* * *

Ларисе Щиголь

 

Я всю ночь выпивал с богоизбранным братом,

литератором,

он из Нью-Джерси,

он после уехал в Саратов,

на последние деньги, на посошок мы купили немного Мадеры,

два флакона точнее,

я помню,

мы шли сквозь туман, холодея,

говорили о Толе, о Саше, о милой Ларисе,

Я ему про Байкал и Алтай,

он -- про женщин из Альпараисо,

про канадского гризли, что забрался ему на "Лэнд-ровер",

про полёт над Афганским плато, не про то, не про то...

свист винтов и кипение крови...

Мир мелькает, топонимы лишь --

вехи перемещений,

я ему про Сансару, что влечёт нас, как курсор моя мышь,

до прощений, до возвращений,

в Googlе видно -- земля, как зелёный ранет,

ближе, дальше,

всё катится по блюдцу... А нас уже нет.

И псалом отзвучал.

В кубик-рубик сложился сонет.

И по-прежнему больно от фальши.

Дальше -- больше.

Для женщины прошлого нет,

Бунин или Лонгфелло,

богоизбранный брат, ты не бойся,

ответ --

он не здесь,

здесь остатки Мадеры и сонное тело,

что, возможно, поедет в Россию, в Саратов.

. . . . . . . . . . . .

Привет!

 

 

27 апреля 2007,

Новосибирск

 

 

 

* * *

 

Чёрный куб,

Снежный ком...

Вы куда, зачем, о ком?

 

Череда полупоступков,

Полудел, полусует,

Узнаю судьбу по стуку,

По метафоре, по глюку,

Всем спасибо за науку...

 

От Шатле до Лафайет

Буду ехать, буду ехать,

Чтобы выйти на Речном.

Эта заваль, эта нехоть,

Эта памяти прореха,

Блямба в мире сволочном.

 

Нарастает, нарастает

Недосказанность, недо...

С вами Бог, а с нами Сталин.

Ничего, что за кустами

Гидры с мокрыми хвостами

В мандрагоровых манто.

 

Псы -- за пятки. Осы -- жалят.

Пауки в глаза глядят.

То ли мытари мытарят,

То ли черти комиссарят

Те шикуют, те шакалят,

Жить по правде не хотят.

 

20 октября 2005,

Новосибирск

 

 

 

 

ХАБАРОВСК--МОСКВА. 14 февраля 2007

 

В плацкарте проводницы расцвели,

Румяные -- со швабрами парят...

Им до весны, повдоль седой земли,

Ещё четыре рейса, говорят.

 

А в тамбуре -- морозная пыльца,

Свистит метель в разбитое стекло.

На полустанке тявкает с крыльца

Лохматый пёс, устало и не зло.

 

И лес уже не помнит о себе,

Урал снегами заперт, затворён.

В буранной люльке, в призрачной трубе,

В безвременье качается вагон.

 

Внутри тепло. И простыни чисты.

И чай горяч. И запах уголька...

И кажется, что только три версты

Отъехал ты от юности пока.

 

Но -- ни фига! Разноголосый люд

Сам по себе -- свидетель катастроф:

Китайский щёлк, таджикский перехлюзд

И русский мат летят поверх голов.

 

Солдат-контрактник брешет о Чечне,

Девица ему хочет погадать,

Бугай храпит в измятой простыне,

Армянский сосунок мытарит мать.

 

На полке по четыре, как скворцы,

Китайцы снова жрут свою лапшу.

Шныряют коробейники-купцы.

Немые рады каждому грошу --

 

Суют под нос иконки, мусор книг.

Старуха с Сахалина прёт икры

Четыре пуда, кижуча балык

И фляжку героина -- для сестры.

 

Палёной водки дух из-под полы

Сочится тихо в глотки северян.

И стужа лижет тамбура углы.

И мгла течёт из незакрытых ран.

 

Туда обратно съездил -- и уже

Полмесяца смахнуло языком.

Туда обратно -- пахарь по меже.

Туда -- Москва, обратно -- в горле ком...

 

И кулаком проталину в окне

Ты судорожным жестом продави:

Ревком в огне, Георгий на коне,

И век уже без мира и любви.

 

Коловорот, Микула, Николай!

Круговорот и полымя пути!

Из края в край, на Ирий или рай

Пускай ложатся рельсы впереди...

 

 

 

* * *

Виктории Измайловой

 

Из подъезда -- морозный пар.

Хабанеру

Исполняет сосед Захар

Под фанеру.

 

Он сегодня дразнил гусей

И ментовку --

Объявлял по России всей

Голодовку.

 

Но народ голодать устал,

Хочет мяса,

В Думу -- беса, на пьедестал --

Карабаса.

 

Ох, казацкая голытьба --

Любо, любо!

Эх, свобода, гульба, пальба --

Куба, Куба!

 

Тега-тега, пролётный гусь!

Коба, Коба!

Я вернусь на святую Русь

В лодке гроба.

 

Я пройду по тропе войны

До маразма,

Я узнаю, что вместе мы --

Протоплазма.

 

Полечи меня, отлучи

От заботы...

С неба падают кирпичи,

Самолёты,

 

Шатлы, станции, города

Райских бредней.

Я любил тебя не всегда!

В миг последний,

 

На морозе, на срезе дня,

Возле бара,

Умоляю -- прости меня

И Захара...

 

10 февраля 2005,

Новосибирск

 

* * *

 

Я уже устал от "Кока-колы"

И "Мадера" мне не по душе,

Старые татарские глаголы,

Как ледышки брякают в ковше.

 

Ломит зубы воздух полусонный,

В тишину завёрнуты мозги,

Вечера белёсые кальсоны

Ветлами полощет у реки.

 

-- Энкиду! -- кричу, -- Куда ты делся?

Отчего пустынен водопой?

От меня укрыться не надейся,

Я иду по следу за тобой...

 

Из Баян-Ульги в сады Буяна,

Где пылает пламенный цветок,

От "Хаванагилы" до Корана

И до лотофагов на Восток.

 

Смерть уже не месть и не преграда,

Время истончилось, как ручей --

Сон зеленоглазого смарагда

И бряцанье тысячи ключей.

 

Друг мой, на кругах, на Божьих дисках

Путь любви прописан от и до...

И звезда срывается на дискант,

Где чистым-чиста вода со льдом.

 

26 июля 2005 г.

 

СТРАШИЛКА

 

"...из цирка "Шапито" во время представления

на берегу Азовского моря сбежал нильский крокодил".

По сообщениям информагентств

 

Вот вам -- ни автографа, ни росчерка,

Лишь песок -- и начинай с азов:

Крокодил от Васи-дрессировщика

Улизнул бессовестно в Азов.

 

Как увидел рядом море синее

И нудистский с девушками пляж,

Сразу захотелось в Абиссинию,

Ностальгия, знаете ли, блажь.

 

Потому поплыл, поплыл от берега,

Как торпеда на железный зов.

Этакая вышла эзотерика,

Ящер оккупировал Азов.

 

Оставайся лето кавалерное,

Влагою мне взора не тумань!

Мимо -- белый парус,

Мимо -- Лермонтов

И патриархальная Тамань.

 

Где ты, моя родина свободная,

Царский Нил и ложе тростника?

Где ты Нефертити земноводная

На припёке возле родника?

 

Уплывает милое чудовище

Между катеров сторожевых.

Ускользает древнее сокровище,

Заклиная мёртвых и живых.

 

Над геомагнитно-тектонической

Трещиною жизни и судьбы,

До сурово апокалиптической

И трезвящей ангельской трубы...

 

Всё -- в зубастой, до неба распахнутой

Пасти, вплоть до солнца и луны...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вася, Вася -- чудик прибабахнутый,

Разве в этом нет твоей вины?..

 

23 июня 2007,

Тамань--Новосибирск

 

* * *

 

Снегири садятся на сирень,

Стряхивают снег и семена.

На снегу бурят Дамба Церен

Повторяет Будды имена.

 

Мой Дамба Церен -- большой лама,

Голова обрита наголо,

И халат оранжев, как хурма,

И среди зимы ему тепло.

 

Он в сугробе радостный сидит,

"Аум", -- говорит и -- "Падмэ хум".

Он не горд, не пьян и не сердит,

Он спокоен как рахат-лукум.

 

Ползают синицы по нему,

Лысина сияет в небеса,

Хувараки[1] смотрят на ламу,

Не страшась Сансары колеса.

 

И России жертвенная лень

Торжествует в образе ламы...

Снегири садятся на сирень

После наступления зимы.

 

28 ноября 2006,

Новосибирск

 

 

 

Владимир Берязев

 

 

СИНИЧЬЯ СМЕРТЬ

 

От ветродуя, стужи, голодухи

Синица залетела на чердак,

Где по щелям в анабиозе мухи

И кавардак.

 

Проверила опилки и стропила,

По балкам пробежала, по жерди,

Где всякий хлам висит, и позабыла

Бояться... И запуталась в сети

Рыбацкой...

 

Это странное заделье --

Из ячеи капронной выбирать

Не плавники, а коготки и перья,

Синичий пух по воздуху пускать,

Подобный пеплу...

 

Думать о прощанье,

О море том, что всё ещё горит,

О женщине, о давнем обещанье --

Оно мне вновь о счастье говорит.

 

15 мая 2007,

Новосибирск

 

Сибирский экспорт

 

Ради самообороны

Мы поставили в Иран

Бронебойные патроны

И реакторный уран.

 

У Персидского залива

Наша родина в чести --

Будет мирная олива

Краше прежнего цвести.

 

Веселитесь, мусульмане,

Есть у русского туза

В оттопыренном кармане

Вот такие чудеса!

 

Больше нефти, больше жизни,

Выше -- славу Хомейни!

Это вам не при фашизме,

Дядя Черчиль, извини...

 

12 сентября 2007,

Новосибирск

 

 

Сердце-облако

 

Фонари горят среди бела дня.

Не прости-прощай, а прости меня.

 

По проспекту вновь я по Красному

Возвернусь к ответу напрасному.

 

Не ищи меня среди бела дня.

Не прости-прощай, а прости меня.

 

Я пройду незримо, неслышимо

Сквер, где навсегда стали ближе мы.

 

Не зови меня среди бела дня.

Не прости-прощай, а прости меня.

 

Где строка горит -- за часовенкой --

Сердце-облако нарисовано.

 

Дальше к берегу -- ширь небесная,

Золотистая да воскресная.

 

Воротясь домой, не зажги огня,

Не прощайся, нет, но -- прости меня...

 

 

 

* * *

 

Рахмат -- судьбе, а времени -- welcome,

Скажу, однажды выйдя на балкон!

Ты кроною уже отшелестела,

Любезная, как роща, жизнь моя,

Но непривычно кошке без жилья,

Не по себе -- душе без тела.

 

И замолчит мобильник за спиной,

И позабуду о стране иной.

Где лишь дела, события, заботы

Да суета... А колокол звенит,

Зовёт тебя, монгол, еврей, суннит,

Германо-галл -- не важно кто ты.

 

Простимся спутник! Или сателлит?

Похоже, что без нас уже делить

Наследницу Потопа, Антарктиду,

Народы станут... Шибко не горюй,

Оставим на ступенях поцелуй

И помолчим -- хотя б для виду.

 

Я много путешествовал. Земля

Без мусора, по правде говоря,

Без нас, -- куда разумней и прекрасней.

И, Боже мой, какие небеса

За каждою излучиной и за

Звездой крестообразной!

 

19 августа 2007,

Новосибирск

 

РАЗМЫШЛЕНИЕ ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ С БРЕВНА

 

Чтой-то часто я стал падать в воду...

К худу ли, к добру?

Вот и копчик ноет на погоду.

Может не помру.

 

Что ли киселя из авокадо

К вечеру сварить?

Вот обсохну -- что-то делать надо,

Может закурить?

 

Выпить, может? Или же не стоит?

Лучше подожду.

Выпить -- это самое простое,

Это -- по-пу-сту...

 

Что же? Как же? Господи, помилуй,

Отчего тоска?

Дом без крыши, лодка без кормила,

Луг без пастуха.

 

А носок дырявый -- на заборе,

А в душе -- мандраж.

Рак опять свистит на косогоре

Очень старый марш.

 

 

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

 

Летел через поле по долгой долине

Оби -- мимо скирд и хлебов.

И солнце, как огненный столп Кундалини,

Стояло на слове "любовь",

 

Сияло своей вертикальною силой,

И осени первая прядь

По кронам берёзовой рощи сквозила

И в синюю речки тетрадь

 

За буквою буква легко осыпалась,

Строкой на глубокой воде,

И облака белое пламя купалось

В иконоподобной среде,

Где синь золотая...

 

А там, в Палестине,

В пустыни, на древней горе

Свет жемчугом зрелым горел на холстине --

Пречистом Христа сребре.

 

 

19-20 августа 2007,

Новосибирск

 

 

* * *

 

Поздно, братец мой, мне быть альфонсом,

Скоро душу в ночь соборовать...

Разве мало под луной и солнцем

Места и любить, и горевать?

 

Нежности корыстной не приемлю,

Ни жене, ни власти не должал.

Перед небом этим в ту же землю

Я уйду... А кто бы возражал?

 

Здесь, клонясь во брани невозможной,

Ранен я, но не сошёл с коня.

Громыхай карета жизни пошлой

Мимо недобитого меня.

 

Есть ещё у Господа приюты.

И стихи у ангела в горсти.

Есть ещё остатние минуты

Мне по-русски их перевести...

 

 

25 июля 2007,

Новосибирск

 

 

 

 

* * *

Бахыту Кенжееву

 

По темпу, по тембру, по тромбу ли

В сонорном биении строки,

По холодку укромному -- от выдернутой чеки --

Под ложечкой,

По заветренной,

Солёной, как воблы хвост,

Улыбке слегка замедленной,

Тоски и любви внахлёст,

Узнаю тебя...

Хлопцы выкрали

Не яблоки Гесперид,

А то, что над божьими играми

Само по себе царит.

 

Ты скажешь: "Оно, пожалуй, что --

Не выкрали, а дано

И будет по ангельской жалобе

С позором возвращено

Хозяину". Да, владетелю

Всех благ и даров живых,

Родителю и радетелю

Созданий передовых.

 

Но племени каина-ленина

Не сделан Большой Апгрейд,

Трёхсотое поколение

На грабли, на гроб, на грех

Ступает с печатью эдемовой,

Гораздо своё творить,

Снуют по дереву демоны,

Ветвится слёз алгоритм.

 

Отнимется, всё отнимется,

Вот только таланта жаль.

Галеры, колхозы, кибуцы,

Алтай или Монреаль,

Реклама на ветхом рубище

И рубище без заплат,

Гноище, пристанище, любище --

Места, где сам чёрт не брат.

 

Но, чтобы чего не вынули,

До срока, покуда жив,

Невинную рожу вымою

И вымараю негатив.

Сухой мадеры баллончиком

Залью поэзии чип,

Нищая духом уклончивым

И дурака включив.

15 октября 2005,

Новосибирск

 

 

* * *

 

По дебаркадеру окурок катится,

И зной полуденный, и ветерок,

Ты канарейкою в лимонном платьице

Сидишь, любуешься на катерок.

 

На белом катере от дебаркадера --

Оно, пожалуй бы, куда с добром.

Да, да, сударыня! Но надо к матери --

В усадьбу летнюю, через паром.

 

У дебаркадера на дутой камере

Шпана купается -- наперекрик.

Ты погостишь денёк, тепло пока ещё,

И в город каменный -- на материк.

 

Из джипа старого поёт Макарова,

Там Пивоварова -- a la шансон,

А баба шалая с причала ржавого

Торгует рыбою второй сезон.

 

 

Постой, порадуйся и с дебаркадера

Окликни солнышко, пока-пока,

Пускай в луче его перекликаются

Ладони, локоны и облака.

 

 

ПИМЫ

 

От корчи, порчи и чумы

Спасут меня мои пимы,

От жара-лихоманки,

От сора-перебранки,

От злой простуды и тоски,

От пьянки, рвущей на куски,

От полуправды вечной

И от жены сердечной,

От жажды славы и креста,

От страха чистого листа,

От близости ревнивой,

От низости ленивой.

 

Но не спасут мои пимы

Ни от сумы, ни от тюрьмы,

Ни от любви-печали,

Ни от слезы в начале

Тягучей медленной строки,

Из дребезги и шелухи

Явившейся на волю,

Согреть мою недолю...

Я погружусь в мои пимы

Ещё до будущей зимы:

И нега, и отрада,

И думу думать надо.

 

 

 

 

 

* * *

 

Не сочиняй, не придумывай, просто смотри

в тёмную воду, на углей багровое тло,

вместо Вергилия выбери в поводыри

это течение, это мерцание, это тепло.

 

Так погружаемся... Так, хронотропную мглу

одолевая, мы видим пустой Назарет:

пыльная осень, Мария стоит на углу

возле арабской кофейни с ларьком сигарет.

 

Скоро декабрь. Живот, как большая луна,

полон, огромен и перевалил через край,

пережидай светофор, молодая жена,

ангел, храни тебя крепко! и ветер, играй

 

то ли хиджабом, не вижу я, то ли платком,

вот поплыла, понесла сокровенный сосуд,

все оглянулись... и замерли, и тронуло холодком,

чрез перекрёсток

надежду последнюю

нашу несут.

 

22 августа 2007,

Новосибирск

 

 

 

 

 

* * *

 

На веранде дома деревянного,

от зимы еще не отошедшего,

я слоняюсь . сам не хуже пьяного

грузного шмеля, едва нашедшего

выход из норы, где зимогорами

дожидались мы тепла насущного

и . поющей Пасхи над соборами,

и . замены тощего на тучного.

 

На веранде, светом перекрещенной,

с шевеленьем сора прошлогоднего,

с кучей дров, с извилистою трещиной

на стекле, с остатками исподнего

в банной шайке, с ветхими растеньями

на столе, в кувшине мне подаренном,

я торчу . и глупо и растерянно,

как теленок посередь проталины.

 

На веранде, сквозняками обжитой,

с верстаком, со стружкой почернелою,

с кирпичом корчагинского обжига

(из него тандыр, быть может, сделаю)

и с рыбачьей снастью, что по осени

на гвоздях повисла, не разобрана,

я опять ворон считаю до семи

и плюю на все четыре стороны.

 

На веранде, верю я, на родине,

где за огородами . околица,

где лишь самородной боли отдано

все, что окликается и молится,

где еще побуду я, не призванный,

не прощеный пленник мира данного .

братом, человеком, а не призраком,

на веранде дома деревянного.

 

7 мая 2007,

Новосибирск

 

 

ЛУКОВКИ

...купола на Руси крыли золотом,

чтобы чаще Господь замечал.

В. Высоцкий

Купола церковок у царя Салтана,

Окропляя их святой водой,

Нынче покрывают окисью титана --

Яркой чешуёю золотой.

 

Раньше в Лукоморье, на краю России,

Луковки, нарядные зело,

Крыли лемешками из седой осины,

Чтобы отливали в серебро.

 

Плавали над волей злато-хлебородной,

Словно в белой зерни, купола.

Деревянно-звонной, дивно многоводной

Вера православная была.

 

Но не иссякаем свет небесной влаги

Даже в помрачении тюрьмы,

Даже в обезглавном городе-бараке,

В оцепленье холода и тьмы.

 

Даже в преисподней пепельной и мглистой,

Пропасти народа и казны,

Там, где главный идол у стены кремлистой

Созерцает ядерные сны.

 

Нет, не иссякаем облачно текущий

Силы животворной Иордан,

Тот, что нам навеки вещею и сущей

Верою доверенною дан.

 

Теплится сиянье сквозь ракиты росной,

Громыхает ризами гроза...

А металл державный и ракетоносный

Сторожит всё те же небеса.

 

3 сентября 2007,

Новосибирск

 

 

 

 

* * *

 

За дощатой, просящей пощады,

За подпёртой с обеих сторон

Древокольем, за старой оградой

Мы сидим на крыльце впятером.

 

У соседа скулит кобелишко,

На решётке шипит барбекю,

И на пару Саврасов и Шишкин

Опрокинули по коньяку --

 

За ворон на изломах забора,

За репейно-овечье руно

И за охру закатного бора

С тучей розовой будто вино.

 

С ними вровень дорогу осилив

И нашарив гармошку в сенях,

Запевают Рубцов и Васильев

О гнедых и соловых конях.

 

Зернью росною клонятся травы,

Вдоль отечества стелется дым,

Поднимаются от переправы

Вечер вместе с туманом густым.

 

И какая-то тля золотая

Пьёт по капельке душу мою,

Чтобы, вместе с друзьями рыдая,

Замерла она вновь на краю...

 

11 августа 2007,

Новосибирск

 

* * *

Светлане Кековой

 

Ёксель-моксель или гоголь-моголь,

Три матрёшки глупых и топчан!

Горя мало, неба -- много-много,

И не дозовусь односельчан.

 

Там, где утром мама мыла раму,

Льдинками рассыпан алфавит.

А Дзеды давно не имут сраму,

Спят себе во гробе возле храма

У седых развесистых ракит.

 

Этак сяду ночью на крылечке,

Запылает гроздью Орион.

Всё от Бога, братцы, всё от печки!

И везде, повсюду перезвон.

 

Оживают нежные созвучья,

Плачьте хором чукча и хасид,

Где лучей серебряные сучья

Древо мироздания трусит.

 

И язык, как чудище морское,

Восплывает под небесный кров,

Наполняя счастьем и тоскою

Вечное сияние миров.

 

19 октября 2007,

Новосибирск

 

 

 

 

* * *

 

Ещё задолго до Дельфийского оракула,

Во дни Шумера и Амона-Ра

Мой дух летал на плато Никарагуа,

Вздымаясь от алтайского костра.

 

Я был с друидами на круге Стоунхенджа,

Я гимны пел, я славил звёздный свод.

И в Аркаиме -- страждущий невежда --

Я Зороастра слушал у ворот.

 

Века крушили троны и преданья,

Песнь становилась ветром и ручьём,

Мысль облекалась в морок мирозданья,

Затягивая знания быльём.

 

Но над руиной жаворонок ожил:

Гэсер! Гэсер! -- трезвонило с небес.

Сказал монах во тьме: "Помилуй, Боже".

Град пробудился, а гусляр -- воскрес.

 

Вы, зрячие, не ведавшие чуда,

Сквозь вас течёт сияющая нить,

Чтоб оседлавши жёлтого верблюда

Пророк ушёл и умереть,

и победить.

 

27 октября 2007,

Новосибирск

 

 

 

* * *

 

Дерева в объятьях снегопада,

Дерева,

От Оби до Хладокомбината --

Глушь и марева.

 

Лабиринт снегов нерукотворный

И души

Обмирает, в Господу покорной

Пустоши.

 

Выстужена до преображенья

Родина,

В жертву для любви-богослуженья

Отдана.

 

Вот оно, усилие полёта...

Выпростай

Душу из пурги круговорота

И растай,

 

И останься, чтобы по сугробам

Выбрести,

В ожиданье милости за гробом,

Милости...

 

24 января 2006,

Новосибирск

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Дерева в объятьях снегопада,

Дерева,

От Оби до Хладокомбината --

Глушь и марева.

 

Лабиринт снегов нерукотворный

И души

Обмирает, в Господу покорной

Пустоши.

 

Выстужена до преображенья

Родина,

В жертву для любви-богослуженья

Отдана.

 

Вот оно, усилие полёта...

Выпростай

Душу из пурги круговорота

И растай,

 

И останься, чтобы по сугробам

Выбрести,

В ожиданье милости за гробом,

Милости...

 

24 января 2006,

Новосибирск

 

 

 

 

 

 

 

ДВА ИНСПЕКТОРА

таёжно-политическая быль

 

Инспектор Майк, американ,

В Сибирь, на Енисей

Приехал горд и сыт, и пьян,

Чтобы Саддам Хусейн

Не вывез ядерной какой

Заразы нашей вот,

Поскольку над большой рекой

Большой стоял завод.

 

Но чтобы Майк не собирал

Пустяшные слова,

Его известный генерал,

Губернии глава

Повёз с командой погулять

И рыбки половить.

Два вертолёта, всё "на ять",

Кто не желает пить,

Того -- за борт. Но в этот раз

Никто не подкачал.

И даже Майк смотрел на нас

И радостно мычал.

 

Уха была из муксуна,

А из пелядки -- чушь.

-- Россия -- щедрая страна!

Американский муж

Почти по-русски говорил...

И тут, без дураков,

К нему подсел, собой не хил,

Инспектор Казаков.

А Майк ему: "Вы супермен!

Ваш кепи -- просто класс --

Из ар-рмии амэр-рикэн,

Но сшито -- как на вас!".

 

Ему инспектор Казаков

Угрюмо отвечал:

-- Ведь сказано: "люби врагов",

Кепон я с трупа снял...

 

Пока партнёр лицом серел,

Наш друг набычил рог

И грустно Майка осмотрел

От головы до ног.

Слова, как медные гроши

Упали на весы:

 

 

-- Ботинки ваши...

хороши,

Армейские шузы.

 

Не выдержал заморский гость,

Струхнул, ядрёна мать,

Я извиняюсь, жопу в горсть

И ринулся бежать

Туда, где возле хладных скал,

Как списанный атлант,

Сидел известный генерал,

Напротив -- адъютант.

В закате плавилась река,

Мошка во всю вилась,

Они играли в дурака,

Послав подальше власть.

Брезента полог над столом

От ветра трепетал,

Не надо думать ни о чём...

 

Но Майк его достал.

 

Он подданный! Он дипломат!

Он VIP-персона, йес!

Дремал до срока русский мат.

Молчал сибирский лес.

Лениво и, не тратя слов,

Промолвил генерал:

-- Кто угрожает? Казаков?

Так он же федерал!

 

Дрожал под пологом в петле

"Летучей мыши" свет.

-- Его начальники в Кремле,

А телефона нет...

 

Куда бежать? Кругом тайга

Да шутки пьяных морд,

Потенциального врага

Корыстливый расчет.

Лишь вертолёт, как медный таз,

Блестел середь ночи.

И Майк залез в него как раз.

-- Мочи его, мочи!

Из камышей кричала выпь,

Как по лбу обухом.

И отзывались даль и глыбь

Сочувственным стихом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда попойка улеглась

И выпь заткнула рот,

Пилот пошёл проверить связь

В казённый вертолёт.

Ушёл... И вот бежит гонец:

-- Кино и немцы, босс,

Ваш Майк решил, всему конец

И в самый хвост уполз.

 

Под сенью трепетных светил

Связной во тьме ночной

Тихонько двери откатил --

Сияли новизной

Ботинки из United States

На входе в вертолёт...

 

Шумел сурово русский лес.

И ликовал народ.

 

 

 

28 октября 2002 г.

г. Новосибирск

 

 

 

 

 

* * *

 

Где говорят на русском языке,

Там я и буду пить своё саке,

А также араку, вино и брагу,

Поскольку для меня для дурака

Господь не создал лучше языка,

Не затворил целебную корчагу.

 

Из мухоморов сому я сварю,

Не заплатив акцизное царю,

И оседлавши жёлтого дракона,

Я полечу, камлая, как Боян,

Через Саян, на море-океан,

Во царство Благодати и Закона,

Где жив ещё пресвитер Иоанн...

 

22 мая 2007,

Усть-Каменогорск,

родина найманов-несториан

 

 

 

 

* * *

 

Встал с утра. Носок заштопал.

Помолился на восток.

Похристосоваться чтобы --

Карла Маркса пересёк.

 

Вдоль арахиса, изюма,

Вдоль ларёчного стекла,

Мимо рынка, мимо ГУМа

И Покрышкина-орла.

 

От горластых и торговых,

Златозубо вороных

До седых и бестолковых,

Старых, маленьких, родных,

 

До согбенных и недужных,

Накопивших на свечу,

Никому уже не нужных,

Даже дроле-палачу.

 

Из Гоморры и Содома,

Где душа без дна пуста --

До архангела,

до дома

Спаса Господа Христа.

 

18 апреля 2007,

Новосибирск

 

 

 

 

* * *

 

Весь январь в Сибири минус три,

Отгремели праздника кастрюли,

Отцвело TV. И на гастроли

В город прилетели снегири.

 

Друг вернулся с острова Бали,

А жена -- из нашего Вьетнама,

Из Юго-Восточного бедлама,

С вечеринки демона Кали.

 

А в России чинят костыли

И уже не ездят на трамвае,

Есть тому основа правовая --

Льготы поменяли на рубли.

 

Старики, как в море корабли,

Родину покинули навеки:

Белые, родные человеки

Парусами канули вдали.

 

Только снег. И Бога не моли,

Всё равно идут вослед за нами

Если не проклятья, то цунами

По всему периметру земли.

 

 

 

* * *

 

"Будьте прохожими" -- он говорил.

Не оставайтесь надолго

Возле родни, возле милых могил,

Возле любимого дома.

 

Клонится лето, а путь наш далёк,

Клонятся силы и сроки,

Но не погас золотой уголёк

Там, над зарёй, на Востоке.

 

Веки смыкаются, но преклонить

Голову негде на свете,

Только любви серебристая нить

Мимо заботы и смерти.

 

Сердце смиряя, ты не оглянись,

Шаг не замедли, не дрогни.

Голуби-ангелы падают ниц,

Вороны злобу хоронят.

 

Будет душа твоя на небе цвесть

Чистой звездою-сапфиром.

Галилеянина благая весть

Не умолкает над миром.

 

* * *

 

В пимах, в полушубке раскрытом

И простоволос

Я выйду к ветлам и ракитам

На зимний откос.

 

Столпы вертикального снега,

Как души сквозя,

Восстанут от неба до неба,

А глуше -- нельзя...

 

Ни тише, ни выше, ни ближе.

Но можно -- светлей.

Скрываются белые крыши

В распахе полей.

 

Восходит как бы по ступеням

В белёсый зенит

Безмолвия снежного пенье.

И сердце -- звенит.

 

Пуховые две рукавицы,

Подобье ковша,

И родина, словно синица,

Лежит не дыша...

 

16 декабря 2004,

Новосибирск

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Parnassius apollo*

 

Он пожаром Трои опалён,

Потому и назван "аполлон".

 

Розовый, в подпалинах огня,

Разовому времени родня.

 

Крыл его летучий парафраз

Вспыхнул над поляной и погас.

 

Он сомкнул их, осязая сон,

На арчине**, снегом занесён.

 

Книги, каталоги, словари...

Тень свою поэту подари!

 

В этом освещении косом

Ты, как нежный эрос, невесом.

 

Украдут жену, пророк умрёт,

Откочует в Азию народ,

 

Там, где ничего не залатать,

Будет только бабочка летать.

 

Будет только бабочки крыло

Помнить всё, что верило и жгло...

 

Ну, а ты, одноимённый бог,

Не сберёг ты город, не сберёг.

 

17 августа 2007,

Новосибирск