|
Анастасия Романова
***
половцы - овцы
паства - молчание
в голь приколоться
в поле отчаянья
чайтесь полковники
царские церберы
звезды паломникам
светятся серебром
катятся скатом
каются каинам
братья без брата
страна без окраины
порох беспамятства
быль подколодная
в оболонь мается
небо холодное
руки да об руку
блеск вознесения
отроков обморок
в морок спасения
молох березовый
гордая странница
вечными лозами,
вечная бранница.
щели меж латами
пристав на пристани
где виноватые
близко пречистые
воины воинов
рать москворецкая
скобы оскомины
песнь соловецкая.
половцы порознь
росль далекая
катится оползень
с неба высокого.
нам ли спасение
нам ль упования
длань воскресения
до расставания.
саваном кружится
нам ли за мукою
в темное кружево
связан порукою
в вольное плаванье
с паствой пологою
к пастве молчания
богова бога.
***
Что вы ищете мытари, блудники?
Там паскуды ваши сыны.
На распутье стоят распутники,
Да нет воинов - без вины,
Но раскаянье - частая вестница
Вам, терявшим заоблачный крен,
И отвесная на землю лестница
Пахнет вереском перемен.
***
Дышала холодом удача
захлопнула входную дверь
пляшу, как Соломея , плачу, -
иначе что же мне теперь...
безглавый арлекина клянчит
мою грошовую судьбу, -
⌠меняю сердце на тюрбанчик
и сахарное марабу■
молчи, меняла, дух разъятый,
исчезни в бестелесный дым.
И в пламени петух проклятый
сверкнет под гребнем золотым.
***
Колода карт, посмертие, -
не думать ни о чем?
а в космосе отверстия
вскрываются ключом,
а в комнате - окошечко
уводит в ясный сад,
по ниточкам по крошечкам
на волю пустишь ад,
лети, лети, кукушечка,
на крыльях мармелад,
а я шепну на ушко ей,
где этот божий сад.
***
Ах, на юге молва не беда,
где под солнцем поет тамада,
как на уличную круговерть
ходят под руку музыка, смерть,
на базарах течет серебро,
в тень адамово прячут ребро,
танцовщицы в браслетах и мгле
дышат холодом и божоле,
там просеяна ввысь бирюза,
звездным сумраком блещут глаза,
там, в изгибах горной реки
я оставлю свои башмаки.
***
я смотрюсь в свои колодцы
из зеркальной пустоты
слышен рокот первородства
безупречной черноты
там братва моя и морок
бравых орд перченый прах
и судьба шипит как порох
в моих каменных шатрах
***
Легкость - липко
душа моя дышло
хриплая скрипка
что вышло
то вышло
Андрей Полонский
из цикла "ИРОНИЧЕСКИЙ
ТРИПТИХ"
- Городской пейзаж.
Свалка на стройке. Нежится кот.
Солнце над свалкой. Под солнцем плакат.
Каркает ворон: солнце зайдет.
Кот соглашается: будет закат.
Прожектор и тот же плакат.
Не гаснет окно у соседних ворот.
Двое в постели. Молча лежат.
Каркает ворон: это пройдет.
Кот соглашается: будет восход,
Солнце и тот же плакат.
II.
На корабле у дураков
я видел стаю мотыльков,
четыре книжечки стихов,
шестнадцать тысяч васильков.
Там базилевс и бог Зевес,
в бокалах пенится цикута,
для всех людей довольно мест,
нарядно прибрана каюта.
Под стрекот кинокамер кот
там мышку серую жует.
ПРЕДМЕСТЬЯ.
Володе Адамовичу.
I
Утратив сочувствие к нищим,
потерянный в микрорайонах,
он нежность забытую ищет,
дитя комнатушки заемной,
в портретиках рок-музыкантов
и в снимках старинных парадов,
где всякий поручик, но с кантом,
как фраер, - красавица рядом.
А дождь, обратясь камнепадом,
для поздних влюбленных нелаком,
гноятся, хоть клиника рядом,
их струпья, покрытые лаком.
Автобус спешит к остановке,
он трогает грудь у подруги,
хоть честный, но слишком неловкий, -
напрасно вздымаются брюки.
Пол суток до центра отсюда,
когда ты отправишься пехом,
дорога от быта до блуда,
от скурвленных лет - к скоморохам.
В метро хороша облицовка,
она ж хороша на подружке,
а лет через восемь он ловко
приладится к общей кормушке.
Декабрьский снежок засыпает
его обстоятельства места,
и медленно в нем засыпает
звенящее чувство протеста.
II.
Колыбельная безумной прабабки.
Бог покинул этот край,
на гнедых умчался в рай,
спи, малютка, баю-бай,
засыпай.
У Него большой возок,
сам Он кучер, сам ездок,
а у нас такой видок,
не дай Бог.
Ходим-бродим кое-как,
душу губим во грехах,
жизнь проводит в кабаках,
в дураках.
Рай пускай и недалек,
да не пустят на порог,
и рождественский пирог
нам не впрок.
Жаль, Господь послал стареть,
не случилось помереть,
спи, малютка.
Подрастешь, начнешь вставать,
церкви Божьи разорять,
сладко, сладко...
III.
Но кто здесь жил, предместья славил
и по подъездам кайф ловил,
не соблюдал доступных правил
и ринулся в пролет перил.
Пусть огражденьями богата
судьба любая, только в ней
найдется брешь для виноватых:
чем больше правды - брешь крупней.
Видать, таков морали атом,
гусарский кодекс наших дней.
Теперь продолжим речь о благе
соития. Его бумаге
не передать. Но, слово чести,
и воздержанье- благодать,
особенно в подобном месте.
Спешит автобус к новоселам,
не каждый кажется веселым,
но смерть равно им не мила.
Скользит автобус. Солнце село.
Любовь вздыхает то и дело,
а сумку мужу отдала.
На муже грязная сорочка.
Их дома ждут щенок и дочка.
IY.
Жизнь грешна, а смерть- смешна,
на дворе- одна шпана,
только выйдешь- вот те на-
ты и сам уже она.
Y
Зимнее утро. Поздно.
Солнце прячет лицо.
Люди идут по звездам
к автобусу на кольцо.
Автобус набит под завязку,
труден его маршрут,
утренний город неласков,
все у нас устают.
Контроль невозможен в давке-
смешно пробивать талон.
Друг, не проси отставки
раньше собственных похорон.
YI
Я еще что-то стою
и на чем-то стою,
проклятый мир с любовью
кое-как, но пою.
Первая мудрость к сроку
хотела меня придушить,
но не достала, сука,
до главных глубин души.
Сергей Ташевский
КРАЙ
Край, каравай - сделай сердцем глоток,
Сделай шаг глазами,
Войди в поток,
Прибавь к своим пальцам еще пяток,
К году - свободу
Здесь, где тюрьма зареклась от сумы,
Где тьма откликается словом "мы",
Тетерев выключает ток,
Небо дует на воду.
Пробел, еще пробел - посреди зимы
Другие строки - сроки взаймы,
Немота не в тему.
Белым небом на землю
Идет твой край,
Пуста гортань пустыни,
Полна дорога в рай,
Но где мы, где мы?
Пасынком боли, паводком сна
На коротком поводке пробежит весна
Срежет стебли.
То ли кровь проступит, то ли слеза -
По вину не скажешь, откуда лоза,
В ту степь ли?
Мой друг, мой друг,
Что тебе взаймы
Дать - ни вины, ни весны, ни зимы
Нет у меня, благодатный день
Упал на плечи.
Время лечит нас, колеча других,
Но это память лежит на ветвях нагих,
А совсем не вечер.
* * *
Приручая Бога, кормя его мясом из рук,
Можно преуспеть.
Перечеркнуть вековечный испуг
Слабого слова "смерть".
И вот почему я поднимаю стада,
Грозы, города, людей без следа
Растаявших в аду - и вы забыли, когда.
Вы все забыли, все - понемногу.
Но река забвенья тоже может течь вспять,
А в оные годы вам было что терять,
И как ни бейся с волнами, будешь вспоминать,
И приплывешь в объятия Бога.
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ
Мы пишем строки о землетрясении,
Мы поем о землетрясении,
О том, как раскачивается дом, как рушатся стены,
Но беспомощны наши песни, наши слова!
Дом стоит неподвижно, как крепость...
И только
Стоит навек замолчать -
Земля содрогнется,
И красной кирпичной пылью
Наполнится воздух.
Мы шепчем слова о вере,
Мы молимся старой мерой
В одно зерно
Перед горами, у которых
Нет никаких резонов
С места сойти.
Мы даже не усомнимся, заранее зная,
Насколько будет беспомощной наша вера,
Но если умолкнем надолго, если забудем
Высокий мотив молитвы, и отвернемся,
Сделает шаг гора за нашей спиной.
Мы говорим о любви...
* * *
Нас приглашают на страшный суд,
Но вот что страшно:
А вдруг наврут, и понесут
Про быт пропащий,
Про образ жизни без образов,
Без обрезания,
В крезе, в кирзе, без тормозов
И наказания...
- Ну что же, welcome! Архангел сер,
И бел козел.
- А вы о чем мечтали, сэр,
Что повезет?
Как вековечно вам везло -
Не будет так,
Ведь то добро, а это зло,
А вы - дурак.
Но, просыпаясь, иду курить -
Приговоренный,
Без мысли быть или не быть
Определенной.
Басы храпят.
Все исполняют приговор,
И сладко спят,
И ждут покойных...
И думают, что в этих войнах
Я недостоин их в упор.
Яна Юзвак
ВЕНОК ПАРАСОНЕТОВ
1
Поэтический словарь - пустозвон,
порицатель смыслового письма.
Перестук, и дым-дома - не дома,
а удравший от цыган гарнизон.
Предсказательница крутит свой зонт,
я ей руку подаю не сама.
Крутит-вертится и сходит с ума
Нострадамус от чужих хромосом.
Не скучай, покуда вольная явь
округляет до участия сны,
портативные пророки вольны
комкать судьбы из мелодии в такт.
Лодка берегом, а ты переплавь
серебро на жидкотелый антракт.
2
Серебро - на жидкотелый антракт,
позолота - для театровых люстр.
Браво-бис, и подойти не боюсь
к дуракам, а ты, смотрю, не дурак:
наворачиваешь сакурный блюз
над нефтяночной глубинностью шахт.
У московских примадонн - глупый рак,
а у жительниц окраины - флюс.
На больничном недосмятом листе -
лимерики врачевателей рук:
раздевайтесь и ныряйте в постель -
вот лекарство и спаситель Аллах.
Русский сбрасывает спьяну сюртук,
на войне затвор ласкает вайнах.
3
На войне затвор ласкает вайнах -
мусульманская задворная шмаль
с головой берет, как старая шаль
мерзляков на городских валунах.
Эфа эфой, а ужаль - не ужаль -
яд змеиный будто проклят и наг.
Что томишься, ты - не лекарь, не маг
или даже не губастый Гамаль.
День длинится, и не нить ариадн
через шеи вяжет блеска колье:
пуля смертна, пуле - гильзовый ад.
Я - она, а ты, наверное, - он.
Через призрачье в забытый вальер,
в полупризрачье оставленных зон.
4
В полупризрачье оставленных зон,
островов, земель, песочниц, дворов
пастораль поет свободный урод -
одинокий дуралей Робинзон.
А у нас настолько климат суров,
что осталось только выпить - и сон,
а потом гортанить бля в унисон
и доить в лесах недойных коров.
По-над крышами медведицын ковш
льет на темя кислоту-молоко,
запивайте да бросайте свой грош
далеко-далече-вдаль-далеко.
Шекли возится в застывших мирах,
а поэты пусть везут свое ах.
5
А поэты пусть везут свое ах:
письма - в клочья, и любовник - в дуэль
впутал друга, секундант одурел,
весь в поту и засудейских делах.
Даровитый негодяй-минестрель
отпевает полкуплета в кулак -
ноги - в воду и под спину - гамак:
мелководье, поле, угольный мел.
Что за чушь - игра имен, чехарда,
и биограф ищет скрытый подтекст,
за спиной - платформа ввысь, в города,
по газонам не... Ну, да - на газон.
Ветер с юга, ветра нет, ветер есть -
констатированный вечностью стон.
6
Констатированный вечностью стон -
плагиат из каталога чудес.
Проведите, проведите ликбез:
лучше мух травить и ставить на кон
ноги, крылья, жало, сброшенный вес -
и в наброске - прямо Лаокоон.
Если пьешь, а все идет не вдогон,
значит, ты, по крайней мере, балбес.
Карнавал дурачит масками - я
в этом вареве почти что держусь
за костюм. Уставшим будет скамья,
казановам - потнотелый притон.
Мост построен из Ганновера в Шуйск
через Сену, через Днепр, через Дон.
7
Через Сену, через Днепр, через Дон
велеречие несносной воды
натирает на пловчихах волдырь,
а пловцы не пьют от скуки бордо.
Не туман дымит - туманится дым,
на прохожих липнет глупый восторг,
англичанин скажет вежливо: док,
я сегодня буду лучшим вторым.
Магистраль увязла в гуле авто:
скорость, треск, прибор почти на нуле.
Скинет батюшка молитву винтом
в прорезь будней, и прошепчет, мол, так
было раньше, и Господь ел филе -
с рыбьим жиром на шершавых устах.
8
С рыбьим жиром на шершавых устах,
с медным жаром в казахстанской степи,
ты не ной, бедняжка, просто терпи,
залезая на скрипучий верстак.
Стружка сыплет - вырастает напил,
для шлифовки снов не нужен наждак,
и в мозгах порядок, был бы бардак,
только ты вчера, увы, недопил.
За тоской-рекой весельева брань -
горемыка отпускает грехи:
вот за то тебе, что вырвал герань
и кричал, что так же вечен, как мы,
обжигающие ночью горшки,
отделившие суму от тюрьмы.
9
Отделившие суму от тюрьмы
снова вскинут через шею мешок,
у затейников игры - легкий шок:
перед дверью - снег, и дождь - за дверьми.
Краска бледная в измятинах щек,
знойный запах от замерзшей хурмы.
Я сжигаю на болотах камыш -
снято... скрыто дубля два... три... щелчок.
Философия дерьма - попмодерн,
задирают девки юбки до плеч,
были саксы, босняки, ГДР,
революции и голый Бойкот,
а поэты - нет, чтоб просто прилечь,
утопили фронтовой пароход.
10
Утопили фронтовой пароход
мироняне, не желая ни зла,
ни добра, поскольку уши осла
вечно лезли незадачливо в рот.
- Что молчишь? - Быть может, просто со сна
забываются сезоны и год,
и лежишь, как одураченный кот
в луже мякоти, а мякоть - весна.
Полемист заспорит жадно с глухим
о пристройках, новостройках, богах,
тот ответит, что придуман не им,
и вообще, зачем от зноя кумыс
пьют казахи у коней на рогах -
проще петь шансоны сонным немым.
11
Проще петь шансоны сонным немым.
Проще ветра только мельничный скрип.
Дон Кихот, конечно, по уши влип,
поменявшись там с собою самим.
Там нет холода, и призрачный нимб
так звучит, что сам собою губим,
крутит лопасти усильем тупым
старостольное соцветие лип.
Убегай-беги, бери оберег -
сердоликовый языческий вой.
Войны, вирши, католический бред
в долгом списке долгового листа
мироздания. Вали с головой
в занебесные глухие места.
12
В занебесные глухие места,
в позаоблачный ракитовый хлам.
На санскрите пустословие лам,
и молитва на иврите не та.
На подоле вышит гладью волан,
передернута нервозная сталь,
танцовщик запрячет шмаль по кустам -
не заметит даже сам Магеллан.
Вот и выждали. Пока тишина
забавляется с осокой-травой,
выжми гроздь и надави мне вина,
открыватель виноградных болот.
Допиваю - ты берешь под конвой:
я спускаюсь, дожевав антрекот.
13
Я спускаюсь, дожевав антрекот.
Дождь ворочает дурные глаза,
начинаю ход с любого туза -
все равно, что знают взломщики код.
Азиатские пределы - кинза,
иероглиф европейцу наврет,
горный цеп сколотит с неба базальт
и засыпет до тибетских ворот.
Ты смотри, не отражайся в руке,
прорицательница слишком глупа,
линевидные пути в кулаке,
и маршрут не углядеть-рассчитать.
Этим миром заправляет гопак,
карнавал-оркестр, цыган-пестрота.
14
Карнавал, оркестр, цыган, пестрота,
загибается от грусти шутник,
он заплакал, засмеялся, приник,
поднабрался и залез на чердак.
Собиратель недописанных книг,
переплетчик черновых бедолаг,
пудра в россыпь, на развес белый лак -
легкий, крашеный, манерный старик.
Ты спросил: и что же после меня -
пара приторных восторженных лиц,
обсуждающих течение дня,
уминающих несвежий бекон?
Не скучай и покажи свою кисть:
поэтический словарь-пустозвон.
15
Поэтический словарь - пустозвон,
серебро - на жидкотелый антракт.
На войне затвор ласкает вайнах -
в полупризрачье оставленных зон.
А поэты пусть везут свое ах -
констатированный вечностью стон
через Сену, через Днепр, через Дон
с рыбьим жиром на шершавых устах.
Отделившие суму от тюрьмы
утопили фронтовой пароход -
Проще петь шансоны сонным немым.
В занебесные глухие места
я спускаюсь, дожевав антрекот.
Карнавал - оркестр, цыган - пестрота.
26 февраля 2001 г.
|
