Тайна песни - тайна судьбы

 

"Песня дороже вещей, она человека к человеку приближает..."

А. Платонов

 

 

"Верю в тебя..."

 

10.04.44. Заполярье

 

"Темная ночь, только пули свистят по степи..."

 

Шурик! А ночь-то совсем и не темная... Снег, олешки ветвисторогие и озаренное волшебным огнем небо - как у Нансена. Но уже слышно и у нас первое дыхание весны - особенно вчера и сегодня, даже дороги потемнели... Вспоминается другая весна с грязью и солнцем и с нашей первой встречей - такой смешной и наивной... Помнишь, мы ехали в поезде, как в страшной давке штурмом брали вагоны. А потом вечер, мы вдвоем в чужом доме... "Как я люблю глубину твоих ласковых глаз, как я хочу к ним прижаться сейчас губами..." Да, весна, Шурик, а нашему потомку уже сколько отроду? Я считаю, считаю и никак не сочту. Он уже сидит или все такой же беспомощный? Ты, моя старушенция, поменьше грусти обо мне - я ведь знаю, у тебя чуть что и уже оттепель начинается - капает из глаз. Эх, глаза, глаза, где вы сейчас? Глубокие, темные и такие грустные, грустные даже сквозь смех... "Темная ночь разделяет, любимая, нас, и тревожная черная степь пролегла между нами...." А у нас скоро будет день, день... и ночь будто день... Шурик, почему не пишешь? Ты бы хоть телеграмму удосужилась стукнуть - адрес ведь я тебе послал - все бы спокойнее на душе было...

Уж не загуляла ли там, старушенция? Смотри у меня, убью. В части ужасно меня разыгрывают за мою убежденность в твоей непоколебимой верности. Споры происходят жуткие - ведь это самый острый вопрос в нашей жизни и особенно, когда вокруг видишь голую и ничем неприкрытую действительность... Как хорошо было бы сейчас взглянуть, хотя бы взглянуть на вас, а у меня даже фотографии вашей нет... Ничего, мой Шурик, кончатся кровавые дни, я обниму, расцелую вас и целый день буду носить на руках - тебя и сынишку - вместе. Знаешь, мне все еще не верится, что у нас с тобой такой замечательный наследник. Крепко целую и "верю в тебя, дорогую подругу мою, эта вера от пули меня темной ночью хранила..."

С этой песни, прозвучавшей в письме двадцатичетырехлетнего старлея Юрия Бабина* к своей юной супруге Шурочке, с которой его свела судьба на одном из фронтов Великой Отечественной, начинались многие письма военных лет. "Темная ночь" была любима всеми - от солдат до маршалов, она звучала по радио и в концертах фронтовых бригад, ее пели в каждом доме, где ждали мужа, брата, жениха... И как-то ни к чему было поинтересоваться: а кто автор текста песни на музыку известного композитора Никиты Богословского? Не задалась бы этим вопросом и я, если бы... Но все по порядку.

 

О двойниках, и не только о них

 

Все началось с того, что коллега по журналу "Север", с которым мы готовили подборку стихов для юбилейного, "победного" номера, вернул мне стихотворение Владимира Агатова "Тёмная ночь" с комментарием: "Какой еще Агатов, это же Симонов написал..." На следующий же день я принесла в редакцию сборник военной лирики, где черным по белому было записано: "В. Агатов. "Темная ночь".

"Надо же, - удивился коллега, - а я всегда был уверен, что стихотворение написал Симонов. Об этом Агатове никогда ничего не слышал..."

Не слышали об авторе одного из самых знаменитых стихотворений военных лет и другие знатоки поэзии, которых я расспрашивала уже из чистого интереса. В качестве авторов "Темной ночи" назывались имена того же Симонова, Твардовского, Исаковского... - об Агатове ни слова.

Мне показалось это несколько странным, ведь сотни производителей словесной шелухи были куда более знамениты, чем автор этого всенародно известного стихотворения, где "темная ночь" и "черная степь" - не просто слова, а образ чужого враждебного нам мира, стремящегося разлучить любящих, уничтожить тот мир, в котором мы жили и которым жили. В этом мире главные ценности - детская кроватка, материнская слеза, ласка глаз, вера и тот особый душевный строй, что сильнее всего выражается в песне. Поэтому и во время войны наша жизнь, как пишет в своем исследовании "Я начал песню в трудный год..." известный литературовед Вадим Кожинов, "была насквозь пронизана лирическими песнями, между тем как в Германии их или не было вообще, или, по крайней мере, они играли совершенно незначительную роль..."

Не случайно, в 1941-м Сталин сказал послу США Гарриману: "Они" (русский народ. - Г.А.) защищают не коммунистов, "они сражаются за мать-Россию". И это было равнозначно тому, что "сражаются" за любовь, дружбу, за свои "стыдливые и прекрасные", по выражению русского писателя Андрея Платонова, песни.

Вадим Кожинов прямо утверждает, что военная поэзия "в сущности, осознавала этот смысл войны с самого начала...". И ничего нет удивительного в том, замечает ученый, что песни военных лет посвящены не столько войне, сколько "жизни во всей ее полноте".

В своем исследовании В. Кожинов, естественно, называет "Темную ночь", явившуюся, на его взгляд, наряду с прочими песенными и поэтическими шедеврами "истинным воплощением народного самосознания". Но об авторе песни практически ничего не сообщает, кроме: "эта песня, по-видимому, была единственным творческим взлетом" Владимира Агатова. Это замечание уважаемого ученого, тем более, оброненное вскользь, еще больше разожгло мой интерес к автору пусть и одного "творческого взлета" - но какого!

Я была уверена, что искать нужную информацию долго не придется. Увы, я заблуждалась. Вскоре выяснилось, что "Агатов" - псевдоним, который принадлежит двум литераторам - москвичу Владимиру Исидоровичу Гуревичу и ленинградцу Александру Александровичу Петрову. И обоим приписывалось авторство песни "Темная ночь" из популярного кинофильма военных лет "Два бойца".

Что удивительно, в справочниках Союза писателей СССР за разные годы Владимир Гуревич зафиксирован только как Агатов (хотя обычно паспортная фамилия дается тут же, в скобках), а Петров в этих справочниках не упоминается вовсе. Возможно, потому, что многие годы уже после войны был узником Гулага. С другой стороны - Гуревич тоже сидел в эти же годы: об этом свидетельтствует в своих воспоминаниях известная киноактриса сталинской эпохи Татьяна Окуневская. Но чаша весов (я имею в виду авторство текста "Темной ночи") все же больше перевешивала в пользу Александра Петрова, фигуры, судя по тем сведениям, что удалось добыть, весьма неоднозначной.

 

Всенародная любовь и "Арестантские встречи"

 

Поначалу уважаемый всевед-интернет, к чьей помощи я, естественно, прибегла, не спешил открывать свои тайны и больше сообщал о самой песне, нежели о ее создателе:

""Темная ночь" Владимира Агатова и Никиты Богословского - песня о миллионах любящих людей, разлученных войной..." - в проникновенном исполнении Марка Бернеса - один из песенных шедевров военных лет..."

"Фильм "Два бойца" по повести Льва Славина "Мои земляки" снимал в Ташкенте кинорежиссер Леонид Луков. Повесть и фильм рассказывали о фронтовой дружбе двух солдат, роли которых исполняли Борис Андреев и Марк Бернес... Новизна фильма была в том, что сюжета как такового в фильме не было, была череда военных будней, свиданий, разговоров друзей. И сам военный подвиг, который был обязателен для фильмов военных лет, он не был чем-то главным, чем-то несущим, и он не был апофеозом их жизнедеятельности. И главным была странная вещь: фильмы военного времени говорили о ненависти к врагу, немцы были карикатурные, злобные, жестокие, коварные. Режиссеры не жалели красок, чтобы показать омерзительное лицо противника. А в этом фильме противника не было, а было спокойное, ровное, естественное неприятие войны как таковой..."

"Когда снимался эпизод в землянке, Луков решил, что хорошая лирическая песня оживила бы сцену. В те же дни в Ташкент навестить жену и сынишку приехал поэт Владимир Агатов. Случайно встретив его на вокзале, Луков повез поэта на студию. По дороге Леонид Давыдович рассказал ему замысел будущей песни. Так родились слова, которые и сейчас, спустя десятилетия, не оставляют слушателей равнодушными..." (по воспоминаниям народного артиста СССР Никиты Богословского).

Константин Симонов: "Весной 1943 года, еще до выхода картины, эта песня была на устах буквально у каждого фронтовика..."

Леонид Утесов: "Пою: "Темная ночь, только пули свистят по степи..." - и вижу, как люди плачут..."

Мария Жукова, дочь маршала Жукова: ""Темная ночь" - одна из любимых песен отца. Георгий Константинович, как многие знают, играл на баяне. У него в охране был солдат Иван Иванович Усанов. И вот, когда выдавалась свободная минутка, солдат учил маршала совершенствоваться в игре на баяне. Отец вообще любил песни. Об этом вспоминают многие, к примеру, генерал Штеменко, знаменитая балерина Ольга Васильевна Лепешинская. Она рассказывает, как сразу после освобождения Харькова в составе фронтовой бригады приехала в действующую армию. Жуков в первую очередь накормил гостей наваристым украинским борщом. А после обеда Козловский спел "Темную ночь". Все были удивлены, увидев на глазах полководца слезы. Думали, что он - человек железный. Когда Иван Семенович допел, Жуков обнял его и расцеловал. Когда я прочла эти воспоминания Лепешинской, мне захотелось снова прослушать "Темную ночь". Я нашла ее в нашей домашней фонотеке. Даже сейчас слезы пробирают..."

 

Я продолжала свой поиск, уверенная, что рано или поздно нападу на след автора, узнаю о нем больше, чем сообщают скупые строки воспоминателей. И не ошиблась. Вот какой текст выдал мне многоуважаемый Интернет на очередной мой упорный запрос о Владимире Агатове:

"Эта песня, едва появившись на свет, приобрела фантастическую популярность и всенародную любовь. Но с ней приключилась одна странная история: постоянно исполняясь, причем не только в мелодии, но и со всеми положенными словами, песня эта, тем не менее, утратила автора слов. Его имя было, казалось бы, начисто забыто. Возникало представление, что слова эти, что называется, народные. И вдруг как-то вечером на телевидении, запускавшем какой-то вполне ординарный эстрадный концерт, конферансье объявил: "Сейчас будет исполнена популярная песня военных лет "Темная ночь"; музыка Никиты Богословского, слова Александра Петрова-Агатова.

Самое удивительное: загадка имени разрешилась на следующее же утро: в "Литературной газете" появилось письмо этого Петрова-Агатова с разоблачением каких-то диссидентов. В общем, Петров-Агатов на этот раз по-настоящему прославился - вышел из состояния прижизненной анонимности..."

Заканчивалось это сообщение довольно странно: "испортил песню, дурак!" Чем - "испортил"? Почему - "дурак"? Какое письмо и против каких диссидентов написал этот Агатов, он же Петров? Короче, вопросы следовали один за другим, а несколько версий биографических справок об Агатове, которые мне удалось получить в интернетовском самиздате, только сгущали туман вокруг этого имени:

"Петров-Агатов, Александр Александрович (р. 1921), поэт, автор известной песни военных лет "Темная ночь". В 1947 году арестован, провел 20 лет в тюрьмах и лагерях. Освобожден в 1967 году. Снова арестован в 1968 году и осужден за "антисоветские стихи" на семь лет. Сумел передать из лагеря на свободу свои новые стихи и очерк "Россия, которой не знают", за что был отправлен в 1970 году во Владимирскую тюрьму до конца срока".

"Александр Петров-Агатов, осужденный в 1969 году во второй раз (первый раз отбывал в лагерях двадцать лет: с 1947 по 1967 г.) на семь лет за свои стихи (откровенность приговора была необычной для советского суда, стремящегося всегда создать хотя бы видимость "подрывной деятельности" обвиняемого или "злостной клеветы". Агатову вменялись в вину его стихи "К Богу", "Колымский тракт" "Все будет так", "Все мечутся", "Московский Кремль", "Зачумленный", "На смерть Сталина", "Плач жены", "Предсказание", "Ванино").

"Петров-Агатов - автор очень популярной песни военных лет - "Темная ночь". После войны он был арестован и пробыл в лагерях двадцать лет (с 1947 по 1967 год), но уже в 1968 г. Петров-Агатов снова арестован и приговорен к семи годам лагерей за стихи о бериевском произволе".

"Александр Александрович Петров-Агатов (1921-1986), поэт и переводчик, член Ленинградского отделения Союза писателей, в 1969 г. был осужден за "антисоветскую пропаганду" (по его словам, за стихи) и приговорен к 7 годам лагерей. Про него в лагере ходили слухи, активно поддерживаемые им самим, что он . автор текста знаменитой лирической песни военных лет "Темная ночь" (на самом деле авторство принадлежит поэту В. Агатову). Впоследствии, уже на свободе, опубликовал в "ЛГ" статью-донос на А.И. Гинзбурга. Еще позднее был арестован и осужден по уголовному обвинению; умер в заключении".

"Александр Петров (Агатов) - литератор, статья 70 УК РСФСР, 7 лет. Стихи и рассказы были опубликованы в 1967-1968 годах в журналах "Нева" и "Простор". В самиздате известны его воспоминания "Арестантские встречи" - о последнем аресте и пребывании в лагере. За передачу воспоминаний на свободу он и был отправлен в тюрьму в ноябре 1970 года".

"Арестантские встречи" А. Петрова-Агатова... Поразительно, на каком уровне и с какою духовною силой ведутся споры, о которых рассказывает этот новый концлагерный автор... Спорят страстно о судьбе, назначении, призвании России, а тем самым и об основных вопросах мировой, общечеловеческой судьбы. За последнее время уже и на Западе стали слышны отдельные голоса, отмечающие, что в России (в этой, подлинной, а не казенно-советской) речь идет о самых важных вещах, тех, о которых на Западе по большей части отвыкли говорить. Речь идет об окончательном уяснении, постепенно складывающегося, целостного мировоззрения, в свете которого только и станет вполне понятной русская судьба. И лишь на этой основе, когда она определится окончательно, станет вполне ясным, что надо будет делать в России впредь..." (Литература в советской России. По материалам Интернета).

 

Свой среди чужих? Чужой среди своих?

 

От всей этой разноречивой информации голова шла кругом. Во-первых, автор песни, помогавшей выстоять в тяжелейших сражениях, дававшей силу в моменты душевной усталости и депрессии, заряжавшей энергией веры и любви наших бойцов, сам, оказывается, был "врагом народа", "государства рабочих и крестьян". Во-вторых, еще вопрос: а был ли "мальчик"? То есть был ли этот Агатов, проведший в общей сложности в лагерях и тюрьмах более тридцати лет и славший оттуда свои рождественские послания "узникам владимирской Бастилии, узникам мордовских и пермских лагерей, узникам всей вселенной" - тем поэтом-песенником?

Не менее поразительным показалось и то, что, оказавшись на самое короткое время на воле, А. Петров умудрился выступить против "своих" - братьев-диссидентов (упоминаемый выше А. И. Гинзбург - распорядитель Общественного фонда помощи политзаключенным в СССР). Он, который с такой страстью обращался прежде к миру (преимущественно западному ) в надежде быть услышанным:

"Возможно ли допустить, что нормальные люди в 20-м веке сажают за решетку других людей только потому, что эти последние по-иному мыслят? Что они по-другому пишут, что они верят в Бога? Я уж не говорю об изничтожении инакомыслящих голодом..."

Я набрала в поисковом окне опорные слова - "диссидент, правозащитное движение". Выскочило множество документов, в том числе - о радио Свобода с подзаголовком "Полвека в эфире". На меня пахнуло далекой юностью - Москва, МГУ, факультет журналистики (кстати, десятью годами раньше, в 1956 г., поступил на тот же факультет и Александр Гинзбург), "Один день Ивана Денисовича", тайное, "из-под полы", распространение "Ракового корпуса", диссидентствующий молодой писатель и студент журфака Саша Соколов, его устные рассказы о психбольнице имени Кащенко, где "лечили" инакомыслие и где сам Саша отмазывался от института военных переводчиков, куда затолкал его суровый отец-разведчик; и собственное желание отмазаться от навязываемого мне газетой, где я начинала свою журналистскую деятельность, поручения по организации письма рабочих против "врага народа" Солженицына:

"На нашем календаре сегодня 77-й. Драматический год для правозащитного движения в Советском Союзе - аресты лидеров движения, суровые приговоры, беспардонная ложь в прессе и на производственных собраниях, принуждение к эмиграции одних и немотивированные отказы другим... - читала я хронику событий борьбы против тоталитарного режима. - Обыски, изъятие западной литературы, круглосуточное глушение зарубежного радио (прежде всего - радио Свобода), протесты ученых, писателей, художников... Среди упоминаемых в тот год имен информационными героями для Радио Свобода оказались два Гинзбурга. Гинзбург-правозащитник и Гинзбург-поэт, вошедший в историю под псевдонимом Александр Галич..."

Александр Гинзбург: "Радио Свобода... это был наш воздух... Ведь на самом деле нам не надо было завоевывать Запад. Нам надо было дойти до своего собственного народа. И никто больше, чем радио Свобода в этом смысле не сделал..." *

Александр Галич: Когда я вернусь/И прямо с вокзала,/Разделавшись круто с таможней,/И прямо с вокзала/ В кромешный, ничтожный, раешный/ Ворвусь/ В этот город,/ Которым казнюсь и клянусь...

Владимир Буковский, бывший советский диссидент: "Значение радио Свобода - это не только информация, но и гласность. Та самая гласность, которой так не хватает нашему обществу..."

Владимир Тольц, хроникер радио Свобода: "Инаугурация президента Соединенных Штатов Джимми Картера, баптиста, воодушевляет баптистов в Советском Союзе, желающих эмигрировать из страны...".

Иван Толстой, сотрудник радио Свобода: "В 77-м году Советский Союз выталкивал на Запад наиболее активных правозащитников... Круто изменили свою судьбу и отправились в эмиграцию многие ученые, писатели, художники: лингвист Игорь Мельчук, логик и прозаик Александр Зиновьев.... Критики Петр Вайль и Александр Генис..."

Петр Вайль: "Нет, я не был никаким диссидентом и таких серьезных, сколько-нибудь обоснованных, осознанных политических мотивов у меня не было... Дело в том, что я просто хотел читать те книги, которые я хочу, и видеть те места, которые я хочу видеть..."

Иван Толстой: "Чтобы удовлетворить культурные запросы, нужно было сделать политический выбор... Программа "Мы за границей", которую вела Мария Розанова, соединяла культуру и сопротивление..."

Мария Розанова: "Кто у нас только не ругал диссидентов! И писатели, и прокуроры, и знатные сталевары, и балерины. Но чтобы "Литературная газета" заговорила устами бывшего лагерника и убежденного христианина? Такого действительно не было... На другой день после публикации этого письма Александр Гинзбург был арестован. И первым вопросом некоторых западных журналистов было: а не фальшивка ли все это и существует ли на самом деле этот Петров-Агатов? Нет, не фальшивка. Существует. Но кто он? За что сидел? И он действительно верит в Бога? И за что он так ненавидит Александра Гинзбурга, с которым сначала сидел в одной камере, а потом по выходе из тюрьмы принимал от него помощь?"

Ответ на эти вопросы дает Валерия Новодворская, на свой лад отделив зерна от плевел:

"Писатель Петров-Агатов был не гэбульником, а диссидентом, честно энное количество лет отсидев. Но, выйдя на свободу, поссорился с руководителем Русского Солженицынского фонда Аликом Гинзбургом... и стал Петров-Агатов, враг режима, работать на режим, печатая в "Литературной газете" статьи против Алика..."

 

"Лжецы и фарисеи"

 

Прочитав все это, я поняла, что мне непременно нужно познакомиться с письмом Петрова-Агатова в "ЛГ": возможно, оно мне больше скажет о нем, чем все вышеприведенные мнения. В публичной библиотеке из книгохранилища для меня извлекли подшивку "Литературной газеты" за 1977 год. Найти публикацию Александра Петрова (Агатова), "бывшего члена Союза писателей СССР" (так в подписи), не составило труда. Статья называлась "Лжецы и фарисеи" и посвящалась разоблачению правозащитников-диссидентов во главе с распорядителем Общественного фонда помощи политзаключенным Александром Гинзбургом:

"Эту группку "инакомыслящих" (я беру это название в кавычки, ибо оно неверно отражает суть вещей: дело вовсе не в том, что эти люди "иначе мыслят") называют то "группой прав человека", то "группой содействия выполнению хельсинкских соглашений", то даже "хельсинкскими наблюдателями"... Их высказывания цитируются наравне с заявлениями государственных деятелей Западной Европы и Америки. Превозносится их высокий моральный облик: они-де образец нравственной прямоты и чистоты. Поскольку мне хорошо известно, как обстоит дело в действительности, слушать подобные "комментарии", прямо скажу, противно..."

То, что статья была написана с подачи КГБ (а то и под прямым давлением), не вызывало сомнения: до наступления эпохи гласности было еще почти десять лет, и появление таких публикаций в прессе было немыслимо без "добро" органов госбезопасности. Но что послужило истинной причиной "слома" (прямого, вынужденного предательства - и предательства ли?) прежде убежденного сторонника А. Гинзбурга, остается тайной за семью печатями. Можно лишь предположить (исходя из статьи и убеждений А. Петрова), что, выйдя на свободу и попав в центр диссидентского движения (московская квартира Гинзбурга), он был удивлен (и оскорблен!) тем, что и на этом святом деле можно зарабатывать, и по тому времени весьма неплохо (безработным Гинзбургам - мужу и жене - удалось, - пишет Петров-Агатов, - даже приобрести "комфортабельную кооперативную квартиру").

Судя опять же по письму, Агатову (после выхода из заключения часто посещавшему Гинзбургов) претила "атмосфера расчетливости", царящая здесь ("Меньше всего их квартира похожа на место встреч либеральствующих интеллектуалов. Здесь выдавались деньги, сертификаты обменивались на валюту и наоборот...), а также то, что Александр Гинзбург, борода", как звала его разная фарца, занимался скупкой за бесценок икон. При случае, уже уверен автор письма, Александр Гинзбург станет "самым заядлым монархистом и антилибералом, если такая позиция тоже может принести удовлетворение его меркантильных потребностей".

В конце концов Агатов приходит к выводу, что деятельность личностей, подобных Гинзбургу, идет вразрез "с интересами Отчизны, ее культуры, ее духовного содержания, с интересами соотечественников". Именно последнее, пишет он, и побудило его к публикации открытого письма в "Литературной газете".

 

Да, почва, на которую упали семена "гэбульников" (выражение Новодворской), была благодатной: идеальное, то есть несколько спрямленное восприятие мира и жизни Петрова-Агатова. До того идеальное, что, будучи православным, он соблюдал посты даже в заключении, где по сути каждый день был "постным", отдавая свою пайку в эти дни сокамерникам, в том числе и Александру Гинзбургу, с которым какое-то время даже жил в одной камере во Владимирской тюрьме. Эту истовость в вере, в служении высшим ценностям один из диссидентов после публикации письма назовет - "остервеневшая добродетель".

Если исходить из этого отзыва, только совсем уж законченный фанатик мог не понимать, что людям, служащим правозащитному делу, как и всем работающим, нужно есть-пить, платить за квартиру, одеваться... Но не будет же советское государство брать на содержание тех, кто способствует его разрушению. Естественно, что содержит тот, кто заинтересован в таком разрушении, то есть - западный мир. Но, скажем мы, также естественно для любого государства, тем более, для тоталитарного, защита его, государства, интересов и преследование во имя этих интересов врагов, которым становился каждый, кто шел против устоев данного государства и его геополитических интересов. Что ни говори, а Великой Отечественной борьба за сферы влияния не закончилась, она только перешла в иной разряд - войны "холодной". И вот как трактовал события того времени в свете последующих философ и историк литературы Вадим Кожинов:

"Узко и поверхностно представление, согласно которому дело шло о противоборстве коммунизма (Красной Армии) и нацизма (или попросту Сталина и Гитлера); более того, нельзя свести ту войну к противоборству русских и немцев, хотя это часто делается "патриотическими" авторами. Война 1941-1945 годов - это война континентов, противоборство нападающей Европы и обороняющейся (и затем переходящей в контрнаступление) Евразии-России. Разумеется, в основе войск, вторгшихся к нам 22 июня, была германская армия. Но воевали мы все-таки с континентальной (то есть исключающей лишь Великобританию) Европой в целом, что явствует из поистине впечатляющих сведений о национальной принадлежности военнослужащих, взятых в плен нашей армией в ходе войны: немцы - 2389560 человек, представители других объявивших нам войну стран (Австрия, Венгрия, Италия, Норвегия, Румыния, Словакия, Финляндия) - 923583 и, наконец, представители тех стран, которые официально войну нам не объявляли (Бельгия, Дания, Испания, Нидерланды, Франция, Чехия и др.) - 464147 человек..."

Наверное, спорная гипотеза, но в "эпоху гласности" она имеет такое же право на существование, как и многие другие об истории великой войны.

 

Когда "противоположности суть одно..."

 

Говорят, что "холодную" войну Россия (тогда СССР) проиграла. В выигрыше (в том числе и материально-геополитическом) оказались диссиденты и западно-американский мир. Последний завоевал право на "экспорт демократии", символ которой - увесистый кулак - мало чем отличается от символа большевиков, экспортировавших в начале прошлого века свою революцию и свой социализм в страны Европы и Америки. Сегодня Америка и часть Европы словно в отместку точно такими же силовыми методами с маниакальной последовательностью пытается навязать свой образ жизни и свои ценности бывшим странам-участницам социалистического содружества и странам СНГ. Но неужели это противостояние вечно? Быть может, все-таки есть надежда на примирение?

Вполне вероятно, и я нахожу ее в словах француженки еврейского происхождения, истовой христианки Симоны Вейль, для которой поделиться кусом хлеба было важней, чем произнести проповедь (что она и воплотила в жизни, уморив себя голодом в августе 1943 года): "Нам невозможно отрешиться от конкретного мира, в котором мы взращены. Спасение следует искать в той цельности, в которой противоположности суть одно..." Но для того, чтобы так случилось, всем нам, по мысли Симоны Вайль, нужно отрешиться от своего "эго" и научиться "отвергать обаяние Силы". А еще, - позволила бы добавить я, - всем противоборствующим сторонам - правозащитникам и традиционалистам, либералам и монархистам, русским и не-русским - следовало бы время от времени пересматривать свои мифы, сдувать с них пыль и удалять позолоту. В том числе и с мифов о повально непогрешимых правозащитниках и столь же повально безнравственных гэбистах; о культурных, несущих все блага цивилизации Европе и Америке и "дикой, варварской России" - только на том основании, что граждане тамошних стран пребывают в материальном благополучии, а многие из нас, россиян, прозябают в "неблагородной" бедности.

Думаю, со временем будет раскрыта и тайна "Темной ночи", будет установлено подлинное авторство. История же, которую я описала, скорее свидетельствует о наличии двух подспудно неблизких и поневоле соперничающих культур внутри одного общества, одной страны: это сторонники православной культуры и той, которую представляло либеральное звено правозащитников. Одни, избрав путь жертвенности во имя высокого идеала, становились аскетами, были непримиримы к отступникам. Другие хотели жить как живут на западе "порядочные люди", то есть земными благами, но при этом были не прочь походить и в тоге страдальца за веру. И среди тех, и среди других были люди, числящиеся в миру по разряду "более порядочных" и "менее порядочных", но вместе с тем, по большому счету, и те, и другие были грешниками, каковыми являемся и все мы, обыкновенные, подверженные слабостям люди. Поэтому справедливости ради в канун праздника Победы в той действительно великой войне, которая унесла более двадцати миллионов жизней наших сограждан и которую мы, несмотря на все потери, выиграли, следует помянуть обоих поэтов - и Владимира Гуревича и Александра Петрова. А также всех тех граждан России, что страдали, боролись и переживали за будущее своей страны, преобразуя свои переживания в Слово надежды, в нежность и тепло стихов и песен, ставших той крепкой броней, которая помогла миллионам наших соотечественников выжить в их столкновении с Силой (германский нацизм, сталинский Гулаг...). Поэтому сегодня вряд ли уместно вообще говорить о "проигрыше" в горячей ли, в холодной ли войне (а такое мнение нет-нет и раздается и даже навязывается). Проигрыш невозможен до тех пор, пока есть и будут на этой земле люди определенного душевного строя, способные внутренним напряжением победить и "темную ночь", и "черную степь". Победить их прежде всего в себе, чтобы горечь и печаль нашей жизни превратилась в хлеб - тепло и ласку глаз для всех:

Темная ночь, только пули свистят по степи,

Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.

В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь

И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.

 

Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,

Как я хочу к ним прижаться сейчас губами.

Темная ночь разделяет, любимая, нас,

И тревожная, черная степь пролегла между нами.

 

Верю в тебя, в дорогую подругу мою,

Эта вера от пули меня темной ночью хранила...

Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,

Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось.

 

Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи...

Вот и теперь надо мною она кружится.

Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь,

И поэтому знаю: со мной ничего не случится.