблюдали за происходившим.

Кроме наших архиереев были еще два епископа из России. Я узнал двух петербургских священников и нескольких старых знакомцев, не боявшихся ходить в храм еще в доперестроечную пору.

Служба заканчивалась. В нескольких местах стояли длинные очереди - русские священники причащали паломников. Митрополит Герман благословил всех, кто готовился и исповедался накануне, причаститься, и наша группа присоединилась к причастникам.

После отпуста владыка Герман предложил спеть акафист Николаю чудотворцу. Для нашей группы это уже был третий акафист за неполные сутки. Я не любитель акафистов, но на сей раз испытал благодатную радость, словно Чудотворец дал прочувствовать литургичекую полноту в утешение за пропущенную литургию. Во время пения икосов, в которых вспоминаются житийные эпизоды, когда Николай угодник совершал свои благодеяния, мы соборно обращались к святителю с просьбами и благодарили его за заступничество и уже оказанную им помощь. У каждого молящегося были свои горести, проблемы и хвори, свои причины быть ему благодарными. Кое кто плакал, но основное настроение было - общая радость. Радость и ощущение незримо совершающегося чуда. Само наше пребывание здесь было чудом. Я молился о всех, кто просил меня помолиться о них у Николушки. Молился и о здравии руководителей Фонда, организовавших наше паломничество. Во все дни пребывания с нами они держались, как все прочии паломники, ничем не выказывая своего начальственного положения и никак не провоцируя "излияния благодарности за благодеяние"...
Алтарная часть крипта отделена от остального пространства чугунной решеткой. За ней - надгробие, под которым находятся мощи святителя. Посередине в решетке оконце, через которое священник, не покидая алтарной части, причащает народ. Назначение этой решетки стало понятным, когда весь храм после проповеди владыки устремился прикладываться. Если бы не решетка, то менее бойкие паломники вряд ли смогли бы приблизиться к надгробию. А так, хоть и с трудом, но все же удалось организовать очередь. В пространство между решеткой и надгробием с трудом протискивается лишь один человек.

В центре надгробия в его нижней части - овальная ниша. В нее можно встав на колени запозти и приложиться к чеканному кругу. От волнения я даже не рассмотрел, что на нем изображено. Я не мог толком сформулировать своих просьб. Только шептал: "Святителю, отче Николае, благодарю тебя за все. Помоги детям моим, сродникам и мне, окаянному". Памятуя о том, что только в нашей группе 144 человека, я уложился в несколько секунд, приложил иконки, привезенные из России, и попятился назад.

Все, что хотелось сказать, все просьбы, слова благодарности и молитвы за друзей и близких я произносил уже за решеткой, глядя на то, как народ в невероятном напряжении ждет своей очереди, чтобы припасть к любимому святому.

Здесь были и состоятельные люди, и бабушки, которые десять лет откладывали половину своих скудных пенсий, чтобы накопить денег на эту поездку.

Они буквально не в состоянии были оторватьяс от надгробия. Мне хотелось поговорить с некоторыми из них, но неловко было мешать их общению с Николаем угодником. И все же я обратился к одной, радостно беседовавшей со своей соседкой. Поздравил ее с праздником и спросил почему православные в России так любят святителя Николая. Паломница перестала улыбаться и посмотрела на меня, как на тяжело больного.

- Вы что, не знаете почему народ любит Николая угодника?

Боюсь, что она приняла меня либо за иностранца, либо за провокатора.

Я извинился и отошел в сторону и больше не пытался смущать народ.

Во время этой поездки я узнал о многих удивительных историях .

Восьмидесятилетняя старушка, ожидая встречи с Николаем угодником, забыла о своем диабете вместе с пакетом лекарств и вспомнила о своей хвори только на обратном пути в самолете. Семилетняя девочка три дня пребывала в состоянии непрекращающегося восторга. Ее мать рассказала мне о том, как она была сбита машиной и получила травму, от которой не остаются в живых. В тот же день им подарили икону Николая Чудотворца, перед которой бабушка и мать молились несколько дней и ночей. И девочка к удивлению врачей быстро пошла на поправку. Они отправились в паломничество, чтобы отблагодарить Святителя Николая за это чудо..

Вспомнил я еще об одной истории скорой помощи чиновнику высокого ранга. Он никогда не думал о Боге. В церковь не заглядывал даже из любопытства. Но лишившись места из-за интриг своего начальника, по совету тещи заказал молебен великому чудотворцу, хотя надежды на восстановление справедливости не было никакой. Слишком сильные были у него враги. На следующий день после молебна его пригласили вернуться на место.

Для большинства из нас это паломничество было первым выездом зарубеж. Да и в Москву многие попали впервые. Для кубанцев, волжан, жителей Дальнего Востока знакомство с московскими святынями было откровением и великой радостью. Были в нашей группе и люди, только начавшие воцерковляться. Их поразили переполненные московские храмы. Это впечатление еще больше усилилось после того, как они смогли их сравнить с греческими с небольшим количеством молящихся и почти пустыми итальянскими.

Глядя на величественные католические соборы, ставшие почти ненужными западным европейцам, невольно думаешь: "Отчего же католическое начальство тратит деньги и энергию на войну с православием на Украине и устройство новых епархий в России, вместо того, чтобы обращать своих граждан в веру Христову?" Если бы они действительно хотели помочь братьям-христианам в России, самое замечательное, что они могли бы сделать - это отдать нам мощи Николая Угодника. Все равно он для большинства из них либо неведом, либо известен, как Санта-Клаус - персонаж грандиозной рождественской распродажи всякого товара, никакого отношения к Рождеству не имеющего.

Само нахождение Николая угодника этого "правила Веры" в католическом мире - нелепость. Поправ правила веры, изменив их даже на догматическом уровне, они автоматически приписали всех православных святых к "схизматикам", против которых не раз устраивали войны. Почитание мощей святителя Николая и сонма святых первых веков, есть обличение их неправды. Николай угодник каждодневно хлещет по щекам, как некогда Ария, всех вероотступников только они не чувствуют этого. Какое дело задубевшему сердцу, живущему в мире, который сам себя назвал "постхристанским", до "правила Веры", и "образа кротости",

Как бы славно было двум друзьм Спиридону Тримифундскому и Николаю Мирликийскому почивать вместе на славном острове Корфу. Или у нас, где его так любят. Скажем, в Николе в Пыжах или в питерском

Никольском соборе.

А пока он в "латинском плену" мы будем ездить к нему, как к дорогому узнику, показывая ему нашу любовь и прося его чудесного заступничества и помощи многострадальной России.